Текст книги "Подвалы твоего сердца (СИ)"

Автор книги: hazy forest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 55 страниц)

Внезапно его вниманием завладела приоткрытая дверь. Из помещения, так нерадиво охраняемого Пожирателями, сочился кроваво-красный свет, но он то потухал, то разгорался с новой силой. Казалось, словно за дверью полыхал живой огонь, и Теодор нахмурился. Он оглянулся и покачал головой, когда Пэнси вознамерилась сделать шаг вслед за ним. Девушка обиженно насупилась и снова нырнула за угол. Ей так хотелось быть полезной! И пусть, что без палочки она была бессильна. Паркинсон впервые в жизни чувствовала в себе такую безумную отвагу, и это, несомненно, пугало бы её, как истинную слизеринку, но только не в этой ситуации.

По мере приближения к двери Теодор начал замечать, что плечи и головы Пожирателей покрыты тонким слоем светящейся пыли. «Сонный порошок», – с изумлением подумал он и попытался задержать дыхание. Предстояло пройти мимо охранников, не задев их и не потревожив хрупкий сон. Действие волшебного порошка было очень недолговечным и весьма непрочным. Любой громкий звук мог разбудить охранников ото сна. Теодор не боялся того, что находится за дверью. Кем бы ни был тот, кто подбросил Пожирателям порошок – он явно был не на их стороне.

Теодор осторожно приоткрыл дверь, молясь всем богам, чтобы та не скрипела. Навстречу ударил уже знакомый алый свет, на несколько секунд ослепляя. Когда глаза привыкли к необычному свечению, Теодор смог увидеть в центре небольшой комнаты мраморный постамент, окруженный сферой защитных чар – от них и исходило свечение. Постамент венчала уменьшенная копия угловатого готического здания, в котором нельзя было не узнать Малфой-мэнор. В некоторых окнах «кукольного» домика горел свет. Кажется, Теодору удалось даже рассмотреть фигуры, но испуганный вздох отвлек его, и взгляд непроизвольно опустился ниже.

– Стой! – шепотом приказал Теодор, с ужасом замечая, как маленькая ручка домовика поднимается в его сторону. Конечно, ему бы не составило труда отразить слабую атаку эльфа, но поднимать лишний шум не хотелось. – Я не причиню вам вреда.

Пока Линк смотрел на непрошенного гостя огромными глазами и трясся от волнения, старая эльфийка, сосредоточенно зажмурившись, колдовала над сферой. Она слышала, как кто-то заходит внутрь, но не отвлеклась от и без того безнадежных попыток разрушения алтаря. Ей было бы все равно, даже если бы это был кто-то из Пожирателей. Смерти Тиф не боялась уже очень давно.

– Вы поддерживаете сохранность алтаря? – грозным шепотом спросил Теодор, заставляя Линка съежиться от страха.

– Господин приказал Линку и Тиф разрушить его!

– Малфой? – Теодор облизнул пересохшие губы и выглянул за дверь. Охранники все еще спали. – Я могу помочь!

– Нет! Только эльфы этого дома знают, как уничтожить сферу! Алтарь можно разрушить лишь после того, как она исчезнет…

– Тогда сделайте это как можно быстрее, – процедил сквозь зубы Нотт. Сейчас его мало волновало то, что произнесенные слова звучали чересчур грубо. Сонный порошок мог прекратить действие в любую секунду.

Не проронив больше ни звука, Линк поднял жилистые руки и принялся колдовать, беззвучно нашептывая известные только ему заклинания. Теодор покрепче перехватил палочку и снова проверил состояние Пожирателей. В его голове промелькнула мысль о том, что можно было бы попробовать усыпить их более сильным заклинанием, но чужая палочка могла выкинуть что угодно, поэтому рисковать не стоило. Оставалось лишь надеяться, что охранники не проснутся до разрушения сферы, и наблюдать за работой эльфов.

