Текст книги "Книга чародеяний (СИ)"

Автор книги: Katunf Lavatein

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 54 страниц)

– Ты знаешь, что!

– Адель… – начал было Арман и замолчал, махнув рукой. С улицы донёсся знакомый шум: Мельхиор скрёбся в дверь, и через какое-то время в тесную кухоньку, по совместительству бывшую коридором и умывальней, протиснулась чёрная собака.

Глядя, как Мельхиор вежливо обнюхивает их обоих и запрыгивает на колени брату, Адель тоже молчала и старалась обуздать нахлынувшие эмоции. Это ей всегда давалось с трудом – когда магия не находит выхода, внутри начинается шторм, и, как это всегда и происходит, сильнейшие удары падают на близких. Близок ей только один человек… Арман был младше и хуже помнил ужасы бесконечных побегов, но он делал всё, чтобы это не повторилось, в отличие от своей сестры. Адель раз за разом нарывалась на неприятности и ничего не могла с этим поделать: как только на неё смотрели косо, она теряла контроль и в лучшем случае вела себя резко и грубо, в худшем – принималась ворожить.

Она сжала и разжала кулаки, сделала несколько глубоких вдохов и прошлась по кухне, налив обоим кипячёной воды. Выпить что-нибудь, что угодно, хоть глоток росы – всегда помогает сдерживать рвущийся наружу крик. Когда перед глазами перестали плясать звёзды, Адель рухнула обратно на стул.

– Успокоилась? – еле слышно спросил Арман. – Ну и хорошо…

– Да. Прости меня, – она с затаённой болью поглядела на брата. Лучше бы он выбрал другой способ переубедить Жозефину! Конечно, к утру он снова наберётся сил, но сейчас выглядит почти мёртвым. И опять из-за неё.

– Я знаю, что ты не можешь это контролировать, – с усилием выговорил Арман, тратя последние силы на то, что говорил уже сотню раз. – И я тебя не виню, просто делаю, что могу, чтобы нам жилось проще. Ты бы ведь не пошла извиняться, если б я попросил.

– Не пошла бы. Спасибо, братец, я всё знаю, иди отдыхай…

– Ну уж нет, – возмутился он и вяло оперся на стол, отпихнув ластившегося Мельхиора. – Хоть бы накормила, хозяюшка! Между прочим, тебе ещё мужа кормить, да-да…

– Что-о?!

Арман с явным удовольствием пересказал ей весь свой рыночный бред. Адель могла только радоваться, что он такой умный – дождался, пока приступ ярости отпустит, сменившись приступом вины! Конечно, теперь Адель простила бы даже байку о женихе, тем более что это всего лишь выдумка. Ей и раньше приходила в голову мысль прикрываться перед обществом несуществующим поклонником, но сама идея замужества настолько претила Адель, что она вечно об этом забывала. Арман помнил. Он вообще, умница, всё помнит.

– Вот ты заноза, – выдохнула Адель в конце рассказа. – Значит, я теперь подружка Жозефины и невеста чёрт знает кого.

– «Спасибо, братец», – закатил глаза Арман, передразнивая её голос. – «Иди отдыхай…», «Вот заноза!», ты определись!

– Сам знаешь, кто ты, – ехидно улыбнулась Адель. В таких полушутливых перепалках ей было проще общаться, и брат это отлично знал, подыгрывая при каждом удобном случае. Иногда играть приходилось так часто, что Адель забывала, каков он настоящий. – Арман…

– М-м?

– Ничего… Если не устал, вычеши Мельхиора, он снова шарился по кустам.

Беспородный чёрный пёс на вид был страшен, как смертный грех: отпугивал соседей, лаял на ворон, всячески символизировал посланника Дьявола и так далее. Потому его и подобрали – Анна Гёльди в пыточном бреду говорила о чёрной собаке, в виде которой к ней явился Сатана, и потомки решили, что обязаны увековечить память предвестника беды. Скорее всего, никого Анна не видела: она давала показания под сильнейшей болью, да и зачем настоящей ведьме прибегать к церковным оправданиям? Мельхиор всегда напоминал о той, кому они обязаны и силой, и слабостью, а назвали его в честь прадедушки, который осмелился полюбить ведьму. [2]

Сегодня Мельхиор принёс домой речного жука и двух божьих коровок. Арман лениво вытащил насекомых из-за ушей пса и потрепал по загривку, насколько хватило сил. Адель в это время грела почти пустую кастрюлю: оставалось только немного каши на одного человека, и то прилипшей к стенкам. На рынок Адель выходить опасалась: она уже поняла, чем чревато дурное настроение одинокой ведьмы.

