Текст книги "Книга чародеяний (СИ)"

Автор книги: Katunf Lavatein

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 54 страниц)

– Все? – обиженно переспросил Милош. Бабушка помолчала.

– Все! – решительно проревела она и хлопнула ставнями. То есть, конечно, это сделал дом, во дворе которого находился любящий внук – Милоша едва не снесло, но он удержался на ногах не без помощи трости. – Ты не заходил ко мне две недели, а Корнель – все четыре!

– Обязательно передам ему, что он баран, – пообещал Милош, поклонился и развернулся, чтобы уйти.

– Обожди, – неожиданно приемлемым голосом сказала бабушка. – Тебя отсюда не видно, а ты поди глянь.

Ну, третий раз никак не мог быть совпадением. Милош привстал на цыпочки и выглянул за забор: в тёмном углу улицы приютилась карета, из которой кто-то смотрел на дом. Возмущённый и заинтригованный, Милош наудачу скрипнул калиткой – тут же мелькнули поводья и хлыст, заскрипели колёса, и карета как ни в чём не бывало покатила в сердце города.

– За вами уже установлена слежка, – объявила бабушка, – и только слепые ослы этого не замечают. Рада, что ты не слепой осёл.

– Да, бабушка, – пробормотал Милош, уходя. – Я всего лишь баран…

Он думал об этом всю дорогу до дома, держа трость под мышкой и изредка оглядываясь через плечо. Вот тебе и сюрпризы! Признаться, Милош до этого момента с некоторой насмешкой думал о том, что он собирается лезть в драку и защищать какую-то книжку, пусть и с великой задумкой; но всё складывалось так, что у книги и в самом деле будут противники. Уже были. Только Юрген, Хольцер и прочая комиссия полагали, что проблемы начнутся после прямых столкновений с враждебными колдунами. Неужели кто-то сдал их сегодня? Но кто и почему? Как интересно! Возбуждённый и исполненный энергии, Милош влетел в дом.

– Мам, пап, Корнелик, все – меня преследуют! – радостно сообщил он.

Зря.

Сначала завизжали девочки и зазвенела посуда – надо полагать, Милош ворвался прямо во время ужина. Заорали коты, которым немедленно наступили на все имеющиеся хвосты. На лестнице раздался топот: это стремительно спускались папа и брат, оба с пистолетами в руках. Но лучше всех повела себя матушка – она с залихватским свистом задрала юбки и выпрыгнула в окно.

Первые несколько секунд Милош просто был рад всех видеть, а потом сообразил, что дело пахнет даже не жареным – сгоревшим до угольков. Дело в том, что встревоженные родичи, столь самоотверженно бросившиеся ему на помощь, не обнаружили возле дома никого подозрительного, а на Милоше не нашли ни единой царапины и вообще никаких следов насилия. Если папа вздохнул с облегчением, то все остальные совершенно естественно возмутились и перенаправили свою боевую мощь на самого Милоша.

***

– Так тебе и надо, – мстительно сказал Корнель, ставя, впрочем, перед братом чашку чая. – Думать будешь головой. Может быть…

Милош промолчал. С тех пор, как его привели в чувство после атаки трёх ведьм сразу, он предпочитал рта не раскрывать.

– Мы же испугались, – пожурила брата Катка, шмыгнув носом. Ей было жалко Милоша, и ей было обидно за то, что он соврал, и ещё ей было страшно, потому что пани Росицкая до сих пор билась током.

Милош ничего не ответил, с каким-то отстранённым выражением лица принимая от неё кусочек булки. Да, Катаржина очень испугалась. Так испугалась, что любимого брата отшвырнуло на противоположный конец улицы прямо на порог соседям. Пришлось говорить, что споткнулся о порожек…

– Если бы тебя преследовали, мне бы сказала пани бабушка, – поделилась мыслью мама. Она успокоилась быстрее всех исключительно благодаря многолетнему опыту, а ещё потому что больше некому было приводить в чувство пострадавшего сына. – Но пани бабушка ничего мне не говорила, а мы виделись ещё с утра.

Милош только вздохнул. Он видел бабушку полчаса назад, и что-то ему это не шибко помогло.

