Текст книги "Книга чародеяний (СИ)"

Автор книги: Katunf Lavatein

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 54 страниц)

Небойша одобрительно ругнулся. Кажется, они подружатся.

– Как вы уже поняли, книга чародеяний даже в неизученном состоянии имеет большой потенциал: что бы она ни несла в итоге, а под итогом я имею в виду период смерти магии, она не может находиться в свободном доступе до этого момента. К сожалению, самый очевидный владелец – совет старейшин – не является постоянным органом. В ходе собрания вам предстоит решить, где и каким образом будет храниться книга до того момента, когда она исполнит своё предназначение и перейдёт нашим потомкам. Вы будете обсуждать, голосовать, приводить доводы и отстаивать свою позицию. Старейшины готовы участвовать и отвечать на ваши вопросы, которых наверняка возникнет ещё больше, как только я договорю, – в этот момент один-два человека в зале не выдержали и хихикнули. Берингар не среагировал. – Книга может переходить из рук в руки на определённый срок. Книга может принадлежать одной стране, если вы как представители колдовского сообщества решите ориентироваться на государственные границы. Книга может принадлежать одной колдовской семье, если её сочтут достойной, или даже одному человеку, хотя совет старейшин пока не одобряет этот вариант. Единственное требование – не допускать лишённых дара людей до той поры, пока книга не станет более понятной как магический артефакт.

Берингар закончил и сделал шаг назад, прежде чем его засыпали вопросами. Тут же очень быстро вернулась госпожа Моргана:

– Не торопитесь задавать вопросы, дамы и господа. Совет старейшин не всемогущ и не всесилен – быть может, вы сами найдёте ответ. Прошу подойти к постаменту тех, кто принимал непосредственное участие в создании книги.

Несколько фигур отделились от толпы и медленно двинулись вперёд.

***

Арман очнулся от оцепенения, вызванного непривычным состоянием тела, и сделал неуверенный шаг. Он знал, как нужно действовать – совершенно точно не как Арман Гёльди, но у книги чародеяний было своё мнение на этот счёт. Оборотень покосился на своих соседей. Как он и ожидал, Эрнест и Вивиан чувствовали напряжение и шли с трудом; пан Росицкий только отодвинулся назад, хотя его и не приглашали, а Юргена здесь нет. Кто ещё может разделить это чувство, кроме старейшин и Берингара? Милош, пожалуй, но он что-то не спешит.

– Ну и штука, – пробормотал Хольцер. Он частенько изрекал разные бессмысленные вещи, ожидая одобрения Хартманна, и один раз из трёх Арман его баловал. Сейчас был не этот раз. – Нет, ну его к дьяволу, – пробормотал Хольцер и отошёл назад, утирая платком пот с морщинистого лба.

С другой стороны к книге приближались старейшины в капюшонах, но они ничего нового для себя не открыли. Вот послы, те давно не видели свою игрушку… Теперь рядом с Арманом-Хартманном осталась только мадам дю Белле. Она придвинулась к нему и едва слышно шепнула:

– Ох, Робби… правильно ли мы поступили?

– Время покажет, Вивиан, – рассеянно отозвался Арман. Сейчас он был занят тем, что считал шаги. Конечно, вызовет подозрения, если он подойдёт близко и не поморщится, но ведь Хартманн должен получить полное доверие… – Время покажет.

– Я не о том, – вздохнула мадам дю Белле и снова понизила голос до такой степени, что ему пришлось напрячь слух. – Этот Клозе. Он может обо всём догадаться.

Арман неопределённо повёл чужими плечами. О том, что главной сообщницей была Вивиан, Хартманн ему не говорил, но некоторые вещи становятся понятны уже из биографии. Что именно сделала мадам дю Белле, Арман не знал наверняка, однако все мысли вели к гипнозу – госпожа посол не могла быть ни стихийной ведьмой, ни знахаркой, ни зельеваркой, да и прошлое её любимого мажордома оказалось весьма тёмным и загадочным. Сколько она знала из замыслов Хартманна, пока тоже под вопросом.

