Текст книги "My Joy (СИ)"

Автор книги: Volupture

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 47 страниц)

– О чём же? – Ховард ступил ближе. – Что вы пристаёте к ученикам и ученицам, мистер Андерсон?

Доминик позволил себе неспешно проследовать в начало класса и остановиться в паре метров от развернувшейся картины, которая, вопреки демонстрируемым эмоциям, порождала только одно желание – защитить того, кто принадлежит тебе, любым из методов, и желательно как можно более жестоким и бесчеловечным. Но на его лице не отражалось ни единой эмоции, он лишь равнодушно разглядывал лицо нового учителя литературы и английского языка и не предпринимал никаких попыток набить ему лицо.

– Я велел заткнуться ему и позволить свершиться маленькому правосудию. Если можно тебе, то можно и мне, не так ли?

– Можно – что? – Ховард сложил руки на груди; он старался не смотреть на Мэттью, сидевшего совсем рядом с Андерсоном и, скорее всего, боявшегося даже пошевелиться.

– Мне огласить весь перечень возможных действий? – в ответ неприятно усмехнулись. – Вряд ли бы мы успели многое, несмотря на то, что наш маленький друг был не слишком против.

Вопреки всему, взгляд устремился на Беллами, тот сощурил глаза и сжал губы в тонкую бледную полоску. Отчаянно захотелось завладеть умением изъясняться одними только жестами или обмениваться мыслями на коротком расстоянии, чтобы успокоить взволнованное сердце. Мэттью отвёл взгляд и уставился на вазу с цветами, стоявшую на учительском столе, сосредоточив на ней всё своё внимание.

– Я знаю, кто ты. Стоило мне только сказать твоё имя, и мне сообщили много интересного.

Пол. Это мог быть только он. В тот день брат Мэттью практически клялся и божился, что выбьет из Андерсона дух, а вместо этого вывернул наизнанку всю подноготную, которая его мало касалась.

– Поэтому я волен послать тебя так далеко, как только пожелаю.

– Не нужно приписывать свои грязные дела мне, мистер Андерсон, – Доминик усмехнулся. Он не чувствовал себя в этой ситуации слабым. Его план был идеальным.

На лице тёзки Доминика застыла злобная гримаса. Он хмурился и скалился, всячески желая устрашить своего собеседника. Правда, работало это из рук вон плохо, и хотелось сообщить ему об этом.

– Потому как о ваших наслышаны многие, в том числе и мистер Брикман.

Мэттью удивлённо уставился на Доминика. Он выглядел потерянно и даже испуганно, и явно ничего не понимал. В кабинет вошёл директор школы и неспешно прошествовал к трём участникам небольшого представления, так удачно разыгравшегося в этот солнечный день будто бы специально для того, чтобы наконец утереть нос гадкому во всех смыслах учителю.

– Я долго сомневался, – начал мистер Брикман; он взволнованно утёр лоб белоснежным платком и поправил сползшие на нос очки, – но мне пришлось подойти к данному вопросу со всей ответственностью.

– Не понимаю, о чём речь, – Андерсон продолжал сверлить Доминика недобрым взглядом.

– Именно по причине недопонимания ситуации вы, вероятно, и последовали сюда вместе с мистером Беллами, который ни в коем случае не посмел бы отказать учителю? – директор повысил голос и нахмурился. – Именно поэтому на вас поступило две анонимных жалобы?

Едва справившись с желанием торжествующе улыбнуться, Ховард придал себе скучающий вид и снова посмотрел на Мэттью, не прекращавшего сверлить его внимательным взглядом. Беллами был… доволен? Доминик хорошо знал подобное выражение лица, и этот блеск в глазах можно было расценить весьма однозначно. Случайности никогда не бывали случайными, особенно в столь щекотливых ситуациях.

– Я бы хотел побеседовать с мистером Андерсоном с глазу на глаз, – сообщил директор, уверенно отодвигая стул и садясь на него. – Мистер Беллами, жду вас завтра в десять утра в своём кабинете. Мистер Ховард, если вам не сложно, подойдите на час позже.

