Текст книги "Книга чародеяний (СИ)"

Автор книги: Katunf Lavatein

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 54 страниц)

– И что на это сказал волхв? – поторопил Арман, потому что посланник оракуловой воли замолчал.

– Ничего, – сказал Берингар, – так как в этот момент совещания он подавился вишнёвой косточкой и умер.

Какое-то время никто не говорил ни слова. Арман украдкой покосился на сестру: судя по сочетанию неловкости и досады на лице, она тоже не знала, плакать или смеяться. К сожалению, каменное лицо господина Клозе не давало им подсказок, как себя вести.

– Увы, – драматично продолжил Берингар. – В жизни случается всякое, и все мы – рабы случайностей. Так вот, в ходе обсуждения посольствами многих стран было решено, что предсмертное пророчество вещего волхва не лишено исторических оснований. Ни для кого не секрет, что с началом средневековой охоты наш род был обречён…

– Говори за себя! – посоветовала Адель.

– …и чародеев, и ведьм по всему свету становилось меньше и меньше, – да он как упрямый паровоз, ничем не остановишь. – Это всего лишь печальная закономерность, госпожа Марсо, для нас – печальная, для людей – боюсь, что самая обыкновенная. Нас разобщали, подвергали преследованиям и пыткам, уничтожали. Дошло до того, что многие ведьмы, рожая детей, не проводят с ними начальных ритуалов и собственноручно пытаются лишить колдовского дара – опасное дело, но это лишь доказывает, что уже и родному чаду не хотят судьбы мага. Тем не менее, мы с вами всё ещё живы и разговариваем, а это что-то значит.

Чародейское сообщество восточной Европы избежало столь сильного удара, но людские беды – эпидемии, войны, распри, разделы территорий – вновь свели нас вместе и всё равно ослабили. Чародеи живы, но параллельно с неумолимым ходом времени развивается и людской потенциал. Люди изобретательны, вы не могли этого не заметить. В прошлом веке они уже создали много вещей, ранее казавшихся им невозможными, что уж говорить о ближайшем будущем? Конечно, подлинного целительского искусства им пока не познать, но ведь подчинили же они живой свет лампе, а скорость и силу дорог – рельсам и поездам. Люди не только стали подчинять природу – они перестали верить.

– В Бога или в колдовство? – Арман задал вопрос, болезненно волнующий любого чародея, в каком бы обществе он ни рос.

– Ни в кого, – просто и грустно ответил Берингар. – Пожалуй, они стали верить в свои силы, но верить в свои силы не значит верить в себя, и также эта вера не тождественна отрицанию других сил – я так считаю, вы можете со мной не соглашаться.

– Не можем, – Адель слегка закатила глаза. – Мы и есть «другие силы».

– Ваше замечание не лишено оснований, – вежливо согласился Берингар. – К чему я всё это говорил: такие неутешительные выводы появились у собрания после пророчества волхва… О каких бы временах он ни говорил, когда бы ни настал конец магии – кажется, это произойдёт скоро. Скорее всего, смерть чародейства застанем не мы с вами, но наши дети или внуки.

То, что с прекращением охоты на ведьм люди стали гораздо реже обращаться за услугами к настоящим чародеям, Арман знал и замечал. К ним с Адель редко кто-то приходил… потому что маги – те маги, которым доверяли люди, – были склонны давать адреса «хороших знакомых», а потомки Гёльди к этой уважаемой категории не относились. Но всё равно Арман знал, что в случае беды всё меньше и меньше людей обратится к чародеям: с людьми он общался чаще и знал это из первых уст.

– Остаются те, кто доверяет знающим, полагается на заговор или на порчу больше, чем на собственные силы, науку или закон, – Берингар будто продолжил мысль Армана. – И они всегда будут, но то людское мировоззрение, в котором немало места занимали мы, начали искажать с расцветом новых религий. Все мы это знаем, а если не знаем – обманываем себя… Итак, магия исчезает в глазах людей и в нашем количестве – когда она исчезнет из мира как такового, только вопрос времени. Общечародейское собрание считает, что это время придёт скоро.

