Текст книги "My Joy (СИ)"

Автор книги: Volupture

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 47 страниц)

– Со временем я узнавала тебя, не торопя себя. Приглашала на ужины, зная, что это понравится Мэтту; гуляла с вами в парке и не принимала близко к сердцу то, что он перестал говорить со мной, наконец отыскав в безразличной толпе несколько человек, которых мог назвать друзьями. И с того момента всё пошло так, как мы оба того хотели.

Доминик, сидящий как каменное изваяние, даже не думал реагировать, хорошо понимая, что любое его слово не только не улучшит его положение, а только будет способно ухудшить его. Но отчего-то последняя фраза произвела на него впечатление, вызвав несколько вопросов, которые он хоть и хотел задать, но продолжал помалкивать, сверля сосредоточенным взглядом поверхность стола с лежащей на ней рубашкой.

– Я погрузилась в работу, отчего-то посчитав, что это поможет решить все мои проблемы, как семейные, так и личные. Погоня за дополнительными финансами и бесконечное желание помогать людям, зная, что они не помогут мне в ответ, не принесла мне должного счастья. В это время жизнь одновременно налаживалась и разлаживалась вконец.

Как бы Мэрилин ни пыталась обходиться общими фразами, Доминик отчётливо представлял всё, что она говорила. На какой-то момент ему показалось, что она и сама не знала, какие эмоции испытывала. Должна ли была злиться или испытывать опустошение, или, быть может, пройти все стадии принятия неизбежного, начав со стандартного отрицания? Если не знала она, то тем более не знал и он.

– Знаешь, это действительно было сложно понять, – наконец сказала она, помолчав добрых минут пять. Громогласное тиканье часов, висящих на стене, раздражало и вместе с этим успокаивало. Если вообще могло что-либо успокоить судорожно стучащее сердце. – Может быть поэтому мне и нужны ответы хотя бы сейчас, когда уже настолько поздно.

– Чтобы получить ответ, нужно задать вопрос, – попытался Доминик.

– Мне нравится то, как ты держишься.

Если бы графство вздумало вручать премию за умение держать себя в руках, Доминик занял бы одно из первых мест. Он попытался улыбнуться, но мышцы лица словно одеревенели, отказываясь подчиняться импульсам, поэтому на его губах отразилось некое подобие улыбки, больше похожее на нервную гримасу.

– Сегодня двадцать четвёртое июля, – она коснулась ладонью воротника злополучной рубашки. – Я нашла её в тот день, когда Мэттью даже не удосужился забросить свою грязную одежду в стиральную машину после так называемого выпускного дня, когда он и десятки других детей закончили учебный год.

Подсчитать оказалось несложно. Догадка зрела в голове Мэрилин без малого двадцать дней, и невозможно было предугадать то, что в конечном счёте она решила для самой себя.

– Каждый вечер я садилась за этот стол, наливала чашку чая и, будто бы ничего не произошло, сидела по часу или два, копаясь в памяти, заодно наблюдая за Мэттью, бродящим туда-сюда. Иногда он присаживался ко мне и начинал что-нибудь рассказывать, подкидывая новую пищу для размышлений или напоминая о том, о чём я совсем позабыла. И каждый раз он бывал в хорошем настроении – иногда задумчивый, но всегда отзывчивый и готовый говорить со мной до поздней ночи, прежде чем усталость не брала своё. И даже улёгшись в постель, я продолжала анализировать, с каждым днём путаясь всё больше в показаниях собственного разума.

Эмоционально закончив, она вновь обрела спокойный вид. Имея возможность двадцать дней обдумывать то, о чём другой и не помыслил бы размышлять, вместо этого направившись к объекту беспокойства и попросту решив всё раз и навсегда, она отчего-то продолжала стойко переносить случившееся, хоть и имела в данный момент возможность сделать что угодно. И Доминик бы позволил ей.

– Моё знакомство с Робертом окончательно перевернуло всё с ног на голову, или же наоборот – расставило на свои места то, что пребывало на голове? Твой давний знакомый, владелец частной клиники, честный работодатель… разве можно было мечтать о большем? И единственный вопрос, который я хочу задать тебе в эту минуту: для кого ты делал это? Для себя, для Мэттью или для всех нас?

