Текст книги "Книга чародеяний (СИ)"

Автор книги: Katunf Lavatein

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 54 страниц)

– Ладно… – Милош отпихнул Адель. – Держи его за голову, я сделаю всё остальное. Не говори ему потом про это сравнение, но однажды у нас соседская собака…

Ценой некоторых усилий ему удалось влить лекарства. Они выдохнули с облегчением и переглянулись, думая, что делать дальше.

– Присмотри за ним, – велел Милош и направился к двери. – Я скажу Арману. Надеюсь, они ещё не сели ужинать.

Адель не успела возразить, что лучше бы сделать наоборот, как дверь за ним закрылась. Растерянная, она опустилась на колени рядом со скамьёй, чувствуя себя ужасно неловко. Адель никогда не умела «присматривать» ни за кем, начиная с себя, а брат последний раз болел и нуждался в её помощи лет семь назад, не меньше. И что делать? Она протянула руку и осторожно коснулась лба Берингара, который оказался слишком горячим. Тот снова глухо застонал и сделал попытку отвернуться к стене.

Когда пришёл Арман, Адель убедилась, что зелья на этот раз не помогли: колдовские настойки тем и отличались от обычных, что действовали быстрее. Если, разумеется, вообще могли подействовать.

– Кажется, ему только хуже, – Адель всё ещё казалось, что это происходит не с ней и говорит не она. – Иначе бы уже сработало хоть что-то.

– Времени мало. Я оставил с ними Милоша, но кто-то должен говорить по делу… – Арман закрыл дверь и быстрым шагом прошёл к ним. Его лицо было холодным и отстранённым, как обычно у Берингара. – Я не могу быть уверен, но это не обычная хворь. С нами ничего не случалось, он был здоров, если только…

– Если только что?

– Тот мальчик. Помнишь?

Адель вспомнила сразу. Брошенный в них камень был самым обычным, но мелкий поганец зарядил свой бросок проклятиями. Не смертельными, силёнок бы не хватило, но вполне настоящими… И эти проклятия предназначались ей.

– Порча?

– Скорее всего. Похоже, – Арман, как всегда, казался спокойным, но Адель поняла, почему: он просто надел чужую маску, перенял манеру поведения Берингара, превратился на одну десятую. Собственные чувства брат отодвинул на дальний план, и сейчас это оказалось более чем к месту. – Никто из наших не умеет снимать порчу, в деревне помогут вряд ли, а искать мальчишку и требовать обратного заклятия – слишком долго.

– Милош не умеет? Мне казалось…

На этот раз их защита оказалась с брешью, причём серьёзной. Амулеты Лауры защищали от порчи только книгу – не людей, что до способностей Адель, в начале пути она сводила подобный сглаз с соломенной куклы, владея чёткими инструкциями от наславшей его ведьмы и работая с настоящими материалами – ногтями и волосами. Что бы ни произошло в этот раз, виноватый во всём мальчишка не трогал Берингара и пальцем.

– Это он про мать рассказывал, нет. – Арман порылся в карманах и вытащил свёрток в форме ключа. – Есть ещё выходы, но я боюсь не успеть. Бер дал мне этот ключ… он ведёт в его дом, там точно окажут помощь или хотя бы скажут, что делать. Найдут нужного человека. Ты справишься? Надо только попросить помощи, – Арман осёкся и улыбнулся. – Прости, забыл, что тебе стало лучше. Конечно, ты всё сможешь.

Адель слушала его, не сводя глаз с ключа и по-прежнему держа ладонь на лбу Берингара, словно это могло как-то сдержать болезнь. Решение было под носом, Арман говорил правильные вещи, а она замерла во времени, зажатая в тиски собственным страхом. Когда-то она говорила себе, что способна лишь на три чувства – любовь, ненависть и страх, и все они относились к брату. Сейчас брат был в полном порядке.

– Мне никогда не доверяли чужую жизнь!

– Я доверял тебе свою, – быстро ответил Арман. – Пожалуйста, сходи туда. Тебя послушают, помнишь Юргена? Он должен быть там, он тебя услышит.

