Текст книги "Степени (СИ)"
Автор книги: KoSmonavtka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 54 страниц)
Человек, которого она давно похоронила.
Человек, которого она убила собственными руками.
Которому в будущем не было решительно никакого места. Ни в ужасном, ни, тем более, в светлом.
Сны настолько перепугали её, что она решилась на самые крайние, какие только могла придумать в этой ситуации, меры.
Как часто это бывало в компании, кажущиеся весьма сомнительными.
Как часто это бывало с ней, кажущиеся бездушными.
Но прямо сейчас ей это показалось наилучшим решением.
* *
Всё-таки Габриэль был непроходимым идиотом.
Всего-то стоило поманить его пальцем, дав мизерный кусочек надежды на то, что его примут таким, какой он есть – и он был тут как тут.
Хотя пора было прекращать лукавить перед самим собой и играть в раздвоение личности, спихивая все слабости на Габриэля, а грехи – на Сайлара. Конечно, эти игры в белое и чёрное не раз спасали его от истинного сумасшествия, но, кажется, пора было начинать оправдывать свою фамилию – Грей – и приучаться видеть в каждой вещи и белое и чёрное. И принимать самого себя, всего, целиком, одновременно.
Почему бы и нет?
Раз это было возможно для женщины, назвавшей его именем, данным ему при рождении, и открыто озвучившей восхищение его даром, появившимся у него совсем недавно.
Она была первой, кого он увидел, постепенно приходя в сознание. Она мягко освободила его от пут, приковывающих к кровати, и ласково провела ладонью по лбу, отводя в сторону растрепавшиеся волосы и шепча, что даст ему всё, что любой мужчина хочет от своей матери.
В её голосе не было ни капли страха, а движениях – ни капли дрожи, хотя она точно знала, кто он.
А он точно знал, кто она, хотя больше понаслышке, чем воочию, но этих знаний ему хватило для того, чтобы перехватить её тонкую морщинистую руку и прошипеть, что она ему не мать. В тот первый момент ему совсем не понравилось то, что он услышал, всё в нём воспротивилось её словам, чувствуя в этом большой подвох и новый обман.
Но её рука лишь сильнее сжала его ладонь, в глазах появились боль и сожаление, а в голосе – трепет. Он всё ещё был подключён к капельнице, и лишь частично пришёл в себя, мир вокруг покачивался и размывался, но под этим взглядом, и голосом, и тёплой рукой он чувствовал себя, как в колыбели, беспомощным и любимым, боящимся окончательно проснуться и нарушить собственное упокоение, навеваемое мерным голосом, рассказывающем о том, что не нужно было отдавать его на усыновление и что теперь она о нём позаботится. Что взращённые ею сыновья её огорчили, но с ним у неё есть шанс стать хорошей матерью. Что он такой особенный, такой необыкновенный.
Она назвала его милым.
А потом убрала капельницу, и пообещала, что теперь всё будет иначе.
И он не смог, просто не смог не поверить снова.
Она была матерью Питера.
До безобразия честного и до невозможности особенного Питера.
И, возможно, Сайлару не зря казалось, что они с ним похожи больше, чем с кем-либо другим.
* *
Приласкав его лишь в начале, более она не разменивалась на нежности, и именно это позволило Сайлару выдать ей первичный кредит доверия.
Всё из того, что она говорила своим тихим уверенным голосом, соответствовало тому, что он знал о себе и об окружающем мире. Порой ему казалось, что она вынимает слова прямо из него, докапываясь даже до тех, которые он сам не решался произнести вслух.
Такой ребёнок, как он не мог появиться у тех родителей, которых он знал. Он уникален, но он не убийца. Способности не выбирают. В нём голод, которым он не может управлять, и только поэтому он стал убивать. Но вместе – они это исправят.
Ошарашенный, он мало отвечал ей, но принимал всё, что она делала или говорила.
