Текст книги "Книга чародеяний (СИ)"

Автор книги: Katunf Lavatein

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 54 страниц)

Милош отчаянно пытался думать и обращал внимание на то, что посол повторяет одно и то же разными словами. Это помогало: те из слушателей, кто плохо внял гласу разума, прониклись метафорой с алмазом, кому сравнения показались неуместными – почуяли неладное на словах о взрыве. Наверное, намёк на Адель Гёльди был слишком прозрачным, но говорящего это уже не волновало. Как и премудрых, чтоб не сказать перемудривших, старейшин… Милош не понимал, почему они не сложили давешнюю «смерть» Армана с кровью «Хартманна», а потом его осенило аж дважды кряду – видимо, в награду за прошлые глупости. Те, кто не сложил, поверили Берингару, ведь следопыт прилюдно подтвердил смерть друга, оборотня и члена своей команды. А те, кто сложил, молчали… и не возражали против того, что он делал.

– И эту вещь мы приручить не сможем, – посол выглядел всё так же печально и отстранённо, но по голосу было ясно: возражения не принимаются. А кто бы спорил? Он же теперь полноправный хранитель, это подтвердили до и после обмана с кровью… – С благими намерениями мы создали монстра, который нас и уничтожит. Господа старейшины говорили о хранении, мы все о нём говорили, а что книга? Сохранит ли она что-то от нас самих, от наших потомков? Я долго ждал, надеясь, что ситуация изменится, что мы найдём решение справедливое, безопасное и безболезненное… мы не нашли. И так ли важно, кто примет на себя эту ношу, если итог будет безрадостен? Дамы и господа, друзья и те, кого я знаю мало… Вряд ли вы поблагодарите меня, вряд ли похвалите, но это и неважно. Я сказал вам то, что думаю, и сделаю то, что должен, чтобы никто больше не пострадал.

Милош ненадолго закрыл глаза. В своей голове, как и в замке Эльц, бежать было некуда, и память услужливо подбрасывала ему яркие картинки, в которых плавились и бились витражи, Адель сходила с ума и ворожила огненный ветер, а Арман перевоплощался в священника. Сам он, помнится. гадал, придётся стрелять в ведьму или всё-таки пронесёт… «Тише, дети мои!» – говорил священник в Мецском соборе, воздевая руки к потолку. «Тише, не гневите Господа, Он и так разгневан. Выйдите, дети мои… Вы можете пострадать…» Открыл. Впереди, охваченный голубоватым сиянием нижнего зала, по-прежнему стоял господин посол. Одной рукой он держал книгу, другой опирался на трость, за стёклышками лихорадочно поблескивали глаза, глаза человека, который на что-то решился – даже если это будет последним, что он сделает.

– Я мог и не говорить вам всё это, – Хартманну всё-таки пришлось сделать паузу и откашляться, так что железо из голоса исчезло. Тень под губой казалась струйкой крови. – Мог просто забрать книгу и уйти, раз вы доверили мне её, раз она сама мне себя доверила… вы свидетели. Но что ж, мне захотелось объяснить, в какую ловушку мы себя загнали. Объяснить то, что я рано или поздно сделал бы – с вашего согласия или без него, с чужою помощью или сам.

– Что вы хотите сделать? – спросила Моргана каким-то безжизненным голосом, словно знала всё наперёд. Хартманн перевёл рассеянный взгляд на неё, будто кучка стариков в капюшонах в самом деле никогда ничего не решала или перестала решать в последние месяцы, годы, и слушались их только по привычке и из-за громкого, порой скрытого имени.

– А вы меня остановите?

– Нет.

– Нет, – подтвердили другие старейшины. Очень тихо. – Не остановим…

– Уже не сможем… А жаль! – пискнуло что-то совсем уж старое и дряхлое, не достававшее Мерлину до плеча. – Что ж теперь будет!

– Надо было раньше, – добавил очередной капюшон. Что он имел в виду, книгу или хранителя, не понять, да и не хочется уже.

Кто-то из старцев хотел возразить, но их почти не было слышно. Что ни говори, а великая затея провалилась с треском: книгу в нынешнем состоянии не контролировали даже её создатели. Если когда-то игра и стоила свеч, теперь они погасли, а особо азартные игроки рисковали обжечься воском.

