Текст книги "My Joy (СИ)"

Автор книги: Volupture

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 47 страниц)

– Например? – не выдержал Ховард, поднимая голову. Она спокойно разглядывала его с лёгкой улыбкой на губах.

– Ему нравится музыка, ты ведь знаешь? – о, он знал. – Он что-то пишет иногда, не показывая мне, но разве я смею настаивать на этом? У него должно быть личное пространство. А после наигрывает, предположительно, написанное на гитаре, бурча себе под нос.

Кивнув, Доминик предложил Мэрилин выпить. Он купил минералку, сок и кое-что покрепче, чем поспешил поделиться с ней, а та не отказалась и потянулась за пластмассовыми стаканчиками. Они молча сошлись во мнении, что в подобную погоду – идеальное сочетание тепла и прохладного ветра – приятнее всегда было влить себя что-нибудь с градусом едва ощутимым.

Не так давно и сам Ховард вновь завёл этот разговор, пока Мэттью лежал у него под боком после усиленной работы в зимнем саду. Он перенёс множество растений на улицу, расставил их в живописном порядке на заднем дворе и остался доволен собой, свалившись с ног от усталости и заснув, так и не вытребовав у учителя положенный ему поцелуй. Когда он проснулся, Доминик гладил его по волосам, перебирая тёмно-русые прядки пальцами и любуясь расслабленным после дрёмы лицом. Они переговаривались о прошедшем дне, разленившись ещё больше и отказываясь вставать даже для того, чтобы поесть, и под конец Беллами ляпнул, не подумав, о том, что со следующего учебного года у него будет куда больше свободного времени на себя.

– О чём ты? – незамедлительно среагировал Доминик.

– Я не хочу учиться в школе дальше.

– Мне казалось, ты хотел пойти работать только из-за финансовых проблем. Их ведь стало меньше, не так ли? – тот неохотно кивнул. – И твоя мама не загружена на работе так уж чтобы сильно, поэтому единственное, что от тебя требуется, – это учиться в школе, пока ты не надумаешь, кем хочешь стать в будущем.

– Я не знаю… кем, это пугает меня, – он чуть приподнялся на руках и заглянул учителю в глаза. – Почему многие уже знают, что хотят посвятить свою жизнь тому или иному занятию, а всё, что делаю я, – это мараю тетрадные листы, хожу в музыкальную секцию пару раз в неделю и мешаюсь у тебя дома.

– Ты не мешаешься, – Доминик погладил его по щеке, заставляя устроиться у себя у груди. Он обнял подростка за плечи и повёл ладонью по его шее, вплетая пальцы в волосы. – Поверь мне, многие и в день своего совершеннолетия понятия не имеют, чем хотят заниматься всю жизнь, и даже скажу больше – окончив университет по той или иной специальности, всё равно не чувствуют, что сделали верный выбор.

– Разве это не значит, что таким отчаянно неопределившимся следует идти работать туда, где особенно не хватает людей? Зачем засорять общество никому ненужными дипломами, если можно бросить школу и…

– Даже не думай. Твоя мама ничего не требует от тебя и всего лишь хочет, чтобы ты получал всё, что есть у других детей.

– Я уже не ребёнок, – среагировал Беллами вновь отнимая голову от груди Доминика.

– Мне ли об этом не знать? – рассмеявшись, Ховард смахнул с щёки Мэттью прядь волос и, ухватив его за талию, резко перевернулся вместе с ним на бок, оказавшись лицом к лицу. – Пообещай мне, что ты пойдёшь в школу в сентябре. Или хотя бы…

– Может быть, колледж? Знаешь, что-нибудь конкретное, я не хочу изучать ненужные мне предметы и дальше, хоть их и не так много, как могло бы быть, если бы я учился на общем курсе.

– Ты должен посоветоваться с мамой. Она только и ждёт того момента, когда ты позволишь ей участвовать в своей жизни.

– Я совсем отвык от этого… Но я постараюсь.

Теперь же сама Мэрилин завела разговор о дальнейшем обучении Мэттью, и Доминик всё так же усиленно строил задумчивое лицо, будто бы он не знал, о чём конкретно она поведает в следующие несколько минут.

