Текст книги "Снохождение (СИ)"

Автор книги: mso

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 60 страниц)

Ваалу-Хильзари молчала долго.

– Кстати, отвлекусь: в библиотеке есть такая старая книга, «Вне справедливости» называется, её когда-то сложило сестринство Криммау-Аммау. Там историй полно, да и многому можно поучиться в искусстве воздаяния, а особенно – как вести Книгу Злой Памяти, о которой вам расскажут позже. Хотя вы и так о ней слышали, уверена.

– Да, да, – закивали юные дисциплары, сверкая зубками.

– Добрая воля и свободное намерение – вот что в жизни имеет высочайшую ценность. Кто обесценивает это, тому должно воздаваться по заслугам, и даже сверх того. Из этого следует, что Ашаи не может свидетельствовать то, в чём нет доброй воли, а есть принуждение и нужда. Все клятвы должны быть добровольны.

Все клятвы должны быть добровольны…

«А доброволен ли наш путь? Просто однажды узнаёшь, что ты избрана наставницей… Словно родиться во второй раз. От тебя почти ничего не зависит. И дар к игнимаре – от рождения. Но от Ашаи-Китрах требуют многих клятв, мы многое должны совершать, причём не абы как…».

– Так, мои дорогие, давайте-ка перейдём к чему-то более основательному, – тон Хильзари совершенно поменялся, стал будничным и лёгким. – Ваалу-Миланэ, попрошу слышащую Ваала подойти, – поманила её жестом. – Сейчас мы… Сейчас мы все будем учиться подвязывать стамп к поясу. Некоторые из вас уже умеют, но всё равно мы обязательно должны научиться, причём хорошо и правильно. Я не зря позвала именно Ваалу-Миланэ, потому как именно она в своё время, не уделив достаточного внимания, уронила стамп. Прямо на пол. С пояса. На церемонии Нового Года. Так, глядите… Узел вот так, через руку… Пальцем или когтем придержите эту петлю. И сильно затяните. Понятно? Миланэ, показывай.

Облачившись в лучший пласис, тот самый, который купила в Марне, Миланэ выглядела очень хорошо, тем более что её украшали доброе расположение духа, лёгкая тентушь на глазах и тонкие полосы хирайи под ними. Миланэ очень редко наносит хирайю – чёрную-чёрную краску на растительной основе – но сегодня самое то настроение.

Она встала.

На тебя смотрит столько глаз. Ждут, что будешь делать.

– Восславим Ваала, сёстры. Эм… в этом году вы очень рано обрели стампы. Мы в своё время получили их аж через луну… – улыбнулась, посмотрела на Хильзари, потом посерьёзнела. – Итак, один конец шнура – красный, второй – чёрный. Вам нужно вязать узел так, чтобы лишь красный отстёгивал стамп от пояса. Эм… вот, вот так. Раз-два-три. Чтобы хорошо держалось, да снималось тоже, потуже затягивайте пояса…

– Кстати, можете поздравить Ваалу-Миланэ.

Она с удивлением поглядела на наставницу.

– Совсем недавно она стала родной Ашаи для одного из сенаторов Империи в Марне. Большое достижение, скажу вам.

– Поздравляем, Ваалу-Миланэ! – повеселели юные ученицы, глядя на Миланэ с полной верой в свою счастливую звезду жизни.

– Пусть тропа будет усеяна цветами веры… – одиноко пожелал кто-то.

Миланэ присела в жесте большой благодарности.

Наставницу Ваалу-Даэльси найти нетрудно: почти всё время она проводит в садах Сидны, наблюдая за птицами, ухаживая за кустами и там же изредка обучая учениц, как правило, искусству чтения и толкования текстов либо ухода за растениями.

Сидит она прямо под вишней, на небольшом коврике; её поза – одна лапа подогнута под себя, вторая согнута в колене и обхвачена руками – ясно говорит, что она успела познать в жизни много свободы и одиночества, да не слишком жалует всякие формальности. Хвост стелится по траве, а одета она проще нельзя: на ней лишь длинная серая туника, кольцо и амулет.

– Восславим Ваала, наставница Ваалу-Даэльси, – свершила Миланэ глубокий книксен, а потом присела на одно колено, держа перед собою сжатые ладони.