– А я же говорил! – пискнул было Хольцер, но кто-то вульгарно зажал ему рот.

– Погодите, Роберт, – снова Свен. – Погодите… может, это слишком радикально… может…

– А может, ну его? – подал голос итальянец. – В самом деле! В следующий раз придумаем что-то получше, не такое опасное… научившись на своих ошибках, – с ним согласились многие, и даже напряжение в зале несколько спало. Жаль, что ненадолго.

– Хватит, – воскликнул турок. – Я с ним согласен! Только как?

Милош переводил взгляд с фигуры посла на Берингара, туда-сюда, туда-сюда, аж глаза заболели. Пан Михаил опять о чём-то спрашивал, но он не слышал. Поймать бы какой-нибудь знак, хоть на этот раз!.. Но знаков не было: человек с видом и манерами Роберта Хартманна видел только книгу, а Берингар неотрывно следил за ним, не глядя ни на кого вокруг. Милош наконец обернулся к отцу.

– Вы же знаете, что делать? – спросил пан Михаил с такой наивностью, что хотелось плакать. – Мальчики, вы же знаете?

– Видимо… видимо, да.

Одни требовали немедленно прекратить, другие – продолжать, даже не зная, о чём речь. Кто знал или подозревал, молчали в ожидании. По знаку Бера зашевелился Пауль Лауфер, и вскоре большинство стражников занялось тем, что успокаивало и оттесняло самых буйных несогласных. В конце концов, ничего не противоречило оговоренным правилам: теперь у книги был владелец, избранный всеми и ею самой, и дальнейшая судьба артефакта в его руках. Кого выбрали – того выбрали, причём сами!

– Пойдём, утащим этого придурка, – буркнул Небойша, указывая на Хольцера. – Я не справлюсь. Я дам ему по роже.

– От меня прибавь, – отозвался Милош. Он не сдвинулся с места. – Я останусь здесь.

– Почему? А… ну да, – Небойша покосился на Хартманна и ушёл в тень. Вскоре из темноты послышалось недовольное сопение, и вместе с ним ликвидировать Хольцера отправился сержант Хубер.

То, что говорил Хартманн, затронуло многих, но удивило только содержанием, не подачей. Прежде сокрытая в нём злоба проступала через наигранное добродушие, а теперь забота о людях светилась сквозь притворную, наносную злобу. И то, и другое в равной мере вылепляло его характер и создавало образ человека с живым умом и переменчивым настроением, но заметить разницу, понять, какое именно чувство им движет, а какое поддельно, было практически невозможно.

– Значит, вы решились её уничтожить, – сообразительный и осмелевший сэр Дерби озвучил то, о чём молчали или не догадывались другие. – Оправданно, но жаль… гм… Ни нашим, ни вашим! Благородно, хотя… я такого не ожидал.

Английский посол не скрывал своей досады, но возразить не мог. Ему пришлось бы предлагать альтернативы, а альтернативы у сэра Дерби не было никакой, как и у всех остальных, ведь никто больше не захотел обладать книгой.

– Но как вы это сделаете, Роберт? – глухо спросила мадам дю Белле. – Ни огнём, ни водой…

Хартманн не ответил, старейшины тоже промолчали. Милош постепенно подбирался ближе, стараясь, чтобы никто не заметил его и не вздумал останавливать. Он пытался перехватить взгляд Берингара, но тот по-прежнему следил за… господином послом.

– «Откройся», – Хартманн, не обращая ни на кого внимания, снова начал баловаться с книгой. – «Закройся», – он грустно поглядел на обложку, будто не готовый попрощаться с ней. – «Лети…»

Книга чародеяний поднялась в воздух над постаментом и, повинуясь приказу, снова открылась. Кто-то из толпы возмущённо заревел и бросился на посла, но Милош как раз подоспел и на пару с каким-то французом оттащил колдуна за плечи. К счастью, обошлось без вооружённых атак – оружие носили только стражники, но ещё нескольких «прыгунов» пришлось придержать. И чего им неймётся? Милош точно знал, эти люди даже к созданию руку не приложили. В отличие от него.

