Текст книги "Подвалы твоего сердца (СИ)"

Автор книги: hazy forest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 55 страниц)

– Рон! – знакомый голос разрезал воздух, и на лавку рядом с Уизли плюхнулась Лаванда Браун, восхищенно хлопая глазами. Юноша кивнул ей без особого энтузиазма, но Гермиона заметила, как он напрягся всем телом. Прищурившись, гриффиндорка продолжила наблюдать.

– Вчера на тренировке ты был так хорош!

Когда Браун пересеклась взглядом с Гермионой, то сделала такое слащаво-испуганное лицо, будто совершенно не подозревала о присутствии здесь девушки Рона.

– Не только я, – постарался тут же разрядить обстановку Уизли. – Вся команда очень старается. Мы не проиграем.

– Конечно-конечно, – сладко проворковала Лаванда. Джинни смотрела на неё с презрением. Все чувствовали давящее напряжение.

– Макгонагалл в этом году подозрительно снисходительна, раз разрешила провести вечеринку после матча! – восхищенно вздохнув, Лаванда повернулась к Джинни и Гермионе:

– Вы уже подобрали платья?

– Еще нет, – сухо откликнулась Уизли.

– О, я могла бы помочь!

– Мы справимся, Лаванда, – категорично заявила Джинни, моля всех богов, чтобы Гермиона не взорвалась от молчаливого раздражения.

В эту секунду Грейнджер поражалась, с какой легкостью Браун может навязываться в чужую компанию и приставать к чужому парню, прикрываясь наилучшими намерениями. Наверное, в любовных делах Гермионе не хватало именно этой напористости, иначе бы у них с Роном все складывалось куда лучше. Но только представив то, что она, подражая манере Браун, будет, к примеру, подсаживаться к Уизли и многозначительно поглаживать его по коленке, Гермиона скривилась. Это было ужасно пошло и дешево, и даже Рон вряд ли бы смог оценить это. Ведь правда?

– Она просто хочет помочь, – внезапно огрызнулся Рон на сестру. – Не обязательно быть такой грубой.

Джинни, приоткрыв рот, беспомощно повернулась на Гарри, но тот лишь закатил глаза и уставился в тарелку, не желая участвовать в этой бессмысленной ссоре. Гермиона не отрывалась от расплывшейся на лице Браун улыбки. Рон закусил губу.

– Мне дали поручение написать статью об истории команды к матчу, но я очень плохо разбираюсь в квиддиче! – Браун вздохнула так тяжело, что всем тут же захотелось сделать так же. – Рон, не согласишься помочь мне? Я должна уточнить некоторые детали.

– Конечно, о чем речь? – радостно отозвался тот. Лаванда знала, что удачно давит на самолюбие и заинтересованность в квиддиче Уизли. Гермиона раздраженно стиснула зубы. Она им вообще не мешала? Волшебница сжимала в руках стакан сока и пыталась справиться с нахлынувшей неприязнью и головной болью. Чары упрямо напоминали ей о выполнении желания, но девушка сопротивлялась воистину героически.

Сейчас гриффиндорка была уверена в силе чар больше, чем в своей собственной, и поэтому поднялась из-за стола, и, не проронив ни слова, предприняла попытку бегства. Острый спазм боли буквально пригвоздил её к полу, и Гермиона остановилась, ладонями стискивая виски.

– Эй! – тревожный голос Рона внезапно послышался совсем рядом. Быстро обогнув стол, он приблизился к Гермионе и взял её за запястье, притягивая к себе. – Что случилось?

Гермиона инстинктивно дернулась от юноши, но он держал поразительно крепко. Ей хотелось разреветься, ведь она должна была сказать отвратительные слова человеку, смотрящему на неё такими обеспокоенными глазами. Она была ему небезразлична, и он ей – тоже. И пусть отношения не клеились, благодаря Малфою они могли развалиться вовсе. Прочно утвердив для себя мысль о том, что лучше уж умереть, чем выполнить желание этого мерзавца, Гермиона еще раз попыталась вырваться.

– Да что с тобой, Герми?! – Рон встряхнул волшебницу за плечи, заставляя обратить на себя внимание. – Прекратишь ты когда-нибудь бегать от меня?