– Здравствуй, Миланэ. Чем обязана? – взмахнула хвостом Даэльси, склонила голову набок.

– Я не помешаю видящей Ваала?

– Что ты, дитя моё. Твой голос подобен пению ласточки.

– Недостойна столь добрых слов. Ваалу-Даэльси… У меня необычный вопрос, мне посоветовали обратиться ко львице. Может видящая Ваала взглянуть на этот амулет?

Миланэ раскрыла ладони и протянула ей подарок Хайдарра. Львица-наставница осторожно взяла его и начала рассматривать, поигрывая им в руке.

– Я кое-что выяснила. Мне сказали, что здесь что-то написано, а также, что он имеет отношение к северным варварам. Это вот, например, зубы снежного волка. А они у нас не водятся, – сладно-заученно сказала Миланэ.

– Не водятся, – эхом вторила Даэльси.

– Львица может о нём что-то сказать?

– Откуда он у тебя? Впрочем, не надо, не говори. Тебе будет спокойней, мне тоже, – рассматривала она амулет. – Почему ты решила обратиться именно ко мне?

Вопрос, ощутила Миланэ, был серьёзным, даже испытующим. Но она не готовилась к подобному, потому затрепетала:

– Подумала, может как-нибудь львица могла сталкиваться с… северной культурой, вещицами, и всё такое прочее… ведь столько лет прожила в Норрамарке.

Глаза Даэльси сверкнули, угасли, а потом она подняла голову высоко вверх.

– А я уж подумала тебе отказать и отпустить с добрым словом. Но эта сойка дала знак, что лучше не отказывать, и что тебе, Миланэ, можно верить.

Поискав взглядом птичку, но неудачно, Миланэ придвинулась ближе.

Разглядывая амулет, Ашаи-наставница даже подбросила его несколько раз, словно желала удостовериться в немаленьком весе. Затем пальцем поманила Миланэ взглянуть на вязь:

– Здесь написано на древнем: «Отважным помогает судьба».

Миланэ хмыкнула, ожидая чуть иного. Любовный амулет – вот чего она ждала. Завместо – какая-то тривиальность.

– Даже не знала, что северным прайдам известен древний язык, – посмотрела на Даэльси с непониманием. – Древний язык Сунгов?

– Он самый. Известен, – спокойно ответила та. – От них и пошёл, только этого тебе в дисципларии не скажут, да и ты не поверишь. Это амулет на победу в любых битвах. Это, Миланэ, не простая поделка. Эта вещица – дело рук и силы северных шаманай, а они умеют такие вещи делать, поверь.

– Северных… шаманай? Жриц северных прайдов, да? – для уверенности спросила Миланэ, мило нахмурившись.

– Не слыхала о них? – посмотрела в сторону Даэльси, постукивая себя веточкой по голени.

– Слыхала, конечно, – торопливо заговорила Миланэ. – Но «шаманаи» – это их эндоним, они себя так называют, а принято избегать самоназваний во избежание путаницы.

– Эндоним, ха-ха-х, – засмеялась Даэльси, но невесело. – Хах… Ладно. Всё-таки: где ты его достала, Миланэ?

– Долгая история. Подарили.

– Ладно-ладно, можешь не рассказывать. Спрячь.

– Я не хотела показаться невежливой, наставница…

Но Даэльси не слушала:

– …опасно ходить с такой штукой по Сидне. Спрячь-спрячь. Вот так, за пазуху. Так и ходи, и не показывай.

– Даже подругам?

– Тем более подругам.

В Сиднамае, у дома Миланэ и Арасси есть маленький задний двор; всё, что в нём есть: четыре кола, вбитые в землю, навес из тростника и листов хум, с десяток яблонь и груш да осиное гнездо, с которым устали бороться да так и оставили с миром. Траву Миланэ иногда скашивает сама, если этого не успевают проделать служители, Арасси за это не берётся – не привычна, не умеет. Есть кроты, но они во всём Сиднамае есть.

Под навес Миланэ принесла два кресла, круглый стол из кухни-столовой, кувшин с яблочным соком, с десяток чистых листов, две кисточки и тушь. Наставницы дали сегодня служение: ввести одну из учениц в начала предсказания с Каррой-Аррам. Имя ученицы – Ваалу-Массари; она именно из тех, которые только что успешно прошли Церемонию Совершеннолетия; ей, конечно же, семнадцать, она из провинции Яамри, приятной и очень красивой земли; её жители – амрийцы, истинные Сунги – взяли лучшие качества хустрианцев (страстность, весёлый нрав) и найсагрийцев (чувство достоинства и смелость).

