Текст книги "Книга чародеяний (СИ)"

Автор книги: Katunf Lavatein

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 54 страниц)

Голоса из-за ближней двери интриговали, но не настолько, чтобы подслушивать или мешать. Хватит с неё неожиданных открытий. Адель сонно потёрла глаза и уставилась на свои руки: они больше не дрожали, только ныли каждой мышцей, как поясница и ноги. Вчера в голове толкалось слишком много мыслей, сегодня не осталось ни одной, поэтому она тупо ждала чего-то, рассматривая узоры на резных панелях. Здесь изображались сцены охоты, сухопутные и морские баталии, на одной стене маршировали солдаты, ещё где-то горело здание, на крыше которого развевался флаг. Трофейное оружие, настоящее, висело на стенах зала, через который её недавно вела Ингрид, и напоминало о войне.

– …до свиданья, Вилл. – Из-за ближайшей двери вышел Юрген, увидел Адель и приветливо улыбнулся. Он снова был в форме, если вообще её когда-нибудь снимал. – Доброе утро, фройляйн. Совсем скоро вы вернётесь обратно. Надеюсь, с вашими соратниками всё в порядке.

– Благодарю за беспокойство, – снова старательно выговорила Адель. Брат гордился бы ей! – Я тоже на это рассчитываю.

Юрген ушёл, но дверь осталась открытой. Голос Берингара перемежался с незнакомым женским голосом, но беседовал он явно не со служанкой и не со знахаркой. Адель сдалась и как бы невзначай прошлась мимо двери, потом передумала и спросила в открытую:

– Ты скоро? Нас, вообще-то, ждут.

– Да, я скоро, – Берингар сказал вполголоса пару слов своей невидимой собеседнице, потом обратился к Адель: – Если хочешь, можешь войти, я вас познакомлю.

Адель вошла в тесную комнату, почти каморку, напоминавшую о том, что хозяева этого дома – в первую очередь маги: тёмные пропахшие травами сундуки, склянки и сосуды с жидкостями и парами всех возможных цветов, котёл в углу и множество зеркал, смотрящих будто в одну точку. Здесь ей сразу стало уютнее. Напротив Берингара сидела женщина; увидев её, Адель на мгновение потеряла дар речи. Она видела множество привлекательных женщин на горе Броккен, но эта незнакомка лучилась такой истинной красотой, что, казалось, её кожа источает нежнейший свет. Длинные светлые волосы были распущены и сливались с бежевым домашним платьем, а глаза – такие же, как у Берингара – смотрели с непривычной теплотой.

– Это Адель, – сказал Берингар. – Позволь представить тебе мою матушку.

– М-мне очень приятно, – запнувшись, откликнулась Адель. Невероятное облегчение охватило её: вся группа молча пришла к единогласному выводу, что мамы Бера давно нет, но вот же она!

– Мне тоже, рада увидеть воочию знаменитую Гёльди, – приветливо сказала женщина. Вильгельмина, всплыло в памяти Адель. Вилл.

Мать и сын продолжили болтать о всяких мелочах, Адель ждала у двери, пытаясь понять, гложет ли её зависть. Не поняла. Она часто терялась или злилась при виде таких писаных красавиц, вспоминая собственное угловатое тело, маленькие груди, всклокоченные волосы и острое лицо, но сейчас не могла найти в себе ни зависти, ни злости.

– Тогда лучше поспешить, – согласилась Вильгельмина. В её голосе было столько ласки, что и представить сложно. – Надеюсь, мы не заставили тебя ждать?

– Нет, – соврала Адель, поняв, что смотрят на неё. – То есть, да, но это…

– Это важно, а ты мне и не сказал, – она вздохнула с укором и поглядела на сына, тот только плечом повёл. – Ладно, идите… засмущали девушку. Прости, дорогая, что не успею познакомиться с тобой поближе. Ты чего такая огорошенная?

– Ничего, – Адель показалось, что она слишком много врёт, а при таком поборнике правды, как Берингар, это было чревато. – Всего лишь удивлена. Понимаете, мы все думали, будто вы умерли, и я очень рада, что это не так, но…

Что-то в улыбке Вильгельмины заставило её замолчать и догадаться. Свечение, казавшееся Адель метафорическим, никуда не пропало.