– Рон, не сейчас, – попыталась оправдаться девушка, но он еще крепче сцепил пальцы на её плечах.

– У тебя никогда не бывает «сейчас». Сколько мне еще ждать? Я устал!

– Отпусти, – задыхаясь от болевых волн, разливающихся по телу, пробормотала Гермиона и зажмурилась. Слова были готовы сорваться с языка.

Дверь в зал отворилась, и та часть студентов, которая не наблюдала за ссорой героев войны, уставилась на только что прибывшего Малфоя, так и застывшего на пороге. Изначально угрюмый, он нашел взглядом замеревших около стола Гриффиндора Уизли и Грейнджер и довольно усмехнулся. Успел.

Гермиона тоже запечатлела появление виновника всех своих нынешних страданий, и что-то внутри обреченно сорвалось. Будто под влиянием волшебства, девушка повернулась к Рональду и процедила сквозь зубы:

– Ты тупой нищий недоумок, и только слепая идиотка захочет с тобой спать…

Гермиона никогда не подвергалась «Империо», но сейчас понимала, почему это заклятье было непростительным и настолько ужасным. Когда она выговаривала болезненные слова, язык и губы работали будто сами по себе, в то время как внутри девушки что-то обреченно выло и металось.

Рон отступил от неё на шаг, изумленно расширив глаза. Покрасневший от гнева юноша был настолько обескуражен, что не мог произнести и слова.

– Какой же ты урод, – завершила Грейнджер, испытывая еще более сильную боль из-за того, что хотя бы этой фразы могло не быть, не дерзи она тогда Малфою. Тут же головная боль, мучающая её уже некоторое время, испарилась, а в теле поселилась странная легкость. Но физическая боль отступила ненадолго: через доли секунды Гермионе отвесили пощечину. Не рассчитав силу из-за эмоционального взрыва, Рон ударил её почти наотмашь, хотя вряд ли рассчитывал причинять столько боли. Волшебница машинально схватилась за щеку. Волосы, разметавшиеся по лицу, скрывали сорвавшиеся с ресниц слезы. Она больше не могла держаться. Только не в одиночку.

Низко опустив голову, Гермиона быстрым шагом пошла к двери, стараясь не думать о том, что на неё пялится весь Хогвартс. Это было еще более унизительно. Следующим испытанием было миновать Малфоя, не наслав на него какое-нибудь проклятье. Гермиона не подняла головы, проходя мимо него, потому что знала наверняка: слизеринец мерзко улыбался.

Но Драко был серьезен как никогда, и его губы замерли в прямой линии. Он был раздражен и из-за того, что представление не принесло ему должного удовлетворения, и из-за того, чем оно, собственно, закончилось.

Цепким взглядом слизеринец впился в фигуру Уизли, снова усевшегося за стол и уронившего голову на руки. Малфой ожидал, что от выходца из рыжей семейки не стоит ожидать чего-то благородного, но то, что он поднял руку на девушку, ошеломило даже Драко. Крепко сжав кулаки и лишь подсознательно понимая то, что именно он стал причиной случившегося, Малфой шепнул заклинание и тут же развернулся. Грохот тела и сдавленное ругательство осведомили удаляющегося из зала Драко о том, что его способности к невербальной магии не исчезли. Слизеринец машинально усмехнулся, представляя, как уморительно растянулся Уизли на полу, когда лавка под ним исчезла.

***

– Рад тебя видеть, – капитан команды сдержанно кивнул появившемуся на поле Драко, а потом бросил косой взгляд на прежнего ловца – высокого худощавого парня, сейчас поправляющего одежду. Все в юноше выражало неудовольствие. Он хмурил карие глаза и лохматил русые волосы, раздраженно одергивая спортивную мантию. Энтони Филт был на шестом курсе и находился в составе команды уже несколько лет в качестве загонщика, однако когда ему выдавалась возможность, юноша усердно тренировался, гоняясь за снитчем. Как ловцу Энтони не хватало скорости и быстроты реакции, однако он, как и любой человек с огромной мечтой, был слеп к замечаниям. И вот, когда его желание наконец воплотилось в реальность, прежний ловец снова вернулся в команду. Филт был невероятно раздражен, но молчал лишь потому, что этим человеком был не кто-то там, а сам Драко Малфой. Связываться с бывшим Пожирателем не очень-то хотелось.