– Я так и знал, – вздыхал пан Росицкий, то и дело вставая с кресла и выглядывая в окно. Шторы, расшитые кошачьими мордами и цветами, ритмично вздрагивали от его вздохов. – Я же говорил. Я так и думал!

– Мы умрём от голода, – вспомнила Хана ни к селу ни к городу. Она уже подросла и лучше понимала, что говорят взрослые, но прямо сейчас была слишком увлечена игрой с кошачьим хвостом: пёстрый котяра лениво помахивал им, а Хана пыталась поймать пушистый кончик без помощи магии.

Милош и на это ничего не сказал. Тогда Корнель расстроился, что они перестарались, и неловко потрогал брата за плечо:

– Да ладно тебе, бывает. Ты же знаешь, что мы не со зла…

– Корнелик, дорогой, ради всего на свете, закрой рот и не попадайся мне на глаза, – на одном дыхании выпалил Милош, и Корнель тут же успокоился, с удовольствием ответив ему такой же едкой тирадой.

Через какое-то время душевное равновесие в семействе Росицких было восстановлено, и Милош наконец-то смог рассказать о событиях дня. Он охрип, пока рассказывал: Корнеля интересовали послы, папу – старейшины, маму – ведьмы, Катку – замок, а Хану интересовало, были ли в замке коты. Когда внимание самой маленькой ведьмы было удовлетворено, её отправили спать; Катка хотела послушать остальное, и ей, как более взрослой, разрешили посидеть со всеми.

Милош тратил всё своё красноречие, описывая несостоявшихся членов группы, периодически прикладываясь к чашке чая, заботливо пополняемой родичами по очереди. Он всё не мог понять, что за странное чувство его преследует, помимо лёгкого озноба после матушкиной атаки, а потом сообразил. Напротив Милоша, на краю дивана, сидела Катка и слушала с раскрытым ртом: её косички, непослушные и растрёпанные, лежали кое-как на плечах, а из кармана платьица торчала недоделанная кукла вуду. Лаура! Вот почему, проклятое пламя, он так за неё душой болел! Лаура Хольцер настолько сильно напомнила Милошу родную сестру, что он просто не мог поступить иначе.

– Вообще-то, это из-за меня, – неожиданно для самого себя сказал он. – Если бы я не поставил точку, Арман мог и по-другому решить, или Барбара, или кто-то из них. Но времени оставалось так мало, а Лаура…

– Лаура бы всё равно прошла, – поджала губы мама. Она не имела ничего лично против девочки, скорее, переживала за неё. – Раз ты говоришь, что выбор стоял между ней и Барбарой… очевидно, очевидно. Но кто знает, может, так лучше.

– Так хуже, – не согласился Милош и ойкнул, задев чашкой царапину на губе. Это, кажется, от кота, а не от сестёр. – Адель её заживо съест. Была бы Барбара…

– А вы позволите? – усомнился папа. – Всё-таки целых трое мужчин, и ещё писарь… Нет, дорогая, я ничего такого не имел в виду…

Насчёт этого Милош не был уверен, но как сложатся отношения к группе, могло показать только время. Поняв, что взрослые перешли на свои взрослые разговоры, Катка начала зевать и вскоре тоже ушла в постель, забрав с собой какого-то кота. Пан Росицкий убедился, что девочки легли, и достал из бюро сливовую настойку.

– Всё-таки родословная напрямую влияет на способности, – рассуждала мама, полулёжа в своём любимом кресле и размышляя об услышанном. Распущенные волосы пани Эльжбеты казались бордовой шалью, наброшенной поверх домашнего платья. – Все, о ком ты рассказал, так или иначе унаследовали родительский дар.

– Способности к боевой магии тоже передаются по наследству? – спросил Корнель.

– Иногда да, иногда нет. Милош со своей стрельбой пошёл в деда, а ты с гипнозом и дипломатией – по следам отца.

