Текст книги "Степени (СИ)"
Автор книги: KoSmonavtka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 54 страниц)
Прижавшись щекой к его крепкой руке, Питер смотрел сквозь комнату в никуда, там, где ему представлялась улыбающаяся Меридит, играющая с малышкой – в лучах света и не знающие бед – где бы они сейчас ни были.
В носу защипало от слёз, но расплакаться прямо тут рядом с Нейтаном, у него на груди, было как-то очень стыдно. Посопев, и загнав этот приступ поглубже, Питер подумал о том, насколько же глубоко всё это должен был прятать брат, если внешне его боль практически никак не проявлялась. И, неожиданно для самого себя, прошептал:
– Почему ты не плачешь?
Нейтан только покачал головой.
– Я не уверен, что умею это делать.
– А хочешь… хочешь, я поплачу за тебя. Ты же знаешь, мне ничего не стоит…
Резко, и немного грубо зарывшись ладонью в отросшие вихры брата, Нейтан потрепал его, и сдавленно усмехнувшись, ответил:
– Давай…
Но теперь слёзы почему-то не шли, словно перетекли по какому-то невидимому каналу в другое русло. Время как будто остановилось, и всё, что мог делать Питер, это сопеть в руку брата во внезапно нахлынувшей кромешной тишине. Он не сразу понял, что просто перестал слышать дыхание Нейтана – его грудная клетка не двигалась. Похолодев, он хотел уже подскочить, но тут почувствовал резкое движение кадыка брата, а на руку, прямо перед лицом упала капля. Это было так рядом, что Питер, не сдержавшись, зачем-то провёл запястьем по губам.
Рука была солёной.
Спустя секунду Нейтан снова задышал.
А Питер решил, что вряд ли когда-нибудь ему об этом всём напомнит.
* *
Родители, ещё два года назад, убедившись, что Нейтан поплыл по устраивающему их руслу, с акцентированным вниманием обратили взоры на Питера.
Ему это не понравилось. Всегда мечтая быть таким, как брат, на сей раз понимание того, что Нейтан живёт не совсем той жизнью, которой бы хотел (даже если отказывался признавать это вслух), и что, несмотря на его идеальность, где-то во всём этом есть подвох, вызвало отчётливый внутренний отказ Питера идти за ним след в след.
Родители не сдавались и всё активнее, особенно отец, пытались разубедить его и вернуть на ранее проложенный ими для него маршрут.
Но если предыдущие годы Питер сопротивлялся молчаливо, не вступая в открытый конфликт, то теперь грянула революция.
====== 9 ======
Сын тех самых Петрелли и младший брат блистательного Нейтана (фотография в военной форме которого ныне украшала стену колледжа, чтящего своих покоряющих мир выпускников), задумчивый юноша с последней парты, мечтательно смотрящий в окно, и ранее не слишком соответствующий лучшим стандартам, нынче и вовсе самым досадным образом стал подрывать престиж своей фамилии.
Имея светлую голову – и этого не отрицал никто – а также гибкий ум и невероятную способность к восприятию информации, анализировал и применял он эту информацию всегда самым непостижимым образом. Редко мог надолго сосредоточиться на чём-то одном, и часто, досконально и глубоко вникнув в какой-нибудь предмет, не дождавшись плодов этого вникания в виде оценок, переключался на что-то совершенно иное.
Предметами интересовался в основном гуманитарными, но и технические постигал легко. Что ничуть не являлось поводом для нахождения его в авангарде класса. К оценкам он относился равнодушно, знания свои никогда специально не демонстрировал, никаким популярным видом спорта не занимался, выдающейся внешностью не обладал, был худ, невысок, рассеян и не примыкал ни к одной из устоявшихся группок одноклассников. Изредка им проникались некоторые из учителей, но после того, как он перемещал свои эмоции, а значит и усилия, с их предмета на какой-то другой, все эти проникания растворялись среди более стабильных учеников.
