Текст книги "Книга чародеяний (СИ)"
Автор книги: Katunf Lavatein
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 54 страниц)
– Нет, – хором сказали Арман и Лаура.
– Это единственный выход.
– Адель – наш единственный выход, – не своим голосом сказал Арман, отдавая себе отчёт в том, что он сказал. Берингар посмотрел на него хмуро и решительно:
– Не думаю, что до этого дойдёт. Я понимаю, что не должен рисковать собой, но, в конце концов, для любого из нас найдётся замена.
Арман тяжело вздохнул, не сразу вспомнив, что этого делать не стоило, и сложил в голове всё, что узнал и понял. Их до сих пор преследуют, Адель отбивается с крыши, Милош – на козлах, и… и всё. Проклятое пламя, ситуация и впрямь казалась безнадёжной. План Берингара, каким бы жестоким он ни был, выглядел складным: как ни крути, а все они подписались на защиту книги ценой собственной жизни. Может, до сестры и впрямь не дойдёт, но Арман остро ощутил, насколько он не хочет оставлять здесь Милоша. Стрелок продержится долго, если у него остались силы и остались пули, а после такой ночки всё это внушало немалые сомнения.
Карета остановилась.
Берингар жестом велел всем не двигаться и первым высунул наружу сначала свой нос нюхача, затем ноги, затем – всего себя. Пистолет он держал так, словно привык к оружию, и Арман понял, что ещё чего-то о нём не знает. Стояла не тишина, но её подобие: фырчанье и болезненные хрипы усталых лошадей, жужжание мух над лужей, куда въехало колесо, скрип на крыше – это слезала Адель. Она почти свалилась, и Берингар подхватил её, быстро устроил в салоне и огляделся.
– Выходите, – ничего не выражающим голосом позвал он.
Только что севшая сестра, поддержанная своим внутренним пламенем, выскочила первой – вот у кого сил хоть отбавляй. Арман выбрался с помощью Лауры, и они нашли секунду, чтобы улыбнуться друг другу, вспомнив один похожий эпизод. Берингар прикрывал собой писаря, но, кажется, это было лишним.
– Слава Чешскому королевству! – неожиданно выкрикнул Милош, хрипло и некстати, а потом рвано рассмеялся. – Да здравствует… это всё! А-ай, ну и дерьмо, конечно… ай-яй-яй…
Арман не понял, что он несёт, и выглянул на дорогу. Увиденное ужаснуло бы, не будь он настолько уставшим: трупы людей и лошадей устилали путь пусть не ковром, но всё же их было больше, чем он думал. Потом стало ясно, что многие шевелятся и хватаются за голову, и кое-что другое привлекло внимание Армана: их карета стояла посреди искусственно образованной пустыни. Земля, трава и мелкие камешки, а также покосившийся забор и какая-то кривенькая хибара – всё это оказалось в черте неведомого удара сверху, который оглушил всё живое, погнул всё неживое и очертил идеально ровный круг.
Над их лошадьми, изрядно выбившимися из сил, раздался свист. Арман поднял затёкшую голову и увидел незнакомую ведьму, восседавшую на метле: её цветастые юбки свисали вниз, но длиннее шитой ткани оказались распущенные волосы, ярко-рыжие даже в свете слабого невыспавшегося солнца.
– Вот те раз! – громко удивилась рыжая ведьма, разглядывая их со своей высоты. – Милош, дитя моё, а я тебя чуть не угробила. И вам доброе утро, молодые люди.
Милош, весь в пыли и каких-то веточках, разразился очередным приступом конвульсивного смеха и свалился с козел. Пани Эльжбета Росицкая помахала рукой и спешилась, отряхнула сына, потрепала лошадь и подошла к Берингару; она излучала настолько мощную ауру, что Адель слева от Армана тихо ахнула и словно угасла.
– Госпожа, – начал было Берингар, потом пошатнулся и упал бы, не подхвати его пани Росицкая собственной персоной. – Прошу прощения.
– Ничего-ничего. Так, – рыжая ведьма критически оглядела всю компанию и повидавшую жизнь карету, – так. Этих дураков я отвадила как минимум на несколько миль, и с вами сейчас разберёмся. Переждите-ка минут двадцать, я слетаю домой за ключом. Тут есть какой-нибудь домик?