Оба почти синхронно кивнули и быстрым шагом направились на выход, желая поскорее очутиться за пределами столь напряжённой атмосферы. Преодолев два пролёта лестницы, Мэттью замер и ухватил Доминика, следовавшего за ним по пятам, за руку.

– Он сказал, что расскажет всем о нас, – начал он, часто дыша. – Что о нас узнают директор, учителя и мои родители. Я не хотел идти с ним, но мне пришлось.

– Он ничего не знал, глупый, – Доминик обхватил его за плечи и чуть тряхнул для верности.

– Но…

– Это называется – блефовать. Оперировать малоизученными фактами в надежде достичь максимального успеха за счёт страха противника.

– Я не его противник!

– В данной ситуации его противником стал я, и кто знает, что бы произошло, если бы меня не оказалось рядом.

– Я тоже не знаю. Я испугался. Испугался за тебя.

– Мне удалось вовремя среагировать на твоё отсутствие. Слава богу, что меня вообще пригласили на это мероприятие.

– Ничего особенного в этом мероприятии не было, – Беллами поднял одну руку и продемонстрировал нарисованную чёрным маркером надпись: «Хорошего лета с твоим Д. С уважением, М».

– У некоторых людей совсем нет чувства такта, – улыбнувшись, Доминик быстро прижал Беллами к себе и тут же отстранился, двинув к лестнице. – Поехали домой.

***

– Знаешь, что он говорил мне? – едва выдержав пытку в сто метров пути до машины, спросил Мэттью, усевшись на место рядом с водительским.

– Что же? – Доминик сел на своё место и начал шарить по карманам брюк в поисках ключей.

– Что сводит меня на свидание. Самое настоящее. Если я соглашусь дать ему то, что он хочет.

– Свидание? Ты хочешь свидание?

– Только не с ним, – Беллами взял что-то из своей сумки и бросил её на заднее сидение.

– Я мог бы тебя сводить на свидание. Самое настоящее, – Доминик наконец повернул голову в сторону подростка и многозначительно двинул бровями. – Только ты и я.

– Куда? Когда? Я хочу, – Беллами тут же позабыл о вытянутых из сумки чипсах и положил их на панель управления, так и не раскрыв упаковку.

– Мне нужно подумать над этим. Если бы всё было достаточно просто, я бы также добавил: мне нужно разрешение твоей мамы.

– Очень смешно, – Мэттью фыркнул.

Они тронулись с места. Негласно проследовав до жилища Доминика, они покинули машину, пробрались в дом и, закрыв за собой дверь, обнялись прямо на пороге.

– Это было так странно, Доминик.

– Я знаю, детка. Теперь всё в порядке, он не сможет причинить тебе вреда, – огладив подростка по спине, Ховард прижал его к себе теснее, начав шептать на ухо: – Я смогу защитить тебя, что бы ни случилось.

Оказавшись в гостиной, Доминик сел на диван, и Мэттью, уже привычно, забрался к нему на колени, обвив шею руками.

– Ещё он сказал, что не поставит мне итоговые оценки.

– Именно об этом ты и скажешь завтра мистеру Брикману. Что он шантажировал тебя и пользовался твоим непониманием.

– Мне и в самом деле не совсем понятно, что он хотел от меня. Разве это делается так?

– Ты спрашиваешь у меня?

– Если бы не моя инициатива, ты бы не посмел.

– Ты прав. Я, так или иначе, подавил бы эти мысли, постаравшись забыть о них.

– Но он даже не пытался подавить их. Всё началось так давно и закончилось только сейчас. Я не хочу, чтобы мама узнала.

– Скажешь об этом директору, я уверен, что он войдёт в твоё положение.

– Маме явно не до моих школьных приключений. Она слишком занята с Робертом.

– Не ревнуй её.

– Если бы она знала о нас, она бы ревновала меня к тебе?

– Даже думать об этом не хочу, – Доминик пригладил волосы Мэттью и заправил выбившиеся прядки ему за уши.

– А если представить на минуту?

– Она бы злилась. Исключительно на меня.

– Почему только на тебя? Мы оба к этому причастны.

