Текст книги "Снохождение (СИ)"

Автор книги: mso

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 60 страниц)

– Хорошо. Я понимаю, – убрал он деньги, оценив серьёзность. И сразу же отвлек разговор в иное русло: – Пойдём?

– Пошли.

Они пошли вниз по рассветной улице. Миланэ отвернулась и зевнула, притворившись, будто потирает нос. Повела ушками: сзади что-то бряцало, кто-то шёл вдалеке позади. Старая львица, в мрачном платье из грубой ткани, как тень прошла мимо них, не удостоив взглядом.

После Ночи Героев наступила усталая тишина.

– Так Ваалу-Миланэ – из Сидны?

– Да, верно. Ученица на пороге Приятия.

– А когда оно?

– Примерно через две луны.

– Совсем близко!

– Даже не верится.

«О Ваал, поддерживаю разговор, как прачка», – тягуче-устало подумала Миланэ. Она слишком изморилась, чтобы вспоминать цитаты, выискивать остроты, изящные обороты; ей хотелось говорить просто и односложно.

– Как… как этот друг дяди, сосед, нашёл Ваалу-Миланэ?

– Говорил, что целый день бегал по Марне в поисках Ашаи. Но все были заняты.

– Можно понять.

– Можно.

Тишина и…

– Прошу прощения, так как нашёл?

– Ему кто-то показал дом Ваалу-Хильзе. Он вообще-то к ней пришёл, но Хильзе не могла пойти, утром она уезжает из Марны по важным делам. Кстати, вот уже и утро…

Неудержимо зевнула, снова умело скрыв это.

– Хильзе отдала мне служение, и я пошла.

– Нужно было поблагодарить Нрая. Он так много сделал, – заметил Синга.

– Я соглашусь. Можно кое-что спросить?

Они ступили на мост рынка, тот самый, по которому Миланэ со Нраем-ла шла ранее.

– Весь внимание.

– У дяди и отца разные имена рода, верно?

– Верно, – кивнул Синга, стряхнув несуществующие пылинки с плеча.

– Значит, разные отцы?

– Нет. Это длинная и грустная история, сиятельная Ваалу-Миланэ.

– Я со тщанием выслушаю, если сир Синга пожелает о ней говорить.

– Мой отец, Тансарр, и Оттар, мой дядя, родились в один день. У моего деда, их отца, были две каменоломни в землях Хустру, и небольшая латифундия возле Кнасиса…

– О, Кнасис. Это совсем недалеко от моего дома.

– Милые черты Ваалу-Миланэ так и поют, что она дочь Андарии. Моя догадка нашла подтверждение.

– Все львицы Андарии улыбаются Синге. Так что же далее? Мне очень интересно.

– Так дед и жил в Кнасисе. Богатый провинциальный горожанин, очень достойный лев, мой славный предок. А потом он заболел, когда моему отцу и дяде исполнилось двадцать два. Отец учился в Имперском университете Марны, он хотел стать магистром права, ему оставался год. А вот дядя Оттар сразу уехал в Хустру, на каменоломни, и там управлял ими. Дед угас быстро, но успел оставить завещание. В нём он оставил каменоломни дяде Оттару, а латифундию, дом в Кнасисе и виллу на берегу Найского залива – отцу. Дядя Оттар всю жизнь считал это несправедливым, но не в том суть. Отец начал делать карьеру в Марне. Для этого, буду откровенен, ему пришлось продать отцовскую виллу. Отец делал карьеру трудно и упорно. В это время дядя Оттар связался с какими-то проходимцами, увлёкся азартными играми, а потом – что таить – погряз в криминальных сделках. Одну каменоломню он, насколько знаю, проиграл в карты; вторую пришлось продать на взятки, чтобы его не отправили на каторгу за подделку документов.

– Оу… – пригладила ухо Миланэ.

– Пусть Ваалу-Миланэ не судит слишком строго. Он действительно был добрым львом, правда.

– Все мы порочны, так или иначе. Разве мне судить? – развела она руками.

– И мне тоже. Оттар откупился, угомонился и пошёл работать к ростовщику учётчиком. Кажется… В общем, в какую-то контору. Но его старые подельники захотели взыскать с него долг, и приплелись среди ночи домой. А Оттар к тому времени обзавёлся семьёй, и тетя Сансилли была уж беременна. Как там было дело, никто не знает, но Оттар убил их воинским мечом и выкинул тела на улицу. Он, кстати, в девятнадцать ушёл в Легату, откуда дезертировал через год, из-за чего деду пришлось утрясать многие неприятности. Он, как выяснилось, ушёл вместе с мечом, коим и зарубил тех двоих. Потом, при разбирательстве, Оттар утверждал, что это они вторглись к нему в жилище, но нашлись свидетели того, как он их добровольно впустил вовнутрь. Учитывая его прошлые приключения, ему грозила, по меньшей мере, очень долгая каторга…

– Оттар был львом неспокойной крови.

