Текст книги "Подвалы твоего сердца (СИ)"

Автор книги: hazy forest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 55 страниц)

– Для эльфов? – зашипела Гермиона, приближаясь к нему. – Ты считаешь, что мы сможем там пролезть?

– Молись, чтобы это было так, – сквозь зубы процедил Драко и тут же поймал обиженный взгляд.

– Хорошо, – Гермиона поджала губы и отвернулась. – Хорошо, – и поспешила на помощь миссис Малфой. Какое-то время они судорожно шарили руками по стенам и двигали тяжелые ящики. Наконец Нарцисса радостно вздохнула:

– Нашла!

Гермиона критично осмотрела невысокий и узкий проход, из черноты которого веяло ночной сыростью. Вместе с прохладным воздухом пришло понимание: свобода невероятно близка, а потому с каждой секундой идея побега переставала казаться такой уж неосуществимой.

– Мама, – Драко напрягся всем телом и оттолкнулся от стола. – Сначала ты.

– Нет, – она посмотрела на него так строго, как только смогла, но этот взгляд не возымел никакого эффекта.

– Давай не будем спорить сейчас, – он устало поморщился, пытаясь не показать, насколько тяжело ему было удерживать тело в вертикальном положении без чьей-то поддержки. Гермиона подбадривающе кивнула миссис Малфой, и та, огорченно сжав губы, неловко оглянулась на запасной ход. С хорошо скрытой брезгливостью посмотрев внутрь него, Нарцисса плавно опустилась и, последний раз бросив взгляд на сына, пригнулась и двинулась вперед.

Малфой напряженно наблюдал за тем, как край её длинной юбки скрывается в темноте прохода. На какое-то время ему даже удалось абстрагироваться от боли, потому что все мысли занимал лишь липкий ужас. Дыхание по-прежнему царапало легкие. Боковым зрением он заметил, что Гермиона не сводит с него глаз. Медленно повернув голову, Малфой кивнул в сторону прохода, призывая её поскорее следовать за Нарциссой.

– Кто-то должен подстраховать тебя, если что-то случится, – Гермиона демонстративно сделала шаг назад.

– Грейнджер, – он яростно стиснул кулаки, оглядываясь на дверь, но тут же почувствовал слабость в ногах и чуть не упал.

– Быстрее! – зашипела она, и Драко, с раздражением зажмурив глаза, сделал шаг по направлению к проходу. Опершись о стену рукой, он опустился на колени и глубоко вдохнул холодный земляной запах. Теперь казалось, что нет аромата лучше, ведь так пахла свобода. Проход был слишком узким, и Драко пришлось лечь на бок, чтобы плечи не упирались в каменные стены. Упершись пальцами в грязный пол, он сделал рывок, но тут же остановился, чтобы переждать вспышку боли. Темнота сдавливала со всех сторон, заполняя собой пустоты между стенами и телом, и на секунду Драко показалось, будто он вдруг оказался в фамильном склепе и уже мертв. Глаза бесполезно вращались по сторонам, но не могли зацепиться ни за одну деталь, которая бы свидетельствовала о том, что Малфой, по крайней мере, все ещё в сознании. Паника подступала с навязчивой тошнотой, но внезапная ярость на собственную слабость вдруг затмила все остальное, и широкие ладони уверенно впечатались в стены. Сжав зубы до боли в челюсти, Драко совершил еще несколько попыток продвинуться дальше, и это принесло свои плоды: вскоре он почувствовал, что его ноги упираются в стены, а это значило что половина пути была преодолена.

– Драко, – голос матери оказался ближе, чем он рассчитывал. В лицо хлестал холодный воздух, но впереди по-прежнему ничего не было видно. – Давай руку.

Царапая тыльную сторону ладони о неровное каменное покрытие, Драко потянулся вперед и пошевелил пальцами в надежде найти кисть Нарциссы.

– Еще немного, – дрожащим от волнения голосом прошептала она. – Я не дотягиваюсь.