Тем не менее, нельзя сказать, что его не любили. Напротив, и учителя и одноклассники относились к нему весьма благожелательно. Столкновений он не провоцировал, дороги никому не переходил, с советами не лез, чужие инициативы не пресекал, а либо пылко поддерживал, либо естественным образом не замечал. Ну да, был слегка сам в себе, но одноклассников это не волновало, а учителя полагали, что для младшего отпрыска Петрелли это вполне себе милая особенность, не требующая особого внимания, и даже отдельного упоминания родителям.
Поэтому когда Питер Петрелли, четырнадцати лет от роду, никогда не доставляющий проблем, на письменных тестах начал сдавать чистые листы бумаги, весь преподавательский состав всполошился не на шутку.
Дальше всё развивалось очень для всех неприятно. Было проведено несколько бесед, на которых Питер старательно уходил от ответа, и, разумеется, были извещены родители, попытки которых выяснить причину такого поведения тоже ничего не дали. «Не знал, что писать», «забыл выучить», «нет, чувствовал себя хорошо», «просто так получилось».
Отец был в ярости, тем самым всё лишь усугубляя. Мать пыталась пробиться исподволь.
Результата не было. Прошла неделя, другая, а Питер категорически отказывался отвечать на уроках – что в письменной, что в устной форме.
* *
Он не хотел, не хотел, не хотел быть таким, как брат!
Раньше просто не мог, а теперь ещё и не хотел…
Зачем быть лучше других, если потом всегда прислушиваться к чьим-то чужим указкам?
И с чего вдруг другие решили, что ему, Питеру, так уж необходимо равняться на брата, с чего вдруг всё чаще стали ставить того в пример, да ещё повесили эту дурацкую фотографию, каждый день по несколько раз напоминающую Питеру, что Нейтан, после всего случившегося, не отступился от прежнего пути, а пошёл и дальше по стопам отца, прямиком из Академии отправившись в горячую точку.
Фотографию, напоминающую о том, что Нейтан на войне – и не слишком понятно ради чего.
Образ брата расслаивался в голове Питера на две фигуры: одна постепенно трансформировалась в бесконечно рекламируемого ему супер-человека, столь же образцового, сколь и абстрактного, в икону с широкой улыбкой – такой же, как на той фотографии. Вторая фигура, была и пока ещё оставалась тем самым Нейтаном, его братом, с которым они всегда внутренне понимали и принимали друг друга, несмотря на свои различия.
Чего он добивался своими выходками, Питер и сам не знал. Просто хотел как-то заявить о своём несогласии следовать родительским указам, о том, что он лучше не будет делать ничего, чем то, что сочтут нужным они. Что он имеет право на свои собственные ошибки и на своё личное, не требующее одобрения других, счастье. Что будет плакать когда и сколько захочет. Что никогда не будет винить себя в чьей-то гибели. И что никогда не полезет в лапы смерти непонятно ради чего, бросив тех, кого любит. Наверное, любит… Питер ещё надеялся на это, хотя не разговаривал с братом уже очень давно.
* *
Однажды фотография Нейтана Петрелли исчезла со «стены гордости», причём была сорвана оттуда самым неаккуратным образом, оставив приклеенные уголки на месте. Скандал не выявил хулигана, хотя никто и не сомневался в том, кто именно это сделал.
Поражённый класс, наблюдая за происходящим, как будто впервые видел такого тихого ранее Питера. Хотя тот и сейчас был не особо шумный, но хороводы вокруг себя развёл такие, каких не любой громогласный разгильдяй бы добился.
Тихий бунт начинал уже грозить исключением из колледжа, или как минимум вынужденным пропуском в связи с лечением (к делу уже были подключены психологи), когда мать, каким-то чутьём понявшая, чем и кем ещё можно повлиять на Питера, привлекла к делу старшего сына.
С базой было связаться нелегко, ещё сложнее было выловить там Нейтана, но для отца, как всегда, не было ничего невозможного.
* *
– Питер, ну что ты творишь?
Голос брата, искажённый плохой связью, казался совсем чужим, и больше вязался с образом того супермена, которым истыкали его младшего брата, чем с образом человека, в грудь которого можно было уткнуться и сделать вид, что ты просто так рвано дышишь.
Питер не знал, что ему ответить.
– Что происходит? Ответь, пожалуйста, я не смогу долго разговаривать!
– Тебе-то что за дело?