– Никогда не задумывался над этим, – Доминик следил за беспокойно подрагивающими пальцами женщины перед собой. – У меня никогда не было плана.

– Хорошо, – она вздохнула. Судя по её лицу, ничего хорошего во всём этого для неё явно не было. – Я пропустила через себя множество эпизодов, и всё сложилось в один большой и сложный паззл только сегодня.

Она встала и принялась ходить по кухне, то протирая что-нибудь, то вновь возвращаясь к столу, но не решаясь сесть за него.

– Я даже не пошла на работу сегодня, потому что утром окончательно осознала произошедшее и почувствовала беспокойство.

Доминику было больно слушать её, и ему ничуть не хотелось переживать о себе, потому что все тревоги уже давно покинули его, уступив место тёмному ожиданию. Ожиданию неизбежного, о чём он и Хейли с радостью шутили, о чём Том предупреждал его, внимательно смотря своими тёмными глазами… о чём сам Доминик не думал уже пару месяцев, отчего-то решив, что всё худшее позади.

– Роберт обещал приехать после обеда. Он думает, что я заболела.

– Волноваться о других у него в крови.

– Так же как и у нас с тобой.

В прихожей раздался шум, следом за которым послышался звук хлопнувшей двери. Мэттью вернулся из магазина с пакетами, которыми он шуршал до тех пор, пока не показался в дверях кухни.

– Ты всё купил? – делано беззаботным тоном спросила Мэрилин.

– Не нашёл только батарейки для настенных часов, – он нахмурился. – Они вообще нужны нам?

– Конечно же нужны, милый, – она улыбнулась и подошла к сыну, чтобы забрать пакеты.

Начав раскладывать продукты по шкафчикам, изредка пряча кое-что в холодильник, она сказала:

– Завтра приезжает твой отец. Реши до вечера, хочешь ли ты видеть его и, если хочешь, подумай над тем, будет ли у тебя желание отправиться в Стокпорт вместе с ним, – договорив, она повернулась к ним лицом и продолжила с привычной для её лица улыбкой: – Может быть, пообедаете перед тем, как вновь покинуть меня?

***

Даже если бы Доминику внезапно стала грозить смертная казнь за молчание, он бы всё равно не обронил ни слова. Сидя за обедом с семьёй Беллами, он думал только о состоявшемся разговоре, пытаясь понять, к чему они с Мэрилин пришли в итоге. Но могли ли они сделать это, если она сама не знала, что хочет сказать? Выражение её лица то делалось необычайно грустным, – но только на краткий миг, – то вновь становилось жизнерадостным и буквально излучающим свет.

Беседа неспешно текла обо всём, о чём приличия позволяли толковать за обедом. Обсудив здоровье Сары, Мэттью и Мэрилин продолжили говорить о вчерашнем пикнике, и это стало поводом поведать ей о красоте парка, куда немногочисленную компанию каким-то чудом занесло.

– Вы вернётесь туда сегодня?

– Крис и Морган уже разъехались по домам, – честно сообщил Мэттью.

– Тогда вы могли бы остаться на ужин, Роберт как раз скоро придёт. После мы отправимся с ним в клинику, я договорилась о ночной смене вместо пропущенной дневной.

Всё происходящее вызывало непонимание такой силы, что в пору было усомниться в реальности этого обеда и, тем более, предстоящего ужина, состоявшегося немного раньше привычных семи тридцати вечера. Доминик продолжал молчать, поздоровавшись с Робертом, прибывшим точно по расписанию, и старался не смотреть ни на Мэрилин, ни на Мэттью. Подросток то и дело корчил рожицы Роберту, болтал без умолку о том, как ему нравятся озёра и реки, и не выглядел обеспокоенным даже на самую малость.

Когда Роберт вышел на улицу, Мэттью выскользнул вслед за ним, чтобы посмотреть на новую машину своего потенциального отчима, о которой тот не забыл упомянуть за ужином, красочно расписав не только достоинства авто, но и его недостатки. Задавшись целью не двигаться с места до Второго Пришествия, Доминик не заметил, как вновь остался один на один с Мэрилин.