– И что оно предприняло? – спросил Арман, стараясь казаться равнодушным. Он любил чародейство – оно текло в его крови, наследственный дар позволял молодому человеку перевоплощаться почти в любое живое существо, и всё же… Арман никогда не считал себя частью сообщества магов, он ею и не был. Что же тогда его встревожило среди потока заумной речи Берингара? Словно окатили ледяной водой…

Сестру откровения Берингара и покойного волхва волновали мало: она ещё меньше любила сообщество, так грубо оттолкнувшее её в прошлом, и обладала слишком мощной магией, чтобы вот так взять и в одночасье растерять все силы. Но рассказ сам по себе не мог не заинтересовать Адель, и она внимательно смотрела на Берингара исподлобья, как дикая кошка, которую попросили временно не атаковать и она почему-то согласилась.

– В ходе долгих споров и обсуждений наши старейшины пришли к решению: написать книгу, – ответил Берингар. Видимо, он привык к разной реакции на эти слова, так как выдержал заученную паузу, которую потратил на осмотр ошалевших лиц напротив – впрочем, надо отдать им должное, лица Гёльди изменились мало. Книгу так книгу. – Как можно спасти магию, если предрешено обратное? Саму магию – никак, но что такое магия? По сути, это наш общий дар, передающийся из поколения в поколение или приобретаемый в ходе жестоких первичных ритуалов. Общий дар – это знание, как именно колдовать, как вершить все те чародеяния, на которые мы способны. Каждый из нас – маг по-своему, и у нас нет единого свода правил, что бы ни думали об этом люди. Нет и не было никогда… и больше не будет, однако мы можем сделать больше: записать и сохранить все возможные истории о волшебстве от его рождения до, не побоюсь этого слова, смерти.

Некоторые разделы уже составлены и записаны верховными магами: туда вошла древнейшая история магии, ключевые отличия от так называемой божьей воли и сходства с нею, опровержения людских заблуждений, их ошибочных памфлетов, мемуаров и прочих записок, касающихся нас. Это – теория, и теорию мы спасём, не хватает ещё двух вещей. Первая – согласие как можно большего количества магов на написание книги, вторая – истории о настоящем, прикладном колдовстве, которые мы призваны сохранить.

Я начну со второго обстоятельства, поскольку оно и объясняет, зачем я к вам пришёл. Общечародейское собрание призывает на помощь всех молодых бездетных магов, которые могут оставить дом и отправиться в опасные странствия в поисках историй. Мы – я говорю «мы», поскольку мне оказали честь быть руководителем уполномоченной группы – будем путешествовать по землям нынешней Европы в поисках магов, которые живут вне сообщества, почти как вы. Как обстоят дела в других уголках мира, нам, к сожалению, неизвестно: как вы догадываетесь, представители многих государств не получили наших приглашений, либо просто не приехали, – если там было, кому ехать, с мрачной иронией подумал Арман. А где-то, говорят, даже охоты на ведьм не было: о чём им говорить друг с другом, если они и без всяких пророчеств успешно избегали гонений! – Мы объясним как можно большему количеству чародеев, что пытаемся сберечь память о магии, раз уж её потеря неизбежна, и хоть как-то сохранить в этом мире наш дар: пусть он останется только в виде книги – это уже немало.

– Не все на это пойдут, – тут же возразила Адель. – Представьте – живёшь себе отшельником или отшельницей десятки лет, тут заявляются молодые и здоровые, привыкшие жить с людьми, и требуют выдать все свои секреты! Или не секреты, но тайны прошлого, которые может быть неприятно вспоминать… И зачем? Чтобы сохранить знание о чародействе для будущих поколений? Но будущих поколений не будет, останутся только люди! Или господа верховные маги рассчитывают на то, что люди не побоятся древнего ритуала и возродят волшебство, когда никого из нас не останется?