Она окутала его своей суховатой прямотой и сдержанной заботой; не кидаясь с неуместными ласками, а ступая поодаль, как вокруг большого зверя, постепенно сужая круги – выказывая при этом не страх перед ним, а уважение к его территории. Она принесла ему костюм одного из своих сыновей, и радовалась тому, как ладно тот ему подошёл.
В конце концов, она сказала, что верит в него и нуждается в нём, и попросила его о помощи.
Не скрывая в том личную свою выгоду, помимо этого чётко давая понять своему новому сыну, что это – лучший путь и для него самого, если только он действительно хочет научиться контролировать свой голод.
Выйти на охоту.
Не убивать, но найти.
Тех, за которыми он и пришёл сюда, на пятый уровень, и которые сбежали отсюда не по его желанию, но не без его участия.
Она предлагала ему начать постепенно исправлять свои ошибки, не отрекаясь ни от Габриэля, ни от Сайлара в себе. С надеждой на прощение и на ту жизнь, о которой он и не смел мечтать. Он опасался в это верить – и она бесстрашно подходила к нему, успокаивающе прикладывая руку к его груди, и в этом простом жесте для него было больше эмоций, чем во всех объятьях и слезливых излияниях той, что воспитывала его. Если бы его попросили описать идеальную мать – то сейчас она была бы такой, как миссис Петрелли.
И он начинал верить…
* *
За время работы в компании Ной Беннет неоднократно задавал себе вопрос, что он здесь делает и не пора ли всё прекратить и начать жить нормальной жизнью, без длительных отсутствий, секретов и убийств, не обманывая домочадцев и не стирая время от времени память своей жены, неизбежно сталкивающейся с последствиями его работы.
Но впервые он решился на это так твёрдо. То, что Сайлар сделал с Клер… это было слишком. И это меняло абсолютно всё.
От немедленного ухода его удерживала только толпа сбежавших заключённых, большую часть из которых некогда поймал именно он. Их нахождение на свободе было неприемлемо, и он не видел никого, кто, кроме него, был бы сейчас способен вернуть их на пятый уровень. Даже гаитянин, его многолетний напарник, был на задании где-то вне страны.
Недоброе подозрение зашевелилось в нём ещё тогда, когда миссис Петрелли заявила, что немедленное возвращение гаитянина невозможно, но пообещала, не нарушая принципа «один из нас – один из них», предоставить ему нового напарника в связку.
Но реальность превзошла все его ожидания.
Он уже и позабыл, насколько непредсказуемой могла быть эта… удивительная женщина.
– И ты думаешь, я буду работать с этим животным? После того, что он сделал с моей дочерью?! Твоей внучкой! – взбешённо орал он на неё, отказываясь приобщать к разговору присутствующего здесь же своего, и как ему раньше казалось, что вообще-то не только своего, врага номер один, и демонстративно не замечая его, – он её чуть не убил!
– Она не может умереть, – подсыпая ещё больше дров в топку его ярости, сдержанно заметил Сайлар, неожиданно оценивший намерения своей… матери, – вы же её совсем не знаете.
Нельзя сказать, что его не насторожила предстоящая работа с Беннетом, но, стоило признать, это должно было быть довольно забавно. И потом, ему действительно хотелось научиться управлять своим голодом. А ещё ему хотелось стать хорошим… сыном. Так, чтобы им можно было гордиться.
Его восхищала миссис Петрелли, размах её идей, свобода её желаний и умение эти желания, даже самые невозможные, воплотить. Кто бы ещё посмел решиться объединить врагов в одну команду? И кто бы сумел добиться в этом успеха?
И хотя Ной явно ещё не смирился с подобной мыслью и кричал, что она сильно рискует, выпуская одного психа ловить других, уже можно было не сомневаться в том, что всё будет так, как задумала она.
– Он идеальный напарник, и его всё равно не убить, сам знаешь.
– Он убийца!
– Значит, у вас с Габриэлем больше общего, чем кажется. От него все отказались. Ему лишь нужен наставник. А ты просто идеальная кандидатура.
Беннет пробовал отказаться, но миссис Петрелли сказала, что заставить его она, конечно, не может, но Габриэля на задание в любом случае отправит, так что пусть Ной сам решает, будет ли он в тот момент рядом.