– Не стоит переживать раньше времени, – ободряюще сказал он, намеренно повысив голос, чтобы прекратить перешёптывания. Всё-таки не стоит так делать под носом у Берингара.

Книга так и манила. Мадам дю Белле тихо охнула и коснулась его руки. В следующий миг к ней вернулось самообладание, и госпожа посол Франции с достоинством замерла – дальше она не пойдёт.

Арман стоял на грани света и тени в облике Хартманна, опершись на трость и склонив голову к плечу. Пытливый взгляд его светлых – теперь светлых – глаз скользил по страницам книги, живущим своей жизнью. Насколько сильна эта вещь сама по себе? Очевидно, её не до конца обмануло оборотничество – что-то в Армане всегда сохранялось прежним, и книга это чуяла, иначе бы оттолкнула его. Оборотень досадливо поморщился и переступил с ноги на ногу, будто колеблясь. Все должны видеть, что ему не по себе.

«Книга чародеяний может принадлежать даже одному человеку, хотя совет старейшин пока не одобряет этот вариант…» А должен одобрить. Арман ещё немного помялся, поозирался, будто бы ища поддержки; на него смотрели Эрнест и Вивиан, пан Росицкий и сэр Дерби, совет старейшин и Берингар. Он нервно сглотнул и сделал ещё один крошечный шаг – совсем ненамного дальше, чем сделала Вивиан, – и только после этого позволил себе отпрянуть.

– Роберт, – послышался испуганный голос пана Росицкого. – Не надо так рисковать!

– Ну что вы, пустое, – успокоил его Арман, не забыв, впрочем, с тревогой оглянуться на артефакт. – Я и не могу, как видите.

Но все увидели именно то, что он хотел им показать: Роберт Хартманн продвинулся чуть дальше, чем другие. Не настолько далеко, чтобы старейшины и Берингар насторожились, и всё же достаточно, чтобы публика заметила. И запомнила. Шутка ли, не самый могущественный колдун, известный в основном своими связями да афоризмами, на такое способен! Да ещё и скромничает. То, что нужно. Что-то глубоко внутри Армана усмехнулось злобно и торжествующе, и он не смог понять, кому это чувство принадлежит.

– Совет старейшин благодарит вас, – раздался не по летам звонкий голос Морганы. – Теперь я бы попросила подойти тех молодых людей, чьи имена записаны на первой странице.

А ведь господин писарь смог бы всё и больше, думал Арман, наблюдая за действом из-под набрякших век. Больная нога снова начала уставать, и он оперся на верную трость. Не просто так убили Арманьяка! Книга – кровь и плоть, часть его самого… Берингар подошёл к постаменту, не изменившись в лице, и другой пожилой старейшина объяснил публике:

– У господина Клозе с самого начала были дополнительные полномочия, как вам известно. Он первый человек после нас и покойного писаря, который имеет на это право.

Берингар равнодушно посмотрел на книгу и позвал:

– Милош, подойди, пожалуйста.

Милош выбрался из-за плечистого немца, и у Армана опять закололо сердце – поди пойми, отчего. Таких совпадений не бывает! От своего первого выхода в свет Арман-Хартманн ждал чего угодно, но не того, что Милош сам подойдёт к нему. Друг должен был шарахаться от немцев, в идеале прицепиться к своему отцу или любому другому безопасному колдуну, а выбрал прусского посла, который мало того что немец, ещё и был у них на подозрении… Проклятое пламя, этого Арман никак объяснить не мог, но, похоже, сам Милош ничего пока не заметил. Не почувствовал. Мог ли? Не поможет ли ему в этом ведьминская кровь? Пока неважно… Теперь оборотню предстояло решить, безопасно ли продолжать это общение. Хартманн, когда узнает, может подумать, что Арман пытается выдать его, и тогда Милошу несдобровать – уж лучше сжать зубы и нагрубить ему раз и навсегда, чтобы не подходил близко… Проблема в том, что настоящий Хартманн не стал бы так делать. Они с Милошем вполне могли бы поддерживать дружескую беседу без особого труда, и это угнетало оказавшегося меж двух огней Армана.