– То есть? – опешил Нейтан, догадывающийся, что разговор будет не из простых, но не ожидавший услышать от брата столько агрессии.
– У тебя своя жизнь, и, похоже, я тебе в этой жизни не нужен.
О чём он говорит? При чём здесь он, Нейтан, и почему Питер не понимает, что движет его старшим братом?
– Питер, ты понимаешь вообще, где я и что делаю?
– Угу… потому что когда-то так делал отец!
– Ты несправедлив!
– А что, это не так? Если бы папа не воевал, то ты бы…
– Питер, подожди. Да, отец многое определил, но, Пит, мы, Я, здесь потому, что без нас у этих людей не будет надежды на спасение!
В голосе брата было столько истовой веры в то, что он делает, столько искренности и пыла, которых Питер никак не ожидал услышать, что он растерялся. Сам любящий поразмышлять о мире во всём мире, он делал это абстрактно, пока что мало представляя себе конкретные действия. И то, что братом движет именно этот, его личный любимый мотив, стало для него неожиданностью.
Получается, пока он мечтает – брат действует?
Весь его запал и желание противопоставить себя Нейтану исчезли, словно никогда и не рождались. А им на замену подступил стыд, и, освобождённое от навязанного комплекса, чувство самого обычного одиночества.
– Нейт…, – тот понял по сбившемуся голосу, что теперь у телефона тот брат, тот Питер, которого он помнил, которого оставил, когда уезжал. Он не ожидал извинений, хотя и обиделся немного на брата, но раскаянья в одном только произнесённом его имени хватило, чтобы обида исчезла, не успев толком созреть. В конце концов, Питер подросток, и, хотя сам Нейтан благополучно избежал слишком серьёзных последствий пубертата, он догадывался, что у Питера всё могло происходить несколько иначе.
Будучи полностью поглощён своей нынешней миссией, он и представить не мог, что там, в мирной домашней обстановке что-то может происходить не так. Нейтан вдруг отчётливо представил себе младшего брата, окружённого школьными гласными и негласными правилами, и особенно давящими на него родителями, непривычно надолго лишённого своего обычного буфера в виде брата, которого к тому же все непрестанно ставят ему в пример. Картина прорисовывалась не слишком комфортная даже для Нейтана, а уж для его брата, наверное, и вовсе невыносимая.
– Питер, так что там у вас происходит?
– Да ничего, – тот поморщился в трубку, и сам теперь не зная, как объяснить и чем оправдать своё дурное поведение.
– Мама так не считает.
– Да уж, – Питер только хмыкнул.
– Ну так что, будешь рассказывать?
Тяжко вздохнув, Питер без особой надежды спросил:
– Может, я лучше пообещаю тебе, что больше не буду вести себя как идиот?
Выдержав вескую паузу, и надеясь, что брат не почувствует улыбки в его голосе, Нейтан принял его обещание.
– Договорились, – и, перебивая раздавшийся из трубки радостный возглас, предельно строго предупредил, – но помни, что я вернусь, и…
– Откуда ты знаешь, что вернёшься?! – невольно вырвалось наболевшее, то самое, что не давало Питеру покоя и толкало на разные глупости.
– Ниоткуда. Я просто тебе это обещаю, Питер, я вернусь!
* *
Большинство парней, вернувшись из увольнительных, хвалились своими развесёлыми «подвигами» и фотографиями подружек.
Через несколько недель после того звонка Нейтан тоже ненадолго вырвался домой. Исключительно для того, чтобы устроить незабываемый день рождения своему младшему брату.
* *
Помимо установления прежнего мира в семье Петрелли и возвращения Питера к нормальной учёбе, побочным эффектом стала его возросшая популярность среди студентов. Не номер один, но близко к тому.
То, что раньше в нём считали чудачеством, сейчас представлялось прикольной фишкой. Питер начал ловить на себе взгляды перешептывающихся и хихикающих девчонок, парни чаще стали звать его в совместные заварушки, а капитан футбольной команды, Итан, так и вовсе чуть ли не официально предложил ему дружбу.