Пан Росицкий смущённо кашлянул в стакан: он не стал напоминать супруге, что, вообще-то, тоже по молодости хорошо стрелял. А Корнель в самом деле предпочёл общение с магами самой магии, используя наследственные способности только по мере необходимости. Поэтому у него чаще выпадали волосы и плохо росли бакенбарды, подумал Милош и накрутил на палец собственную прядь, не так уж сильно отличавшуюся по структуре от гривы Адель Гёльди.

– А что Лаура? Или старик Хольцер на самом деле слабый маг? – поинтересовался Милош у мамы.

– Про Хольцера самого ничего не знаю, но мать у твоей Лауры слабовата. На шабаше она ничего особенного из себя не представляет, честно говоря… Насколько я помню, – задумалась пани Эльжбета, – насколько я помню, несколько поколений назад у кого-то был брак с человеком, и это притупило дар. Такое случается, если он изначально не силён, нам-то хоть бы хны.

– Зато Юрген Клозе – очень сильный маг. Ты бы видела, как он остановил Адель! Еле-еле дёрнул хлыстиком – и всё сразу кончилось.

– Этот может, – вступил в беседу папа. – Военные маги тем и отличаются от нас, что в битве способны раскрыть потенциал и справиться с силами, во много раз превосходящими их собственные.

– А ещё я думаю, что эта Гёльди колдовала не в полную силу, – ухмыльнулась матушка. – Судя по тому, что я слышала, замок должен был осесть этажа на два, а так – тю… окно, всего-то…

– Что-то мне не нравится, – признался Корнель, потянувшись к столику и налив себе и брату ещё настойки. – В таком составе вас самих защищать придётся, не то что книгу. Ты видел писаря?

– Ещё нет, даже не знаю, кто он. Ну, у нас есть ответственные ребята, – перечислял Милош, – Арман с Берингаром точно будут заняты книгой, если Арман не будет занят сестрой. Я могу охранять всё это дело или как раз общаться с людьми.

– Пока Адель будет сносить дома? – скептически спросил брат. За незнакомую ведьму вступилась пани Росицкая:

– То, что вы видели – мощь, но не предел. Я знала ведьм, чей дар похож на тот, что приписывают нынешней Гёльди: одно подчинение стихии чего стоит – вам не стоит бояться трудностей в пути. Хотя бы дорогу не размоет от дождя, разве не прекрасно?

– А если на вас нападут? – папа беспокоился всё о том же. – Так нападут, что кто-нибудь будет ранен? Во имя древнего духа, мне так жаль, что не взяли пани Краус! О её целебных зельях мечтаю даже я!

– Зельями можно запастись впрок, – предложил Милош. – А Лаура что-то говорила про защитные амулеты.

– Ты амулетом будешь повязку накладывать? – проворчал Корнель, но в итоге согласился. Потом он выпил ещё стакан и ушёл спать, пожелав всем спокойной ночи и сделав очередную неловкую попытку потрепать брата по плечу.

Отец ушёл вскоре вслед за ним: он не рассчитывал скоро заснуть, так как переживал за Милоша, но завтра ему надо было рано вставать и отправляться на встречу с австрийскими колдунами. Милош остался наедине с матерью, не считая дремлющих котов. Вдвоём они в тишине попивали настойку, не глядя друг на друга и обдумывая всякие разные детали.

– Как ты себе это представляешь? – полюбопытствовал Милош. – Сам процесс. Нам сказали, что придётся соображать на ходу, но всё-таки любопытно…

– Найти чародеев, объяснить им ситуацию, задать вопросы, получить ответы, – пожала плечами пани Эльжбета. – В таком раскладе вам не нужен никто, кроме одного писаря, одного мага и какой-никакой охраны. Впрочем…

– Впрочем?

– Раз за тобой уже началась охота, начнётся и за всеми. Кто-то не тот узнал о книге, и ему это не понравилось. Знаешь, хорошо, что Лаура умеет хотя бы амулеты: их не так-то трудно уничтожить, в дороге придётся плести снова и снова.

– Я всё думаю, как мы будем заставлять говорить тех, кто не захочет ничем делиться. Как-то грубо, ты не находишь? Мне, конечно, нравится в целом идея книги, но её объяснишь не каждому – я сам сегодня видел, как уходили недовольные, которые сочли это бредом или пустой затеей. Кто-то и вовсе в пророчество не поверил, представляешь?