– У некоторых действительно была такая мысль, – признал Берингар, – но цель не в этом. Цель создания книги – уберечь саму возможность магии, сохранить как можно больше чародеяний, свершённых под этим небом. Таково решение верховных магов, и я с ним согласен. Магия (над определением которой, к слову, долго рассуждают во введении) – слишком сложная материя, я уважаю её и не хочу, чтобы она исчезла бесследно… не хочу, чтобы будущие поколения людей верили во всю чушь, которую о нас написали Крамер и Шпренгер и им подобные.[3] Вы могли бы поддержать это дело не ради людей, не ради враждебно настроенных чародеев и даже не ради памяти о себе. Только ради памяти о чародействе.

Берингар явно не изложил всего плана, но остановился, давая им время подумать. У Армана на языке вертелись десятки вопросов, а он всё не мог побороть странное леденящее чувство, не покидавшее его с вести о пророчестве. Магия умрёт вместе с последним магом… зловеще, но не более того. Арман никогда не боялся смерти, во всяком случае, своей.

– А первое обстоятельство? – напомнила о себе Адель. – Дайте угадаю – всемогущее сообщество пыльных старейшин боится реакции несогласных? Молодые бездетные маги – рабочая сила, которую можно послать на грязную работу?

– Если говорить грубо, отчасти так и есть, – не стал юлить Берингар. В этот момент Мельхиор пришёл к каким-то выводам внутри своей собачьей головы и положил её, голову, на колени незнакомому человеку. Арману даже почудилось, будто Берингар на одну сотую удивился. – Хм… ваш пёс…

– Дьявольский пёс, – монотонным хором сказали брат и сестра. – Исчадие Ада, можно просто Мельхиор.

Берингар опустил глаза на исчадие Ада. Исчадие умильно дёрнуло хвостом и шумно задышало, пуская слюни на идеально выглаженную штанину гостя.

– Я так и понял, – не без усилия согласился он. – Итак, ваше предположение не лишено оснований. Да, группа по сбору историй для книги должна быть фактически боевой: путешествия в непростых условиях, возможные конфликты с чародеями-отшельниками, постоянная бдительность и неусыпная охрана книги, а также главного писаря… Могу не без гордости сказать, что верховные маги подошли к делу с тщанием и великой осторожностью. Разумеется, мы упустили массу деталей, которых просто не в силах предугадать, но подготовка кажется мне внушительной.

– Что ж вы волхвов не попросили? – пожурила Адель. – Вишня кончилась?

– Вещие волхвы не пророчат по заказу, – отрезал Берингар. – Что до дешёвых ясновидцев, им собрание не доверяет.

– А нам – доверяет? – вмешался Арман, уцепившись за несостыковку. – Не много ли вы нам рассказали, господин Клозе?

– Немногим больше, чем другим, – он с достоинством принял удар, к которому явно был готов. – В случае согласия вы станете частью группы и узнаете ещё больше. В случае несогласия… откровенно говоря, вы не похожи на тех, кто станет мешать чародейскому сообществу – у вас были мотивы, силы и время, и вы этого не сделали. Я вижу два варианта: первый – вы согласитесь сотрудничать (либо станете частью группы, либо позволите мне пригласить писаря и оставить своё слово в истории), второй – вы откажетесь, но не окажете сопротивления нашему делу.

Арман догадался, на что ещё сделал ставку Берингар. Потомки Гёльди вполне могли бы преисполниться мстительности и передать информацию о книге, группе и прочих глупостях каким-нибудь особо агрессивным отшельникам, периодически насылающим порчу и на своих, и на чужих, только вот им даже стучать некому. Безраздельное одиночество, вот на что рассчитывал Берингар! И ведь не злорадствовал, скорей всего, просто учитывал… просто знал, насколько эти двое оторваны от всего магического мира.

А вот дальше начинались трудности. Арман не скрывал от себя, что ему не нравится жизнь изгоя и он бы с радостью приник хоть к какому-то обществу, и иногда не мог скрывать этого от Адель; что до сестры, та ненавидела всех, и ей не было никакого резона помогать верховным магам. Для неё встреча с другими чародеями стала бы настоящей катастрофой, не говоря уж о некоторых конкретных ведьмах – да ладно уж, о любой ведьме… Короче, кончится это плохо.