Всё это – так много и так сразу – вызвало неловкость, Питер дичился и удивлялся поначалу, но быстро привык, как всегда легко привыкал ко всему, что предлагала ему жизнь, и спустя совсем немного времени никто и не вспоминал, каким странным он казался когда-то.
====== 10 ======
Стараясь не шуметь, Нейтан вошёл в дом и тихо прикрыл за собой входную дверь
Вообще-то это не было время его отпуска, но пропустить выпускной брата он не мог.
Семья ждала его приезда, но не сейчас, а ближе к вечеру.
Тем не менее, услышав еле различимый звук входной двери, Питер пулей выскочил на лестницу и замер наверху, с перехваченным от вида открывшейся ему картины дыханием. Нейтан, его невозможно замечательный старший брат, стоял, живой и здоровый, щурясь от просачивающихся сквозь дверные витражи лучей полуденного солнца, и улыбался так, что пробивал насквозь.
Кубарем скатившись с лестницы, Питер с разбега заскочил на брата и чуть не сшиб того с ног.
– Ну ты вымахал, – Нейтан отсмеявшись, отстранил его от себя. Тот, сияя и тоже теперь щурясь от солнца, выпалил:
– А ты попал!
– И куда же я попал?
– Я всем растрепал про твой приезд – так что жди сегодня официального приглашения для произнесения речи на выпускном, – жизнерадостно и ничуть не виновато известил Питер.
Нейтан сделал страшно кислый вид, потом снова рассмеялся и сгрёб брата в охапку. Он забыл уже, насколько безмятежным он мог быть рядом с ним. Славное чувство!
Хохоча, Питер уточнил откуда-то у него из подмышки:
– Так ты придёшь?
– Куда ж я денусь, – не переставая трепать выворачивающегося и заливающегося от смеха брата, довольно пробурчал Нейтан. Вывернувшись, наконец, из его хватки, запыхавшийся Питер упёрся руками о коленки, и, пытаясь отдышаться, счастливо проговорил:
– Круто! Половина девчонок упадёт в обморок!
– Главное, чтобы миссис Фостер смогла удержать себя в руках, – как мог невозмутимо заметил Нейтан, чем вызвал у них обоих новый приступ смеха.
* *
Можно было не сомневаться, что речь получится бесподобной, хотя Нейтан всего-то поблагодарил родной колледж и пожелал нынешним выпускникам удачи.
Девчонки, конечно, в обморок не попадали – Питер огляделся – но шепоток вокруг стоял знатный. Непроизвольно растянувшись в улыбке, он снова гордо посмотрел на брата. Тот, в ореоле – то ли солнца, то ли восхищённых взглядов – выглядел так, словно сошёл с той самой фотографии, когда-то заново вывешенной на стене почёта. Внутри всколыхнулось чувство, протащившее Питера сквозь время в прошлое и вновь сделавшее его маленьким мальчиком, боготворящим своего старшего брата. Под ложечкой засосало, а голова и в самом деле закружилась. Моргнув, Питер встряхнул чёлкой и шумно вдохнул – не хватало ещё самому тут грохнуться.
Столько лет прошло, а ничего не меняется.
Нейтан всё настолько же старше.
А он всё тот же младший брат, которому ещё расти и расти, и которого это сейчас почему-то абсолютно не расстраивает.
Он оглянулся в поисках родителей – те стояли в самом конце, критически и удовлетворённо всматриваясь в старшего сына, уже давно закончившего говорить, и, кажется, даже не пытаясь определить, где именно в толпе выпускников стоит младший.
Питер снисходительно хмыкнул – здесь тоже было всё по-прежнему.
Дождавшись окончания официальной части, он пробрался к брату. У него было к нему ещё одно важное дело.
– Ты понимаешь, что теперь обязан прийти на бал?
– Я же не выпускник.
– Ты король бала!
– Бывший!
– Бывшими не бывают, – подмигнул совсем распалившийся Питер, – спорим, миссис Фостер сейчас будет выяснять, придёшь ли ты? – глядя на приближающуюся взволнованную женщину, он заговорщицки снизил тон, и хлопнул брата по плечу, – крепись, Нейт!
