Текст книги "Танец Опиума (СИ)"

Автор книги: Lime.lime

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 55 страниц)

Парень упрямо молчал, покачиваясь из стороны в сторону, словно являлся пациентом психбольницы, и пристально наблюдал за закрытой дверью. Он вслушивался. Ждал, когда снова до его чуткого слуха мерзкой змейкой доберётся этот душераздирающий скрежет, знакомый низкий голос и едва различимый гортанный рык в момент, когда кулак неприятеля рассечёт ему очередной участок безупречно красивого лица. Блондин слушал и сгорал на костре отчаяния.

Дейдара боялся, и он не скрывал этого. Он мог поклясться, что не сможет вынести произошедшего второй раз. Пытки, коим его подвергли, стали самым большим потрясением в жизни молодого мафиози. За двадцать пять лет блондин впервые встретился с настоящей болью, но, несмотря на это, стойко претерпевал все невзгоды, продолжая мыслить холодно и здраво. Наверное, именно смесь его золотых мозгов и капельки удачи позволила Тцукури вырваться из рук маньяка. Но ведь, получается, все его усилия были зря…

– Что с тобой случилось? – дрожащим голосом спросила Харуно и осторожно прикоснулась рукой к его плечу. Она почувствовала его озноб и ужас, волнами исходивший от некогда задорного блондина.

Дейдара вздрогнул от боли, нахмурился и с упрёком зашипел на девушку, мол, тише, чего ты разоралась! Его лицо в момент отчаяния было самым жутким потрясением для живущей в розовых очках Харуно. Девушка даже дышать перестала, позабыв о том, как это делать. Женское сердце заходилось в страхе и переживании и, казалось, вот-вот разорвётся на части, так и не выдержав испытаний.

Сакура отпрянула назад на пару шагов, глотая горькие слёзы, и послушно замолчала. Разыгравшиеся нервы успокоить было уже невозможно.

– Прошу, – одними губами шепнула девушка. – Прошу, Дейдара… объясни мне!

И парень хотел было обернуться и вкратце пояснить бедной, запуганной девушке, что вокруг происходит. Однако он внезапно замер и перестал дышать, обратившись в слух. Прошла едва ли несчастная секунда, и вдруг Дейдара жалобно заскулил, как раненый щенок. Его вой был полон отчаяния и безнадёги. Девушка же была не сосредоточена и не могла услышать или почувствовать надвигающийся ужас, который медленно поступью шагал вдоль стены, приближаясь к закрытой двери их временного укрытия.

– Сакура! – шепнул Тцукури, стараясь сделать свой голос как можно более твёрдым и уверенным, хотя у самого слёзы на глазах наворачивались. – Послушай, ты должна сейчас спрятаться, понимаешь? Этот человек снаружи… он плохой. – Дейдара разговаривал как будто бы с маленьким напуганным ребёнком, который ждал помощи и понимания. – Сакура, милая моя, ты спрячься и не выходи до самого утра, а если и утром будешь слышать мои крики, то не выходи и утром.

– Ч-ч-что? – заикалась Харуно, и дрожащие мужские руки упали на её плечи. Пламя исчезло, и в разрушенном кабинете воцарился мрак.

– Сакура, за тобой придут. Саске и Итачи за тобой придут. Ты, главное, не выходи, хорошо? Главное оставайся там, где я скажу, в безопасности. Хорошо?

– Не уходи! – умоляюще всхлипнула девушка, и ладонь Дейдары быстро накрыла её рот, чтобы заглушить нежелательный громкие звуки.

– Сакура, ты, главное, живи, – шепнул Дейдара. – Ты только не умирай…

Харуно готова была расплакаться, чувствуя, с каким нежеланием блондин поднимался со стола. У него в груди как будто бы образовался большой, увесистый камень, который тянул его веру в лучшее будущее к самому дну – беспросветному и мрачному, как этот самый кабинет. Парень ухватился за хрупкую женскую ручку и одним движением перенёс её на руках к той самой дыре в углу. Сакура даже не сопротивлялась. Она впала в ступор, когда, наконец, услышала прямо за закрытой дверью тихие шаги, отдававшиеся эхом по коридорам. Пока Тцукури за руки помогал ей спуститься через дыру вниз, с героическим спокойствием превозмогая адскую боль, кровожадный незнакомец ногой выбивал бедную дверь. Древесина разлеталась в щепки от тяжёлых подошв ботинок, а краска на стенах крошилась и сыпалась на бетонный пол.