В тишине старчески скрипел пол, шумно чесался Мельхиор, пытаясь избавиться от памяти о жуках и блохах. Арман бездумно смотрел перед собой, почти не двигаясь, только уронив руку на голову беспокойного пса; Адель часто видела его таким, измотанным после своих превращений, и не мешала, даже если это стоило ей нескольких часов ожидания. Они оба были очень странными даже по чародейским меркам и уживались друг с другом в силу родства, привычки и одиночества, раз и навсегда сблизившего их после смерти родителей. Сестра сходит с ума от запертой в себе силы и способна в приступе бешенства разнести дом? Ничего, бывает. Брат может превратиться почти в любое живое существо, а потом выйти из строя на трое суток, потеряв сон и тупо уставившись в стену? Всё в порядке, это магия. Магия на высоком уровне, доказывающем, что Анна Гёльди была не просто последней ведьмой Европы – самой сильной из них, судьбу которой сломала любовь.

Только жаль, что её потомки оказались на дурном счету что у обычных людей, что у магов. Первые до сих пор не отошли от Средневековья, как ни старались доказать обратное своими дурацкими законами и постановлениями нелепых судов: с ними нельзя говорить на одном языке, пока они не избавятся от суеверного страха перед сверхъестественным, которым их одарили первые пожары инквизиции и ненавистная любому чародею церковь. Эти люди слепо верят в Бога и отрицают древних духов! Вторые же… Сильная магия ценилась, но была опасна. Потомков Гёльди многие не любили именно за то, что их прабабка едва не поставила под угрозу судьбу всех магов: Европа почти успокоилась, колдуны начали возвращаться из тени в робкой надежде, что медленное и осторожное отрицание Бога снова возвысит их в глазах людских. Вышло совсем не так, только никто не забыл об ошибке Гёльди. Адель никогда не считала случившееся ошибкой, разве что ошибкой судей, но доказывать было бесполезно. Однажды она пыталась – тогда она впервые убила человека, Арман впервые накричал на неё, и они вместе впервые исчезли из города.

***

Она бежала вниз, к реке, спотыкаясь о каждую кочку. Когда спуск становился слишком крутым, Адель не могла замедлиться и только разгонялась ещё сильнее, задыхаясь против ветра и цепляясь подолом платья за колючие кусты. Можно было воспользоваться лестницей или подземным переходом, как делали все, но ей не хотелось видеть людей – она боялась их видеть, боялась их и боялась за себя, потому что быть ведьмой – это палка о двух концах. Не пострадает тот, кому повезёт… Поэтому Адель мчалась к воде, не разбирая дороги, по необжитому склону холма, ловя губами сырой воздух; туфли она скинула, как только ушла с людных дорог, и теперь нащупывала босыми ногами вырытые ступени. Выемки были то слишком узкими, то слишком широкими, иногда приходилось помогать себе руками. Вода так близко… Всякий раз, когда Адель чувствовала, что больше не может сдерживать себя, она уходила. Уйти – это главное и единственное, что она могла сделать для брата и для других людей, оказавшихся поблизости. По большому счёту, плевать ей было на других, но, если начнутся проблемы, они перекинутся на Армана, как огонь по верхушкам деревьев.

Наконец-то! Впереди блеснула река. Перелетев через жалкое деревянное ограждение, которого раньше здесь не было, Адель рухнула на колени от потери равновесия и грязно выругалась вслух. Проходивший мимо бродяга шарахнулся в сторону и, оглядываясь через плечо, потрусил по своим делам… хоть бы не донёс… Впрочем, сейчас её узнать трудно: наэлектризованные волосы торчали во все стороны непослушной копной, удачно закрывая лицо, простецкое домашнее платье не отличалось от тех, какие носил весь Круа-Русс, ни единой ниточкой. К тому моменту, когда начнут искать босую сумасшедшую, она вернётся и наденет туфли… Адель с трудом поднялась, и её шатнуло к воде.

