Текст книги "Подвалы твоего сердца (СИ)"

Автор книги: hazy forest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 55 страниц)

Чуть позже Драко приказал себе собраться и перестать злиться, потому что от этого было только хуже. Юноша, подумав несколько минут, решил снять напряжение, практикуясь в полете. Скорость могла выбить из его головы лишние мысли хотя бы на время. Наскоро собравшись, Драко покинул комнаты и направился к полю. Уже почти добравшись до места назначения, слизеринец резко остановился у выхода, потому что вспомнил нечто неприятное. Сегодня поле занимал Гриффиндор, так что о полете можно было забыть. Волна раздражения, смешиваясь с остальными негативными эмоциями, ударила в голову. Прикрыв глаза, Малфой шумно втянул воздух и сжал метлу в ладони настолько сильно, что, казалось, она могла просто треснуть и раскрошиться.

Сзади послышались быстрые шаги, и Драко дернулся, тут же скрываясь за колонной. Не хватало еще попасться на глаза какому-нибудь гриффиндорскому загонщику, чтобы он обязательно поведал своей команде о том, что Малфой приплелся не в свое время, словно идиот. Однако это был далеко не член команды.

Гермиона нервно оглядывалась по сторонам, то и дело закусывая губы и порывисто вздыхая. Девушка явно чувствовала себя не в своей тарелке. Едва различимые припухлости вокруг глаз свидетельствовали о том, что ночь гриффиндорка провела в слезах. Малфой и в этот момент умудрился обвинить Грейнджер во всех несчастьях. Стало легче, однако Драко недоумевал, зачем волшебнице нужно было на поле. Насколько он знал, бездарный Уизли все еще входил в состав команды, а столкновение с ним повлекло бы очередной конфликт и неприятные эмоции.

Тем не менее девушка уверенно продвигалась по влажной от росы траве прямо к стадиону, хотя отчаянно желала убежать. Убежать из Хогвартса, планеты, Вселенной – только бы больше не наблюдать осуждение в чужих и родных глазах. Джинни уже заявила о том, что это было подло и низко, а значит, Гарри обладал таким же мнением. От этого Гермионе было даже тяжелее, чем от потери парня. Если без любви человек прожить вполне мог, то вот без дружбы и поддержки – нет.

Тренировка уже заканчивалась, и игроки постепенно снижались. Рон спустился на землю одним из первых, и, заметив Гермиону, неуютно жмущуюся в стороне, помрачнел ещё больше. Натянув на лицо маску показного безразличия, гриффиндорец выпрямился и гордо прошествовал мимо, спеша скрыться в стенах Хогвартса. Малфой следил за разворачивающейся душещипательной сценой из своего укрытия, скептически поджав губы.

– Рон, – негромко позвала она и смяла пальцами ткань своей школьной юбки. – Могу я с тобой поговорить?

Уизли переглянулся с командой. Все смотрели на него с искренним участием, а на Грейнджер – с озлобленностью. Это раздражало больше всего. Порой Гермиона задавалась вопросом: только ли они с Роном участвуют в собственных отношениях?

– Кажется, ты уже сказала достаточно, – буркнул он, морщась от негативных воспоминаний.

– Просто выслушай меня. Выслушай, Рон, а потом делай, что хочешь, – настойчиво выдохнула Гермиона. Она изо всех сил пыталась унять дрожь внутри. Юноша поджал губы и кивнул, медленно продвигаясь вперед. Гриффиндорка поспешила за ним. Вместе они покинули пределы поля и вскоре приблизились к стенам замка. Уизли остановился у входа и замер, стараясь не встречаться глазами со своей девушкой.

– Рональд, – серьезно начала она. – Я бы отдала все на свете, чтобы не произносить таких жестоких слов. Не могу тебе объяснить, по каким именно причинам я была вынуждена это сделать. Прошу, поверь в то, что я сейчас скажу: у меня никогда не было таких мыслей. Рон, – волшебница тяжело сглотнула, пытаясь сделать усилие над собой и понимая необходимость в следующей фразе, – я люблю тебя.

Только сейчас при произнесении этих заветных трех слов в животе больше не порхали бабочки, больше не кружилась голова. Магия фразы будто иссякла, оставив после себя лишь горькую неловкость и пустоту.

– Ты не хотела, но должна была? – с издевкой переспросил Рон, надвигаясь на девушку.

– Это сложно, но я не могу тебе рассказать, и…

– Почему?