– «Умри», – сказал Роберт Хартманн.

На миг все затаили дыхание, книга зависла в воздухе – и ничего не произошло.

– На пол! – Берингар первым выполнил собственный приказ, уложив заодно пару-тройку старейшин. Конечно, большинство присутствующих растерялось и бестолково замахало руками, кто-то куда-то побежал, но хватило умников – или просто послушных людей, – кто не стал выделываться и лёг. Пана Росицкого прикрыла Чайома, сэр Дерби вжался в сырую стену, стражники-французы впятером потащили к выходу мадам дю Белле… некоторые сбежали, не защитив никого, он видел их спины. Сам Милош промешкал только потому, что засмотрелся на книгу, и его, разумеется, отшвырнуло одним из первых – слишком близко стоял.

Когда раздался взрыв, он был только звуком. Никакого огня, никаких осколков, никаких ошмётков книги или обгоревших страниц, просто нарастающий гул в ушах, сравнимый со стуком крови, с биением собственного сердца. Свет появился потом, как и жар, и всё это Милош застал, уже валяясь на полу, но он до последнего пытался видеть, что происходит. Замершую в воздухе книгу окружал идеально ровный – даже не круг, настоящий шар света, в котором теплилась жизнь, и шар этот пульсировал, он вздрогнул в последний раз, как будто сама магия вздыхала и так вздымалась её грудь. Вдох прервался новой вспышкой, ослепительной и горячей, и Милошу пришлось зажмуриться. Пол под ним дрожал, в отдалении то ли кричал, то ли плакал нечеловеческий голос, сотня голосов… иногда они смеялись, иногда пели. И потом раздался щелчок, как если бы кто-то выстрелил, или цокнул языком, или уронил монетку. Или закрыл дверь.

XXV.

« – Что произошло?

– Они перестали быть магами.

– Почему?

– В силу человеческой природы».

А. В. Жвалевский, И. Е. Мытько. «9 подвигов Сена Аесли» («Магии – нет! И не будет»).

***

Арман Гёльди не существовал. Его не было нигде, и виной тому вовсе не метаморфоза, благодаря которой он становился другим человеком – не было никакой телесной оболочки, равно как и пространства, где эта оболочка могла бы находиться. Гулкая пустота без конца и края, без света и тени, без самого понятия света; пустота без времени, без звуков, но и без тишины. Это было невыносимо и в то же время прекрасно. Когда Арман снова смог думать, он догадался, что это настоящая свобода. Или смерть.

То ли пытка, то ли эйфория кончилась, и постепенно к нему возвращались обрывки настоящего, обрывки жизни. Он напрочь забыл, что происходит вовне, но чувствовал, что безнадёжно упускает что-то важное; он забыл, что от него зависит, но знал – был уверен – многое. Он ошибался: от него больше ничего не зависело.

Постепенно Арман приходил в себя, и к нему поочерёдно возвращались телесные ощущения и воспоминания. Першит в горле. Он уничтожил книгу. Голова тяжёлая. Он уничтожил книгу чародеяний. Нога не болит, он просто не чувствует обе. Испуганные лица старейшин, испуганные – но не удивлённые, цепкий взгляд Берингара… Плохо, очень плохо. Когда Арман вспомнил всё, включая уговор с Хартманном, ему стало совсем худо, хотя он не мог пошевелиться. Он не рассчитывал на обморок, на сильный взрыв, он просчитался – нужно было сначала предупредить Берингара, предупредить кого угодно, чтобы они действовали сразу же, как только он закончит. Честно говоря, Арман не представлял, о чём бы он попросил, что бы приказал: сейчас он думал только о том, что надо было уберечь сестру. Ведь теперь, когда он нарушил условия сделки, нет никаких… гарантий, снова эти гарантии, что Хартманн пощадит Адель. Только бы она не ложилась пораньше, только бы не спала, выиграть время ещё есть шанс…

Или нет – время оставалось недосягаемым для Армана, или сам Арман оставался недосягаем для времени. Когда омут ненадолго отпускал его, он видел рядом с собой разных людей.