– Был, – подал голос Милош, тоже едва державшийся на ногах. – Вон та горстка праха и костей. Мама, ты сегодня смертельно прекрасна.
– Я всегда смертельна, – рассеянно отозвалась пани Эльжбета, пропустив последнее слово. – Какая досада. И зачем я это сделала? Что ж, пройдите пока до Калиште, там добрые люди живут. Минутку… – она ласково похлопала лошадей по бокам, и те приободрились. – Вот так. Можете доехать. Что хотите на завтрак?
– Пани Эльжбета, – у Берингара было достаточно времени, чтобы прийти в себя и привести в чувство свои планы. – Мы очень благодарны вам за помощь, но нам бы заехать ещё в одно место перед…
– Я спросила, – широко улыбнулась пани Эльжбета, – что вы хотите на завтрак, молодой человек.
У Берингара не осталось иного выбора, кроме как назвать свои предпочтения.
***
Во дворе дома Росицких, а это мог быть только дом Росицких, образовалась целая толпа. Арман рассматривал симпатичный трёхэтажный домик и считал котов, пока рядом суетились и что-то решали все остальные. Долго бездельничать он не мог и подошёл к Берингару: тот договаривался о чём-то с пани Эльжбетой, которая торопливо причёсывалась и румянила щёки, словно опаздывала на встречу. Рядом была застывшая Адель, и Арман, догадавшись, что происходит, сам перестал дышать.
– Возможно, вы наш последний шанс, – говорил Берингар. Он крепко держал Адель за локоть, и та не возражала, трепеща и судорожно сглатывая. Поискав глаза брата, Адель вцепилась в него взглядом, и Арман ободряюще кивнул – между ними всё ещё звенела натянутая струна, но сейчас она лопнула. – Я понимаю, что эта просьба может оказаться слишком самонадеянной, и я готов сделать что-нибудь взамен.
– А почему ты? – заинтересовалась пани Эльжбета и кивнула в сторону Армана. – Почему не он?
– Сейчас я отвечаю за госпожу Гёльди, – объяснил Берингар. – Даже если это не так, я ближе к тем, кто прежде решал за неё. Мне и нести ответственность.
– Зачем так мрачно, – поморщилась пани. – Собирайся, девочка, мы вылетаем на закате.
– Что? – Адель подалась вперёд, потом, ошарашенная, назад. Арман вскинул брови, увидев, что она для равновесия сама ухватилась за Берингара, потом понял – он для сестры был не больше, чем опора. – Куда?..
– На Броккен, конечно. Последние годы на других горах слишком скучно… Ты ведь раньше не была, верно?
Адель кивнула, не в силах говорить. Арман не мог больше молчать и шагнул вперёд:
– Мы вам безгранично благодарны, но вы ведь знаете, что…
– Да всё я знаю, хватит бубнить! – велела пани Росицкая. – И вообще, вы оба – цыц, не мужское это дело! Тоже мне, раскудахтались… Мы с ней вдвоём всех чертей на уши поставим, верно? – и она задорно подмигнула Адель, схватила ошарашенную девушку под руку и потащила в дом. Следующие слова донеслись уже оттуда: – За сборами не подглядывать! Увидимся завтра, или через неделю, или ещё когда-нибудь!
– Пораньше, пожалуйста! – крикнул ей вслед Берингар и перевёл дух. – Вот и всё…
– Это невероятно, – пробормотал Арман. – Мы столько лет думали, что никогда… пани Хелена была права.
– И не поспоришь, эти земли богаты на женщин, которые правы. – Берингар провёл ладонью по лицу, задумчиво посмотрел на дверь и развернулся в противоположную сторону. – Повремени с отдыхом ещё немного. Я бы хотел, чтобы ты побыл рядом с писарем.
Арман последовал за ним, заодно захватив зевающего писаря. Он не мог сосредоточиться на происходящем – половина его исходила усталостью и болью, вторая рвалась на части от немыслимого счастья, рухнувшего на голову так внезапно, что оно казалось горем. Он впервые за много лет терял из виду сестру, причём не на один день… и знал, что она будет в безопасности, потому что за пани Эльжбетой можно было не бояться и конца света. Об этом выходе говорил Милош? Ну конечно, он-то знает свою матушку! И то, что она не отказала бы, он наверняка знал лучше всех, особенно после красноречивой сцены с мадам дю Белле.
