Текст книги "Книга чародеяний (СИ)"

Автор книги: Katunf Lavatein

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 54 страниц)

– Спасибо, – невпопад сказал Милош, не зная, как бы его отвлечь. В глубине души он всё-таки цеплялся за то, что сказал Берингар, и не хотел опять рыдать, ещё и в толпе. – Я думаю, это… об этом можно поговорить потом.

Пауль намёков не понимал.

– Тут нечего стыдиться. Я так не люблю, когда кто-то умирает, – поделился он без всякого сарказма, словно не понимал, что такое в принципе мало кому нравится. Бесхитростность Пауля резко контрастировала с характером его друга, и так сложилось, что речь пошла именно об этом. – Всегда грущу. На войне солдат знает, на что идёт, а вне её…

– Верно, – присоединился Небойша и стиснул свободное плечо Милоша. Их поддержка была такой искренней, что Милош растерялся окончательно. И приятно, и неловко, если Арман жив… и невыразимо больно, если он всё-таки мёртв, а им-то что отвечать? Такие славные ребята.

– И ведь самому справиться как-то можно, – продолжал Пауль. К счастью, он говорил не очень громко, тише обычного, но останавливаться явно не собирался. – Не знаю, может, только у меня так. А вот когда у твоих друзей кто-то умирает, и ты не знаешь, что сделать и сказать, и знаешь, что никогда не заменишь… вот когда не стало фрау Вилл…

Пауль не смог договорить, потому что госпожа Моргана призвала всех к тишине. Наконец-то! Милошу совершенно, абсолютно, безусловно не хотелось слушать о том, как Берингар хоронил мать. Наверняка до этого он был совсем другим человеком. Наверняка у них с Паулем такие тёплые отношения, потому что Пауль тогда был рядом… Милош тихонько выругался и сморгнул слёзы. Всё это страшно надоело. Книги, смерти, какие-то враги, какие-то обманы… Хотелось домой и спать, и чтобы все были живы, но он понимал, что до этого ещё далеко. Значит, придётся ждать.

– Роберт Хартманн, – сказала Моргана. В зале повисла тишина, только тихонько гудела книга, прошлой весной она так не делала. – Мы просим вас подойти.

Шаги и шорохи – расступается толпа, шаги и цокот трости – господин посол подходит к постаменту. Милош немного сместился, как и все, кто стоял на проходе, и теперь был рядом с отцом и Небойшей; Пауль ушёл как можно дальше, потому что из-за его широкой спины никто никогда ничего не видел. Хартманн подошёл к постаменту с книгой без всякого труда, разве что тяжело гнулась больная нога, и остановился совсем близко. Его лицо ничего не выражало – он ждал, что скажут старейшины. Знать бы, что сейчас в голове у господина посла! На вид он не столько спокоен, сколько отрешён, как будто с духами общается, а не стоит здесь.

– Хорошо, – сказала Моргана, как будто первый этап проверки был пройден. – Прошу вас.

Она намеренно не давала указаний, никто не давал. Знал ли посол, что делать? Прежде – наверняка, но последнее время артефактом занимались только старейшины, и Хартманн мог лишь гадать о его свойствах, что и проделывал весьма успешно. Он усмехнулся и взял в руки книгу чародеяний. Без перчаток, без предварительных ухищрений, без каких-то заклинаний или страшных клятв.

Толпа ахнула, старейшины только переглянулись между собой. Мало кто знал, как должно выглядеть овладение артефактом, что должно произойти, на этот раз не из-за безалаберности старших магов: во всей истории колдовства не было ни одного подобного прецедента.

– Так-так, – пробормотал Хартманн, уткнувшись носом в самые страницы. Что бы он ни проделывал с артефактом, остроты зрения это явно не прибавило. – Посмотрим. Глава о зельях, способствующих… гм, прошу прощенья, не самые пристойные материи, – он перелистнул страницу, и Милошу показалось, что он узнал издалека красивый почерк господина писаря. – О! Глава о зельях любовных и о том, почему они не способны пробудить настоящие чувства. Господа старейшины, вы хотите, чтобы я почитал вслух?