«Не бойся», повторила себе Адель. Она кивнула и увидела, как брат проворачивает ключ в замочной скважине. Арман выбрал дальнюю комнату, чтобы остальные не оказались отрезаны от помещения, и вскоре в проёме начал проявляться незнакомый тёмный коридор.

– Как смогу, пришлю кого-нибудь ещё, – Адель заметила, что брат чего-то недоговаривает, и вопросительно шевельнула губами, не издав ни звука. – Да, у нас здесь тоже проблемы. Но я разберусь… иди, пожалуйста, – Арман последний раз глянул на Берингара и поспешил к выходу, но удивлённо замер, когда увидел, что делает сестра.

Она тоже удивилась, но после. Раньше гнев придавал ей сил, и Адель могла не только колдовать сверх меры, но и ломать мебель и бить чайники без помощи каких-либо стихий. Разумеется, она не становилась чрезмерно сильной, подобно легендарным великанам, и длилось это недолго, однако стоило использовать даже краткосрочное преимущество. Обо всём этом Адель подумала уже задним числом, а сейчас она делала последний шаг к дверному проёму, держа Берингара на руках. За счёт роста он был тяжелее неё, но Адель даже не заметила, хотя руки у неё дрожали. Страх тоже может придать сил, отстранённо поняла она.

– Ты ведь сказал, что у нас мало времени.

Арман кивнул, проводил её странным взглядом и исчез из поля зрения, когда Адель повернулась лицом к двери и, осторожно ступая, прошла внутрь.

***

В доме, похожем на замок, никто не вышел ей навстречу. Будто в страшном сне, Адель шла почти вслепую по длинному незнакомому коридору. В темноте тускло отсвечивали портретные рамы и до блеска натёртые ручки дверей, монотонно повторяющиеся по левую руку. Одна из дверей выдавала кого-то внутри – тонкий ломтик света выглядывал через неровную щель, и Адель направилась к нему.

Чуть раньше, проходя через зачарованную дверь, Адель была почти рада тому, что Берингар не реагирует: она не имела ни малейшего понятия, как ему всё это объяснить, да и гораздо проще нести человека, который не сопротивляется. Сейчас ей не нравился ни озноб, бьющий следопыта, ни исходящий от него жар, ни тихое, едва различимое шипение сквозь сжатые зубы: этот человек даже без сознания не позволял себе крика. Сейчас ей хотелось, чтобы он очнулся хоть на мгновение и что-нибудь сказал: не слова утешения и не очередную нотацию, а любую подсказку, она бы подчинилась и без сомнений открыла дверь. Но подсказок не было, и пришлось стучать. Ногой.

Дверь распахнулась внутрь, чего Адель не ожидала, но так было даже лучше. Краем глаза она успела разглядеть четыре квадратных портрета на стене, забитые книгами полки и резные дверцы секретеров, несколько кресел, обитых тёмным бархатом. Человек, сидевший за столом, резко встал и молча, без лишних движений навёл на них заряженный пистолет.

Это был Юрген Клозе. Сразу он не выстрелил, скользнул взглядом по незваным гостям и на мгновение сделался белее мела. Он решил, что его сын мёртв.

– Простите, – голос Адель был на удивление ровным, вся дрожь передалась рукам и ногам. – Мы не можем… мы думаем, это порча.

Юрген тихо выдохнул и справился с собой быстрее, чем Адель успела моргнуть. Он сунул оружие за пояс, прихрамывая, подошёл к ним, забрал Берингара и сказал:

– Ждите здесь, фройляйн. Можете выпить, только не трогайте моих писем.

После чего он вежливо улыбнулся, как ни в чём не бывало, и вышел. Из коридора послышались распоряжения на немецком, отдаваемые спокойным, чётким голосом.

Всё это заняло меньше минуты, и Адель оказалась не готова к тому, сколько разных эмоций может вместить в себя минута. Когда закрылась дверь, она рухнула в ближайшее кресло, глядя на свои руки: те дрожали, постепенно успокаиваясь, и ныли до самых плеч. Ей всё-таки было тяжело, но прежде она этого не замечала. Выпить хотелось, однако Адель напомнила себе, что у них сплошные проблемы и дела, и надо ещё возвращаться к брату и остальным.