– Это не только моя тайна, – она покачала головой. На самом деле, хотелось закричать о том, что это все мерзкий Малфой и идиотские связывающие чары, но Гермиона четко осознавала, что не имеет на это права.

– Хорошо, – Рон пытался держать себя в руках, но получалось плохо. Лицо его уже побагровело, а пальцы сомкнулись в кулаках. – Если ты не хотела говорить этого, значит, тебя кто-то заставил?

– Не пытайся это понять, – Гермиона вздрогнула, испугавшись того, что Рон сможет собрать логическую цепочку воедино.

– Нет уж, – резко выдохнул парень. – Я разберусь, кому же так нужно унизить меня и поссорить нас.

– Рон! – девушка обхватила лицо волшебника ладонями и впилась в его глаза умоляющим взглядом.

– Пожалуйста. Ради меня. Ради нас. Прости меня, я правда не могла поступить по-другому.

Горячий поцелуй обжег пересохшие от частого дыхания губы девушки. Её рука соскользнула по плечам гриффиндорца в попытке притянуть его ближе, растворить в себе. Рон озлобленно, но до бессилия страстно сминал губы подруги своими, ругая себя за несдержанность. После всего, что она сделала, ему вряд ли стоило прощать Гермиону так легко, отдаваясь в плен её умоляющих глаз. Щемящие сердце чувства перекрывали доступ к кислороду, осложняя работу разума. Мокрые прикосновения напрочь выбивали из головы размышления о том, кто и как заставил Гермиону произнести отвратительные слова.

«Нищий недоумок», – снова против воли пронеслось в голове Уизли, и он тут же отпрянул, внимательно наблюдая за изменившейся в лице Гермионой.

– Малфой, – выдохнул он и, казалось, этой фразой ударил её еще сильнее, чем тогда в зале.

Драко, все это время внимательно вслушивающийся в их диалог, растянул губы в усмешке. Он был удивлен способностью Уизли к логическому мышлению. То, что его раскрыли, нисколько не волновало слизеринца. Малфой получил истинное удовольствие от того, что снова унизил Уизли.

– Что? – шепотом переспросила Гермиона. Но вот она нисколько не была рада обнаружению правды.

– Это он, – с четкой уверенностью произнес Рон. – Твоя реакция тому свидетель. Что он сделал?

– Рон, – Гермиона вцепилась пальцами в его спортивную мантию. – Я же сказала: тебе не следует вмешиваться!

– Достаточно! Я имею на это полное право, Герм. Ты моя любимая девушка, так что просто ответь: чем он тебя шантажировал?

– Ты все неправильно понял, – обессиленно шептала волшебница.

– Мерлин! – Рон отступил, ошарашенно пробежавшись по Грейнджер глазами. – Он применил к тебе «Империо»? Непростительное?

Гермиона чуть не схватилась за голову. Все это зашло слишком далеко и уже не могло разрешиться мирно.

– Ему конец, – прорычал Рон, но, дернувшись было с места, тут же остановился. – Нет, если я просто набью ему морду, это вряд ли будет достойным наказанием. Мы должны сообщить в Министерство. Немедленно.

Гермиона практически увидела, как рушится Магический мир. Решение пришло быстро, и волшебница тут же возненавидела себя за собственную сообразительность. Но ненавидеть себя она уже привыкла, поэтому, отбросив все лишние мысли, выпрямилась и набрала в грудь побольше воздуха.

– Рон! – вскрикнула она вслед удаляющемуся Уизли. Он обернулся, нетерпеливо поджав губы. – Я люблю тебя, – почти шепотом.

– Я тоже, Герм. Я тоже, – Рон подарил ей короткую нежную улыбку.

– Обливиэйт!

Несколько минут длилось молчание. Рон, помутнившимся взглядом уставившись куда-то в пространство, отмер только через некоторое время.

– Так о чем ты хотела поговорить? – прежнее отвращение блеснуло в его глазах.

– Давай расстанемся.

В эти слова ей пришлось вложить почти все свои моральные силы, которые остались, и поэтому после того, как эта страшная фраза была сказана вслух, внутри Гермионы Грейнджер поселилась пустота, в гулких пределах которой отзывалась смутная боль, на которую уже не хотелось обращать внимания. Второй раз она применяла это заклятье. Второй раз она теряла до безумия дорогого человека.