* *
– Господи, я догадывался, что просто так отсюда живым не выйду, – отряхиваясь и поправляя одежду, бормотал Нейтан, стоя в стороне с Питером, за рядом кустов и большим деревом, где они прятались от разъезжающейся толпы. Родители тоже уже уехали, лишь помахав издали.
– В общем, как хочешь, но ты идёшь со мной, – уже вполне серьёзно сказал Питер.
– Ты понимаешь, что это ненормально – тащить на выпускной бал своего старшего разумного брата.
– Занудного, ты хотел сказать?
Нейтан отвлёкся от одежды, выпрямился и выразительно приподнял брови, выражая своё отношение к последней фразе.
– Так всё-таки. Что скажут твои друзья?
– Ты шутишь? Да они встанут в очередь за твоим автографом!
– А Кейти? – как бы между прочим спросил Нейтан.
– Ну ты вспомнил, – закатил глаза Питер.
– А ведь было столько страданий!
– Нейт, это было два года назад!
– Окей… А другая девушка?
– Какая ещё девушка, – стремительно покраснел Питер, – я же сказал, нет у меня никакой девушки!
– Да ладно! – Нейтан критически осмотрел с ног до головы выросшего, не утратившего мальчишескую гибкость, но раздавшегося в плечах брата, – неужели совсем нет?
– Ну, были…
– И? Где же они все в этот знаменательный день?
Питер вдруг развеселился:
– Знаешь, они все в итоге обзывают меня придурком и уходят.
– Что-то ты слишком довольный для многократно брошенного.
– Ты же лучше всех знаешь, какой я странный и непредсказуемый, – глядя из-под чёлки, усмехнулся Питер, – так что у тебя нет выбора, сегодня меня лучше не расстраивать.
И, рванув от не знающего – улыбаться или возмущаться – Нейтана, устремился к его машине:
– Радуйся, тебе даже не придётся заезжать за мной в семь! Поедем сразу вместе из дома.
* *
Питер не мог рассказать брату про Итана, потому что там всё было сложно. Потому что, по сути, там ничего и не было. Потому что давно, крепко и официально Итан был с Эшли.
Да и о чём рассказывать?
Что почти четыре года Питер видел в Итане практически копию своего брата?
Ещё бы: лучший парень класса, капитан футбольной команды, главный ловелас и нынешний претендент на звание Короля бала, в нём было даже наличие внешнего сходства – та же сбитость, ладность, высоко поднятая голова и прямой взгляд. Безусловно, это не был его брат, но Питеру и не было это нужно, он не заблуждался и не искал подмены.
Просто Нейтан был далеко.
А внезапно появившийся Итан так легко занял часть пустоты, образовавшейся и свербевшей в душе Питера после отъезда брата, что младший Петрелли и не вздумал этому сопротивляться. Ведь не было ничего плохого в этой лёгкости, он же никого этим не предал и не обманул, ведь всё равно самое главное, самое ценное, что его связывало с Нейтаном – то, что не поддавалось формулировке – оставалось нетронутым никем, кроме самих братьев. Туда Питер не пускал никого, даже друга, и всё было легко и просто. До тех пор, пока Питер не начал осознавать, что время, проводимое ими вместе, значительно возросло, а взгляды, которые всё чаще на него бросал Итан, становились всё более задумчивыми и тоскливыми. Это началось месяца два назад. И об этом тоже решительно нельзя было рассказать брату.
Что будили в нём самом эти взгляды, Питер и сам не до конца понимал.
Сначала было удивление.
Меньше всего он ожидал бы подобного от такого, как Итан. Невольно, как всегда, когда оказывался в растерянности перед действиями друга, Питер сравнивал его с Нейтаном, но тот никогда, ни за что бы не стал смотреть так на парня! Итан же – смотрел, хотя и ощущалась за всеми этими взглядами некоторая обескураженность самим собой, что только всё усугубляло, потому что за этой обескураженностью была такая честность, не поверить которой было нельзя.
Удивление сменилось смутным беспокойством.