Но это будет потом. В минуту затишья мысли Адель умчались далеко от места, где она оказалась, и от тех, кто был с ней рядом: сделав всё, что в её силах, она словно отключилась от происходящего и тупо смотрела перед собой, размышляя обо всём подряд и ни о чём сразу. Раньше бы она согласилась выпить, разорила секретер и ещё б разбила бокал в придачу. С другой стороны, раньше она бы не поступила так, заартачилась, велела позвать Милоша, чтобы он со всем разобрался, или просто поставила всех перед фактом, что её не касаются чужие проблемы… Адель не одобряла своих прежних решений, но и не испытывала сильных угрызений совести: она хладнокровно препарировала себя, как лягушку скальпелем, и пыталась понять, кем была и кем стала. Это было сложно, и это занимало почти все мысли Адель, когда ей было нечего делать.

Как открылась и закрылась дверь, она не заметила, но разобрала шаги – один чуть короче другого. Адель подняла глаза и увидела Юргена, который смотрел на неё сверху вниз с безмятежной теплотой и держал бокал, заполненный на треть чем-то солнечно-янтарным.

– Выпейте, фройляйн, обратно в ночь я всё равно вас не отпущу.

Адель выпила, не поморщившись, и поставила бокал на край стола. Хозяин комнаты и дома то ли кого-то ждал, то ли только что вернулся: на нём был тёмно-синий мундир с симметричными белыми пуговицами, на столе лежал головной убор с плюмажем. Значение всех деталей формы и перевязи Адель определить не могла, но точно отметила, что Юрген был при оружии. Он всегда был при оружии.

– Спасибо, – просто сказал Юрген. Несмотря на наличие новых приборов для освещения, придуманных в основном людьми, он жёг свечи, и отсветы живого пламени делали стареющее лицо удивительно подвижным, только глаза оставались озёрной гладью. – Вы пришли вовремя. Ещё чуть-чуть, и проклятье достигло бы сердца, но Бер всегда был выносливым…

– Как вы справились? – Адель не знала, что говорить, поэтому задала наиболее интересующий её вопрос.

– Не подумал, что стоит вам показать, прошу прощения. Одна моя служанка не умеет ни черта, но мастерски сводит порчу любых мастей. Вот уж не думал, что пригодится, – Юрген улыбнулся. – Гладит она просто отвратительно, однако ж… Но это не дело. Я обязательно попрошу её научить вас, но сначала вы отдохнёте.

– Спасибо за предложение, – осторожно подбирая слова, заговорила она, – но мне лучше уйти поскорее. Остальные, возможно, нуждаются в моей помощи.

– Вы устали сильнее, чем вам кажется, это во-первых, – Юрген внимательно смотрел на ведьму. Он видел то, чего не видела Адель: усталость осанки, тени под глазами и припухшие веки, тремор рук. – Во-вторых, из моего дома не так просто выйти через ключ, получится только один раз, потом придётся ждать. Следовательно, вы уйдёте только с моим сыном – прошу простить, если это прозвучало как угроза. Где вы были?

– В Саксонии, в колдовской деревне.

– В какой именно?

– На границе с лесом… – беспомощно сказала Адель. Она в душе не чаяла, где они находились, раньше за этим следили другие.

Юрген ободряюще кивнул и не отчитал её. Он задавал ещё какие-то вопросы, Адель отвечала, стараясь не выглядеть глупо. Она так привыкла к грубому или равнодушному обращению, или к злому, которое надумывала себе сама, что совершенно растерялась и оробела, когда с ней заговорили подобным тоном. Только брату можно было это делать… правда?

– Не буду утомлять вас долее. Насколько я понял, ситуация в самом деле серьёзная и вам лучше поспешить, – Юрген взял простой настольный канделябр на четыре свечи и проводил её по коридору. Из ниоткуда возникла служанка. – Это Ингрид, она вам поможет. Ингрид, это фройляйн Адель, наша гостья. Вы переночуете в этой комнате, я надеюсь, утром сможете уйти.

– Как он? – неловко спросила Адель, прежде чем Юрген распрощался. Ей казалось неправильным делать акцент на родстве, а назвать Берингара по имени она просто не смогла.