– Не верить в пророчества – полная дурость, – знающим тоном заявила матушка. – Что до остального… Милош, ты же кого угодно уболтаешь. Если нет, прибегнете к хитрости, недаром с вами оборотень.

– Обманывать нехорошо, – с деланным осуждением сказал Милош. Мама только отмахнулась:

– Нехорошо, но не настолько! Ерунда… уж ради магии…

В этом была вся матушка – ради магии она могла сотворить что угодно. Ради магии и ради семьи. Почувствовав с ней родство более, чем когда-либо, Милош окончательно успокоился и умудрился заснуть прямо в кресле, под пледом из нескольких сонно мурчащих котов.

IV.

«Различие между чудесами, совершаемыми добрыми и злыми [людьми или духами], заключается в полезности знамений. Добрые творят полезные чудесные знамения, как исцеление болезни и тому подобное. Знамения же, творимые ведьмами, относятся к вредительским и пустым поступкам, как летание по воздуху или наведение паралича».

Молот ведьм.

«Мы вполне готовы согласиться с этой цитатой за исключением конца. Ведьмы способны – и очень часто – на добрые поступки. Если их, разумеется, не злить».

Книга чародеяний, теоретические главы.

***

Нужно отметить, как причудливо в отношения между колдунами вплетался геополитический раздрай тех времён. В мире людском ситуация менялась со скоростью ветра, а сами люди бесконечно дробились на группировки большие и малые, и от этого зависело, как к кому следует относиться. Когда в фаворе роялисты – надлежит быть роялистом, когда на хорошем счету либеральные настроения вроде парламента или ещё какой новинки – стало быть, престижнее поддерживать их; само собой, противоречия были так остры, что люди часто терялись, на чьей стороне им лучше быть. Как подсказывает сердце? А как подсказывает большинство? Здравый смысл? Кто определяет престиж и меру наказания? А может, наплевать на них на всех и жить, как живётся? Что-то подобное чувствовали и маги, которым приходилось примыкать к партиям, фракциям и так далее. Нехотя они делали свой выбор, который, в общем-то, решительно ни на что не влиял: для колдовской семьи уже много веков на первом месте стояло собственное выживание, а кто там будет у власти – это хоть трава не расти, хоть потоп, хоть извержение вулкана… последний пункт чаще всего определялся ведьмой-матерью.

Таким образом, маги, начисто лишённые политической гордости и сносившие это лишение со свойственным им равнодушным пренебрежением, по большей части не были задействованы в людских разногласиях. Они оказывались на той или иной стороне либо нехотя, как говорилось выше, либо по воле случая, что чаще всего одно и то же. Исключение составляли военные маги или маги, помогавшие людскому правительству: они несли службу и должны были сражаться на той стороне, которой присягнули, поклявшись своим наследственным даром и заговорённым оружием. Вот Юрген Клозе наверняка был связан определёнными обязательствами с Пруссией: логично предположить, что его сын тоже.

На повседневную магическую жизнь это практически не влияло. Поэтому Адель и Арман с детства лавировали между монархистами, бонапартистами и прочими -истами среди французов, не испытывая ни угрызений совести, ни подобия интереса к тому, кем они назывались сегодня; поэтому среди старейшин и послов не существовало иных разногласий, кроме тех, которые прописаны их чародейскими полномочиями. Скажем, какой-нибудь раздел Польши их не беспокоил, но нашумевший случай с польской чародейкой привёл к настоящему дипломатическому скандалу. Единственным из группы, кто по мере сил хранил в голове скучную человеческую политику, был Милош: в Праге он поддерживал тёплые отношения с некоторыми людьми, поэтому иногда забывал, что новоявленным коллегам всё это неинтересно.

Так дело и обстояло. Откровенно говоря, оно не обстояло никак, однако, тем не менее, заслуживало нашего внимания.