– Это точно. Когда мой отец узнал об этом, то сказал, что брат прыгал-прыгал, и допрыгался. Бабушка написала ему слёзное письмо, в котором просила моего отца помочь Оттару. Отец ответил, что ничем помочь не может. Тогда бабушка села в дилижанс, приехала в Марну, и начала умолять отца. В общем, моему отцу пришлось совершить невозможное, и он вытащил дядю Оттара из тюрьмы и по-тихому замял дело. Он чуть не погубил этим свою успешную карьеру, и спасло его лишь чудо. После этого он привёз Оттара в Марну, дал немного денег и сказал, что видеть его больше не желает. А также напомнил сменить имя рода, чтобы этот позор не стал несмываемым пятном в роду. И дядя взял имя рода от супруги, ему некуда было деваться: таков был их уговор.

– Отец льва сделал самоотверженный поступок ради уз рода. Отец Синги – страж?

Тот с большим удивлением взглянул на Миланэ, а она – на него.

– Нет. Нет-нет, не страж, – закачал он головой. – Так вот, сначала отец запрещал мне и моему брату видеться с дядей, но однажды я пришёл увидеть моего двоюродного брата, того самого, что немного «того», да… И сестёр… Потом познакомился с дядей Оттаром. Иногда к ним захаживал. Я знаю, что это весьма не нравилось отцу, но это же родная кровь всё-таки. Особенно сестрёнки, им ведь нужно помогать. Они теперь отца лишились – так буду помогать.

– У Синги чуткое сердце.

Он засмеялся, но грустно.

– Пожалуй… И когда мы узнали о смерти дяди, то я сразу сказал, что пойду на сожжение, и со мною пошла моя мама, хоть она знала Оттара очень плохо. Она убеждала отца, но он не пошёл… Я не злюсь на него, ни на кого не злюсь. У него есть на то причины. Как есть, так есть.

– Грустная история, Синга. У жизни всегда найдутся тёмные краски для нас.

Рынок, по которому они проходили, напоминал истинную картину хаоса.

Миланэ только сейчас поняла, что постоянное бряцанье позади не только не стихало всё это время, но сейчас даже усилилось. Она с подозрением обернулась.

Двое. Два льва, больших, фигуры – почти правильный квадрат. Гривы – во! Один из них – в кожаном доспехе. Похожи на воинов, но Миланэ ничего не понимает в униформах. Сложно сказать, кто они да что они. Стражи?

– Возможно, я слишком устала, но кажется нас кто-то преследует.

– А, Ваалу-Миланэ, не стоит тревожиться. Они с нами, – махнул Синга рукой и взъерошил гриву.

– С нами? Пожалуй, негоже идти с кем-то, не имея знакомства.

– Ваалу-Миланэ хочет с ними познакомиться? – удивился Синги, но тут же позвал их: – Подойдите сюда.

Те не подошли, но грузно подбежали. Смотрели они в удивленным вопрошанием. Миланэ же поправила подол свиры. Левая ладонь обнимает правое запястье. Правую ладонь к небу.

– Слышащая Ваала желает с вами познакомиться.

– Здравия желаю, преподобная, – стукнул он грудь кулаком.

– Сильного утра, воин.

– Я – Хез. А это – Саян, – теперь стукнул кулаком грудь товарища.

– Очень приятно, – эти слова у Саяна вышли трудно, с тяжёлым раздумьем, словно ему значительно ближе простая брань.

– Я рада, что узнала вас. Вы славные.

Лицо Хеза расплылось в детской улыбке и повёл плечами, перевалившись с лапы на лапу.

– Ладно, вот и познакомились. Пойдём, Ваалу-Миланэ?

– Идём, Синга.

Они молча вышли на Марнскую дорогу, и солнце рассвета брызнуло лучами в глаза. Миланэ даже закрылась ладонью, Синга лишь сощурился.

– Новый рассвет, новый день. Новые надежды, – бодро сказал он, подняв повыше подбородок.

– Новые обязанности, – молвила Миланэ.