Другая делегация прибыла с севера. Вокруг Лауры собрались: её знаменитый дед, уже накинувшийся на Берингара с расспросами о книге; какие-то тётушки и, возможно, сёстры, издающие охи, ахи и прочие вздохи; взволнованный и любопытный прусский посол, кажется, Хартманн – он опирался на трость, одним её видом напоминая, что Арман потерял свою давно и безнадёжно; ещё несколько хмурых магов-охранников и, наконец, Юрген Клозе, внимательно озиравший всех по очереди.
– Я должен тебе сказать… – Арман подошёл к находившемуся тут же Милошу, но осёкся со своими благодарностями. – Ты чего?
– Давай потом, – немного напряжённым тоном отозвался тот. – Тут дело есть…
Когда они подошли ещё ближе, вся германоговорящая толпа перевела своё внимание на Берингара. Тот молча выслушал вопросы, пожелания, упрёки, претензии и прочие интересные замечания, а в долгожданной паузе сказал, обращаясь в основном к Хольцеру и своему отцу:
– Нас преследовали несколько часов кряду. Никого больше не попалось на всей дороге, и меня это беспокоит не меньше, чем поведение нападавших – подробности будут в отчёте. Настоятельно прошу вас ускорить расследование, иначе дело, важное для каждого из нас, пойдёт прахом.
На большинство его речь произвела сильное впечатление. Отличился Хольцер, который крякнул:
– Какое расследование?
– Вы хотите сказать, – медленно заговорил Берингар, – вы хотите сказать, что, несмотря на все мои письма и доказательства, несмотря на свидетельства мадам дю Белле, господина Стефана Мартена и других, вы ничего не сделали?
– Признаться, мы не считали, что дело так серьёзно, – стушевался Хольцер. Берингар годился ему во внуки или в правнуки, но сейчас он явно вышел из себя, если можно такое сказать о человеке, вырезанном изо льда – последнее время Арман сомневался, так ли это, сейчас убедился снова.
– Так пересчитайте, – с нажимом сказал Берингар.
– Это наша вина, и мы сделаем всё возможное, чтобы работа продолжалась, – с некоторым волнением вмешался Хартманн. – Не думал, что всё зайдёт так далеко… Пожалуй, тогда я вас и оставлю. Отдыхайте, господа… герр Хольцер, на одну минуту…
Арман с уважением посмотрел на Берингара, тот стоял с таким видом, будто ничего не произошло. Подошёл Юрген; сцена между отцом и сыном была молчаливой, они не произнесли ни слова, только обнялись и посмотрели друг на друга: Юрген – мягко и с теплотой, что разительно отличало его от потомка. Ещё через какое-то время немцы начали расходиться, кто к карете, кто к дому Росицких, держа наготове ключ.
– Бер, ты же не уходишь? – позвал Милош, очнувшись от своих мыслей. – Я вас обоих приглашаю… в смысле, троих, господин писарь – ничего личного.
Чуть замешкавшись, Берингар кивнул. Арман подумал, что он, наверное, собирался уйти… а сам-то? Это было до того, как забрали Адель. Возвращаться на Круа-Русс в одиночку было не только глупо, но и небезопасно.
Зато он теперь понял, чего дожидался Милош. Передав писаря обратно на руки Бера и убедившись, что они пошли в дом, Арман незаметно направился вслед за приятелем. Тот отвёл в сторонку Лауру, что-то негромко ей говоря. Подслушивать было нехорошо, поэтому Арман махнул рукой и просто встал рядом с ними – всё равно оба не обращали внимания на фон, а ему было почти что интересно. Да и к тому же… расстроенная ведьма – это опасно для всех.
– И я, я тоже давно ждала этого разговора, – Лаура говорила с такой удушающей нежностью, что Арману заранее – снова! – стало её жаль.
– Лаура, послушай… – а вот Милош был не похож на себя, и вряд ли из-за того, что он сорвал голос, хохоча на козлах. Лаура тут же погасла, воззрившись на него большими испуганными глазами. – Ты многое неправильно поняла. Я виноват, что не сказал сразу, но я не мог быть уверен в твоих чувствах.