Малфой прикрыл глаза и откинул голову назад, устало выдыхая. Сил шевелиться больше не было, а сознание угрожающе меркло. Позади послышался шум, и Драко очнулся от короткого забытья: очевидно, Гермиона уже приготовлялась лезть вслед за ним, а потому медлить и дальше было невозможно. Собрав все оставшиеся силы, Малфой продвинулся еще немного, не опуская вытянутой руки, и наконец его пальцы наткнулись на холодную ладонь Нарциссы. Она тут же покрепче ухватила его запястье и потянула – хоть и слабо, но весьма уверенно. Драко напряг руку и другой ладонью уперся в пол, чтобы помочь. Понемногу свежий воздух, до этого лишь касающийся кожи, начинал обволакивать лицо и шею, и, когда Драко был уже почти уверен, что сможет выбраться из этого тесного прохода не потеряв сознание, со стороны кухни послышался гортанный смешок.

– Так-так…

Тело окаменело, дыхание застряло в груди острым булыжником. Миссис Малфой все еще отчаянно пыталась вытянуть сына, хотя не понимала, почему он вдруг окаменел и перестал пытаться выбраться.

– Мисс Грейнджер… – наигранно лукавый голос Протеуса ударил по барабанным перепонкам. – Должен признать, вы оказались куда проворнее, чем я думал. Сбежать из запертой комнаты и одурачить мою охрану… Впрочем, вам просто повезло наткнуться на самого недалекого Пожирателя в мире.

Драко показалось, что время вдруг замедлилось и покрылось ледяной коркой. Язык отяжелел, во рту пересохло, и каждая секунда отдавалась тяжелым ударом в висках.

– Где же ваш возлюбленный? – насмешливо растягивая слова, произнес Протеус. Раздался тихий и испуганный всхлип Гермионы. – Подумал, что без него вы нам будете не интересны? Как всегда, слишком самонадеян…

– Беги, – шепнул Драко матери и резко отбросил её руку. Нарцисса попыталась перехватить его запястье снова, но не смогла: темнота, обволакивающая их, полностью дезориентировала в пространстве.

– Драко! – судорожно пробормотала она, руками беспомощно водя перед собой. – Нет, Драко! – тихий всхлип затмил оглушительный для окружающей их до сих пор тишины крик:

– Не трогай её! – Драко резко вдохнул сквозь зубы. – Я здесь, ублюдок, – последняя фраза прозвучала обреченнее, чем хотелось бы. Малфой закрыл глаза, мысленно убеждая себя в том, что он сделал все возможное. Бежать без Грейнджер не было смысла, потому что вся его жизнь – жалкая, наполовину прерванная – все еще принадлежала ей как единственное, что Драко мог подарить.

В тело ударила ослепительная вспышка боли, темное пространство вокруг разразилось алым светом, но Драко не видел. Он выгнулся в спине до хруста позвоночника, затылком ударяясь о камни, а потом нечто сильное швырнуло его в сторону и потащило обратно на кухню. Чтобы не переломать руки, Драко машинально прижал их к телу, но костяшки все равно проскребли по каменному полу, а правый висок оставил кровавую дорожку на серости плит. Перемещение заняло лишь краткое мгновение, хотя Малфою этот путь показался пульсирующей болью вечностью. Его тело, с помощью магии извлеченное из прохода, обессиленно повалилось у чьих-то ног.

– Мерлин и Моргана, – с ненавистью процедил Протеус. – Это правда, что каждый великий род ожидает вырождение… – носком ботинка тот повернул голову Драко в сторону. – Ты похож на трусливую сточную крысу, Малфой.

Драко едва нашел в себе силы, чтобы приоткрыть глаза. Над ним возвышался двоящийся силуэт Протеуса, за горло прижимающего к себе Гермиону. Рядом кто-то сдавленно хныкал. Опустив взгляд, Малфой смог различить смутные очертания Джинкс.

– «Империус» преодолевает даже самую сильную привязанность, – с наслаждением процедил Нотт. – Было так просто заставить это жалкое существо предать своих господ, – следовал отвратительный смешок. – Я не думал, что ты опустишься до того, чтобы просить помощи у эльфов. Так низко не падал даже твой жалкий отец… – он крепче сжал горло Гермионы, но тут же поморщился и ослабил хватку. –Знаешь, что будет, если я сниму «империус»?

– Она ни в чем не виновата. Чудовище… – Драко поморщился, пытаясь пошевелить онемевшими ногами.