В первый раз он увидел Милоша: тот глядел с неподдельным беспокойством и что-то спрашивал, одно и то же, но Арман не разобрал звучания слов и ничего не понял по губам.

Во второй раз он увидел пана Михаила, который заботливо обтирал влажным полотенцем его лицо.

В третий раз он увидел Чайому – она заставила выпить какой-то горячий напиток, от которого стало так легко, что Арман тут же забылся снова.

Присутствие кого угодно из них не давало ответа на главный вопрос: кто он?

Между пробуждениями проходило не так много времени, но каждый промежуток казался Арману вечностью, упущенными часами и днями. Наконец он снова разлепил глаза, и окна, шпалеры и узоры на потолке обрели давно утраченную чёткость. Рядом сидел Берингар, прямо на краю постели. Он быстро повернул голову и осмотрел Армана.

– Лежи, – велел Берингар прежде всего, не задавая никаких вопросов.

– Я…

– Арман.

Он не звал, давал ответ. Арман испытал невероятное облегчение и закрыл глаза, но тут же распахнул их – чему он радуется, ведь всё должно быть наоборот!

– Я должен идти.

– Нет. Идти уже некуда, успокойся и лежи.

– Ты не понимаешь, – зачем-то упрекнул Арман. Он знал, что Берингар всё отлично понимает, но не до конца контролировал себя. – Мне нужно обратиться. Как можно скорее… это важно…

– Я так не думаю, – ответил Берингар и снова внимательно оглядел его. – Арман, ты больше не сможешь ни в кого превратиться.

Арман поверил, потому что такое с ним уже случалось. Он догадывался, что Бер имеет в виду кое-что совсем другое, но не мог облечь свои предчувствия даже не в слова – в мысли. Оставались и более важные вещи, и Арман сказал:

– Адель, и все другие… Он убьёт. Дотянется, ему ничего не стоит… надо предупредить…

– Не дотянется, – возразил Берингар и дотошно уточнил, до последнего опасаясь ошибки: – Кто убьёт? Роберт Хартманн?

– Ну конечно.

– Не убьёт. Адель в безопасности, и остальные тоже.

Арман уставился на него с безнадёжностью и отчаянием. Как можно не понимать, как можно так недооценивать врага? Если б только были силы, он бы всё объяснил!.. Почему именно сейчас, когда надо действовать быстро и чётко, Берингар это делать перестал?!

– Он убивает во сне. Через сон. Ты знал? Хотя бы сообщи им, чтобы они не спали, – теперь у Армана сестра стала «ими», всеми, кого он пытался защитить. Берингар покачал головой:

– Не знал, но это многое объясняет. Арман, послушай, сейчас отсюда ничего сделать не получится. У нас нет связи с внешним миром. Лежи, – он проворно поднялся, потому что после этих слов Арман едва не выбросил себя из кровати. – Лежи, – повторил Берингар, решительно, но не грубо заталкивая его обратно. Это было несложно: Арман теперь весил не больше сестры. – Я попросил Пауля отправиться ко мне домой, он уже в пути.

– Пауля?

– Мой друг. Можешь не сомневаться, он сделает всё, что сможет.

Арман закрыл глаза. Он отказывался понимать, как какой-то Пауль, который к тому же едет обычным способом, может помочь. Нужно было взять себя в руки и задавать вопросы, но Арман слишком долго держал себя в руках и теперь разваливался, как разбитая ваза, не в силах поймать ни одного осколка: всё, что от него осталось, Берингар сейчас уложил обратно на подушки и накрыл одеялом.

– Я расскажу тебе всё, что смогу, – говорил Берингар. Арман смотрел на него со своего места, стараясь держать глаза открытыми, смотрел и даже видел, хотя до мозга доходило далеко не всё. Следопыт выглядел уставшим до предела, но речь его казалась ещё более ясной и осмысленной, чем всегда; он был расстроен и зол, но сдерживался, потому что Арман нуждался в спокойном и здравомыслящем собеседнике. – О том, что ты здесь, знаем мы с Милошем, пан Росицкий и госпожа Чайома. Им всем можно доверять, они присматривали за тобой, пока я улаживал дела со стражниками и старейшинами.