Теодор посмотрел на Пэнси, пугливо ожидающую его знака, и кивнул ей, говоря о том, что все в порядке. Они не могли проиграть теперь. Один раз удача уже улыбнулась им – улыбнется и еще раз. Как и любой молодой человек, Теодор мало верил во вмешательство в судьбу высших сил, но сейчас практически ощущал, что нечто могущественное находится вместе с ними, защищая и оберегая. Нотт называл это истиной. Тем не менее, обманываться он не спешил – излишняя самоуверенность была способна убить, потому что уничтожала осторожность. Каждые десять секунд Теодор осторожно выглядывал за дверь и каждый раз облегченно выдыхал, видя спокойно дремлющих охранников. В темноте не было видно, как волшебный порошок понемногу ссыпается с плеч и головы одного из охранников, когда тот резко выдыхал, вздрагивая всем телом.

Эльфы бормотали понятные только им слова, и на секунду Теодору показалось, что купол начал бледнеть. Мгновенная радость озарила его разум, и он порывисто обернулся к Пэнси, чтобы ободряюще улыбнуться. В следующую секунду лицо его окаменело от шока. Пожиратель, все еще мутными после волшебного сна глазами водя по сторонам, лениво отталкивался от косяка. Теодор метнулся обратно в комнату и прижался спиной к стене позади двери. Тысяча мыслей пронеслась в его голове, взгляд впился в тощие фигурки домовиков. Ему хотелось сказать хоть что-то, чтобы уберечь их от неминуемой гибели, но язык словно окаменел.

Первой упала Тиф. Луч пронзительно-зеленого света врезался в её крошечное тельце, заставив коротко вскрикнуть. Линк испуганно обернулся и опустил руки. Большими глазами он наблюдал за тем, кто находился за дверью. До следующей смерти оставались доли секунды, и только тогда Теодору удалось очнуться. Резко подавшись вперед, он захлопнул дверь и направил на неё запирающее заклинание. Палочка трудно поддавалась новому владельцу, и Нотт стиснул зубы, выдерживая натиск выплескивающейся через край магии. Кривой луч ударил в дверь, и нехотя, но верно синеватое свечение начало расползаться к косякам.

– Продолжай! – сквозь зубы прорычал Теодор, удерживая дрожащую палочку. – Продолжай!

Линк, до сих пор пустыми глазами взирающий на Тиф, тут же вскинул голову и поспешно кивнул. В глазах эльфа стояли крупные слезы, но он тут же сморгнул их, принимаясь за дело. Сердце крошечного существа неистово стучало, но слова заклинаний прочно врезались в сознание.

Дверь выдержала несколько мощных ударов магии, но, когда Пожиратели по ту сторону начали сыпать более мощными взрывающими заклинаниями, магическая защита глухо треснула и начала разрушаться. Теодор, зажмурившись и набрав в грудь побольше воздуха, сосредоточился и крепче сжал палочку, выжимая из себя и неё все возможные силы. На губах почувствовался вкус крови – тело не выдерживало напряжения. Теодор машинально вытер нос рукавом, чтобы не вдыхать тошнотворный запах. В последние дни ему удалось надышаться кровью настолько, что та вызывала резкое отвращение.

– Быстрее… – простонал Теодор, уже не открывая глаз. Казалось, если он сделает это, то потеряет сознание. Каждую секунду юноша уговаривал себя продержаться еще немного, но силы понемногу покидали его, голову сжимало неистовой болью, а удары по ту сторону все не прекращались. В голове всполохами рождалась темнота, но Нотт еще продолжал удерживать щит. Чтобы вытеснить мрак из сознания, он воспроизвел в голове голос и образ матери. Она нежно улыбалась ему. Теодор сжал палочку, преодолевая раздирающую боль в суставах. Лицо миссис Нотт постепенно растворялось в темноте, и Теодор глухо застонал. Он не мог опустить руки! В мыслях промелькнул веселый карий взгляд. Гермиона смеялась, стоя рядом с ним, и беспрестанно поправляла свои непослушные волосы. Её звонкий голос троился в ушах и почему-то напоминал манеру разговора Пэнси, но Теодор продолжал мыслить, лишь бы не провалиться в засасывающую черноту. Ноги подгибались. Гермиона перестала смеяться, её глаза начали темнеть. Разрез чуть сузился, в радужках появилась чернота. Тревожный прищур темных глаз Пэнси стал последним, о чем Теодор успел подумать перед тем, как дверь потряс удар от двойного заклинания. Разум взорвался вспышкой боли, и палочка в руке треснула, полоснув ладонь обжигающей силой. Теодор отшатнулся в сторону, бессильно покачнулся и, бросив жадный взгляд на все еще целую сферу, упал.