Перед тем, как отпустить слабые дрожащие девичьи руки, тем самым подарив дурнушке возможность выжить и не умереть в это безумный день, Дейдара наклонился, поцеловал её в лоб, а затем коленом сбросил с края дыры зажигалку. Блондин видел, как отчаянно рыдала и давилась в слезах девушка, пытаясь быть отважной и храброй, чтобы не издать ни единого слова и не подвести ни себя, ни своего друга. Ей было горько от осознания своей беспомощности, но иначе было невозможно. Блондин спасал ей жизнь, а Харуно взглядом умоляла его вернуться и не погибнуть.

Дейдара ничего не сказал, только отпустил её руки и громко вскрикнул, чтобы заглушить её падение и тихий протяжный стон – Харуно расшибла коленки и, похоже, подвернула стопу. Пока Сакура сидела в тёмном сыром помещении и смотрела вверх, на дыру в потолке, блондина колотила крупная дрожь. Пальцы рук не слушались своего обладателя и отказывали, когда Тцукури бежал напролом, отбрасывая в сторону сейф и стулья, чтобы с достоинством встретиться лицом к лицу со своим неприятелем. Призрачная тень надежды сидела у него на плече, словно ангел хранитель, и гнала парня вперёд.

Однако, когда несмазанные петли разгромленной двери взвизгнули, Дейдару встретила подошва того самого ботинка, которая ранее уже наносила травмы на его искалеченное тело. Парень встретился спиной со столом. Позвоночник откликнулся мученическим хрустом. Удар пришёлся на солнечное сплетение, и теперь Тцукури задыхался, плюясь кровью себе на грудь.

Тёмная фигура неспешно приблизилась и, намотав на руку светлые волосы, потащила его к двери. Дейдара слабо сопротивлялся, царапал ладонь неприятеля единственным оставшимся ногтем на его пальцах, остальные – щипцами снял этот подонок! Сердце Тцукури выбивало просто колоссальные ритмы, и под его жалобное скуление Сакура из последних сил сдерживала свой резвый голос и крик, рвавшийся наружу. Она зажимала руками рот и почти не дышала. На её лоб капала кровь, которую оставил у самого края зияющей в полу дыры Дейдара. Это место устраивало Харуно самую настоящую китайскую пытку: по капле, по капельке, неспеша, ей долбили череп.

Смерть в человеческом обличье ушла, утащив за собой в ад задорного блондина. И навряд ли теперь Харуно когда-нибудь встретит своего лучшего друга снова. И пока Дейдара где-то там, на руинах, спасал жизнь девушки, отвлекая внимания маньяка от неё и заставляя его поверить в то, что на этом заводе кружат в последнем, предсмертном танце только они вдвоём, Сакура тихо всхлипывала, крепко сжимая металлическую зажигалку в своих тонких пальчиках.

Девушка многое услышала в последующие пару часов: и крики, и мольбы, и тот самый гортанный рык. Она думала, что сойдёт с ума прежде, чем громкий голос Дейдары стихнет и смешается с тишиной раз и навсегда. Всё её нутро горело от страха перед неизвестностью. Харуно боялась даже зажечь едва заметный огонёк. Дурнушка давилась в слезах, шепча имена братьев и умоляя их спасти и её, и Тцукури. Она вспомнила все молитвы, которые только знала, и читала их снова и снова, попутно вспоминая, как в далёком детстве любимый братик ходил с ней в церковь.

Сакуре было страшно даже предположить, что именно сегодня её жизнь оборвётся. А ведь она так и не успела попрощаться с Наруто, не успела извиниться перед Хиданом и Дейдарой, не смогла напоследок поцеловать Итачи и Саске. Она боялась столько не смерти, сколько перспективы больше никогда не увидеть тех, кого она любит. А ведь её родной брат до сих пор не знает, каких замечательных людей она повстречала! Он никогда не узнает о том, как счастливо его сестренка жила последние четыре года, и от этого по щекам текли горькие слёзы.