– Почти в порядке, Ингрид постаралась. Но до утра нужно лежать, иначе ничего не выйдет, – он снова улыбнулся, словно и не было той страшной минуты в кабинете. Не верить таким улыбкам Адель научил брат, хоть он об этом и не догадывался. – Доброй ночи, фройляйн. Ещё раз спасибо.

Дверь закрылась, они остались в широкой спальне. Казалось, все вещи здесь дорогие, но их было очень мало, и на каждом квадратном дюйме царил образцовый порядок – ничего лишнего и всё чистое. Ингрид, худощавая дама средних лет, тут же принялась квохтать:

– Ох уж эти мужчины, никогда не покажут, что у них на сердце. Сына чуть не потерял, а так глянешь – будто и не было ничего! Проклятьице-то слабенькое было, фройляйн, но старое, несколько часов – это предел, возблагодарите древнего духа и упрямство молодого господина… да, герр Клозе талдычит, что он вынослив, это так, но упрям больше – вы же знаете, фройляйн, что это важнее, когда имеешь дело с вредным колдовством.

Адель кивнула, радуясь, что ей не нужно отвечать, и внимательно слушая. Ингрид разобрала постель, предложила чистую одежду и принялась лихорадочно стирать пыль с подоконников, пока переодевалась гостья.

– Ни словечка, ни бровью не дёрнут, а на самом деле извелись все, только не покажут, видите ли, чтоб лишний раз не волновать. Гордые, они молчат иначе, а эти рыцари девятнадцатого века… вот они такие, сила нечистая, – ворчала Ингрид. Она была очень привязана к хозяевам, хоть и выражала это подобным образом. – И всегда были, даже при жизни госпожи… Жаль, вы её не застали, фройляйн, как бы было хорошо… Готовы? Хорошо, хорошо сидит. Это из моих запасов, к счастью, нашлось вам по фигуре. Сорочка-то она всего лишь на ночь, но тоже должно быть удобно, а то не сон, а чистое мучение. Вам, госпожа, надо что-нибудь?

– Нет, благодарю, – разлепила губы Адель. Ей в самом деле ничего не хотелось, а избавить её от собственных терзаний Ингрид не могла. Служанка, кипучая и энергичная женщина, коротко поклонилась и вышла, пожелав спокойной ночи.

Адель не подошла к окну, не осмотрела комнату и даже не глянула в зеркало – ей ужасно хотелось лечь. Отдёрнув высокий полог, она рухнула в постель и около часа лежала ничком без одеяла, одеревеневшая, замёрзшая и совершенно не сонная. Когда это странное состояние прошло, время было за полночь, но Адель так и не хотелось спать, что бы ни говорил Юрген. Он, конечно, был прав насчёт отдыха, но юная ведьма терпеть не могла считать овец, поэтому всегда старалась занять себя чем-то иным. И лучше – не мыслями… раньше ей приходилось успокаивать себя, теперь успокаиваться было незачем, но смутная тревога осталась. Адель ещё никогда не была спокойна наедине с собой.

Обычно в таких случаях она искала общества брата, но брата здесь не было, как и Мельхиора. Тревожить Юргена – глупо и неловко, Берингару нужно отдыхать, да и нечего ей сказать ему. Адель решила попробовать поболтать с Ингрид, но, выйдя из комнаты, столкнулась с очевидной проблемой: она не имела понятия, где эту самую Ингрид найти. Минутная боязнь одиночества победила приличия, и Адель зажгла слабенькое пламя на ладони и медленно пошла по коридорам чужого дома. Если спросят, скажет, что заблудилась или ходила во сне… Опасно, конечно, вести себя подобным образом в доме военных, но, как заметил Милош, магам лучше опасаться тех, кто на них не похож.

Дом был меньше, чем ей казалось поначалу. Точно не замок, скорее особняк, которых Адель не так уж много повидала в своей жизни. Больше всего жилище Клозе напоминало дом, в котором жила мадам дю Белле, но здесь не было ни светло-голубых тонов, ни обилия богатых безделушек, ни ковров: геометрическая строгость и ничего лишнего. Адель нашла приют в квадратной гостиной: здесь был холодный камин, несколько диванов, поставленных прямоугольником, резные панели на стенах и снова обилие книг. В этом доме любили читать… Заинтересовавшись, Адель подошла ближе. Лейбниц, Кант, переводы Декарта, трактаты по военной истории, неподписанные записки в кожаных переплётах – пронося ладонь с огоньком мимо этих томов, она зацепилась взглядом за соседнюю полку. Здесь стояли самые известные работы Гёте, увидевшие свет в конце прошлого века: «Страдания юного Вертера» и «Гёц фон Берлихинген». Адель пролистала обе книги. Пьеса о рыцаре её не удивила, в отличие от сентиментальных писем о любви. Конечно, в них говорилось не только о любви, но всё же странно – совершенно не вяжется с хозяевами дома.