– Новые впечатления, – всё равно радовался Синга.

– Новые неприятности.

– Пожалуй, слишком много пессимизма.

– Оптимизм – это заискивание перед жизнью. Мы приписываем жизни некие добродетели, из которых хотели бы извлечь выгоду. Так говорила одна Ашаи два века назад.

– Кто именно?

– Шелли Нинсайская, в стихах о любви. «Ты жизни верила, но пренебрёг тобою, пренебрёг да тот, кто избавил бы от ноши силы горькой…».

– О, наслышан о Шелли. Это правда, что она писала о львах, но на самом деле влеклась лишь ко львицам?

– Это расхожее мнение ничем не подтверждено. Впрочем, даже если так, то пусть.

Он улыбнулся и почесал подборок.

– Какой же всё-таки рок звучит в тех словах. Об оптимизме. В жизни должно быть место надеждам, пусть даже совсем призрачным.

– Когда усталость струится из тебя, а твои лапы ступают домой с траурной церемонии, невольно вспомнишь о судьбе и бренности живого.

– О кровь моя, как же я слеп. И давно Ваалу-Миланэ не отдыхала?

– С вчерашнего утра, – призналась.

– Если надо, то могу понести львицу, – и даже то ли в шутку, то ли всерьёз собрался это сделать.

– Ах, нет-нет, – мягко оттолкнула его Миланэ. – Это, право, будет выглядеть очень смешно. Но когда я паду, пусть лев пообещает, что далее понесёт меня.

– Обещаю и клянусь.

Миланэ поняла, что зря рассказала про усталость. Вообще многое зряшно сболтнула.

– Львица успела увидеть красоты Марны?

Хорошая у него черта: легко сменяет тему разговора. И к слову не цепляется. Какой, однако, лёгкий в разговоре лев. Миланэ вдохнула поглубже. А вообще, всё это становится вполне себе интересным…

– Вовсе нет, о чем жалею. И вряд ли успею.

– Насколько я помню, три дня? – показал он три когтя.

– Да, послезавтра утром придётся мне уехать.

– Вот, как жаль. И сразу в Сидну?

– Да, – скромно ответила дисциплара.

– Когда в следующий раз Ваалу-Миланэ будет в столице?

– Никто не знает, и я – тоже.

– Я тут подумал: вдруг львицу пришлют сюда из дисциплария. Было бы чудесно.

– Кто знает. Но это вряд ли. В Марне и без меня достаточно сестёр-Ашаи.

– Львица не знает, куда отправится после дисциплария? – Синга взял в руки трубку и начал вертеть её.

– Слабо представляю. Сначала я должна хотя бы год отбыть там, где мне посоветует амарах дисциплария. Это дань уважения. Или полгода, если я попаду в какое-либо место, связанное с Легатой.

– Я слыхал, что те, кто обрели патронов во время ученичества, не следуют этому обязательству. Это правда? – смотрел он на Миланэ искоса. Синга как-то очень ловко и незаметно уже успел возжечь трубку.

«Ему совершенно не идёт курение», – подумала Миланэ. – «Бросил бы. Даже трубка в руках – и то не идёт. Будь он мне ближе – я бы ему сказала…».

– Да, правда. Но среди моего года только одна такая ученица. Патроны любят знакомиться с Ашаи сразу после Приятия, но не до этого.

– Почему так? – без удивления спросил он.

– А вдруг ученица не пройдёт Приятия?

– Такое бывает редко, насколько мне известно.

– Редко, да метко.

На небе – ни облачка. Будет чудесный день.

А вот и «Большой Дерб», окаянная забегаловка. Так, направо, ещё двести шагов по дороге вверх, и слева – дом Хильзе. Синга перестал говорить, Миланэ же успела три раза зевнуть – удержаться было невозможно.

Игнимара-то истощает.

– Большое спасибо, Синга. Вот мы и пришли.

– У Ваалу-Миланэ в сегодняшний вечер есть какие-либо неотложные дела?

Ах, вот оно даже как. Ну что ж, да я вовсе не против…

– Ммм… Сегодня надо уладить кое-что, – конечно же, сразу соглашаться нельзя. – Но завтра – нет, никаких дел нет.

– Хорошо. Мой отец тоже захочет увидеть и отблагодарить ту прекрасную Ашаи, что верно сослужила для его бедного брата.

Внутренне застыла. Ох, это не… Ну что ж.

– С радостью увижу его, – ровно ответила.