– Начинаем, – только и сказал Драко в ответ, последний раз изучающе всматриваясь в выражение лица Энтони. Что-то ему в дерганых движениях этого слизеринца совершенно не нравилось, но предъявлять что-то против члена команды было рановато. Призвав метлу, Драко сел на неё и стремительно поднялся в воздух.

Свежие потоки полоснули кожу, и на несколько секунд у юноши захватило дыхание. Он смотрел на стремительно уменьшающееся под ним поле и ликовал, испытывая приятное волнение. Особенно крутой порыв ветра покачнул метлу, но Драко ловко вывернул её, и, сделав маневр, снова завис в воздухе. Довольно улыбнувшись, Малфой принялся нарезать круги по полю, рассматривая игроков команды, тоже поднимающихся на высоту. Блейз Забини помахал рукой и оскалился, сверкая ровными белоснежными зубами. Драко наградил охотника сдержанным кивком головы.

До начала игры Драко успел хорошенько размяться и рассмотреть окрестности Хогвартса с воздуха. Весна понемногу просачивалась в природу, однако все вокруг по-прежнему оставалось серым и невзрачным. Последний снег сошел довольно давно, но зелень появляться все еще не спешила. В пасмурном небе не было и намека на солнце, а через несколько минут после того, как команда поднялась в воздух, начался небольшой дождь.

Наконец, когда все заняли соответствующие позиции, тренировка началась. Мячи были выпущены в воздух. Малфой проследил за бладжерами и перевел взгляд на загонщиков. Если в Крэббе он был худо-бедно уверен, то вот Филт казался совсем ненадежным.

Но в ту секунду, когда серый воздух разрезал золотой блик снитча, Драко позабыл про все свои прежние сомнения и ринулся вперед, устремляясь вслед за неуловимым снарядом. Адреналин, понемногу скапливающийся в крови, помогал преодолевать некоторые трудности, возникающие в связи с долгим отсутствием тренировок. Малфой умело лавировал между игроками, делал восхитительные кульбиты в воздухе и даже несколько раз уклонялся от железных мячей, нелестно отзываясь о загонщиках. Филт следил за новым ловцом больше, чем за бладжерами, и это ощутимо волновало всю команду.

– Энтони, черт возьми! – проорал капитан, и юноша, встрепенувшись, покрепче взялся за биту и принялся без особого рвения выполнять собственные обязанности.

Драко размял заледеневшие пальцы и, покрепче ухватившись за метлу, стремительно рванул вперед, развивая бешеную скорость. Снитч был уже ближе, чем раньше, и это вполне радовало. В первую тренировку Малфой ни на что особенно не надеялся, прекрасно осознавая свою неподготовленность. Несколько месяцев отсутствия практики все равно сказались на некоторых его навыках.

Когда снитч был уже совсем близко, Драко напряженно закусил губу и протянул руку, изо всех сил сопротивляясь потокам ветра. Кончики пальцев коснулись прохладного металла мяча, и сердце замерло в сладком предвкушении. Нет, Малфой был уверен, что поймает снитч, и поэтому уже почти ликовал. Но в тот момент, когда пальцы юноши должны были ухватить верткий снаряд, справа раздался неопределенный крик и нечто столкнуло Малфоя в сторону. Не ожидая такого поворота, Драко слегка растерялся, и, так как одна его рука по-прежнему была вытянута, на несколько мгновений юноша потерял управление над метлой. Извиваясь в воздухе, она последовала по траектории удара и с силой приложила наездника о ближайшую трибуну. Оглушительная боль в плече и голове разрезала сознание, и слизеринец машинально ухватился за ствол метлы, пытаясь удержать равновесие. К счастью, уже в следующую секунду Драко удалось восстановить устойчивое положение. Он помотал головой, отгоняя пульсирующую боль в висках и озлобленно стиснул зубы. В нескольких метрах от него завис Филт, слишком довольно наблюдающий за травмой ловца.