– Уже ничего не изменить, – сказала она, неотрывно глядя в зеркало, удерживаемое в её изящной руке.

Она встала и ухватила с дивана сумочку, прошлась по гостиной, собрала недостающие для работы вещи и напоследок обронила голосом лишённым всяких эмоций:

– Мы ещё не раз поговорим об этом, Доминик. Если позволишь, я загляну послезавтра к тебе домой.

– Конечно, – он слабо кивнул, – в любое время.

День не мог сделаться более странным, чем был в этот момент. Доминик громко выдохнул, стоило Мэрилин прикрыть за собой дверь в прихожей, и глупо уставился на чашку из-под чая со следами помады. Через пару минут вернулся Мэттью и уселся к нему на колени, обняв за шею и утыкаясь носом в светлые волосы.

– Что с тобой?

– Пытаюсь вспомнить, какой чай любит твоя мама.

– Готов поспорить на гитару мистера Джонса, что она не различит даже чёрный и зелёный чаи.

– Ты думаешь?

– Она любит кофе, а чай подаёт только гостям.

– Тогда послезавтра я буду угощать её кофе.

– А меня? Чем ты будешь угощать меня? – Мэттью улыбнулся, зарываясь носом в плечо Доминика.

– Вынужден сообщить, что это будет диалог с глазу на глаз.

– Чего она хочет? – Беллами мгновенно напрягся и поднял голову.

– Кажется, она настроена весьма мирно, – Доминик практически не лгал, говоря подобное. Вопреки всем ожиданиям и каким-никаким общественным нормам, Мэрилин вела стоически настолько, что переживания отошли на задний план. Каким-то образом стоило дождаться послезавтра и уже в этот день выяснить, стоит ли ему паковать чемоданы и в спешке покидать город.

Решив вести себя так же, как и несколькими часами ранее, Доминик увлёкся разговором с Мэттью, после был втянут в игру на составление слов и, конечно же, одержал в ней победу, выложив из пластмассовых квадратиков с буквами такие слова, о существовании которых Беллами и не догадывался.

– Так нечестно, – незамедлительно сообщил он, надув губы. – Ты должен был поддаваться.

– Когда-нибудь ты обыграешь меня, даже если я не буду поддаваться, – серьёзно сообщил ему Доминик, сметая все квадратики с поля и начиная выкладывать новое длинное слово.

– Так ты поддавался?

– Разве что самую малость.

– Эти твои сотни и тысячи прочитанных книг лишают меня возможности обыграть тебя когда-нибудь.

Доминик усмехнулся. Книги никогда не были его помощниками, и он редко искал в них ответ на какие-либо вопросы. Он переживал вместе с героями романов, радовался их счастью, но редко брал с вымышленных или же реально имевших место быть героев пример, предпочитая наступать на личные грабли – иногда даже по несколько раз.

– Есть десятки и сотни игр, в которых ты сделаешь меня в два счёта, – попытался ободрить он, убирая скраббл со стола, когда буквенный лабиринт выдал одно замысловатое слово, за которое он мог получить немало очков.

«Неопределённость»

***

На следующий день Мэттью отправился с отцом в Стокпорт, затерявшись там до обеда следующего дня. Весь день он писал Доминику самые разные сообщения, начиная с попыток прогнать хандру, не так уж внезапную повисшую над его бывшим учителем, и заканчивая неловкими попытками флиртовать. И, только вернувшись в Лидс, сразу же примчался к Доминику домой, прямо в дверях повиснув на его шее. Оставшуюся часть дня они провели в странной тишине, читая и иногда вставая с дивана, чтобы переключить песню на проигрывателе или чем-нибудь перекусить на кухне.