– Как? – отстранённо переспросила Лаура. – Как ты сказал? То есть?.. Но ты ведь… ты ведь оказывал мне… такое внимание.
– Я виноват, – повторил Милош, с видимым усердием заставляя себя смотреть на собеседницу. – Боюсь, я веду себя так со всеми.
– Ты носил меня на руках!
– Да, но…
– И ты всегда был так добр ко мне…
– Это не показатель… послушай, Лау, – он протянул руку, но ведьма отшатнулась, ещё не поняв, что произошло. – Я в самом деле очень хорошо к тебе отношусь, что бы ты ни творила. Ты… чертовски похожа на мою сестру, и поэтому я…
– И поэтому ты меня не любишь? – нижняя губа Лауры уже дрожала. – Эт-то… так нельзя… ты ещё плохо меня знаешь! Может, я тебе ещё…
– Дело не в этом, – терпеливо повторил Милош. – Всё это не служит мне оправданием, и ты права, может, узнай я тебя получше…
– Так что же?!
– У меня есть невеста, – объяснил Милош. Арману показалось, что он ослышался – Лауре, видимо, тоже. – Она здесь, в Праге, мы уже несколько лет вместе и мечтаем пожениться. Эй, не надо делать такие лица, вы оба! Я что, недостаточно хорош, чтобы быть женихом?!
– Хорош, хорош, – успокоил его Арман, старательно приглядывая за Лаурой. – Просто мы… не ожидали. Ты никогда не упоминал её!
– Здрасьте, приехали, – возмутился Милош. – Даже если так, это вас не касается.
– Она ведьма?
Милош сделал вид, что не расслышал, и вопрос повторили хором:
– Она ведьма?
– Это вас не касается, прочистите уши. Лаура, – Милош повторил попытку взять её за руку, на сей раз попытка увенчалась успехом. – Прости, что не сказал раньше, но так бы тебе пришлось страдать со мной в дороге, а теперь ты отправишься на гору и… и будешь делать, что захочешь и с кем захочешь. Если нравится, можешь сжечь мой портрет.
– У бедя дед двоего бордреда, – прошмыгала Лаура. Она стоически улыбалась и, вопреки страшным ожиданиям, смотрела на своего несостоявшегося спутника жизни с теплотой. – Од-дкуда…
– Могу подарить, – засуетился Милош. – Специально для таких целей с собой ношу. Ну, чтобы враги сжигали…
Он шутил и паясничал, Лаура потихоньку прекращала реветь – всё складывалось как нельзя лучше. Когда родственники и земляки забрали её домой, во дворе больше никого не осталось; Арман задрал голову к небу и выдохнул, Милош опустил голову и выругался, потом взъерошил себе волосы.
– Ужасно…
– Всё было хорошо, – возразил Арман. – Гораздо лучше, чем я думал.
– Да уж… у тебя тоже, – заметил Милош, улыбаясь. Арман вспомнил о сестре, и это было как удар по голове. Затем память обстреляло сценами погони, тряски в карете и множества тел на дороге, навалилась усталость и тошнота, то ли от голода, то ли от боли, то ли от всего сразу. – Беру свои слова обратно, опять как труп… Пойдём в дом, я покажу тебе комнаты. Сил нет думать обо всём этом, – в сердцах воскликнул он, провожая Армана уже по лестнице. – В этих стреляй, в этих не стреляй… там мать с небес валится, там Адель с крыши… чтоб я ещё раз так застрял вместе с вами!
– Ты нам жизнь спас, – напомнил Арман, одновременно разглядывая интерьер. Наверное, тут было мило, но сейчас у него всё двоилось в глазах. Судя по тому, что Милош с пятой попытки нащупал ручку двери, у него тоже
– Да, я почти остался вас прикрывать. Бер сказал, что ему этого очень не хочется, и мне тоже не хотелось, но тогда не было выбора… а сейчас уже неважно. Так, я сказал, хватит об этом думать! Мы будем отдыхать и развлекаться не хуже женщин, это я тебе обещаю.
Арман ни минуты не сомневался в том, что Милош своё слово сдержит. Он ещё слышал что-то в виде отдельных фраз – Берингар, матушка, гостевая спальня, оладьи и кошачьи волосы, но при виде постели и горы подушек всё остальное мягко утекло из головы. Когда Милош закончил вытряхивать из сундука свежую сорочку, которая почему-то оказалась в рюшечках, Арман уже почти уснул.