Линк не услышал грохот тела, все его мысли занимала сфера. Заклинания слетали с языка, почти не осмысливаясь, силы были на исходе. Купол начал пульсировать, разрастаясь и сияя ярче прежнего. Эльф опустил руки, понимая, что сделал все, что возможно. Сзади что-то звонко хрустнуло, и Линк обернулся. Магия защиты постепенно разрушалась, в воздухе висело напряжение, предвещающее последний удар. Линк испуганно вздрогнул и бросил короткий взгляд на безжизненное тело Тиф, а потом кинулся на него и сжал руками её сгорбленные плечи.

Оглушительный взрыв пронесся по стенам подземелий. Дверь, слетев с петель, расщепилась на кусочки, а куски камня полетели в разные стороны, ударяясь о стены. Мощная взрывная волна магии, пронзив первую преграду, устремилась в центр комнаты, где на постаменте возвышалась лишенная защитной магии копия Малфой-мэнора. Сопровождаясь визгом разрушения, в воздух взметнулись части хрупкого гипса, и комнату заполнили всполохи разрушенной магии. Стены задрожали, все вокруг пришло в хаотичное движение. Казалось, дом устроил сумасшедшую пляску, и пол, не выдерживая таких потрясений, начал медленно покрываться трещинами, в которые постепенно начала просачиваться освобожденная магия. Все грохотало лишь до того момента, пока она не исчезла, оставив за собой едкий запах гари и разрушения.

– Вот черт… – посреди разгрома подавленный шепот звучал убого и скупо. Сумевший спастись от воздействия взрыва Пожиратель смотрел через разрушенный дверной проем на остатки алтаря и не мог поверить, что своими руками уничтожил защитный купол. Мужчина тяжело сглотнул и опасливо ступил ближе. Под его ногами жалобно скрипела пыль разрушения. – Вот черт! – глухо повторил он и побледнел еще сильнее. Руки Пожирателя тряслись, а глаза метались от разгромленного алтаря к коридору, где лежал без чувств его товарищ. Пожиратель представлял, что будет, если Протеус узнает о разрушении второго пространства, а потому тут же бросился бежать. Звуки его поспешных шагов удалялись.

Какое-то время все было тихо, и лишь камни, все еще отваливающиеся от стен, разрушали потрясенное молчание. В воздухе витала бледная пыль, постепенно оседая на осколки и глыбы. Издалека послышался задушенный стон.

Пэнси скинула со своего рта руку Блейза, что до сих пор удерживал её от того, чтобы ринуться к комнате. Сердце девушки болезненно билось о ребра ровно с того момента, как один из Пожирателей произнес непростительное. Хотя Паркинсон чувствовала, что предназначалось оно совсем не Теодору, справиться с волнением было невозможно. Пихнув Забини в бок, она вывернулась и ринулась к обломкам.

– Пэнси! – понеслось вслед недовольное шипение, но она не слышала. Мысли пульсировали острой болью, и Пэнси наверняка знала, что эта боль была не её. Теодор нуждался в помощи.

– Нотт, – дрожащими губами пролепетала она, увидев вместо помещения склад руин. – Нотт! – упав на колени из-за бессилия, Пэнси обреченно оглянулась по сторонам. Крупные куски камней превращали пол в однообразное месиво, и разобрать что-либо было совершенно невозможно. Вдруг перед глазами взметнулся голубоватый луч, и девушка вздрогнула, отшатнувшись от него. Магическая нить, сделав несколько свободных оборотов в воздухе, устремилась куда-то в угол и утонула в обломках. Пэнси недоумевающе посмотрела на собственное кольцо, из которого начинался путь луча, и тут же поднялась на ноги. Что-то подсказывало ей, что это был знак, и, почти не понимая, что делает, Паркинсон ринулась к тому месту, на которое указывал луч.

– Блейз! – хрипло позвала она, но тут же поняла, что говорила слишком тихо. – Блейз!

– Не ори! – зашипел Забини где-то за спиной, но осекся.