– Что скажете? – с любопытством спросил старейшина.

– А что вы хотите услышать? – поинтересовался Милош. Кто-то засмеялся, другие неодобрительно покачали головами. – Она меня не отталкивает, если вы об этом. Но находиться рядом с книгой в её нынешнем состоянии подолгу я бы не желал.

– Вы и не будете, – успокоил старейшина. – Стражникам замка Эльц мы предоставим сменный график. Часть из вас будет стеречь книгу, часть – сопровождать гостей, часть – отдыхать, и так по кругу.

Милош вернулся в строй, и его волосы напоследок блеснули материнской рыжиной. Арман постарался избавиться от ноющего чувства в груди: как бы он ни мечтал о новой встрече с друзьями, в таком раскладе она его категорически не устраивала. Ещё и Берингар здесь, временно превратившийся во врага… Арман знал, что не забудет об этом, главное, чтобы ничего не заподозрили извне.

За последний месяц осени он успел смириться с тяжестью предстоящей работы. Мысль о том, чтобы перехитрить Хартманна и отобрать у него книгу, захватила Армана целиком; для этого нужно играть максимально честно, и он играл, выполняя все инструкции господина посла. Пришлось отринуть всё, чем он прежде жил, разыграть болезнь и свой отъезд на лечебные воды: вряд ли его станут искать далеко на юге. Месяц с лишним Арман потратил на то, чтобы прочесть несколько раз мемуары Роберта, переписки, исторические трактаты, чужие дневники; они встречались ещё дважды или трижды, чтобы скорректировать свои планы, и тогда господин посол рассказывал ему то, что знал только он – о друзьях и врагах, о привычках, о любимых присказках, о том, что бы он ни в коем случае не сказал и не сделал. Через зеркала они наблюдали за людьми, которых Арман прежде не знал, а теперь должен был узнавать в лицо, изучали портреты, бродили по дому, запоминая каждый уголок, каждый предмет мебели. Третья ступенька снизу скрипит. У статуэтки слона размером с ладошку ребёнка сломано ухо. Любимое блюдо домоправителя Эдварда – лабскаус.

Хартманну это тоже было несложно, ведь он, по собственному признанию, и прежде играл роль. Какая разница, кто теперь на сцене, он сам или оборотень в его обличье? Пожалуй, сокровенным в этом человеке осталось лишь его детство и юность, но теперь Арману принадлежали и они. Когда враг настолько вкладывается в дело, безжалостно выставляя напоказ все свои слабости, тяжело его недооценивать, и оборотень старался изо всех сил, стараясь не терять из виду своей главной цели.

Врать друзьям оказалось совсем нетрудно, и в моменты отдыха Арман ненавидел себя за это, но не отступал: у страха глаза велики, и он понимал, что мог преувеличить потенциальную опасность, однако скрытность обеспечивала успех. Он не оставил никаких намёков в письмах для Адель и Милоша, попросил их не беспокоиться и всё такое, а послание для Лауры и записка для Шарлотты были такими же, как всегда, разве что с извинением за то, что он пропадёт на какое-то время. Арман вовсе не хотел разрывать отношения с Лоттой, к счастью, та и сама оказалась занята – извинялась в нескольких абзацах, что собралась в очередную экспедицию с горными ведьмами и вряд ли сможет навещать Мельхиора. Адель обещала позаботиться о собаке, и, поскольку сестра не очень складно выражала свои мысли на письме, Арман так и не понял, что она в самом деле думает, подозревает ли…

– А как же хранение и владение? – проскрипел Хольцер. Арман-Хартманн очень естественно вздрогнул. – Как же мы должны будем её хранить, если она излучает что-то нехорошее?