– Возьми кисть, пожалуйста. Будем рисовать знаки, и я буду рассказывать об их значении.

– Готова, – быстро ответила Массари, наблюдая за пальцами Миланэ; в правой руке она держала кисть, в левой – один из знаков, который она с капризно-деловитым видом взяла из рассыпанной по столу колоды Миланэ.

Львица она маленькая, но вовсе не тонкого сложения; желающие зла вполне могли бы назвать её толстоватой. Тем не менее, эта полнота ей шла полностью; скорее, даже не полнота, а крепость сложения. Выглядела она как типичная хозяйка таверны – сбитая и волевая, что может и пригреть, и огреть, только в ранней молодости; но от подобных ассоциаций спасали одеяние Ашаи, и маленькие, округлые, очень симпатичные черты мордашки. Окраса она довольно необычного, пепельно-тёмного; видимо, у неё в роду смешалось много кровей – окрас её говорил о южном происхождении, в то же время весьма длинный хвост – о северном.

Массари нрава упорного, хваткого, деловитого; она – неформальный лидер среди учениц-одногодков, имеет прирождённый талант к сплочению. Так же основательно и с рвением к делу она взялась за мантику Карры-Аррам. Если начистоту, то Миланэ не могла внять, зачем ей нужна Карра, которая лучше всего под стать печальным и тихим душам; для этой мантики надо иметь чуткие к малейшим нюансам уши и своеобразную беспрактичность, любовь к чистому искусству без отдачи.

– Если ты всерьёз интересуешься, то придётся лично создать собственную колоду знаков.

– Я всерьёз. Знаю, – ответила Массари, поставив знак обратно на стол и посмотрев ей в глаза.

Как все настоящие знатоки, Миланэ отнюдь не считала себя выдающейся мастерицей Карры. Она почти всегда воспринимала её как отдушину, увлечение, одну из красок жизни. И, совершенно незаметно для себя, она прослыла в Сидне авторитетом в этой редкой предсказательной системе, не только среди учениц, но и наставниц. И её представили Массари так, как будто она – недостижимая звезда, лучшая из лучших, отчего Миланэ ощутила стыд.

– Ваалу-Миланэ, в первую очередь хочу понять: а можно как-то сразу узнать, что мне подойдёт Карра-Аррам?

Миланэ не спешила переходить на дружеское обращение, без этого формального отличия-клейма «Ваалу-» – без номена. Нет, она вполне благожелательно настроена к юной ученице, но она – андарианка, потому в крови внутренняя строгость, чувство аккуратной дистанции с малознакомой душой.

– Вижу, ты подготовилась перед тем, как придти, – Миланэ сразу поняла, на что намекает Массари. – Правда, вопрос стоит чуть по-иному задавать: подходишь ли ты Карре. Вот мы сейчас и спросим, что она думает о тебе.

– Если будет ответ «нет», то для меня дорога закрыта?

– Я бы так не сказала. Можно сквозь торный путь продираться, но есть ли смысл? Давай не будем забегать вперёд. Дотронься.

Миланэ сгребла свою колоду знаков и дала дотронуться к ним; юная ученица очень внимательно наблюдала за каждым движением. Миланэ несколько раз небрежно потасовала знаки, а потом безо всяких церемоний вытащила нижний и крайне осторожно поставила на стол. Вытащила ещё один, откуда-то из середины, сощурилась, отставила в сторону фасом вниз. Следующий поставила рядом с первым. Ещё один, последний – тоже.

Вглядываться пришлось долго, Массари нетерпеливо крутила своё серебряное кольцо.

«Первые дни оно всё «кусается» на пальце», – чуть улыбнулась Миланэ собственным мыслям. – «Так и хочется теребить».

– Так что там? – не вытерпела Массари.

– Вот они, первые три знака, которые ты сегодня начертаешь. Да, кстати, у каждого знака есть отдельное название, но я не буду пока их называть – они на другом языке. Всегда помни, что их названия на нашем, сунгском – только приближённый перевод.