Ной ненавидел её в тот момент.
Сквозь шок и леденящее, щекочущее изнутри восхищение – ненавидел.
* *
Он дал себе зарок разобраться с ублюдком сразу же, как представится возможность, благо, задание располагало ко всяким неожиданным неприятностям, и, конечно же, он не собирался давать ему слишком много свободы или позволять заблуждаться насчёт своей роли.
– Ты же понимаешь, что она тебя использует? Для неё это всё игра.
Но тот если и был эмоционально повязан на миссис Петрелли, то ничем этого не показывал.
– Может и так. Но разве не интересно, чем это всё закончится?
Пока они подъехали к зданию банка, где обнаружили первую «партию» беглецов, пока разбирались с окружившими здание копами, пока Беннет готовился туда войти – он к своему ярому неудовольствию обнаружил, что ублюдок очень хорошо умеет притворяться нормальным человеком. Что эта сволочь запросто может заговорить и обаять даже хмурого видавшего виды копа, что откуда-то знает, что Беннет пьёт кофе без кофеина, и переживает, что тот собрался в здание без него и даже без пистолета…
Чёрт!
Только! Притворяется! Только притворяется, что переживает!
Да с какой стати это чудовище вообще может волновать его благополучие!? К чему эти игры здесь, где нет ни дьявола в юбке, ни вообще никого из зрителей! Он всё равно не поверит в то, что Сайлар может измениться!
Взявший себя в руки ещё там, в офисе компании, сейчас Беннет внешне был совершенно спокоен, но эта до невозможности искренняя нормальность Сайлара и недоумение по поводу бравады Ноя, она абсолютно выбивала его из себя!
Он оставил его опрашивать заложников, строго настрого запретив заходить в банк с надеждой поживиться способностями, и отправился к преступникам в одиночку, нарушая сразу несколько директив компании и своих собственных правил.
Возможно, он подсознательно хотел спровоцировать Сайлара, хотя всё-таки премного сглупил. Встреча один на один с тремя самыми отъявленными отморозками пятого уровня, имеющих зуб конкретно на него? Не самая лучшая идея. Они жаждали мести за то, что он засадил их за решётку и не собирались оставлять его в живых. И всё бы закончилось очень плохо, если бы не непослушание Сайлара.
Тот обезвредил двоих, с третьим разобрался сам Беннет.
– Я же сказал, чтобы ты оставался там!
– Специально, чтобы я пришел, разве нет?
И он уже начал признаваться сам себе, что, несмотря на то, что он по-прежнему желал смерти Сайлара, вся эта идея с привлечением того к поиску и обезвреживанию прочих негодяев была не так уж и плоха – когда за его спиной закрылась стеклянная дверь, и Сайлар остался внутри один на один со своей новой намеченной жертвой.
* *
Он не смог устоять. Это было слишком…
Примитивные мерзавцы, использующие способности лишь для тупых разгромов. Ослабивший бдительность Ной, отправившийся по очереди отводить связанных беглецов к машине. Тошнотворный запах крови одного из подстреленных преступников. Только что прошедшая наглядная демонстрация способностей.
Слишком много всего.
Внутри уже всё дрожало от нетерпения, но он… нет, он не знал, почему медлил.
– Ты был прав, я убийца, – негромко сказал он, посмотрев через стекло на застывшего у двери Ноя.
– Не надо! Ты можешь сопротивляться!
– Нет… думаю, что нет…
Зачем он устроил это представление для Беннета? Мог бы оттащить донора в сторону, спрятаться за перегородку. Но он прижал его прямо у двери, и кровь, брызнувшая на стекло, стала фоном для его нечаянного, но законного по ощущениям, пиршества.
* *
– Видимо, ты ошибалась на мой счёт, – уже после, в компании, сказал он матери, протягивающей ему тюремную одежду.
– Ещё увидим, – ответила она, закрывая за ним дверь камеры.