– Нет, заглавия достаточно, – произнёс Мерлин. Он, как и все, внимательно наблюдал за происходящим и ничего не объяснял. – Продолжайте.

Хартманн пожал плечами и повертел книгу в руках, побряцал цепочками, подёргал за ремешки. Могучий артефакт не плевался огнём и не обжигал ему руки, вообще ничего не происходило, и это доказывало, что он не против такого обращения. Как минимум это послу удалось. Милош быстро осмотрел лица, мерцающие бледно-голубым на фоне тёмных сводов: уважение, страх, радость, недовольство… и облегчение. Большинство из тех, кого он видел, из стражников и послов самых разных стран, было счастливо видеть, что непонятная и опасная штука кого-то приняла. Пусть они и лишились кое-каких привилегий, зато не лишились головы, но что с ней будет делать Хартманн? Милош не сомневался – это не конец, да и другие не собирались ни расходиться, ни аплодировать.

Пока он держал светящуюся книгу в раскрытом виде на обеих ладонях и смотрел на неё сверху вниз. Потом поднял глаза на старейшин.

– Итак, – сказал он торжественно и почтительно. – Она меня не отторгает, как видите; многие из нас уже знают, как это бывает, что ж… результат налицо. Но я вынужден напомнить вам, что комплект неполон. Если мне не изменяет память, здесь недостаёт кое-каких вещичек.

Берингар по указу старейшин поднёс чернильницу и перо, водрузил их на постамент, а рядом положил маленькую коробочку, обитую бархатом. Что там внутри, Милош не видел, но была же ещё печать. Симпатичная штучка, на ней изображалась книга, сзади – скрещенные наподобие шпаг перья и ещё какая-то пафосная ерунда. Впрочем, под конец пути от крови Берингара там не получалось что-то разглядеть. Интересно, подумал Милош. Очень интересно.

Старейшины явно проверяли посла, не давая ему никаких подсказок, а он пока справлялся. Все остальные молчали, не в силах говорить от напряжения, только изредка доносились покашливания да шарканья ногами, ну не могли старики стоять смирно. Книга лежала тихо… Милош вытянул шею, низенький стражник справа от него неудачно встал на цыпочки и чуть не упал. Опять пришлось подставить плечо немцу... Хартманн вернул книгу на постамент, благо места хватало, и по очереди изучил все другие предметы: тщательно, подолгу, едва ли не обнюхивая каждый. Потом он добрался до печати, задумчиво поглядел на неё, поднёс к глазам. Положил обратно.

– Итак, – повторил он. – Что дальше?

Старейшины переглянулись, кое-кто выдохнул с облегчением, кто-то покачал головой. Единства в их рядах не было, но мало кому хотелось выражать несогласие открыто, а повода придраться больше нет – условия соблюдены, голоса собраны и даже ничего не взорвалось.

– Книга ваша, – нестройным хором произнесли они. Заговорил Мерлин: – Она в самом деле не отторгает вас, Роберт, и это хорошо. Признаться, мы не хотели, чтобы хранителем был кто-то один, но в ходе собрания прозвучало немало умных идей… разумеется, вы не будете один, совет старейшин продолжит оказывать вам поддержку…

– Н-да. Поддержку. Благодарю, – пробормотал Хартманн, как показалось Милошу – с мрачной иронией. Уж не писаря ли Арманьяка он вспомнил? Или какие другие обещания совета старейшин, которым не суждено было сбыться? Список-то немаленький.

– А я не доверяла лично вам, – призналась Моргана, – по старой памяти, но артефакт не ошибается. Не может ошибиться в этом… Значит, решение собрания окончательное. Роберт Хартманн, мы нарекаем вас хранителем книги чародеяний.

– Ура! – невпопад вмешался Хольцер и захлопал в ладоши. Его тут же одёрнули, потому что не стоит так шуметь в нижнем зале, но радость оказалась заразительной, всех ненадолго отпустило. Старейшины, как и в прошлый раз, промычали что-то, похожее на ритуальное пение… Стражники не двигались с места. Время не застыло, но двигалось как-то неповоротливо, будто спотыкаясь об каждую секунду. Дело было не в том, что атмосфере не хватало торжественности. А в том, что счастливый обладатель артефакта особого восторга не выказывал.