Множество чувств, вроде бы совершенно не связанных друг с другом – дружба, ассоциирование с братом, и да, появившееся ответное влечение – смешались в один клубок, и, по-хорошему, нужно было этот клубок распутывать, но Питер не знал, как. Всё это было и сладко, и неловко одновременно, и чем более сладко – тем более неловко, и Питер боялся реагировать, занимая пассивную позицию и не торопясь расставлять точки над «и». Достаточно было того, что Итан понял, что «услышан», и, смелея, вёл себя всё недвусмысленнее. Разумеется, когда они были только вдвоём. По поводу и без повода дотрагивался, крепче и без особой необходимости обнимал, ловил взгляды, дразнил, провоцировал. Питер в ответ улыбался, краснел, сжимал по особенному губы – чем ввергал друга в кратковременный паралич – но от ответных действий уклонялся.
Их дороги после колледжа лежали в абсолютно разных плоскостях. Ничего серьёзного и совместного им не светило, и их обоих это очевидно устраивало. Но необходимость хоть какой-то развязки довлела над ними неделя за неделей, накапливаясь, подводя к тому самому последнему дню, за которым они, возможно, больше уже никогда не увидятся.
В Итане чувствовалось нетерпение.
В Питере нарастало беспокойство.
Ожидание накалялось.
Приезд брата встряхнул его, ещё сильнее всё запутав. Словно его эмоциональное поле – на манер магнитного – было прорисовано за эти два месяца определёнными линиями, подчинёнными зарядам желаний и чувств, а Нейтан, как поднесённый извне магнит, всё смешал, изменил, и оценить эти изменения, привыкнуть к ним, интуитивно прощупать, времени не было.
И Питер промолчал.
Ему нельзя, категорически нельзя было рассказать обо всём Нейтану, ведь это всё так глупо и недостойно, не может брат Нейтана Петрелли быть «таким». И – Питер принял окончательное решение – он и не будет.
* *
Нейтан наконец-то решился идти искать брата.
Тот пропал из вида минут тридцать назад, и, вопреки ожиданиям, сколько бы Нейтан не вглядывался в толпу отрывающихся на танцплощадке выпускников, так нигде до сих пор и не появился.
Но куда тот мог запропаститься? Что за детский сад?
Подгоняемый растущим беспокойством и сердясь из-за этого беспокойства и на себя и на брата, он вышел в пустой тёмный холл, и отправился на поиски.
Только на улице он, наконец, услышал голос Питера и, ускорив шаг, пошёл было в его направлении, но почти сразу понял, что тот не один. Разговаривающих не было видно из-за выступа здания, но, кажется, Пит был со своим другом Итаном, и похоже, что разговор был не из лёгких. Нет, они не ссорились, слов вообще нельзя было различить – они говорили приглушённо – но общий тон был взвинченным и напряжённым.
Нейтан ещё только соображал, что ему делать дальше, оставить их, или подойти, как в разговоре возникла пауза, спустя секунду прервавшаяся шумным вздохом и звуком, интерпретировать который кроме как звук поцелуя, Нейтан не мог. Он остолбенел и уставился на злополучный выступ, скрывающий от его взора происходящее за ним действо.
Питер…?!
К своему удивлению и даже некоторому облегчению, он понял, что никакие подобные факты не изменят его отношения к брату.
Питер и Итан?…
Никогда особо не интересуясь их дружбой, сейчас Нейтан испытал по этому поводу сожаление. Беспокойство вновь зашевелилось в нём, начав расти в геометрической прогрессии.
А если брату нужна помощь?
Привыкнув иметь дело с чёткими и понятными вещами, Нейтан впал в малознакомое ему состояние растерянности, но тут снова услышал голоса – скорые, шепчущие – и почти сразу же шаги, направляющиеся прямо к нему.
Он нацепил на себя свой лучший спокойный вид и пошёл навстречу.
Едва увернувшись от вылетевшего из-за угла Итана, бросившего на него беспричинно злой взгляд, Нейтан направился к брату.
Тот стоял, тяжело дыша и прижав к губам тыльную сторону ладони.
Чем ближе подходил Нейтан, тем понятнее было обоим, что ничто из происходящего здесь не было ни для кого тайной. Холодея от нечитаемого выражения лица брата, Питер уточнил:
– Значит, всё видел, – и, не дожидаясь пугающего его ответа, дерзко вскинул голову. Ну и что, пусть смотрит, пусть видит, что ему всё равно, что тот на это скажет!