– У могущества в чистом виде нет категорий хорошего или плохого, светлого или тёмного, – подал голос Берингар. – То же касается книги чародеяний. Вероятно, её настроение будет зависеть от владельца, но пока это лишь предположение.

– По этой причине мы и советуем менять тайник, – вмешалась старейшина со скрипучим голосом. – Мороки с этим, конечно, не оберёшься, но всяко удобнее…

– Ничего удобного! – завёлся Хольцер. – И ничего безопасного! Зря мы это затеяли!

– Эрнест… – хором начали Арман и пан Росицкий.

– Господин Хольцер, – снова вмешался Берингар. Он не изменился в лице, но Арман не столько почувствовал, сколько представил его гнев. – Как видите, некоторые испытывают определённые неудобства подле книги, а некоторые – нет. Осмелюсь предположить, что это что-то значит.

– Как вы смеете!.. – Хольцер задохнулся от возмущения и обернулся на друзей в поисках поддержки. И Арман, и Вивиан холодно промолчали.

– А что он такого сказал? – хмыкнул старейшина, тот же, что говорил ранее. Арман был почти уверен, что этот носит имя Мерлина. – Объективный факт. Пожалуй, этот факт тоже повлияет на ваш итоговый выбор, господа и дамы.

Отлично, подумал Арман, очень хорошо. Если маги предпочтут такую выборку, круг сужается: Милош или кто-то из семьи Росицких, Берингар, любой член совета старейшин… может быть, Вивиан дю Белле или Роберт Хартманн. Да, пожалуй, подойдёт, но с такими высокими ставками нельзя вести такую простую игру – этому его научил господин посол.

– Как славно, друзья мои, что среди нас есть особы столь даровитые и достойные, – заговорил Арман мягким голосом посла. – И всё же мне кажется странным, что уважаемый совет не предложил другим гостям попробовать свои силы. Может, среди других присутствующих найдутся ещё маги, которые смогут приблизиться?

– Верно, – согласилась Моргана. – Вы говорите дельные вещи. Есть ещё желающие?

Желающие были, но подойти ближе Хартманна не смогли. Кое-кто из стражников спокойно переносил близость зачарованного постамента, ещё пара гостей… Скорее всего, будет решать родословная, так что этого датчанина можно вычеркнуть из списка… А вот то, что Берингар пользуется доверием совета старейшин, очень порадовало Армана и расстроило изображаемого им Хартманна. Если б старейшины в самом деле подозревали Юргена, никто бы не допустил его сына к одной из важнейших ролей в нынешнем действе. Но если б они знали правду о Роберте, не пустили бы его самого – судя по всему, что успел узнать этой осенью Арман Гёльди, совет не воспринял всерьёз очередную на своём долгом веку трагедию с предательствами и убийствами. Очень жаль, сегодня они показались такими толковыми людьми.

Как и предвещали старейшины с Бером, вопросов стало только больше. Приглашённые маги переглядывались и качали головами, обсуждение началось, едва они покинули холодный зал. Арман успел заметить, что с книгой осталась госпожа Моргана и двое-трое военных французов, но по привычке слишком быстро повернулся и охнул – нога подвела. Проклятое пламя, он же говорил Хартманну, что на это нужно больше времени… Господин посол предпочёл уделить большее внимание уму-разуму, и в этом был свой резон, но всё-таки Арману не удавалось сразу управиться с чужим телом.

– Как вы, Роберт? – участливо спросил пан Росицкий, оказавшийся рядом. Арман был бы счастлив его видеть, будь он сейчас Арманом.

– Всё в порядке, не беспокойтесь, – слабым голосом отозвался он. – Сейчас отдохну немного и пойду наверх.