– Бладжер! – прокричал Энтони, оправдывая свою выходку профессиональным порывом. Но Драко знал, что Филт мог отбить железный мяч на расстоянии, однако намеренно сделал подсечку. И с такой командой Слизерин собирался выиграть? Малфой, превозмогая боль, поднял голову и презрительно взглянул на загонщика, растягивая губы в мстительной улыбке. Довольство тут же исчезло с лица Филта. Не выдержав ледяного взгляда ловца, юноша тут же сорвался с места, будто боясь, что Малфой может проклясть его.

– Филт, твою мать! Следи за бладжерами! – снова раздалось рычание капитана, и Малфой, поведя плечами, снова принялся набирать скорость. Однако прежний запал пропал, а злость мешала сконцентрироваться. К тому же, неприятно саднящее плечо не позволяло двигаться так легко, как хотелось бы, и поэтому до конца тренировки Драко так и не удалось поймать снитч.

Приземлившись первым, Малфой, раздраженно стряхнув с волос влагу, поспешил в Хогвартс. Он знатно замерз, а внутреннее бешенство только ухудшало положение. Зайдя в комнату только чтобы скинуть вещи, слизеринец тут же направился в ванную старост. Было необходимо унять хотя бы трясущееся от холода тело, а уж с внутренними колебаниями он справится позже.

В помещении было тепло и влажно; пар переливался в воздухе, застилая витражное окно. От воды приятно веяло тонким ароматом, и Драко осмотрелся. Кто-то был здесь совсем недавно. Повернув голову влево, юноша с недоумением и раздражением уставился на кучку чьей-то одежды. Какой идиот забыл закрыться? Малфой представил, какой тут поднимется визг, если этот «кто-то» окажется девчонкой. Уже собравшись покинуть ванную, Драко заметил у кромки бассейна знакомую кудрявую макушку и хмыкнул. Грейнджер. И что с ней творилось в последнее время? Лезет на рожон, позволяет лишать её палочки, забывает запираться и вообще какая-то рассеянная. Можно было бы и предъявить ей некоторые претензии как к старосте школы, но Малфой сказал себе, что ему все это слишком безразлично.

Однако девушка не шевелилась, и Драко подошел чуть ближе. Тихое дыхание прерывало тишину ванной. Гермиона, оперевшись локтями на край бассейна и положив на них голову, спала.

– Ты же не бессмертная, Грейнджер, – насмешливо протянул Малфой, пытаясь не думать о том, что напряжение, которое он испытывал недавно, почти пропало. Слизеринец посчитал бы забавным то, что героиня войны могла умереть, захлебнувшись в пене с цветочным ароматом, но именно сейчас почему-то смешно не было.

Опустившись на корточки перед спящей, Драко посмотрел на её покрасневшие скулы и мокрые ресницы. Грейнджер опять рыдала в одиночестве. Что-то внутри неприятно всколыхнулось, заставляя юношу протянуть руку для того, чтобы прикоснуться к потемневшей от удара щеке. Пальцы словно ударило током: он не имел права касаться её, потому что всему виной был сам… и потому что она Грейнджер, разумеется. Конечно, это не он замахнулся на неё, однако собственноручно привел к этому. Вспомнив желание гриффиндорки, Малфой поморщился. Если подумать, ничего отвратительного в нем не было, за исключением очевидного принуждения, естественно.

На запястье темнел синяк от крепкой хватки юноши. Драко неопределенно хмыкнул: мужчины на Грейнджер оставляли только подобные отметины. Интересно, привыкла ли она к этому, или все еще тешит себя мыслями о благородном принце, который будет выстилать её путь лепестками роз? Малфою стало смешно и несколько горько. Что ни говори, они были потерянным поколением, и ни один из них уже не мог мечтать так, как прежде. После того, как твоим основным желанием долгое время было просто «выжить», впоследствии думать о большем не хотелось. Ты дышал, и это уже было хорошо. Может быть, должно было пройти чуть больше времени, прежде чем сердца людей, похороненные под обломками послевоенного мира, смогли оклематься.