– Хоть бы разделся… я с тебя сапоги стаскивать не буду!
– Не надо, – промычал Арман в подушку и сковырнул сапог с левой ноги сапогом правой. – Милош…
– Что?
– Я рад, что ты не умер.
– Я и не собирался, – ответил Милош. – Но спасибо, приятно слышать.
Арман улыбнулся, почувствовав щекой кошачьи волосы на подушке, и после этого всё рухнуло во тьму.
***
[1] В конце предыдущего века Иосиф II, эрцгерцог Австрии и император Священной Римской империи, занял часть Шпильберка под тюрьму для врагов монархии. Позднее, после Наполеона, крепость полностью переделали в гражданскую тюрьму, где содержались самые разные преступники.
[2] Речь идёт о костнице, частично расположенной под Храмом Святого Иакова Старшего (костёлом святого Якуба).
VIII.
« – Девчонки! Это что-то с чем-то! Это такое, что и не передать! Просто рассказать невозможно! Ну просто ух! Ну просто полный сундук!
Те, кто уже пережил когда-то Вальпургиев перелёт, согласно кивали головами, остальные старались впитать каждое слово точных и ясных инструкций Гингемы».
А. В. Жвалевский, И. Е. Мытько, «Порри Гаттер. 9 подвигов Сена Аесли».
« – Вальпургиев мальчишник объявляется открытым! – объявил он. – Три с половиной часа безудержного мужского веселья назло ведьм… то есть без всяких женских глупостей! Докажем, что мы, настоящие маги, легко обойдёмся и без женщин, и без пищи!
Двери столовой гулко захлопнулись. Веселье началось».
Оттуда же.
***
Когда Арман проснулся, он чувствовал себя хуже выжатого лимона: казалось, что кисловато-горькую шкурку, в которую он превратился, измельчили в труху и пустили по ветру. Лёгкость во всём теле вовсе не была приятной: напротив, она напоминала полуобморочное состояние, и Арман полежал ещё немного, боясь, что рухнет обратно при первой же попытке встать. Он не знал, сколько времени, и не имел понятия, где находится – высокая кровать с мягкими перинами, тремя подушками и настоящим балдахином, пусть и прожившим не меньше века, была непривычной и чужой.
События вчерашнего дня, а также ночи и раннего утра, одномоментно атаковали его память. Всего этого оказалось слишком много, и Арман, уже чувствуя себя получше, ещё какое-то время не вставал, словно придавленный к постели авторитетом бытия. Ноющая боль в груди и содранная с мелких ожогов кожа напоминала о событиях в Мецском соборе; синяки на руках и назойливая тяжесть в затылке и висках – о том, как они скакали несколько часов кряду, преследуемые невесть кем; пани Хелену он с теплотой вспомнил сам, как и собравшуюся у дома Росицких толпу… Конечно, вот где он находится. И вот почему всё кажется таким странным: рядом не было Адель. Арман привык всю жизнь просыпаться с ней рядом, у него никогда не было отдельной комнаты, а если б и была – вряд ли они нашли бы силы разлучиться. В путешествии сестра тоже находилась близко, иногда даже ближе, чем дома, а теперь… её нет, её забрали и увели куда-то, куда ей и суждено было попасть. Арман надеялся отыскать в себе радость, как вчера, но для радости он слишком устал: разочарованный в себе, он чувствовал только облегчение и вместе с тем – некоторый страх перед будущим. Слишком уж внезапным было счастье и слишком дорого оно им досталось.
Одна надежда – к тому времени, как Адель вернётся с шабаша, он примирится с обстоятельствами и наконец придёт в себя. После собора Арман до сих пор не мог если не простить сестру – зла он на неё не держал, – то хотя бы перестать жалеть себя. Чтобы как можно скорее избавиться от неприятных мыслей, Арман с трудом встал и побродил по комнате в поисках своих вещей, двери и чего-нибудь ещё… по правде говоря, он не знал, что ему нужно, и не имел понятия, чем себя занять. Настенные часы с кукушкой указывали, что день клонится к закату. Наверняка остальные уже на ногах.