– И больше никто? – хрипло спросил Арман. У него в голове не укладывалось, как правда до сих пор не всплыла наружу. – Я ведь упал внизу… а потом…

– Какое-то время твоя магия ещё работала, – объяснил Берингар. – Мы принесли тебя сюда, и только потом ты начал понемногу походить на себя. Все остальные, кроме упомянутых мной людей, видели, что мы уводим посла Хартманна.

Арман не знал, что об этом думать. По-хорошему ему следовало обратиться в посла и довести до конца новую игру, ту, в которой он герой-спаситель, но Арман уже нарушил условия сделки. Поэтому он спросил о другом:

– Вы и… пан Росицкий, и Чайома… как давно они знают?

– Я имел в виду, что они были здесь после церемонии и наблюдали за тобой, – Берингар уклонился от прямого ответа. – Разговор о том, кто что знал, будет долгим… ты к нему пока не готов. И не только ты.

– Мне всё равно.

– Мне кажется, нам стоит дождаться Милоша. Если ты не согласен, говорить при нём не будем.

– Я имел в виду не это… – какой разговор, подумал Арман, он и двух слов связать не может. – Извини. Я просто…

– Тебе стоит отдыхать. Ты истощён, – то ли в силу усталости, то ли в силу обстоятельств, Берингар даже не пытался скрыть своё беспокойство. Арман и прежде знал, что следопыт умеет заботиться о важных для него людях, но сейчас ему было невероятно совестно за всё это. За себя, за других… – Чайома приготовила укрепляющее зелье, но я не думаю, что оно… может подействовать.

Арман никак не среагировал: ему снова было плевать на себя, но уже по другому поводу. Он смутно ощущал, что совершил что-то непоправимое и это гораздо важнее Хартманна, хотя совсем отделаться от посла не выходило: длинная речь о сути книги была очередным залогом, неким извинением – если кто-то из них двоих заслуживал извинений – оборотня за то, что договор был нарушен. Книгу он добыл, но уничтожил, но сделал это в чужом облике, не забирая себе лавры. В конце концов, такое Хартманну могло понравиться, а им – дать время разобраться, отыскать Юргена, предупредить Адель…

– Ты говорил, связи в замке нет, что это значит? Не работают ключи и зеркала? Почему? – речь давалась с трудом и выходила невнятной, но теперь Арман не мог остановиться. Он всё ещё не до конца понимал, на каком свете находится, и больше всего боялся, что это сон. А ведь похоже. Если Хартманн так наказывает его… – Бер, пожалуйста… пересядь.

– Куда?

– Не знаю. Не надо там… в ногах. Он тоже там сидел.

Берингару было больше некуда сесть, и он только подвинулся.

– Не работают ключи и зеркала, – медленно повторил он. – Кто-то успел уйти, большинство осталось здесь. Арман, дело в том…

В этот момент появился Милош. Он вихрем пронёсся по комнате, ничего не сказав, что-то забрал, что-то отдал – вроде кружку и полотенце; в коридоре мелькнула высокая фигура Чайомы. Потом Милош наконец обернулся и понял, что Арман на него смотрит.

– Я помешал? – спросил Милош после паузы, переводя взгляд с одного на другого. Арман ничего не сказал, Берингар пожал плечами. – Ну, вы определитесь… Если что-нибудь нужно… в общем, я за дверью побуду.

– Не надо, – собственный голос показался Арману сиплым и каким-то придушенным, раньше этого не было. – Останься. Если хочешь…

Почему-то, Арман не понял этого, Милош захотел. Он ещё сказал пару слов Чайоме и отцу, а потом плотно закрыл дверь. Места было не так уж много, а подступиться к высокой кровати – трудновато, поэтому Милош просто занял другую сторону изножья, правую. Арман не мог не обратить внимания, что друг старается на него не смотреть, но истолковал это по-своему, а на самом деле тяжело было им обоим.

– Что там нового? – спросил Берингар.

– Всё так же. Никаких изменений, – неуверенно сказал Милош, покосившись на Армана. – Гм. Ты уже сказал ему?..

– Только начал. Подожди. Никто не приезжал, не уезжал?