Ной Беннет тщательно поднимал в памяти всё, связанное с Сайларом, и клялся себе, что убьёт его, как только представится такая возможность.
Найдёт его слабое место – и убьёт.
* *
Его дочь медленно сходила с ума. Одна, дома, сразу с двумя матерями – Ной попросил Меридит о дополнительной помощи и охране, и жена даже не стала возражать – и снова запропастившимся отцом, она просто изнывала. Воспоминание о пальцах Сайлара в её голове, последовавшее за этим полнейшее отсутствие боли, страстное желание быть если не нормальной, то хотя бы нужной, и помочь отцу с поисками преступников, и его строгий на это запрет – всё это делало её жизнь абсолютно невыносимой, и Клер не понадобилось слишком много фантазии, чтобы додуматься до того, чтобы выйти на охоту самой.
Элль Бишоп, оказавшаяся после увольнения в абсолютном вакууме, и вовсе не знала, чего она теперь хочет. Рядом с ней не было ни матери, ни отца; ни друзей, ни врагов; и, возможно, она и желала бы последовать заветам миссис Петрелли и начать новую, нормальную жизнь, но как это сделать – она не представляла.
Хуже того, она не знала, что делать со своей способностью. После того гигантского отчаянного разряда при попытке Сайлара убить её, она потеряла над ней контроль, и теперь, с каждым новым днём чувствуя ухудшение, понимала, что постепенно это убивает её.
Новая жизнь – и образно и буквально – была, кажется, полностью зависима от того, сумеет ли Элль от своего дара избавиться. Но лаборанты компании так и не достигли успехов в создании безопасного лекарства, лишающего способностей. И с каждым новым спонтанным разрядом Элль всё больше погружалась в панику.
Доктор Суреш исполнил свою мечту и обзавёлся собственной способностью, обретя невиданную физическую силу, но уже очень скоро его радость была сильно омрачена. Изменения, вызванные сывороткой, не остановились лишь на прививании способности и продолжили своё развитие, меняя и физическое и психическое его состояние. Как ни прискорбно было это признавать, он постепенно превращался в чудовище, и времени для того, чтобы откорректировать формулу и хоть как-то вмешаться в процесс, у него было катастрофически мало.
Мало времени и ещё меньше подходящих условий. Оборудование было жалким, денег – в масштабах необходимого – ноль.
Он бы пришёл в Прайматек, но компания сама летела к чертям.
Он мучительно и скрупулёзно отслеживал все происходящие с его телом изменения и так пугающе быстро терял ощущение реальности, что даже не мог понять – это от отчаянья или из-за ломающей его клетки генетической трансформации.
* *
Компания Пайнхёрст производила впечатление баснословно богатой.
Дафна не знала, чем конкретно эта компания занимается.
Ей, с детства не выходящей из дома без костылей, подарили возможность нормально ходить, и не просто ходить, а молниеносно бегать, оставаясь невидимой в движении, и за это она была готова на многое.
Задания, которые ей давали, были простыми, понятными, и даже если порой сомнительными и не слишком законными, то вроде бы не причиняющими никому особого ущерба.
Предыдущим её заданием была кража какой-то формулы из компании Прайматек.
Нынешним – доставка визиток Пайнхёрст целому списку лиц с приглашением их по указанному адресу и предложением помочь с любыми проблемами.
Доктор Суреш, Элль Бишоп, Габриэль Грей, и ещё немало имён.
Она не знала никого из них и ей было всё равно, чем эти люди так заинтересовали её начальство.
Она просто разносила визитки, принося их туда, куда мало кто мог быстро и безопасно добраться, будь то другой город или пятый уровень Прайматек.
Она просто хотела продолжать ходить.
====== 75 ======
– Знаешь, а я ведь в своё время так и не отправился на поиски Кейтлин.
Сидящий почти на самом краю скалы, Питер резко обернулся и вскочил на ноги, готовый немедленно атаковать.
«В этом его отличие от меня» – подумал его двойник из будущего, скривив губы то ли в улыбке, то ли в насмешке.