Когда-то река была такой чистой… Города испортили воду, города испортили всё. Темнота спрятала грязь, но не заметить её, держа связь с древними духами природы, было трудно. Адель стояла на краю насыпи, и галька впивалась в разодранные пятки. Боли она пока не чувствовала, как и всего остального, способного перекрыть ту силу, что рвалась изнутри. Гнев на глупых женщин с фабрики, на тех, кто эту фабрику построил, на дурацкие правила дурацкого общества, в котором им приходилось жить, незаслуженное раздражение от поступка брата и глухая злость в адрес других колдунов, избегающих Гёльди – всё это, помноженное на нерастраченный магический дар, бередило незаживающие раны Адель и пробуждало в ней бесконтрольную жажду разрушения. Говорят, что женщина должна создавать и созидать – чушь, если эта женщина родилась ведьмой! И чушь вдвойне, если эту ведьму никто не захотел принять…

Пелена перед глазами будто бы соединилась со зловонным туманом, искорки откуда – не понять: то ли что-то рядом горит, то ли она сама. Адель вскинула голову и закричала, зная, что её никто не видит и – пока – не слышит; пространство вокруг неё в радиусе пяти шагов заискрило, эхо плеснуло по воде, переворачивая в ней дохлых рыб. Ощущение могущества собственного тела не облегчило духа Адель, и вместо того, чтобы раскинуть руки и выпустить всё прочь, она рухнула на колени, спрятав лицо в ладони. Скорченная женская фигурка на берегу источала невидимые, но ощутимые волны, которые трясли воздух и колебали реку. Кричать… ей уже не надо было кричать – первый крик ободрал горло до хрипоты; криком стал не звук, а само тело, запертое в клетку собственного бессилия рядом с распирающей прутья силой.

Когда Адель немного успокоилась и подняла голову, любой ночной проходимец испугался бы её вида: чёрные волосы вздыбились, глаза смотрели перед собой равнодушно и пусто. По ту сторону зрачка плясало живое пламя, которое люди по глупости принимали за блик – лишь то, что рядом нет факела, иногда заставляло их задуматься

Бултых! Адель раздражённо моргнула, когда ей в лицо брызнули капли воды. Вонючей, испорченной воды… Бултых! Второй камень ушёл под воду совсем близко.

– П-п-пошла прочь, грязная ведьма!!! – надсадный вопль из-за спины. Медленно обернувшись через плечо, Адель встретилась взглядом с тем бродягой, что попался ей раньше. Ну конечно, далеко не ушёл, но хотя бы не привёл никого с собой… Мерзкого вида мужичонка в грязных изорванных штанах и в том, что когда-то было рабочей курткой, стоял, пригнувшись, у кустов, и швырял в неё камни.

Он не попал ни разу, и камни один за другим уходили в воду – плюх, плюх, плюх.

Адель внимательно смотрела на него: нет, не было в её сердце ни жалости, ни сострадания, да и сердца-то в тот момент не было – только разум. Роста невысокого, руки дрожат. Судя по тому, как шёл ранее – сильно пьян или просто обессилен. Не догадался привести людей, но сам замахнулся на ведьму. Почему?

– Я тебя не боюсь, – пискнул он и снова сделал замах. В этот раз камень не долетел до реки и упал в паре шагов от Адель; видимо, это придало мужчине храбрости, и он повторил: – Пошла пр-рочь…

Ветер благоволил своей правнучке и развернулся в другую сторону: теперь Адель уловила перегар и была уверена, что наутро пьянчуга либо ничего не вспомнит, либо вспомнит, но ему не поверят. Не было никаких причин трогать его, этого не стоило делать хотя бы из брезгливости. Разум говорил: хватит конфликтов с людьми, они с Арманом и так в опасности из-за Жозефины, если Адель сорвётся сейчас – будет совсем худо.