– Если вам нужно это обсудить, я выйду, – предложил Берингар. Мельхиор распознал знакомые слова и радостно залаял, просясь на улицу. Псу никто не запрещал выходить и так, но он вырос общительным и предпочитал гулять в компании.

– Не нужно, – решительно сказал Арман, опережая сестру. – Спасибо за ваше доверие, господин Клозе, но нам в самом деле подойдёт нейтральный вариант. Когда группа будет готова, заглядывайте вместе с книгой… расскажем и покажем всё, что захотите. У меня немало опыта в оборотничестве, что до талантов моей сестры – хватит на несколько томов.

– Вы уверены? – дотошно уточнил Берингар, глядя ему в глаза. Арман подавил вздох и вместо этого провёл ладонью по волосам, приглаживая безнадёжно растрёпанную копну. Он мог принять решение, но не решиться: одна половина тянулась к чародейству, к чародеям, к самой книге, немало заинтересовавшей Армана; другая состояла из неясной, смутной тревоги, вцепившейся в горло и не дававшей свободно дышать.

– Разве ты не хотел бы? – Адель смотрела на брата и только на брата, на сей раз облокотившись на стол. Занятый попытками понять самого себя, Арман не справился с прочтением её эмоций. – Скажите-ка, господин Клозе, мы ведь оба вам не нужны? Я плевать хотела на ваше сообщество, а оно – на меня, но Арман…

– Можете не отвечать, господин Клозе, – сухо сказал Арман. – По одиночке – не вариант, вы нас не разорвёте.

Адель замолчала, то ли тронутая его словами, то ли терзаемая собственными сомнениями. Зная, что она думает теперь, Арман добавил помягче:

– Сестрица, я не заставляю тебя выбирать между мной и собой. Мы немногое потеряем, если откажемся, а разделяться в самом деле плохая идея. Для таких, как мы.

– Ты не можешь всю жизнь отшельничать из-за меня! Иди один и…

– Хорошо, я уеду, – улыбнулся Арман, постукивая пальцами по столу. – Я уеду, возможно, буду рад, возможно, заведу друзей; ты останешься здесь; представим, что меня не мучает за это совесть – но! Скольких ты убьёшь в первый день? Через неделю? Как скоро тебя посадят, запытают и сожгут на костре, только потому что меня рядом не будет? Адель, ты беспокоишься, что с тобой мне не будет жизни, а я знаю, что тебе не будет жизни без меня. Это не обсуждается.

Ни громов, ни молний, ни искр вокруг головы – только болезненный взгляд, который в этот раз Армана не впечатлил. Наладилась она жизнь ему спасать!.. Он никогда не был ранимым ребёнком, которому хотелось завести друзей. Он мог бы, он не возражал, но и не нуждался в этом столь отчаянно, чтобы бросать сестру – единственного родного человека, с которым они вместе прошли столько, что и столетним старикам не снилось. В конце концов, Арман не чурался людей и не исключал, что однажды влюбится в какую-нибудь простушку из Лиона, женится, заведёт детей… Адель не светит и это, он может быть счастлив без магии, она – нет.

В напряжённой тишине заскулил Мельхиор, чувствуя, что в комнате становится грустно.

– Прошу прощения, – сказал Берингар и вернул их с небес на землю. – Сейчас применяются другие меры наказания за колдовство. Неофициальные, конечно, но…

– Да, мы не в Испании, чтобы жгли всех подряд, – Арман поддержал беседу по мере сил. Сестра больше не возражала, а он знал – чувствовал, что Берингар больше переспрашивать не станет. – Это наш окончательный ответ. Приходите позже… за ответами на вопросы.

Посланец магов кивнул и поднялся из-за стола. Он в самом деле уходил, и Арман был рад сказать себе, что не чувствует по этому поводу особой горечи: несомненно, что-то он упускает, но жизнь на этом не кончается, а оставлять Адель нельзя. После того, как она ни разу не оставила его. Возможно, будь у Адель в самом деле надёжный жених… увы – нет никакого, не на пса же безалаберного её бросать!