***

Дождь сыпался с неба тяжёлыми гроздьями, разбиваясь о дорогу сотней маленьких виноградин. Благодаря чарам Адель, гроздья эти избегали падать на крытый экипаж, а её совместная ворожба с амулетами Лауры позволила защитить от дождевых потоков кучера и лошадей – хмурый бородач и гнедая тройка не сильно страдали от ливня, однако дорогу всё-таки размыло, несмотря на оптимистичные ожидания пани Росицкой. Путешествие начиналось ни шатко ни валко – никто не поссорился, но и особой приязни между членами группы не наблюдалось; было скучно, но и разговор не клеился; дорога вроде бы удобная, а вроде бы и нет.

Они ехали в Безансон на встречу с писарем, и Арману это заранее не нравилось. Не желая привлекать внимание двумя экипажами сразу, они заняли один, но впятером: еле уместились в салоне, и то благодаря худеньким девчонкам, а куда им девать ещё одного взрослого мужчину? Не на козлы же сажать – борода намокнет! Почему-то Арман не сомневался в том, что писарь будет бородатым. Он сам сидел весьма неудобно, зажатый между Лаурой и Адель: ведьмы друг с другом не разговаривали, зато не занимали много места, и Армана устроили между ними по принципу «самый тощий из мужчин». Милош прижимался к дверце напротив Адель, стараясь сидеть как можно дальше от Берингара, но лидер группы не обращал никакого внимания на отстранённость чешского стрелка: он был занят тем, что пытался удержать свои длинные ноги внутри салона, не причиняя неудобств окружающим. Выходило, мягко говоря, плохо – у Армана на ближайшем к нему колене уже зрел синяк от постоянных столкновений с берингаровыми ногами.

– Напомните мне, – скрипнула зубами Адель, когда экипаж подпрыгнул на очередной кочке и колено Берингара задело её тонкую ногу, – почему мы не воспользовались ключом?

– Потому что на дороге из Лиона в Безансон были замечены магические следы, не зарегистрированные местным сообществом, – моментально ответил Берингар и с усилием подтянул ноги к себе. – Мы начнём искать их на первой же стоянке.

– Без писаря? – подала голос Лаура.

– Без писаря. У меня есть полномочия…

Берингар в кои-то веки не стал распространяться о своих полномочиях, вздохнул и снова занялся ногами. Неловкая тишина была шестым пассажиром и без того тесной кареты.

На самом деле, вначале все были как-то оживлённее. Понимая, что настроение в команде совершенно неприемлемое, Милош принёс себя в жертву и около часа разговаривал со всеми обо всём: расспрашивал Армана об оборотничестве, трепался о своей Праге, допрашивал всех о каких-то преследованиях, поддерживал светскую беседу с Лаурой – она изо всех сил старалась ему помогать, хотя и чувствовала себя более скованно. Но всё хорошее скоро кончается: у Милоша сел голос, и он замолчал, махнув рукой на своих бестолковых спутников. Лаура без него не справилась – разговор увял, не начавшись. Адель держала рот на замке, то ли злясь, то ли боясь сказать лишнего, Арман помалкивал, потому что у него разболелся ожог, а Берингар начал было повторять инструкции, но здраво оценил реакцию спутников и заткнулся сам.

Что ж, скоро стоянка, а добираться им от двух до четырёх дней – зависит от дороги, от погоды и от того, как устанут лошади. Арман чувствовал вину за то, что никак не поддерживает общественную жизнь: в конце концов, он ведь был не последним здесь лицом, да и он сам этого хотел! Адель могла врать, сколько угодно – она согласилась ради брата, и это стоило ценить, а брат молчал, как рыба, и каждую минуту отодвигался на дюйм от Лауры. Дело в том, что внучка Хольцера сидела чудовищно близко к больному локтю, и Арману очень не хотелось, чтобы она его задела.

Разумеется, именно это и произошло несколько раз подряд, но он мужественно сдержался и даже не зашипел.

– Что там? – забеспокоилась Лаура, пытаясь выглянуть через залитое дождём окошко. – Я вижу дома. Мы приехали?

– Нет, – разочаровал всех Берингар. – Рано. Но мне тоже не видно, в чём дело…

– Телеги, – лаконично пояснил Милош. – Сцепились.

Арман понадеялся, что он скажет что-нибудь ещё, но Милош явно иссяк на сегодняшний день, и винить его было решительно не в чем.