– На древнем, да? – почти утвердительно спросила Массари и откинулась на спинку ротангового кресла, взяв в ладони один из знаков, что ей выпал.

Эта была совершенная бесцеремонность, но Миланэ стерпела и ничего не сказала: ученица точно совершила это не со зла. Кроме того, такое свободное обращение вполне могло быть предвестием хорошей дружбы между нею и Каррой-Аррам.

– Нет. Гляди сюда, – Миланэ указала на выпавшие знаки. – То, что ты взяла – знак «Да». Далее – «Смерть, которой не миновать». И наконец – «Сходятся и сойдутся». Это…

– И что это означает? – нетерпеливо перебила Массари, оставив один знак и начав рассматривать второй.

– С Каррой у тебя будут долгие отношения, но есть предыстория. Об этой мантике ты услышала давно, возможно, ещё будучи найси, но знаний о ней получить нигде не могла. Далее ты внимала негласному запрету на мантику для сталл, но твёрдо уверилась, что после Совершеннолетия попытаешься обрести с нею связь. В общем, всё благоприятствует.

Та сидела молча, призадумавшись, оставив «Сходятся и сойдутся» в покое. Её обняла глубокая серьёзность; Миланэ тем временем сгребла знаки в кучу, помахала рукой подругам, что шли по дорожке, отгороженной стеной кустов, а затем начала разглядывать когти на правой руке.

«Подпилить этот, на безымянном. Странно, что Карра ей подходит. Вообще-то, эта Массари неплоха, толкова…».

– Ваалу-Миланэ, я хочу учиться у тебя, – на выдохе проговорила Массари, перейдя на «ты» от ли от волнения, то ли из внезапного, дружеского уважения. – Как сказала, так есть. Хоть Ашаи не должна удивляться, но… я удивлена.

– Не я сказала, но Карра, – очень спокойно, безо всякой сокрытой гордости ответила Миланэ, медленно отобрав у неё «Сходятся и сойдутся».

– А почему Ваалу-Миланэ отставила второй знак? Он был плох?

– Какой второй знак? – не сразу поняла Миланэ.

– Когда Ваалу-Миланэ вытаскивала из колоды знаки, то первый положила, а второй отставила, третий положила, и четвёртый положила. Что со вторым? Он оказался плох для меня, да?

– Нет, нет, так надо, – взмахнула хвостом Миланэ (сегодня у неё свира с вольным хвостом). – Вот мы вплотную подошли к основам. Гляди, знаки Карры делятся на три вида. В первый входят всего лишь два знака, «Да» или «Нет». Именно «Да» выпал тебе первым, и это очень хорошо, очень-очень. Сама Карра называла эти два знака «Заверителями бесстрастными». Вот второй вид – двенадцать знаков. Их Карра называла «Силами, в мире витающими». Третий вид насчитывает семьдесят восемь знаков, их Карра называла «Душами сверкающими». В обычном раскладе как раз нужны три знака, но каждого вида – по одной штуке. По пути к каждому из трёх ты, скорее всего, переложишь примерно половину колоды. Вообще, какие знаки будут встречаться по пути, тоже весьма важно, но это со временем научишься понимать.

– Оооо… Хм. Понятно, – Массари вежливо дала понять, что не совсем поняла сути. – Я не знала…

«Объясняю просто отвратно», – разозлилась на себя Миланэ.

– Так ты только начала учиться, откуда ж тебе знать. Соку хочешь?

– Спасибо. Так на каком языке их названия, Ваалу-Миланэ? – ещё раз полюбопытствовала Массари.

– Что ты знаешь о Карре-Аррам? – дочь Андарии ответила вопросом на вопрос.

– О сестре-Ашаи Карре?

– Да.

– Ну, что она родом из Юниана, родилась где-то пятисотом году Эры Империи, была свободной Ашаи, сначала служила нескольким посёлкам и маленькому городку Баш, потом жила отшельницей, умерла в сорок лет от болезни…

– О ней многое не прочтёшь и не узнаешь, поскольку о Карре писать никто не хотел. Я тебе так скажу: мантика Карры-Аррам долгое время была почти под запретом. Владение Каррой лет эдак пятьдесят назад было не то что бы опасным… но так… нежелательным. О ней до сих пор стесняются говорить. Видишь ли, Карра была настолько странной и эксцентричной Ашаи, что её хотели изгнать, а наследие объявить вероборчеством. Но времена изменились, её взгляды признаются обычным чудачеством, но тех, кто реально знает и понимает Карру, осталось очень немного.