Сестра молчала, не глядя ни на кого и неблагозвучно шаркая мокрой пяткой по полу. Когда Адель полностью погружалась в свои мысли, она могла пропустить мимо ушей и оклик, и войну – это у них семейное. Арман оттолкнул возбудившегося Мельхиора и пошёл провожать гостя.

– Нет значит нет, – сказал Берингар, подтвердив ожидания в свой адрес, и надел шляпу. – Я уважаю любое ваше решение и выражаю искреннее сожаление: я был бы рад поработать с вами.

– Вы не так много знаете о наших силах.

– Вот именно, – это ледяное изваяние почти улыбнулось! – Я оставлю вам подходящий ключ. Если у вас появятся вопросы по поводу книги или вы передумаете, нужная дверь откроется через три дня.

***

[1] Круа-Русс – район французского города Лиона, находится на холме меж двух рек. На период описываемых событий ещё не был частью Лиона, но уже славился лионскими шелками как его "промышленный пригород".

[2] Анна Гёльди существовала на самом деле и сейчас известна как последняя ведьма Швейцарии и/или Европы. Её пытали и казнили в 1782-ом году якобы за отравление, что было судебной ошибкой: за отравление с нелетальным исходом казнить было нельзя, но и обвинять в колдовстве также уже не могли. Детали её судьбы в разных историях расходятся: в этом тексте будет всего лишь очередная версия событий, правда, отталкивающаяся от того, что Анна в самом деле была ведьмой.

[3] Генрих Крамер и Якоб Шпренгер – авторы "Молота ведьм", в котором в основном описываются методы разоблачения и преследования ведьм. Также немало места в трактате отводится доказательствам того, что всё сверхъестественное – от Бога и никак иначе.

II.

«Как великомудрые господа Шпренгер и Крамер исходили из того, что всё колдовское, если и делается, то лишь с попущения Божьего, мы же оттолкнёмся от обратной идеи. Колдовство суть материя бесцветная, способность совершать чародеяния во благо и чародеяния назло. По мнению вышеупомянутых господ и тех, кто им предшествовал, первое – во благо – якобы творят ангелы, второе – демоны; нам же известно более других, что полярных сил не существует: всё это делают земные чародеи, наделённые способностью, но не привязанные к константам зла или добра».

Книга чародеяний, теоретические главы.

***

Утром того самого дня Милош не проспал. Поднявшись не рано и не поздно, он встал, умылся, побрился, не трогая скромные бакенбарды – почему-то Милошу казалось, что они придают ему мужественности. Они в самом деле придавали бы, будь он более холоден и сдержан, ну зато это не пенсне Корнелика! С моноклем брат смотрелся бы куда лучше. Так вот, оторвавшись от зеркала, Милош выбрался в коридор, стараясь не наступать на котов, протопал вниз по лестнице и влетел на кухню.

Тут же ему на плечо шмякнулся комок горячей каши, и Милош присвистнул не без досады – сегодня маме помогала Катка.

– Садись, Милош, – голосом, исполненным нежности, велела мама. У неё в руке был нож, поэтому Милош выполнил бы любой приказ, облечённый в материнскую заботу: с ведьмой спорить – себе дороже, особенно если эта ведьма тебя рожала.

Пани Росицкая считала, и не без причины, что девочки должны помогать маме на кухне с мальства. Сама она гордилась тем, что в детстве едва не разнесла печку, пытаясь с помощью заговора заставить крупу вариться быстрее. Сейчас проблема была не в каше, и вообще мама фрукты резала, а в Катаржине, которая изо всех сил пыталась оную кашу разложить по тарелкам. Сестричка всё ещё голодного Милоша была не по летам сильна в вудуизме, но бытовая магия оказалась не по ней. В общем, Катка банально не могла справиться с тем, чтобы сковырнуть липкую кашу в тарелку без истерики, и в чём-то Милош её понимал, только сытее от этого не становился.