– Он сказал, что хочет учиться дальше, но только не знает, где и на кого, и поэтому попросил лето на раздумья.

– Сейчас только конец апреля, у него ещё полно времени, и, возможно, он надумает немного раньше.

– Ты поговоришь с ним? Как педагог и как друг.

Доминик с трудом проглотил содержимое стаканчика, ощущая, как вместе с вином в горло проскальзывает и комок неловкости и недосказанности, который невозможно так просто проглотить. Он будет мешать дышать, ранить горло и в конечном итоге растворится сам по себе, когда ты уже привыкнешь к этому дискомфорту.

– Конечно, – пообещал он, отводя взгляд.

***

Когда Мэрилин отправилась на прогулку в ближайшую рощу по неотложным нуждам, она сказала ждать её через полчаса. «Свежий воздух всегда помогал принять мне самые сложные решения», – обронила она и удалилась, оставив Доминика наедине с Мэттью, который наевшись до отвала, лежал на животе и разглядывал какого-то жука, ползущего по травинке.

– Что скажешь об этом месте? – спросил Ховард через несколько минут, устраиваясь рядом, чтобы иметь возможность тихо переговариваться с подростком и снизить шансы быть подслушанным.

– Ты о нём рассказывал ещё тогда? Хейли разозлится, если узнает, что ты был со мной на пикнике, а её не позвал.

– Я уже подумал об этом, но было поздно… – Доминик приложил ладони к лицу, прячась от солнца, его очки по-прежнему были на Мэттью. – Как насчёт того, чтобы повторить на следующей неделе? Только ни слова о том, что мы уже здесь были. Кажется, как раз на днях должен зазвонить будильник, который она подарила.

– Я за, – Беллами повернулся на бок и стащил очки. – Ты купил апельсины? Серьёзно?

– Не подумал, – Ховард улыбнулся и продолжил почти неуловимым шёпотом: – Ведь ни одного из нас на самом деле нет аллергии на цитрусовые.

– Только у тебя, на яблоки и…

– И невозможность тебя поцеловать.

– Дурак, – Мэттью толкнул его в плечо и откатился в сторону. – Жду не дождусь, когда смогу искупаться в речке.

– Ты умеешь кататься на велосипеде? – Доминик сел и потянулся к пакету с провизией. На свежем воздухе есть хотелось невыносимо, и вся еда казалась произведением кулинарного искусства, несмотря на то, что была сделана незнакомыми им людьми из отдела готового питания в супермаркете.

– Конечно же… – Беллами тоже сел и сложил ноги по-турецки, – нет.

– Я могу тебя научить, хочешь?

– У меня нет велосипеда, – и снова этот обиженный жест, который был знаком Ховарду даже лучше, чем своя привычка кидать в собаку четы Худ утреннюю газету.

– Где-то в моём гараже специально для такого случая завалялся один, и я могу отдать его тебе, когда ты научишься на нём ездить.

– А если не научусь? Мне кажется, у меня нет талантов к вождению.

– Вот и проверим, – Доминик подмигнул и закинул в рот пару виноградин, жмурясь от удовольствия.

Мэттью подобрался к нему ближе и устроился головой на его коленях, раскрыв рот и одним только взглядом прося сладкую ягоду. Ховард огляделся по сторонам, прислушался и всё же позволил себе сделать то, о чём так убедительно просили, не произнося ни слова. День не мог стать ещё более идеальным, чем сейчас.

========== Глава 25 ==========

Май пришёл с липнущим к телу зноем, учащавшим дыхание, стоило только взобраться на четвёртый этаж. Солнце светило так, что полупрозрачные занавески на окнах служили будто бы мишенью для проворных лучей, проникающих сквозь лёгкую ткань и слепящих в самый ответственный момент. Доминик сощурился, прикладывая ладонь ребром ко лбу, и посмотрел на перистые облака, сероватыми клочками выделяющиеся на голубом небе. Погода буквально молила о том, чтобы её почтили своим присутствием, и скучающие школьники, расслабившиеся к концу учебного года, были с ней, конечно же, согласны. Атмосфера царила непозволительно распущенная, и сам Ховард изо всех сил старался собраться, хоть до окончания учебного года и был ещё почти целый месяц.