– Неужели это было так просто? – поинтересовался он, глядя на книгу и прочий зачарованный хлам на постаменте. Милош прислушался, и остальные понизили голос. – Странно, уважаемые господа старейшины… весьма странно. Значит, теперь она моя?

– Ваша, – подтвердили старцы в капюшонах, но, похоже, их его тон тоже насторожил. И то верно: это вовсе не было «просто». Поди докажи всем, что ты самый умный, самый готовый, самый достойный… и глупостей не говори, и не шарахнись от книги в последний момент. У самого Хартманна весь этот процесс отнял немало сил, честно говоря, старик чуть ноги не протянул. Так рассуждал Милош, хотя что-то подзуживало его согласиться с послом: шуму-то было сколько! Зато всё честно, но тут к гадалке не ходи, уже завтра объявятся первые недовольные. И среди них точно будет Свен.

Хартманн задумчиво склонил голову к плечу и провёл ладонью над обложкой книги, повторяя жест с предыдущей церемонии.

– Aperta, – сказал он. «Откройся». Милош с детства обращал внимание на то, что обычная речь и ритуальные фразы на латыни произносятся как-то по-разному, вторые как будто с особой интонацией, в которую вкладываешь силы. Хартманн вложил, но ничего не произошло.

Тогда посол открыл её руками и внимательно вгляделся в текст. Первая страница – Берингар Клозе, Милослав Росицкий, Лаура Хольцер, Арман Гёльди, Адель Гёльди… Мерлин издал смешок, который с натяжкой можно было принять за отеческий.

– Нет, Роберт, боюсь, это у вас не выйдет. Не выйдет почти ни у кого… Полагаю, вы вспомнили, как летом распоряжалась книгой наша коллега. Вы знаете не хуже прочих, что с тех пор многое изменилось: больше новых сведений, больше новых чар, да и время не щадит заговорённых страниц… Оно меняет всё, это время. Не сказал бы, что в нашу пользу.

– Хранение, – с нажимом сказала Моргана. Она больше не улыбалась. – И только. Вы не можете как-то воздействовать на артефакт, как не можем уже и мы, её создатели.

– Я понял, – рассеянно ответил Хартманн и поднял на них глаза. Милош не видел его лица, зато видели другие – старейшины и Берингар. – Самостоятельная штучка, с характером. Нет, друзья мои… Боюсь, подобный расклад меня не устраивает.

И господин посол отложил книгу, как если бы вздумал от неё отказаться. Прежде чем кто–то успел что-то понять, он резко взмахнул рукой, рассекая ладонь об острый угол постамента.

– Роберт! – воскликнули несколько человек, включая Джеймса Дерби, Эрнеста Хольцера и пана Росицкого.

Хартманн не ответил. Он внимательно посмотрел на свою ладонь, дождался, пока выступят алые капли, и взялся этой же рукой за полномочную печать. Когда кровь коснулась воска и обрамляющих его лент, книга чародеяний перестала светиться и закрылась сама собой с тихим мягким хлопком. На свет вылетела одинокая пылинка – и тут же исчезла.

Теперь книга выглядела обычной книгой, но ни Милош, ни кто-либо ещё не поддался на это: сгусток магической мощи, застрявший в воздухе нижнего зала, как ком в горле, стал только плотнее, и люди начинали ослаблять шейные платки, чтобы дышалось полегче. Никто не хлопал. Потрясённые старейшины молчали. Что-то явно шло не по плану.

– Aperta, – шепнул Хартманн, и книга чародеяний открылась. – Claude, – сказал он, и книга закрылась. Роберт Хартманн улыбнулся. – Вот и славно… Совсем другое дело.

Старейшины наконец обрели дар речи.

– Подмена! – заголосил один из них. – Подмена! Невозможно!

– Такого не может быть, – подтвердил Мерлин. Его глаза злобно сверкнули из-под капюшона, от отеческого тона не осталось и следа. – Роберт Хартманн! Это не ваша кровь!