Только и думая о том, что именно принесёт с собой завтрашний разговор с Мэрилин, он не чувствовал сильного беспокойства хотя бы потому, что Мэттью был рядом с ним. Иногда подросток поднимал глаза от книги, долго разглядывая его лицо, и под конец этого зрительного контакта, улыбался – довольно и, наверное, ободряюще. По крайней мере, сам Ховард думал так, видя во всех жестах Беллами попытки уладить что-то, чего он не знал, ведь он всегда умел тонко чувствовать, улавливая чужие переживания, даже если не знал об этом наверняка. Даже если сам не осознавал, что пытался успокоить кого-либо, он делал это – жестами, словами, ласковыми касаниями или, в конце концов, сводящими с ума поцелуями, от которых любой вконец лишился бы всех проблем хотя бы на тот момент, пока губы Мэттью касались где-то под подбородком, медленно перемещаясь на шею.

– Ты не расскажешь мне, да? – всё-таки спросил Мэттью, когда они уже стояли в конце улицы, аккуратно перед остановкой общественного транспорта.

– О чём? – на всякий случай сделал попытку Доминик.

– Если бы я знал, то задал бы вопрос конкретнее.

– Ты стал говорить как я, – он надеялся успеть закончить разговор на чём-то незначительном, прежде чем приедет автобус. – Надеюсь, что это не так заметно для остальных.

– Вообще-то заметно, – Беллами показал ему язык и отвернулся. – Значит не расскажешь.

– Очередные ничего не значащие переживания.

– Из-за нас?

– Конечно нет, – Ховард огляделся и буквально на несколько секунд обхватил плечи Мэттью одной рукой, прижавшись грудью к его спине. Он склонился к уху подростка и прошептал: – Я уверен, что все мои страхи со дня на день потеряют весь смысл.

– Ты всегда говоришь так.

– Но ведь ничего страшного пока не произошло? – он отстранился, резко выпрямившись.

– Да. И не произойдёт.

Доминику очень хотелось верить, что так и будет.

***

Сдержав обещание, Доминик проторчал весь день, в который Мэрилин обещалась нагрянуть в гости, дома, отказав себе даже в походе в магазин. Он предпринял несколько попыток расслабиться, заварив сразу три чайника с чаем и заказал пиццу и что-то из китайской еды, с удовольствием предавшись акту гедонизма под вечер. Ближе к девяти в дверь позвонили, и сомнений относительно личности гостя не возникло.

Пригласив Мэрилин в гостиную, он наспех прибрался на журнальном столике, на который весь день усердно бросал обёртки от конфет и чайные пакетики и рассыпал сахар. Весь хлам отправился в мусорную корзину, а сам Доминик уселся на диван, дождавшись, пока мать Мэттью не сядет первой.

– Самая странная ситуация, в которой я оказывалась, поверь, – начала она. – Хоть раньше мне и казалось, что страннее не будет.

Доминик кивнул.

– Если бы не почти месяц, который я провела в попытках вспомнить всё хорошее, что происходило за этот год, я бы вытворила что-нибудь ужасное, – она позволила себе улыбнуться.

Отказавшись от чая, Мэрилин не стала перечить, когда ей указали на непочатую бутылку мартини, стоящую на столе. Ко всему прочему, она взяла протянутую ей пачку сигарет и, изящным движением достав одну сигарету, прикурила её от поднесённой Домиником зажигалки. Выпустив упругую струю дыма, она прикрыла глаза.

– Я знаю, почему мой сын пожелал перевестись из одной школы в другую. И всё то время, пока он болтал о том, что хотел уйти и из этой, я искала причину, схожую со старой. Но всё отказывалось проясняться, потому что я и подумать не могла, что ему кто-то досаждает, ведь весь год он был столь жизнерадостным, пускай иногда и закрытым – он ведь подросток, не так ли? – а после я всё же приняла его версию, что он хочет помогать мне финансово. Но под конец учебного года он перестал говорить об уходе из школы, и мне стало известно, что ты уволился. Странные совпадения, правда? – она открыла глаза и сделала очередную глубокую затяжку, не волнуясь о том, как это выглядит со стороны. – Я бы подумала самое страшное, если бы не видела вас вдвоём и этот его взгляд, пускай он и отводил смущённо глаза, стоило мне войти в комнату, где вы сидели. А после началась череда наших совместных прогулок, скромных чайных церемоний и прочих приятнейших вещей, о которых я даже сейчас вспоминаю с улыбкой.