Мэттью по-прежнему сидел на последней парте – он то лениво грыз ручку, прикусывая её кончик передними или задними зубами, то пристально разглядывал учителя, тем самым сбивая с толку сильней, чем какие-то там солнечные лучи. Со дня на день должен был приехать его отец, чтобы провести здесь неопределённое количество времени, и Ховард слабовольно хотел наверстать предполагаемое упущенное время заранее, уже на третьем уроке из пяти начиная думать о том, чем именно они займутся после школы. Беллами без стеснения врал матери о том, что направляется гулять с приятелями, а сам, преодолев задний двор так, чтобы остаться никем незамеченным, открывал дверь припрятанным в кармане школьного пиджака ключом и направлялся в гостиную, чтобы дождаться Доминика. В последнее время они чаще всего возвращались из школы в разное время – Мэттью без каких-либо пререканий пользовался автобусом или ходил пешком, когда знал, что ждать придётся дольше обычного.

Ховард тихо поскрёбся в собственную дверь, боясь нашуметь, а после открыл её ключом так тихо, что даже профессиональные домушники позавидовали бы его мастерству. Все предосторожности были соблюдены не зря – Беллами спал на диване в гостиной, лёжа на животе и свесив руку к полу. По комнате мелодично разливались звуки старой пластинки, которую подросток где-то умудрился отыскать, а также воспользоваться проигрывателем, который… который будил множество воспоминаний. Джим любил подобное времяпрепровождение. Они сидели на этом же диване, забравшись под плед, слушали раритетные записи и читали книги, впитывая чужие мысли, чтобы после наперебой делиться ими за завтраком.

Всё менялось, и былая рана больше не беспокоила так сильно. Приятные воспоминания наводняли голову, прохаживаясь лёгким и даже приятным касанием, вытесняя трагичные, которые со временем почти испарились. Контролировать это удавалось не всегда, но даже такой прогресс радовал и напоминал о том, что его настоящее рядом, буквально под носом, и не нужно ничего эпохального, чтобы почувствовать себя важным в этой вселенной.

Доминик прошёл вглубь гостиной, сел на край дивана и улыбнулся, заметив, как Мэттью поморщился, резво задирая руку к лицу и почёсывая нос. Нагрузка в школе начинала возрастать, и времени на безделье у Беллами оставалось всё меньше. Количество обязательств к концу года возросло у обоих – так например, у Ховарда добавилась пара-тройка человек на дополнительных занятиях, и он исправно задерживался пару раз в неделю, разжёвывая невнимательным ученикам непонятый ими материал. Беллами по-прежнему увиливал от ответа, будет ли он сдавать выпускные экзамены в следующем году, а давить на него никогда не имело смысла – в случае чего, он задирал нос, поджимал губы и пропадал на целый час где-нибудь в глубине дома, отсиживаясь в зимнем саду или читая книгу на кухне, и Ховард не смел мешать ему. Потакать местами дурному характеру Беллами он и не собирался, но иногда всё же делал послабления, получая в ответ полную благодарности улыбку или объятья, невинные настолько, что не хотелось ничем их портить.

Солнечные лучи ловко скользнули в проём между неплотно закрытых штор, и Мэттью поморщился, когда один из них приземлился ему аккуратно между глаз. Он приоткрыл веки, моргнул пару раз и наконец обнаружил присутствие другого человека на диване, сидящего у него в ногах.

– Выспался? – шутливо спросил Доминик, касаясь ладонью его щиколотки, спрятанной под тканью тёмных школьных брюк.

– Нет, – буркнули в ответ и вновь уткнулись носом в крошечную диванную подушку.

– Чем ты занимался ночью?

– Спал, что я ещё мог делать? Ведь мама теперь редко работает по ночам.

– Ты должен быть этому рад, разве нет? И у тебя полно времени и днём, чтобы заняться своими маленькими грязными делишками, – рука скользнула выше, касаясь колена.

– Я рад, – в его тоне не было сомнения, – но иногда мне хочется… заняться чем-нибудь, знаешь?

– Чем же? – придвинувшись ближе, Ховард устроил ноги подростка у себя на бёдрах и с невозмутимым видом положил ладонь ему на задницу. Тот всё ещё лежал на животе.