Сам он сначала обезвредил бы незваного гостя, а уже потом начал бы выяснять, что это за дрянь тут происходит. Иначе бы он не дожил до этого момента.
– Ты из будущего, – утвердительно констатировала его младшая копия, разглядывая шрам, иссекающий собственное, узнаваемое – и не узнаваемое лицо, и не спеша расслабляться, – что ты здесь делаешь?
– Пытаюсь спасти мир.
– Это был ты! – воскликнул Питер, пронзённый ужасной догадкой, – это ты должен был убить Нейтана!
– Спасибо, что не дал мне этого сделать, – не сразу ответил «гость», – послушай, ты должен мне помочь, – успокаивающе выставив руки ладонями вперёд, он осторожно приблизился к младшей версии самого себя. Такой пугливой и такой ещё безобидной версии. В душе шевельнулось сомнение – сможет ли тот совершить то, что от него требовалось?
– Ты собирался убить моего брата! Ты стрелял в меня! С чего мне тебе верить?
Вообще-то это был и его брат – поднялась в нём волна протеста, но тут же стихла, придавленная горечью. Всё шло не так, как было задумано, всё шло совсем не так. Давным-давно распрощавшись с личными нуждами, он собирался найти в прошлом мире надежду для будущего. Но прошлое так жёстко окунуло его во всё то, что он безвозвратно потерял; в то, что он даже никогда не имел и никогда, уже совершенно точно никогда иметь не будет; в то, что, даже отведя от гибели будущий мир, он не спасёт уже ни Нейтана, ни себя. Так жёстко… что соблазн послать весь мир, и прошлый и будущий, к чёрту, был велик, как никогда.
И он бы послал, наверное, там, в будущем, фактически не было уже никого, за кого бы ему пришлось сражаться лично.
Но здесь, в прошлом, оставались эти двое, у которых УЖЕ всё шло не так, как было у них, и их мир всё ещё можно было уберечь от грядущего катаклизма.
В конце концов, он ведь этого и добивался.
Чтобы никогда не стать таким, каким стал. Чтобы его вообще не появилось: ни его шрама, ни того взрыва, чуть не убившего президента, ни навыков убийцы, ни пустоты в прошлом-будущем, ни боли, ни ревности в настоящем-прошлом. Ничего. Ни. Че. Го. Лишь смутное воспоминание через пару лет у этих двоих, сопровождаемое холодным содроганием и желанием поскорее всё забыть.
– Да… ты прав, – он подошёл к нему совсем безбоязненно, схватив за руку, и со словами, – я всё покажу, – перенёс их на четыре года вперёд, в Нью-Йорк.
* *
Будущее не производило впечатление предапокалиптичности. Ничего не предвещало скорой гибели, в воздухе не витало напряжение. Открыв рот, Питер уставился на множество людей, рассекающих воздух в повседневном, рутинном ритме.
Не об этом ли они мечтали?
Судя по мрачному лицу его двойника – совсем об ином.
Времени не было. Рассусоливать здесь со своей наивной копией было особо некогда, и он, поманив его куда-то за собой, попытался на ходу описать вкратце последствия «способностей для всех».
О том, что те, по сути, стали новым оружием.
Что почти все преступления, так или иначе, были связаны со способностями.
Что мир жесток, а люди слабовольны, эгоистичны и ревнивы.
– Но всегда есть хорошие люди! Всегда!
Остановившись посреди какого-то пустого переулка, Питер-со-шрамом махнул рукой на стену с огромным изображением земли, раскалывающейся надвое.
– Мир на краю гибели. Сны об этом приходят всё чаще. Кто-то в твоём времени составляет формулу, которая наделяет людей способностями. И ты должен это предотвратить.
– Но почему я? Почему ты сам не можешь?
Питер оторвал свой взгляд от картины, которую и так знал наизусть, повернувшись к тому, чью жизнь он вот-вот собирался капитально встряхнуть, и всмотрелся в его лицо. Только сейчас позволив себе сделать это так пристально, разглядывая каждую деталь, пытаясь узнать в этом вроде бы столько всего пережившем, но таком ещё болезненно чутком и живом человеке самого себя.