К сожалению, пан Росицкий был добрейшим человеком, поэтому немедленно обратился за помощью к услужливым молодым людям в форме. Сразу несколько стражников замка Эльц – ну и название, хотя не охранниками же их величать! – поспешили на зов… и едва не споткнулись о Хольцера, который пытался продолжить скандал. Пришлось им провожать на лестницу его, просто чтобы не шумел.

– Пан Михаил, не беспокойтесь, – повторил Арман убедительнее, чем прежде. – Я сам дойду. Вы бы лучше… вон, помогли Эрнесту, а не то его удар хватит… если так хотите мне помочь.

– В самом деле, пап, – откуда-то снова взялся Милош. – И прихвати с собой госпожу Чайому, она его хоть силой задавит. Пойдёмте, господин посол, я провожу вас.

Пан Росицкий растрогался, Арман не знал, что и думать – пожалуй, ему сейчас в самом деле требовалась помощь, но только до дверей. Он успел услышать краем уха, что до ужина у гостей перерыв и свободное время, чтобы не перегружать их информацией; ему это время нужно, как вода, во всех смыслах и безо всяких свидетелей.

– Спасибо, – произнёс он. В горле странно булькнуло, но кашля не последовало – осталась только лестница. Проклятые ступени! Спускаться было больнее, а при подъёме затруднялось дыхание. Арман не сомневался, что на последнем пролёте будет хрипеть и задыхаться. – Право слово, я не знаю, чем вы могли бы мне помочь. Разве что дорогу показать.

– Дороги я не знаю, но разведаю быстрее вас, – пожал плечами Милош, тащась рядом с ним почтительной улиткой. Видимо, сегодня он вбил себе в голову, что будет делать то, что велено… Арман подавил вздох, принадлежавший только ему. Он отчасти утешал себя мыслью о том, что в чужом теле не будет часто видеться со своими близкими, и вот, пожалуйста! Задавить тревогу, велел себе Арман и поднялся ещё на одну ступеньку. Тревогу, вину, страх, тоску – всё уничтожить, пока не кончится дело.

Ожидания сбылись: Арман-Хартманн ещё минут пять приходил в себя на ступенях, пока Милош допрашивал ближайшего пруссака, где тут покои господина посла («вашего, между прочим», напирал он). Оказалось, нужно перейти в Рюбенахский дом. Арман ещё немного подождал, прислушался к сердцу, попробовал ногой твёрдый пол и двинулся вперёд.

– Любопытные вести, что скажете? – поинтересовался он на ходу. Дышать было тяжело, не говоря уж о ходьбе, но Хартманн не преминул бы спросить что-нибудь подобное. В длинных коридорах замка Эльц они никогда не оставались одни, и Арман не собирался давать слабину и делать вид, что их с Милошем больше никто не слышит. – Я предполагал нечто подобное, но слова вашего друга Клозе о настроении книги меня, признаться, позабавили. Сам об этом размышлял. Удивительно, на что способна магия многих людей, заточённая в… – тут он всё-таки закашлялся, пришлось остановиться.

– Именно туда, – привычным шутливым тоном отозвался Милош, но на лице его была написана неподдельная тревога. Ещё бы: немец немцем, а не дай древний дух помрёт у него на руках. – Господин посол, вы бы поберегли своё красноречие до вечера. Я всё равно ничего не решаю… вроде бы.

– Вроде бы, – усмехнулся Арман и выкопал из кармана чистый платок. Крови нет, уже хорошо… – Однако вы правы. Мы пришли?

– Ещё нет. Сержант Нейман сказал, третья дверь с конца.

– Сержант Нейман, кто это? – рассеянно осведомился Арман. – Ваш приятель?

– Этого ещё не хватало, – буркнул Милош, но быстро взял себя в руки: – Сегодня познакомились, он из охраны. Вы, наверное, и сами не перечислите всех соотечественников.