– Ох, Адель. Ты никогда не призывала призрак своей мамы? Или бабушки?

– Нет, – теперь ей было очень стыдно, не как раньше, а по-настоящему. Берингар молчал, пришлось самой отвечать за свои ошибки. – У нас нет праха и нет стольких подходящих зеркал, к тому же… мы с братом решили, что это будет слишком больно, и даже не думали о таком.

– Каждый решает сам, – согласилась женщина-призрак. – Ну всё, теперь вам точно пора.

– Пора, – эхом повторил Берингар и, поднявшись, подошёл к стулу напротив. – Увидимся снова.

Он произнёс заклинание, которого Адель прежде не слышала, и призрак рассеялся в мгновение ока. Зеркала для призыва мёртвых померкли и стали отражать комнату и друг друга, а с опустевшего стула Бер поднял коробочку с прахом и осторожно поставил её на полку.

– Извини, – на выдохе сказала Адель, когда они вышли. Она нервно мяла ткань верхней юбки, что снова отзывалось болью в запястьях.

– Тебе не за что извиняться, – ответил Берингар и полез в карман за ключом. Он выглядел почти здоровым и совершенно спокойным. – И не думай, что это какая-то страшная тайна. Я всего лишь не видел смысла рассказывать кому-то из вас.

– Угу, – промямлила Адель. Брат нашёл бы слова, она же вечно терялась. К счастью, Берингар не стал продолжать этот разговор и молча провернул ключ в замке: дверь открылась с тихим скрипом и без слов пригласила их обратно.

***

[1, 2]. Г. Гейне, перевод С. Маршака.

X.

«Каждый маг должен знать, что делает, иначе злой заговор ничем не будет отличаться от рыночной перебранки за свежую капусту. К сожалению, довольно часто маг не имеет понятия, что делает, и не знает, что у него получится».

Книга чародеяний, заметки на полях.

***

Арман Гёльди спал и видел сон.

Он не сомневался, что спит, потому что помнил своё состояние перед виденьем – вялое, замедленное, именно что сонливое. Конечно, нехорошо вот так вот засыпать за столом, особенно когда ты в гостях и тем более – в гостях по важному делу, но ничего поделать он уже не мог. Когда Лаура подносила к губам бокал с выдержанным эльзасским, он пытался её предупредить, но не успел, а тут справа от него лицом об стол стукнулся Милош – Милош, который ничего пока не пил. Они даже не начали говорить, да что там, не принялись за закуски… Наместник, пусть это звание ему и не к лицу, оказался хитрой дрянью. Не настолько хитрой, чтобы Арман не заподозрил обманщика ещё с утра, но достаточно умелой, чтобы воспользоваться растерянностью группы и заранее настроить против них всю свою семью.

Арман спал и не боялся за писаря, потому что писарь был напротив него. Во сне, однако же был. Этот человек, чьего имени они так и не узнали, был единственным относительно светлым пятном в тёмной комнате. В самом углу, где обычно предпочитал сидеть, находился он, прямой и равнодушный, с книгой в руках. Писарь сидел и смотрел на Армана, Арман лежал и смотрел на писаря.

Во сне тоже можно думать, тем Арман и занялся. Дела шли не очень хорошо: наместник чем-то отравил их или наслал дурман, значит, не будет ни историй, ни гостеприимства. Плохо, что вышли из строя все трое, но писарь защищён множеством чар, а ещё может вернуться Адель… вряд ли она останется в доме Клозе на всю ночь, это совсем не в её духе. Остаётся только ждать подмоги или утра. Арман попытался пошевелиться и не смог, пришёл к выводу, что это точно дурман, злой сон или какая-нибудь сон-трава. Такое случается, когда во сне лежишь и не можешь сдвинуться с места, а ещё на тебя кто-то смотрит… Кто-то невидимый. В случае Армана это был писарь: его ведь всё равно что нет. Время тянулось мучительно медленно, и ему постепенно становилось страшно.