Пытаясь – и не узнавая.
Разница была ещё больше, чем между двумя Нейтанами.
Хотя откуда ему знать?
«Своего» он уже так давно не видел воочию…
– Потому что я… совершил слишком много ошибок. А ты – ты не должен их повторить. Ты должен найти Сайлара. В Техасе, доме Беннетов. С его способностью ты сможешь сделать всё правильно.
– Сайлара? О чём ты вообще говоришь? Я хочу поговорить с Нейтаном! Или с Клер!
Дёрнувшись на имени брата, Питер начал было что-то отвечать, но оборвал сам себя на полуслове, и только после паузы, нужной ему то ли чтобы перевести дыхание, то ли чтобы подобрать правильные слова, ответил:
– Они уже не те, что прежде… – и, не давая своему двойнику из прошлого снова соваться в запретные для себя зоны, продолжил, – не у всех способности от рождения, некоторым их привили. Это и привело к расколу. Мы разделились. Началось противостояние.
Несмотря на всё ещё круглые глаза, придающие «младшему» несколько перепуганный вид, Питер чувствовал, что тот уже совершенно перестал его бояться: в нём чувствовалась растерянность и недоумение, которые и должны были быть, сосредоточенность – в попытке впихнуть в свою систему координат всё, что он только что услышал, но уже никакого страха, и никакой бдительности не было и в помине.
В чужом мире. В чужом будущем. Перед чужим собой – злодеем, экстремистом, человеком, целившимся в его брата и дважды прострелившим его грудь.
Никакого страха.
Счастливчик.
В больном мире такие долго не живут.
Они или умирают, или «заболевают» так же, как и все.
Но таким – есть что терять.
И если не считать общего ощущения гнусности своего поступка – при всей его общей безальтернативности – то это единственный способ помочь сохранить этому счастливому идиоту то, что для него действительно важно, и попутно спасти мир.
Жаль только, что его представления о счастье могут после этого крупно измениться.
– Послушай, главное – это формула. С ней уже работали когда-то. Проводили эксперименты, некоторые даже успешно. Но она была нестабильна и её спрятали. Слишком непредсказуемы были результаты. Но в твоём времени кто-то снова за неё взялся. И сумел вывести чистый вариант. Это, – он снова указал в сторону стены, не переставая при этом удерживать взглядом внимание своей ошарашенной копии, – нужно остановить. Ты должен, – убеждая то ли себя, то ли его, жестко подытожил он, но потом, севшим голосом, добавил, – ты сможешь… ты всегда мог.
– Когда я приехал в Ирландию, Кейтлин уже была там, – неожиданно сказал «счастливый идиот», – мне не пришлось ничего делать, обо всём позаботилась компания.
– Главное, что ты попытался, – всмотревшись во что-то за его плечом, Питер снова вернулся к нему взглядом, – а я упустил свой шанс выяснить это лично.
Кажется, он говорил не только о Кейтлин и, кажется, его проницательный двойник это понял, но пытаться озвучить это, произнести вслух то ускользающее, что можно было только смутно уловить, не было никакого смысла.
Да и времени, по правде сказать, уже не было совсем.
Он снова коротко посмотрел за его плечо, улыбнулся ему странной извиняющейся улыбкой, отшагнул назад и упал, прошитый сразу несколькими выстрелами.
* *
Это была Клер. Это была Клер! – пульсировала неотвязная мысль в воспалённом сознании Питера, когда он убегал от нападавших. Его маленькая племянница, дочь Нейтана, девчушка, которую он когда-то спас – убила своего героя – ведь так она всегда его называла? – убила прицельно, в нужную точку, и только вынудившее её замешкаться смятение при виде живой копии, стоящей у своего мёртвого тела, позволило ему сорваться с места и суметь сбежать до того, как она перезарядила пистолет и снова выстрелила.
Он слышал эти выстрелы, убегая.
Он отказывался понимать, что здесь происходит.