– Он где-то здесь! Помоги мне… – Пэнси, сдирая пальцы в кровь и ломая ногти, продолжала отшвыривать те камни, которые поднять было по силам, и вскоре в груде обломков мелькнула белизна кожи. – О, Мерлин! – взмолилась она и коснулась пальцев руки. Та была подозрительно холодной. – Блейз, помоги же мне! – истерика накатывала волнами, но Пэнси не переставала работать руками, изредка надрывно всхлипывая. Забини почему-то все еще задерживался у двери.

– Отойди, – прозвучало совсем скоро, и Блейз, сжав в руках палочку оставшегося без сознания охранника, подошел к Пэнси. Она быстро отползла в сторону, не смея выпускать из вида руки Теодора. Забини сосредоточенно зажмурился, произнося заклинание левитации. Постепенно глыбы поднимались в воздух и отлетали в сторону, а потому вскоре стало видно часть тела и голову, к счастью, оказавшуюся в пространстве между стеной и большим плоским обломком. Труднее пришлось с тяжелыми камнями, придавившими ноги Теодора, но Блейз, сжимая зубы от волнения, продолжал сражаться с силой чужой палочки.

– Он жив, – прошептала Пэнси, прижав пальцы к запястью Теодора. – Нужно привести его в чувство.

– Не здесь, – Забини подошел к Теодору и слегка приподнял его. – Помоги мне взвалить его на спину.

Вместе они, шумно дыша от усилий и волнения, кое-как взгромоздили Теодора на спину Блейза, а потом поспешили покинуть злополучную комнату. Миновав коридор и выбрав направление наугад, они шли около нескольких минут, пока Забини не выбился из сил.

– Ладно, – он устало выдохнул, аккуратно спуская Теодора на пол. – Думаю, мы зашли достаточно далеко, – Блейз направил палочку на Теодора, и, немного подумав, использовал жалящее заклинание. Тело Нотта выгнулось, приподнимаясь с пола, но столь же стремительно рухнуло обратно.

– Ты сдурел? – огрызнулась Пэнси, сверкая в сторону Забини гневным взглядом. – Это даже не твоя палочка!

– Есть идеи получше? – Блейз сердито нахмурился, наблюдая, как Паркинсон опускается на колени перед телом Теодора. В её движениях сквозила тревога и определенная трепетность. Он впервые видел подругу такой: грязной, уставшей, совершенно подавленной, но такой смелой и самоотверженной. С губ мулата сорвался нервный смешок: неужто её покусала Грейнджер? Иначе с какой стати Пэнси вдруг начала заботиться о ком-то кроме себя? Размышления подобного рода прервал резкий хриплый стон. Теодор распахнул глаза и тут же застонал от невыносимой боли. Его взгляд сумасшедше метался из стороны в сторону, а руки скребли по полу.

– Теодор, – Пэнси положила ладони на его щеки и осторожно повернула голову к себе. – Я здесь. Мы тебя вытащили. Тебе больно? – она путалась в словах и заикалась, но была так невыносимо, так безгранично рада снова видеть его живым!

– Пэнси, – тихо сказал он и попытался глубоко вдохнуть, но боль уколола легкие, заставив закашляться.

– Ему могло переломать несколько ребер.

– Мерлин… – Пэнси облизала пересохшие губы. – Что же делать? Теодор, ты можешь пошевелить ногами?

Нотт зажмурился, напрягся, но при попытке согнуть правую ногу в колене был остановлен скручивающей болью.

– Черт, еще и нога, – Блейз поморщился. – Ему нужно убираться отсюда. Теодор, алтарь разрушен? – в ответ был лишь слабый кивок. Нотт стискивал зубы, чтобы не стонать от режущей боли во всем теле, и только теплые руки Пэнси на его щеках все еще удерживали в сознании.

– Давай порт-ключ, – согласно кивнула Пэнси, и Забини уже потянулся за ним в карман.

– Нет, – прошипел Теодор, слегка поворачивая голову. – Ты.

– Я не брошу тебя здесь, – Пэнси нахмурилась. – Твои раны…

– Я не смогу привести подмогу в таком состоянии, – говорить было сложно, но Нотт держался из последних сил. – Ты должна сделать это.