Она и в самом деле улыбнулась. Потушила сигарету, отодвинула от себя пепельницу и допила мартини. Разговор грозился стать длинным и снова не дать никаких конкретных указаний самому Доминику, пребывавшему не просто в подвешенном состоянии, а в состоянии нешуточной прострации, когда разум существовал отдельно от тела и даже не думал переживать о том, что будет с организмом в целом.

– Может быть, я догадалась ещё в день, когда мы с Робертом обнаружили вас у меня дома? Я, пытаясь скрыть собственное смущение от того, что нас едва не застали на чём-то неприличном, даже и помыслить не могла, что этим самым неприличным мог заниматься и мой сын, – внезапно она рассмеялась и приложила ладони к щекам. – Мне до сих пор неловко вспоминать об этом.

Несколько минут она молчала. Водила пальцем по пеплу, рассыпанному на столе, и внимательно разглядывала свой пустой стакан.

– Непросто в один в один день осознать, что ничего не знаешь о своём сыне. Что ты скажешь мне, Доминик? Может быть, я и вовсе надумала себе невесть что, понапрасну делая попытки уличить тебя в чём-либо?

Даже если бы Доминик вздумал воспользоваться растерянностью Мэрилин, он бы не посмел. Подобный переломный момент должен был наступить – не сегодня, так завтра, – посему он не видел смысла отказываться от ответственности за содеянное.

– Мы начали проводить время вместе в ноябре. Смотрели кино, ели пиццу, дурачились так, словно нам обоим было по пятнадцать, – сделав над собой усилие, он всё же улыбнулся.

– Кто сделал первый шаг?

– Мэттью стал оставаться после уроков, чаще всего во вторник. Сначала он сидел на последней парте, занимаясь своими делами несколько минут, пересаживался на первую и начинал говорить со мной. Ничего конкретного: обычная подростковая болтовня, но неизменно монолог заканчивался одной фразой. Он говорил, что я лучше, чем думаю.

Мэрилин вновь закрыла глаза и ухватилась ладонью за лоб, как в горячке или при резкой боли.

– Так странно. Он говорил подобное и мне, когда я начинала спрашивать у него, ещё в начале зимы, стоит ли тебе доверять.

– Может быть и не стоило, – он горько усмехнулся.

– Моей решимости вытрясти из тебя правду сегодня не суждено разрастись до нужных размеров. Расскажи мне что-нибудь ещё.

– Он покупал мне кофе, – Доминик вспомнил это без каких-либо эмоций, хотя обычно та история вызывала у него улыбку и приятную тяжесть в груди. – Болтался со мной, когда я выбирался погулять после школы, морил меня своими нелепыми шутками и не делал ничего, чтобы понравиться мне, но в один из дней он предложил свою дружбу, так незамысловато и немного нелепо. Пару раз я возил его туда, где прожил первые двадцать лет жизни, иногда ужинал в его компании, заказав что-нибудь по телефону, и неизменно получал его поддержку в дни особой хандры. Это прозвучит нелепо и избито, но он в самом деле заново научил меня улыбаться после случившегося за год до нашего с Мэттью знакомства.

– Что произошло потом?

По неким негласным правилам Мэрилин должна была с сочувствием поинтересоваться, что же случилось за год до этого, но она, что легко объяснимо, хотела сперва пролить свет на историю с другой стороны.

– Мы стали ещё чаще бывать где-либо вместе. Я возил его в школу, иногда подбрасывал домой, ещё реже – приглашал в гости. Он рассказывал мне о том, какая чудесная у него мама и скучал по папе, ничуть не стесняясь этого. В один из таких дней, во время прогулки, он пригласил меня в ваш дом. Накормил чудесным ужином, который приготовил сам, сыграл мне на гитаре и впервые признался, что хочет бросить школу, чтобы пойти работать.

Не слишком ловко орудуя воспоминаниями, Доминик менял их местами, при этом умеючи создавая иллюзию гладкого повествования. От этого мало менялся смысл истории, главная часть которой была пока не рассказана.