– Да, я это поняла из своих поисков, – усмехнулась Массари, взглянув в глаза Миланэ.

– Так вот, Карра выдумала язык для своего мантического искусства. Он крайне нестроен сам по себе и дошёл до нас в ущербном, неполном виде. Потому практического значения не имеет, но каждая мастерица Карры не только умеет по памяти рисовать знаки, но и помнит оригинальные названия. К большому счастью, одна из учениц самой Карры, а их было только две, смогла точно перевести все значения на наш язык, благодаря чему мы здесь и сидим.

– А может Ваалу-Миланэ-Белсарра озвучить названия знаков, что выпали?

– Могу, – неохотно молвила дочь-жрица Андарии. – Но это пока ещё ни к чему.

– Пожалуйста!

– Ладно… Вот, – нашла она в колоде «Да» и повертела в пальцах. – «Сео».

– «Сео»? – пригляделась к знаку Массари.

– Да. Вот – «Смерть, которой не миновать», – ещё вытянула Миланэ. – На языке Карры – «Затахиин хаалат э хоу». Умоляю, только не спрашивай о значении этого знака. Мы всё будем проходить по порядку… И вот – «Сходятся и сойдутся». «Пармарат а партариим».

Слова звучали совершенно чужеродно и странно, Массари лишь удивлённо заморгала.

– А как она придумала свою мантику?

– Да так же, как были придуманы карты Йоши, стебли, предсказания на рамзане, крови и прочее-прочее…

– Нет, всё это принадлежит сестринству, а здесь есть конкретная мать мантики. Может, она что-то рассказывала об этом?

– По легенде, знаки Карра собирала во снах. Хоть эту легенду рассказывала сама Карра, но ей верить нельзя: хоть она и была яркой Ашаи, но полубезумной.

Миланэ вдруг замолчала. Собирала во снах. Как-то она всегда упускала из виду…

…постой-постой, погоди. «Собирала во снах», это ты для Массари нарочно упрощаешь. Карра говорила, что «заснула единожды, сразу попала в дурственное место, и вечность бы с ним и все проклятья, но там встретила львицу очень странного вида, причём бесхвостую, бесшерстую – смехота, и она-то мне начала показывать знаки всякие, что я рисовала после пробуждения и вспоминала об их значении. Так было несчётное количество раз, сама со счёта сбилась, да хвост с этим счётом. Дурное приключение, скажу вам, да и тошнило от него…». Я всегда думала об этом, как о безумной, забавной выдумке, но теперь… начинаю… я начинаю думать… её ведь тоже тошнило… Ваал мой, как я раньше не…

– Значит, Карра не против… – задумчиво молвила Массари.

– Что? А, да. Не против. У вас должно сложиться.

– Точно?

– Здесь нельзя ровно отрезать, невозможно предсказать что-либо с полным уверением. Даже наилучшая предсказательница ошибается и может услышать неверно.

– Ладно. Ваалу-Миланэ, тогда львица скажет мне: как всё устроено? Как, – Массари совершила ударение на вопросе, – это работает? В конце концов, ответы нам даёт Ваал? Ведь от него – все наши дары.

– Я бы остереглась прибегать к такому упрощению. Ваал ни на что не влияет сам по себе.

– Но как же?.. – явно запротестовала Массари.

– Нет-нет, гляди. Я тебе сейчас разъясню, – покачала головой Миланэ, строгая наставница. – Ваал живёт во всех нас, понимаешь? В наших душах, в нашем духе. Без нас его не станет.

Массари налила и отпила соку; несмотря на то, что он был безумно кислым – так любила Миланэ – она ничуть не скривилась, даже ухом не повела.

– Как и нас без него, – отставила кружку.

– Как и нас… – повторила Миланэ. – Эм… И если ты скажешь, что в мантике получаешь ответы от Ваала – то сильно исказишь суть дела.

– Значит, всё-таки суть дела можно раскрыть?

– Не знаю. Никто не знает, как всё вершится. Понимаешь? Это примерно так, как с игнимарой. Вот ты знаешь, откуда она берётся?