– Ты часто снишься мне, – Мэттью запнулся, когда рука начала медленно поглаживать его, – и я просыпаюсь весь… мокрый.

– Где именно? – уточнил Доминик.

– Дурак, – Беллами фыркнул. – Весь потный и…

– И возбуждённый.

– Да…

Робкое подтверждение слов Ховарда ознаменовалось ещё и резким переворотом на спину, и Беллами, прикрыв глаза руками, распахнул рот и шумно выдохнул.

– Я просыпаюсь каждый раз, а после лежу в темноте, вслушиваясь в собственное дыхание, и не знаю, что делать.

– Я должен тебя научить справляться с этой проблемой, детка? – предложил Ховард, сам не понимая, шутит он или нет.

Присутствие Мэттью рядом волновало всегда, а сейчас подросток, разморённый обеденным сном, так и льнул к нему, заводя одной только мыслью о том, что он, Доминик, приходил к Беллами во сне. Рука вернулась с новым касанием к животу, давая почувствовать теплоту кожи даже через ткань рубашки.

– Что же я делал с тобой во сне? – спросил как можно более безразлично Ховард и повторил круговое движение по его животу.

– Ну… ты знаешь, – подросток не убирал рук от лица, по-прежнему предпочитая не открывать глаз. Быть может, так ему вспоминалось лучше.

– Если бы знал, то не спрашивал, не так ли?

– У тебя всегда есть ответ на любое моё слово. Не будь таким всезнающим, я чувствую себя глупым и… бесполезным.

– Ты не такой. Я всего лишь хочу развить разговор, который ты сам начал. Я снюсь тебе, – последняя фраза служила больше толчком к дальнейшему развитию событий, и Ховард форсировал их как мог, избегая нахальных предположений, жаждущих сорваться с языка.

Мэттью помолчал с минуту, а после, чуть двинув ногами и согнув их в коленях, выдал ощутимо капризное:

– Да.

Каждое слово из него нужно было почти в буквальном смысле выжимать, подбадривая, поощряя инициативу вообще начать об этом говорить. Он хоть и был достаточно активным в этом плане, то и дело не давая Ховарду прохода, но в итоге либо получал шлепок по заднице и приказ не мешаться, либо… Иногда Мэттью всё же удавалось спровоцировать на что-нибудь, и даже самой малости он радовался так, будто получил всё, о чём только мог мечтать.

– Как часто? – это было больше похоже на допрос с пристрастием, чем на разговор, интимность которого возрастала с каждым словом.

– А я тебе снюсь? – вместо ответа спросил Мэттью, чуть приподнимая голову, чтобы глянуть учителю в глаза.

– Достаточно часто, и я бы даже оставался доволен этим фактом, но всё же предпочту настоящего тебя, – Доминик сжал его колено и повёл пальцами выше, останавливаясь на середине бедра. – И я могу рассказать тебе о любом из них, если ты только попросишь, во всех подробностях.

Последние три слова он произнёс, наклонившись к Мэттью, а тот, ловя каждое слово, даже распахнул рот.

– Хочешь?

Тот незамедлительно кивнул.

– Тогда давай заключим сделку, – он снова сел прямо, по-прежнему позволяя ногам подростка покоиться на своих бёдрах, только тот теперь сидел, опершись спиной на подлокотник дивана.

– Какую ещё сделку?

– Ты рассказываешь мне о двух последних сновидениях, закравшихся в твою маленькую очаровательную голову, а я делаю ответную любезность, не жалея для тебя самых откровенных деталей.

Доминик откровенно блефовал. Сны снились ему так редко, что он даже не трудился их запоминать, а знакомые, практикующие осознанные сновидения, и того вызывали почти ощутимую зависть, ведь в подобных грёзах можно было не просто увидеть то, чего хотелось в обычной жизни, но к тому же и управлять процессом. Последним сном, который по странной случайности пришёл к нему с послеобеденной дрёмой, был привидевшийся визит Джима – с его грустной улыбкой, добрыми глазами и прощальными объятьями. Доминик часто об этом думал, переосмысляя и пытаясь уловить отголосок грусти в сердце. Но её место, вытеснив все трагичные подробности, заняли только воспоминания о лучших моментах. Первый шаг за порог их достроенного дома, каждая годовщина совместного проживания, проведённая в самых разных местах, первый серьёзный скандал – тоже вспоминающийся с улыбкой на губах – и, наконец, их последняя ночь. Доминик будто знал, что произойдёт нечто – может быть, и не столь трагичное, но в ту ночь он не желал выпускать его из своих объятий.