Тронулись снова. Плечико Лауры заехало по локтю Армана, колено Берингара – по ноге, молчание Милоша – по сердцу. Одна сестра, как ни удивительно, не причиняла ему никаких неудобств. После той ссоры Адель вела себя образцово, что в её случае означало «беспрекословно слушалась брата и не раскрывала рта». Арман попытался выяснить, не передумала ли она после первой встречи с магами, но нет – похоже, не передумала. Если всё пройдёт удачно, у Адель будет шанс реализовать свой потенциал – хотя бы попасть на следующую Вальпургиеву ночь, до которой ждать осталось не так уж долго, так что выгода в путешествии просматривалась не только для Армана. Впрочем, если сестра продолжит вести себя, как всегда… потому-то она и молчала. Надежды на лучшее будущее грели душу, только настоящее пока не радовало.

Ругань разгневанного возницы и тревожное лошадиное ржание предупредили Армана, и он успел подобраться, прежде чем экипаж вздрогнул и заходил ходуном. В этот раз он не успел отодвинуться от Лауры и получил прямо по локтю, не сдержав болезненного стона. Вряд ли это слышал кто-то ещё, потому что Берингар громко велел всем держаться, Адель ещё громче заорала на кучера, а Милош очнулся и одарил их всех отборной славянской бранью, которой никто не понял. Чеха извиняла шишка, которую он определённо получил при неловком столкновении с потолком.

– Да извините, говорю! – кучер наконец переорал Адель. – Тут дитя посередь дороги валяется, я вам что, изверг какой – дитя копытами топтать?!

– Я сейчас этому дитю… – мрачно начала Адель, но продолжать не стала. Карета встала, извозчик замолчал. Берингар не без облегчения выбрался наружу, подняв капюшон своего плаща, и за ним потянулись остальные.

Арман задержался у кареты, протянув здоровую руку Лауре. К его удивлению, обычно вежливая и робкая девушка проигнорировала его жест и выбралась сама, отвергнув предложение помощи с презрительным движением губ. Разбираться было некогда – похоже, они в самом деле кого-то сбили. Только подойдя к группе, сбившейся над телом, Арман понял, что это не так.

То, что потрясло извозчика, пассажиров и в каком-то смысле – карету, действительно было одето в детского размера штаны и курточку: оно лежало, свернувшись будто бы от боли, на пути, аккурат посреди двух борозд. Арман присмотрелся и увидел торчащие из рукавов куски соломы. Пугало? Не похоже, но и похожих магических артефактов он не знал. Таких размеров… В любом случае, оно не успело пострадать: след от подковы или колеса бросался бы в глаза.

– Господи, Твоя воля! – то ли крестился, то ли ругался возница. – Прям на дороге, что ж такое… Не объехать – не проехать, лошади вон заартачились…

– Лошади, значит… – повторил Берингар и, склонившись над чучелом, втянул носом воздух. – Где мы, любезный?

– Да вроде Марльё, – растерянно ответил кучер, сбитый с толку странным зрелищем. Он не был магом, но ему много заплатили, и Арман подумал, что неплохо бы проверить их походную сумку на наличие зелья забытья – всегда найдётся кто-то, кто заплатит больше.

– Мы остановимся здесь.

– Прям здесь?! – не поверил своим ушам кучер. Милош поглядел на Берингара с жалостью, словно тот тронулся умом, а Адель скривилась с отвращением.

– Тут ведь недалеко всё же были дома, – вспомнила Лаура, сидевшая у окошка с нужной стороны. – Наверняка есть постоялый двор или просто неравнодушные люди…

– Найди подходящее место, присмотри за лошадьми и сними нам комнаты, – велел Берингар таким тоном, будто всю жизнь приказывал слугам. Возница повиновался и полез обратно на козлы, ворча на выскальзывающие из рук поводья и ласково, но решительно понукая лошадей. Лаура быстро показала рукой в нужную сторону, и Арман разглядел какие-то крыши, вырастающие вдоль дороги. Они оказались ближе, чем все думали из-за пелены дождя.

– Очаровательно гостеприимное местечко, – поделился впечатлениями Милош и потыкал тростью чучело. – А с этим трупиком что делать будем?