Она поднялась, не спеша расправила платье, испятнанное грязью и водой, и опустила руки. Вместе с этим жестом улеглись и волосы, как будто всё тело повиновалось одному-единственному решению духа. Вмиг вернулась и боль в ногах, но туфли остались брошенными где-то на холме – пришлось идти прямо так. Шаг, другой, третий; кровь под ногами удачно мешается с грязью; завтрашний дождь смоет все следы. Ещё несколько ровных шагов… Занятая приведением в порядок собственных мыслей, Адель почти забыла о мужчине.

Камешек ударил её чуть выше локтя. Он был брошен так слабо, что она могла и не заметить, если б не хриплое повизгивание:

– Так тебе и надо! В-ведьма… да покарает тебя Господь Бог!

Адель замерла, не ступив на лестницу. Господь Бог! Любая уважающая себя ведьма плевать хотела на Господа Бога, не говоря уж о столь нелепых оскорблениях, как камень, не оставивший даже синяка. Её задело другое – ведь этот пропитый насквозь ублюдок считает, что победил. Ну-ка, поглядим… Так и есть – красные глаза аж светятся от удовольствия, припухшие губы, отдающие влажным блеском и запашком рвоты, растягиваются в улыбке. Всё спокойствие Адель испарилось за мгновение. Этого она снести не могла.

– Да покарает…

Кто там ещё собирался её покарать, Адель не расслышала. Она вообще ничего не слышала – приступ гнева накрыл с головой, и отчаянно сдерживаемые силы теперь не видели перед собой ни врат, ни замка. Врата распахнулись; она больше не кричала; Адель не могла задушить мужчину своими руками – за неё это сделал плющ, вьющийся по стене неподалёку и всегда верный тем, кто слышит.

– Помог… и… – наблюдать за синеющим лицом было даже забавно. Адель стояла неподвижно и молча над корчащимся в конвульсиях телом, и чем более вялыми становились его судороги, тем шире становилась её улыбка. Мужчина, оскорбивший ведьму, был мёртв; когда он издал последний противный хлюп, покорный плющ уполз, как змея по зову заклинателя.

Тогда же Адель пришла в себя и отшатнулась, прижав руки к груди. Увиденное не напугало её, но ужаснуло своими последствиями. Проклятое пламя! Безмозглая публика скажет, что пьянчуга умер от возлияний, только полоса на шее говорит сама за себя… Адель заставила себя быстро уйти, но, поднимаясь в гору, она постоянно озиралась в поисках людей – никого, кто мог бы их видеть. Никого… Кусты и ветки царапали голые ноги, мысли царапали сердце. Вот поэтому они изгои… Нет, они стали изгоями, потому что их не хотели видеть, и это – результат… Нет, всё это не имеет значения, потому что она не смогла держать себя в руках – второй раз за два дня. Второй! Если узнает Жозефина, даже она сложит в уме два и два. И что скажет Арман?

Мысль о брате смыла остатки гнева Адель, и она уныло наклонилась за своими туфлями. Арман ничего не скажет, только отчитает её для вида, ободряюще улыбнётся и пойдёт решать проблемы… Она не заслужила такого брата. Если честно, она вообще никого не заслужила.

Солнце лениво продиралось через туман, намекая на скорое утро, и холм постепенно переставал быть бесцветным, наполняясь тусклыми пятнами красок и неспешной жизни. За спиной Адель тянулся кровавый след.

***

Мельхиор снова съел какую-то дрянь с пола, подавился и начал хрипеть, чем и разбудил Армана. После превращений чародей-оборотень спал без задних ног, но, видимо, не в этот раз – страшный дьявольский пёс срочно нуждался в помощи.

– Иду… – пробормотал Арман и сполз с кровати. Кроватью была низкая грубая скамья, застеленная подобием перины, так что он буквально перекатился с пола на пол. Мельхиор жалобно взвыл и снова начал издавать ужасные кашляющие звуки. – Только не задохнись.