Милош послушно сидел за столом, от скуки играясь с карманными часами, и наблюдал за сестрой. Катка стояла на табурете, поскольку пока не доставала до стола: её растрёпанные косы ловили утренний свет из окна, осуждающий взгляд Милоша и капельки масла, взмывавшие вверх после каждого плюханья каши. От старания сестра высунула кончик языка, и Милош не выдержал – фыркнул в кулак. Эти маленькие пальчики ловко плели кукол и ловцы снов, но не могли разложить еду! Видимо, половник – инструмент слишком сложный.

– Мама, он смотрит! – заверещала Катка, в расстройстве швыряя половник на стол. Вышло слабенько, но девочка сама себя испугалась. – И фыркает, как лошадь!

– Я не лошадь, – обиделся Милош. – Я жеребец.

– Не расстраивайся, – сказала пани Росицкая, погладив дочку по плечу. – Тут нужна привычка. Сегодня Милоша накормлю я, иначе он опоздает, а потом ты будешь практиковаться на Корнелике. Хорошо?

– Хорошо!

Переменчивое настроение Катаржина унаследовала от матери. Только что она чуть не плакала, а теперь успокоилась и вприпрыжку помчалась в коридор играть с котами. Милош не завидовал брату: на нём и так любили «практиковаться» девочки, поскольку Корнель оказался восприимчив ко всякого рода заговорам и очень удобен по части уговоров («да, да, забирай мою прядь волос, только отстань уже»), а теперь его и защитить некому. Не то чтобы Милош часто вставал на защиту брата, но остаться почти наедине с тремя женщинами этого дома – экстренная ситуация. Что ж, остаётся надеяться, что великий дипломат справится и не поседеет раньше срока.

Может показаться, что в семье Росицких к старшему сыну относились чересчур насмешливо или даже жестоко, но это не так. Единственный случай, когда девчонки перестарались, произошёл на излёте школьных годков Милоша: Хана ещё училась ползать, а Катка уже сплетала неплохих кукол из старых маминых ниток. Так вышло, что в пряжу забился волос Корнеля, упавший с его головы в ванной комнате и проделавший долгий путь через весь дом. Чудом этот волосок не смешался с кошачьей шерстью и, как итог, попал в куколку, которую смастерила Катаржина. Девочка не заметила этого, а потом – о, что началось потом! Надо же было так сложиться звёздам, что именно в этот день Катку обидели соседские мальчишки, и она со злости наслала на безымянную и безликую куклу порчу! Сделала она это неумело, но со взрослой силой, и бедный Корнель слёг с жуткой головной болью, проклиная всех и вся.

Правду из Катки выудили довольно скоро: Милош это и сделал, заподозрив в пряже хитросплетение чужих волос (он всегда этого боялся, исходя из количества котов в доме). Сестрёнка разрыдалась так громко, что Корнель простил её только ради того, чтобы она заткнулась, а потом уже простил по-настоящему, так что искренней вражды между ними не было. Пани Росицкая вылечила старшему сыну голову и заодно показала дочке, как обращаться с обратным заговором, а Катаржина ещё месяц не притрагивалась к клубкам шерсти; Корнель ворчал всего два дня, и то потому, что сие происшествие отсрочило его собеседование в чародейское посольство. Всё кончилось мирно и обратилось шуткой, как и любая другая печальная ситуация в семействе Росицких, не считая смерти прабабушки.

– О чём задумался?

– О делах семейных, – отозвался Милош, доедая кашу и одновременно прихлёбывая чай. Они с мамой остались вдвоём на кухне: девчонки увлечённо мяукали в коридоре, подражая котам и голода не испытывая, отец пока не вставал, а Корнеля уже дома не было. Несмотря на репутацию пани Росицкой и неизбежные ведьминские странности, Милош чувствовал себя с ней уютно – про него иногда шутили, что он и сам своего рода ведьма, только скрывается. Поскольку в магической части человечества сравнение с женщиной оскорбительным не было, скорей наоборот, Милош им гордился, как гордился в своё время папа, взявший фамилию своей супруги. – А ты?