– Нет, мы только вычислили дезертиров. Ты уж не обижайся – все пруссаки… Но Пауля я отбил, – добавил Милош, – Пауля и Небойшу. Я сказал, что они уехали по твоему приказу, потому что больше ничего не придумал.

Берингар не стал возражать, Арман ничего не переспрашивал. Не переносящий такой тишины Милош рассказал ещё немного:

– Мне просто понравилась идея отправить кого-то домой. Пауль, конечно, славный малый, но он же не может разорваться на двух паулей, верно? Так что я попросил Небойшу… Небойша скачет в Прагу. Мы с папой не могли уйти, конечно же. Я дал ему адрес, будет неловко, если парень заблудится.

– Правильно, – согласился Берингар и снова обратился к Арману. Меньше всего на свете ему хотелось сообщать об этом, но больше некому, к тому же озвучивать даже самые неприятные вещи вошло у следопыта если не в привычку, то в неписаную обязанность. – Арман… Вероятно, магии больше нет.

Арман тупо смотрел на него, как если б услышал фразу на незнакомом языке. Очевидно, Берингар имеет в виду, что магия как-то уничтожилась вместе с книгой, но это ведь невозможно. Нелепо. Неправильно… Опять вернулось ощущение лежащего на дне камня, только теперь вода застыла, как в самую холодную зиму. Арман противился этому изо всех сил, но что-то глубоко внутри него не испытывало ни возмущения, ни удивления, а на ум снова пришла неизбежность.

– «Вероятно», – пробормотал Милош, недовольный этой репликой. – Не знаю, как другие, но я в этом уверен абсолютно точно. Как можно не заметить, что из тебя что-то вытащили, простите за вульгарность?

– Не все чувствуют магию так же тонко, как ты, Милош.

– Спасибо, – мрачно отозвался Милош. – Потрясающее умение, а какое полезное.

– Стойте… – снова прохрипел Арман. Они прекратили препираться и дружно посмотрели на него сверху вниз. – Вы говорите, не работают ключи, зеркала. Наверняка территорию замка… просто задело взрывом. Это же был выплеск магии, как Адель… ну и не только Адель… разве нет?

– Такое объяснение вероятно, – осторожно сказал Берингар. Он упрямо придерживался слова «вероятно», потому что не мог знать наверняка, да и Милош ворчал только для вида. – Может быть, это временный эффект. Как и то, что магию потеряли люди, находившиеся в замке…

– Это пройдёт, – с глупой уверенностью сказал Арман. – Их просто оглушило. Нас, вас… Готов поспорить, снаружи всё в порядке.

– Если бы ключи работали извне, к нам бы кто-то уже пришёл, ведь оставившие пост стражники уходили не в пустоту, – возразил Берингар. У Милоша тоже нашёлся довод против:

– А я думаю, что такой всплеск не могли не заметить сильные ведьмы. Знаешь, как чутко они реагируют на подобные вещи? Странно, что никто до сих пор не заявился с воздуха… ну, Бер то же самое и говорит.

– Вы ошибаетесь. Они просто не знают… Снаружи никто ничего не знает.

Это плохо, думал Арман. Снаружи никто ничего не знает, но все могут колдовать, он не сомневался, не мог заставить себя усомниться. Значит, Адель по-прежнему в опасности, и не она одна. Хартманн не получил книгу и никогда не получит, но не помер же он от этого, не утратил свой дар… И наверняка скоро узнает о случившемся, если не уже. Сбежали пруссаки.

– Готфрид среди них был?

– Был, – ответил Берингар, поняв, о чём речь. – Вы знакомы?

– Это его люди. Они успели уйти. Он всё знает…

Арман замолчал, он был пока не готов говорить о Хартманне. Выражение лица Милоша было испуганным, и он даже не полез с расспросами.

– Я обсуждал случившееся с советом старейшин и другими магами. Некоторые полагают, что наш дар вернётся. Некоторые ни на что не надеются, но тоже уверены, что проблема коснулась только замка Эльц. Время покажет, кто прав, – рассудил Берингар, глядя куда-то вниз. До Армана дошло, что один из них больше не слышит заговорённых пуль, а второй – магических следов. Каково это? Похоже ли на тот ужас, что он испытал, когда не мог превратиться? Нет, слишком уж спокойно они сидят… Арман вовсе не желал друзьям дурного самочувствия, он лишь убеждал себя, что всё не так плохо, что способности ко всем вернутся, нужно только подождать. Не мог же он одной своей волей, одним словом, одной каплей крови уничтожить колдовство как таковое.