– Я? – ядовито выцедил Протеус, откидывая Гермиону в руки стоящего рядом охранника. – Смотри, Малфой, – опустившись, он вцепился пальцами в волосы Драко, чтобы приподнять его голову. Зашипев, юноша распахнул глаза и тут же наткнулся на блестящее от слез лицо домовика. Джинкс сопротивлялась заклятью, хотя было уже поздно. Все её тельце дрожало, а губы пытались сложиться в какие-то слова. Не отпуская волос Драко, Протеус направил палочку на эльфийку и одним взмахом снял заклятье. В эту же секунду Малфой зажмурил глаза.

– Смотри, ничтожество, – Протеус выплюнул очередное заклятье, и глаза Драко распахнулись по чужой воле. – Смотри, к чему привела твоя глупость!

– Джинкс предала молодого господина… – неверяще прошептала эльфийка, обхватывая себя за плечи. В глазах плескалось болезненное безумие. – Господин должен наказать Джинкс. Нет, господин должен убить её!

– Нет, – изломанный голос усиливал мольбу, таящуюся в глубине сердца. Из-за невозможности моргать глаза наполнялись слезами. – Все в порядке. Джинкс, послушай! Я не злюсь…

Смех Протеуса резанул по ушам. Напрягая веки и почти задыхаясь от бессмысленных усилий, Драко попытался успокоить бешено бьющееся сердце. Он знал, что будет дальше, но больше, чем за себя, переживал лишь за Гермиону. Малфой не мог видеть, но знал: она уже задыхалась от истерики.

– Господин не может убить Джинкс… – рассеянно продолжала эльфийка, безумно вертясь вокруг своей оси. – Джинкс должна сама убить себя!

– Нет! – крик, граничащий с визгом, слетел с губ Гермионы. Уже замахнувшийся на неё Пожиратель был остановлен резким движением руки Нотта.

– Не смей. Девчонка под защитой непреложного обета!

Драко почувствовал малую толику облегчения, но глухой звук удара плоти о камень заставил его вздрогнуть и вернуться в реальность. Прямо перед ним, упершись тонкими ручками в стену, стояла Джинкс. Секунда – и она, покачнувшись, в очередной раз с силой приложилась широким лбом об стену. На камнях грязным бурым пятном отпечаталась кровь.

– Джинкс – плохой эльф. Джинкс должна быть наказана… – с каждым словом и ударом крошечной головы о стену крики Грейнджер позади только усиливались.

– Смотри… – прошипел Протеус почти на ухо Драко. – В том, что происходит, только твоя вина. Все, кто был предан тебе… Все, кого ты любишь, – его шепот был похож на шипение Темного Лорда. – Все они умрут страшной смертью только из-за тебя, а ты будешь смотреть, вот как сейчас…

– Прекрати… Закончи это, – простонал Драко. Бормотание Джинкс, отчаянное рыдание Гермионы и шепот Протеуса смешивались воедино, образуя нечто страшное, подавляющее и сводящее с ума. В ушах шумело, глаза полнились резью, а язык почти не двигался.

– Слушай, Малфой! – его снова больно встряхнули. – Это цена твоей трусости, – наконец выплюнул Протеус и, помолчав еще немного, вскинул палочку:

– Авада Кедавра!

Несколько секунд воздух разрывали только обессиленные всхлипы Грейнджер.

– Никто так и не догадался её заткнуть?! – прорычал Протеус и вскочил на ноги. Все смолкло; «силенцио», – устало подумал Малфой, уже не пытаясь открыть глаза. – Я бы с радостью продолжил это представление, но время не ждет, – он усмехнулся, поправил мантию и направился к двери. – Свяжите их и переместите в главный зал. Кажется, мисс Грейнджер хотела собрать нас именно там.

***

– Наконец-то мы в сборе, – нетерпеливо вздохнул Протеус, орудуя палочкой. Из-за нервных движений колдовство постоянно прерывалось, и потому явить Чашу Клятвы удалось лишь со второй попытки. С порванными цепями, вся обуглившаяся и помятая, она с тяжелым громом опустилась на пол в центре образованного Пожирателями круга. Глаза тех, кто был еще в своем уме, горели страхом: рядом с артефактом, обездвиженный и практически бессознательный, лежал юный Малфой. Некоторые из стоящих здесь знали его ребенком и когда-то были приятелями с Люциусом. В самой глубине омертвевших сердец саднило нечто живое, но слишком слабое, ничтожное и немощное.