– Мр-р-ряу! – возмутились откуда-то снизу, стоило Арману открыть дверь. Он опустил глаза и увидел кота, потревоженного тем, что в коридоре началось движение.
– Извини, – Арман улыбнулся и почесал кота за ухом. Тот издал короткое снисходительное мурлыканье, принимая извинения, и перебрался в комнату – на ту самую кровать, с которой только что поднялся грубый человек.
В большом и ярком доме ориентироваться было тяжело, и Арман побродил ещё какое-то время, пока не наткнулся на нужную лестницу. Так он наконец оказался на первом этаже, в коридоре у выхода. У раскрытой настежь двери, обрамлённой полками, вешалками и крючками, стояла девочка лет тринадцати: на ней было ещё детское, но вполне серьёзное платье, распущенные русые волосы с проблесками задорной рыжести свободно спадали на плечи. Она волновалась, заламывая маленькие тонкие пальцы. Арман вспомнил, что сейчас уже должен начаться сбор на ведьмину гору.
– Я думала, что не пойду, – доверительно сообщила девочка. Она разговаривала с Милошем, который стоял напротив, опустившись на одно колено, и деловито поправлял на ней поясок. Больше никого рядом не было, и Арман засомневался, стоит ли ему тут находиться; впрочем, он стоял на виду, и никто не прогонял. – Это случилось в самый последний момент, прямо перед тем, как мама собралась… и она сказала, что мне можно. Мне правда можно, Милош?
– Ну конечно, – с полным знанием дела ответил Милош. Сестра была чем-то на него похожа, а ещё неизбежно напоминала Арману Лауру – точно так же, как когда-то напоминала её Милошу. – Я знаю правила, никто и слова не скажет. Тем более, с нашей мамой… Ты хорошо себя чувствуешь?
– Да!
– Так за чем дело стало? – Милош поднялся и выглянул во двор, где, очевидно, дожидалась пани Росицкая. Арман догадался, что там же была и Адель, но он до сих пор не знал, что ей сказать, и малодушно остался в доме. У сестры впереди приключения куда более интересные, чем он… – Всё, беги, а то опоздаете.
– Милош, я боюсь, – девочка замотала головой, в нерешительности топчась вокруг порога. Милош вернулся в исходную позицию и крепко её обнял, пробормотал что-то непонятное и погладил по голове. – Ну ладно… я попробую…
– Не попробуешь, а обязательно сделаешь. Развлекайся так, чтобы бабушке было слышно, – напутствовал Милош, пока девочка не ушла. Обернувшись к Арману, он будничным тоном заметил: – Я сегодня такой утешитель женских сердец, с ума сойти можно. Ты выспался?
– Я проснулся, – пожал плечами Арман, – это всё, что могу сказать. Мы здесь одни?
– Ох, конечно, нет. Где-то Берингар беседует с моим папой, а ещё дома брат, а ещё тут неисчислимое количество котов – осторожно, кстати, не наступи ни на одного. Адель ушла, – добавил Милош, догадываясь, что его интересует. – За неё можешь не волноваться, в сочетании с мамой они непобедимы…
– И все твои сёстры ушли? – в памяти Армана осело какое-то невообразимое количество родственников Милоша, и он сильно сомневался, что сейчас были названы все.
– Та, которую ты видел, это Катка, она ушла на свой первый шабаш. А младшая, Хана, носится во дворе, и я должен проводить её к бабушке на эту ночь, – Милош потянулся за плащом. Он выглядел достаточно бодрым, хотя некоторая бледность и небритый подбородок выдавали если не усталость, то какую-никакую рассеянность. – Боюсь, ты не отвертишься от этого знакомства – Берингар всё равно не разрешил нам выходить поодиночке, а сам он явно никуда не собирается, бездельник.
– Ну, им наверняка есть, о чём поговорить с твоим отцом.
– Вот и я так думаю. Возьми вон тот плащ, я не помню, чей он, но твой мы отдали чистить.
Арман не стал возражать, он вообще не имел обыкновения спорить с хозяевами дома, которые играючи спасли несколько жизней и целую книгу. Восхитительный бардак в доме Росицких катастрофически не сочетался с их способностями, к этому ещё предстояло привыкнуть. Да и само жилище казалось расписным, будто игрушечное – Арману, привыкшему ютиться в ветхих хибарах и ещё помнившему подземные укрытия, всё это было чуждо и интересно. Увы, они уже уходили, и рассмотреть дом изнутри он пока не мог.