– Потому что я позволил этому случиться. В моей власти было приказать тебе не приближаться ко мне ближе положенного, не разговаривать со мной в обеденные перерывы и, конечно же, я не должен был возить тебя домой. И тем более приглашать на ужин.

– Ещё немного, и я подумаю, что вся инициатива лежала исключительно на тебе. Но это не так, – Беллами наклонился ближе, прикрыл глаза и коснулся своим лбом лба Доминика. – Прошло достаточно времени, чтобы я решил, как именно всё случилось.

Доминик ничего не ответил. В его мыслях больше не водилось сожаления или жалости к себе. Он хотел жить, получать удовольствие от маленьких радостей, сопровождавших каждый его день. Любовь, дружба, вполне комфортная жизнь и даже мысли о том, чтобы завести домашнего питомца. Белый забор у него уже был.

– Что ты думаешь о свидании на природе? – спустя некоторое время спросил Ховард, лениво поглаживая Мэттью по спине. – Какое-нибудь уединённое местечко. Где-нибудь в парке или, может быть, снова у речки. Только теперь без Мэрилин и, конечно же, без Моргана и Криса.

– Они были бы рады посмотреть на… – Беллами хитро сощурился, – на нас. Их ненормальные вопросы порождают обратную реакцию. Я начинаю думать о том, что было бы, если бы кто-то нас застал во время… чего-нибудь.

– Во время секса? – Доминик привычно подсказал Мэттью неловкое слово.

– Фу, нет! – тот рассмеялся и начал брыкаться, то хватая Ховарда за руки, то прижимаясь всем телом и горячо дыша на ухо.

Поцелуй получился совсем не спонтанным, но от этого не менее желанным. Доминик покрепче ухватил Мэттью чуть пониже копчика и пополз ладонями вверх, пробираясь под рубашку раскрытыми ладонями. Расстёгнутый ворот рубашки подростка продемонстрировал ключицы, и немного левее обнаружились следы от чёрного маркера. Надпись с рубашки впитывалась не только в белоснежную ткань, но и в светлую кожу.

– Как ты себя чувствуешь? – на всякий случай поинтересовался Доминик, и без подобных вопросов прекрасно видя и чувствуя состояние Мэттью.

Возможно, ему требовалось гораздо больше времени, чтобы осмыслить случившееся. Ведь прошло достаточно, чтобы он свыкся с тем, что учитель посягнул на его честь без полученного на то одобрения. Ведь именно от Андерсона он и сбежал, попросив Мэрилин перевести его в другую школу. Но на этом история не закончилась, сыграв злую шутку. Ховард уволился из-за Мэттью, и из-за Мэттью же Андерсон явился на новое место работы, незамедлительно заявив о своих правах.

– Уже лучше.

– А теперь? – начав расстёгивать пуговицы на рубашке Беллами, Доминик скользнул пальцами за светлую ткань и обнаружил новые чёрные отметины.

– За десять секунд мало что изменилось.

– Что здесь написано? – Доминик указал на расплывшуюся надпись.

– Это от Рози. Она советует мне обрезать волосы.

– Разве это её дело?

– Я бы сделал это, если бы подобное послание оставил ты, – взявшись за полы рубашки, Беллами стащил её быстрым движением и отбросил на диван. – Но на мне было всего лишь пять надписей. Две из них ты уже знаешь.

– Третья была здесь, – он обхватил пальцы Доминика своими и повёл ими себе на живот. – Крис писал, что я всезнающий идиот.

– Ты не такой.

– Четвёртая – на спине. Хочешь, я покажу, что от неё осталось?

Не дождавшись ответа, Мэттью подскочил с места и, повернувшись к бывшему учителю спиной, уселся обратно, ухватившись пальцами за его колени.

– Что-нибудь видно? – почти неслышно спросил он, понизив голос.

– Видно, – хрипло ответил Ховард.

На светлой и тонкой коже красовалась не только почти незаметная надпись, выведенная кривоватым знакомым почерком, но и пара синяков на плечах. Пальцы порхнули вверх, оглаживая израненное грубыми касаниями место. Мэттью задрожал и ссутулился, свесив голову; ему явно стало некомфортно из-за этого.