До сих пор гудящие от поцелуя губы и страх за реакцию брата, пугали интенсивностью и сумбурностью ощущений, но сдаваться перед возможным осуждением он не собирался.
Нейтан, ясно читающий Питера, чуть наклонил голову и, исключительно для профилактики подобных дерзких выпадов, насмешливо поправил:
– Скорее, слышал.
Простонав, Питер моментально сник и спрятал в ладонях лицо – такого стыда он не испытывал ещё ни разу в жизни. Он даже пошатнулся и собирался стечь вниз по стене, но брат не позволил, подхватив за плечи, и прижав к себе.
– Ну что за маленький дурень, – забормотал он, – ты думал, я что сейчас сделаю?
Вжавшись лицом куда-то ему в воротник и, для верности, крепко зажмурившись, Питер смог только неопределённо пожать плечами.
– Понятно, – брат потеребил его за локоть, – ну всё, герой, давай, посмотри на меня.
Питеру не хотелось никуда смотреть. Накрывший его с головой родной запах действовал успокаивающе. А ему очень хотелось успокоиться. Страх ушел совершенно, стыд тоже постепенно отпускал, оставалось только…
Он коротко провёл губами по изгибу воротника костюма брата, стирая жёсткой тканью ощущение поцелуя и возбуждения.
Стало легче.
С трудом отстранив брата, Нейтан склонился к его раскрасневшемуся лицу, и попытался перехватить за совсем закрывшей лицо чёлкой его взгляд.
– Ну?
Оживший Питер замотал головой, прячась за кривой улыбкой, но всё-таки собрался и встретился взглядом с братом. Тот смотрел спокойно и иронично, кажется, даже умиляясь – именно так, именно в такой дозировке, которая была сейчас необходима.
– Ты же не расскажешь папе?
– Ты хочешь, чтобы его хватил инфаркт? – шутка окончательно разрядила обстановку. Нейтан усмехнулся, – пожалеем его.
– Спасибо…
– Так что это было? – не сдержал вопроса Нейтан, чем вызвал у брата нервный смешок.
– Это? – Питер вдруг осмелел. – Ты о поцелуе? Нууу… это было….
Нейтан деланно ужаснулся, приняв провокацию:
– Только давай без подробностей, – потом покачал головой, – Господи, Пит… ты мой младший брат. Ты можешь целоваться с кем хочешь, но я, кажется, ещё не готов знать об этом до мелочей.
– Да ничего толком и не было. Этого вообще не должно было произойти, он ведь с Эшли. А мы с ним – мы друзья, а это – случайность…
Несмотря на убеждающие нотки в голосе брата, Нейтан не смог не заметить его горечь. Тот совсем скатился в бормотание, но потом вдруг рассмеялся:
– Знаешь, почему он сейчас ушёл? Я назвал его твоим именем! В смысле, не когда мы… ну… а потом. Я просил его уйти, а он всё не хотел уходить, а я возьми и ляпни. Нечаянно!
Братья переглянулись, и взорвались оглушительным хохотом. Пытаясь прорваться сквозь смех, Питер с трудом добавил:
– Теперь понимаешь, почему все зовут меня придурком?
– Я теперь понимаю, почему он чуть не прострелил меня взглядом, когда сбегал от тебя!
* *
– Ты точно уверен, что всё в порядке, – Нейтан сидел на столе в комнате брата и с беспокойством смотрел на него – тот бродил по комнате, собирая вещи – воспользовавшись тем, что все в сборе, они всей семьёй решили съездить на побережье.
Питер остановился и оглянулся на него.
– Конечно. Что у меня может быть не так? Вот вернёмся, начну учиться, встречу где-то там необыкновенную девушку…
– Всё-таки решил выбрать медицинский?
– Без вариантов, – чувствовалось, что это давно было темой преткновений.
– Отец ещё надеется тебя переубедить.
– Я не буду жить чужой жизнью, – Питер привычно разволновался, – я чувствую, что у меня есть какое-то предназначение! Что-то ждёт меня там, впереди, и медицинский университет – это то, что меня туда приведёт.