Хана оказалась на первый взгляд милой девочкой, на второй – несносной капризулей, на третий – смышлёным ребёнком, на четвёртый – ужасной болтуньей, на пятый… короче, Арман убедился, что самая маленькая Росицкая росла полнейшей копией Милоша. Сначала Хана испугалась его внешнего вида, но потом забыла об этом и весело держала за руки обоих молодых людей, которые конвоировали её до бабушки. Они втроём добрались до большого красивого моста и перешли его, здороваясь со статуями, потом весело покидали камешки в реку. Закатное солнце делало Прагу ещё красивее, заставляя черепичные крыши пылать своим приветливым пламенем. Какие-то люди здоровались с Милошем, и Милош здоровался в ответ; некоторые по инерции здоровались и с Арманом, и тот охотно отвечал, понятия не имея, с кем общается. Хана, болтавшаяся между ними, периодически звонко выкрикивала «здрасьте» и смеялась, а потом пыталась удрать, но её ловили за руки и снова заставляли идти посередине.
К тому моменту, как они добрались до самой старшей пани Росицкой из ныне живущих, у Армана была мозоль на руке, но он не жалел. Какая-то дурацкая печаль на сердце не давала ему покоя: когда человека, привыкшего к страданиям, резко окунают в чужую весёлую жизнь, он теряется и тянется обратно, даже если всегда об этом мечтал. Зависть была неуместна, и Арман мало-помалу приучал себя наслаждаться жизнью в счастливой семье, пусть и чужой. Они всего лишь прогулялись по городу, болтая о пустяках и никого не таясь, но в его жизни не было и такого…
– Пришли, – Милош тоже выдохнул с облегчением, забирая у младшей свою истерзанную руку. – Вот двор, вот дом, вот бабушка. Арман, ничего не спрашивай. Хана, идём…
– Привет, бабуля! – закричала Хана и побежала вперёд к крыльцу, песок под её ногами разлетался во все стороны. Арман вспомнил совет и не стал задавать глупых вопросов, хотя бабушки он нигде не видел, а вот защитную магию вокруг дома ощущал сполна. – А я к тебе в гости пришла!
– Трудно не заметить! – неожиданный рёв едва не сбил Армана с ног. Видимо, с лицом он не справился, потому что Милош самым издевательским образом рассмеялся. Зря. – МИЛОСЛАВ!!! – в три раза громче провозгласила невидимая бабушка. Догадка показалась Арману бредовой, в то же время он уже не сомневался, что бабушка – это дом. – ТЕБЯ НЕ БЫЛО ДВА МЕСЯЦА!
– А можно потише?! – заорал Милош. С ближайшего куста грохнулся воробей, вероятно, оглохший от семейной любви Росицких.
– А Корнеля – все четыре! – бушевала бабушка. – Ещё немного, и я лишу его наследства! Кто это с вами, Милослав?
– Это Арман, и я боюсь, что ты его убила своим голосом. Я рассказывал…
– Я помню, кто это. Приятно познакомиться, – сказала бабушка.
– Мне тоже, – вежливо ответил Арман, глядя в окна. Что-то подсказывало ему, что окна заменяли всемогущей старушке глаза.
Хана скрылась в доме, не попрощавшись, и Арман успел разглядеть в дверном проёме чьи-то ноги. Скорее всего, бабушка-то была внутри и говорила вполне человеческим голосом, но по ей одной известным причинам предпочитала общаться домом. Сюда бы Берингара да писаря – вот что надо записать и рассказывать потомкам!
– Можно, я потом всё расскажу? – Милош, когда говорил, тоже обращался к окнам. – Я устал и хочу есть, а внутрь ты не пустишь…
– Не пущу, нужны мне тут мужчины, – хмыкнула бабушка. – Ты только скажи быстренько, отстали от вас эти бараны или нет.