Рано или поздно всё заканчивается. Когда-нибудь закончится и жизнь Сакуры, но сейчас наступил конец крику. Он потух, как догорающая свеча, и, верно, больше никогда уже не вспыхнет в темноте обжигающим пламенем. Тишина давила на Харуно так долго, что та и не заметила, как быстро пролетели ещё полчаса. Тогда-то Харуно и услышала знакомый ей «смехотворный» квартет, и нервы её сдали.

Те самые девчонки-подростки в белых платья и с топорами в руках кружились где-то совсем близко и смеялись, смеялись, смеялись…

– Мышь учуяла сырок!

– Побежала, вдруг… щелчок!

– И теперь она одна!

– В мышеловке заперта!

Ориентируясь в пространстве исключительно благодаря изобретению двадцать первого века – зажигалке, Сакура медленно встала, чувствуя босой ступнёй правой ноги холодный бетон. Девушка даже не помнила, где успела оставить один кроссовок. Ноги были искалечены и изрезаны осколками выбитых стекол, разбросанных везде и всюду. Голая лодыжка подвернута. Если она хочет и впредь остаться незамеченной, то необходимо оголить и вторую ногу.

Харуно спешно сняла с себя кроссовок. Она каким-то чудом умудрилась пойти на носочках, тем не менее сильно прихрамывая и хватаясь за всё, что попадалось под руку. Она практически на ощупь нашла дверь и скрипнула сохранившейся до этих дней дверной ручкой. Несмазанные петли предательски взвизгнули, и режущий звук эхом пронёсся по всему корпусу. Голоса незнакомок в белом на несколько секунд затихли – они обратились в слух.

– Мышь живёт теперь мечтой, – зашептал голос. – Всё о жизни размышляет…

– Сразу стало ей понятно… – одна из гостей подобралась к убежищу дурнушки так близко, что у Сакуры по спине побежали мурашки.

Пауза.

– Где бывает сыр бесплатно! – взвизгнула дикарка, выбежав из угла, и устремилась прямо на Харуно.

Последняя поморщилась, а затем рванула, что было мочи, не оглядываясь, не сомневаясь, не думая ни о чём. Погоня не прекращалась, как и жуткий смех и эхо. Сакура, прихрамывая, неслась по коридорам, чувствуя за собой преследование.

Харуно выбежала за поворот, к окну, и увидела за ним долгожданный рассвет. Лучи солнца только-только показались из-за горизонта, как бы успокаивая Сакуру. Новый день означал, что дурнушка пережила самую страшную ночь в её жизни, а, значит, и убежать от этих безумных преследователей она сможет!

Харуно совсем не смотрела себе под ноги, позабыв обо всех правилах безопасности, поэтому, завернув за угол, она наткнулась на тот самый зал с балкончиками. Сакура не смотрела по сторонам, разинув рот. Даже наоборот – девушка жмурилась и прятала глаза за выбившимися прядями волос, лишь бы не замечать стен, измазанных в крови. С глаз долой – из сердца вон!

Она даже не заметила, как стихли голоса позади неё, как стало тихо…

Дурнушка практически на одной ноге доскакала до горки камней, на месте которых цельным должны были сохраниться балкон, перила и лестница. Ей в нос бил мерзкий запах крови и разложения, словно бы она очутилась в лавке мясника, у которого в холодильнике протухло мясо. Харуно хотела аккуратно сбежать с руин, но треклятая нога поехала по камню, и Сакура кувырком покатилась вниз, чудом не выбив себе остатки мозгов. Она определённо что-то себе да сломала, и боль волнами расходилась по телу. Каждая клеточка и каждый внутренний орган болезненно ныли и взвывали к медицинской помощи.

Сакура с трудом оторвала лоб от бетонной поверхности. По виску струилась густая кровь. Взмывшая в воздух пыль туманом легла перед глазами, и Харуно не сразу сообразила, что проблемы с картинкой перед глазами не являются следствием повреждённого зрения. Сквозь мутно-серый занавес пробивались красные, смазанные пятна, постепенно складывающиеся в чёткое, но жуткое изображение.