– Прекрасно. Очень надеюсь, что ещё встречу Ваалу-Миланэ.

– Взаимно, Синга. Благодарю за помощь.

– Это самое малое, что я мог сделать для слышащей Ваала. Спокойного отдыха.

– Приятного дня.

Она постояла немножко, провожая его взглядом и лёгкой, вежливой улыбкой, а потом длинным ключом Миланэ открыла дом Хильзе. Миланэ всегда нравилось, если дома никого нет – значит, можно быть наедине, что-то подумать, что-то придумать, уплыть в мечтах и не заботиться о том, что некто оборвет тебя на полумысли.

«Глупая ты. Оптимизм-пессимизм. Лев-то какой, а ты о ерунде болтаешь!».

Страшно захотелось сбросить свиру, сбросить всё, и бездумно упасть на кровать. Но Миланэ так не может, она вся устала за день, и это томление собралось в теле. Она привыкла мыться много и часто, а потому, несмотря ни на что – в воду.

Так, мансуру, сирну… всё на кровать. Свиру – вон, на пол. И нательную рубаху тоже. Кольца, серьги – на столик. Посмотрела на хвост – немного измарался.

Вот так, вся как есть, дочь Сидны и пошла в балинею – комнату омовений и мытья, без которой не мыслим практически ни один хороший дом в Империи. В доме Хильзе она находилась в пристройке к основному дому, возле столовой. Миланэ ещё по приезду отметила эту странность в планировке, но всё забывала спросить об этом подругу.

Потрогала воду в ведёрке.

Зябко.

Села на маленькую скамейку, приложила ладони к лицу, растёрла глаза.

Аааах, Ваал мой, сейчас прямо тут лягу и усну-усну, сплю, сплю, сплю… Так, вставай. А что в купели, есть вода? Есть? Есть! Вода в большой бочке-купели совершенно чистая, и ничего наливать самой не надо.

Только холодная.

Миланэ до смерти захотелось залезть в тёплую воду в бочке, окунуться по самые уши.

Открыв заслонку печи, она набросала дров; потом пошла на кухню и начала искать трутницу. Но поиск оказался безуспешным. Также нигде не было ни самого трута, нашелся только кремень без кресала; Миланэ походила по всему дому, кроме комнаты Хильзе, и даже почему-то заглянула под свою кровать. Посмотрела в печь на кухне, но там угли были очень слабенькие, и раздуть их не получалось.

– Проклятье!

Пойти к соседям за огнём, что ли.

Она выглянула в окно: утро звенело в полную силу. За низким заборчиком, ограждавшим небольшой двор Хильзе, по улице неторопливо ступал пожилой лев. У Миланэ появилась сонная мысль: «Он наверняка курит трубку. Значит, есть огниво. И он зажжёт мне печь!».

Словно почувствовав на себе взгляд, лев на ходу рассеяно посмотрел в окно. И ту же оживился, остановился и начал улыбаться.

– Хей-хей, привет, красавица!

Миланэ мгновение не понимала, что с ним такое. Но потом дошло: она-то, отодвинув занавеску, стоит в чём мать родила. Помахав ему ручкой, Миланэ отпрянула и испуганно прислонилась к стенке.

Старый весельчак побрел себе дальше, посмеиваясь:

– Молодёжь!

Неприлично-то как. Ну да ладно. Разве нам к лицу ханжиться, Синга?

Хороший лев. Вот бы приехал сюда, а я вот так ему взмахиваю ладошкой, а он заходит в дом, а я убегаю в комнату, а он врывается…

Так где же мне огня достать?

А потом её посетила безумная идея и она быстро пошла к печи балинеи. Миланэ вскинула обе руки, сощурила глаза. Соединив ладони, она подула на них, мягко, медленно наклоняя голову набок. Терпкая колкость мгновенно проняла ладони.

Прав был Нрай. Тофет – лишь дрова.

Огнём Ваала в обе руки, даром игнимары, священным даром духа для Ашаи, Миланэ торжественно подожгла дрова в бане. Дрова загорелись, как надо – огонь игнимары немного горячее обычного; это не домысел, а вполне факт, проверенный учеными. Учёные феномен игнимары так и сяк извертели, желая увидеть в нём какой-то фокус и фиглярство. Но не тут-то было.