– Я, конечно же, пытался отговорить его и делал всё, что было в моих силах, чтобы Мэттью почувствовал себя хорошо в новой школе. Ближе к Рождеству мы ладили настолько хорошо, что я позволил себе сделать подарок всей вашей семье.

– Ты даже не думал о том, чтобы поехать с нами?

– Конечно же думал. Но как я мог? В любом случае мне было жаль, что работа лишила тебя возможности увидеть Париж. Я бывал там и до этого, поэтому испытал мало восхищения, завидев столь прекрасный летом город сырым и пыльным, словно я никуда и не уезжал. Но… в любом случае Париж хорош в любое время года, даже в дни, когда городу грозит штормовое предупреждение. Всё же из меня неважный путешественник, – Доминик позволил себе улыбнуться в ответ.

– Что было в Париже? – вновь сосредоточив всё своё внимание на рассказе, Мэрилин сложила руки на коленях.

– В Париже было… холодно. В любом случае, наш гид носился с нами по городу с такой скоростью, что мы не успевали замёрзнуть. Кажется я не слишком ошибусь, если скажу, что наша программа была идеально образцовой – такой, какой пользуются все приезжающие во Францию впервые. Ничего интересного для меня и необычайно захватывающе для Мэттью и Пола. Последнему даже повезло посетить «Мулен Руж», хоть билеты и разбирают за пару недель до шоу.

– Что было в Париже? – Мэрилин произнесла это с нажимом и голосом, не терпящим пререканий.

Решив не увиливать от ответа и не скрывать правду, Доминик всё же не решался так сразу её выкладывать. Он надеялся отложить это если не до лучших времён, то хотя бы до того момента, когда Мэрилин поймёт всё сама.

– Ничего. Пол пропадал невесть где, наслаждаясь свободой, а мы с Мэттью изучали путеводитель и целыми днями разъезжали на метро, чтобы успеть посмотреть все достопримеча…

Мэрилин резко встала со своего места, задев столик. Послышался звон стекла, шуршание её юбки и тяжёлый вздох вслед за этим.

– Скажи мне, что между вами ничего не было, – она говорила сквозь зубы. Терпение наконец покинуло её. – Что у тебя и в самом деле есть девушка по имени Стелла, как Мэтт и говорил… что…

Она отвернулась к окну и, вновь спрятав лицо в ладонях, рассмеялась.

– Это даже смешно. Мы живём в чёртовом двадцать первом веке, а люди всё так же не умеют читать мысли своих детей, чтобы вовремя их обезопасить. Им кажется, что они поступают правильно, позволяя себе чувствовать, но в итоге всё рушится в самый важный для них момент, – она замолчала, продолжив несколько минут спустя: – Мэтту было хорошо в Париже?

Доминик кивнул.

– Мэтту было хорошо на позавчерашнем пикнике?

Кивнув вновь, Доминик тоже встал и проследовал к Мэрилин. Он встал рядом и замер.

– Ты дождался его шестнадцатилетия?

Поборов желание кивнуть так же уверенно, как и в предыдущие два раза, он выждал момент и, закусив губу, едва заметно наклонил голову.

– Когда всё началось? Кто сделал первый шаг?

– В начале лета. После того, как он вернулся из Стокпорта, где отметил свой день рождения. Мэттью приехал ко мне и с порога повис на моей шее, – он почти не врал.

– Ты должен был указать, где его место. Напомнить, кто он, а кто, чёрт возьми, ты. Он ведь был твоим учеником.

– Тогда я уже не был его учителем.

– Это ничего не меняет, – Мэрилин сорвалась с места и ринулась к входной двери, но Доминику удалось остановить её, преградив путь.

– Пожалуйста, Мэрилин. В один из дней всё это закончится, ведь он захочет двигаться дальше.

– У тебя большой опыт в этом, да? – она задрала голову, чтобы смотреть ему прямо в глаза. – Сколько подобных Мэтту в списке твоих достижений? – похожий вопрос задавал и Пол по приезде из Парижа. Если он и был в чём-то схож со своей матерью, помимо внешности, так это в упрямстве.