– Я согласен, – произнёс Мэттью, вырывая его из лёгкого забытья. Подросток резко поменял положение, взобравшись к учителю на колени, и призывно заглянул в глаза.

Тем не менее, Ховард мог выдумать только для него что угодно, описать любую из своих фантазий, которыми он грешил время от времени, запираясь в душе или лёжа на постели, откидывая одеяло, когда становилось так душно, что невозможно было нормально дышать…

– Начинай, детка, – приободрил он, опуская ладони на талию Беллами.

Тот охнул от удовольствия, облизал губы и прикрыл глаза, будто бы сосредотачиваясь.

– Позавчера ты пришёл ко мне во сне, даже не постучав в дверь, – чуть подумав, выдал на одном дыхании Мэттью. – Распахнул её, прошёл в гостиную и…

– Неужели я заявился к тебе домой? – перебил его Ховард, ничуть не жалея об этом, почувствовав, как на его плечах сжались пальцы.

– Да, совершенно бесцеремонно, даже не думая спрашивать, не занят ли я чем-нибудь… А вдруг я делал бы уроки или…

– Не увиливай, – Доминик ощутимо приложился ладонью по его заднице, и тот потрясённо выдохнул.

– Я не умею быть откровенным, потому что чувствую себя ужасно, говоря обо всех этих вещах.

– Ты дал своё согласие, помнишь? Это что-то вроде обмена, – руки почти невесомо поглаживали Мэттью по спине, то перетекая продолжительной лаской по лопаткам, то двигаясь вниз по позвонкам, пересчитывая их. – Ты не обязан говорить то, что кажется тебе… ужасно запретным.

Тот ущипнул Доминика за шею и рассмеялся, показывая язык.

– После всего, что ты делал со мной, слова кажутся пустым местом.

Это прозвучало в исполнении Беллами несколько устрашающе, отчего Ховард с сомнением глянул ему в лицо.

– Я делал?

– Ты, – Мэттью кивнул, – ты и твои умелые руки, а особенно… пальцы.

– Расскажи мне о моих пальцах, – Доминик улыбнулся, откидывая голову на спинку дивана.

– Ты снова делал это во сне. Я был в душе, а ты открыл дверь и скользнул ко мне за занавеску, прижимая к стенке и… – он замолчал, упрямо кусая губы и смотря куда-то в сторону.

– Тебе не нужно стесняться меня, – погладив его по волосам, Ховард заправил выбившиеся прядки ему за уши и замер ладонями на его щеках. – Я люблю в тебе всё, даже твой дурной характер и привычку не мыть за собой посуду.

– Эй! – Мэттью рассмеялся, и Доминик смог почувствовать это, под его пальцами растянулась довольная улыбка подростка.

Он повёл ладонями вниз, касаясь шеи, проскальзывая на мгновение за ворот рубашки, чуть расслабляя школьный галстук, а после, не встретив никакого сопротивления, только заслышав сбивчивое дыхание, шёпотом произнёс:

– Когда я и понятия не имел, что именно ты проявишь инициативу, целуя меня первым, я видел сон. Ты явился ко мне в класс и запер дверь, – начал Доминик и замолк, наслаждаясь произведённым эффектом.

– И… что же? – с любопытством спросил Мэттью, наваливаясь всем телом на учителя, обняв его за плечи и устроив голову у него на плече.

– Ты приблизился и уселся ко мне на колени, почти так же, как и сейчас.

– Правда? И что ты сделал? – это было больше похоже на допрос, но интерес Мэттью поощрял выдумывать и дальше, но Доминик старался не увлекаться.