Потом пошла что-то скушать, ожидая, пока подогреется вода в купели. Нашелся мешок яблок и вяленая рыба. Такую рыбу Миланэ терпеть не может (как её Хильзе только ест? уж точно – дочь земель Дэнэнаи), потому села на табурет в столовой и начала заправски отрезать себе куски яблок и (о ужас!) есть их прямо с ножа. Если бы какая-то наставница хотела показать пример самых дурных манер, то ей бы стоило сгрести всех учениц Империи к дому Хильзе, и показать, как воспитанница Сидны, на пороге Приятия, ничтоже сумняшеся сидит на табурете голая, не соблюдая никакой позы для сидения, кушает яблоки прямо с лезвия ножа и ждёт, пока подогреется купель дровами, объятыми огнём Ваала.

Затем Миланэ блаженно наслаждалась тёплой водой, закрыв глаза, вся отмокала в ней, свесив руки через край бочки и поставив подбородок на него же, когда услышала шум в доме. Навострив уши, она слушала-слушала, настораживаясь, пока не увидела Хильзе в дорожном облачении, которая явно искала её.

Она снова прикрыла глаза.

– Ах, это ты, Хильзе, – вяло протянула она руку в приветствии.

– Да, похоже, это я. Купаешься?

– Блаженствую, Хильзе, – стекали струйки по подбородку Миланэ.

Хильзе начала вытаскивать полотенца из корзины.

– Как всё прошло?

– Печально, как ещё проходят сожжения. Это был лев по имени Оттар. Бедноватый земледелец, пять десятков лет, убитая горем вдова, двое дочерей-маасси и сын-заика, – пристукнула Миланэ по борту бочки.

– Да уж, – посмотрела на неё подруга. – Устала?

– Есть немножко, Хильзи.

– Ладно, мойся, а потом сразу иди спать. Пойду тебе постелю.

– Кстати… А почему ты не поехала? Ты же вроде…

– Пришлось поездку отложить. Кое-что не сладилось, – отмахнулась она. – Хотя, по-моему, здесь некогда откладывать. Хоть бери и сама езжай.

Было заметно, что подруга-Хильзе явно расстроена. Она подошла к Миланэ; отворив заслонку, и деловито заглянула в печь.

– Ну что, как тебе эти палочки? Правда, отличная штука? – спросила Хильзе, глядя на огонь.

– Какие палочки? – нахмурилась Миланэ, потирая мокрое ухо.

– Ну те самые, для зажигания огня. Это я купила в магазине аптекаря Толная. Теперь не нужно никаких трутниц, к нему вся Марна ходит. Штука просто изумительная, говорят, скоро их в Легату станут поставлять. Хочешь, тебе коробку подарю?

– Это… Ваал, не могу понять, о чём ты. Я, кстати, оббегала весь дом и не могла найти ни кресала, ни трута.

– Так я их в подвал спрятала. Пользуюсь теперь только палочками. А ты что, не ими зажгла дрова?

– Нет.

– А чем тогда?

Неестественно долгое молчание для такого вопроса.

– Ладонью.

Хильзе подошла к Миланэ, одной рукой взявшись за край купели.

– Игнимарой, что ли? – в её глазах играло изумление.

– Угум.

– О, Миланэ, теперь вижу, что ты устала больше некуда. Пошли со мной, пошли.

Как маленькую, она её вытащила с купели, зачем-то долго оттирала, хотя Миланэ уверяла, что справится сама, отвела в комнату, постелила что-то красивое и уложила спать. Дочь Сидны лишь коснулась щекой к чистой ткани и сразу провалилась в чёрное забытьё безо всякого сознания.

========== Глава VI ==========

Глава VI

Миланэ уснула, а Хильзе ушла в город. Она решила сама поехать в то самое поселение возле столицы.

У неё там весьма важное дело: тяжело болеет одна Ашаи, по имени Сталса, которую она хорошо знает много лет, подруга её первой наставницы. У этой сестры есть ученица-найси – маленькая ученица – которую наставница решила отдать в дисципларий. Она видела в ней все задатки и способности, но недуг скосил её, она даже с трудом передвигалась по дому.

Хильзе должна забрать эту львёну-ученицу с собой в Марну, чтобы та прошла Круг Трёх сестёр, которые или подтвердят способности юной ученицы и дадут рекомендацию в дисципларий, либо отвергнут их. Подруга-Ашаи вовсе не просила об этом Хильзе, но всё говорило о том, что дни Сталсы сочтены, несмотря на молодой – ей даже ещё не было пятидесяти – возраст. Недуг Сталсы был крайне странным, никто так и не смог определить его природу, но она подозревала, что отравилась по неосторожности чем-то редким и необычным. Учитывая то, что ещё в юности она неистово влюбилась в фармацию и постоянно проводила эксперименты на грани официально высмеянной, отвергнутой алхимии, то это было похоже на правду.