– Ну… огонь Ваала… огонь от него… пламя, которое берётся от… Ам…

– Видишь – нет слов. Как игнимару трудно объяснить, так и мантику. Но объяснения не нужны, вертеть словами можно как угодно. К примеру, можно сказать, что при мантике я вольно-невольно направляю свою или чужую судьбу так, чтобы она вышла к предсказанной тропе. Поэтому-то старые Ашаи советовали мантикой не увлекаться, потому что считали: всерьёз предсказываешь – всерьёз влияешь на исход событий.

– Ладно. Ваал живёт во всех нас, – напряжённо думала Массари, – но в то же время его можно увидеть.

– Увидеть можно. В сновидении, – поправила дочь Андарии, внимательная наставница.

– Значит, он всё-таки нечто особенное, он – личность, сверхсущество. Можно сказать, самый главный Сунг. Первосущность.

– Массари, мы же о Карре-Аррам должны беседовать.

– Пусть простит меня Ваалу-Миланэ, я просто хотела побеседовать на все темы, что представлялись мне интересными.

– Перестань, Массари. Никаких обид, только пытаюсь как можно лучше использовать время, с которым ты пришла ко мне научиться Карре. Что я, кстати, очень ценю.

– Спасибо.

– Итак, давай нарисуем первые знаки, «Да» и «Нет», они же – «Сео» и «Нон»…

Сидна, не считая Сиднамая и земель вокруг дисциплария – это множество самых разных строений, преимущественно из мрамора, соединённых сводчатыми галереями, маленькими садовыми дорожками и широкими аллеями. Каждое имеет своё назначение: есть и больница (одна из лучших в Империи), есть лектории, есть термы, есть мастерские, есть всё.

В одном из таких, которое называют дивным именем Гелейса (а практически каждое здание имеет своё имя), и находится сегодня Миланэ. Гелейса – очень простое одноэтажное здание, подавляющую часть которого занимает огромный зал с не менее огромными окнами; его главное назначение – обучение танцам, позам и жестам; нет, в стаамсе тоже есть залы для этого, но Гелейса – в первую очередь…

Посторонним вход воспрещён.

В главном зале, на боковых стенах здесь – панно: сёстры-Ашаи в разных позах. Лас-аммау, омраани-аммау, криммау-аммау, аамсуна-аммау, хейтари-аммау… все сорок восемь традиционных-классических-канонических поз.

Над главным входом – надпись: «Учись, ученица».

Миланэ могла сегодня не приходить. Сегодня у неё совершенно свободный день, а завтра она уезжает вместе с Арасси в Андарию. Дисципларам её возраста уже не нужны эти занятия – в своё время она успела отдать им очень много времени, и умеет всё, что должна.

Раньше эти занятия воспринимались как тяжёлая необходимость, изнурительный труд. Но с течением времени Миланэ нашла в них отраду: повторяя полностью заученные движения, не по своей воле, а по воле наставниц, она словно отрешалась от себя, покидалась-забывалась, получая возможность либо пребывать в состоянии покойного, бестревожного безмыслия или же отвлечённо думать о своём. Беседуя с подругами, Миланэ нашла, что и они ощущают примерно то же самое.

На самом деле, забыться, уйти от себя в равномерности и монотонности – это исцеление, это спасение.

Не зря ведь сладчайший сон – серость без снов.

– Омраани, атэс!

Поза «спокойного пребывания». Встать ровно, очень ровно, идеально ровно, подбородок чуть ниже, ещё, руки свободно вперёд, пальцы легко обнимают пальцы. Стоишь на любой церемонии, на любом сборище? Так и стой.

«Как хорошо, что мы с Арасси уезжаем ко мне… Ваал мой, она ни разу у меня не была, я у неё – целых три раза! Хоть ей и ближе, ей что, пять десятков льенов от Сидны – и она дома…»

– Анэшмаан, атэс!

Сорок восемь классических поз предполагают, что Ашаи может не только стоять на земле, но и сидеть на земле. А сонм неклассических, что: сидит на стуле; сидит на диване; сидит на маленьком или неудобном; лежит просто так; лежит, соблазняя льва; полулежит в патрицианском стиле; облокотилась о спинку стула; сидит на краю бассейна в термах; выглядывает из окна (с учётом того, где основной созерцатель – спереди или сзади); стоит с луком; стоит с иным оружием… Анэшмаан – вариация классической хнента-гастау, только там ты сидишь просто так, а здесь – в сосредоточенной задумчивости; как говорит Арасси: «делаешь умный вид».