Где носит сестру? Она бы быстрее с этим справилась. Безрезультатно оглядевшись в поисках Адель, Арман понял, что утро не задалось по всем фронтам, и присел напротив собаки. Мельхиор изгибался в рвотных позывах и скулил, мотая башкой. Жалко пса, да что ж дурак-то такой? Сколько раз говорили – не ешь с пола…

– Давай-ка сюда… – Арман подался вперёд к страдающему животному и потянулся было к стоявшему рядом столу, но вовремя вспомнил, что лакомств нет и соблазнить Мельхиора распахнуть пасть пошире нечем. Что ж поделаешь, тут либо вперёд, либо назад… Прежде чем хозяин закатал рукава и тяжело вздохнул, Мельхиор поднатужился и справился сам: в очередной раз содрогнувшись, он выплюнул мелкий камешек вместе со слюнями.

Ну конечно. Дьявольская собака умудрилась проглотить розовый кварц. Вопроса два: почему Адель не закрыла шкатулку и зачем ей камень, основные свойства которого – любовного характера?

– Молодец, – без тени радости сказал Арман, пока осчастливленный пёс лез к нему целоваться. – Молодец. Не лижи меня… Где ты это взял?

Мельхиор то ли ответил на вопрос, то ли утратил интерес к хозяину – он радостно залаял и кинулся к двери, в которой как раз проворачивался ключ. Арман успел подняться на ноги, отряхнуть колени – давно тут не подметали – и зевнуть, прежде чем понял, что утренние приключения ещё не закончились: на пороге появилась сестра, вся в пыли, грязи и крови. Туфли Адель держала в руке, а на вусмерть стёртых ногах еле держалась. Арман не без опаски посмотрел ей в лицо, ожидая увидеть там либо боль и страшную усталость, либо очередную вспышку гнева. Ошибся – сестрица выглядела виноватой.

– Мельхиор чуть не подавился твоим камнем, – сказал Арман, забирая у неё туфли. Он никогда не считал себя вправе сразу отчитывать старшую сестру: если Адель что-то натворила, она скажет об этом сама. – Ты специально их по полу раскладываешь или что?

– Упал, наверное, – поддержала беседу сестра. Арману было её жаль, только знать бы, что произошло… – Ты можешь опустить ставни и сегодня никуда не выходить? Пожалуйста.

Он молча выполнил просьбу, мысленно готовясь наседать. Адель не любила прятать голову в песок, даже если ей грозили гильотиной. Исходя из этого, у них, кажется, проблемы. Не прошло и суток с Жозефины… Злости Арман не испытывал, только досаду. Знал бы – не лез в женское платье, как минимум.

Потянув ещё немного, он заглянул к Адель, которая сгорбилась за ширмой и задумчиво смотрела в воду – ноги в тазике, вода кроваво-красная, на поверхности плавает одинокая веточка.

– Говори сразу, – потребовал Арман, глядя на неё сверху вниз. Адель подняла голову и выпрямилась, вцепившись пальцами в края скамьи. Нет, она не нервничала, просто колебалась. – Я ко всему готов. Возможно, нам стоит уехать, раз тебе пришло в голову спрятаться…

– Это ещё терпит, – уклонилась от ответа сестра. – Я не хочу портить тебе утро.

– Моё утро испортил Мельхиор, когда его начало тошнить кварцем, – отрезал Арман. – Хуже уже не будет.

Конечно, он преувеличивал, но беспокойство нарастало. С кем она повздорила на этот раз? Откуда кровь? Вроде только на ногах… Лишь бы не убийство, очередного убийства он не выдержит. Не как родной брат – как человек, которому надоело заметать следы и начинать новую жизнь. С последним переездом Арман всё понял и не стал ничего начинать, просто существуя на фоне общества, как тень, готовая в любой момент слиться с ночью. Это был единственный способ тянуть свою лямку, когда ты чужой как среди чародеев, так и среди людей.

С последними он мог ужиться без труда, и Адель это понимала, оттого и винила себя. Нет, она бы не стала убивать… если бы держала себя в руках. Осталось только выяснить, насколько Адель была не в себе, когда сбегала этой ночью: он сам-то даже не помнит, как провалился в сон.

– Ладно, – решилась сестра. – Ты прав. Может, и уехать… Ты сможешь найти работу?

– Это у тебя обычно проблемы с работой. Так что?