– Нисколько. И их бы не было вовсе, если бы не он. Я жил десять лет с мужчиной, моим ровесником, за год до знакомства с Мэттью он погиб в автокатастрофе.

– Вот она, причина твоей хандры. Сочувствую, – она опустила руки и отвела взгляд. – Но теперь ты должен сочувствовать мне, потому что я наконец осознала, что произошло! Как ты мог увлечься им? Он же совсем мальчик. Как ты смел позволить ему увлечься собой…

Она отступила назад и наткнулась спиной на входную дверь.

– Мы попали в отвратительную ситуацию, и оба виноваты. Но если бы я знала, то что-нибудь обязательно предприняла бы, тогда как ты позволил всему случиться. Ты безответственный и извращённый, ты…

Вовремя сделав шаг вперёд, Доминик успел поймать Мэрилин в объятья. Она продолжала обвинять и оскорблять его, колотя ему спину крепко сжатыми кулаками, и под конец своей гневной тирады уткнулась ему в плечо носом, начав едва слышно рыдать.

– Разве я могу возненавидеть тебя после всего, что ты сделал для нас? – спрашивала она то ли у себя, то ли у не менее расстроенного Доминика. – Разве я могу лишить моего мальчика чего-либо, если я сама ничего не смогла ему дать? Разве я смогу спать по ночам, зная, что ты затащил его в постель?

Почувствовав толчок в грудь, Ховард покорно отступил. Наливаясь холодной тяжестью, сердце отстукивало один ему ведомый марш. В желудке бесновалось нечто, грозящее разорвать внутренности на тысячи частей, и горький привкус на языке напоминал о выпитом и содеянном.

– Я сделаю всё, что ты скажешь.

– Мне не нужна твоя покорность сегодня, – всё ещё тяжело дыша, прохрипела Мэрилин, – и эти напрасные жертвы.

За окном стояла кромешная темнота – не горело ни единого фонаря, будто бы городские власти вздумали надругаться над покоем одного из своих не слишком добропорядочных граждан ещё больше, вдобавок ко всему пережитому за эти дни. Ощутив себя абсолютно беспомощным, Доминик сел на диван и стал ждать. Через неопределённое количество времени, потерявшись в секундах и минутах, и может быть даже часах, он почувствовал, что рядом присели. Услышал тонкий звон стекла, а за ним – как стол освобождают от всего лишнего, бесцеремонно смахивая осколки на его край.

– Не представляю, сколько бы нам пришлось выпить, чтобы уладить ситуацию, – глухо произнесла Мэрилин, протягивая своему излишне тихому собеседнику маленький стаканчик, – поэтому нам следует пить не ради этого.

– Может и не следует вовсе.

– Самое худшее уже позади, в том числе и моё желание надавать тебе пощёчин и отправиться в полицию. Любая бы мать сделала это.

– Но?

Доминик спросил это спокойно и даже устало. Ему уже не раз слышать угрозы в свой адрес, перемежаемые обещаниями самого неприятного характера. Все делали это: Хейли, Том, Пол, даже Мэттью иногда, крепко обняв его, шептал что-нибудь по-настоящему ужасное, как в бреду твердя о том, что скоро их разлучат. Но этого не происходило. Только раз за разом они получали шанс наслаждаться тем, что в обычной жизни люди считали чем-то не стоящим внимания. Улыбнуться друг другу на улице, коснуться руки, пообедать в кафе, сходить в магазин и заночевать в одном доме. Мэттью пребывал в счастливом неведении относительно того, сколько раз за всё время Доминик с пассивной агрессивностью боролся за право видеть его каждый день.