Весь зал был хорошо освещён лучами только что проснувшегося солнца. Через выбитые стекла свет аккуратно ложился на каждую взмывшую вверх пылинку, на каждое граффити на стенах, на подвешенного над землёй парня…

Раздетый по пояс, окровавленный и мёртвый. На бледном теле не было такого места, от которого не отрезали бы кусочек мяса или на которое не нанесли бы плетью удар. Крови, казалось, вообще не осталось – настолько пугающей была его бледность. Чуть позже Харуно заметила ещё несколько уже разлажившихся тел с двух сторон от недавно убитого блондина.

Девушка видела золотое свечение волос, пробивавшееся сквозь толстую корку грязи, пота, пыли, земли и крови. Сакура даже шевельнуться не посмела, терпеливо ожидая, когда же, наконец, туман уложится. Дурнушке попросту не хотелось верить в то, что златые кудри принадлежат её спасителю. Однако пыль оседала, а черты лица всё больше напоминали задорного Дейдару – того самого парня, который всегда был так добр к ней и милосерден, который вставал на её сомнительную сторону каждый раз, когда видел на лице подруги отчаяние и замешательство.

Дейдара не подавал признаков жизни. Он мертвецом висел над вымокшим в крови бетоном. Парня подвесили прямо за руки, которые резала толстая веревка, к штырям выпирающих плит.

Снова глаза заволокла мутно-белая пелена, и Сакура смахнула её длинными ресницами. Две одинокие безмолвные слезы скатились по щекам, смешавшись с бурой кровью. Яркая зелень погасла, и то, что было надеждой, переродилось в чистой воды отчаяние. Харуно не отводила взгляда от блондина, найдя в это жуткое время в себе силы оплакать его, но не найдя их для дальнейшей борьбы. Ей бы передохнуть! Ей бы проплакаться в голос, навзрыд, игнорируя всякие просьбы успокоиться! Ей бы попрощаться с беспощадным миром мафиози! Но вместо этого Сакура прикрыла ладонью рот и нос, чтобы жуткий смрад смерти не затягивал её на самое дно страха и безрассудного бессилия, и встала.

Впереди была заветная дверь на свободу. Справа – бездыханные тела. Слева – окна без стекла, через которые солнечный свет падал на обезображенные трупы. А позади оставался страх. И дурнушка ковыляла вперёд, глотая слёзы и превозмогая боль. Дейдара попросил её выжить и не умирать, а она девушка не из слабых. Харуно не смогла спасти блондина, но вполне может спастись сама. Раз уж Харуно пережила эту ночь, значит, и сто метров переживёт.

На фоне Сакура слышала белый шум. Ни пения птиц, ни свист ветра, ни даже приближающихся шагов позади. Только белый шум и тихая просьба блондина: «Сакура, ты только живи. Ты только не умирай». Харуно делала шаг за шагом, словно впервые научилась ходить – с неуверенностью и боязнью упасть. Не было желания падать или останавливаться. У девушки как будто бы ноги онемели, и идти быстрее – не было ни сил, ни возможностей. Ни кричала, ни скулила, ни умоляла, а только молчала, и не пискнула даже тогда, когда кто-то спрыгнул на неё с балкона и повалил на бок.

Весь удар пришелся на плечо. Оно вывихнулось, а, услышь кто-нибудь посторонний этот жуткий хруст, самому небось стало бы больно. Харуно прижали к холодному бетонному полу. Затылком она ударилась о камень. Осознание ситуации дошло до неё с опозданием, а прежде Сакура заметила чёрные пронзительные глаза в считанных сантиметрах от неё. Они прожигали её, норовя убить одной силой мысли. Такие жестокие, опасные и страшные, но одновременно до боли в сердце знакомые. Взгляд девушки сфокусировался, и Сакуру передёрнуло. Душа розоволосой бедняжки ушла в пятки. На глазах мгновенно навернулись слёзы, и она бросилась в объятия брюнета.

Парень в ответ крепко обнимал её, пытаясь успокоить и ласково поглаживая по голове. Он ничего не говорил, молчал, как рыба в воде. А Харуно плакала навзрыд, зарываясь носом в помятую мокрую футболу. От брюнета тоже пахло кровью и грязью, но сквозь смрад прорывался домашний запах. В последний раз она вдыхала его с похожей жадностью в аэропорту, когда прощалась с этим человеком как будто бы навсегда…

– Шисуи! – шептала Сакура. – Господи, Шисуи!