Название «Книга песен» приглянулось ей более всего. Немецкий Адель понимала благодаря отцу, пусть и плохо, но кое-что могла прочесть. Стихи завлекли её скорее своими формами и окончаниями, чем смыслом, который оставался почти неуловим. Адель прислонилась плечом к деревянной полке и читала, как могла, водя над страницами ладонью с пламенем, стараясь не задеть ветхий переплёт. Ей показалось, что она не одна, но чуткий слух ведьмы не поймал ни стука шагов, ни скрипа половиц.

– Мне в хлеб и вино подсыпали

Отраву за каждой едой, – медленно прочла Адель, склонившись над выцветшими, много раз читанными строками. Её шёпот был тише шелеста этих страниц.

Одни своею любовью,

Другие своей враждой.

Но та, кто всех больше терзала

Меня до последнего дня,

Враждою ко мне не пылала,

Любить – не любила меня. [1]

Образы понравились ей, и Адель приняла позу поудобнее, перенеся вес на другую ногу. Можно было забрать книгу в постель, а потом вернуть, но ей не хотелось возвращаться в пустую спальню с голыми стенами и объясняться поутру, зачем, мол, она бродила по дому. Вряд ли кто-то сказал бы что-то против, и всё же Адель после каждого стихотворения обещала себе уйти и оставалась. Поэзия царапала её возродившееся сердце, и то, что она не понимала половины слов, только усиливало возбуждение чувств.

На этот раз шорох не послышался ей: краем глаза Адель увидела движение в центре комнаты.

– Кто влюбился без надежды,

Расточителен, как бог.

Кто влюбиться может снова

Без надежды – тот дурак, – негромкий ровный голос прочёл по памяти те строки, на которых остановился взгляд Адель. Она отлистала ровно три страницы с того момента, когда читала вслух.

Берингар полулежал на диване, укрытый одеялом, и задумчиво смотрел на неё. Адель ничего не сказала, и он продолжил так же тихо:

– Это я влюбился снова

Без надежды, без ответа.

Насмешил я солнце, звёзды,

Сам смеюсь – и умираю. [2]

Это Хайнэ, Адель. Кристиан Йохан Хайнрих Хайнэ, – сказал Берингар. – Когда первые стихи из этого сборника выходили в печать, мы все сходили с ума и стремились заучить их наизусть.

– И ты тоже? – не поверила она.

– Как видишь. Есть вещи, которых никому не избежать.

Адель вернула книгу на место, ещё раз проведя пальцами по истёршейся продольной ложбинке в центре корешка. Несмотря на отсутствие упрёков, она всё равно чувствовала себя, как застигнутая врасплох воровка.

– Я знаю, как это выглядит…

– Так, словно тебе не спится в чужом доме и ты ищешь компании, и находишь её среди книг. Не вижу в этом ничего предосудительного.

– А ты вообще-то спать должен! – Адель не могла больше терпеть такого отношения к себе: доброта пугала её, а прямолинейная вежливость была ещё хуже. – И никогда больше так не делать. Ты вообще понимаешь, что без тебя всё летит в тартарары? Тоже мне, ответственный!

– Не кричи, разбудишь Ингрид. Если тебе так хочется отчитать меня, можешь подойти поближе.

Лежащий мужчина в тёмной комнате, предлагающий подойти поближе – очевидная ловушка для юных дур, но Адель не считала себя таковой, и она знала Берингара: он не станет обманывать, к тому же раненый. С вызовом во взгляде она подошла и села, принципиально на краешек дивана, на котором он лежал. Вблизи следопыт выглядел хуже, чем раньше, но тёмной боли не излучал: выведенная порча оставляет следы на истерзанном ею теле, но изнутри больше не вредит.