– Вот как? – удивился Хартманн, наконец обратив внимание на вопли. Он выглядел как обычно, и Милош отдал должное выдержке посла, хотя, может, тот просто задумался и не заметил поднявшейся суеты – что тоже вызывает уважение в таких условиях. – Я-то думал, что моя. Но вы ведь всё видели, господа, своими глазами…

– А у вас что, список был заготовлен, чья кровь нужна, а чья не нужна? – грозно вопросил Свен, и с ним согласилось человек десять. Возмущение способствует озарению, и до многих одновременно дошла суровая истина. – Зачем тогда мы воздух сотрясали столько времени?!

– Совершенно не зря, – с достоинством ответили старейшины. – Мы готовились отдать книгу честному человеку и признанному магу, и кровь не имеет к этому никакого отношения. Ритуал с печатью остался в прошлом, это не для… тише, пожалуйста! Тише! Это не нужно для хранения книги, и для овладения тоже не нужно! Вы и сами видели, что она приняла господина Хартманна, как он принял её. Но дальнейшее – обман!

– Обман. Обман!..

– Подмена!..

– В самом деле, зачем он это сделал?

– А он ли это?

– Нельзя обмануть книгу чародеяний, – мягко и вежливо сказал Роберт Хартманн, глядя на разгневанных старейшин. Книга опять лежала у него в руках, и ей было хорошо. Двусмысленная вышла фраза, но все были слишком напуганы и возмущены, чтобы обратить на это внимание.

Милош подумал о том, что тогда Берингар точно мог овладеть книгой без всякого труда, он ведь столько раз распоряжался ею. И писарь мог бы, будь он жив, вот у кого фолиант попил кровушки во всех смыслах. «Плоть и кровь», так говорили об их магической связи… А о старейшинах говорили что-то другое. Возникла у Милоша ещё одна мысль, но он отгонял её на подсознательном уровне – потому что это было слишком плохо, потому что это было слишком страшно, и потому что это сделало бы его полным и окончательным слепым идиотом, чего он вовсе не хотел.

– Список тех, кто повязан с книгой кровью, действительно существует, – заговорила Моргана, явно собираясь подойти ближе. – Однако он не связан с овладением, иначе бы всё было слишком просто… иначе бы мы ничего не решали. Уважаемые маги, тише! Я повторяю, мы не возражаем против того, чтобы артефакт получил достойный маг, и никогда не возражали, но это – подмена!

Она сделала широкий шаг вперёд, но тут же шарахнулась назад, едва не упав, подхваченная кем-то из толпы. Сверкнула молния. Это Берингар вытащил свой клинок и, снова воспользовавшись им не по назначению, выбросил руку в сторону, отрезая путь к постаменту. Теперь никто из совета старейшин не решился бы пройти вперёд.

– Вот даёт, – пробормотал Небойша. Милош только промычал что-то невразумительное – такого даже он не ожидал.

– Молодой человек! – заголосили старейшины. – Вы превышаете свои полномочия!

– Я знаю, – невозмутимо сказал Берингар Клозе. – Пожалуйста, не приближайтесь к постаменту.

Милошу уже доводилось наблюдать, как Бер поступается правилами или идёт резко против вышестоящих, как было с Хольцером или мадам дю Белле, но сегодня он превзошёл себя. Или сошёл с ума. Его лицо ничего не выражало, а светлые глаза смотрели в упор на Хартманна. То, что он предпочёл задержать старейшин, а не его, навело присутствующих на одну весьма разумную мысль.

– Да это же заговор! – воскликнул Свен, ударив себя в грудь. – Заговор Пруссии! Вы… вы заодно!

– Дурость какая, – пробормотал пан Михаил, внимательно за ними наблюдавший. Милош прислушался. – Если б то была Пруссия, Юрген был бы на свободе, либо это другой заговор.

– Это не заговор, – спокойно ответил Берингар. – Я всего лишь выполняю свои обязанности, чётко оговоренные между мной и советом старейшин и неоднократно подтверждённые в письменном виде. Книга чародеяний приняла решение, принял его и новый владелец, и совет старейшин. Насколько мне известно, это главное условие после голосования, и у всех перечисленных событий достаточно свидетелей. Всё сходится, и я считаю своим долгом пресечь ваше недоверие.