– Детка, – резко сев и обвив грудь Беллами руками, Доминик лёг обратно вместе с ним, не отпуская и шепча на ухо всякие ласковые глупости. – Ты не виноват, и теперь всё хорошо.

Наивно было полагать, что подобный стресс обойдётся для Мэттью малой кровью. Ему ещё предстояло справиться с этим и самостоятельно, и с помощью готового на всё Доминика.

– Остальные послания маркером были совсем неинтересными. Колин хотел тоже что-то написать, но мистер… но он подошёл к нам, наклонился ко мне и сказал, что будет ждать в кабинете, где всегда преподавал ты. И если я не послушаюсь, он расскажет директору о нас. Теперь я понимаю, как глупо поступил. Нужно было найти тебя.

– Я сам нашёл тебя, – успокаивающе погладив Беллами по голове, Ховард поцеловал его в щёку и прикрыл глаза.

Им предстоял долгий разговор ни о чём и одновременно обо всём.

========== Глава 33 ==========

Доминик подобрал Мэттью на остановке, чтобы не попадаться на глаза Мэрилин, у которой был выходной, и они вместе отправились в школу, чтобы в последний раз за лето повидаться с изрядно поднадоевшими за учебный год школьными стенами. По дороге ни один из них не проронил ни слова, довольствуясь бормотанием радио. Беллами задремал, сложив руки на груди, и все пятнадцать минут Доминик беспрестанно поворачивался к нему и рассматривал расслабленное лицо, продолжая удерживать руль отчего-то напряжёнными пальцами.

Грядущая встреча с директором не должна была пугать, но сердце отказывалось слушать доводы разума, руководствуясь своими источниками информации. Несложно было догадаться, что, покидая кабинет мистера Брикмана, Андерсон в сердцах выдал много щекотливой информации, но при этом было не до конца ясно, что именно он знал. Быть может, его слова и в самом деле были первоклассным блефом, которым впору было запугивать учеников и учениц. Ещё в январе Пол говорил, что его, так называемый друг, имел отношения со школьницей, и не так давно брат Мэттью подтвердил, что говорил именно об Андерсоне.

На чьей стороне был Пол, какие цели преследовал? Оставаясь тёмной лошадкой, он проворачивал непонятные дела за спиной Доминика и своего брата, при этом стараясь казаться человеком высоких моральных принципов. На днях счёт Ховарда пополнился аккуратно на то количество денежных средств, которое он когда-то перевёл Полу. Трогательная история про его жену задела за живое и заставила поверить в искренность его мотивов, теперь же приходилось вновь сомневаться и оставаться начеку.

Припарковав машину на стоянке, Доминик прикрыл глаза и досчитал до десяти. Мэттью завозился рядом, уронил из окончательно расслабившихся рук телефон и резко сел, будто бы чего-то испугавшись.

– Мы приехали. Я подожду тебя в машине.

Беллами нахмурился и полез поднимать телефон.

– Что я должен говорить? Или не так. Чего я не должен говорить?

– Что бы ни спросил мистер Брикман, делай удивлённое лицо.

– Ты тоже будешь пользоваться этой тактикой? – Мэттью усмехнулся. – Вряд ли испуганные глаза мистера Ховарда подействуют на него должным образом.

– Мне есть, что ему сказать, посему не волнуйся за мою речь перед господином директором. Мы обсудили всё вчера, поэтому расслабься и дважды думай, прежде чем отвечать. Он тебе не враг, а даже напротив – только он может помочь.

– Он уже помог. Наверняка Андерсон уже уволен.

– Нам даже не нужно ни о чём врать, детка. Только немного помолчать в определённый момент.

– Никто даже и не подумает обвинять тебя во лжи. Ты – образцовый учитель, мистер Ховард Великолепный.

Доминик дёрнулся всем телом, делая выпад, чтобы ухватить стоящего рядом с машиной Мэттью, но не успел – тот резво отпрыгнул в сторону и хлопнул дверцей, склонившись к спущенному боковому стеклу.

– Всё будет хорошо.

– Это мои слова.

– Тогда скажи их.

– Всё будет хорошо, детка. Я буду ждать тебя здесь.