Нейтан вздохнул.
– Ты всё же убьёшь когда-нибудь отца.
– Ничего, пока у него есть ты – мои странности он переживёт, – проворчал Питер, и грубовато добавил, – главное, доживи до окончания контракта с ВВС.
– Ты так уверен, что я его не продлю? – Нейтан заинтересованно посмотрел на брата.
– А ты продлишь? – вдруг распалившись, спросил тот.
– Посмотрим... – Нейтан тоже завёлся от реакции брата. Он понимал, что тот просто боится за него, но то, что из-за этого страха он не видит его мотивы, раздражало и расстраивало его, – ты не думал о том, что не только у тебя может быть предназначение?! Я тоже хочу делать что-то особенное, и пока что именно там, в небе, в самолёте, на этой грёбаной войне я чувствую, что делаю что-то значимое!
– Прости, я всё знаю, ты самый лучший, лучше меня, такой, каких не бывает, но, Нейтан, если ты… если с тобой…, – Питер замолчал, боясь даже сказать это, и сорвавшимся голосом прошептал, – то мы этого не переживём.
Нейтан молча посмотрел на него, не зная, что на это ответить.
По большому счёту, они всё понимали, оба видели все свои страхи, все свои стремления, оставались лишь сущие пустяки – не только принять эти свои разные пути друг друга, но и смириться с ними.
– Я планирую подать документы в юридический, – наконец, признался Нейтан. Отец давно убеждал его, что это лучшее применение его способностям, но ни месяц, ни неделю, ни пять минут назад Нейтан ещё не был уверен в этом на сто процентов. А теперь, кажется, решился.
Питер облегченно обмяк рядом с ним, тоже присев на стол:
– Это будет здорово! – и, мечтательно уставившись в потолок, прибавил, – мы будем суперменами, нас будут звать Доктор и Адвокат, и мы оба будем спасать людей.
Нейтан только закатил глаза.
Интересно, его брат хоть когда-нибудь повзрослеет?
====== 11 ======
Нейтан стал помощником окружного прокурора.
Питер – медбратом.
Всё было не совсем так, как они себе это представляли. Жизнь, позволив каждому из них сделать собственный выбор, окутывала, опутывала, тянула вперёд, подтачивала камушками-преградами, подталкивала крутыми уклонами, увлекала новыми изгибами.
Цели оставались теми же, но уже не застилали собой весь небосвод. Отсутствие каждодневной борьбы за них открывало для братьев возможность для маневров. И они шли, они продолжали двигаться – не потому что надо, а потому что иначе не могли, но, как большие корабли обрастают в длинных путешествиях водорослями, так и они, чем больший путь проделывали, чем больше позволяли себе отклоняться, тем больше обзаводились новыми переменными, знакомствами, важными делами, мелкими хлопотами. Всё это влияло на них, увеличивало трение об обстоятельства, мимо которых раньше бы они прошли, даже не заметив, и снижало скорость.
Это был в некоторой степени замкнутый круг, но у каждого из них оставался компас, неизменно возвращающий их на исходный курс. Один на двоих компас. Ведущий обоих к выбранными ими полюсам. Отправляющий одного на север, а другого на юг.
Этим компасом были они сами.
Они встречались теперь едва ли не реже, чем раньше, когда, в разных концах планеты, Нейтан летал, а Питер учился быть обычным человеком.
Но когда всё же встречи происходили – это всегда были маленькие столкновения, встряски, сдёргивающие зашоренность, оголяющие реальность – не ту, на которую они смотрели замыленными взглядами, а ту, на которой строились смыслы их жизней. Всегда полезно посмотреть на дело рук своих с чужой точки зрения, но не любую ты можешь принять. Друг с другом они заходили так далеко, как ни с кем больше. Другим не позволяли. Себе – да. Могли заспориться до того, что младший – тишайший в обществе юноша – начинал сносить руками предметы, а старший – хладнокровие и благородство – кричать и жмуриться от гнева всем лицом. Тем крепче потом обнимались и дольше хлопали друг друга по спинам. Редко расходились, хлопнув дверью. Чаще – с лёгкими пикировками и внутренним умиротворением.