«Времени проходит всё больше, понимаю всё меньше. Ваал мой, почему я так увлеклась снохождением, вот любопытна, всё хочу знать, а зачем оно мне – знать?.. Жила бы себе без веды, горя не знавшая, не пытаясь вникнуть – ведь и так не поймёшь… Но если не поймёшь, тогда какая ж ты Ашаи-Китрах, какая сестра понимания? Но мы все притворяемся, что понимаем. Я не знаю, что такое мир. Мне неведомо, кто я такая.

– Криммау, атэс!

Криммау-аммау. Коленопреклонение.

«Всё-таки глупейшие головы запретили «Снохождение». Верно, об этом очень трудно написать, а потому всяческая подобная книга должна цениться на вес золота, так нет! – ещё запрет. Теперь ходи, ищи его, рискуй. А, может, так должно быть? Не всем дано знать, да не всем нужно… Знать, ха-ха. Эк хватила, знать. Знание – ерунда, главное – сила. Или знание – сила? А может, всё – мои иллюзии? Но какие живые иллюзии! От них тошнит, живот болит и кружится голова».

– Хейтари, атэс!

«Дурное у тебя в голове, Милани, непрактичное да наивное. Признайся себе: воля доброй судьбы сделала тебя сестрою-Ашаи, и если бы сложилось иначе, то вдумайся: жила бы ты тихой, неспешной жизнью у себя Ходниане, детей бы нарожала, с мужем-дурнем бы управлялась, изменяла бы ему потихонечку, несильно так, аккуратненько, осторожненько да нечастенько, вот как сестра, сестра моя сестрица родная… Жила бы всем этим, неброским. Но гляди, сколь добра добрая доля: хороша твоя игнимара, прекрасны твои подруги, высока твоя Сидна, славен и силён твой патрон, верна твоя вера и сильная ты Сунга. В Марну езжай, серьёзную жизнь познавай. И дочку роди, а можно и сына. А можно обоих вместе. Тогда мама моя заплачет и скажет в своём доме: «Вот моя дочь, вот гордость – глядите, все Сунги!». Она всегда так хотела сказать. Она всегда хотела…

– Ниже голову, Миланэ, – говорит ей наставница. – Не следует так взлетать.

========== Глава XIII ==========

Глава XIII

Вообще, Арасси умеет производить впечатление, когда хочет. И не только потому, что от природы одарена пугающего совершенства красотой. В её движениях и повадках, когда надо, появляется неуловимая свобода властительницы, словно бы она – сошедшая к простым душам хозяйка мира. Или, если выражаться языком южных или западных варваров, богиня; только она не гневная богиня, а обольстительная, чарующая, всепрощающая и весёлая. От её свободного нрава и переливчатого смеха львы теряют голову; а многие львицы завидуют, злобнеют, либо стараются украдкой подсмотреть да подучиться, либо просто любуются и воспринимают как есть, как вот например Миланэ. Тем не менее, несмотря на пресловутый свободный нрав, Арасси никогда не одевалась пошло либо вызывающе; в этом она весьма сдержана и никогда не даёт повода для кривотолков. Чувство меры, чувство момента – вот что Миланэ любила в ней.

Вот и в книжную лавку с претенциозным названием «Акнимал» (всякий знает, что Акнимал – герой старого эпоса Сунгов, ещё более старого, чем сама Империя) она входит так, будто ей принадлежит весь Сарман вместе с жителями впридачу. Облачённая в дорожную свиру совершенно непрактичного, но красивого светло-бежевого цвета, со сдержанно-ассиметричным подолом, Арасси подходит к прилавку и ставит на него обе ладони, осматривая всё вокруг.

– Что преподобной слышащей Ваала угодно? – спрашивает её книжница, внимательно наблюдая.

У Ваалу-Миланэ-Белсарры не лучшие способности к эмпатии, но она безошибочно учуяла бессильную, завистливую злобу молодой особы, всецело обращенную к Арасси. Но Арасси совершенно нипочём такая ерунда, как чужие недобрые взгляды и плохие мысли. Она с благожелательностью, мягким спокойствием говорит:

– Попрошу львицу сказать мне: здесь ли сир Морниан?