– Не всё, – поправила Моргана, вернув самообладание и почти не глядя на полоску заговорённой стали под своим носом. – Не сходится личность человека, за которого голосовали, с его возможностями. Мы не можем этого допустить.

– Докажите, что это вы, – потребовал крючконосый сосед Мерлина. – Докажите, герр Хартманн, и книга ваша.

Посол пожал плечами и обернулся к толпе, ожидая то ли вопросов, то ли поддержки. Толпа подавленно молчала. И заклятые враги были бы рады завопить – вот, я так и думал, Роберт всё время вёл себя странно! Но Роберт не вёл себя странно, и каждый, кто хоть немного знал его, мог это подтвердить.

– Вы что, – неуверенно сказал Хольцер. – Это же наш Роберт.

– Верно, – согласилась Чайома. Как бы она ни относилась к Хартманну, она была честна с собой и окружающими. – Лис всегда остаётся лисом, и добрые, и дурные стороны его души мне видны, как на ладони.

– Такой же великий человек, – с уважением сказал Хольцер, продолжая подлизываться.

– Такая же хитрая дрянь, – еле слышно буркнул кто-то из французской стражи.

Милош поглядел на отца, тот кивнул, не поворачивая головы. И пан Росицкий подтверждает, он в своё время неплохо знал Хартманна… Милош решил, что ему в голову лезет всякая чушь, а потом зачем-то снова посмотрел на Берингара. Тот, похоже, уже ни в чём не сомневался. Много ли в колдовстве способов выдать себя за другого человека? Некачественных – полно, такой морок рассеивается по щелчку пальцев. Но ни у кого из присутствующих глаза не заволокло, и подозрительных зелий с утра никто не пил, и не наводил порчу, и вымуштрованные стражники-чародеи заметили бы странные запахи или звуки. Да и книга… Похоже, скоро другие догадаются о том, о чём Милошу по-прежнему не хотелось даже думать.

– Обыщите его комнаты! – выкрикнул кто-то из толпы. Стража не шелохнулась: они подчинялись, пусть и не всегда охотно, совету старейшин и Берингару, но старейшинам было боязно распоряжаться из-за берингарова клинка. По большому счёту, только это и уберегло господина посла от заслуженного обыска профессиональных нюхачей, это и дальнейшее вмешательство мадам дю Белле.

– Господа, мне известно, как проверить это, – неожиданно выступила мадам. Голос её был холодным, холоднее стали. – Вам известно, что мы с Робертом старые друзья. Есть вещи, которые может знать только он, но я считаю их достаточно личными для себя, чтобы расспрашивать подробно… так что мы снова загнаны в ловушку доверия. Скажите, мне вы доверяете?

Старейшины коротко посовещались и ответили, выглядывая из-за светящегося клинка:

– Да-да. Доверяем.

– Мы вам доверяем, Вивиан дю Белле.

– Хорошо, – теперь мадам смотрела только на Хартманна. В её взгляде не было ни тепла, ни жалости, и Милошу почему-то вспомнился её фарфоровый сервиз, кабинет и сухой голос, которым госпожа посол спорила с Берингаром. – Роберт, если это вы…

Кажется, она не на шутку насторожилась или что-то заподозрила. Все молчали. Хартманн одарил мадам дю Белле долгим взглядом, в котором безошибочно читалась боль. Милош ждал, подспудно надеясь, что посол сейчас ошибётся. Или не ошибётся. Проклятое пламя, он не имел понятия, чего хочет теперь.

Мадам колебалась с вопросом, и Хартманн опередил её:

– О чём мне рассказать им, Вивиан? О театре «Одеон»? О том, что было в Сен-Дени, или, быть может, о наших встречах в венской опере?.. Признаться, я никогда не думал, что придётся вот так… Хотя о чём это я, – старый лис героически улыбнулся, примиряясь с судьбой, – мы, дипломаты, люди циничные и чёрствые, любая тайна становится инструментом в наших руках.