Это был не тот страх, который атакует с налёта, прошибает холодным потом и валит с ног, заставляет сердце колотиться быстрее. Это была долгая, хорошо продуманная пытка. Сначала он лениво осознавал, что спит и беззащитен, постепенно приходило осознание, что пошевелиться он тоже не может; ещё через какой-то неимоверно долгий срок Арман уверился в том, что у него свело все конечности и скоро они заболят, а он не сможет их даже размять. Не сама боль, но преддверие боли заставило его дышать чаще, не выходило и это: лёгкие застопорились, словно в механизм попала зловредная соринка, и воздух входил-выходил со скрипом, через раз. В грудине тоже тревожно заныло. Это всё ещё не боль, но он бы многое отдал, чтобы испытать её саму вместо неприятных предисловий к настоящему страданию. Было тихо. Арман закрыл и открыл глаза.

Крик рванулся из груди и не достиг губ: в следующее мгновенье над ним нависал господин писарь. Арман чуть не сошёл с ума, увидев над собой в чудовищной близости вытянутое осунувшееся лицо с бездонными глазами. Безразличный и немой, писарь ничего толком не делал – только смотрел, но Арману казалось, будто ему вводят иглы под ногти, настолько это было неприятно, настолько это хотелось прекратить.

– У… йди… – с трудом проговорил он. Писарь моргнул, давая понять, что слышал, и круто, по-совиному повернул голову, изучая спящего. Арман старался убедить себя, что ему только неуютно и немного странно, но было совсем не так. Взгляд писаря стал совсем живым: он бегал по прикрытому одеялом телу, ощупывая каждую вмятину и каждую выпуклость, и Арман чувствовал себя так, словно его препарируют заживо. Потом писарь отошёл от скамьи, заложив руки за спину, и медленно прошёлся туда-сюда.

Он думал. Но он не должен был этого делать.

Размышления на лице этого человека отпечатались довольно резво: Арман догадался, что он сначала наслаждался своей подвижностью, затем привыкал к ней, потом в нём пробуждался и угасал интерес к одному из своих неизменных охранников. Хотелось кричать от ужаса – заклятья спали, и писарь оказался совсем другим. Опасным! Самым опасным человеком для книги… вот о чём говорил Берингар.

– Ну-ка, ну-ка, – пробормотал писарь. Голос его, правда, был тусклым и унылым, но живость в глазах заставила Армана поёжиться, насколько он мог. На его глазах писарь взял запечатанную, замотанную ремнями и увешанную амулетами книгу и повертел её в руках. – Крайне любопытная, гм, вещица…

Ничего жуткого не происходило, но Арман уже не мог контролировать себя: он испытывал такой ужас, что непрошеные слёзы выжигали глаза. Его бы трясло, если б тело могло трястись, однако оно оставалось запечатанным в своей неподвижности, и недоделанные, какие-то неполноценные конвульсии причиняли только боль. Перед глазами то темнело, то светлело, дышать становилось всё трудней. Если бы кто-нибудь спросил Армана, как он себя чувствует, он бы признался, что чувствует себя умирающим.

Писарь ещё пару раз хмыкнул и попытался открыть книгу. Не вышло – нахмурился и стал изучать защищённый переплёт. Арман не мог понять, почему этот человек не может взломать защиту, но в то же время был несказанно рад этому: он был уверен, что либо писарь спятил, либо это больше не писарь. К этому моменту он напрочь забыл, что спит: слишком реалистичным казалось происходящее и слишком страшным оно было.

– Ага, – обрадовался писарь и подошёл к Арману. Взял за руку, не глядя в лицо, резанул по ладони маленьким ножичком и капнул кровью на печать. Вышло! Конечно же, у него вышло, ведь кровь Армана…

– Арман… Арман!

Он распахнул глаза и увидел подсвеченную ранним солнцем соломенную крышу. Тело прошило болью, когда Арман резко сел и отшатнулся назад, ударившись затылком об стену. Напротив, в углу, сидел господин писарь и пустым апатичным взглядом смотрел перед собой, держа на коленях плотно запечатанную книгу.