Разум говорил ему одно, сердце – другое, а его интуиция… она советовала ему послушать самого себя и найти Сайлара.
Он бы не решился на это, если бы не Клер. Но если было возможно такое будущее, в котором она могла его убить, то почему бы тогда в этом будущем Сайлару не жить в доме Беннетов?
И, задавив желание найти сначала Нейтана, Питер направился в Техас.
====== 76 ======
Что творилось с этим миром? Что происходило с ним?
Это больше походило на один из его снов – странных, тяжёлых, предупреждающих – чем на реальность. Только во сне улицы Нью-Йорка могли быть заполнены летающими людьми. Только во сне Клер могла охотиться за ним с целью убить. Только во сне Сайлар мог обрадоваться его визиту, и, бесцеремонно заграбастав и затискав, пригласить на вафли. В очках, фартуке и тапочках, домашний и сияющий, сетующий на то, что Питер пришёл без предупреждения, но обещающий, что вафель должно хватить на всех; треплющий по загривку пушистую довольную собаченцию и нежно воркующий с сыном.
С сыном.
Маленьким мальчуганом по имени Ной, славным и пухлощёким, и следящим за отцом с восхищённым взглядом, в ожидании новой шутки, или ласки, или порции вафель. Они как будто играли в свою любимую игру, с давным-давно известными правилами, бесконечную и не надоедающую, Ной – с детским счастливым непониманием священности этого самого обычного домашнего действа, Сайлар – вроде бы уже расслабленно и привычно, но с непреходящим трепетом где-то очень глубоко внутри него, словно всё ещё боясь поверить в то, что это происходит с ним, и не уверенный, что заплатил за это достаточно, что небеса не потребуют с него когда-нибудь дополнительную плату.
Не спеша ничего говорить или делать, Питер пялился то на порхающего по кухне Сайлара, то на Ноя, всё больше поддаваясь очарованию этой затягивающей в себя семейной обстановки, когда малыш, дождавшись, пока отец польёт сиропом его вафли, удовлетворённо обозрел получившуюся в тарелке красоту, и, улыбнувшись гостю, поинтересовался:
– А где ваш шрам, дядя Питер? – моментально замораживая обстановку почти до нуля.
На плите что-то шкворчало, Ной любознательно рассматривал по-прежнему молчащего Питера и болтал ногами, воздух, кажется, трещал от напряжения.
– Знаешь что? – разрывая повисшее молчание, улыбнулся сыну повернувшийся от плиты Сайлар. – Взрослым надо поговорить в другой комнате, так что ты тут пока поналегай на вафли. Справишься? – подмигнул он ему, и, дождавшись радостного кивка, потянул Питера в другую комнату.
* *
С непроницаемым взглядом пропустив мимо себя настороженного гостя, Сайлар зашёл вслед за ним и аккуратно и плотно прикрыл за собой дверь.
– Ты ведь не из наших мест? – смахивая с лица улыбку для сына, он шагнул к моментально вставшему в оборонительную позу Питеру, – шрама нет… Из прошлого? Значит, для тебя я чудовище, – задумчиво заключил он, и, неожиданно ослабив весь свой напор, отошёл назад и с невесёлым смешком опустился на стул, – это же подумать только… ты прибыл сюда и вдруг узнал, что мы братья.
– Братья?
Мир снова с ошеломляющей скоростью помчался в сторону версии о том, что всё это – очередной сон, галлюцинация, происки замученного и запутавшегося подсознания.
Питер продолжал стоять вполоборота, сжав кулаки, готовый мгновенно вскинуть руки и отразить любую атаку, но Сайлар, кажется, не обращал на это не малейшего внимания. Он был задумчив и сосредоточен, и было почти что слышно, как крутятся в его голове колёсики, подгоняя мысли, помогая понять, что делает здесь эта молодая и взвинченная копия его брата.
Как легко он это сказал… Брат… Могло ли это быть правдой?