– Какую пьесу мы смотрели? – мадам дю Белле держалась лучше, но и её выдержка дала трещину. Господин посол задумался, наморщив лоб, и ответил:

– Точно не назову, но что-то из Бомарше…

Что бы там ни было, Вивиан дю Белле осталась убеждена. На какой-то миг на её лице даже промелькнуло чувство вины, но то могла быть игра света. Госпожа посол выговорила вполголоса «это он», опустила голову и ушла в тень.

– Что такое? – шепнул Милош, обращаясь к отцу. – Может, они заодно?

– Не думаю, – так же тихо ответил пан Росицкий, он продолжал украдкой присматриваться к остальным. – Полагаю, это у них что-то личное с Вивиан. Знаешь, я ему верю… Вивиан всегда казалась мне немного суровей. Может, потому что у неё детей нет, – тут он должен был печально вздохнуть, но забыл, всерьёз занятый размышлениями.

Милош тоже поверил и выдохнул с облегчением. Берингар не опустил шпагу, старейшины ничего не сказали, Хартманн не стал развивать разговор с мадам дю Белле, отвернувшись от неё и снова изучая книгу с атрибутами. Всё было решено, и у старейшин не осталось никакого повода снова отменять церемонию. По всему выходило, что Хартманн сделал всё правильно, но просчитался в конце – незачем было руку резать, и этот жест явно менял всё… Однако сам посол вовсе не выглядел проигравшим. Он выглядел удовлетворённым, и это совершенно не вязалось с тем, будто его в чём-то разоблачили.

– Позвольте мне сказать пару слов, – Хартманн коротко откашлялся и снова обвёл взглядом толпу; не всех, ближайших. – М-да… забавная вышла ситуация, но скоро вы убедитесь, что это было необходимо. Что до крови, господа, вы настолько уверены в своих словах? Не стоит забывать о том, что в последние столетия колдовскому сообществу не пристало покидать свои… невидимые границы, скажем так. Я, конечно, копался по юности в своей родословной, но не могу быть уверен в том, что не имею каких-то неопознанных родственников.

На это никто не ответил. Милош снова услышал папино бормотание:

– Тоже аргумент… – но выражение лица пана Михаила свидетельствовало об обратном. – Или оправдание…

– Или объяснение. Ты же сказал, что веришь ему.

– Я не знаю, Милош. Я не замечал ничего необычного… до этого момента, – когда папа сосредотачивался и говорил серьёзно, он был совсем на себя не похож, но Милош одинаково любил обе ипостаси. Разумеется, не в тех случаях, когда нашкодил он сам. – Сейчас как будто произошла ошибка. Но он не похож на человека, который ошибся, верно?

– Думал об этом только что.

– У меня вопрос! – снова вылез Свен. – Чёрт с ним, мы и так собирались отдать книгу Роберту, а вот вы, старейшины, опять темните! Кто вообще знал об этой… печати? Что за дела с кровью?

– Нам не сказали и половины! – влезли другие, и Милош мысленно зааплодировал, хотя разозлился больше. Молодец, Свен, молодцы все! Только сейчас они додумались задать правильные вопросы! Ладно – он сам, стариков охранял да стенку подпирал, а старики должны были всё это время соображать и думать всякие умные мысли. И вот, пожалуйста. Старейшин прижали к ногтю только тогда, когда всё уже случилось.

– Знали те, кто должен был знать, и посол Хартманн среди них, – парировал Мерлин, покосившись на толпу. – С этим порядок. Не кричите! Печать для овладения не нужна, вы же сами видели! Эта вещь служила в ту пору, когда…

– Тогда какая разница, что там с кровью? – перебил Хольцер, гневно тряся бородой. Удачно: старейшина пустился бы в рассказ о группе и полномочиях Берингара, а оттуда рукой подать до правды. Наверняка отчёт о происшествии в деревне Кёттевиц был точен до последней запятой, других Бер просто не писал. – Взял и взял уже, ну и хватит!