Мэттью направился к воротам школы, на ходу поправляя перекосившуюся во время дрёмы рубашку. Он шёл уверенно и даже не пытался ссутулиться, что он всегда делал, когда чувствовал себя неуверенно. Им и в самом деле не нужно было врать, потому как Андерсон заслуживал наказания за свои действия. Быть может, та девушка, о которой говорил Пол, и была с ним добровольно, но с Мэттью он обращался неподобающим образом, и посему увольнение без положительных рекомендаций должно было стать для него самым желанным подарком.

***

– Мистер Брикман сказал, что я достаточно взрослый для того, чтобы самостоятельно решить, стоит ли уведомлять моих родителей о случившемся, – не успев сесть на пассажирское сидение рядом, выпалил Мэттью.

Доминик только опустил газету, которую читал все те полчаса, пока подросток был у директора, и горько усмехнулся. Ему было хорошо известно, что оба родителя Мэттью в данный момент времени были заняты своими собственными делами, чтобы желать вникнуть в столь сложную ситуацию. У Джорджа хватало забот с юной дочкой, а Мэрилин так увлеклась работой и Робертом, что в последний месяц уделяла сыну внимания столько же, столько и раньше, когда у неё был один выходной в неделю.

– Что ты ответил? – для галочки поинтересовался Доминик, откладывая газету.

– Что маму не стоит беспокоить по таким пустякам, – Мэттью удобнее устроился на своём месте и громко вздохнул, – потому что подобное не повторится.

– Если Мэрилин поставят в известность, она может перевести тебя в другую школу.

– Я хочу доучиться следующий год здесь, потому что мне тут нравится. Нравится проводить время с Морганом, Крисом и другими, нравятся учителя и нравятся… воспоминания, которые остались об этом месте. Здесь я познакомился с тобой.

– Воспоминания обо мне никуда не исчезнут.

– И ты тоже?

– Тем более, – Доминик коснулся ладонью плеча Беллами и, задержав руку на пару секунд, убрал её.

Доминик знал, что повторять подобное он не устанет никогда, ведь в этом заключался залог спокойствия самого Мэттью. Тому нужно было знать, что всё в порядке, даже если ситуация была далека от нормальной; его мысли следовало отражать в определённом направлении, чтобы он чувствовал себя комфортно. Им обоим нужна была уверенность, что никто из них никуда не исчезнет в ближайшем будущем.

***

Закончив с мистером Брикманом, Доминик вернулся в машину, где обнаружил вновь задремавшего Мэттью. Пообещав самому себе спросить, чем именно подросток занимался всю ночь, Ховард как можно тише занял своё место, вставил ключ в замок зажигания и завёл двигатель. Беллами продолжал бессовестно спать, покачиваясь из стороны в сторону на своём месте даже во время недолгой дороги до дома. Предпочтя отвезти Мэттью к себе, даже не спросив его о том, где он хочет провести этот день, Доминик ничуть не прогадал, когда увидел, как подросток оживился, поняв, куда именно они приехали.

– Я буду наверху, – заявил он и мигом взобрался по лестнице, исчезая из виду.

Он даже не пытался интересоваться, о чём именно Доминик разговаривал с мистером Брикманом и всё ли было в порядке. По всей видимости, он и так был более чем уверен в этом.

Приготовив на скорую руку лёгкий перекус, Ховард стащил с себя и без того надоевшую за учебный год рубашку и остался в одних брюках, продолжив заниматься делами на кухне. Раньше он редко заходил сюда, предпочитая питаться готовой едой из ресторанчика неподалёку, и все его трапезы проходили, как правило, в гостиной или столовой. В особо тоскливые дни он готовил себе и завтрак, и обед, и ужин, и все трапезы старался разделить с Хейли, которая без проблем являлась и в семь утра, и в обед, и на ужин, если требовалось.

Вспомнив о подруге, Доминик решил разузнать, как обстоят её дела с переездом, который она всё-таки надумала совершить. Столица никогда не манила её своими изящными подводными камнями, но ради немалого наследства ей всё же пришлось променять относительно спокойную жизнь в Лидсе на полную мелких неурядиц в Лондоне. Каждые два дня она ездила туда, чтобы обустроить своё будущее место жительства, посему был шанс увидеть её сегодня или завтра.