– А вот и подойду. Ты меня слушал?

– Слушаю.

– А должен спать.

– Лежать, – поправил Берингар. – Если б мне нужно было спать, я бы попросил тебя уйти. Хотя, раз на то пошло, тогда меня бы потрудились перенести в спальню. Некоторые виды мелких проклятий требуют неподвижности, раз мне оказывали помощь в этой комнате – здесь мне и быть до утра. Ты запомнила, как это делается?

– Я не видела, – призналась Адель. – Юрген… твой отец оставил меня наверху.

– Возможно, это было ошибкой. Мне не нравится, что никто из наших не способен справиться с такого рода бедой, я и сам не знал бы, как поступить. Тебе известна разница между проклятием и порчей?

Адель сосчитала до десяти и выдохнула. Не злиться было трудно, но теперь Берингар, раненый и неподвижный, собирался прочесть ей лекцию. Посреди ночи. В своём доме.

– Насылаются они одинаково, и это всё, что надо знать…

– Лучше бы знать, как они сводятся. Если сводятся.

– Ты всегда такой зануда?

– Нет, – серьёзно ответил он. – В полнолуние – нет.

Адель скептически выгнула бровь и столкнулась со слабой улыбкой. То, что он пошутил, дошло не сразу. Адель всё больше убеждалась, что по пути случайно стукнула раненого по голове – препятствий было достаточно, и всё же она не могла не заметить, что улыбка, даже мимолётная и тонкая, как полумесяц, сделала красивее это лицо, обычно застывшее в своей холодности.

– Ты хотела что-то спросить?

– Не-ет, – протянула Адель. Ей пришло в голову, что это намёк на поздний час, но она одёрнула себя: это же Берингар, какие намёки. – Нет, ничего, кроме стихов. Мы… мы уходим утром, да?

– Полагаю, да, – Берингар протянул руку и взял что-то со столика, это были карманные часы. Положил на место, потянулся, снова уложил голову на подушки. – Возможно, тебе это не нужно, но я всё равно скажу: если ты хочешь что-то узнать, я отвечу в любое время.

Всё-таки он на что-то намекал, и весьма прозрачно. Адель задумалась. Обо всём, что связано с миссией и Гёльди, уже узнавал брат, говорить о шабаше было поздно – он уже прошёл и даже удачно, но ведь что-то было… Адель вздрогнула и незаметно для самой себя сгорбилась сильнее (она часто сидела так, опустив голову и подняв плечи, за что получала легонько от брата по спине). Кое-какой эпизод выпал из её памяти, и только Берингар мог его восстановить. Хотелось ли ей знать правду или нет? Все, кого она знала, выбрали бы правду, даже Арман.

– Принеси мне ту книгу, пожалуйста.

За то время, что Адель шла до шкафа и обратно, она немного успокоилась и взяла себя в руки. Нужна ли Берингару эта книга или нет, отсрочка пошла всем на пользу.

– Спасибо, – он взял фолиант, отлистал несколько страниц длинными пальцами. – Света не нужно, я знаю её наизусть. Давно не держал в руках. Надеюсь, ты тоже ответишь на один вопрос? Что я пропустил, начиная с момента, когда нас пустили в дом?

– Ты потерял сознание почти сразу, – послушно заговорила Адель. Приказной тон Берингара действовал на всю команду одинаково и безотказно – пришло время докладывать. – Мы суетились и не знали, что делать. Арман и Лаура с писарем были с хозяевами, мы с Милошем остались с тобой, но никак не помогли. Зелья не пригодились… потом Милош ушёл, пришёл Арман, дал ключ, всё мне объяснил.

– Почему не наоборот?

– Так получилось, – Адель поняла, что ей совершенно не хочется объяснять своё поведение, и соврала: – Мы перенесли тебя сюда, а потом Арман сразу ушёл, ему было пора. Они не виделись с твоим отцом.

– Понятно, – по лицу Берингара никак нельзя было понять, поверил он или нет, но, кажется, поверил. Адель стало немного совестно, но не признаваться же, что она притащила его на руках! Это что вообще такое? Ему точно не понравится. Как рыцарю. – Я очень благодарен вам обоим.