– А такая, что книга почему-то позволяет послу Хартманну приказывать и выполняет его приказы, – прошелестел капюшон за спиной Мерлина, вроде бы женским голосом. – Признаться, мы удивлены. Конечно, в своё время на книгу влиял более широкий круг людей, но почему она изменила своим привычкам именно теперь…

Пошуршали и поругались ещё минут пять, снова потребовали подтверждения Вивиан. Мадам дю Белле ничего не оставалось, кроме как повторить свои слова. То ли свет виноват, то ли ещё что, но сейчас Милош увидел в ней просто уставшую старушку, которая, между прочим, старше пани бабушки… И ей было крайне тяжело поверить, что близкий человек может оказаться кем-то другим. О, это Милош понимал прекрасно! И упорство Вивиан, пусть и ошибочное, было удобно… для этого обмана.

– Так и пускай! – рассудил Хольцер и неожиданно снискал поддержку толпы. – Мы же решили Роберту довериться, что это меняет? Что он её… – «съест, что ли» повисло в воздухе, и дед Лауры смущённо заткнулся.

– Удивлены! Они удивлены! – Свен был настолько ошарашен, что даже не орал. – Мы-то ладно, по сравнению с вами – чародеи-любители, но вы хотя бы иногда думаете, что делаете?

– Да чтоб вам брови опалило проклятое пламя! – сорвался старый Мерлин. – Конечно, мы удивлены, потому что никто не мог этого знать – слышите, никто! Сказано ж вам было сто раз! Смотрим, изучаем, проверяем! Книга меняется! Артефакт нестабилен! Свойства переменчивы! Берингар, да опустите вы уже эту штуку!

– Это шпага, – уточнил Берингар, как будто ничего важнее сейчас не было. – Полагаю, теперь вопросы о дальнейшей судьбе книги касаются только её владельца. Вы ведь и сами пришли к выводу, что герр Хартманн её понимает.

– Благодарю вас, – со слабым смешком перебил Хартманн. Казалось, он просто устал от поднявшегося вокруг скандала. – В самом деле, опустите шпагу; я уверен, что наши уважаемые старейшины не станут противоречить сами себе и отбирать книгу силой, не так ли?

После такого старейшинам, много веков противоречащим самим себе, пришлось проглотить языки и отступиться. Берингар опустил клинок, не сводя глаз с Хартманна. Пан Росицкий тихонько охнул и как-то неуклюже взмахнул рукой, будто пытаясь дотянуться до Милоша, но ничего не сказал.

– Пап? Ты чего?

– Полагаю, нужно в очередной раз прояснить ряд вещей, – речь посла привлекла внимание всего зала. – Повторенье, как известно, мать ученья, да и не только. Возьму на себя эту ответственность… а вы, если что, меня поправите. Итак, мы хотели создать источник памяти и для большей убедительности напитать его магией. Не просто защитные чары и заговорённые чернила, но настоящие воспоминания, заключённые в бумагу, настоящее колдовство… Материализовать чародеяния мы с вами не в силах, разве что запомнить. Но собрав их письменное воплощение в одном предмете, и без того задуманном как предмет магический, мы кое-чего не учли.

Всем известно, что будет, если пресытиться самой вкусной пищей, перепить самого вкусного вина, набить сундук под завязку самыми дорогими вещами. Рано или поздно всё это лопнет и погребёт под собой нерадивого создателя, – говорил Хартманн. Его слушали внимательно, ловя каждое слово: кто искал промахи, кто пытался уловить суть. – Мы не подумали, что такое может произойти со сведеньями, с простыми словами на бумаге, но слова не были простыми, как и бумага, и чернила, и переплёт, а сами сведенья… что ж, это наша память, живая память. Пока и до сих пор – это наше с вами настоящее. Кого из нас не сводил с ума бесконечный поток мыслей в голове? Пожалуй, только тех, кому сие развлечение недоступно, – господин посол добавил иронии, и те, у кого ещё оставались силы, посмеялись. Остальные, видимо, оскорбления не уловили. – То же, друзья мои, происходит и с магией. Сильнейшие ведьмы, не имеющие возможности использовать свой дар, сходят с ума, внутри них происходит взрыв. Вы можете себе это представить?

– Милошек, – снова позвал пан Росицкий. Он смотрел на Хартманна с книгой и улыбался так счастливо, что казался лишним человеком на этом собрании. – Почему ты мне раньше не сказал?