Судорожно всхлипнув сквозь сон, девушка попыталась удобнее переложить голову, но руки начали соскальзывать с мокрых бортиков. Драко, заметив то, как стремительно гриффиндорка погружается в воду, быстро перехватил её за локоть и потянул вверх. Замерев в неудобном положении, юноша чертыхнулся и, скинув только ботинки, окунулся в воду. Тело Грейнджер было почти невесомым. Обхватив рукой обнаженную талию, Малфой приподнял волшебницу над водой, с удивлением замечая, что она так и не проснулась. Что-то невнятно пролепетав, девушка безвольно откинула голову и замерла. Драко чувствовал себя так, будто держал на руках тряпичную куклу. Видимо, Грейнджер слишком давно пренебрегала сном, раз на этот раз погрузилась в царство Морфея настолько сильно.

Рубашка неприятно липла к телу, и Малфой тысячу раз проклял и себя, и Грейнджер. Чуть позже юноша осознал тот факт, что девчонка полностью обнажена, и это заставило его почувствовать себя извращенцем. Аккуратно приблизившись к кромке бассейна, Драко прижал девушку к твердой поверхности и замер. Даже сквозь одежду ему удавалось почувствовать упругость и тепло тела спящей гриффиндорки. Внутри начали рождаться смутные образы и желания. Малфой понял, что ему было необходимо убираться отсюда или выгнать Грейнджер, чтобы чары не смогли толкнуть его на глупый поступок.

– Эй, – громко позвал он, встряхивая девушку за плечи. Гермиона только поморщилась во сне и махнула рукой, словно отгоняя назойливую муху. Чуть не задев висок слизеринца, ладонь обессиленно упала на его плечо. Малфой уставился на конечность Грейнджер с удивлением и недовольством, однако едва ощущаемый трепет все-таки заворочался в его животе. Медленно выдохнув и не преминув еще раз проклясть чары, Драко подобрался ближе к лицу девушки и нагло усмехнулся: – Плохая попытка соблазнения, Грейнджер.

– Что… – хриплый голос разнесся рядом с ухом Драко, и он прикрыл глаза, сжимая в руках талию девушки. В сознание вдруг впилась упрямая мысль о том, что гриффиндорка пахнет корицей и, пожалуй, яблоком. Уговаривая себя не опускать ладоней ниже, Малфой отстранился и взглянул в едва открытые карие глаза. Пушистые ресницы забавно подрагивали, и было ясно, что Грейнджер еще не до конца проснулась. Теплая нега так желанно обвила её сознание, что возвращаться в холодную и жестокую реальность не хотелось. Опухшие из-за слез веки все никак не хотели подниматься, и девушка снова сомкнула их, лишь отдаленно осознавая, что до сих пор находится в ванной, а чьи-то сильные руки удерживают её в воде, не позволяя захлебнуться. Ладонь скользнула по мокрой ткани, прилипшей к чьей-то спине. Чужое тело было очень холодным, и Гермиона поморщилась, потому что в этой теплой комнате не было места чему-то ледяному. Подняв руку выше, девушка вонзила пальцы в мягкие и слегка влажные волосы человека, держащего её в объятиях.

– Грейнджер! – угрожающе пронеслось над ухом, и Гермиона собрала все силы, чтобы открыть глаза. Напротив застыло до тошноты знакомое бледное лицо. Взгляд, подернутый льдом, буквально уничтожал.

О, Мерлин…

– Малфой! – выдохнув вместе с фразой весь испуг, девушка дернулась, но выскользнуть из крепкой хватки не удалось. Тяжелое дыхание сорвалось с приоткрытых губ слизеринца, и Гермиона, что-то нечленораздельно пискнув, замерла, будто ожидая нападения хищника.

– В своих книжках не читала, что под водой дышать невозможно? – строго прошептал он, но взгляд блуждал где-то в районе обнаженных ключиц. – Без истерик, Грейнджер. Я спас твою чертову жизнь.

– Ну конечно, – искривила губы гриффиндорка. Она понемногу возвращалась в горькую реальность, из которой так долго пыталась убежать. – Для того, чтобы поиздеваться еще больше?