Некоторое время они боролись взглядами, но Теодор чувствовал, что проигрывает. Смотря на Паркинсон снизу вверх, он стыдился своей слабости и немощности. Для него все было кончено, но для неё – нет. В конце концов, он обещал вывести Пэнси из этого ада и намеревался сдержать свое слово.

– Блейз, – позвала Паркинсон, не отрывая взгляда от упрямых глаз Теодора. – Отправляйся немедленно. Мы здесь справимся, а ты приведи подмогу и колдомедиков.

– Пэнси! – грозно прошептал Нотт, и Забини рассеянно посмотрел на друга.

– Блейз, – настойчиво повторила она. – Время.

– Блейз! – Теодор попытался поднять голову, но был остановлен властным движением Пэнси.

– Когда это закончится, я сменю имя и не скажу его ни одному из вас, – закатил глаза тот, устав от бесконечных препирательств. Он понимал, что дальнейшие споры не приведут ни к чему, кроме потери времени. – Я приду с помощью. Продержитесь некоторое время, – он поспешно вложил палочку в руку Пэнси и исчез.

Теодор раздосадовано поморщился, пытаясь унять гнев и тревожность. Разве мог он полагать, что Пэнси послушается? Все было ради их обещания, так зачем Паркинсон ломала все собственными руками?

– Где болит? – поборов неловкость, спросила она.

– Зачем ты отказалась? Все равно ни от тебя, ни от меня здесь нет никакой пользы…

Пэнси обиженно хмыкнула.

– Как всегда, – она переместилась к его ногам. – Никакой пользы от тупой Пэнси Паркинсон!

– Я не говорил, что ты… Ай! Что ты делаешь? – Теодор приподнял голову и увидел, что ладонь Пэнси покоится на его лодыжке.

– Я не знаю ни одного заживляющего заклинания… – разочарованно пробормотала она, виновато опуская глаза. – Считаешь меня жалкой?

– Пэнси…

– Все в порядке, – она покачала головой. – Я это знаю. Просто… – неожиданно на глаза навернулись слезы. – Мне так хочется хоть раз в этой жизни побыть нужной, полезной… Ты единственный не относился ко мне, как к очередному развлечению, о котором можно забыть спустя минуту, – она прикусила губу и мотнула головой. – Сначала я завидовала Грейнджер, ведь у неё всегда были её дружки, а потом – даже Драко и ты. Я все думала, с чего вы все липнете к ней, а потом поняла. Она действительно, действительно достойна любви… Вся такая правильная и самоотверженная, – Пэнси скривила губы, в глубине души все еще чувствуя неприязнь к гриффиндорке. – Сейчас я пытаюсь быть хоть немного похожей на неё. Может, так мне удастся заработать хотя бы немного уважения и взаимности? Боже… – Паркинсон хмыкнула. – Размышляю как сопливая девчонка. Но я действительно хочу сделать хоть что-то, чтобы помочь. Такое со мной впервые, Теодор. Я не понимаю, почему это происходит… – Пэнси остановила взгляд на его проницательных глазах и тут же вздрогнула. Все это время Нотт смотрел на неё не отрываясь: ему хотелось понять, что на самом деле было скрыто под ворохом множества слов. Они молчали около минуты, пронзая друг друга странными взглядами и даже не замечая, как из колец вырываются сияющие голубые лучи.

– Черт… – Нотт нахмурился, а потом вдруг скорчился от боли. Один из лучей опутал его поврежденную ногу. – Пэнси, что… – сказать еще что-то помешала сильная боль, похожая на ту, что бывала в теле после принятия костероста. Паркинсон вскочила на ноги и с ужасом посмотрела на лучи, обвившие тело Теодора. Попытавшись прикоснуться к одному из них, она не почувствовала ровным счетом ничего, но юноша продолжал стонать сквозь зубы и извиваться.