Адель почти раскрыла страшную тайну, как раздался стук в дверь. Этого ещё не хватало! Они оба напряглись, Мельхиор настороженно поднял уши, резко перестав возиться у порога с туфлями Адель. Кого сюда принесло? Кто-то из коллег заметил, что на службе нет Марсо? Так ещё рано…

– Я сам, – вполголоса сказал Арман и надавил на плечо сестры, чтобы та не срывалась с места. Адель явно осталась недовольна, но её удерживала на скамье усталость и то, что произошло ночью, что бы это ни было. Ничего, посидит, отмоет ноги… Убедившись, что ширма загораживает её с порога, Арман оттёр к стене Мельхиора и сбросил внутренний засов.

Всё заговорённое оружие осталось в сундуке, и Арман в последний момент прихватил свою трость, стоявшую возле вешалки с пальто. Это был его талисман, заколдованный совместно с сестрой на пользу хозяину. Чародеи-мужчины часто нуждались в таких вещах, поскольку их природная сила никогда не равнялась женской: многие предпочитали прятать источник дополнительной энергии в пенсне, монокли, часы и пояса, реже встречались шляпы, трости и другие аксессуары. Набалдашником служила пёсья голова – в честь прабабкиного дьявольского пса.

Дверь открылась, мир не рухнул. Арман стоял внутри, небрежно опираясь на трость и вежливо улыбаясь, напротив него из утреннего тумана вырастал высокий молодой мужчина, очевидно приехавший издалека. Здесь так не одеваются и так не выглядят, к тому же, наблюдательный Арман никогда прежде не видел этого человека на Круа-Руссе. Первыми в глаза бросались брови – такие светлые, будто их вообще не было. Как и волосы.

– Доброе утро, – незваный гость не позволил разглядывать себя долго. – Здесь живут господин и госпожа Марсо?

Арман делано зевнул, прикрыв рот ладонью. Ему нужна была хотя бы секунда, чтобы решиться врать или не врать.

– Да, это мы, – лениво согласился он. В конце концов, их фамилию весь Круа-Русс знает. Ненастоящую. – Что-то случилось?

Не служитель порядка, значит, не за Адель. И не местный – что бы она ни натворила, он не мог быть родственником жертвы. А вот случайным свидетелем…

– Что бы ни случилось, это поправимо, – выразительно, почти без акцента сказал гость и приподнял шляпу. Пронзительный взгляд начинал раздражать, в основном потому что Арман никак не мог его разгадать. Обычно оборотню это давалось проще, но заявившийся на порог человек цвета тумана был нечитаем – он просто не выражал никаких эмоций. В общем, ничего хорошего от него Арман не ждал.

Это был слишком прямой намёк. Но на что? Видимо, господин предполагал, что Арман всё знает… Арман Марсо, конечно же, не Арман Гёльди. Что может знать мелкий служащий мелкой конторы? Проклятье, он не выспался, голова не соображает, Адель страдает, Мельхиора тошнит… ну что за день!

– Я скоро приду, – крикнул Арман, обернувшись через плечо. – Это по работе.

Врать так врать, с сестрой он потом объяснится. Гость, не смущённый тем, что его не пригласили внутрь, учтиво отступил, выпуская Армана наружу. Утренняя прохлада и сырость пробирали через пальто, а шляпу он глупейшим образом забыл. Хуже уже не будет? Ну да, ну да.

Бесцветный незнакомец покорно следовал за Арманом, отставая на полшага. Какой же он высокий, ещё целой головы не хватает, чтобы смотреть глаза в глаза… Отошли за угол; сосед-молочник уже ушёл, а сосед-сапожник ещё не встал, можно не волноваться о мелочах. Отлично. Когда они остановились друг напротив друга в узком переулке, Арман тут же перестал улыбаться и, отточенным движением выбросив вперёд руку, оттеснил незнакомца к стене.

В бледную шею чуть выше кадыка жёстко упиралась собачья голова. Это правда, что Арман привык и умел казаться милым человеком – ключевое слово «казаться». Если утренний гость и удивился перемене, то виду не подал.