Она даже думать не хотела, по какой из причин он здесь оказался. Она мало что знала о его отъезде. Встретить его в Австралии, в Дарвине, в том же месте, где очутилась она, – не что иное, как чудо! Брюнет казался её ангелом-хранителем, и в нём дурнушка в мгновение обрела свой приют.

Харуно утопала в его объятиях и понимала, что обязана этому человеку по гроб жизни за спасение, за то, что оказался рядом именно в ту минуту, когда она нуждалась в человеке. Все подозрения и вопросы уходили на второй план, совсем не тревожа детскую наивность доброго сердца.

Этот момент был закончен тогда, когда возле двери с левой стороны зала, к коей Сакура с таким отчаянным рвением ковыляла до поры до времени, послышался оглушительный вскрик. Громкий, режущий слух, полный неприкрытого ужаса и страха.

– Сакура! Нет! – сорвал свой голос Саске, протянув руку к своей возлюбленной. Мысль, что он опоздал, заставила организм в удвоенной дозе выделить адреналин в кровь.

Девушка даже среагировать не успела. Она только оторвалась от Шисуи и взглянула в его леденящие душу глаза. Его лицо было забрызгано чужой кровью, а в руках красовался пистолет. Парень был равнодушен и холоден, и в нём Харуно не узнавала прежнего милого и дружелюбного Шисуи, которого она некогда с таким сожалением провожала в последний путь…

– Прости, – шепнул молоденький брюнет и схватил её за горло, поднимая дурнушку над землёй и приставляя к её лбу пистолет.

========== Глава XXIV. Часть 4. ==========

Сакура ничего не поняла, и мысли вразнобой летали в её светлой головушке. Ни одно чувство не завладело её телом: ни страх, ни горечь, ни скорбь. Сердце даже не дрогнуло. Оно просто не могло дрогнуть, расшевеленное внезапным предательством. До Харуно так и не дошёл смысл произошедшего. Слишком сильна была вера в Шисуи, привязанность и уверенность дурнушки в брюнете, до боли сжимавшем её горло. Её надежда шептала ей на ухо, что раз этот человек пошёл на тот или иной шаг, то он, несомненно, правильный. Будь то даже её убийство – милый юноша никогда не причинит испанке боль без благих намерений. Потому Харуно даже не сопротивлялась.

– Прошу! Шисуи! – вскрикнул Саске, мчавшийся к нему с протянутой рукой.

Пистолет Шисуи в корне изменил своё направление и намерения. Младший из брюнетов наставил оружие на Саске и злобным гортанным рыком приказал:

– Замри, – это прозвучало угрозой, мол, либо ты останавливаешься, либо один из вас умирает вслед за задорным блондином. – Брось.

Саске покорно застыл на месте и отбросил в сторону пистолет. Но младший Учиха не опускал рук, как будто бы пытаясь успокоить своего двоюродного братца, доказать ему, что тот безоружен и явился с благими намерениями. Лицо Саске побледнело так сильно, словно бы из него выкачали всю имеющуюся кровь. Его тёмные глаза бешено метались от Шисуи к Сакуре, которая уже задыхалась и билась в руках убийцы как пташка.

– Вот она – слабость во всей своей красе, – надменно прошептал Шисуи, с отвращением замечая на лице двоюродного брата болезненную привязанность к без двух минут покойнице.

– Не убивай, – потеряв гордость, умоляюще шепнул Саске. Вечно горделивые глаза вдруг обратились в глаза испуганного мальчишки. Шисуи зло плюнул, с презрением обратив внимание на жалкое подобие того человека, которого он некогда знал и боготворил.

Разве прежний Саске Учиха хоть когда-нибудь был готов преклонить колени за женщину? Разве тот высокомерный подонок позволил когда-нибудь взглянуть на него, как на букашку? О, нет! Шисуи помнил совершенно неуравновешенного капризного ребёнка, вечно живущего в пьянках, гулянках и безрассудстве – морального урода, который пользовался людьми, а затем выкидывал их, как ненужный мусор, убивал и даже носом не вёл.

Сакура судорожно хватала ртом воздух, как рыба на суше, и теперь уже начала брыкаться. Инстинкт самосохранение самостоятельно управлял этой хрупкой девушкой. Её тонкие искалеченные ноги пинали высокого брюнета по плечам, прессу, груди. А тот не шевелился, как будто бы ему было глубоко наплевать на блоху в своей твёрдой руке.

– Убей меня, если хочешь! Но не её! Она ни в чём не виновата! – сорвался Саске.

– Прекрати, – холодно плюнул Шисуи. Брюнет не отпустил дурнушку с миром, как это случалось в самых безнадёжных мечтах Саске. Двоюродный братец поставил Сакуру перед собой, на колени, и приставил дуло пистолета к самому виску жертвы. Харуно, ни жива ни мертва, стеклянными, непонимающими глазами уставилась на своего возлюбленного. От этого взгляда у Саске крышу сносило и сердце в пятки уходило.

– Шисуи, братец… – снова начал было Саске, однако Шисуи прервал его громким рыком:

– Хватит! Посмотри на себя! Ты жалок!

Саске вздрогнул.

– Во что эта девчонка превратила тебя? Где та неугомонность? Где та несдержанная мразь, которую я уважал? – Шисуи презрительно морщился. – Я не узнаю тебя, Саске…

Младший Учиха, казалось, совсем не понимал, о чём, собственно, идёт речь. Он ожидал услышать самый изощрённый бред из уст своего братца-психопата, но только не ругань. Шисуи отчитывал Саске, как будто бы тот был пятилетним ребёнком, измазавшим новую дверь краской. И чёрные глаза горели осуждением и укором.

Саске покачал головой, подбирая верные слова, но ему в голову ничего не приходило. Сакура, висящая на волосок от гибели, в руках безумца, сводила его с ума. Брюнет готов был сам встать под пулю, на место милой дурнушки, лишь бы спасти её. Если уж умирать, то с осознанием того, что розоволосая официантка будет жить дальше.

– Шисуи, не глупи, – раздался громкий спокойный голос откуда-то с балкона.

Итачи пришёл на помощь своему брату как нельзя вовремя, ибо на уме Шисуи из стороны в сторону металась мысль спустить курок. Завидев лицо старшего Учихи, он на секунду-другую растерялся, и решительная жестокость в его глазах затрепетала, как пламя свечи на ветру. Его словно бы током ударило, ведь, как ни крути, Итачи всегда был его наставником, чьего слова парень прислушивался в любых ситуациях.

Здесь сработало что-то вроде назойливой привычки слушать советы своего брата, а потому рука Шисуи дрогнула. Итачи смотрел на него как будто бы поверх, совсем не страшась его. Его апатичный взгляд был полон неприкрытого равнодушия, и волна исходящего от него холодка пробирала Шисуи до самых костей. Последний не мог оторвать глаз от наследника Учих, который, казалось, совсем не волновался и не переживал. Облокотившись о шаткие перила, он почти не шевелился. Его холодный взор не скользнул по едва живой дурнушке и не посочувствовал скорой потери дорогого человека.

Завидев замешательство в глазах своего чокнутого двоюродного братца, Саске решил воспользоваться моментом. Он сорвался с места и рванул, что было мочи, к Шисуи и его заложнице. В глазах последней пронеслась тень ужаса, ведь она всем телом почувствовала, как напрягся её мучитель. Рука дальнего родственника дернулась, снова изменив своё положение, и палец спустил курок. А ведь Шисуи даже головы не повернул, полагаясь исключительно на свои снайперские данные…

Пуля вырвалась из своего заточения, и Сакура в следующее мгновение стала свидетельницей падения своего возлюбленного. Он упал в тень колоны и больше не шевельнулся. Зал заполнился пронзительным криком дурнушки.

Звуковая волна проехалась по ушам не только Шисуи и Итачи, но и оглушила саму девушку. Из глаз брызнули слёзы, и Харуно принялась вырываться из цепких рук убийцы.

Сакура рвалась к неподвижному телу своего возлюбленного, отказываясь верить в его смерть. Жалобные вопли и крики не смолкали, пока Шисуи пожирал взглядом равнодушного Итачи. Двоюродный братец был уверен, что тот не выдержит накала атмосферы и сорвётся: совершит ошибку, бросившись к погибшему щенку, коего он таскал в зубах всю свою осознанную жизнь.

Однако отдача и послевкусие очередного убийства постигло одну лишь Сакуру, пташкой бившейся в руках недруга. Последний без труда удерживал строптивую, не намереваясь в ближайшие десять минут убивать её. Ну, уж нет! Сначала Шисуи сполна наговорится со своим братцем и только потом причинит ему боль. Хотя, учитывая его реакцию на всё происходящее, навряд ли смерть дурнушки тронет его заледеневшее сердце.

– Извини, я специально, – пожал плечами Шисуи, прожигая взглядом Итачи.

– Пустяки, – устало вздохнул тот, как будто бы убийство его брата и вправду было таковым. – Можешь ответить на один вопрос?

Шисуи осторожно кивнул, придерживая обессиленную девушку, которая совсем отчаялась оживить криками своего возлюбленного.

– Как долго, Шисуи? – Учиха-старший повел плечами, сбрасывая с них непомерно тяжёлый груз. – Когда опухоль начала увеличиваться? – это было сказано с неким сожалением. Оттенок боли проскользнул в голосе Итачи, будто ему было неимоверно тяжело говорить о болезни близкого человека. Казалось, смерть родного брата так не расстроила бы его, как опухоль его двоюродного родственника.

Шисуи отвёл глаза в сторону, из-под полузакрытых век взглянув на тело Саске. Сакура подняла голову и шумно выдохнула, не поверив своим ушам.

– Ты ничего не говорил мне, – продолжил Итачи, отойдя от перил. – Ты сказал, что у тебя всё хорошо… – и снова гробовое молчание со стороны дальнего родственника. – У тебя злокачественная опухоль головного мозга, Шисуи. Операции позволили жить чуть больше положенного срока, но все мы, так или иначе, понимали, что рано или поздно она возьмёт вверх…

– Небось ждал этого момента, – горько усмехнулся Шисуи.

– Меньше всего на свете…

– Врёшь…

Хватка Шисуи ослабла, и теперь Харуно могла вдохнуть полной грудью. Однако девушка даже шевельнуться опасалась по вине приставленного к её виску дула пистолета. Этот разговор казался ей безумием – словно бы двое старых знакомых случайно встретились на перроне. Один из них скоро исчезнет навсегда, но они всё равно силятся найти общий язык и поговорить по душам.

Итачи угрюмо покачал головой и сунул руки в карманы брюк. Немного подумав, он ответил:

– Нет, Шисуи, я надеялся, что ты пробудешь со мной чуть дольше.

– Ой, да брось, Итачи! Ты так говоришь, как будто бы после моей смерти ты будешь тосковать. Ты никогда особо не питал ко мне чувств. Никогда особо не рвался со мной общаться. Признай, ты всегда любил своего родного брата больше. Всегда таскал его в зубах, как щенка. Любил его, в отличие от меня, – Шисуи плюнул. – Этот обалдуй ещё обижался на тебя и утверждал, что я, мол, тебе дороже. По-моему, он даже не представлял, насколько сильно ты привязан к нему…

Итачи печально прикрыл глаза.

– Я не общался с тобой, потому что ты…

– … был напоминанием Рин и Обито? – договорил за него брюнет. – Напоминал тебе об их смерти? О том, что они существовали? Как ни крути, но я их сын…

Итачи мотнул головой.

– Не только из-за этого. Я всегда знал, что ты умрёшь. Рано или поздно. И ты был единственным, кто понимал меня с полуслова и чью потерю я бы не смог пережить без лишних эмоций. Чем дальше ты от меня был, тем легче мне было принять твою скорую гибель.

Шисуи усмехнулся и вызывающе рявкнул:

– И поэтому ты держал меня от себя подальше?

– Прости.

– Поздно извиняться, Итачи! – Шисуи напрягся. – Уже слишком поздно… Но, знаешь, – продолжил он, – я никогда не был в обиде на тебя за это. Я всегда старался понять тебя и поддержать. На протяжении всей своей жизни я приглядывал за тобой, следил, что бы у тебя всё ладилось в жизни и получалось… и всё было в порядке, пока не появилась она! – и Шисуи несильно стукнул дулом пистолета по виску девушки. Сакура вздрогнула и зажмурилась.

Итачи, казалось, не было дела. Он не дрогнул, не скривился, не выкрикнул на эмоциях всякую глупость, не унизился перед родственником. Он продолжал горделиво смотреть на Шисуи и подавлять в себе желание сорваться с места, чтобы спасти Сакуру.

– Ты не ответил на мой вопрос, – с неким осуждением, нарочито медленно проговорил Итачи.

– Это не так важно…

– Ты приехал к нам на День Благодарения, потому что думал, что больше мы не увидимся? Я прав, не так ли?

Шисуи болезненно нахмурился.

– Шисуи, я прав? – наставил на своём наследник Учих.

– Да, – нехотя признался он. Его рука затряслась, а затем крепче стиснула пистолет. Брюнет перевёл взгляд на испуганное, заплаканное лицо дурнушки, которая дрожала как осиновый лист.

– Но надоумили тебя на этот шаг твои соратники. У моего отца в окружении были люди, которые оставались в тени и которых новый порядок мало чем устраивал. Я, Саске, моё поколение и политика, которую я ввёл, в целом были у них как кость в горле. Но, не имея сильной поддержки в кругах нового поколения, эти люди не добились бы свержения качественно новой власти. И тогда они решили сыграть на болезни Связного. Пичкали тебя наркотиками и всякими препаратами, которые в конечном итоге сделали из тебя сначала овоща, а потом – безумца. А безумцами легко управлять…

– Я, когда её встретил на пороге дома… обомлел, – как будто бы совсем не услышав Итачи, заговорил Шисуи. Он, не отводя взгляда, смотрел на Сакуру. – Такая хрупкая, беспомощная… и наивная. Ей-богу, божий одуванчик. Тогда я задался вопросом: где вы умудрились найти её и почему она всё ещё жива? – Шисуи смотрел на девушку так, словно бы Сакура была не огранённым алмазом, первой и единственной в своём роде. С тем же в его глазах читалась скорбь. Словно бы брюнет прощался с Харуно. – После двухлетней разлуки я увидел вас совершенно не похожими на тех, кого я помнил. Твой импульсивный братец, который убивал людей ради удовольствия, игрался людьми, как игрушками, вдруг приобрёл черты нормального, уравновешенного человека.

Услышав такое заявление, у Харуно перехватило дыхание. Девушка не верила собственным ушам. Она отказывалась это понимать и уж тем более – уложить в своей голове. Убивал людей себе в удовольствие? Разве Саске был способен на такое?

«Этого не может быть», – повторяла про себя Сакура снова и снова, словно боялась забыть того, кого любила всем своим сердцем. Кстати говоря, она всё ещё не верила в смерть своего любимого, а когда краем глаза замечала обездвиженное тело за колонной, то её сердце разрывалось на куски.

– А ты? А ты, Итачи? Что произошло с тобой? – не останавливаясь, продолжал Шисуи, пожирая глазами теперь своего брата. – Где тот неуловимый бессердечный убийца? Куда пропало былое равнодушие к жизням людей? Ты стал тенью того величия, которым некогда был! А всё почему?! – родственник негодовал и злился. – Из-за неё! Как я мог молча смотреть на то, во что она превращает вас!

– Разрастающаяся опухоль, развитию и увеличению которой посодействовали твои хвалёные приспешники из кругов отца, давит на отдельные участки головного мозга, что ведёт за собой некоторые симптомы, – монотонно говорил Итачи, совсем не моргая и как будто бы не слушая брата. – Чаще всего это ведёт за собой неврологические последствия, и ты этому не исключение. У всех людей нарушается координация, способность мыслить и принимать решения; нарушается слуховой и разговорный аппарат, но только не у тебя… – Итачи печально усмехнулся. – Ты остался превосходным снайпером, убийцей и гениальным человеком, но, увы, пострадала твоя сущность. Это что-то вроде раздвоения личности, но намного сильнее. Одна личность вытесняет другую. И ты чувствуешь это внутри себя, не так ли? Противоречия разрывают тебя. То, что казалось незначительным, стало змеёй в твоей голове, которая кусалась и отравляла твой ослабленный рассудок. И людям моего отца, о которых, впрочем, он догадывался, я так полагаю, необходимо было лишь дать твоим спутанным мыслям новое направление.