– О тебе, – пани протянула руку и накрыла ею пальцы Милоша, нервно барабанившие по столу. – Не волнуйся так, сам же вызвался.

– Не волнуюсь я, – буркнул Милош, с осуждением косясь на пальцы. – Это они сами. Катка варила кашу? Оно и видно – смотри, смотри, начались судороги! Я умру, не достигнув ничего, и…

– Хватит играть в циркача, – ласково, но с нотками угрозы сказала мама. – Это самая обычная каша, а вот ты переживаешь.

– Ерунда. Ты же знаешь, я как только окажусь в центре внимания – сразу почувствую себя лучше.

– Знаю. Только, Милош, не вздумай в очередной раз рассказывать свою невменяемую байку про то, как я тебя рожала, – пани Росицкая при должной подготовке и при наличии соответствующих ингредиентов для зелья могла читать мысли, но сейчас этого не требовалось: мало кто в колдовской части Праги не знал байку Милоша. – Во-первых, это не совсем правда, во-вторых – все уже её слышали сотню раз.

– По обстоятельствам, – уклонился от ответа Милош. – Лучше расскажи мне снова про пули. Заговаривать лучше на ночь, это я понял, что-нибудь ещё?

Их прервали почти сразу же: пани не успела договорить и слога «пу». Взволнованный топот с лестницы, перемежающийся охами, вздохами и сдержанной руганью на разлёгшихся котов, намекал на приближение отца.

– Милош! – пан Росицкий возник на пороге кухни в домашнем халате и неизменном монокле. Чтобы едва проснувшийся родитель не почувствовал себя оскорблённым, Милош развернулся всем телом на стуле – не затылком же его встречать. – Ты опоздаешь! Доедай скорее, я дам тебе нужный ключ.

– В общем, ты и без пуль справишься, – полушёпотом, чтобы не слышал нервный супруг, завершила мать. – И я не думаю, что вам придётся драться уже сегодня, если вообще придётся. Сегодня смотри на людей. Я слышала, они хотели пригласить потомков Гёльди, об этом говорили на рынке подержанных котлов…

– Обязательно, обязательно смотри! – приговаривал пан Росицкий, подслеповато щурясь на связку ключей. Они встали напротив запертой кладовки и в два горла читали Милошу нотации. Милош смиренно слушал. – Я знаю, с кем ты должен познакомиться… Берингар Клозе… Он может напомнить тебе Корнелика, только, во имя древнего духа, не вздумай спорить с ним о политике Меттерниха. [1]

– Её мать звали Аделина, мне так жаль, что я не успела с ней познакомиться! – мама, как всегда, рассуждала о великих ведьмах. – Если дочь похожа на мать… не знаю, я её не застала. Но если дочь похожа на прабабку…

– А прабабку ты застала? – не удержался Милош, и его ударило током. – Извини.

– Не позорь меня перед старейшинами, – бормотал отец. Он уже проворачивал ключ в замочной скважине, но и не думал сосредотачиваться на деле. – Правда, в составе комиссии заявлен Хольцер – ему ничем не угодишь, только если ты не молоденькая ведьма… Если будут Хартманн и дю Белле, обязательно представься им, они послы от…

На пятой фамилии и десятом титуле Милош слушать перестал. Он искренне ценил наставления родителей, но слишком уж много информации они пытались запихнуть в его курчавую голову одномоментно друг с другом. Как будет – так будет! У Милоша и так уже руки чесались посмотреть не только на пражских магов, да и просто узнать, как другие живут – говорят, сейчас тяжелей во Франции, отразилось ли это на колдунах? Так что он оставил попытки запоминать имена и молча и вежливо ждал открытой двери.