– Так значит… – неуверенно начал Милош. – Ты был им, верно? С самого начала?

– Да, – сказал Арман. От того, что он отвечал на вопросы, а не исповедался сам, было немного проще, но только немного. Милош издал какой-то странный звук, словно собирался присвистнуть, но передумал под укоризненным взглядом Берингара.

– Не могу поверить… Я не замечал, что всё это время говорил с тобой. С тобой!

– Так было нужно, – тихо отозвался Арман. – Прости.

Давно он мечтал сказать эти слова. Дальше Милош должен был разозлиться, обидеться, расстроиться, на худой конец… выйти и хлопнуть дверью. Вместо этого Милош переспросил с недоверчивым ужасом:

– Это ты извиняешься?!

– Конечно, – нахмурился Арман. Чувства как притупились, так и не приходили в норму, и он был просто недоволен тем, что разговор идёт не по задуманному плану. То, что Милош не разозлился на него, не радовало, а казалось неправильным. Он ведь должен разозлиться. Это то, чего Арман заслуживает. – Конечно, ведь это я тебя обманывал… я обманывал всех, но больше всего – тебя.

Милош только головой покачал. Они абсолютно не поняли друг друга: Арману казалось, что он виноват во всём, в первую очередь – в обмане, в каждой фразе, где он не выдавал себя, и даже в ложной смерти; Милош был уверен, что провинился в разы больше, ведь он за несколько недель не смог разглядеть в собеседнике собственного друга и как-то помочь ему.

– Так было нужно, – повторил Арман. – Не вини себя. Я же специально делал так, чтобы никто не догадался…

– Кое-кто вон догадался, – буркнул Милош, поглядев на Берингара. – Но это ведь не твоя вина.

– Почему ты так уверен?

– Потому что… извини, ты себя в зеркало видел?

Не видел, а если б посмотрел – пришёл бы в ужас. Он страшно исхудал, потому что почти ничего не ел и вдобавок тратил много сил на поддержание облика; и без того бледная кожа казалась прозрачной, глаза запали, чёрные волосы отросли ещё больше и лежали на плечах. Именно поэтому, не говоря о прочих причинах, в головы друзей даже не закралась мысль о настоящем предательстве Армана: он очевидно был жертвой, а не злодеем, что бы ни считал сам. Злодеи так себя не загоняют, они действуют чужими руками.

– Если бы я себя выдал, он бы убил Адель, – просто сказал Арман. Ему даже не было тяжело, и эта странная пустота позволяла объясняться едва ли не с лёгкостью – слова и слова, подумаешь. – Или кого-то ещё. Он может, я знаю наверняка. Подумаешь, сестра… Разве что… может, Адель бы ничего не было, она ведь сильная ведьма. Бер, скажи… с ней ведь ничего не случилось бы? Только не ври. Я должен знать, если всё это было зря…

– Не могу знать, – ответил Берингар, не глядя ни на кого из них. – Я был бы рад утешить тебя, даже таким образом, и не стал бы скрывать правду, но я действительно не знаю. Во сне мы все уязвимы.

– Ладно, – послушно отозвался Арман. – Неважно. Но он мог достать и других… чтобы я не сбежал… Вы знаете, это всё так глупо. Сейчас ясно, что я просто последний дурак.

Другим ясно не было, и они молча ждали. Арман начал рассказывать, изредка делая паузы, чтобы попить воды, и глядя строго перед собой – между слушателями. Он говорил о письме Хартманна, о том, как они встретились в посольском доме, о том, как тот шантажировал Армана. Он говорил о том, как читал, запоминал и заучивал чужую биографию, вживался в чужое тело, выходил за пределы собственного дара, чтобы создать точнейшую копию – что на вид, что на слово. Он говорил обо всём, не задумываясь, повторяя те эпизоды, которым Берингар и Милош сами были свидетелями; иногда он забывался и путал себя с послом, иногда пересказывал один и тот же разговор дважды, как если бы отчитывался перед ним сейчас.