– Не за что… – стараясь отвлечь его от собственной лжи, Адель собралась с силами и произнесла: – Когда я разнесла собор, это ведь ты меня потом искал… и нашёл… Как это было?

Она мечтала услышать, что не сделала ничего дурного, но даже не надеялась на это. Перед тем как ответить, Берингар кивнул: это был тот самый вопрос, которого он ждал.

– Оказалось непросто. Ты летела по воздуху, что затрудняло поиски, но через полсуток я всё же смог напасть на след: оставалось лишь догнать. Больше всего я опасался, что ты разобьёшься насмерть, рухнув на землю, но этого не вышло – наверное, твоя магия тебя уберегла. Селяне на границе привели меня на нужное поле, – Берингар рассказывал историю, как сказку, и Адель до этого момента забыла, что речь шла о ней самой. При упоминании падения заныли кости. – Поначалу ты была без сознания, но никаких повреждений я не обнаружил. Чтобы вернуться…

– Постой, – она неохотно, заставив себя, перебила. – Поначалу, а потом? Кажется, я спала всю дорогу до Меца, но что было между этим?

– Действительно хочешь знать? – уточнил Берингар. – Я расскажу.

– Конечно, твою мать! – не выдержала Адель. – Я всю жизнь с этим живу и уж не сломаюсь от подобных новостей! Слушай, за несколько часов до того я едва не угробила брата, единственного близкого мне человека, а ещё раньше – осознала, сколько раз он был на грани гибели из-за меня… Я смирилась с тем, что причиняю боль близким и всем, кому угодно, и это уже не изменится, но теперь я хотя бы могу… держать себя в руках. Придётся помнить всё, что я когда-либо сделала, иначе это повторится и… Просто скажи мне, как было, ладно? Без этой вот дурацкой вежливости и не так, словно я ваза хрустальная! Если ты скажешь, что я расцарапала тебе лицо или пыталась утопить, или ещё что, я не упаду в обморок и не умру…

– Это неправда, – глаза Берингара сузились. – Ты не причинила мне вреда.

– Я в это не верю, – созналась Адель, не пряча своей горечи. В темноте были плохо видны их лица, и ей казалось, будто она говорит с братом. Она помнила, что это не брат. – Я не могла…

– Ты не причинила мне вреда, – повторил он, как показалось, холодно. – Этого не было.

– А что было?!

– Ты пришла в себя у меня на руках, – отрешённо продолжил Берингар. Адель вцепилась взглядом в его лицо, уверенная, что распознает ложь, но сейчас самый несведущий в людях человек показал бы, что Берингар правдив как никогда. – На тебе были синяки и много гари, но ты даже ничего не сломала, и крови я не обнаружил. Сначала ты попросила пить, потом – чтобы я убил тебя. Мне продолжить? – она кивнула. Молча. – Как скажешь. Ты просила много раз, и, когда я спрашивал, почему должен сделать это, говорила об Армане. Ничего конкретного, только повторяла его имя и плакала, – Берингар подождал, но Адель не перебила его. Слушать о своих слезах было странно и в самом деле неприятно, но она была гораздо сильнее удивлена, чем зла. – Ты говорила, что тебе страшно жить, пока ты несёшь только разрушения и смерть… Я обещал придумать что-нибудь, сделать всё, что в моих силах, но ты не очень внимательно слушала. Потом мы уехали, и я готов поклясться, что в дороге ничего не произошло.

Адель молчала. Она ждала чего угодно, но не пересказа собственных рыданий. Судя по всему, она действительно не дралась и не порывалась никого убить… только умереть. А ведь не подоспей Берингар вовремя, она набралась бы сил, доползла до реки и утопилась бы, лишь бы света белого не видеть.

– И ты придумал, – усмешка далась ей с трудом. – Воистину, человек слова.

– Ничего я не придумал, – с каким-то странным выражением возразил Берингар. Его взгляд оставался бесцветно-тусклым, как и всегда. – Затея с просьбой к мадам дю Белле провалилась, я зря на неё рассчитывал. Если бы не Милош, ничего бы не вышло, так что благодарить стоит его.

– Но это ты подвёл меня к пани Росицкой…

– Кто угодно мог сделать это, просто рядом оказался я. Когда мы добрались до Праги, решение стало очевидным.