– Арман, пожалуйста, очнись, – тихонько стонала Лаура. Она трясла его за бок и… держала совсем близко ловец снов. Арман всё вспомнил. – Ты меня слышишь? Помоги, пожалуйста, мы должны спасти Милоша…

Арман слышал её, но слова не доходили ни до мозга, ни до сердца. Тяжело дыша, он забился в угол, подтянув к себе ноги, и неотрывно смотрел на писаря. Когда кошмар отступил, Арман соскочил с импровизированной кровати и, прихрамывая на обе ноги, которые кололо сотнями иголок, проковылял к писарю. Книга была закрыта – печатей никто не срывал. На ладони не было ни пореза, ни капли крови. Глаза писаря оставались безжизненно холодными, и всё, что он делал – дышал и моргал.

– Тебе приснился кошмар, нам всем приснился. Господин писарь в порядке, он же не спит, с ним ничего не могло случиться! Пожалуйста, Арман, – умоляла Лаура, и он наконец-то взял себя в руки.

– Ты права, – хрипло сказал Арман и не без усилия повернулся к писарю спиной. – Он же не спит… к счастью… они как знали, когда выбирали эти чары. Что ты говорила, Милош?..

– Мне нужно задержать ловец над головой, но он слишком вертится, – Лаура, вероятно, уже отсмотрела свой кошмар: её лицо опухло от слёз больше, чем обычно, а волосы растрепались после сна. Света снаружи не хватало, и Арман перетащил свечу, сразу поняв, в чём проблема. Милош действительно метался по скамье, и Лаура ни одной рукой, ни двумя не смогла бы его удержать.

Арман опустился на колени рядом и молча обхватил ладонями лицо Милоша, чтобы тот угомонился. Не то чтобы это помогло – друг отчаянно замахал рукой и, кажется, кого-то треснул, но никто и не обратил внимания: Арман вцепился в него железной хваткой и отстранённо думал о писаре, оставшемся в углу, а Лаура ворожила. В этот раз было недостаточно повесить амулет над ложем спящего. Девушка держала его точно надо лбом, слегка покачивая, и шептала слова, то напевая их, то растягивая, то проговаривая быстро-быстро. Плетёный ловец – колечко из веток, травы, волос и заговорённых лент, украшенное сухими ягодами, цветами и бусинами – качался над головой Милоша вперёд и вверх, вверх и вбок, вверх и назад, вверх и в другую сторону, вверх и вниз. На словах «уходи, уходи, больше злобу не пряди» ловец поднимался сильно вверх и опускался совсем низко, и самая последняя бусинка легонько касалась лба.

– Нет, – застонал Милош. Он никак не желал просыпаться. Арман посмотрел на Лауру: та вспотела и сильно побледнела, держалась одной рукой за стену и другой продолжала упрямо раскачивать амулет.

– Уходи, уходи, свой кошмар не городи… – пришёптывала Лаура. – Не пригреем на груди… скоро утро впереди… уходи…

– Не надо…

Арман почувствовал, что что-то изменилось, и отпустил его. Очень вовремя: в следующую секунду Милош подорвался, едва не стукнувшись головой о локоть Лауры, и завертел головой, пытаясь понять, где находится.

– Это был сон, – сказал Арман, прежде чем прозвучали хоть какие-то вопросы. – Что бы ты ни видел, это был сон.

Милош не ответил, глядя на него огромными глазами. Потом перевёл взгляд на Лауру, на амулет, на писаря, несколько раз помотал головой и сел, низко опустив её. Арман с трудом поднялся на ноги и отошёл, пытаясь одновременно размяться и привести мысли в порядок. Получалось так себе.

Другие молчали, и он заговорил первым:

– Наместник наслал какой-то дурман, мы все под это попали, неважно, пил кто-то или нет. Он сразу не собирался ничего нам рассказывать… Вероятно, хотел задержать здесь или убить. В любом случае, хорошо, что мы пришли в себя. Лау, ты всех спасла.

– Почему он передумал? – Лаура пропустила похвалу мимо ушей, что было не очень на неё похоже. Арман потёр переносицу и убедился, что их всех сильно запугали. Знать бы, чем… У него не было тяги к чужим секретам, но так было бы проще всех успокоить.