– Что происходит? – Пэнси с бессильным ужасом наблюдала за тем, как лучи проникают в грудную клетку Теодора, пока он морщился и усиленно стискивал челюсти, чтобы не кричать. Паркинсон попыталась сделать единственное, что было в её силах – сдернуть кольцо со своего пальца, но у неё ничего не получилось. Нотт все еще глухо стонал сквозь сжатые зубы, а его пальцы обессиленно скребли пыльный каменный пол. Спина Теодора выгнулась, и он не смог подавить болезненного стона, который тут же предательским рокотом пронесся по темным коридорам. Пэнси испуганно оглянулась и поспешно опустилась на колени рядом с извивающимся телом. Только бы их никто не услышал! Влажными от волнения ладонями она обхватила плечи Теодора и потянула его на себя, заставляя уткнуться лбом в шею. Пальцы больно впились в талию, а заглушенный стон пришелся куда-то в ключицу. Рассеянно вздрогнув, Пэнси запустила руку в спутанные и влажные от крови волосы и принялась наугад приглаживать их.

Инстинктивно раскачиваясь из стороны в сторону, она затаила дыхание, ощущая, как постепенно пальцы Теодора ослабляют хватку, а рваные хрипы становятся тише. Магические нити, окружившие их, редели, оставляя после себя гаснущее свечение. Тело Теодора дрожало, когда последний луч, коснувшись раны на его виске, скользнул обратно в кольцо Пэнси. Все затихло.

– Теодор? – нервно спросила она, слегка отстраняясь. Зажмурив глаза и поджав губы, он прижался к плечу Пэнси виском. Неровное дыхание свидетельствовало о том, что он все еще в сознании. – Ты в порядке?

– Кажется, да, – спустя некоторое время ответил он и несмело приоткрыл глаза. Пэнси выглядела ужасно бледной и напуганной, но Теодору почему-то стало смешно. Он криво улыбнулся и расслабленно выдохнул. Ломота, присутствующая в груди и ногах, постепенно сходила на нет, но юноша все еще боялся шевелиться.

– Что произошло?

– Пока не знаю. Мне кажется, я могу шевелиться, – неуверенно ответил он.

– Как? Я… – Пэнси отстранилась и с изумлением пронаблюдала за тем, как Теодор, покачиваясь от бессилия, опирается руками о пол и медленно поднимается на ноги.

– Это магия колец, – сощурив глаза, он посмотрел на фамильный перстень.

– Я никогда не видела артефактов, обладающих такой силой, – прошептала Пэнси. – Даже зелья не позволяют настолько быстро справиться с переломами.

– Кажется, мы многого не знаем, – Теодор сделал шаг, но пошатнулся, почувствовав мгновенную вспышку боли. На ногу было трудно опираться, но, по крайней мере, он мог идти. – В любом случае, бегать я начну гораздо позже… – его сарказм нисколько не развеселил Пэнси. Она не видела ничего смешного в складывающейся ситуации, хотя удача, казалось, была на их стороне. Нахмурившись, девушка протянула к Теодору руку, чтобы он мог опереться.

– Что теперь будем делать? Рано или поздно сюда кто-нибудь заявится.

– Нужно найти укрытие, – Теодор неловко посмотрел на локоть Пэнси. Было странно и стыдно показывать перед девушкой свою слабость. – Я сейчас плохой защитник.

– Неправда, – она попыталась ободряюще улыбнуться. – Но все же отсиживаться здесь – плохая идея. У меня есть палочка. Нужно попытаться вывести тебя отсюда.

– Меня? – он непонимающе нахмурился.

– Ты знаешь, что мне нет смысла бежать, – горькая улыбка тронула губы. – Я дала клятву, и этот шрам, – голос дрожал, когда Пэнси вытянула перед собой ладонь с зажившим порезом. – Он не отпустит меня. Я совершила ошибку и расплачусь за неё, но прежде…

– Пэнси, – Теодор поджал губы, смотря на раскрытую ладонь девушки.

– Сначала я помогу тебе выбраться.

– Пэнси!

– Мы должны идти…

– Паркинсон! – он схватил её за руку и дернул на себя. От неожиданности Пэнси покачнулась и чуть не навалилась на Теодора. Нога отозвалась неприятной болью, и Нотт на некоторое время растерялся, все еще сжимая тонкое запястье. В глазах девушки стояли беспомощные слезы, и весь её напускной героизм обличало выражение полной обреченности. – Ты никуда не пойдешь. Посмотри на свою ладонь.

Пэнси опустила затуманенный влагой взгляд и удивленно ахнула. На месте шрама была гладкая чистая кожа.

– Что это значит? – почти одними губами пролепетала она, неверяще проводя по руке кончиками пальцев.