– Мой дорогой, – послышалось на другом конце провода. – Я за рулём, поэтому тебе придётся терпеть посторонний шум и, возможно, мою ругань на… куда он вообще едет? Ты это видела?

Доминик улыбнулся трубке и мигом представил рядом с Хейли её тётушку, которую, по воле случая, приходилось возить чуть ли не по всей стране, лишь бы в итоге получить желаемое.

– Я так понимаю, дела идут полным ходом? – спросил он.

– Мы едем в Лидс! – бодро начала она. – Поэтому наша встреча неизбежна, я заеду к тебе вечером.

– Как обстоит продажа дома? Скажи какое-нибудь дурацкое слово, если ты не можешь говорить об этом.

– Пюпитр. Или даже два.

– Понял, понял, – Доминик рассмеялся. – Жду тебя вечером.

– Если твои планы каким-нибудь волшебным образом изменит один маленький негодник, дай мне знать. Я буду в городе два или три дня, посему мы обязательно увидимся.

– Маленький негодник и без того проводит здесь слишком много времени.

– Будь осторожен и до вечера.

– До вечера, Хей.

Закончив с готовкой, Доминик разложил еду по порциям и с двумя тарелками двинул на второй этаж, хорошо представляя, какую именно картину он там увидит. Открыв дверь в спальню, – не с первой попытки, надо сказать, – он, вопреки ожиданиям, застал Мэттью на полу. Он разложил вокруг себя пару десятков фотографий: цветных, чёрно-белых, обрезанных как попало, разных форм и размеров, в рамках и без. Внезапно Доминик вспомнил, что оставил коробку с фотографиями на письменном столе, так и не убрав её на место в нижний ящик комода.

– Я не хотел совать нос не в своё дело, – тихо сказал Мэттью.

Ховард хорошо знал, что тот никогда не посмел бы делать то, что делать не следовало. Но что произошло, то произошло – Мэттью добрался до коробки с фотографиями, которые тщательно отбирались последние лет шесть, и о которой Доминик зачем-то вспомнил вчера перед сном, решив перебрать каждую из карточек.

– Я не должен был оставлять это здесь.

– Он выглядит счастливым на этих фотографиях. Ты делал его счастливым.

– Надеюсь, что так и было, – Доминик оставил тарелки на столе, прошёл вглубь комнаты и устроился рядом с подростком.

– А он? Он делал тебя счастливым? – Мэттью взял один из снимков и провёл по нему пальцем, стряхивая несколько осевших пылинок.

– Всегда. Что бы ни происходило, – честно ответил Ховард, не представляя, как можно приврать в этой ситуации; в этом не было нужды.

– Я бы хотел стать для тебя такой же опорой и… приносить тебе радость.

Ухватив из пальцев Беллами фотографию, Доминик положил её па пол и обнял подростка за плечи, привлекая к себе.

– Детка, ты приносишь её. Ты и есть моя радость.

– Слишком сложно. Всё слишком сложно, чтобы быть правдой, – тот попытался вывернуться из рук Ховарда, но потерпел поражение, так и оставшись в объятьях, которые Доминик даже не думал размыкать.

Очередной переломный момент подкрался незаметно, но весьма кстати, потому как пережить все неприятности разом было всегда проще, нежели неделя за неделей получать их в качестве сюрприза на обед.

– Наша правда предельно проста. Мы вместе, несмотря ни на что.

– Будем ли мы вместе, если кто-то узнает? Будем ли мы вместе, если…

Доминик всегда давал Мэттью выбор. Право решать, что делать со своей жизнью. У самого же Ховарда подобного выбора уже не было: он исчез в тот момент, когда Мэттью впервые обнял его девять месяцев назад и сказал, что ему холодно. На душе и сейчас бы моросило, если бы не тонкие руки, неуверенно обнявшие в ответ; если бы не глаза, полные надежды и желания что-либо изменить.

– Будем.

Беллами тяжело вздохнул и прижался теснее, обвивая шею Доминика руками и утыкаясь носом ему в шею.

– Я достаточно подготовлен к любой из возможных ситуаций.