– Он-то как раз не передумал. Помнишь, как он колебался с утра? Ничего не изменилось – он хотел потянуть время и надеялся, что нас оттолкнёт холодный приём, ну или что местные жители угробят нас раньше. Отчасти так оно и вышло, но мы все оказались слишком упрямые… – Берингар держался до последнего, да и все они, вопреки ожиданиям хозяина, не сдались после того, как он упал. Потеря двух бойцов не сломила боевой дух, криво усмехнулся Арман. После той перестрелки под Брно им всё-таки пришлось разделиться, но никто хотя бы не жертвовал друг другом. – Мы вернулись к вечеру, почти целые и невредимые, и он пустил в ход другое средство: заманил к себе на ужин и ночлег, мы никак не могли от такого отказаться. Не собирался он ничего рассказывать…

– И что дальше? Он хотел похитить книгу? – шмыгнула носом Лаура. – Но книга на месте.

– Ага, – буркнул Арман, малодушно отводя глаза от писаря. – На месте. И, кажется, чары не сломлены, никто не пытался их сломать… Он ждал утра… нет! – Арман представил себя на месте хозяина дома, и сразу стало легче. – Он ждал не утра, а Берингара и Адель. Они ведь ушли из этой комнаты, он этого не знал – решил, что сбежали, но нас с вами, спящих и запуганных, и писаря с книгой он смог бы предъявить в качестве заложников. Не знаю уж, что бы он делал дальше…

– Ты так уверен…

– Первое, что в голову пришло. Либо мы ему просто не понравились, и он решил не выпускать нас, чтобы мы не растрепали людям о деревне… тогда он точно сейчас ищет Бера. Ищет и не находит, потому что его здесь нет.

Поняв, что остальные всё пропустили, Арман вкратце пересказал ситуацию, опустив лишь дикий момент, когда Адель потащила Берингара через дверной проём. Лаура рассеянно покивала, думая о своём, Милош и вовсе не среагировал. Арман критически осмотрел их, вздохнул и сел на перевёрнутый ящик, подавшись вперёд и сцепив руки в замок. Не надо залезать в чужую шкуру, чтобы понять – сейчас всем очень плохо.

– Мне снился господин писарь, – сказал Арман. Сознаться в своём кошмаре было страшнее всего, поэтому он сделал именно это. Лаура навострила уши. – Не знаю, почему, я вроде не боюсь его и не так сильно боюсь за книгу, но в этом сне он был какой-то неправильный… активный, со своей волей. И он вскрыл книгу с помощью моей крови. Потом я проснулся.

– Тебе было страшно?

– Очень, – признался Арман. Он понял, что не стал бы говорить этого Берингару или сестре, но в такой компании совершенно не стыдился и не боялся быть неправильно понятым. Тем более, страх – то, что их сейчас объединяет. – Я не мог пошевелиться, не мог говорить и дышать. Наверное, мой ужас даже не был связан с писарем, но я его помню…

Он умолк и заставил себя посмотреть в угол. Господин писарь всё так же пребывал безвольной марионеткой, и подобный контраст только заставил сердце Армана пропустить удар. Он сделал глубокий вдох и доверительно улыбнулся Лауре.

– Вот так. Мне кажется, станет немного легче, если мы друг другу всё расскажем. Я не настаиваю, но в этом может крыться ещё какая подсказка.

– Я не могу вам рассказать, – невнятно заговорила Лаура. Казалось, будто она глотает слёзы, но круглое лицо и глаза на нём оставались совершенно сухими. – Извините…

– Тебе нечего опасаться, – мягко сказал Арман, беря её за руку. Лаура всхлипнула, но не отняла руки, только подтянулась ближе. – Я не хочу выведывать какие-то тайны, просто хочу, чтобы ты перестала бояться.

– Я уже не боюсь, – она улыбнулась в ответ, несмотря на подступающие слёзы. Как ни странно, она это хорошо умела. – Просто… не могу. Вы очень хорошие, но мой дедушка…

– Значит, дедушка?

– Он дал мне задание, – Лаура низко опустила голову. – И я знала, что не справлюсь, я уже не справилась. Вот…

– Тебе снилось, будто он отчитал тебя? – предположил Арман, основываясь на страхах и притязаниях подруги. Быстрые, мелкие кивки в ответ убедили его в своей правоте. – Хорошо. Я не буду переспрашивать, но знай, твой дедушка тебя любит и обязательно поймёт, если ты что-то не сможешь сделать для него. Я это не просто так говорю – все же видели, как он на тебя смотрел.