– Для начала, пан Росицкий, мы не будем к нему прикасаться, – вздохнул Берингар, натягивая перчатки. Милош запоздало ойкнул и отстранился. – Будьте так добры, соорудите носилки.

Повторять дважды ему не пришлось – рассорившиеся дамы работали тем лучше, чем больше они молчали. Адель за считанные минуты соорудила подложку из валежника, просушивая сырые сучья и ветви на слабом огне от своих ладоней, а Лаура вытащила из карманов подходящий амулет. И той, и другой магия позволяла не прикасаться к тому, что они делали – подстилку оставили на дороге рядом, а кукла с брошенным на спину амулетом левитации поднялась и легла на носилки по мановению руки Лауры.

В том, что это именно кукла, Арман уже не сомневался. Странное дело – обычно их делают меньше, из воска или из соломы, из ниток или тряпья, но здешнее творение могло сойти за уменьшенную копию человека – до жути убедительную, если не приглядываться к деталям. Более всего оно походило на ребёнка. Проклятое пламя, кому не угодил ребёнок?

– Теперь можно, – разрешил Берингар, словно кто-то горел желанием ощупывать находку. – Дамы и господа, кажется, мы нашли то самое место – удивительно, что так быстро, но я рад. Здесь за милю разит незнакомым колдовством. Я предлагаю убрать это с дороги и осмотреть местность: разумеется, я рассчитываю не только на свои силы, но и на вашу внимательность.

Это было лестно, но бесполезно: лично Арман ни черта не видел в такой ливень. Ожог перестал болеть и приятно заныл, всему остальному телу погода не нравилась. К счастью, Лаура догадалась раздать всем согревающие амулеты, и стало чуть-чуть получше.

Прежде чем они разделились, Лаура примкнула к Милошу, а Адель – к Арману. Естественно, Берингар не оставил без присмотра Гёльди, и они втроём направились на юго-восток от дороги, а Лаура с Милошем – на северо-запад. Вой ветра и шум ливня не располагали к разговорам, равно как чавкающие сапоги и сырой холод, поднимающийся от земли. Арман чувствовал себя полным дурнем – Берингар и Адель явно прислушивались к какому-то своему внутреннему чутью, что позволяло им искать с большей уверенностью, а он никак не знал, как применить свой дар в этих поисках. Не бестолковой ли было мыслью для оборотня соваться в такую авантюру? Арман опасался, что он сильно разочаруется не столько в миссии, сколько в себе, если не пригодится в первый же день. Разумом он понимал, что это глупо, но сердце не находило себе места.

Пришлось напомнить себе о тех чувствах, которые он испытал, впервые услышав о путешествии и о книге. Что-то было такое, что заставило его поверить в свою нужность… С другой стороны, душу грыз червячок обиды: на первый взгляд бесполезная внучка Хольцера уже пригодилась. Остальные, впрочем, мало успели проявить себя.

Надо отметить, что Арман в самом деле не завидовал и не испытывал чего-либо нехорошего по отношению к коллегам – если он сейчас и злился, то только на себя самого.

– Сильный чародей, – наконец сказал Берингар, опуская голову. Он последнюю минуту разглядывал нависшее над дорогой дерево, будто мокрая кора что-то ему сообщала.

– Средненькая ведьма, – возразила Адель. Сестра не удосужилась накинуть капюшон, но её волосы, от природы крепкие и густые, как будто не осели от дождя, только на ресницах и на щеках блестела вода.

– Поясните? – вежливо спросил Берингар. – Насколько я знаю, то, что мы с человеческой подачки называем вудуизмом, не привязано к полу.

– А как это следует называть? – поинтересовался Арман. Он плохо знал тонкости терминологии, так как провёл большую часть жизни среди людей.

– Точного ответа, увы, не существует: в каждом регионе свои наименования, то же касается материалов – помимо шерсти, ниток, соломы и прочих распространённых материалов, мастера используют пищевые продукты, глину, соль, лёд… На мой взгляд, это неразумно, поскольку недолговечно.