– Клятва нарушена, – низким голосом ответил Теодор, а потом поймал её тревожный, все еще недопонимающий взгляд. – Малфой.

***

Стрелка волшебных часов дрогнула и, сделав бешеный оборот по циферблату, с глухим щелчком остановилась на римской цифре одиннадцать. Этот короткий звук стал первым, что пошатнуло мертвую тишину комнаты после того, как тело, лишенное жизни, с грохотом упало на пол. В комнате юного лорда Малфоя царил скорбный полумрак. Несколько светильников на стенах распространяли болезненный бледный свет, лаская в своих бликах иссиня-прозрачную, словно утренний лед, кожу Драко. Его лицо казалось теперь еще более безмятежным, чем когда-либо. Веки спокойно прикрывали потухший навсегда взгляд, и лишь белесые обескровленные губы, словно знак торжества, застыли в надменной полуулыбке. Словно издалека слышался отчаянный вой предков, что метались внутри своих портретов. Последний из Малфоев ушел во тьму.

Холодная гладь зеркала печально отражала тело, еще несколько минут назад исполненное жизни. Все в стеклянной глади замерло в тот момент, когда яд оборвал дыхание Малфоя, однако через бесконечно тянущийся десяток минут по стеклу прошла мутная рябь, и из самого центра вырвался зеленый луч. Разверзая застывшее пространство, он впился в перстень на похолодевшей руке, а потом, вспыхнув магией, исчез. Из зеркала показалась сначала протянутая в нерешительности рука, а потом и все тело.

Гермиона изумленно посмотрела на кольцо, вновь указавшее ей путь через портал, соединяющий их комнаты. Следующей в поле зрения попалась закрытая дверь, и только потом взгляд обрушился вниз. Она замерла, сжав в ладони руку с перстнем. Гермиона внезапно почувствовала себя ребенком, страшащимся тишины и одиночества.

– Драко, – шепотом позвала она, но и сама плохо расслышала себя. – Малфой! – голос звучал громче, и от этого в нем слышалась отчетливая дрожь.

Он не шевелился, но Гермионе казалось, будто грудь под светлой рубашкой почти незаметно поднимается и опускается. Проверить, так ли это на самом деле, не хватало духа. Пошатнувшись и сделав шаг назад, волшебница сглотнула горький ком в горле. Ноги вдруг оказались слишком тяжелыми, чтобы ими передвигать, а потому она намного медленнее, чем могла бы, начала приближаться к недвижимому телу. Сердце замерло, словно перед прыжком в бездну.

Гермиона пару раз моргнула, чтобы избавиться от галлюцинаций, но так и не смогла убедить себя в том, что его кожа не отдает синевой. Сухие губы почти побелели, и теперь их контур можно было распознать лишь прикосновением, однако она не решилась. Под линиями скул поселилась чернота, делая впадины болезненной худобы еще более выразительными. Драко не был похож на себя. В накрепко сжатых пальцах покоился открытый стеклянный флакон, и девушка медленно опустилась на колени, чтобы взять его. Рука Драко оказалась ненормально ледяной.

Спокойствие, даруемое шоком, постепенно спадало, и сердце принялось усердно сжиматься до тех пор, пока разум не оглушили страх и паника. Медлительности движений словно и не было; Гермиона положила ладони на впалые щеки и слегка встряхнула его голову, совершенно не понимая, зачем.

– Драко, – охрипшим голосом протянула она, подавив слабый всхлип. Мысли вопили в вакууме, и Гермиона чувствовала, что находится слишком далеко отсюда. Ощущения и зрительные образы доходили с опозданием, словно это вовсе не она содрогалась от беззвучных рыданий у коченеющего тела, словно не её пальцы растирали заледеневшую кожу бледных щек.

Внезапно Гермиона согнулась так, словно кто-то ударил её в живот. Боль и правда была, но её источник вряд ли можно было определить. Если бы маги или магглы смогли доказать наличие у человека души – ответ был бы прост. Но никто не знал, где находится это крохотное вместилище любви и боли, хотя агония – пронзающая и подлая, словно удар «круциатусом» – настойчиво заворачивалась где-то между горлом и солнечным сплетением.