– Ох, Арман, спасибо… – она расчувствовалась и отвернулась, но всё же не заплакала. Арман задумчиво смотрел на складки её платья, оставшиеся после лихорадочного сна, и гадал, стоит ли говорить Берингару о задании Хольцера. Может, он и сам знает? Не похоже… В любом случае, сейчас это меньшее из зол.

Они обменялись ещё парой утешительных фраз и синхронно обернулись к Милошу, который до сих пор не проронил ни слова. Арман надеялся, что друг подождал немного и заснул обратно, с него бы сталось, но, увы, это было не так: Милош сидел на краю скамьи, низко опустив голову и спрятав лицо в ладони, так что только глаза остались. Взгляд у него был не лучше, чем у писаря, и у Армана пробежал холодок по спине – не из-за сравнения, из-за того, что он никогда Милоша таким не видел. В голову закралась мерзкая мысль, что за этот день и эту ночь их всех потрепало и вывернуло наизнанку – никто не выйдет из этой деревни прежним.

– Милош, – осторожно позвал Арман.

– Они все умерли, – его голос звучал глухо из-за плотно сжатых ладоней. – Все, понимаете?

– Кто? – испугалась Лаура.

– Все, – повторил Милош с таким видом, будто впервые видит своих собеседников. – Мама, папа, Корнелик, девочки… все…

Арман в последний момент догадался, что услышит, но всё равно ему стало жутко. В голову пришёл дурацкий момент, когда они были в Меце и шутили по поводу ночных кошмаров. Кто бы мог подумать…

– Это был сон, – повторил он как можно убедительнее. – На нас наслали кошмары, и все видели какую-то жуть, но уже проснулись. Верно? Видишь амулет? Лаура…

– Арман, если ты будешь говорить со мной, как с пятилеткой, ничего не изменится, – проворчал Милош, но на амулет всё-таки посмотрел. С надеждой. – Вы уверены?

– Конечно. Я вот видел неправильного писаря, теперь вижу, что он в порядке.

– А я ничего такого не вижу, – не согласился Милош. – Вдруг что-то действительно случилось? Отсюда, знаете ли, Прага из окошка не видна!

– Они никак не могли все взять и умереть, – решительно сказал Арман. Зная пани Росицкую, он искренне в это верил. – Обещаю, ты в этом убедишься, как только мы сможем выбраться. Но я и так уверен, что всё хорошо.

Милош скептически хмыкнул и мотнул головой, но, кажется, успокоился. Ещё раз рассмотрел амулет, пол, коленки Лауры, шляпу Армана и писаря, а после заявил:

– Так это дрянной наместник нам устроил? Дайте-ка мне сюда эту скотину.

– Милош, не надо, – попросила Лаура и вскочила на ноги, поскольку Милош уже направлялся бодрым шагом к седельной сумке, где у него лежали пистолеты в ольстрах. – Милош!

– Что Милош? Сейчас будет Никлас, или как его там зовут?

– Пусть будет Никлас, – послушно повторил Арман, который на моменте представления хозяина на что-то бессовестно отвлёкся. – Стойте, стойте, нам надо подождать. Пусть он думает, что мы спим до утра. Так будет лучше…

– Хуже! – заявил Милош. Он не на шутку завёлся, и это было не очень хорошо, но у Армана не нашлось больше аргументов, чтобы удержать разгневанного чеха. К счастью, в этот момент произошло то, чего он втайне ждал: скрипнул ключ, распахнулась вторая дверь, и в недостроенный придел вошли Берингар и Адель. Оба выглядели слегка помятыми, но выспавшимися, а ещё – немало удивлёнными.

Немая сцена длилась недолго: Берингар проверил писаря, окинул взглядом всю команду и остановился на Армане в ожидании объяснений, Адель кивнула брату и уставилась на Милоша. Это был показатель. Милош, узрев вошедших, напрочь забыл о том, что собирался бить хозяина. Не сбавляя скорости, с какой он направлялся к выходу, он размашистым шагом подошёл к Берингару и буквально кинулся на него – Арман успел испугаться и рвануться на помощь, но запоздало осознал, что Милош изобразил объятие, а не попытку убийства.