Гермиона заметила, что её рука покоится на затылке Малфоя, и тут же отдернула её, брезгливо скривившись. Драко почувствовал желчь, подступающую к горлу, потому что её небрежный жест задел самолюбие. Да кто она такая, в конце концов, чтобы так поступать?

– Не глупи, – Драко раздраженно поморщился, чувствуя, как пальцы девушки отчаянно пытаются скинуть его руки с талии. Вся порозовевшая, она почти пыхтела от своих усилий, и это было забавно и… волнующе? Малфой сглотнул. – Лучше скажи спасибо.

– Я не ослышалась? – Гермиона вскинула брови и даже прекратила попытки освободиться. – Из-за тебя умерло и пострадало столько людей… Ты привел Пожирателей в Хогвартс! Разрушил мою жизнь и унизил Рональда! И я должна сказать тебе спасибо? – девушка действительно недоумевала. – Если бы только знал, как я тебя ненавижу… – прошептала она в сторону, и глаза наполнили злые слезы. Да, она обещала себе не давать слабину, но терпеть дальше было невыносимо. Даже то, что она вдоволь наревелась до того, как пойти в ванную, не избавляло её от болезненных ощущений. – Это все и правда из-за крови, Малфой? Всего-то лишь из-за неё? – она вскинула на него испытующий взгляд, ожидая ответа.

Он смотрел на неё молча, до боли стискивая зубы. Грейнджер больше не казалась ему беззащитной и униженной. Она была разозленной, сильной и готовой атаковать снова и снова. Сколько бы жизнь ни пыталась сломить эту занудную гриффиндорку – ничего не получалось. В глазах девушки все так же полыхал огонь цвета крови, её подбородок был поднят все так же высоко.

– Убирайся, – прошипел Драко. Недавно ему могло показаться, что Грейнджер действительно способна видеть чуть дальше своего носа. Что, предложив ему помощь, действительно хотела разобраться в этом дерьме. Но сейчас, всматриваясь в её яростно полыхающие глаза, Драко понимал, что она ненавидела его настолько сильно и отчаянно, что, вероятно, не знала чувств ярче за всю свою жизнь.

– С радостью. И, надеюсь, ты был доволен представлением. Только знай: ты все равно не сможешь меня раздавить. Никогда, – высказала она ему в лицо и, почувствовав, как пальцы на её теле разжимаются, рванула в сторону и начала продвигаться к лестнице. Перед тем, как выйти из воды, она обернулась: Малфой благородно устремил свой взгляд в сторону. Наверное, боялся запачкаться увиденным обнаженным телом гриффиндорки.

Быстро обернувшись полотенцем, Гермиона схватила свои вещи и направилась к выходу. Внутри все клокотало, но это было в сто раз лучше тупой боли, обиды и бессилия.

– Вот ещё что, – она остановилась, оборачиваясь на застывшего в воде слизеринца. Он поднял на нее голову, прожигая нетерпеливым гневным взглядом. – Давно хотела поинтересоваться: ты всегда был настолько жесток, или это все из-за метки? – Гермиона вложила в слова столько яда, сколько было возможно.

– Я тебя прикончу, Грейнджер! – прорычал Драко, порываясь к бортику.

Почувствовав опасность быть оглушенной каким-нибудь неприятным заклинанием, Гермиона тут же скользнула за дверь, плотно прикрывая её за собой.

Малфой обессиленно опустил голову. Через прилипшую к руке ткань отчетливо вырисовывался черный знак. Метка полностью восстановилась. Яростно закричав, Драко ударил по мраморному бортику бассейна костяшками пальцев несколько раз, словно пытаясь стряхнуть ненавистное клеймо с руки. Он и сам не знал, почему вел себя как последний мудак. Наверное, потому что по-другому не умел или даже вовсе боялся. Дать слабину в этом чертовом мире победившего добра казалось унизительным и нереальным.

Кровь, стекая по влажной поверхности стенок бассейна, тонкими полосами растворялась в воде, все ещё хранящей аромат корицы и яблока.

Комментарий к 6. Мир победившего добра

Даже не знаю, прочитает ли кто-нибудь эту главу до конца.