– Правда?

– Что бы ни случилось, у меня есть план действий. Знай это, но также не забывай о том, что ничего дурного не произойдёт. Только не теперь.

– Потому что всё дурное уже произошло? – Беллами фыркнул и отстранился, глядя бывшему учителю в глаза. На его губах играла едва заметная улыбка, обещая разразиться хорошим настроением в дальнейшем.

– Вот видишь. Даже несмотря на это ты всё ещё сидишь на полу моей спальни и чувствуешь себя не так уж и плохо, верно?

– Верно.

Мэттью отстранился и принялся собирать фотографии обратно в коробку, бережно укладывая каждую из них на своё место.

– Не убирай их больше и ничего не прячь от меня. Это часть твоей жизни, которую никак не отнять и не забыть.

Чувственная и понимающая – или, иначе говоря, принимающая – сторона Мэттью делала его именно таким, каким он и был, и за совокупность всех положительных и не очень качеств Доминик и любил его. Прошедшие месяцы ничуть не ослабили это чувство, напротив – казалось, что с каждым днём подросток занимал всё больше места в его сердце.

***

– Между прочим, мне уже шестнадцать, – заявил Мэттью на входе в кинозал, когда дамочка весьма грозной наружности преградила ему путь, надеясь выловить нарушителя возрастного ценза. Осмотрев подростка, она перевела сосредоточенный взгляд на Доминика, стоявшего рядом и усиленно делавшего вид, что он здесь ни при чём.

– Вверяю его вам, – подмигнув Ховарду, она отступила в сторону и пропустила обоих, закрыв за ними дверь.

По всей видимости, она даже и не смела догадываться о том, что они не просто прибыли сюда вместе, но ещё и, едва оказавшись в темноте и за закрытыми дверями, коснулись рук друг друга, ощущая себя эдакими преступниками, и проследовали на последний ряд, убедившись в том, что в зале, помимо них, никого больше нет.

– Что такого в этом фильме? – усевшись на своё место, спросил Мэттью. – Точнее, что такого, что я не видел?

– Как правило, в «между прочим, мне уже шестнадцать» молодые люди не только видят то, что покажут в этом фильме, но и пробуют всё на себе, – Доминик прошептал последние слова ему на ухо и вперился якобы внимательным взглядом в фильм, который, надо заметить, его нисколько не интересовал.

Беллами зашевелился спустя несколько минут, устроил голову на плече Доминика и довольно засопел, как мальчишка, наконец получивший желаемое. На середине фильма, успев увлечься весьма тривиальным сюжетом с вкраплениями постельных сцен – к счастью не гетеросексуальной направленности – пальцы Мэттью поползли чуть дальше руки Ховарда, которую подросток удерживал уверенной хваткой.

– Тебе нравится фильм? – галочки ради поинтересовался Доминик, расслабив плечи.

– Больше всего мне нравится то, что зал пустой.

– Подобные экранизации редко способны заинтересовать широкую публику, – говорить становилось всё сложнее, и тем более – держать себя в руках.

– Мне нравится вспоминать, – губы Мэттью оказались возле уха Ховарда.

Доминик задал вполне закономерный вопрос:

– Например?

– Помнишь, тогда – в кинотеатре? Это был первый раз, когда ты коснулся меня. Там.

– Здесь? – рука оказалась в области паха подростка; тот был одет в лёгкие светлые шорты и простую футболку с дурацким рисунком – то ли логотипом музыкальной группы, то ли со случайной надписью.

– Выше, – руку ласково повели в нужном направлении.

Это было лишь игрой, затеянной не для того, чтобы удовлетворить потребность в близости. Мэттью экспериментировал с собственной смелостью, а Доминик исследовал низы грехопадения и оттачивал азы самокопания, внезапно одолевшего его с вечера пятницы на субботу. Днём ранее он вновь встретился с Томом, и тот был настроен столь решительно, что не преминул напомнить о том, что у Беллами была бы совсем иная жизнь, если бы в неё не влез тоскующий по прошлому учитель английского и литературы.

– Он бы не прятался за закрытыми дверями, кого бы ни выбрал. Девчонку или парня.