Адель не согласилась с ним: если вдуматься, Берингар делал куда больше того, о чём говорил. С самого начала он старался сделать так, чтобы было как можно меньше нападок на Гёльди, выгораживал их с братом перед старейшинами и прочими вредными колдунами. Адель вспомнила, как он отослал часовщика Стефана под ложным предлогом, хотя всегда был далёк от лжи, и как крикнул на того же Стефана, когда тот собрался поиздеваться над Гёльди. Оставшееся безнаказанным убийство и открытая конфронтация с мадам дю Белле – и вовсе опаснейшие авантюры, за которые Бер мог получить сам и подвести своего отца. Другие мелочи вихрем завертелись у неё в голове – мелочи, на которые она только раздражалась или не обращала внимания вовсе, но это не делало их несущественными, вовсе нет. Теперь они существовали для неё в первый раз, и Адель поймала себя на том, что задыхается.

– Всё в порядке? – тихо спросил Берингар. Адель быстро покивала и, резко вскинув руку, принялась поправлять чёлку: она не хотела, чтобы он смотрел на неё, и сама не могла на него смотреть. – Хорошо. Как видишь, ничего ужасного не произошло, а теперь об этом и вовсе можно забыть.

Забыть? Нет, она никогда ничего не забудет, не сможет. Адель скосила глаза и посмотрела на книгу в руках Берингара. Она просто лежала там, эта книга, и не говорила ни о чём.

– Пойду я, – невнятно пробормотала Адель. – Нужно отдыхать. Всем.

– Нужно, – согласился Берингар. – Доброй ночи. Если что-то понадобится, звони в колокольчик – придёт Ингрид либо Эмма. Утром тебя разбудят.

Адель сделала ещё несколько энергичных кивков, встала, одёрнула платье, зачем-то отряхнула край дивана, где сидела. Сделав несколько шагов в сторону коридора, она всё-таки остановилась и обернулась в нерешительности.

– Берингар, – тихонько позвала она.

– Да? – послышалось из темноты. Несмотря на усталость, он всё ещё отвечал ей.

– Ты говорил мне что-то ещё? Там, в поле, когда я… хотела себя убить и плакала. Ты говорил что-нибудь ещё?

После минутного молчания он ответил еле слышно:

– Ты хорошо помнишь, что я тебе сказал.

Адель кивнула, поняла, что её никто не видит, и покинула гостиную. За окном смеялись звёзды и луна.

***

Утром Адель не встретила хозяев: завтрак и горячую воду ей принесли в постель, не приглашая к столу. Она не гадала, был ли в этом какой-то смысл, только жевала хлеб и считала минуты. В этом доме ничего дурного не произошло, но ощущение неуютности не покидало её, и хотелось как можно скорее вернуться к брату. К брату, и к Милошу с его дурашливой беспечностью и сарказмом, и к молчаливому писарю, разве что к Лауре не хотелось, но она никуда не денется. Как они провели ночь? Холодок тревоги пробежал по рукам Адель, но она успокоила себя тем, что ребята умные и со всем справятся. Наверняка они тоже встали, позавтракали и ждут возвращения…

– Всё готово, – сообщила Ингрид, появляясь на пороге. – Пойдёмте, фройляйн, я провожу вас до двери.

– Мне говорили, что мы поговорим про порчу…

– Такие дела за полчаса не делаются, – буркнула Ингрид. – А ночью спать всем надо, а тем, кто ночью не спал – с утра. Узнайте у кого-нибудь другого, фройляйн. Штука это долгая и кропотливая, знахари и те путаются через раз. Здесь, – она остановилась и показала на обыкновенный деревянный стул, окружённый двумя-тремя закрытыми дверьми. – Подождите, фройляйн, скоро выйдут господа. Жаль, что ничему вас обучить не смогла, но тут уж правда некогда.

– Ничего страшного, – заверила её Адель. Перед глазами всплыло осуждающее лицо брата. – Спасибо, вы нам очень помогли, – добавила она с трудом, и укоризненный Арман исчез. Ингрид улыбнулась, покивала, присела в реверансе и скрылась на лестнице, напевая какую-то песенку на родном языке.