– Здесь.

– Благодарна.

Не говоря ни слова больше, Арасси уплывает за прилавок, не отпуская с него одну из ладоней, приглаживая его, будто бы это – живое существо. Следом за нею – так уж и быть – следует Миланэ; из-за врождённой вежливости и нелюбви ко всякой грубости, она обращается к львице-книжнице:

– Львица разрешит?

Ведь она-то здесь всего лишь второй раз в жизни (первый был лет пять назад, да и то случайно).

– Преподобная тоже к сиру? – спрашивает эта небольшая ростом, с пятнышками на мордашке львица, крепко сцепив ладони перед собой.

– Да, у нас – важное дело.

– Прошу, вам не надо спрашивать у меня изволения.

Тёмный, небольшой коридор. Арасси в нём внезапно оборачивается, приставляет палец к губам и подмигивает; далее она старается идти бесшумно, и двери, что впереди, начала отворять крайне медленно и осторожно. Миланэ с непониманием наблюдает за сими действиями, но невольно сама начала ступать осторожнее.

За дверцей оказалась небольшая, светлая комната – по всему, кабинет владельца. Интерьер пестрел самыми различными вещами; в помещении вовсю царил явственный бардак, который безуспешно пытался прикинуться порядком. Прямо на полу в нестройные стопки собраны книги, какие-то свитки, обрезки бумаги. Что говорить о полках и шкафах – они доверху заставлены множеством подобных вещей. А за столиком, на удивление свободным от хлама, боком к гостьям сидел, собственно, самец и хозяин. Меньше всего он был похож на книготорговца: высокий, полноватый, с хорошо ухоженной, гладкой рыжей гривой.

– Арасси? – удивлённо и радостно привстал он.

– Милани, вот из-за тебя нас поймали! – закатила глаза Арасси.

Он ринулся к ней, но вдруг обратил внимание на Миланэ, которая тем временем осторожно осматривала интерьер.

– Обнимай-обнимай, – переливчато засмеялась Арасси, подходя, – ей смотреть можно. Это – моя лучшая подруга.

Лев усадил её на кресло, на котором ранее сиживал.

– Какими судьбами? – удивлённо спросил, садясь на стол. – Ты же говорила после того… этого… что до Приятия и вздумать не придёшь. Ой, то бишь придти не вздумаешь.

– Не рад меня видеть, да, прохвост? – сверкнула смехом Арасси, взметнула хвостом и повела бровью.

– Да ты что, я…

– Садись, дурашка, садись, – по-свойски указала она на стул, что покоился в пыльном углу, – я дразнюсь. У нас есть небольшое дельце.

Миланэ тем временем нарочито внимательно изучала стеллажи, храня спокойствие и сдержанность.

– О, внимательно слушаю, – Морниан смотрел то на Арасси, то на Миланэ. – Чем могу?

– Мы к тебе за книжкой для моей подруги. Ой, Ваал, я вас не познакомила. Это – Ваалу-Миланэ-Белсарра. Милани – это Морниан, или просто Морни, славный лёва и неплохой… эм… книготорговец, – так сказала Арасси.

«Перестань уж дурачиться», – незаметно вздохнула Миланэ.

– Я искренне рада нашему доброму знакомству, Морниан, – молвила дочь Андарии обычные слова вежливости, свершив неглубокий книксен.

Но тот оказался прытким и скорым на ум; подскочив, он поцеловал её левую руку:

– Ваалу-Миланэ! Все жемчужины мира меркнут по сравнению с сиянием изящества львицы.

Миланэ одарила его небольшой улыбкой и уселась на мгновенно предложенный им стул, тот самый, на который ранее указывала Арасси. Морниан отошёл от них, встал возле входа и опёрся локтем о книжный шкаф.

– Миланэ пахнет сладко, как мёд. Я ощутил, когда целовал эту безупречную руку, – со странной мечтательностью и смелостью сказал он.

Было необычно, приятно, Миланэ одарила его скромной улыбкой.

– Даже слаще меня? – вздохнула Арасси и снова взметнула хвостом.

– Ты любишь ставить в неловкое положение… Я боюсь отвечать!

– Лев не должен быть трусом! – сощурив глаза, хищно молвила Арасси.