– Он бы не выбрал девушку, – настаивал Доминик, не до конца уверенный в собственных словах, – мы обсуждали это много раз.

– Когда убеждаешь себя сам, гораздо легче врать другим. Неужели в шестнадцать ты твёрдо знал, что тебя интересуют исключительно члены?

Доминика позабавил этот вопрос. Он был изрядно пьян и не чувствовал себя смущённым этим разговором; более того: он нуждался в этом точно так же, как в порции виски, смешанного с какой-то сладкой дрянью, и всё это по какой-то ошибке называли коктейлем.

– Я знал, что мне нравятся члены, – выпив с очередным немым тостом, Ховард поставил рюмку на стол, – и он знает, что ему нравятся члены, этого вполне достаточно. Если когда-нибудь он придёт ко мне и скажет, что хочет жениться на чёртовой Мэри Томпсон и завести с ней выводок детишек, я не стану ему перечить.

– Ты знатно перебрал, – Том не позволил Доминику выпить очередной шот, – раз уж говоришь подобное.

– Я говорю это только потому, что уверен в непоколебимости Мэттью любить мужские члены.

Разговор катился в адскую пропасть, но отчего-то хотелось его продолжать. Бессмысленность беседы порождала с каждой минутой всё более абсурдные темы для обсуждения, и в конечном итоге Доминик всё же сознался, что в юности спал с Хейли.

– Она была хороша и до сих пор остаётся таковой, но меня это не интересует.

– Дай-ка угадаю: зато интересует её.

– Угадал. На протяжении шестнадцати лет. В порыве гнева она не раз говорила мне, что если бы не моя любовь к членам, то мы бы до сих пор были счастливы вместе, – Доминик недоумённо пожал плечами; он опьянел ещё больше, – но мы ведь и так счастливы вместе.

– Слишком много членов в этот вечер, а ты так и не показал свой, – Том выпил и из своей рюмки, и из рюмки Ховарда, поставил обе на стол и с наслаждением доел с тарелки всю закуску.

– Даже не надейся, что я захочу посмотреть, у меня назавтра запланирован поход в кино.

– Сделай что-нибудь грязное в зале кинотеатра, пусть это будет подарком на мой будущий день рождения.

Может быть, Том и шутил об этом, но Доминик отчего-то воспринял его просьбу если не серьёзно, то хотя бы достойной того, чтобы порыться в памяти и вспомнить их первую встречу: тогда Том сообщил ему, что в сентябре ему стукнет тридцать. Разница между ними была столь небольшой и настолько масштабной, что это удивляло их обоих, но только до того момента, когда первая капля алкоголя попадала им в рот.

Чуть подумав, Том добавил:

– Пускай я и начал этот разговор с иным умыслом.

– Тебя так заботит то, что он не имеет возможности держать меня за руку на людях? – Доминик почувствовал горечь досады, медленно подкравшейся вместе с остатками виски на дне бутылки.

– Меня заботит то, насколько всё это изменит вас. Что будет с вами спустя много лет.

– Меня будет ждать то же, что и всех: безликая надгробная плита, коих тысячи на кладбище Лонс Вуд. Меня будут ждать в аду, в который я не верю, те, кто не пустят меня в рай, в который я не верю вдвойне. А перед этим я, пожалуй, помучаюсь ещё пару десятков лет, чтобы предстать хоть перед кем-нибудь в конце этого странного пути.

– Я точно больше тебе не налью, – сосредоточенно выговаривая слова чуть ли не по буквам, сообщил Том; кажется, он и не слушал своего собеседника, заладив одно и то же: – Но всё же подумай о том, что будет, если вы встретитесь спустя много лет.

Доминик, конечно же, думал об этом. Не раз и не два прокручивал в голове эти сцены – то драматичные в своей комичности, то наполненные немыслимым количеством недосказанности даже в жалких фантазиях. Всё его будущее было одним большим пустым полотном, покрытым пеплом недосказанности.

– Хочешь, я расскажу тебе о том, что будет через год, два или пять?

– Я весь нетерпение.

Придвинувшись ближе и склонившись на позволительное для беседы расстояние, Доминик изрёк без единой запинки: