Текст книги "Танец Опиума (СИ)"

Автор книги: Lime.lime

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 55 страниц)

– Кто это? – тихо спросила Сакура, не сводя с брюнета глаз.

Итачи тяжело вздохнул. Воздух со свистом вырвался из его грудной клетки.

– Это был тот парень, которого ты заметила на стоянке. С рыжими волосами.

– Что ему было нужно?

– Это допрос? – Итачи, может, и питал слабость к этой девушке, но ясно осознавал, что эта Сама Наивность не сможет выдержать правды.

«Пусть лучше захлебнется во лжи и останется со здоровой психикой, чем утонет в правде и сойдет с ума», – подумалось старшему Учихе, заметив некое недоверие в ярко-зеленых глазах.

– Что с Хьюго?

– Деловой контракт, – последовал быстрый ответ.

– А что это за девушка… которую вы… ищите?

– Обыкновенная.

Итачи медленно подошел к Сакуре. Взгляд его присмирел и теперь дьявольские огни не блуждали в бездонных черных глазах. Они даже как-то потеплели перед этой хрупкой невинностью. Брюнет не без удивления заметил, что она слегка дрожала.

– Сакура, это всего лишь молоденькая девчонка, сбежавшая из дома в силу своего глупого возраста, – своим бархатным гипнотизирующим голосом проворковал Итачи. – Это дочка старшего Хьюго. Она разобиделась на родителей и сбежала. Они попросили меня подключить своих людей к поискам.

Казалась, этот вздох был вздохом облегчения. Сакура поджала губы и лбом уткнулась в крепкую грудь Учихи. Дрожи как не бывало. А руки Итачи так и не сдвинулись с места.

– Зачем ты пришёл? – шепотом спросила Сакура, как будто бы боялась быть кем-то услышанной.

Итачи молчал. Сакура медлила.

– Ты ведь что-то хотел мне сказать?

Учиха словно бы и не слышал вопроса.

– Скажи мне…

– Я… – начал брюнет, сжимая хрупкие женские плечики, – …я всего лишь хотел сказать, что я буду рад, если ты…

– Стану твоей девушкой? – сделала смелый шаг Харуно.

– Да…

Сакура оторвалась от Учихи, взглянула в его впервые в жизни сомневающиеся глаза и показала ему всю силу своей ободряющей улыбки. Она впервые так улыбнулась на его памяти. То, что осталось от души Итачи, вдруг ушло в пятки.

– Стану.

Затем Сакура поднялась на носочки, словно бы хотела поцеловать его и тихо шепнула, дополняя своё согласие забавной местью:

– Тебе пора спать.

========== Глава X. ==========

Комментарий к Глава X.

Дорогие читатели, поздравляю вас с началом учебного года! Желаю вам успехов, здоровья и удачи!

Приятного прочтения! :)

Она в нерешительности топталась перед дверью в больничную палату, репетируя про себя их скорую встречу. Все слова, словосочетания и предложения перемещались в её голове и теперь образовывали громадную кучу мусора. Волнение пережевывало её внутренности и превращало их в фарш. От этого у неё и голова болела, и глаз дергался, и ноги дрожали, и живот сворачивало, и под ложечкой сосало, несмотря на то, что она плотно пообедала.

Девушка прибыла к Саске как только приехала из Италии. Ей было радостно узнать, что с ним всё в порядке, что он жив, здоров и уже скачет по больнице как конь.

В конечном итоге ей пришлось проглотить страх, оправданный её боязнью сделать Саске больно. А всё потому, что Сакура решилась рассказать младшему Учихе о своих отношениях с Итачи. Она твердо уяснила, что тянуть кота за хвост и скрывать всё до последнего – плохая идея. Когда всё сплывет ненароком (а обычно это бывает в самый неподходящий момент), то обратного пути уже не будет, и ложь станет неотъемлемой частью их взаимоотношений. Харуно ненавидела вранье и всегда сторонилась обманщиков. Девушка снова и снова представляла себя на месте этого обалдуя, проворачивала всю ситуацию из раза в раз и понимала только одно: без чьей-нибудь истерики не обойдется. Кто-то сегодня да пострадает. Что скажет и подумает Саске, узнав о том, что единственная девушка, признавшая его таким, какой он есть, вдруг переметнулась к его старшему брату? Шок? Негодование? Ужас? Зависть? А может быть, неистовый гнев?..

Сакура решила покончить с этим быстро и безболезненно, поэтому распахнула дверь больничной палаты и пулей залетела внутрь. Она рассчитывала на то, что Саске будет бодрствовать, но застала его спящим. Во сне он был безмятежен и походил на маленького ребенка, уставшего за день от беготни, смеха и мелких шалостей. Парень лежал на животе, повернув голову в правую сторону и сжимая в руке какой-то листочек. Его мерное сопение в считанные секунды успокоило разыгравшиеся нервы Сакуры.

Девушка тяжело выдохнула и разжала маленькие кулачки. Она невольно улыбнулась, умиленная спящим чудом. Не было ни гнева, ни обиды, ни озлобленных морщинок на бледном лице. Однако несвойственная больничным палатам тишина насторожила Сакуру. Она повертела головой и с удивлением обнаружила, что все провода либо выдернуты из розеток, либо перерезаны ножницами, а некоторые и вовсе разорваны собственноручно. Харуно сразу же поняла, что Саске не понравился этот пищащий звук и он решил слегка взбунтоваться.

Сакура медленно прошла к кровати и присела на самый краешек. Она с интересом взглянула на белый лист бумаги, который младший Учиха с таким усердием сжимал в руке. Этот клочок был знатно потрепан. То здесь, то там – выжженные черные пятна, весь скомканный, словно его вытащили прямиком из пятой точки.

Сакура осторожно забрала листочек из рук Саске (а это уж, поверьте, далось ей с превеликим трудом!) и перевернула его. Каким же было её удивление, когда она увидела свой собственный рисунок. На выжженной бумаге ручкой был нарисован набросок портрета младшего Учихи. Она вдруг с изумлением вспомнила, что сделала эту зарисовку еще тогда, в машине, по дороге домой из коттеджа Сая. В тот раз они и попали в автоаварию…

По словам Дейдары, которому Сакура успела позвонить перед тем, как приехать в больницу, машина превратилась в металлолом, а они с Саске вообще каким-то чудом расчудесным остались в живых и более того – целыми и невредимыми. Неужели младший Учиха вспомнил о том, что Харуно что-то рисовала, и дал распоряжение найти этот глупый рисунок? Неужели он и вправду морочился ради такого пустяка? Да еще и заснул вместе с этим рисунком чуть ли не в обнимку…

Сакура внимательно разглядывала размытые или вовсе стертые черты нарисованного лица и на душе становилось как-то совсем паршиво. Толькой сейчас ей довелось понять, что за этими детскими капризами, своеволием и эгоизмом, скрывается хрупкий и ранимый ребенок. И если приглядеться, то буквально на ладошке можно увидеть все его искренние чувства. Этот рисунок не был прихотью. Это был душевный порыв. Это не каприз, а самое настоящее желание…

«Возможно, я ошибалась в нем, и Саске не тот, кем себя выдает», – с какой-то горечью думала Сакура, понимая, как сильно этот обалдуй зацепил её. А ведь все начиналось в кафешке, с наглости незнакомца и до жути сладкого и одновременно ненавистного поцелуя. Просто удивительно…

– Сакура… – донесся до девушки осипший голос, полный теплоты и мягкости.

Сакура изумленно посмотрела на Саске и замерла. Черные глаза искрились добротой и невинностью. Парень всё еще оставался по-прежнему тем, кого девушка встретила, но на этот раз взглянула на его настоящее лицо без маски и другими глазами. Учиха потянулся, зевнул, перевернулся и обеспокоенно завертел головой, не обнаружив в своей руке желаемого.

– Где рисунок?! – Он вскочил, откинул с себя одеяла и принялся с ужасом переворачивать все вокруг себя.

Сакура не могла и слова вымолвить, сжимая в своих руках его портрет. Кто он такой на самом деле? Кто такие вообще эти Учиха? Они не похожи ни на один из типов людей, с которыми Харуно приходилось знакомиться, видеться или разговаривать. Отчего сейчас Саске такой невинный? Это ли его настоящее лицо или очередной обман?

– Черт возьми! – ругался он, до глубины своей души огорченный потерей.

Сакура вдруг опомнилась и без слов протянула листочек парню. Тот удивленно покосился на неё, но всё же забрал рисунок. Несколько минут он всматривался в свой портрет, а затем тепло улыбнулся.

– Ты очень красиво рисуешь…

– Спасибо, – озадаченно промолвила Сакура, совсем сбитая с толку. Теперь она не знала, как сказать Учихе-младшему о его брате и о себе. – Саске… – неуверенно начала она и осеклась.

Брюнет радостно улыбнулся и кинулся ей на шею. Он обнял её крепко-крепко, притягивая ближе к себе. Такой милый… Его темные волосы щекотали её шею, а сильные руки сдавливали её спину до той степени, что каждый позвонок соизволил хрустнуть.

Сакура так и не осмелилась обнять в ответ Саске, а тот и не заметил. Оторвавшись от девушки, он принялся о чем-то ей горячо толковать. О том, как ему было скучно в больнице, о том, как надоели ему эти аппараты, о том, как повыдергивал к чертовой матери все провода. Затем поведал о том, насколько трудно было найти этот рисунок, и как понравился он ему. С радостью повествовал о том, какой гадкой кашей его кормили…

Сакура слушала, не прерывая его. Слушала поначалу рассеяно, затем с удивлением, а позже – с интересом и искренним любопытством. Брюнет очаровал её своим незатейливым рассказом, манерой передавать свои эмоции и жестикуляцией. Такой обаятельный и по-детски чересчур восторженный. В конечном итоге, Сакура даже улыбалась, изредка кивая головой. Она забыла обо всем, что должна была сказать, о проблемах и невзгодах, с головой окунувшись в мир этого милого брюнета.

«Он не может лицемерить», – подумалось Сакуре. – «На самом деле он такой».

Однако всю эту безмятежность нарушил телефонный звонок. Сакура вытащила из кармана свой старенький потрепанный телефон и, увидев вызов от Итачи, сбросила трубку. Она прикрыла глаза и тяжело вздохнула. Голова её поникла, и настроение снова упало, похоронив себя за плинтусом.

– Всё хорошо, Сакура? – осведомился Саске, заглядывая в зеленую бездну её глаз.

Девушка тяжело вздохнула, собралась с силами, чтобы сказать то, что собиралась, и на выдохе выпалила:

– Саске, я…

– Подожди! – брюнет резко схватил её за руку и крепко сжал в своей. Его черные глаза были обеспокоены и полны какого-то страха. – Можно сначала скажу я, а потом уже ты скажешь, что хотела?..

Харуно, ни жива, ни мертва, неуверенно кивнула.

– В общем… – начал Учиха. – Я хотел сказать много… даже речь готовил! – парень засмеялся по-доброму. – Но я всё забыл… Да поможет мне святая импровизация! Ладно… В общем… Короче говоря, я никогда ничего подобного не говорил ни одной девушке, потому что все они пустышки в сравнении с тобой. Сакура… я хотел бы извиниться перед тобой за всё, что сделал и сказал. Прости, что тогда в кафешке поступил с тобой так бесчестно. Прости, что называл тебя… эм… всякими отвратительными словами. Прости, что тогда в коттедже, за городом, воспользовался положением и переспал с тобой. – Саске пожал плечами. – Я не умею извиняться, потому что никогда до этого не чувствовал вины. Но сейчас мне искренне жаль, что наше с тобой знакомство произошло так паршиво, во многом из-за меня…

– Саске… – девушка хотела остановить его, пока не поздно.

– Я знаю, я не ангелочек и мой характер оставляет желать лучшего. И я не знаю, смогу ли стать лучше с тобой. Смогу измениться и оставить свои вредные привычки в прошлом. Возможно, ничего не изменится, а возможно, сегодняшний день станет переломным моментом в моей жизни. Но… я не хочу тебе врать. Я не хочу тебя обманывать и кормить ложными обещаниями о светлом будущем. Я такой, как есть, и, по-моему, лучше признать это и стать капельку лучше, чем солгать и стать капельку хуже…

– Саске, послушай…

– Мы не особо хорошо знаем друг друга и знакомы не так давно. Я понимаю, будет очень сложно привыкнуть друг другу. По крайней мере, тебе из-за всего того, что произошло. И я не могу дать никаких гарантий на то, что ты будешь счастлива со мной. Единственное, что я могу – это пообещать, что я буду стараться. Сакура, я клянусь, что я буду стараться.

– Саске, я…– с мукой спросила Сакура.

– До той встречи с тобой, я отчаялся найти нормальную девушку, которая бы приняла меня таким, какой я есть на самом деле. Со всем моими недостатками, капризами и эгоизмом… – Саске перевел дыхание. – Все те дни, пока я валялся здесь, я думал… Очень долго думал, пытался найти причины, по которым мне необходимо тебя оттолкнуть и забыть раз и навсегда. Но дело в том, что ни одной причины мне найти так и не удалось. Ты нравишься мне. Сильно нравишься. Понравилась мне еще тогда, когда влепила мне пощечину в той кафешке… И сейчас… сейчас…

– Саске! – девушка попыталась остановить весь этот каламбур своим точным замечанием. Сказать, наконец-то, ради чего пришла, и не кормить его ложными надеждами.

Однако Саске только крепче сжал её руку и на одном дыхании выпалил:

– Сакура, дай мне шанс! Один малюсенький, крохотный шанс стать хорошим парнем! Твоим парнем.

Глаза девушки округлились. Тело покрыла мелкая дрожь. Ну как теперь сказать ему, что она с другим? Сакура прекрасно понимала, что выбор уже сделан и ничего с этим не поделаешь. Как ни крути, всё одно к одному: Итачи опередил его на несколько шагов, и именно старший из Учих может дать ей прекрасное будущее. Харуно это понимала, и ответ был уже готов… Однако всё перевернулась с ног на голову.

– Хорошо, давай попробуем, – тихо шепнула Сакура, слегка улыбнувшись и сдерживая слезы.

Саске просиял и снова бросился обнимать хрупкую девушку. В этот раз Харуно обняла брюнета и прильнула щекой к его оголенному плечу. Парень весь пылал. Ни то от волнения, ни то от температуры, которую врачам так и не удалось сбить.

– Саске, только у меня есть условия.

Парень мигом отстранился, сделал самое серьезное выражение лица, на которое был способен и важно кивнул.

– Всё, что угодно!

Сакура повела плечами и заговорила неуверенно:

– Если ты еще хоть раз когда-нибудь осмелишься сделать что-то против моей воли, как это было в нашу первую встречу, то, честное слово, между нами всё будет кончено раз и навсегда. Никогда не смей уводить меня куда-нибудь без моего ведома. Я не так часто у кого-то что-то прошу. Я почти никогда не злюсь и редко обижаюсь на людей, но я не потерплю, чтобы со мной обращались, как с вещью.

– Я обещаю тебе! – торжественно произнес Саске, слегка улыбнувшись. – Но подкаблучником я становиться не собираюсь. – И брюнет залился смехом.

Девушка невольно издала смешок и пихнула маленьким кулачком в плечо парня.

«Какой же он всё-таки ребенок», – подумала Сакура.

Эту идиллию нарушил звук открывающейся двери. Сакура подозревала наихудшее и из-за испытанного в считанную секунду ужаса не могла собраться с силами и повернуть голову.

– Итачи! – радостно вскрикнул Саске. Видимо, на сегодня их многолетнее противостояние закончено. – Привет, нии-сан!

Сакура понурила голову, сжалась вся и закрыла глаза. Девушке хотелось провалиться сквозь землю к самым её недрам и гореть там красным пламенем за то, что натворила…

Итачи медленно зашел в палату, даже не подозревая ни о чем дурном. Несмотря на его врожденное равнодушие, он был в хорошем расположении духа, даже позволил себе слегка расслабиться и с необыкновенной теплотой посмотреть на своего радостного брата. Мужчина не понимал, от чего Саске так счастливо улыбается. Учиха-старший был почти полностью уверен в том, что Сакура всё рассказала парню.

Итачи приостановился, заметив некоторую напряженность со стороны девушки. Она даже головы не повернула в его сторону, пытаясь сдержать подступившие слезы и избавиться от кома в горле.

– Итачи, у меня хорошие новости! – радостно оповестил брата Саске, после чего Учиха-старший и вовсе замер. Интуиция его кричала и билась в истерике, нашептывая на ухо пренеприятные вещи.

Итачи кивнул брату и внимательно посмотрел на дрожащую спину его дурнушки. Он ожидал.

– Теперь мы с Сакурой пара!

Знаете, иногда часы пролетают, как минута. А иногда одна секунда длится целую вечность. Именно такую секунду тогда и пережил Итачи. Одна долгая секунда, которая продолжалась веками в его голове. Она как яд отравляла все, что ни были в нём хорошее.

Учиха-старший не изменился в лице. Ни один его мускул не дрогнул, когда Саске потянул на себя Сакуру и крепко обнял её. Тогда-то Сакуре и пришлось посмотреть в глаза Итачи и увидеть ту невыносимую боль, которую никто кроме неё не замечал.

Саске о чем-то громко разговаривал, весело шутил, не замечая этих переглядываний и напряженности. Он в эти минуты жил в своём собственном беззаботном мире, который перевернулся с ног на голову. Ну, конечно! Он впервые в своей жизни со всей присущей ему искренностью был рад своей новой девушке…

– Я рад за вас, – сухо произнес Итачи. Это не удивило Саске, ибо его брат всегда разговаривал в такой манере. Это не было неожиданностью или отклонением от нормы. – Очень рад…

Саске снова заболтал без умолку. А Итачи с Сакурой всё также смотрели друг на друга, и слова им были не нужны. Глаза говорили красноречивее.

– Рад… – одними губами вновь повторил Итачи.

***

– Итачи-доно, вы вызывали?

Мей Теруми, грудастая девица с длинными шелковистыми волосами темно-рыжего оттенка, застыла в дверях. Её вытянутое лицо с выступающими скулами и вздернутым, как у лисицы, носом было напряжено. Большие аккуратные губы поджаты. Зеленые глаза с длинными ресницами озадачено озирались вокруг. На лицо упала выбившаяся прядь и скрыла добрую половину лица. Как только Мей решила исправить это маленькое недоразумение, надеясь таким образом поправить положение дел, и подняла руку, Итачи вдруг испугал её точным коротким замечанием:

– Не шевелись.

Пышногрудая девица даже вздрогнула и перестала дышать на некоторое время. Она всматривалась в темноту и видела сумрачную фигуру Итачи-доно. Лунный свет падал на его бледное мрачное лицо и делал из мужчины самое настоящее приведение. Тот не двигался. Казалось, он даже не дышал, и сердце его обездвижилось, как у мертвеца. Ранее бездонные и жестокие глаза покрывала какая-то непроницаемая плотная пленка. Они стали бесцветными и безжизненными, и вся их полнота во всем своем совершенстве испарилась, как капельки воды с разгоряченной сковородки. Брюнет не моргал, превратившись в громадную груду камня. Голос стал осипшим, словно бы из его внутренней арфы повыдергивали все струны.

В руках Итачи крепко сжимал бокал с дорогим Jack Danielʼs. Он сидел на своем офисном белом кресле, в кабинете, но не дома – в Мортэме, как это обычно бывало, а в загородном особняке близь небольшой страны, именуемой себя Польшей. Казалось, никакой разницы между этим лесом за окном и лесом за окном в Мортэме не существовало. Взгляд его был прикован к мраку за толстым пуленепробиваемым стеклом. Там развернулась тьма египетская, и этот жуткий сумрак протягивал свои крючковатые старческие пальцы к мыслям Итачи. Но, увы, никак не могли дотянуться до того соснового леса и покачивающихся в ритм сердца верхушек хвойных деревьев, освещающиеся лунным светом. Недосягаемыми были и чувства брюнета, взмывавшими над садами родного дома, пролетавшими мимо садовника и сторожа у главных ворот и летящими камнем вниз к розоволосой крикливой девице у входной двери… в тот самый день их знакомства.

Итачи был далеко от того леса, от скромного и тихого уголка Учих. Он полюбил то место всем своим сердцем еще в раннем детстве, когда Обито и Рин привозили его туда и учили быть взрослым. Учили замечать мелочи даже в самых обыкновенных вещах: в полете птицы, в дорожной пыли и в цветах в саду. Учили находить нормальное в самом отвратительном и мерзком: в погибшей птице, медленно разлагавшейся в ямке за холмом, в дождевых червях, вылезающих на поверхность сырой почвы во время грозы, в отживших своё цветах в саду. Некоторое пугало и вызывало, по меньшей мере, негодование, ведь маленьких детей не принято воспитывать, показывая трупы убитых животных. Но Итачи рос, привыкая и к самому прекрасному, и к самому ужасному, и во всём видел не умысел божий, а естественный порядок вещей. То, что называется природным балансом и что люди по глупости своей называют жестокостью, юный Учиха воспринимал как данное положение дел. Это были задатки его еще не сложившегося в то время характера.

Однако эти семена жестокого воспитания, которые крестные родители по своей воле никогда бы не посадили в голове маленького ребенка, не прорастали, блокируемые любовью. В каждый урок был вложен определенный смысл жестокой природы человека, а также теплота улыбок, прикосновений и объятий. Итачи впитывал всё это, как губка, окруженный соснами, свежим воздухом и людьми, которых любил всем, чем только может любить ребенок.

Традиционное воспитание наследников подразумевало с самых ранних лет исключить из его рациона чувств милосердие, любовь и доброту. На износ принято было оставлять жестокость и безразличие к человеческой жизни. Идеалом наследника являлся Мадара Учиха – человек, которого в народе называли тираном. Он-то по праву был удостоен чести носить титул самого бессердечного человека, для которого только жизнь родственников представляла некую ценность.

На протяжении веков система воспитания наследников никогда не совершенствовалась, так же, как и нравы Учих. Законы, введенные Мадарой никогда не испытывали изменений и поправок. Быть может, именно по этой причине последующие главы семьи стали мягче, чем подразумевал идеал.

У Учих существовали определенными традиции, которые поддерживались на протяжении всех истории их существования. Неизменные и обязательные, они становились настоящими законами старинной семьи. В их обиходе присутствовала и это странное безоговорочное правило, относящееся непосредственно к наследникам семьи, в число которых входил Итачи. Такие, по-своему несчастные дети, были вынуждены оторваться от родной матери и перестать относится к отцу, как близкому человеку, еще в раннем детстве. В свои два года они попадали к крестным родителям, в обязанности которых входило воспитание ребенка, как полноправного наследника. Это была очень важная и всеми почитаемая должность. К воспитателям относились с таким же уважением, как и к главе семьи.

Однако у Учих, помимо их жестокости, была еще одна отличительная черта, которая ранее вскользь уже упоминалась. Человеческая жизнь ценилась только в том случае, если эта самая жизнь принадлежала непосредственно родственникам. Но это было уже не просто уважение, а самая настоящая привязанность и любовь. Нерушимые и крепкие узы были настолько важны, что при воспитании наследника именно они играли большую роль, игнорируя тот факт, что первое место должно занимать бессердечие. Потому, даже самое жесткое воспитание невольно переходило в сплошную череду теплых воспоминаний, а в дальнейшем врожденную жестокость исключала любовь.

У Итачи воспитателями стали Обито и Рин. Обито был братом его отца и приходился весьма специфичным и неусидчивым человеком. Наверное, Саске позаимствовал черты характера именно у него. А Рин была женщиной, которая относится к категории «один на миллион». Наверное, Сакура чем-то походила на неё своим нравом. Возможно, даже больше, чем на его собственную мать. Учиха-старший помнил своего веселого и целеустремленного дядюшку и милую до нельзя тетушку. Они были его крестными родителями.

Итачи даже смутно помнил их лица. Только знал, что любил их до беспамятства, до ужаса и до того состояния, когда уже не мог представить жизни без них. Они заменяли ему настоящих родителей, друзей, родственников и даже младшего брата, с которым он редко проводил время. Обито и Рин стали для него целой вселенной до тех пор, пока в пять лет на его глазах Хьюго их не убили.

Итачи помнил эти полуразрушенные заводы, где его пыталась укрыть Рин. Помнил её слезы и опущенные руки. Кошмары часто мучали его по ночам, напоминая тот кровавый день, когда сидя в подполе и наблюдая через маленькие отверстия за происходящим, запрокинув голову, он услышал два выстрела. Один в голову, другой в живот. Рин пала замертво перед своим мужем, залив его своей собственной кровью. Внутренние органы были разбросаны по всему маленькому душному помещению. Запах крови не стал долго себя задерживать и через несколько минут заполонил пространство. Капельки крови капали пятилетнему мальчишке на лоб, скатываясь к глазам, а затем, перемешиваясь со слезами, – по щекам.

А затем Итачи наблюдал смерть своего дяди, которого пытали за информацию о местоположении юного наследника семьи. Обито умер в муках, но сдержал тайну. А эти люди… с фиалковыми глазами и каштановыми волосами с их тихим нерасторопными голосами так и не додумались разобрать половицу или, по крайней мере, посмотреть себе под ноги. Тупые животные…

Итачи помнил, как молча стоял, запрокинув голову, и до последней минуты не проронил ни слова. Помнил и то, как только Хьюго скрылись, он вытащил из кармана телефон, выданный ему Рин, и, вспоминая её точные указания, набрал номер отца. Помнил, как его детский голос тихо шептал нужный адрес и ни разу не дрогнул.

И как следствие кровавых событий вся та любовь, переданная ему от крестных родителей, разбилась о плотную стену реальности. Место теплоты заняло равнодушие и бессердечие. Место теплых воспоминаний заняла жестокость и безотрадность. Это сделало его настоящим наследником Учиха, приблизив его вплотную к идеалу главы старейшей семьи.

– Итачи-доно?

Этот голос вывел Итачи из состояния крайне неустойчивого. Состояния баланса между безумием и извечным спокойствием. Брюнет, наконец, оживился, потер переносицу, отпил немного спиртного из бокала, а затем снова вспомнил о дурнушке. Какое-то странное опустошение. Апатия, состоящая из Jack Danielʼs и воспоминаний о своих воспитателях.

Итачи встал. В нём закипало какое-то чувство, ранее ему незнакомое. Оно жгло изнутри. Как азотная кислота действовала на его рассудок. Брюнет, тяжело шагая, подошел вплотную к запуганной до чертиков Мей и грубо взял её лицо свободной рукой. У последней дыхание сперло. Она почувствовала смешанный запах алкоголя и мяты. Ей никак не удавалось спрятать свои глаза от пронзительного взгляда Учихи.

– Докладывай, – тихо прошептал Итачи и отпустил бедняжку. В руках его всё еще покоился бокал со спиртным.

– Ваш брат только-только прибыл домой. Саске-сама чувствует себя вполне хорошо. У врачей противопоказаний нет. – Голос Мей дрожал, норовя вот-вот сорваться на отчаянный писк.

– А Сакура? – Итачи поднес бокал к губам и махом допил остатки.

– Она… вместе с Саске-сама.

Пустой бокал полетел прямо в стену кабинета и с шумом разбился на тысячи осколков. Итачи, казалось, потерял контроль над собой. Не над эмоциями. Над телом. Брюнет резко повернулся к Мей, схватил её за горло и прижал к стене. Та громко выдохнула, пискнула и схватилась на крепкую руку своего начальника, пытаясь чуть-чуть сдвинуть её и дать кислороду возможность ворваться в легкие.

Учиха несколько долгих, как показалось девушке, секунд стоял, прижав её к стене, а затем рывком бросил девицу на кожаный диван. Волосы Мей растрепались и разбросались по всей поверхности мягкой мебели. Итачи снял с себя многострадальный пиджак и бросил его на пол, игнорируя истошные крики своего внутреннего перфециониста. Туда же следом полетела и его белая рубашка. Некоторые пуговицы с треском отлетели и с характерным звуком попадали на паркет.

Учиха одним движением сгреб испуганную Мей в охапку. Она сопротивлялась, что-то внушительно вторила, но Итачи уже было плевать. Его сил было достаточно, чтобы усмирить строптивую девчонку и безнаказанно надругаться над милым телом. Оказавшись возле стола, он грубо смахнул все вещи рукой и уложил на деревянную поверхность Мей. Та попыталась встать, убежать, вскрикнуть, но всё было бестолку в сравнении с игрой мышц Итачи.

Брюнет залез на стол, опьяненный бутылкой Jack Danielʼs, аккуратно оседлал Мей: так, чтобы ненароком не ломать ей косточки, но чтобы появилась возможность влёгкую расправиться с её одеждой и слабенькими ударами. Его грубые руки разорвали блузку. Звук рвущейся одежды проехался по его ушам неприятной мелодией. И где-то в душе заговорил тихий голос Сакуры, обещающий быть рядом. Не успели сомнения пролететь в его голове, как Мей под ним уже, видимо, передумала быть жертвой и сама уже своими маленькими ручками расправлялась с ремнем Учихи.

«– Я… – начал брюнет, сжимая хрупкие женские плечики, – … я всего лишь хотел сказать, что я буду рад, если ты…»

Итачи разрывал на Мей короткую юбку. Его руки терзали пышную грудь. Он оставлял на шее девицы красные пятнышки: одни были засосами, другие – укусами. Теруми уже расправилась с ремнем и брюками, которые лежали где-то возле стола. Её маленькие проворные руки стягивали с мужчины оставшуюся одежду, пока у того в голове звучал тихий шепот:

«– Стану твоей девушкой?»

Он томно выдохнул, почувствовав, как женские ручки принялись за дело. Одна его рука нашла свое место у хрупкой шеи, слегка сжимая её и заставляя девушку дышать чуть быстрее, а другая – от груди ползла к шелковому нижнему белью.

А голос всё преследовал его туманный рассудок:

«– Да…»

Теперь его очередь была ласкать её, пока та выгибалась в пояснице и тихо постанывала под ним. Ему нравились долгие прелюдии, но сейчас был не тот случай, чтобы развлекаться и получать от этого наслаждения. Итачи приподнял бедра девушки и быстро вошёл. Мей запрокинула голову и громко вскрикнула.

«– Стану».

Мей хваталась на его плечи и раздирала своими длинными ноготками в кровь его спину. Её крик эхом раздавался по всему этажу громадного здания, и те работники, которые еще не спали, оставшись в ночную смену, недоумевали. Их слипавшиеся от усталости глаза широко распахнулись. Зависть одолевала их несмелые желания.

А Итачи всё никак не мог угомониться, разбивая Мей о порог оргазма снова и снова. Она уже, бедная, не знала, куда себя деть. Голос её совсем охрип, ноги не слушались, тело превратилось в бессознательную субстанцию. Руки её уже не с такой силой цеплялись за края стола, а мышцы ныли.

«– Тебе пора спать», – отзывался тихий добрый шепот в голове Итачи…

========== Глава XI. ==========

Комментарий к Глава XI.

Сегодня День Рождения у самого родного мне человека :3

Поздравляю его и желаю всего самого наилучшего!

Приятного прочтения! ^-^ Оставляйте отзывы, критикуйте, высказывайтесь, оценивайте сильные и слабые стороны фф! Это очень важно для меня!

К девушке вприпрыжку подскочил парнишка лет десяти. В лохмотьях. Лицо с впалыми щеками и острыми скулами было измазано в грязи. Большие темно-серые глаза сверкали, как два фонарика. Харуно невольно сравнила его с сиротой казанской. Официантке стало жалко мальчишку, который был вынужден вот в таком внешнем виде бродить по улицам бедного городка.

– Там… к забегаловке… мужчина подъехал, – зароптал он своим тоненьким голоском. – Он просил позвать вас. Дал мне денег за это…