Мрачные взгляды Пожирателей беспомощно сталкивались друг с другом. Не они ли прошли путь унижения и боли ради своих высоких идей? После смерти Волдеморта Драко Малфой был единственной надеждой. Ради него Пожиратели скрывались от Министерства, ради него они выживали в тесных и пахнущих смрадом камерах Азкабана. Все было ради достойнейшего из всех них – абсолютно чистокровного. Абсолютно совершенного. Во главе с последним из Малфоев их кровавая революция была обречена на победу, и никто даже не сомневался: он знает, что делать. Как иначе? Кровь Малфоев перетекала от одного предка к другому, становясь лишь чище, слаще, драгоценнее, и наконец обрела небывалую силу в Драко. Из его ран должно было сочиться серебро высшей пробы! … Но нет. Бурые пятна крови, въевшиеся в бледное лицо, волосы и запястья, расползались уродливыми кляксами, и никто в своем уме ни за что не сравнил бы их оттенок с серебром. Последователям Темного Лорда пришлось убить достаточно магглов, полукровок и волшебников, чтобы понять: кровь Малфоя была такой же – похожей на застывшую грязь. Пожиратели белели в тон прозрачной коже чистокровного наследника, потому что теперь видели не идола – только мальчишку. Их бог разбился, сломался, умер. Если кто-то смог уничтожить даже его – что будет со всеми ними?

– Господа! – голос Протеуса оставался торжественным. Он обвел присутствующих довольным взглядом, мельком задержав его на сыне. Теодор смотрел на него почти не мигая. Связанный, обессилевший от боли и практически уничтоженный, он все равно выглядел так, будто готов ворваться в бой и непременно победить. Ненависть читалась в покрасневших глазах, и было нечто безумное в этом бессмысленном противостоянии. Протеус неопределенно хмыкнул, безразлично посмотрел на дрожащую Пэнси и наконец снова поднял голову. – Сегодня начнется наша история!

Его словам вторило глухое молчание, и лишь гадкий смех сумасшедших разбавил звон в воздухе. Нотт был слишком занят своим триумфом, и поэтому не обратил внимания на то, как затравленно переглянулись Пожиратели справа от него.

– Хватит упрямиться, – фыркнул Нотт, с опаской озираясь на окно. Сквозь мутные запотевшие стекла за ним подглядывала взошедшая луна. Близилась полночь. – Все кончено.

Драко не мог говорить: во рту горчило от крови, горло резало сухостью, а каждый глубокий вдох отзывался в грудной клетке саднящей болью. С трудом подняв воспаленные веки, Малфой посмотрел на Протеуса и покачал головой.

– Подумай, Драко, – от лживой сладости в голосе Нотта тошнило. – Сколько еще боли ты сможешь перенести? Ведь я могу сделать так, что твоя смерть будет долгой и мучительной… – губы Пожирателя задрожали от предвкушения. – Да, я могу! Могу вскрыть эту бледную и нежную девчачью кожу, вырвать глаза, лишить тебя пальцев, но ведь всегда есть другой выход! – Протеус остановился над скрюченным на полу телом. – Дай клятву и умри достойно.

Драко молчал, стиснув зубы. Внутри поселилось тревожное предчувствие, как будто он ожидал удара по затылку бладжером. Напряжение, поселившееся во всех мышцах, сковало и покрыло ледяной коркой. Но Малфой решил, что не даст своего согласия, даже если с него будут сдирать кожу. Думать об этом было легко. Ничто не могло пошатнуть веры в собственные силы, пока луч непростительного не сверкнул в оледеневшем воздухе.

– Круцио, – разочарованно выдохнул Нотт. Справа послышался обрывистый крик Гермионы, удерживаемой на месте двумя Пожирателями. Её распахнутые, полные бессильной злобы глаза позабавили Протеуса. – Давай, грязнокровка! Кричи! Заставь его принять клятву! Заставь убить себя!