Надеюсь, не получилась совсем скучной.

Пыталась следовать замечаниям читателей, а в итоге изменила сюжет и сбилась с мысли :(

========== 7. Сражение сердец ==========

«22 апреля 1791

Вот уже два дня супруга избегает меня, словно какого-то паршивого маггла. Кажется, она даже использует магию для того, чтобы не столкнуться со мной в одном из коридоров особняка. Отец недоволен, потому что Элафия перестала посещать традиционный семейный обед, ссылаясь на плохое самочувствие. Мать укоризненно молчит.

Я не сделал ничего плохого, исключая, конечно, испорченный костюм кузена. Элафия изначально позволяла себе слишком много, настолько открыто флиртуя с Роузером. Я не мог допустить осквернения репутации рода Малфой, так что принял единственно верное решение… совершив небольшую шалость. Лучше эта ситуация выльется в такую шутку, чем в смерть Роузера. Я бы мог предъявить ему некоторые претензии.

Домовой эльф проболтался (под определенным давлением, разумеется), что Элафия приказала ему собрать те розы и поставить их в её комнате. Я приказал выкинуть букет и наложил на комнату жены заклятье, заставляющее любые розы в её пределах вянуть».

«24 апреля 1791

… Черт бы побрал эти чары.

Я не знаю, от чего именно я испытываю такой дискомфорт: от того, что Элафия страдает, или из-за того, что причиной тому я.

Клянусь, глаза её матери полезли на лоб, когда я спросил о том, какие цветы любит Элафия. Однако ответ все-таки получил. Это пионы.

Может быть, супруга все-таки сменит гнев на милость, получив от меня небольшой знак внимания и видимого раскаяния…»

«25 апреля 1791

Элафия отвергает все подарки, которые я ей посылаю. Никогда еще я не был зол настолько сильно. Она по-прежнему не спускается к обеду и избегает наших встреч. И это делает моя супруга в моем доме! Если весь магический Лондон об этом узнает, Малфоев поднимут на смех…

Мать заговорила со мной первый раз за все эти дни, посоветовав извиниться. Я рассвирепел и, пожалуй, слишком резко ответил ей, потому что считал извинения перед супругой ниже собственного достоинства.

Сердце до сих пор разламывает такая тоска, будто я потерял все в своей жизни. Кажется, дементоры куда милостивее, чем Элафия, заставляющая меня проходить через подобные муки.

Неужели чертов Роузер так ей дорог?

Пытался узнать о чарах из древних записей, но из нового обнаружил лишь то, что они вызывают те или иные физические, но не эмоциональные ощущения. Какая-то нелепость!»

«27 апреля 1791

Еще ни одна женщина не смела так мучить меня. Боль была невыносимой. Я проклинал все, что видел на пути, в ярости срывал картины и жег их прямо в комнатах, бил вазы и фамильный хрусталь, но гнев на себя и раздирающая сердце боль не прекращались ни на минуту. Я не видел Элафии уже неделю.

Чары повлекли меня к её спальне, и я стоял перед дверью час или два, уговаривая супругу открыть мне. Только когда я пригрозил ей разрушить стену ко всем драклам, Элафия сняла барьер и впустила меня внутрь. В комнате было почти темно. Супруга уже переоделась ко сну и смотрела на меня так, будто я ворвался к ней совершенно незаконно.

На столе лежала стопка писем. Прежде, чем Элафия успела кинуться к ним, я привлек пергаменты магией и пробежался глазами по строчкам. Роузер признавался моей жене в вечной преданности и любви.

Я смутно помню, что делал потом. Кажется, я испепелил письма, а прах направил в протянутую руку Элафии, и она разрыдалась. О, Мерлин, кто бы знал, что она так красива в слезах! Я едва понимал, что делаю, когда привлек её к себе и принялся шептать какую-то чушь, руками блуждая по её спине и зарываясь в шелковистые локоны.

Никто не знает, куда бы меня завело моё безумие, если бы Элафия не оттолкнула меня, использовав магию. Клянусь, если бы не это, вряд ли супруге удалось избежать чего-то куда более интересного, чем слащавые строчки Роузера.