– В вашей агрессии нет нужды, – выдал он вместо этого, как с листа прочёл. Листа, впрочем, не было: глаза, имевшие неприятный, слишком блёклый оттенок голубого, смотрели внимательно на Армана. Проклятое пламя, он даже не нервничал – жилка на шее не сбилась с ритма. – Хотя я понимаю, чем она вызвана, но меня можно не опасаться.

Арман предпочёл не реагировать. Сейчас его больше всего злило, что он смягчился и не вытащил всей правды из сестры: он не знает, связан ли визит незнакомца с тем, что сделала Адель – он не знает, что она вообще сделала. В подобной ситуации переговоры так же глупы, как прямая атака.

– Я прибыл сюда, чтобы предложить вам участие в важной миссии, – как ни в чём не бывало сказал человек. – Общечародейским собранием старейшин и посольств было решено, что потомки Анны Гёльди нужны и могут оказать нам помощь. Речь идёт о сохранности магии как таковой. Вы вольны отказаться, но я бы не советовал…

– Ваш визит не связан с тем, что натворила моя сестра на днях? – переспросил Арман, найдя наконец подходящую формулировку.

– Не связан, – ответил гость и счёл нужным представиться: – Меня зовут Берингар Клозе. Считайте меня своим другом; к слову, по пути сюда я избавился от трупа, который ваша сестра оставила у реки. Это превысило мои полномочия, тем не менее, я не хочу, чтобы вы считали себя обязанным.

Арман и не считал. Труп, который сестра оставила у реки!.. Нет, он был слишком занят, чтобы считать себя обязанным господину Клозе – он немного ошалел. Всё-таки она убила, опять…

Однако, честен был внезапный немец или нет, теперь Гёльди у него в долгу хотя бы по совести. Нужно его выслушать, что б там ни было за абсурдное предложение от совета посольств. Арман медленно опустил трость и отступил на шаг назад; Берингар, на чьём лице не дёрнулся ни один мускул, невозмутимо отряхнул одежду.

– Прошу вас вернуться в дом, – вздохнул Арман. Что ж, если посольский миссионер окажется с подвохом, втроём они с ним как-нибудь справятся.

– Я пойду первым, чтобы вы могли меня видеть, – предложил Берингар и для наглядности продемонстрировал пустые руки. Вызывающие доверие жесты никак не могли задобрить Армана, но пришлось подыграть, тем более что он и в самом деле предпочёл бы видеть гостя перед собой.

***

За этим столом редко сидело больше двух человек: изредка в хибару Марсо на окраине жилого квартала заглядывали сослуживцы Армана или сердобольные женщины, работавшие с Адель на фабрике, да один раз забрёл полицейский, и каждый раз это было важным событием для кухни. Сейчас тоже пришлось потесниться: Берингар Клозе, как ни старался произвести удачное впечатление, занимал слишком много места, особенно ввысь. В конце концов он без замечаний устроился во главе стола, спиной к двери, чуть-чуть склонил шею и согнул колени под столом – иначе бы просто все не влезли. Адель сидела напротив, с подозрением глядя на гостя, а Мельхиор обнюхивал ботинки Берингара.

Арман налил всем воды, избегая предлагать прокисшее молоко и дешёвое вино третьего отжима (лучшего они себе позволить не могли, к тому же утро, да и работу пока никто не отменял). Сестра стакана даже не заметила, гость вежливо отпил. Нет, он правда отпил, даже не понюхал… Либо носит противоядия с собой, либо втирается в доверие – дураком Арман его не считал, так что без вариантов.

– Я должен поблагодарить госпожу Гёльди за убийство этим утром, – заявил Берингар. Если бы у кого-то из носителей славной фамилии оставались силы удивляться, они бы оба упали со стульев. – Дело в том, что я никак не мог вас найти: легенда очень хороша, и фамилия ни о чём мне не говорила. Я почти размотал клубок благодаря слухам, распущенным на одной из шелкопрядильных фабрик, пока не обнаружил тело на берегу Роны.

– И как оно вам помогло? – резковато спросила Адель. – Душат только ведьмы?