Арман согласился и умолк. Почему-то ему показалось важным выяснить это. Когда они подходили к двери, он крепко задумался и ничего не заметил, а, подняв глаза, остолбенел. Красный дуб, симметричный узор, знакомый до боли цветочный орнамент, отполированная ручка. Это была та самая дверь, которую Арман Гёльди видел во сне; дверь из кошмара, за которой ждал охотник без лица… охотник с его лицом.

– Господин посол? – окликнул Милош. – Может, к вам прислать кого-нибудь?

– Не надо, – с трудом ворочая языком, сказал Арман. Сейчас в нём боролись чужое недомогание и собственный ужас, и вид у него был в самом деле загробный. – И, пожалуйста, впредь не будьте столь навязчивы: если мне потребуется помощь, я сам об этом попрошу.

Было уже не до того, ответил бы Хартманн так или иначе: при Армане его не скручивало, а тут пора остаться одному. Если что, он позже извинится перед Милошем – вряд ли тот воспринял близко к сердцу брюзжание старого посла. Дверь, та самая дверь, открылась и закрылась. Арман наконец остался один.

Какое-то время он стоял, привалившись спиной к двери, восстанавливал дыхание и осматривал комнату. Стены были расписаны в классическом духе – цветами, кровать с балдахином находилась на возвышении, подальше от холода земли. Граф Карл не зря потребовал с колдовского сообщества такую высокую плату: для всех высокопоставленных гостей хватило места, причём каждая из спальных комнат, ручался хозяин, удобна, просторна и обустроена собственной туалетной комнатой. Вещи были доставлены накануне, и Арман медленно подошёл к своей сумке, кое-как расставил стопки книг и всяческие записки, наконец вытащил бережно завёрнутое в полотно зеркало. Оно ничего не отражало.

Совершать обращение он мог и при другом зеркале, а для связи требовалось именно это. Арман пересел за стол, зажёг свечу, бросил равнодушный взгляд в окно – там отражалось чужое лицо, темнело рано, – и коснулся ладонью матовой поверхности.

Хартманн отозвался тут же: он ждал его.

– Добрый вечер! – воскликнул он, довольно оглядывая свою копию. – Ну, как прошло? Выглядите неважно, но, я полагаю, во всём виновата лестница. Наверняка там есть лестница, причём ужасная.

– Да, – коротко ответил Арман. – Всё прошло хорошо, во всяком случае, для начала…

Он пересказал всё. Они условились общаться таким образом каждый вечер, чтобы господин посол был в курсе дела. Арман умолчал пока только о Милоше – надеялся, что тот обидится, передумает и вообще откажется с ним разговаривать. И, разумеется, он не стал говорить о своих ощущениях в нижнем зале, но Хартманн всё-таки знал книгу не хуже Армана.

– Вы, разумеется, никакого отторжения не почувствовали? – нетерпеливо спросил он.

– Пока нет, – сказал Арман. – Но сейчас речь идёт о том, что книга может повести себя непредсказуемо. Кто-то из сильных колдунов высказал мысль о том, что не стоит подолгу находиться с ней в одном помещении.

– Я считаю, это временный эффект, – спокойно ответил Хартманн. – Вещица ещё не успокоилась, к тому же, рядом с ней постоянно крутится кто-нибудь из старейшин – не сказал бы, что это идёт ей на пользу… Возьмите на заметку эту идею: даже если она ошибочна, может пригодиться всё равно. Запомнили, друг мой?

– Запомнил.

– Хорошо. Полагаю, пока вас только путают, да и само обсуждение ещё не началось… Но вы мне нравитесь, решительно нравитесь – один крохотный шаг может решить всё! Продолжайте в том же духе, – он говорил дружелюбным, слегка игривым тоном, но глаза оставались пустыми. А может, это эффект зеркала, без особого интереса подумал Арман. Он чудовищно устал, хотя провёл в чужом теле от силы пару часов. – Что у вас дальше по плану?