Истерзанные губы закололо от слез, но Гермиона снова закусила их, склоняясь над непроницаемым лицом. Её пугали мертвецы, её пугала сама мысль о том, что нечто темное способно отобрать жизнь человека. Но сейчас она чувствовала – не могла объяснить, но чувствовала – что смерти здесь больше не было. Покой, обреченность, застывшая на миг вечность – но не она. Возможно, смерть покинула эту комнату за секунду до того, как Гермиона шагнула из зеркала, или, возможно, намного раньше – в тот момент, когда свершилось её черное празднество. Теперь в древних покоях, повидавших много скорби и радости, был лишь он – Драко.

– Смерти нет, – прошептала она и в горячем порыве прижалась губами к ледяному лбу. Малфой пах все так же, как и при жизни – цитрусовыми и морозом. Гермиона ощутила внезапное щипание где-то в груди и обречённо застонала. Она так сильно, так невыразимо сильно привязалась к нему! В голове вспыхнули тысячи образов, но все их объединяло лишь одно: его глаза. Казалось, что они были разного цвета в зависимости от давности воспоминаний и ситуаций, и Гермиона зажмурилась сильнее. Ей было необходимо это – сделать всего лишь один вдох, чтобы бороться дальше.

В сознание врезалась та ночь, когда он впервые поцеловал её. Гермиона долго винила себя в том, что этот поцелуй она почти не помнила, потому что была откровенно пьяна. Все, что происходило дальше, воспроизводилось урывками, но лишь теперь перед ней предстали чистые воспоминания. Кто-то словно вытягивал их одно за другим из омута памяти, и измученное шоком сознание хваталось за возникшие образы, чтобы не утонуть в отчаянии.

Они лежали вдвоем на смятой кровати, даже не укрытые одеялом. Кажется, Гермиона боролась со сном, и легкие прикосновения к плечам и шее помогали ей в этом. Драко шептал что-то то ли на латыни, то ли на французском, а, может, и на каком-то другом языке, но она уже не могла вспомнить, что это были за фразы. Скорее всего, Гермиона даже не понимала тех слов, но их чувственное содержание она ощущала в мокрых, тягучих прикосновениях губ и откровенных прикосновениях. Малфой упивался их ночным одиночеством, он заставлял её забываться в собственных ощущениях, которые хмельное сознание возводило к высочайшей степени остроты. Он заставлял её парить над пространством, забывать все, что было «до» и не думать о том, что будет «после». В ту ночь они были открыты друг другу во всех смыслах впервые, и это было невозможно забыть, – но она почему-то забыла, и от этого на душе было горько. Гермиона не сразу осознала, но теперь была уверена: в ту непроглядную ночь Драко Малфой проник под её ребра и безжалостно перевернул там все, чтобы добраться до сердца. Прервал поцелуями слова протеста, которые, может быть, еще способны были сорваться с губ, а своим искушающим шепотом заглушил вопящий рассудок. А потом забрал душу. Не потому ли теперь в груди все ныло и рвалось? Да! Смерть покинула эту комнату, потому что ей здесь больше нечем было поживиться. Ведь её интересовало лишь живое, а у Гермионы теперь не было ничего, что она могла бы отдать – только пустая оболочка с кровоточащей дырой, на месте которой раньше было сердце.

Её пальцы застыли на острых скулах, и Гермиона долго всматривалась в восковое лицо, словно надеясь, что глаза Драко снова распахнутся, а губы откроются навстречу её дыханию. Как же ей хотелось, чтобы эта бледная кожа снова стала на несколько оттенков живее, чтобы губы снова налились бледной краснотой, а ресницы вновь рассекали воздух, обнажая хрустальный взгляд!

Удар.

Удар.

Удар.

Гермиона и до этого слышала, как оглушительно бьется её сердце, но теперь этот стук перемежался с другим, более глухим и редким. Почему-то казалось, что эти звуки едины. Первая мысль, осенившая её, была ошибочной: приложив ухо к твердой груди, Гермиона не услышала ничего, что могло бы её обнадежить, но странные звуки повторялись, и волшебница непонимающе замерла. Приложив руку к собственной груди, она закрыла глаза и прислушалась, а потом вдруг вздрогнула и в ужасе отшатнулась от тела. Биение обоих сердец исходило из её груди.