Та не замедлила открыться. Некоторые наивно полагают, что чародеи способны перемещаться в пространстве на очень большие расстояния, бормоча под нос страшные заклятья или, что не очень хорошо для слабых сосудов, вертясь всем телом и повисая вниз головой. Кошмарное заблуждение! Зачем тратить силы на то, чтобы переместить всё тело и душу, скажем, из Брно в Манчестер, если можно один раз заколдовать соответствующий ключ? Чем меньше предмет и чем проще его функция, тем легче заговорить его. Ключ – это даже не дверь. Таким образом, обычно этот проход и в самом деле вёл в кладовую дома Росицких, но с помощью нужного ключа он открыл Милошу путь в нынешнее убежище местного колдовского сообщества – замок Лавут-Полиньяк.

Вместо бесконечных полок с банками перед Милошем предстал коридор, не чета домашнему: старая картинная галерея, на скамьях – группки людей, в конце дороги, очевидно, вход в гостевой зал – светящееся пятно округлой формы. Милош подобрался, улыбнулся и глянул на родителей. Мать в переднике и отец в халате на фоне открывшегося замка смотрелись немного нелепо, и это зрелище наполняло сердце трогательной щемящей грустью. Так ли ему надо туда идти? Милош любил бездельничать, котов и семью – вполне естественно, что в этот момент он колебался.

«Давайте, пан Росицкий», – подбодрил он сам себя. – «Это должно быть по меньшей мере любопытно».

– Пока, мам, – Милош чуть-чуть наклонился и поцеловал пани. – Пока, пап, – теперь он привстал на цыпочки и клюнул в щёку отца. – Сестричкам и Корнелику то же самое, котов целовать не надо. Передайте привет Эве и бабушке!

Не дожидаясь ответа, который мог быть слишком сентиментальным, Милош сделал шаг вперёд и оказался в замке. Он даже не представлял, насколько слабо было сказано наивное «любопытно».

***

Больше всего Милоша расстроил замок. Сначала ему показалось, что могущественные чародеи оккупировали Версаль, но увы – папа был прав насчёт того, что магия умирает. Абсолютно прав! Теперь почтенные колдуны были вынуждены сидеть в каких-то руинах в районе Верхней Луары. Внутри-то ладно: то, что с порога кладовой показалось Милошу картинной галереей, оказалось неплохо убранным центральным коридором, но это никак не спасало от всеобщей тесноты. Наружу он зачем-то выглянул из окна и разочарованно крякнул – нет ничего грустнее и унылее серого камня.

А ведь когда-то чародеи занимали замок Корвинов! То-то было время, вся Трансильвания стояла на ушах, особенно из-за прапра… короче, древней бабушки. Ходили слухи, которые с гордостью пересказывали в семье из поколения в поколение, будто тогдашняя пани матушка довела призрак Влада Цепеша своим криком – уж больно покойный господарь Валахии мешал вести посольские собрания. Правда, граф Дракула всё равно взял верх и замок пришлось покинуть, но всё-таки он, замок, был куда красивее, не говоря уж об истории. А здесь что? Заехали дворяне – уехали дворяне, маги подсуетились и выкупили замок – и никакой тебе драмы, никаких великих вампиров.

– Некрасиво, – пожаловался Милош первому попавшемуся колдуну. Тот оказался редкостным занудой и прочёл лекцию о том, что замок задумывался как оборонительная крепость и вовсе не обязан быть красивым. – Чушь, – перебил Милош, – моя матушка – тоже оборонительная крепость, и лет ей уже сколько, а всё равно следит за собой, да ещё как! И вы хотите, чтобы я воспевал эту рухлядь?!

Оставив обалдевшего колдуна, Милош ещё немного осмотрелся и остыл. В конце концов, ему здесь не свадьбу играть… Помахивая тросточкой, он прошёлся по картинной галерее, заглянул в несколько открытых комнат – там тоже висели портреты бывших хозяев, два пейзажа и полтора Наполеона Бонапарта, а также какие-то Капетинги. Всех собрали. Судя по направлению движения разрозненной толпы, чародеи с разных уголков Европы ползли в сторону того самого просвета, который Милош разглядел ещё из дома. Алый ковёр тянулся к нужным дверям пролитым компотом и будто приглашал по себе пройти. Не склонный грубо отвергать столь очевидные приглашения, Милош прошёл.