– Свободное время, затем – ужин.

– Сам ужин – ерунда, можете присмотреться к людям, – Хартманн тут же начал сыпать советами. – Самое интересное обычно начинается после него. Я уже говорил вам, но постарайтесь не особенно влезать в разговоры о политике: вы, конечно, узнали достаточно, но подвести может любая мелочь. Придерживайтесь линии поведения, о которой мы с вами договорились. Как вам, кстати? Удобно?

– Весьма, – сказал Арман. Хартманн улыбнулся.

– Я знал, что вы оцените. Что ж, желаю удачи.

И он исчез.

Арман тут же перевернул зеркало и на всякий случай накрыл его тканью. Теперь предстояло отдохнуть, по-настоящему отдохнуть… Огромным усилием воли заставив себя встать, он прошёл в туалетную комнату и, убедившись, что слуги позаботились обо всех удобствах до его прихода, принялся умываться. Вслед за лицом и руками всё тело постепенно возвращалось в норму, и Арман наконец смог вдохнуть полной грудью и опереться на обе ноги.

В последнее время он узнал много нового о собственном даре – такого, о чём раньше просто не задумывался. Например, ему никогда не доводилось проводить так много времени в чужом обличье: Арман запирался дома в Лионе, экспериментировал и засекал по часам. К сожалению, результаты получались разные, но это не беда – каким бы плотным ни было расписание в замке Эльц, Хартманн ещё несколько лет назад завёл привычку отлучаться по состоянию здоровья, что давало оборотню отличную возможность передохнуть или подшлифовать облик. Ещё Арман не задумывался о том, насколько сильна его магия, и только Хартманн указал на это.

– Для вас это естественно, а для других – настоящее чудо, – заметил он, когда Арман впервые примерялся к его телу. Хартманн заставил его раздеться и долго и придирчиво изучал самого себя, безжалостно тыкая во все болячки и чуть ли не рёбра считая. Оборотню и то было более неловко, так отстранённо Хартманн отнёсся к собственному телу. – Вы же понимаете? Вы умываете только лицо и руки, а меняется абсолютно всё, причём меняется достоверно. И для создания подобной копии вам вовсе не обязательно раздевать человека.

– Некоторым оборотням приходится мыться целиком. Это занимает много времени, тратит много сил и лишней заговорённой воды, но чаще всего дело не в этом – редко когда требуется всё тело, обычно мы видим лишь лицо и руки, – ответил ему Арман не своим голосом. – А если и требуется, то… в темноте. Оборотню достаточно воссоздать какие-то общие вещи, ориентируясь на возраст или пол, а если есть какая-то особенность, дело может пойти прахом.

– Вот поэтому я и прошу вас запомнить, что левая нога, а не правая, – любезно сказал Хартманн. – Это она у меня пострадала. Вижу, вы интуитивно уловили этот момент… И всё же как?

Арман ответил, что не знает. Он и сейчас не знал. Видимо, потомок Гёльди действительно был очень талантлив, но в данный момент это не вызывало у него ни восторга, ни гордости: больше всего на свете хотелось лечь и лежать до поздней ночи.

Завершив умывание и насухо вытерев лицо и руки, Арман сбросил обувь и рухнул на высокую кровать. Влажные волосы липли ко лбу, непривычно гладкому после чужих морщин, а сердце билось ровно, пока ровно. Сон, конечно, не шёл к нему, да и не время расслабляться – через пару часов за ним явятся и вовсе не факт, что постучат. Арман уставился в стену, вспоминая все свои обращения от самого первого до сегодняшнего, от самых удачных до провальных. Роберт Хартманн пока был не худшим из образцов: не женщина, не ребёнок, не зверь. При воспоминании о неудачном обращении в пса Арман вздрогнул, и у него на пару минут скрутило желудок и потемнело в глазах – тело хорошо помнило, что он чуть не умер от таких экспериментов.