– Что? – беспомощно переспросил Милош. Он тоже чувствовал себя – нет, не лишним, просто отсутствующим. Потому что присутствуй он на самом деле, дурень эдакий, заметил бы…

– И зелье, в котором намешали слишком много всего, и убежавшее молоко – выберите сравнение, какое вам ближе, вы всё равно будете правы. Главное, чтобы эта аналогия привела вас к мысли о пресыщенности, о переполненности… и как бы мы с вами ни называли подобное явление, оно всегда чревато последствиями. Так что же с нашей памятью, зачарованной и крепнущей с каждым новым воспоминанием? Что с простым фолиантом, который был вынужден всё это хранить? Мы не думали, что последствия взрыва обрушатся на нас, надеялись, что когда-нибудь магия сама собой тихо-мирно исчезнет, отойдёт в мир иной, как отживший своё почтенный старец, и всё… и нас это не коснётся, и получат простые люди обычную книгу со старыми сказками, и никто не будет под угрозой. Об угрозе мы вообще не подумали, потому что считали, что нам равных нет. К слову, равных нам действительно нет, и в этом проблема, – неожиданно резко сказал Хартманн, и все вздрогнули. – Змей сожрал собственный хвост, друзья мои. И подавился.

Мы имеем не просто память и залог того, что наша правда, наша история, наши имена останутся в веках. Мы сделали вещь, из-за которой убивали – так же, как люди убивали нас. Мы сделали вещь, которая убивает сама – повезёт ли во второй раз? – и настраивает нас друг против друга. Слишком много надежд мы возложили на неё, забыв, что она суть порождение наших слабых и сильных сторон, самых слабых и самых сильных. Всё равно что наделить беспомощного младенца самой мощной магией в мире, вот что мы сделали.

Торжественная речь победителя превратилась в монолог, полный простой жестокой правды. В рядах старейшин не было единства, и некоторые из них агрессивно качали головами и потрясали кулаками, а другие – другие медленно опускали головы, кивали. И соглашались.

– Не скрою, мне хотелось обладать книгой чародеяний, возможно, в далёком будущем самому передать её людям. Такая честь… Хотелось и другим из вас, самым смелым и амбициозным, но не эти ли амбиции завели нас так далеко? Не неуёмное ли желание охватить всё на свете, напичкать книгу как можно большим количеством историй, правды, чтобы ею потом подавились уже не мы, а лишённые дара люди? Я долго ждал и наблюдал, как и уважаемые старейшины, и пришёл к выводу, что иного выбора нам не остаётся. В этой жизни важно идти до конца, – Хартманн понизил голос, и к нему прислушались с удвоенной силой. Он печально смотрел куда-то перед собой, ссутулив плечи, будто заранее жалел о том, что затеял. – Но иногда важнее найти в себе силы вовремя свернуть с пути, остановиться, отказаться от задуманного. Найти другие способы добиться цели. Пока немногие из нас понесли утраты на этом пути… – В углу низко опустили головы стражники – бывшие соратники Густава Хартманна. Гибель юного следопыта в последние недели полоскали по любому поводу не как светлую память, а как аргумент для спора. Кто-то снова похлопал Милоша по плечу, но он уже не обернулся. – Но последние события доказали, что с большими потерями мы можем не справиться. Кто станет следующим? Кто не удержит меча, кто не опустит пистолета? Кто, если лучшие из нас, если те, кто присутствовал при самом рождении артефакта, едва не погибли по его безмолвной прихоти? Скажу честно, я думал – наивно и самоуверенно, не спорю, – что способен на это, но нынешнее собрание открыло мне глаза. Никто на это не способен, потому что книга чародеяний вобрала в себя не один десяток… даров, не одну сотню чужих способностей и чар.

Это не значит, что книга сама по себе способна колдовать. Конечно, нет. Это значит, что она знает слишком многое и помнит, как это делается, чего мы с вами и добивались, только она не обладает ни сознанием, ни самоконтролем – и лишает его нас. Такой вот острый алмаз без оправы, сгусток силы на ветхих страницах… силы не светлой и не тёмной, но совсем уж очевидное я повторять не стану.