– …так твою растак, балбес проклятый! Тебя вообще нельзя одного на улицу выпустить? Это обязательно – под камни летучие подставляться? Нет, ну нам же надо всех на уши поставить, да?

– Милош, – Берингар попробовал его перебить и не смог. Потом он попытался оттолкнуть Милоша, сообразил, что это чревато, и очень аккуратно положил ему руки на плечи. Армана от этого зрелища пробрало на смех.

– Никогда больше так не делай, – тем временем Милош подошёл к концу своей тирады, продолжая висеть у Бера на шее. – Ты, конечно, немец, но я всё равно переживал. Повадились тут, понимаешь…

– Я тронут, – сообщил Берингар таким тоном, будто его обрекли на смерть. – Только, пожалуйста, опусти пистолет.

– Ой, – сказал Милош. Всё это время он самозабвенно обнимался, не выпуская оружия из рук, так что дуло целило то в спину, то в затылок Берингара. – Это не нарочно, если что.

На последнее замечание Бер предпочёл не отвечать.

– Мы не успели ни с кем поговорить, – Арман решил, что лучше всего перейти к настоящему докладу во избежание дальнейших недопониманий. – Видимо, хозяева наслали дурной сон, и мы промучились с кошмарами, пока не сработали амулеты Лауры. Господин писарь в порядке, книга не тронута.

– Это странно, – заметил Берингар. Следы лихорадки были последним, что напоминало о вчерашнем. – Впрочем, зависит от целей хозяина. Скорее всего, он решил нас не выпускать и разобраться с артефактом позже…

– Я тоже так решил. Что будем делать?

– Вы завтракали?

Арман ответил, что нет, они даже и не ужинали. Ничего удивительного в вопросе Берингара не было – о своих людях он заботился хорошо, в отличие от себя самого.

– Сейчас вернусь. Будьте добры, придержите дверь, это не самый лёгкий портал, – Бер скрылся в провале коридора своего дома. Адель осталась на магическом пороге: она равнодушно подпирала дверь плечом, словно ей это ничего не стоило.

– А у тебя как дела? – спросил Арман у сестры.

– Неплохо, – Адель посмотрела на него и сказала с нажимом: – Думаю о том, как хорошо, что ты согласился донести Берингара до кабинета Юргена. И как жаль, что вы не успели увидеться с последним.

– Понял, – улыбнулся Арман. – Мне тоже жаль. Невежливо как-то получилось…

Берингар вернулся с корзинкой еды и запер дверь, убрав ключ за пазуху. Обильный, ещё горячий завтрак явно был только что взят с хозяйского стола и очень скоро исчез, оставив после себя только крошки. Остальные с радостью накинулись на булочки и сосиски, у Армана же совершенно не было аппетита, и пришлось заставлять себя есть, чтобы не валиться потом с ног в течение дня. День-то обещал быть долгим…

Он медленно жевал и наблюдал, пытаясь окончательно прийти в себя. То, как они провели эту ночь, не давало Арману покоя: все оказались порознь и наедине со своими проблемами. С другой стороны, его утешало, что Бер и Адель вернулись быстро и без приключений, во всяком случае, так выглядело со стороны. Сестра сказала, что уже позавтракала, поэтому рассеянно медитировала над пустой корзинкой, чуть сгорбившись и вертя в пальцах новую арманову шляпу. Берингар ходил туда-сюда по помещению, периодически выглядывая наружу через щели и к чему-то принюхиваясь.

– Вы не успели поесть, значит, это не отрава, – заговорил он. – Больше всего похоже на сглаз. Похоже, в этой деревне все мастера по части зловредной магии: им не требуется вспомогательных инструментов, кроме собственной воли и слов.

– Заперлись от всего мира и проклинают друг друга по очереди? – ворчливо предположил Милош, чьего дурного настроения не уничтожил сытный завтрак. – Ну и дураки.

– Это не всё, на что они способны. Когда мы с Арманом ходили по домам, видели и знахарей, и зельеваров, звездочётов, певуний и оборотней. Другое дело, что они не пожелали ничего рассказать…

– А в чём разница между сглазом и порчей? – равнодушно спросила Адель. – Вы и то, и то упоминаете.