Последнее время он думал только о плане Хартманна и о самом Хартманне, поэтому мысли вернулись в привычное русло. Пока всё шло неплохо, но что будет дальше? Самая сложная часть – долгие и занудные обсуждения среди старших магов, а потом… потом Арман должен каким-то образом завладеть книгой. Это их с послом общая цель, а дальше пути расходятся, только об этом Хартманн пока не знает. Догадывается наверняка, Арман вовсе не собирался его недооценивать. Задним числом он усомнился только в том, что Хартманну под силу убить Адель, но даже если это не так, он всё решил для себя с книгой: получить любой ценой.

Дальше Арман не загадывал, и это бы пугало его, если б не острая необходимость сосредоточиться на настоящем. Кто и что может помешать ему, кроме собственных ошибок? С телом пока порядок – всё идёт так, как он ожидал. Эрнест и Вивиан ничего не заподозрили: Хартманн хорошо натаскал оборотня. Нельзя списывать со счетов старейшин, они здесь главные тёмные лошадки… Большая часть стражей вряд ли представляет опасность, а вот другие послы и Берингар… Да, следопыт может стать большой проблемой. Арман был почти уверен, что просто так Бер его не раскроет, но стоит быть предельно осторожным, чтобы не давать ему поводов приглядеться и принюхаться. Тело, конечно, не его, но тем не менее…

Оставался ещё Милош. Арман чувствовал себя так, словно врёт сестре, и всё же он не имел никакого права раскрываться перед ним – это поставит под удар слишком многих. С Хартманна станется самому убрать непрошеного свидетеля или сделать что-нибудь с другими Росицкими… Ведь там, помимо сильнейших ведьм, есть маленькие девочки, есть Корнель, который вообще ни в чём не виноват и почти ничем не защищён. Есть пан Михаил, и на дружеские чувства Роберта рассчитывать не стоит, судя по тому, как он в итоге обошёлся с Юргеном Клозе. И это всё не говоря о том, что Арман намеревался до последнего играть на стороне Хартманна, чтобы получить то, в чём нуждались они оба.

О том, чтобы не рассказывать послу всего, не шло и речи: Арман мог умолчать только о том, что происходило у него в голове. Наверняка в замке есть его соглядатаи, ведь Хартманн никому не верил безгранично. С господином писарем у него вышло благодаря крепким чарам, а так он всё же полагался на обычные связи, шантаж, гипноз… Эдвард, домоправитель Хартманна, был весьма искусен в этом деле. Как и домоправитель мадам дю Белле по имени Клод.

Пролежав неподвижно ещё часа полтора, Арман снова встал. Он прекрасно помнил своё новое лицо, но для точности предпочитал ориентироваться на портрет; пошарив на дне сумки, он вытащил маленькую рамку и едва слышно выругался – это была Адель. При виде сестры Армана захлестнула привычная в последний месяц буря чувств: от страха до любви, от горечи до надежды. Спасёт ли он её? Неверный вопрос. Спасает ли он её? Может, Адель даже не заметила бы, что кто-то пытается забрать её жизнь издалека; может, её бы защитила крепкая магия Гёльди? Но если Ингрид в самом деле застали во сне, стоит ли на это надеяться?

Иногда Арман мечтал о том, чтобы угроза Хартманна не была пустым звуком – это придавало бы смысл тому безумию, в которое он ввязался. После таких мыслей он снова ненавидел себя, ведь получается, что он желает смертельной опасности для сестры. Сейчас такая мысль в голову Армана не пришла, и он занялся обращением почти спокойно: книга и только книга. Ничего, кроме книги. Чем быстрее он с этим справится, тем скорее кончится кошмар.

Снаружи вечерело, поднимался ветер, и его свист периодически гулял по коридорам и внутреннему двору. Замок Эльц засыпало снегом.