Под баранами подразумевались преследователи. Милош объяснил, что бараны не отстали, и рассказал, как именно они мешали им жить. К сожалению Армана, бабушка Росицкая тоже не знала, что происходит и где источник зла, но она дала один очень ценный совет – не обращать внимания на козлов, давать сдачи тупым индюкам и не быть слепыми ослами. Изобилие фауны в нарисованном ею образе восхищало, а ещё пробуждало аппетит. Перед тем, как гости покинули двор, бабушка снова вооружилась своим громовым голосом и напомнила Милошу о том, как долго его не было, велев передать сей укор его брату, желательно с такой же силой и громкостью.
– Как я люблю свою семью, – бормотал Милош, когда они шли обратно. Периодически он тряс головой и безуспешно пытался привести в порядок ухо. – Нет, правда люблю, но иногда они совершенно невыносимы. Это у нас общая черта… Ну вот что станется, если я разок не зайду к бабушке? Да ничего!
– Что угодно может случиться, – возразил Арман.
– Ох, Арман, с этой бабушкой ничего не случится. Это она может с кем-нибудь случиться, и тогда…
– Что тогда?
– Влтава выйдет из берегов, – ухмыльнулся Милош. – Я понимаю, о чём ты, хотя и не могу себе представить. Один мой приятель тоже вырос сиротой, и ему всё время кажется, что у меня не дом, а рай на земле – прости, Господи, – не без сарказма воскликнул Милош. – Так вот, всё дело в том, что он заходит ко мне в гости пару раз в полгода, никак не чаще. Когда это неземное блаженство в виде живых и здравствующих родственников радует тебе душу каждый день, это ощущается совсем иначе…
Арман не мог с ним согласиться, хотя понимал, что на месте Милоша испытывал бы то же самое. Эта разница во взглядах никак не помешала им проговорить всю обратную дорогу, да она вообще не мешала – Милош в хорошем настроении был человеком лёгким и словоохотливым, за собой же Арман заметил, что в такой компании ему не приходится притворяться общительным, всё как-то выходит само собой. И впервые за долгое время за ними никто не гнался, и им не надо было ни за кем наблюдать… Вот что значил отпуск в понимании мадам дю Белле! Теперь Арман был ей за это благодарен.
Они вернулись, когда солнце уже село, оставив после себя приятную оранжеватую тень, улёгшуюся на город апельсиновой коркой. Арман приготовился к новым знакомствам и прошёл вслед за Милошем по коридору, оказавшись на кухне; там они никого не нашли, зато выпили чаю и съели по бутерброду. На втором этаже, после испытания в виде кошачьей лестницы, они вошли в кабинет пана Росицкого.
Берингар был здесь – выспавшийся, побритый и переодетый. Рубашка и жилет в чудовищный цветочек явно принадлежали не ему, зато были чистыми и без пятен крови. Берингар сидел в гостевом кресле, вытянув ноги, и увлечённо листал какую-то книгу. Пан Росицкий привстал из-за стола при виде вошедших: хрупкий мужчина с тонкими руками и мягким, тревожным лицом был не похож на своих потомков, хотя глаза, носы и волосы у них почти у всех оказались фамильные.
– Папа, это Арман, – сказал Милош. – Арман, это папа.
– Можно пан Михаил, – засуетился глава семейства, – а то ко мне любят обратиться по фамилии, а мы здесь все панове Росицкие. Очень, очень рад, садитесь… Милош, ты отвёл Хану?
– Да, и мы даже никого не убили по пути, – беспечно отозвался Милош, падая в кресло рядом с Берингаром. Судя по вздоху облегчения, который издал пан Росицкий, были прецеденты. – Мы вам тут не помешали?
– Нет, нет, вовсе нет. Мы с паном Берингаром обсуждали книгу, это такое невероятное явление, я просто потрясён! Жду не дождусь, когда смогу увидеть её вживую.
– Постойте, а где же она? – встрепенулся Арман. Он только сейчас понял, чего ещё не хватает в поле зрения. – Где книга и где…
– Господин писарь? Ты уже лёг, когда мы провожали его, – подал голос Берингар. Вот на ком никак не сказались ни усталость, ни отдых: такой же спокойный, как всегда. Только весь в цветочек. – Старейшины решили не только дать нам отдых от круглосуточного наблюдения за господином писарем, но и проверить кое-что с ним самим. Не переживай, книга сейчас в надёжных руках: эти люди сами её создавали…