Долг велит забрать ученицу до того, как подруга её первой наставницы умрёт.

Хильзе должен был отвезти один знакомый. Но поездка не сладилась, а было это так.

На рассвете пришла к его дому.

Долгий стук, у Хильзе аж костяшки пальцев заболели.

Дверь открыла какая-то львичка в наспех надетой юбке и помятой блузе.

– Где Блас? – требовательно спросила Ваалу-Хильзе, смерив молодую особу взглядом.

– А что такое? – удивилась львичка. И приложила ладонь к груди: испугалась сестры Ашаи-Китрах. Ваалу-Хильзе не стала спорить и без церемоний вошла в небольшой, но весьма неплохо обставленный дом дренгира марнской стражи.

Коим и был Блас.

Она вошла в спальню. Среди дичайшего беспорядка на скомканной постели нараспашку спал Блум. Хильзе взяло зло. Дёрнула его за хвост, за лапу:

– Отстань… – махнул рукой.

– Блас! Уже полдень! – обманула Хильзе. – Блас?!

Некоторое время он лежал без движения. Потом перевернулся и сонно уставился на Ваалу-Хильзе:

– Ну?

– Мы должны ехать! Забыл? Блас!

– Аааа…

– Вставай, поехали, мы должны были приехать ещё к вечеру!

Блас заметил, что лежит в непристойном виде, и вяло натянул на себя покрывало.

– Я это самое… Может, как-то… Давай завтра?

Вот так никто никуда не поехал. Хильзе поняла, что толку с него не будет и страшно пожалела о том, что попросила именно его. В расстроенных чувствах вернулась домой, где застала сонную, усталую Миланэ, которую и уложила спать.

Потом Хильзе никак не могла договориться с извозчиками о приемлемых условиях: все называли какие-то заоблачные цены, и это несмотря на то, что она – Ашаи. Эти-то привыкли, что в Марне их много, и большого пиетета к сестринству не питают. Они понимали, что в день после Ночи Героев заработают в Марне столько, сколько не заработают за неделю обычной работы.

В заботах-хлопотах прошёл почти весь день, и ехать было уже поздно. Хильзе рассудила, что уладит вопрос с поездкой завтра; она бы и сама поехала, верхом, но негде было достать лошадь. А на фирранах, естественно, никто возле Марны не ездит.

Вернувшись домой, она обнаружила, что Миланэ куда-то ушла. Хильзе переоделась и ушла на кухню, чтобы: сготовить чего вкусненького на ужин; подумать о такой важной поездке; прикинуть, успеет ли вернуться к брачной клятве одной пары, которая пригласила её вести церемонию.

Вдруг – стук в дверь, пугающий своей уверенной ясностью.

Заткнув полотенце за пояс, а другим вытирая руки, Хильзе пошла открывать.

– Имперская посыльная служба! – важно изрёк лев в красном плаще с вензелями, со смешным достоинством держа в руке небольшой жезл.

«Наверное, им и стучал», – подумалось Хильзе.

Она молча стояла, придерживая дверь и глядя на него; лев, в свою очередь, тоже молчал, чего-то выжидая.

Ну ладно. Имперская. Посыльная. Служба. Дальше что?

– Львица – домработница? – наконец-то разорвал заминку.

– Нет.

– Попрошу львицу сообщить, здесь ли временно проживает благородная Ваалу-Миланэ-Белсарра, слышащая Ваала, дисциплара Сидны? – подглядывал он в свиток.

– Да.

– Владелица сего дома – преподобная Ваалу-Хильзе, видящая Ваала?

– Да.

– Могу ли я увидеть преподобную Ваалу-Хильзе?

– Это я.

– Ах, так это вы, – обратился лев с официально-выспренним «вы». – Прошу простить. Могу ли увидеть сиятельную Ваалу-Миланэ-Белсарру? Мне поручено лично отдать ей сообщение.

– Её сейчас нет, – пожала плечами Хильзе, поводя хвостом.

– А когда придёт благородная слышащая Ваала, не подскажете?

Хильзе захотелось грязным полотенцем заехать ему по роже. Обращение на «вы» используется в Империи редко, только в очень официальных обращениях; как правило, оно уместно только для императора и членов его семьи. Во всех остальных случаях оно носит ироничный оттенок. Причём упрекнуть посланца не в чем: Хильзе знала, что у имперских служащих и чиновников есть давний указ обращаться в любых случаях на «вы» с патрициями и сёстрами-Ашаи. Но этот указ, с обоюдного согласия, повсеместно игнорировался.