– В намерениях и в средствах, но в основном – в названии, – не преминул ответить Берингар. – Мы с вами уже сталкивались с тем, что в некоторых областях мага назовут только чародеем, а чародея – только магом, и наоборот. То же самое с ведьмами и колдуньями, магичками и ворожеями… На поверку все они представляют из себя одно и то же, только специализируются на разных сферах колдовства. Человек, который способен творить чародеяния, только и всего.

О перечисленных тобой видах зловредного колдовства: этот вопрос мало изучен по понятным причинам, и вряд ли нам дадут на него ответы, но по моему личному опыту сглаз, порча и проклятие чаще всего означают одно и то же. Суть подобных чар – в том, чтобы вблизи или издалека, при помощи подручных средств или только своею волей причинить зло живому существу. Например, насыл колик на младенца подходит под определение дурного сглаза или порчи, но если те же колики появляются после приёма дурного зелья – это отравление.

Мне доводилось встречать мнение, что проклятие – долгосрочная и трудносводимая порча. Оно может быть родовым, передаваться из поколения в поколение, насылаться на человека, который ещё не родился, и, что хуже всего, не иметь обратного хода. Всё-таки, когда говорят о порче или сглазе, имеют в виду что-то с прямым взглядом или куклами с заговорёнными иглами. Всё путает существование мелких проклятий, когда маг напрямую говорит, что проклинает тебя, и вкладывает в это малую силу. И множество других несостыковок…

– А зачем нам книга? – внезапно спросил Милош. – Бер и так всё знает. Может, ты сам её допишешь, без всяких вредных никласов?

– Ценю это признание, но тогда книга будет лишена смысла. Это должны быть голоса многих магов, а не мои субъективные наблюдения, – объяснил Берингар и снова прильнул к щёлке в двери. – Хозяин идёт сюда. Как вы сказали, Никлас?

– Верно, – Арман окинул взглядом импровизированный стол. – Нам прибраться?

– Не стоит. Ведите себя естественно.

В дверь вежливо постучали, Берингар вежливо открыл. Поклонился даже. На лице Никласа застыла любезность, как пролитое вино, замёрзшее на зимней улице. Он определённо не ожидал увидеть своих жертв целыми и невредимыми, бодрыми и жующими, включая тех, кого потерял из виду ещё накануне.

– Приятного аппетита, – криво улыбнулся хозяин и поднял глаза на Берингара. – Отлучались?

– Искали? – в тон ему ответил Берингар.

– Да, хотелось обсудить пару вопросов. Понимаете ли, ваши люди так умаялись, что уснули ещё до ужина, и разговора не вышло.

– Вы были так любезны, что поддержали их крепкий сон самыми гостеприимными чарами, – отметил Берингар. Арман вытянул шею, чтобы видеть лица говорящих, и понял, что не зря: сейчас что-то будет. – Очень жаль, что вы не нашли нас. Насылать дурной сон гораздо проще, когда смотришь жертве в лицо.

– Не понимаю, о чём вы, – криво ухмыльнулся Никлас. Во дворе позади него маячили парни с вилами самого беззаботного вида. Что вилы, что парни…

– Хорошо, что не понимаете, – заверил его следопыт. – Возможно, в этом ваше счастье. Но, кажется, вчера вы меня отлично поняли и даже согласились.

– Вот ведь баран упёртый! – не выдержал старик и снова сплюнул. – Сколько можно повторять, не буду я ничего про нас выбалтывать! Так хорошо жили, послав к лешему этих треклятых старейшин, и тут опять поминать! Вам, что ли, словами непонятно? Не умеете принимать отказы, да? Ну так я делом… сколько б вы домов ни обошли, вам больше ни одна самая замшелая старуха двери не откроет. – Никлас сдержанно бесновался, Берингар терпеливо слушал. Видимо, это и довело хозяина до ручки, и его лицо побелело от гнева. – Терпеть не могу таких, как вы… упрямы, назойливы, что твои мухи, и ради чего? Сразу видно солдатова сынка! Есть приказ – надо выполнять, а зачем, а кому это нужно?! Вбили в одну голову какую-то светлую надежду, и пошло-поехало. Нет, любезный, со мной это не сработает. Я тоже упрям! И рожа твоя каменная меня не запугает!