Армана не перебивали, и он не знал, какое впечатление производят его слова, пока не посмотрел в лица слушателей. Милош уже десять минут таращился на него широко раскрытыми глазами, в которых читался только ужас.

– И ты ещё думаешь, что в чём-то виноват? – воскликнул он, не дождавшись конца рассказа. – Нет, Арман… Если б ты мог стоять на ногах, я бы тебе треснул, но не за то, что ты думаешь.

– Конечно, виноват. Я врал…

– Да кто не врал! – перебил Милош, он почти сорвался на крик. – И дурак всё-таки я… И тебе повезло с тем, что я дурак. Очень повезло…

Берингар долго молчал, созерцая что-то невидимое в углу кровати. Когда его окликнули, он процедил сквозь зубы какое-то немецкое ругательство, потом встал и бесцельно пересёк комнату. Милош обернулся через плечо, а Арман приподнялся на локтях как раз вовремя, чтобы увидеть, как следопыт разносит в щепки ветхий стул. Ногой.

– Ого, – сказал Милош. Берингар ещё какое-то время постоял в стороне, больше обычного напоминая статую, потом вернулся и сел на место.

– Прошу прощения, – ровным голосом сказал он. – Что было дальше?

– Дальше… вы всё знаете. Он подстроил мою смерть, чтобы я поторопился, а ты прекратил поиски… Тогда же я наконец понял, что делать. Всё, что касается крови, чистой воды авантюра – я не знал, получится или нет. Проверял прямо на месте… – Арман внимательно посмотрел на Берингара. – Спасибо, что поддержал меня. Давно ты знал?

– Сейчас окажется, что с самого начала, – пробормотал Милош.

– Если говорить именно о знании – только с того момента, как получил письмо, – возразил Берингар. – До этого были одни подозрения, но я не мог не обратить внимания, что раз за разом мысленно возвращаюсь к господину послу. О содержании письма я решил сообщить при всех, потому что мы ничего не теряли, и заодно понять твою реакцию – если это, разумеется, был ты.

– И что ты понял?

– Что это произошло против твоей воли. И ложная смерть, и всё остальное, – теперь пришлось объясняться Берингару. – Я подозревал… ладно, это уже неважно, с вашего позволения я буду говорить «знал». Я знал почти всё, кроме главного, где ты, кто ты и чего добиваешься, поэтому не мешал. Единственное, что оставалось неясным до последнего – что посол управляет тобой, а не ты им.

Арман не сдержал удивлённого возгласа, и Милош тоже, хотя в его исполнении прибавилось несколько чешских ругательств.

– С ума сошёл?! – добавил он в конце тирады. – Ты мне клялся, что ни в чём Армана не обвиняешь!

– Не забывай, сейчас нам всё известно, а тогда – не было, – напомнил Берингар. Видимо, после разломанного стула его уже ничем нельзя было задеть. – Я допускал, что Арман затеял что-то сам, разумеется, без вреда для нас… допускал и то, что они с послом заключили взаимный союз, ведь о самом Хартманне я знал недостаточно. То, что вы в обратных отношениях, мне пришло в голову после Лукки. Я не нашёл ни одной причины, по которой ты решился бы разыграть свою смерть – для тебя, именно для тебя, в этом нет никакой выгоды, и ты бы не заставил всех нас пройти через эту боль.

– Я не хотел…

– Я знаю.

– Мы знаем, – горячо заверил Милош. Ещё утром он думал иначе, но утром он не знал и десятой доли того, что услышал.

– После той новости ты явно разволновался, но потом всё равно кивнул, дав понять, что всё идёт по плану… – Берингар умолк ненадолго и устало спросил: – Моя очередь узнать кое-что, возможно, неприятное. Ты ведь контролировал ситуацию… в тот момент?

– Конечно, – не понял Арман. – Конечно, я был в ужасе от того, что он сделал, но не мог не кивнуть… иначе бы поставил под угрозу остальных. Почему ты спрашиваешь?