– Что я мог сделать? Я понятия не имел, что это сон, но твои ладони заскользили по моему животу, оглаживали старательно и невинно настолько, насколько это вообще могло быть в твоём исполнении. Ты смотрел мне в глаза и спрашивал разрешения не столько у меня, сколько у самого себя, принимая очень важное решение.

Беллами сжал коленями бёдра учителя и громче засопел ему на ухо, даже и не думая что-либо говорить – он внимательно слушал.

– И что же я решил, мистер Ховард? – в его интонации скользило послушание, то самое, коим он приправлял свои реплики, будучи едва знакомым с учителем.

Тогда, в столовой, покупая ему чай; оставаясь после уроков, чтобы сказать одну единственную фразу, а после нестись со всех ног на автобус; высматривая среди учеников на обеденном перерыве, торча на улице, чтобы одарить одним единственным озорным взглядом и скрыться из виду, никак себя не выдав. Воспоминания кружили голову, а возможность касаться так, как захочешь и вовсе сводила с ума.

– Вы испугались и убежали, мистер Беллами, – выдал Ховард и, не сдержавшись, расхохотался, когда Мэттью надулся и сощурился. – Даже не попрощавшись.

– Так нечестно.

– Правда? Тогда поделись своим сном, а я отвечу тебе любезностью. Очень откровенной.

Кажется, в голове подростка начали вертеться огромные гайки, вынуждая хмуриться, выдавая проворачиваемый в его тёмной макушке умственный процесс. Его характер с натяжкой можно было назвать покладистым, но ощутимых проблем Доминику он не доставлял, поэтому его капризам хотелось потакать чаще необходимого, но всё же иногда приходилось выуживать что-то почти насильно. В такие моменты Беллами шёл до конца, капризничал и пытался перевести тему разговора – особенно, когда речь заходила о дальнейшем обучении в школе.

– Я был в душе, – наконец продолжил Мэттью; на его щеках привычно выступили красноватые пятнышки румянца, – ты отодвинул занавеску, скинул с себя всю одежду и прижался ко мне, обнажённый и… очень решительный.

Доминик жадно кивнул. Он рассматривал его лицо, боясь упустить хотя бы одну деталь, а подросток продолжал смущённо глазеть в сторону, при этом всё же принимая лёгкие поглаживания по спине и позволяя любоваться собой.

– Я не думал о том, что нас может кто-то… застать, – продолжил он, облизывая губы, – наоборот наслаждался тем, что ты, наконец, не думаешь тысячу раз перед тем, как позволить себе что-нибудь, а просто делаешь. Это приятно.

– Я нерешительный? – Доминик усмехнулся.

– Нет, ты слишком много думаешь. Иногда это… лишнее, – Мэттью улыбнулся и поднял взгляд, воззрившись хитро и одновременно с этим смущённо. – Иногда ты действуешь так, как хочешь, не пытаясь предположить, что будет дальше.

– Тебе нравится спонтанность? Я запомню это.

– Мне нравится, когда ты отпускаешь себя, не заморачиваешься, понимаешь? Тогда ты настоящий, а не мистер Ховард, учитель английского и литературы. Мой Доминик, который с секунды на секунду разразится чем-то невероятно пошлым, чтобы я… – он запнулся, смутившись собственной тирады, – чтобы я слушал тебя с открытым ртом.

Доминик растянул губы в самодовольной улыбке, даже оказавшись полностью разоблачённым. Ему нравилось быть учтивым с Мэттью, ведь тот заслуживал этого, и даже больше. Но также ему нравились те редкие моменты, когда он, раззадоренный до неприличия, делал что-то такое, отчего голова шла кругом, а его мальчик, задыхаясь от смущения, только и делал что распахивал рот в немом восхищении.

– Если ты правда хочешь знать, – начал он, ласково проезжаясь ладонями по изящной спине, – то я расскажу тебе всё настолько откровенно, насколько ты заслуживаешь.

В ответ кивнули и игриво прикусили губу, замирая в ожидании. Пальцы Беллами сжались на плечах учителя, прошлись аккуратным касанием от шеи до плечевого сустава и вернулись на место, – словно так и было нужно, – замерев константой в подобном положении.