– Сложно сказать.

– Хорошо. С разрешения, я подожду у калитки.

– Зачем ждать? Лев может отдать мне, я передам, – Хильзе протянула руку.

На что тот лишь подарил косой взгляд.

– Да я под стамп возьму, пусть лев не волнуется, – пошевелила она пальцами, мол, ну же, не бойся.

– Спасибо за заботу, – вскинул он брови и посмотрел в сторону. – Но мне поручено отдать лично ей, прямо в руки.

– Как угодно, – развела руками Хильзе.

– Спасибо. Всего доброго.

– Пока.

Тот действительно встал у калитки, играя своим маленьким жезлом: ударял им о ладонь. Такие жезлы выдаются некоторым чиновникам и служащим Империи, как символ власти и представительства. «Смешная штука», – подумала Хильзе, прикрыла дверь, но потом снова отворила.

– Так что, лев будет ждать на улице? – чуть насмешливо спросила она.

– Я должен дождаться Ваалу-Миланэ-Бе… – заунывно начал он.

– Нет-нет-нет, – вытянула из-за пояса полотенце. – Пусть лев входит. Я не хочу, чтобы чего плохого подумали о моём гостеприимстве.

Тот немножко подумал, кивнул в такт какой-то мысли и направился к порогу. У входа он остановился, в глазах немой вопрос: «Можно войти?». На что Хильзе жестом пригласила вовнутрь.

– Премного благодарен, – сказал он уже в прихожей, осматриваясь.

Хильзе закрыла дверь.

– Пусть лев не видит оскорбления в том, что я так одета, – провела она ладонями по талии и бёдрам. – Я никого не ждала и полагала, что это пришла Ваалу-Миланэ.

Они вошли в столовую.

– О нет, нет никакой нужды в извинениях, – кивок в ответ на приглашающий жест Хильзе. – В свою очередь… пусть львица не сочтёт грубостью, – повиновался жесту Хильзе и сел за стол, – что я не могу передать письмо кому-то, кроме благородной Ваалу-Миланэ.

– Да всё понимаю. Мой гость выпьет немного вина? – тут же Ашаи достала с полки запечатанную бутыль.

– Нет-нет, спасибо, но я на службе, – важно помахал он рукой. – Не положено.

«Сейчас мы с тобой побеседуем», – внутренне усмехнулась Хильзе.

Вино очутилось на столе.

– Будем же добрыми Сунгами и позволим себе то, что одобряет Ваал в этот день. Вино отличное, стоит испробовать, – она очутилась позади него, с кубком в руке.

– Должен заметить, что тот день, к сожалению, уже прошёл.

– Но его эхо живо в наших сердцах, – подошла она с другой стороны. – Пусть лев не отказывается принять гостеприимство сестринства Ашаи.

Это прозвучало убедительно, и он чуть неуклюже взял кубок. И себе взяв кубок из серванта, Хильзе ловко налила в него вина. Когда она обернулась, то как-то очень близко, прямо возле руки льва, мелькнул её хвост.

– Лев не сочтёт фамильярностью, если мы, учитывая равный возраст, перейдём на «ты»? – села напротив него.

Хильзе сильно заинтриговал этот посланец. Имперская посыльная служба используется для пересылки важных сообщений и документов, причём именно государством и Легатой; дисципларии, например, ею не пользуются. Простое, вечное любопытство самки так и раздирало её. Поэтому она потихоньку-полегоньку решила вытянуть из него, с чем именно он пришёл к Миланэ.

– С радостью, – произнес он с улыбкой, исполненной весёлого удивления.

«Сейчас узнаем, кто таков», – поняла Хильзе.

Звон бронзовых кубков.

Лев утёрся ладонью и придирчиво посмотрел на кубок, подняв на уровень глаз.

– Хорошо, давай познакомимся. Ваалу-Хильзе из рода Астал, – исполнила она приветственный жест знакомства: правая рука к груди, кивок головой, ближе к правому плечу.

– Тэнгай из рода Хластров, – вдруг в нём проснулся кавалер и он торопливо поцеловал руку Хильзе.

Напыщенность как хвостом смахнуло.

– Вот и познакомились. Очень приятно.

– Мне тоже, Ваалу-Хильзе.