Все голоса для Драко слились в один неразборчивый шум. Он плохо осознавал, где заканчивалась боль его искалеченного тела и начиналась пытка «круциатусом». Агония затопила каждую клетку, каждый нерв, и только её Малфой мог ощущать так ясно, как ничто другое. Измученный организм понемногу сдавался; боль все еще была, но Драко чувствовал, как постепенно притуплялись ощущения, и разум заволакивало черной дымкой. Однако Нотт не был бы самым искусным палачом среди Пожирателей, если бы позволил своему пленнику потерять сознание. Боль вдруг резко переместилась в голову, взрывая сознание, и Драко потерял ощущение времени и пространства. Ни собственные крики, ни рыдания Гермионы больше не имели значения. Ничего – кроме оглушительного шума крови в голове.

Нотт опустил палочку лишь тогда, когда глаза Малфоя начали бессознательно закатываться.

– Хватит… – сорванным от крика голосом просипела Гермиона, наблюдая за конвульсиями Драко. Силы покинули тело, и она повисла на руках Пожирателей. С замиранием сердца Гермиона пыталась найти в лице Малфоя признаки жизни, и вскоре его губы дрогнули. Вздох облегчения был осмеян державшими её Пожирателями.

Драко переводил дух, пока это было возможно. Внутри все дрожало в предвестии новой порции боли, и это ожидание выматывало больше, чем сама пытка. Малфой поморщился: на щеках горели следы от слез, непроизвольно выступивших во время агонии. Больше всего не хотелось, чтобы Гермиона видела его таким. Но если всего несколько минут назад он еще способен был чувствовать унижение, то теперь все мысли занимал животный страх. Нечто внутри него вопило и металось, призывая наконец закончить пытку. Казалось бы – так просто! Всего лишь ответить «да», когда потребует Протеус. Теперь, когда кости, казалось, раздробились и полосовали внутренности, эта идея не казалась такой уж отвратительной. Драко никогда не считал себя героем и никогда не горел желанием отдать свою жизнь за спасение мира. Он, как сын своего отца, был прекрасно обучен одной очень важной вещи: правильное давление и боль способны сломить любого человека. Было неприятно осознавать, что Протеус все-таки добился своего, ведь после примененного «круциатуса» возникло навязчивое желание умереть как можно быстрее и безболезненнее. Для этого стоило только кивнуть, подать один-единственный чертов знак, но Драко почему-то молчал, хотя кровь Люциуса все еще шумела в ушах мольбами об избавлении. Малфой мысленно обозвал себя трусом и подонком, но от этого не стало ни лучше, ни хуже.

Протеус снова что-то болтал о крови, смерти и клятве, но Драко больше не слушал. Пересилив себя и открыв глаза, он посмотрел на Грейнджер. Растрепавшиеся кудри прилипли к мокрому от слез лицу, большие карие глаза с жадностью наблюдали за каждым его движением. Гермиона практически сидела на полу, не замечая, что её руки больно вывернуты. Сердце болезненно сжалось, когда она, умоляюще изогнув брови, прошептала:

– Не соглашайся. Не надо.

Он бы хотел рассказать ей, каким огнем горит плоть под «круциатусом», как тошнота подступает к горлу и как разламывает кости при каждом движении, но не мог. Губы практически не шевелились – лишь беспомощно дрожали. До одури захотелось ощутить успокаивающие поглаживания на перепачканной в крови шее, ведь тогда боль не была бы такой невыносимо жгучей. В ушах миллионом голосов звучала её последняя фраза, и Драко вопреки здравому смыслу почувствовал злость. Нечто эгоистичное и подлое прорывалось через силки разума, и Малфой чувствовал, как на языке вместе с кровью крутится согласие. Легко было говорить: «не соглашайся», когда тело не выламывало «круциатусом». Разве могла Грейнджер понимать, что он чувствовал? С некоторым запозданием пришла мысль: Гермиона понимала. Когда-то давно и она лежала на полу под дерзкими взглядами Пожирателей. Гнев, до этого направленный на Грейнджер, вдруг устремился в обратную сторону, и Драко в который раз обозвал себя ничтожеством. Ведь тогда, совершенно беззащитная, одинокая в своих мучениях и практически уничтоженная, она все равно не сдалась, не прогнулась под своими мучителями. Гермиона Грейнджер всегда была слишком сильной и смелой. Она всегда была слишком хороша для него. Драко бесконечно жалел, что позволил ей пострадать, но каждый раз спрашивал себя: смог бы он что-то сделать тогда? Все его хорошие побуждения заканчивались на мыслях и – в лучшем случае – на словах. Сейчас, почти сдаваясь под трусливой боязнью боли, Малфой с досадой осознавал, что в ту непроглядную ночь, когда Белатрисса вырезала на предплечье Гермионы ненавистное слово, он не посмел бы вмешаться. Драко не боролся ни за кого, кроме себя, а потому выбор был очевиден. Так было тогда.