– Всё всегда начинается с того, что ты заявляешься ко мне в дом, растрёпанный и донельзя самодовольный. Бредёшь туда, куда тебе заблагорассудится, тянешь меня за собой, а я беспрекословно следую, не смея возражать, потому что…кто я такой, чтобы это делать? Ты изводил меня непонятными мне взглядами, вертелся рядом и вёл себя странно, пока в определённый момент не вложил кое-что мне в руку.

– Что же? – нетерпеливо спросил Мэттью.

– Смазку, детка. Тюбик смазки, согретый твоими тёплыми пальцами.

В ответ раздалась только оглушительная тишина. Кажется, что тот перестал даже дышать, распахнув удивлённо рот и глаза. На его щеках незамедлительно выступил яркий румянец, а нижняя губа, которую он беспрестанно кусал, дрогнула.

– Я подхватил тебя на руки и потащил наверх, а ты изводил меня влажными поцелуями и несдержанными стонами, вцепившись в меня намертво. Мы не добрались до второго этажа, потому что на середине лестницы ты утянул меня на себя, и я рухнул сверху, не прекращая целовать. В моих пальцах всё ещё был зажат тот самый тюбик, который ты выхватил и открыл крышечку, и знаешь зачем?

Все эти слова Доминик произносил, не прерывая зрительный контакт с подростком, сидящим у него на коленях. Мэттью отводил взгляд, смотрел куда угодно, краснел и рвано дышал – шокированный, смущённый, но возбуждённый. В ответ раздалось только тихое и неуверенное:

– Знаю.

– И зачем же?

– Мы уже использовали… это.

– Я трахал тебя пальцами, и даже не во сне, – смакуя каждое слово, произнёс Ховард. – Но в стране грёз мне было дозволено куда больше, чем здесь, в реальной жизни. Я раздел тебя так быстро, что удивился бы, если бы не осознавал вполне чётко, что это сон. Ты оказался на коленях, обнажённый и готовый на всё. Вскинул задницу мне навстречу, когда я только коснулся тебя, и это движение дало мне понять, что пора. Двигая двумя пальцами, я целовал твою шею, свободной рукой оглаживая себя, уже раздетого и до предела возбуждённого. Мне нравилось делать это с тобой, потому что каждый раз я думаю о тебе, когда рука оказывается на члене, а в голове тут же возникают воспоминания тех моментов, когда я мог целовать тебя куда более откровенно, чем ты позволяешь мне в обычные дни…

– Я бы позволил вам большее, – с ощутимым трудом выдавил Мэттью, пряча лицо в руках. – Боже, сэр…

Он двинул бёдрами, простонав и послав тем самым очередной импульс в мозг Ховарда. Оба были на пределе, но время разделаться с этим напряжением не пришло.

– Готов ли ты услышать продолжение?

Доминик продолжал выдумывать, смакуя каждый образ в голове.

– Я вошёл в тебя без предупреждения и какой-либо… защиты. Протолкнулся внутрь, даже не пытаясь осознать, что это мог бы быть твой первый раз… И он явно не был таковым, потому что ты тут же подался мне навстречу, стеная как маленькая нимфоманка, и мне пришлось даже прижать твои ладони к ступенькам, чтобы удержать на месте.

Мэттью продолжал прятать лицо руками, дышал часто и сбивчиво, содрогаясь всем телом. А Доминик понимал, что вряд ли сможет себя остановить, пока не расскажет всё то, что вообразил себе за долю секунды; каждое слово, должное слететь с языка, было одно порочнее другого.

– Двигаясь грубо, я ловил твои стоны губами, когда ты повернул ко мне голову, одарив тем самым взглядом, под которым теряюсь даже я, едва его завидев… Детка, – огладив Мэттью по груди, Доминик привлёк его к себе и уложил на грудь, обняв руками.

Тот всхлипнул, то ли пытаясь успокоиться, то ли напротив – раззадорить ещё больше. Это выходило у них обоих блестяще, и чувствовать возбуждение подростка, упирающееся в живот, оказалось для Доминика лучшей мотивацией продолжать рассказывать эти ужасно пошлые вещи.