Нет, Питер даже думать об этом не хотел, это было ещё сложнее представить, чем то, что Сайлар из его времени – обуреваемый жаждой, разозлённый на весь мир убийца – превратился в этого мирного, явно находящегося в ладах с самим собой, парня с маленьким сыном, уплетающим в соседней комнате за обе щёки завтрак, приготовленный отцом.
Ему вообще некогда было обо всём этом думать, каким бы занимательным этот весь бред ни казался! Всё, что ему было нужно – это способность Сайлара, и с таким – нормальным – возможно, будет даже проще договориться.
– Жаль, что ты потратил время, – словно прочитав его мысли, сказал Сайлар, – потому что я не смогу помочь.
– Не сможешь?
– Не буду, – не оставляя сомнений в своём отношении к предполагаемой причине его визита, твёрдо заверил тот.
– Но почему? – начал заводиться Питер, не видя никаких особых причин для подобного заявления.
– Я не передам тебе свои способности, – спокойно и по словам развернул свой отказ Сайлар, даже не пытаясь аргументировать, просто давая понять, что не собирается уступать.
Вежливо, но твёрдо, даже не спрашивая, что именно привело сюда гостя из прошлого. Как будто ему было на это наплевать – но Питер в это не верил. Или словно он и так уже всё знал – и как раз в этом Питер почти не сомневался, что ещё больше злило его.
Хотя что Сайлару за дело?!
Какая ему – зарывшемуся в эту нору внешнего благополучия посреди разваливающегося мира – разница в том, что кто-то, так же, как и он, будет уметь видеть суть вещей!
– Тогда я просто заберу себе, что нужно! – процедил Питер, и параллельно со словами предпринял попытку вторжения в разум тут же скинувшего с себя всю расслабленность и радушие хозяина.
– Не получится, – предупредил тот, с непреклонным видом вставая перед гостем, выставляя максимальную защиту.
Чуть ли не отбрасывая назад ожесточённо атаковавшего его сразу по всем фронтам Питера. Самого сильного в своём времени человека, всё ещё верящего в людей, но с момента последней их встречи подрастерявшего немало своих хрустальных иллюзий; не сдающегося, снова и снова бьющегося мотыльком о выставленные против него блоки; перебирающего подряд все свои дары.
Но что он мог против человека, прожившего в мире способностей на четыре года дольше и научившегося справляться со своим голодом?
Раскрасневшись и дрожа от усилий, Питер собрал все силы разом и атаковал Сайлара в последнем решительном и заранее бессмысленном рывке.
Сокрушительно и окончательно проигрывая.
Отшатываясь назад под сочувствующим взглядом подневольного противника, отторгнутый его невидимым непробиваемым щитом.
Приходя в отчаянье уже не столько от собственного поражения, сколько от жалости, сквозящей в этих, лишённых какой бы то ни было злости, потемневших глазах.
– Питер погиб! – прокричал он ему, – они убили его! А теперь гонятся за мной! Я не уйду без твоих способностей, Сайлар! – его трясло от накатившего бессилия, сердце разрослось и колотилось, кажется, в каждой клетке тела: раскрашивая щёки, разрывая безысходностью грудь, ослепляя гневом.
Не давая толком рассмотреть, как прикрывает глаза стоящий перед ним человек, как вздрагивает при имени «Сайлар», и, застыв, судорожно соображает, что делать, что говорить, как остановить намерения своего брата. Как защитить его – потому что дар, что он просит – смертоносен, а Питер не тот, кто сможет простить себя за чью-то смерть. И как защитить себя – потому что если тот сорвётся, то это будет и на нём… на нём – тоже.
– Меня зовут Габриэль… – с глухим напором произнёс он, – и ты не понимаешь.
Его голос осип, глаза наполнились солёной влагой и болезненным упрямством, душу на секунду словно окунули в прошлое, разъедающее болью, опаляющее невыносимостью. Он почти привык таскать это в себе на протяжении последних лет, таскать осторожно, не расплёскивая, боясь даже самых маленьких брызг. Он отдал бы многое за то, чтобы избавиться от этого груза, хотя и не взялся бы предсказать, что осталось бы без этого груза от него самого.