И все же Грейнджер продолжала верить в него даже после того, как он причинил ей столько боли. После того, как почти сломал её. До сих пор Малфой играл в жизнь, словно тот надменный светловолосый мальчик, впервые попавший в Хогвартс. Он всегда был заносчивым засранцем, считающим весь мир фабрикой по исполнению его прихотей. Только вот Грейнджер никогда бы не смогла принадлежать этому мальчику.

Теперь он лежал на полу своего дома, раздавленный и униженный. Может быть, это было искуплением – Малфою было приятно так думать. Он сморгнул мутную пелену, боясь разорвать зрительный контакт, ведь в любую секунду Протеус мог сделать это за него. Пока Гермиона смотрела на него – он должен был жить. Ведь что у них еще оставалось кроме взглядов?

Внезапно стало невыносимо горько, ведь судьба, казалось, смеялась над ним: поманила привередливым пальчиком, а потом столкнула в бездну. Бездна смотрела на него глазами Грейнджер. Её теплый ореховый взгляд ласкал кожу и заставлял сердце работать, хотя оно уже было на грани остановки. Малфой хотел бы сдаться, но это желание теперь было не сильнее желания попробовать шоколад. И пусть он подавится собственной кровью, если позволит себе причинить ей еще хоть каплю боли!

Мальчик умер,

возродился мужчина.

– … какого черта ты молчишь, щенок?!

Когда в его челюсть резко врезался твердый носок мужского ботинка, Драко испугался, но совсем не боли. Он больше не видел глаз Грейнджер, и потому задыхался. Её крик застрял в его горле, прилип к коже и застлал глаза мутной пеленой.

– Грязнокровка свела тебя с ума. Посмотри, что она сделала с тобой! Растоптала, унизила, заставила мучиться! – Протеус рычал, пытаясь раздавить и уничтожить Малфоя, ведь ему казалось, что осталось совсем немного.

В следующую секунду произошло то, чего не мог ожидать никто: Драко рассмеялся. Хрипло, надрывисто и жутко. Его хохот заставил Пожирателей недоумевающе переглянуться, а Протеуса – замолкнуть.

– Ты не тронешь её, – Малфой не вполне понимал, почему продолжает смеяться, как полоумный. Лицо Нотта исказилось, побагровело и стало практически неузнаваемым.

– Что ты там бормочешь?! – Протеус склонился над Драко и схватил его за ворот рубашки, чуть приподнимая с пола. Малфой наконец замолк, но искры безумного веселья в его глазах так и не погасли.

– Ты её не тронешь, – успокоившись, прошептал он и искривил губы в наглой усмешке. – Сукин ты… – Драко не успел продолжить. Из палочки вырвался новый «круциатус», но на этот раз действие проклятье не длилось и десятка секунд. – Ты сукин сын, Нотт! – едва очнувшись, продолжил Драко с ненормальным остервенением.

– Круцио, – Протеус беспристрастно повернул палочку, попеременно направляя боль в те части тела, которые ему хотелось.

– Хватит! – крик Гермионы существовал где-то в другом измерении. Малфой был слишком зол, чтобы внимать посторонним звукам.

– Давай, убей меня! – зарычал Драко, когда обжигающие импульсы в затылке угасли. – Убей!

– Круцио…

– Протеус! – в центр выбежал кто-то из Пожирателей. – Достаточно! Ты его убьешь!

– Круцио!

Передышка в пять секунд

– Круцио!