– Я двигался быстро, хоть и прекрасно понимал, что тебе нужен другой темп – более обходительный и ласковый, – но демоны, кружащие голову, не давали мне сделать всё идеально и правильно. Ты стонал и извивался, шептал что-то, а я даже не пытался прислушиваться, прекрасно зная, что это было чем-то вроде «ещё» и «сильнее», потому что я чувствовал, как ты сжимался вокруг меня, желая усилить ощущения не только для себя, но и для меня. Именно в этот момент я и понял, что ты получал удовольствие от подобного действа, и не такое, как обычно. Хочешь знать, что было дальше?

Спрашивать подобное было скорее насмешкой, нежели желанием узнать мнение Беллами относительно этого вопроса. Тот был готов на что угодно, в том числе и на осуществление услышанного в реальном времени, но данное друг другу обещание дарило терпения куда больше, чем можно было себе представить.

– Хочу, – твёрдо произнёс Мэттью.

Он коснулся обеими ладонями шеи Доминика, глянул ему в лицо из-под ресниц и закусил губу, всем своим видом выражая восторг ситуацией, несмотря на смущение, окрасившее его скулы в ярко-розовый цвет.

– Или, может быть… ты хочешь рассказать о том, что снилось тебе? – он не терял надежду выпытать таким ненавязчивым способом всё то, о чём подросток не желал рассказывать из-за охватившего его смущения.

– Не хочу, – всё той же интонацией ответил Мэттью, показывая ему язык.

Его смелость даже в подобной ситуации забавляла, не оставляя место раздражению от его упрямства.

– Я спросил, нравится ли тебе, когда я действую именно так, не заботясь о том, кончил ли ты, или вот-вот перешагнёшь ту самую черту… Но ты ничего не ответил, только застонал так громко, словно это был вовсе не сон, и брызнул белёсыми каплями на ступеньки, сжимаясь вокруг меня, истекая удовольствием и стеная так громко, что если бы мы были не одни в доме, у меня возникли бы проблемы.

– У нас бы возникли, – шепнул Мэттью, вновь начиная дышать. Громко, с надрывом, даже хрипло, будто бы он должен был с секунды на секунду задохнуться от переизбытка чувств.

– В тот момент мне было плевать на всё, пока я двигался в тебе, с последним толчком изливаясь глубоко внутрь, чувствуя, как ты пульсируешь вокруг меня и продолжаешь тихо постанывать от полученного удовольствия.

– Я сейчас сойду с ума, – прошептал Беллами, прижимаясь теснее и начиная ёрзать в каком-то одному ему известном темпе. – Что будет в июне? Получу ли я всё то, о чём ты рассказываешь?

– Обязательно получишь, – поспешил с ответом Доминик.

– А что было дальше? – эти слова Мэттью произнёс ему уже на ухо, касаясь мочки губами.

– Дальше? – Ховарду даже не пришлось напрягаться, чтобы выдумать продолжение этой… «истории». – Я подхватил тебя на руки и понёс в душ, и уже там ты, вцепившийся в меня как маленький клещ, вновь продемонстрировал своё желание.

– Как же? – касания переросли в настойчивые поглаживания.

Сдерживать себя удавалось с большим трудом. Разумом подростка управляли гормоны, а Ховард, раззадоренный собственным выдуманным рассказом, чувствовал себя обыгранным и обманутым. Мэттью получал от процесса вполне ощутимое удовольствие, ёрзал и соблазнял едва незаметными жестами – лёгким наклоном головы, прикусыванием нижней губы и языком, быстро облизывающим место укуса.

– Ты встал передо мной на колени, – собравшись с последними силами, выдал Ховард, – и сделал то, чего ещё никогда и ни с кем не делал.

– Думаешь, после того, что было на лестнице, меня удивит это? – Мэттью усмехнулся. Нахально, даже самодовольно.

– Я не задавался целью удивить тебя, – вполне честно признался Доминик.

Скорее, раззадорить их обоих, если уж ситуация позволяла провести вдвоём лишнюю пару часов, прежде чем множество дел не разлучит их до следующего дня.

– Всего лишь пересказал один из своих снов, и, надо заметить, один из самых… безобидных. Как жаль, что ты не хочешь сделать ответную любезность и рассказать, что именно делал нахально ворвавшийся в твой дом мистер Ховард, забыв спросить разрешение.