– Знаешь, иногда я, занимаясь делами на работе или приготовлением ужина, думала о том, что ты стал для Мэттью кем-то вроде воскресного папы. Который всегда приходил, когда его звали, дарил щедрые подарки и занимался с ним уроками. Я всегда умилялась, видя, сколько внимания ты даришь ему, иногда даже упрекала себя в том, что не смогла удержать Джорджа рядом, чтобы он так же заботился о Мэтте. Ты стал для него другом, наставником, идеальным примером для подражания. Мой сын начал тянуться к знаниям чуть больше обычного, пускай он и остался глупым мальчишкой, любящим только вкусно поесть и побренчать на этой своей гитаре. Его оценки улучшились, он стал проводить много времени вне дома и по вечерам уделять мне внимание – предлагал помочь с ужином, вызывался убрать со стола и иногда даже звал в кино. Если бы я знала, что ему плохо в новой школе или что ты причиняешь ему боль, я бы сделала что угодно, чтобы вы больше не виделись. Я бы натравила на тебя всех знакомых адвокатов и юристов, уничтожила как преподавательскую единицу и растёрла в порошок воспоминания о тебе, запретив Мэтту выходить из дома на долгое время – для его же безопасности. Но всё шло так гладко, будто ничего не происходило за моей спиной. Мой мальчик бывал в приподнятом настроении так часто, что я даже не пыталась заводить с ним разговоров о том, беспокоит ли его что-нибудь. У него появились друзья, отец наладил с ним хоть какой-то контакт, а ещё рядом с нами был ты – великолепный педагог и хороший друг, готовый явиться в гости по первому приглашению, но отчего-то всегда прячущий взгляд. Если бы я хотя бы однажды, вместо пустой болтовни, заглянула тебе в глаза…

Мэрилин вздохнула, тяжело и слишком громко. Она набрала в лёгкие побольше воздуха и, только собравшись продолжить, неприлично выругалась и снова встала.

– Какая теперь разница?

– Пожалуйста, продолжай, – Доминик указал на место рядом с собой, приглашая сесть.

– И снова я болтаю впустую. Наверное, пытаюсь занять словами всё пространство, чтобы мне не было так паршиво. Я, честно признаться, всё ещё хочу ударить тебя.

– Может, стоит?

– Может и стоит. Но разве это что-либо изменит? Разве хоть что-нибудь изменит случившееся? В один момент я должна была принять два вопиющих в своей ненормальности факта: мой сын любит мужчин и спит со своим бывшим учителем. Это даже звучит по меньшей мере отвратительно.

– Согласен, – он скривился для верности.

– Ни одна мать не ждёт того, что её ребёнок, едва успев лишиться последних детских мечтаний, ринется в родной дом с подружкой или другом под руку. Я не ждала этого, подобное случилось только со мной, потому что у меня не было выбора. Джордж был хорошим человеком, коим остаётся и по сей день, и был достаточно честен и передо мной, и перед собой, – она вздохнула и облокотилась на спинку дивана, наконец позволив себе немного расслабиться. Кажется, воспоминания о юности давали ей нечто вроде передышки; на губах Мэрилин даже мелькнула слабая улыбка.

– Если бы Мэттью рассказал тебе, меня бы ждали те самые толпы разъярённых адвокатов и юристов, о которых ты говорила.

– Точно, – она даже хихикнула.

– Я никогда не загадываю наперёд, но точно могу сказать одно: если ты позволишь, я буду рядом с Мэттью до тех пор, пока он сам будет этого хотеть. Если ему повстречается кто-то другой, и он решит, что наши пути должны разойтись, я покину его.

– Ты любишь его, да? – голос Мэрилин вновь сделался хриплым. – Любишь моего сына и готов ради него даже на это?

– Да, готов, – склонив голову, Доминик сжал губы. Отчего-то в глазах защипало, и во рту снова образовалась непрошеная горечь.

Впервые за вечер Мэрилин отлучилась в ванную комнату, не забыв извиниться. Она пропадала там достаточно долго, чтобы Доминик начал искать себе занятие – какое угодно, лишь бы не думать о том, что будет дальше. Он всё ещё не был уверен в итоге этого дня. Всё могло обернуться каким угодно боком и для него, и для всех, кто ему был дорог.

– Когда мне исполнилось восемнадцать, Джордж сделал мне предложение, – только появившись в гостиной, сказала Мэрилин, заставив вздрогнуть Ховарда, глазевшего в телефон.

Он пытался набрать сообщение, но потерпел несколько неудач подряд, то путая буквы, даже не надеясь на авто-исправление, то вовсе сбрасывая весь процесс неосторожным движением не очень, на его взгляд, изящных пальцев.