Три секунды

Две

Одна

Драко согнулся пополам, пытаясь проглотить кровь, подступившую к горлу, но закашлялся. Некто из толпы сдавленно ахнул и ринулся прочь, но непростительное заклятье Протеуса настигло беглеца у самого выхода. Словно сквозь толстую стену до Малфоя доносились вопли вырывающейся Гермионы. Некоторое время казалось, что он разучился дышать. Воздух почти не поступал в легкие.

– Соглашайся, Малфой, – Протеус кружил над ним, словно коршун. – Я буду доводить тебя до исступления и снова оживлять! Поклянись, принеси клятву!

– Не слушай его! – выкрикнул Теодор, за что тут же получил убийственный взгляд отца. Пэнси рядом что-то умоляюще зашептала, но юноша дернул крыльями носа и снова повторил:

– Не слушай его.

– С тобой я разберусь позже, – с презрением выплюнул Протеус. – Может, кому-то следует заняться твоей сладкой невестой? – Нотт кивнул одному из Пожирателей, и тот радостно сорвался с места.

– У меня условие, – Драко, безразлично уткнувшись взглядом в пол, одним своим словом заставил все в зале окаменеть. – Отпусти их.

– Что? – Протеус недовольно покосился на сына и прищурил глаза.

– Я не дам клятву, пока они не покинут этот зал… Живыми, – его голос был слаб, но слова – тверды. – Решайся! Время уходит.

Протеус заметно занервничал. Какое-то время его глаза лихорадочно метались от Пэнси к Теодору и обратно к Драко.

– Ты поклялся, Малфой! – рявкнул он, но вдруг успокоился. Терпеливая улыбка тронула губы:

– Освободите их.

– Я никуда не пойду, – Нотт сдвинул брови на переносице, обращая взгляд к Гермионе.

– Теодор! – умоляюще прошептала Пэнси. – Пожалуйста, ты ведь обещал мне! – её дрожащий голос заставил сердце неприятно сжаться. Он и правда обещал. Затравленный взгляд снова метнулся к Гермионе.

– Уходите, – Гермиона качнула головой в знак уверенности. Она одарила Теодора мимолетным взглядом, а потом вновь повернулась к Драко. – Уходите скорее.

Все внутри Нотта странно похолодело, и сознание болью пронзила мысль: Гермиона никогда не смогла бы полюбить его. Её взгляд все время был обращен лишь на одного человека, и Теодор всегда понимал это. Но одной из вещей, с которыми почти никогда нельзя смириться, была невзаимность. Нотт всегда думал, что у них еще будет время, что обстоятельства смогут все изменить, но жизнь оказалась непозволительно коротка.

Бросив короткий взгляд на Пожирателей рядом с Гермионой, Теодор с досадой понял, что не сможет её освободить. В этом зале было слишком много врагов. И, хотя попытаться хотелось невероятно сильно… Пэнси доверчиво сжимала его руку.

– Пожалуйста, – не скрывая слез ужаса, беспрестанно шептала она. – Идем, Теодор.

– Ну же! – закричал Нотт, нетерпеливо перекладывая палочку в другую руку. – Пока я еще позволяю вам покинуть этот зал…

Теодор больше не взглянул на Гермиону. Он не хотел запоминать выражение обречения, застывшее на её хрупком бледном лице. Он не хотел осознавать, что опускает руки и бросает её. Он не хотел. К счастью, тяжесть ладони Пэнси заставляла думать о чем-то еще кроме разбитых надежд и ноющего сердца. Неуверенно поднявшись с колен, Теодор взглянул на расступившихся Пожирателей и так быстро, как только смог, пошел вперед. Каждый их торопливый шаг сопровождался тихим шипением десятков голосов, и Пэнси неуверенно оглянулась вокруг. Пожиратели глазели на них с болезненным блеском в глазах, и впору было бы отвернуться, но она, повинуясь одной природе известному инстинкту, повернула голову к Протеусу. Его поднимающаяся в сторону Теодора палочка дрогнула, и он улыбнулся. Губы разомкнулись, готовясь произнести заклинание, и Пэнси, не успев даже вскрикнуть, толкнула Теодора в спину.

– Сомнимус!

Разряд ударил в спину Пэнси, и она, чувствуя, как по венам растекается нечто ледяное, замерла. Коленки подогнулись, но тело удалось удержать в равновесии ровно до того момента, как к ней рванулся ошарашенный внезапным толчком Теодор.