– Некоторые ещё пытаются оживлять кукол святой водой, – хмыкнула Адель с презрением. – А потом удивляются, что ничего не вышло. Ещё бы…

– Ты-то откуда знаешь?

– Мама рассказывала.

– Так вот, – буднично продолжил Берингар, всё ещё изучая дерево. – Мнений почти столько же, сколько и магов. Иногда они вообще никак не называют то, что делают… Я сталкивался с объяснением, что поименованный вудуизм – изначально неправильный термин, так как создание кукол – всего лишь тёмная часть одноимённого древнего культа, а то и нескольких культов сразу. Она нацелена только на причинение вреда или на привязку души мёртвого человека, а поскольку куклы издавна изготовляются и в лечебных целях, не всякая кукла может считаться вуду в этом понимании. Если мы говорим о кукле вольт, понятии более широком… [1]

– В этих названиях чёрт ногу сломит! Какая разница, как называть, если способ работает? Вот стихия – точно наш конёк, женский, – Адель провела ладонью по той же самой коре. – Вы правы, эти зарубки – следы от сильного всплеска магии, и я не могу объяснить свою уверенность, разве что… я сама поступила бы так же. Понимаете?

– Пойму, если вы объясните ход своих мыслей, – устало попросил Арман, не уловивший связи между куклой и зарубками. Берингар откликнулся на его просьбу:

– Мы полагаем – поправьте меня, если я ошибаюсь, – что укладывание куклы на дорогу сопровождалось сопутствующим ритуалом. Когда магический артефакт укладывают в то место, где он должен сработать по задумке творца, часто требуется финальный заговор.

Адель кивнула в знак согласия. Арман подошёл, едва не провалившись в лужу, к дереву и коснулся коры: идеально ровные, расположенные на одинаковом расстоянии друг от друга щёлочки напоминали следы на стенах их кухни – когда Адель разводила огонь в дурном настроении, образовывался похожий силовой круг. Вспомнив, как Берингар описывал следы, оставшиеся после убийства Адель, Арман окончательно убедился в том, как это работает.

– Но всё же, госпожа Гёльди, мы не знаем мотивов, – продолжил Берингар. – Мы знаем только, что человек, наделённый некоей силой, соорудил и заговорил правдоподобную куклу, рассчитывая на то, что её собьют или затопчут на этой дороге – следовательно, не поздоровится ребёнку, живущему где-то рядом. Вам не кажется, что такое поведение не свойственно женщине?

Адель уставилась на Берингара, будто выбирая колкость поострее, но сдержалась и ответила:

– Не всякая женщина соответствует вашим ожиданиям, господин Клозе. Мне кажется, что в здешнем краю колдовала ведьма, но подтвердить это я не могу.

Арман не знал, чему он доверяет больше – логике Берингара или ощущениям сестры. Своего мнения у него не было, разве только захотелось вернуться к кукле и как-то уберечь её от возможной напасти. Судя по тому, что кукла пролежала нетронутой, не считая погодных условий, ребёнок ещё цел: убрав с дороги вуду или не вуду, как её ни назови, они уже нарушили злой замысел колдуна и не позволили лошадиным копытам затоптать чужую жизнь. Словно в подтверждение опасений Армана, по оставшейся в стороне дороге промчался экипаж, и никто не обратил внимания ни на пригнувшихся людей в плащах, ни на куклу, которую, впрочем, спрятали за кустом.

Казалось, дело не сдвигалось с мёртвой точки, но тут издалека послышался приглушённый выстрел. Это Милош! Переглянувшись, трое магов поспешили на звук, не забыв захватить носилки с куклой, которую Лаура заботливо прикрыла своей шалью. Адель прыгала через кочки и лужи, подобно дикой кошке, и прокладывала дорогу сквозь сгущающийся лес, а Берингар с Арманом шли за ней, таща носилки. Жаль, что амулетом можно было поднять предмет только один раз! Во всяком случае, этим маленьким амулетом, сплетённым из осоки, паутины и усиков крылатых муравьёв. Арман отбил все локти о корявые деревья и не раз подумал о том, что лучше бы сестрица сразу выжгла ему мозги. Сейчас бы хоть не мучился…