– Можно просто Хильзе, – с весёлым прижмуром взмахнула ладонью Ашаи.

– А это не нарушение… правил… канонов?

– Нет. Это знак.

– Чего же, могу ли узнать?

– Доброго расположения. Не больше. И не меньше. Только вот прошу, Тэнгай, скажи: зачем желал ты обидеть меня этим глупым «вы»?

– Эм… – дёрнулся он.

– Странно была одета? – пригладила себя за ушком.

– Я не…

– Да, поговорка «встречают по одёжке» верна, да не совсем. Одёжек у львицы бывает много, и одинаковых нет. А иногда нет вовсе.

Тэнгай замахал руками, даже встал:

– Я… честное слово… нет. Я не имел в виду ничего обидного. Клянусь кровью рода.

Она тоже встала, чтобы Тэнгая за плечи усадить.

– Ну если так, то забудем об этом. Пока мы ждём Миланэ, предложу льву тушеную свинину с имбирем, от которой он не откажется, – и упорхнула на кухню.

– Нет, я вовсе не голоден… – он вяло попытался воспротивиться.

Хильзе практически тут же вернулась.

– Ах, не пристало льву так скромничать, особенно в аппетитах, – поставила ладони на стол. – Лев ведь всегда голоден, верно?

– Когда наелся, так откуда взяться голоду?

– Но ведь голод бывает разного рода, да?

Её левая бровь предательски поднялась, еле-еле. Но Тэнгай заметил это, заметил на грани неясного узнавания.

Было? Или не было?

– Каким же он бывает? – потёр ладони.

– Мне ли объяснять льву такие вещи, – улыбнулась Хильзе.

– А я настаиваю и хочу услышать.

Она молчит. Почему она молчит?!

– Ой, там моё блюдо на огне, – снова упорхнула она на кухню.

Тэнгай посидел, нервно побарабанив когтями по столу.

– Так пусть Ваалу-Хильзе продолжит свою мысль, – сказал он громко.

– Какую мысль, пусть напомнит Тэнгай? – возникла Ашаи в дверях, словно из ниоткуда, словно по мгновенному зову.

– О голоде и его видах.

Хильзе подошла.

– Не припомню, что я хотела сказать.

Его заворожило это маленькое движеньице, почти незаметное: она словно переминалась с лапы на лапу, еле-еле, и каждый раз бедро слегка покачивалось; она повторяла его для каждого бедра именно два раза, не один, не три, а именно два; и вот эти два раза почему-то начали пробуждать в нём тёплую, колючую волну вожделения. Именно эти два раза. Повторяет. Каждый раз.

– Я, кажется, начинаю понимать, – почесал он шею, а потом и грудь, проникнув когтями через ворот рубахи.

– Так говорить не надо, о таком не говорят, – прекратила.

Только не прекращай!

– Иногда говорят. Зависит от времени и места.

– И разве здесь время да и место?

Ну же. Давай ещё. Ну.

– Мне сложно судить об этом, – выдохнул сквозь зубы.

– Об этом судит всегда лев, львица лишь корится, – посмотрела в сторону и вверх, обнажив шею.

– А львица хочет мне покориться? – сжал кубок, но потом нежно отпустил, словно он был живым.

– Может, да. Может, нет. Сама не знаю свой ответ, – взглянула прямо ему в глаза.

Ладно, довольно игр.

– Хильзе, я хочу тебя, – протянул он к ней руки, но помешал стол. Он отбросил стул назад, вмиг поднявшись на лапы, приблизился к ней и жадно схватил за плечо.

– Будь по-твоему, – она казалась невероятно изумлённой, но его руки не сбросила, – но знай: прежде всего мне надо кое-что узнать.

– Что? – сглотнул он.

– С чем пришёл к Миланэ?

– С посланием, я не знаю содержания. Я никогда не знаю текста посланий.

– А кто послал?

– Сенатор Тансарр Сайстилларский воспользовался правом на посыльную службу. У него есть дело к Миланэ. Иди сюда.

«Ну ничего себе», – удивилась Хильзе, поэтому тут же утратила цепкую хватку взгляда. Он же обнаружил, что крепко держит её за талию. Убрал руки, сосредоточенно нахмурился.

Немилосердный, тяжеловатый взгляд Хильзе.

– Садись.

– Зачем ты это сделала?

– Сделала что?

– Ты решила разузнать о послании!

Хильзе поморщилась и фыркнула.

– Не устраивай балаганных сцен. Ты сам всё рассказал.