– Что ты сделал?! – заорал он, всматриваясь в пустые глаза Пэнси.

– Ты обещал! – прошипел Драко, скашивая взгляд на согнувшуюся фигуру Пэнси. От злости и отчаяния зубы сжимались до противного скрежета.

– Заклятье медленной смерти, – Протеус постарался не показывать, как разочарован тем, что не попал в Теодора. Он был уверен, что Паркинсон не сумеет вытащить умирающее тело из особняка: двери и окна были все еще закрыты. Нотт рассчитывал стереть Малфой-мэнор с благодатных земель Уилтшира не более, чем через четверть часа. Так что отпущенные пленники только оттягивали свою смерть, и в этом Протеус видел красоту изящной пытки.

– Они выберутся живыми… Из этого дома, – Протеус гадко улыбнулся. Теодор почти не слышал слов отца. Он тормошил застывшую Пэнси до тех пор, пока та вдруг не вздрогнула. Сдавленный стон сорвался с её губ, а ладонь поползла к животу – там постепенно разворачивалась тягучая боль.

– Возьми её и беги… – дрожащим голосом просипел Малфой, слегка приподнимая голову. – Убирайтесь, Теодор! Уходите отсюда!

Голос Драко, сорвавшийся на хрип при последнем крике, мгновенно отрезвил Теодора. Он схватил Пэнси за руку и потащил прочь, хотя и сам плохо держался на ногах. Спотыкаясь и держась друг за друга, они в абсолютном молчании миновали коридоры второго этажа и спустились по лестнице. Пэнси дышала все тяжелее, её шаги замедлялись, но Теодор продолжал упорно тянуть её за собой. Когда они уже почти добрались до входной двери, коленки Паркинсон вдруг подогнулись, и она, издав болезненный стон, рухнула на пол.

– Нет, – прошептал он, оседая на пол вместе с падающей Пэнси. – Нет, нет, черт возьми, нет! – его ладонь опустилась на горячий лоб Пэнси и отвела волосы. Темный взгляд блеснул острой болью, и веки начали постепенно закрываться. – Не засыпай, слышишь? Не закрывай глаза, Пэнс… Открой их, посмотри на меня! – Теодор задыхался, его пальцы дрожали.

Девушка слабо приоткрыла веки и печально улыбнулась, устремляя взгляд куда-то в потолок.

– Зачем ты сделала это? – Нотт сжал зубы, чувствуя, как к глазам подступают гневные слезы. Он не желал принимать того факта, что Пэнси уже не спастись, но переставал верить. Ведь сам сказал ей, что вера – сильнее волшебства. Но Пэнси даже не вспомнила об этом теперь. Перед глазами все плыло, и в темноте старинных сводов, казалось, начали поблескивать звезды. Это была не смерть – лишь сон. Сон, в котором она будет очень счастлива.

– Теодор, – слабо прошелестела она, все еще не отрывая глаз от потолка. Все было так, как когда-то мечталось: звездное небо и руки, надежно сжимающие её до боли в ребрах.

– Да? – склонился к самому её лицу, чтобы расслышать почти неразличимые из-за слабости голоса слова.

– Как думаешь… – Пэнси с трудом преодолела прилив слабости и все же зажмурилась. – Если бы у нас было немного больше времени… – она хрипло вдохнула, зажмурившись от боли, и смогла продолжить, лишь когда резь в легких отступила. – Ты бы мог полюбить меня?

– Ну конечно, – поспешно ответил он, проведя пальцами, а потом нашел ладонь девушки и сжал её в своей. – Так и будет, – он оставил порывистый поцелуй на запястье и ладони. – Только не закрывай глаза. Ладно? Еще немного, совсем немного…

Пэнси улыбнулась и покачала головой.

– Я бы тоже… – произнесла она, но на большее испепеляемого проклятьем организма не хватило. Сделав задыхающийся хриплый вдох, Пэнси чуть выгнулась, а потом обмякла, откидывая голову назад.

Теодор кричал до боли в связках. Он даже не думал подниматься и пытаться покинуть особняк – чувство вины и нестерпимой боли затопило его с головой. Разве не он обещал Пэнси защитить? Разве не он поклялся ей? Не смог. Не уберег. Предал.