– Живым плющом? – вопросом на вопрос ответил Берингар. – Полагаю, что да. Женщина без ваших способностей предпочла бы руки, пояс, ремешок, любую другую верёвку искусственного происхождения. К тому же, берег рядом с обнаруженным мною телом явно подвергся магическому воздействию, о чём свидетельствует идеально ровный круг выжженной земли и пересохших растений; мелкие камешки и галька разбросаны по диаметру с высокой точностью, чего невозможно добиться в темноте и без должных инструментов, что же до воды…

Восхитительный немец расписывал вплоть до дюйма, как он определил зону убийства, не забывая отдавать должное могуществу Адель; Адель несколько утратила самообладание и вытаращилась на него, как на восьмое чудо света. Не каждый день такое увидишь! Арман внимательно слушал, одновременно узнавая правду, дивясь точности познаний Берингара и вспоминая, куда он в последний раз клал заговорённые пули. Так, на всякий случай.

– …следы крови, наконец, – завершал Берингар, – привели меня к вашему дому.

– Остаток пути я проделала в туфлях, – парировала Адель. Теперь она откинулась на спинку стула, нога на ногу, устроившись вполоборота к гостю, и щурилась на него то пренебрежительно, то настороженно – первое от второго мог отличить разве что родной брат. Господин Клозе уже открыл рот, чтобы пуститься в очередное объяснение, но Арман вмешался:

– Это всё очень интересно, главное – вы нас нашли, так что там за важная миссия? Не хочу показаться невежливым, но ещё немного, и я начну опаздывать на службу.

– Прошу прощения. Я рассчитывал, что к этому времени мы уже всё обсудим, однако слишком увлёкся деталями, – извинился Берингар. – Повторюсь, я надеюсь, вы не будете отказываться. Лично я ничего не имею против вас, но эта миссия – шанс восстановить фамилию в глазах чародейского сообщества и навсегда распрощаться с жизнью изгоев. Скажите, если я выразился слишком резко.

Арман только улыбнулся и уткнулся в свой стакан. Степень резкости пусть определяет Адель… Обычно сестра сказала бы что-то вроде: «восстановить фамилию? Это мы должны восстановить фамилию?» – и дальше звуки боя, но сегодня предпочла промолчать, только вздохнула тихонько и покосилась на Армана.

– Услуга за услугу? – предположил Арман. Ему нравилось, что в переговорах сестра всё-таки уступает; она вовсе не была глупышкой, но всё же предпочитала громы, молнии и кулаки. По очереди. – Мы оказываем помощь – нас прекращают избегать?

– Как-то так, – Берингар умудрился произнести это напыщенным тоном. – Вы готовы выслушать детали? Очень хорошо.

Я хотел бы сказать, что всё началось с вещего волхва, но на самом деле всё началось гораздо раньше. Постараюсь быть кратким: означенному волхву было видение – он назвал его пророчеством. К сожалению, предсказание не успели истолковать, поскольку достопочтенный оракул слишком быстро отошёл в мир иной, – Берингар выдержал почтительную паузу. – От него успели услышать следующее: конец охоты, конец преследований, но не начало новой жизни… надолго ли? Эту часть господа волхвы и другие почтенные чародеи, присутствовавшие при событии, истолковали примерно одинаково: те наказания за ведьмовство, что применялись на наших землях в последние десятилетия, станут последними.

– Какая точность! – вкрадчиво заметила Адель. – Всегда терпеть не могла оракулов – увидят какой-то бред и даже не могут толком объяснить. Конец охоты? Это из очередного людского законодательного акта? Если вы вдруг не знаете, нашу прабабку тоже не за магию судили – уже было нельзя, но на самом-то деле!..

– Знаю, – не смутился Берингар. Арман отметил про себя, что его уважение к незваному гостю растёт с каждым разом, когда гость этот не теряется при виде бешеной сестры и не ведёт бровью на её сарказм. – Позвольте, я продолжу. Разумеется, толкования пророчеств всегда спорны – сколько из-за этого было сделано ошибок… но сейчас о другом. Дальше вещий волхв сказал следующее: магия умрёт с последним магом. В контексте всего, что он сообщил ранее, слушатели проявили беспокойство – вполне оправданное, я считаю: они испугались, что конец магии близок.