Вскоре я пришел в себя. Близость к той, с кем я был связан, успокоила сердце и клокочущие эмоции. Постепенно я пришел в себя, и принялся – кто бы мог подумать – извиняться. Элафия слушала молча, приняв гордое выражение лица, хотя совсем не подозревала, насколько мне приятно видеть её такой. Ответив, что обязательно подумает над моими словами, супруга выставила меня из своей комнаты, будто какого-то юнца или даже домового эльфа.

Я подавлен, унижен и разозлен, но сердце мое в порядке, а от того, что молчание Элафии наконец-то прервано, я ощущаю слабое удовлетворение».

Малфой устало потер переносицу и откинул дневник прочь. Что-то неприятное теснилось в его сердце, и юноша догадывался, что это связано с Грейнджер. Кажется, он действительно перегнул палку, заставив её сказать тупому гордому Уизли такие подходящие, как казалось Драко, фразы. Да, Гермиона Грейнджер была разбита, но слизеринец не чувствовал удовлетворения. Казалось, будто этим он сделал её сильнее и обозленнее. Ненависть не превратилась в страх, а лишь возросла. Волшебница не пришла на занятия. Вероятно, по причине всеобщего осуждения. Драко не ожидал такой реакции общественности. Все были на стороне Уизли, хотя обычно позиция «хрупкой» женщины находилась в приоритете. Но Грейнджер, скорее всего, была сделана из железа. Гриффиндор обозлился на свою героиню, и этому поспособствовали видимые всем страдания Уизли.

На следующий день в главном зале он изображал чуть ли не полуобморочное состояние, с охотой принимая заботу и сочувствия хлопочущей около него Лаванды. Выглядело жалко, но все искренне сопереживали бедному брошенному герою. Малфой объяснял это тем, что не все любили Грейнджер за превосходство над остальными. И стоило ей оступиться, как тут же тайные ненавистники нашли почву для порицания и решили наконец-то разгуляться. Это было подло и совершенно по-слизерински, но Драко почему-то не уважал их. Гомон вокруг Уизли настолько выводил из себя, что Малфой счел возможным снова попрактиковаться в невербальной магии.

Уходя из зала, он с удовольствием услышал визг девчонок, обнаруживших в своей еде мерзких червяков. Почти невинная шалость заставила слизеринца чувствовать себя куда лучше. Он, воодушевившись, направился в комнату, чтобы прочитать пришедшие недавно письма от колдомедиков, магов, лекарей и других персон, на чью помощь в излечении матери рассчитывал.

«… меня поразила ужасная болезнь, и, мистер Малфой, я искренне сожалею, что не смогу взять на себя огромную честь излечения миссис Малфой…»

«… чума водяного проклятья обрушилась на поселение в Сибири. Я непременно должен там присутствовать, поэтому вынужден отказать в просьбе присутствовать в Малфой-мэноре…»

«Мне очень жаль, мистер Малфой, но уже год, как я не практикую»

Около десяти распечатанных писем валялось на полу. Драко метался в гневе около получаса, но потом понял, что это бессмысленно.

Все боялись связываться с Малфоями, и, тем более, с проклятьем, которое недоброжелатели наслали на Нарциссу. Волшебники, ранее лебезящие перед его отцом, сейчас воротили нос и прикрывались слащавой вежливостью, распинаясь в извинениях. Кажется, Драко видел письма, почти похожие по своему содержанию. Складывалось ощущение, что все лекари до одного сговорились, придумав до смехотворного похожие оправдания.

Чтобы не забивать себе голову, слизеринец взялся за дневник Септимуса в попытке отвлечься. Вышло паршиво. Прадед не сообщал решительно никакой полезной информации, которая позволила бы Малфою найти выход из ситуации с чарами. К тому времени, как Драко прочитал последние на сегодня строчки, в сердце начало копошиться неприятное ощущение. Благодаря дневнику юноша знал, что всему причиной Грейнджер, проливающая слезы из-за ссоры со своим нелепым ухажером, и от этого Малфой злился ещё больше. Все на свете в эту секунду было против него, и слизеринец желал заснуть и проснуться только тогда, когда все его проблемы окажутся решенными.