Волшебница прошла мимо Рона и, не говоря ни слова, направилась внутрь замка. Уговаривая себя ни за что не оборачиваться, Гермиона шла вперед. Ноги едва передвигались от страха перед тем, что она только что сделала. Девушка все боялась, что Рон окликнет или догонит её, однако этого не произошло. Гермиона чувствовала облегчение и обиду. Из-за глубокого транса, в котором она пребывала, волшебница не услышала позади тихих шагов, почти вторящих её собственным.

Драко Малфой осторожно ступал следом, приковав прищуренный взгляд к неестественно прямой спине гриффиндорки. В голове юноши был только один вопрос: зачем Грейнджер поступила в ущерб себе, спасая задницу своему врагу. Малфою казалось, что девушка должна была бы обрадоваться тому, что тупой Уизли разгадал не такую уж сложную загадку неожиданного поведения. Но она применила “Обливиэйт” , а таким заклинанием вряд ли станешь бросаться направо и налево.

Вскоре Драко понял, куда направляется староста школы. Миновав несколько коридоров, она достигла туалета Плаксы Миртл. Ни разу не оглянувшись, Гермиона скрылась за дверью, плотно прикрыв её за собой. Слизеринец, метнувшийся следом, раздраженно хмыкнул: Грейнджер заперлась. Она опять собиралась рыдать. Это уже было вовсе не забавно, поскольку эмоциональное состояние волшебницы напрямую влияло на его самочувствие. Однако Малфой считал, что своим появлением вряд ли успокоит Грейнджер. Возможно, она начнет дерзить, и все станет еще хуже, чем было. Драко прекрасно помнил то, о чем писал Септимус. Неконтролируемые порывы стоило предотвращать, а это значило, что дистанция – лучшее средство. Еще немного в задумчивости постояв перед дверью, Малфой, тяжело выдохнув, направился в подземелья.

Ближе к вечеру Драко направился на ужин. Грейнджер ожидаемо не было. Место подружки Поттера занимала Лаванда. Малфой поморщился: Браун настолько безвкусно и очевидно заигрывала с Уизли, что тянуло здорово проблеваться от такой слащавости. Но рыжего недоумка все, похоже, устраивало, и он улыбался, когда принимал сочувствия и подбадривания. Слизеринец понял, что аппетит окончательно пропал, и потому отложил вилку.

Рядом кто-то осторожно опустился. Малфой, даже не повернувшись, тихо хмыкнул. До этого дня места рядом с ним всегда пустовали, потому что никто не рисковал присаживаться поблизости бывшего Пожирателя.

– Драко, – робко поприветствовала Пэнси и коротко улыбнулась. Юноша кивнул ей в ответ, одарив мимолетным взглядом. Паркинсон, кажется, похорошела. Черты лица очень кстати заострились, а фигура стала плавной и гибкой. Из-под плаща виднелась стройная нога, обнаженная из-за слишком укороченной юбки. Драко тут же подумал, что от такого нарушения школьных правил Грейнджер бы просто позеленела, и опустил голову, тихо рассмеявшись. Пэнси смотрела на него недоумевающе, и вскоре юноша разделил её чувства. Он с ужасом осознал, что только что хихикал, как последний придурок.

– Как твои дела, Пэнс? – чтобы разрядить атмосферу, спросил он, хотя не слишком интересовался жизнью однокурсницы. Когда-то давно она признавалась ему в любви и они даже играли в парочку несколько месяцев, однако события казались такими далекими, что Драко не придавал им значения.

Куда чувствительнее к подобного рода воспоминаниям была Паркинсон. Отношения с Малфоем она всегда считала привилегией, и когда на пятом курсе он «разделил» её чувства, была непомерно счастлива. Раньше девушка думала, будто влюблена в статус Драко, влюблена в его манеры, привитые чистокровными родителями, влюблена в богатство и родословную. Но когда прежний мир порушился, обнажая преступления чистокровных семей, Паркинсон решила для себя навсегда забыть о каких-либо отношениях с Малфоем. Он был не в чести, и отношения с ним перестали приносить выгоду. Однако слизеринка слишком переоценила свои отрицательные качества: она была куда менее меркантильной, чем считала. Оказалось, бегать за Драко её заставлял вовсе не долг найти подходящую партию, не любовь к деньгам и славе, а почти болезненная привязанность. Паркинсон слишком поздно поняла, что обожает его, а к тому времени предпринимать что-либо было уже бессмысленно. Пэнси, как выразилась её подруга, «встряла по полной».

– Неплохо, – она повела плечами, искоса наблюдая за непроницаемым выражением лица Драко. Юноша был уставшим и осунувшимся, но по-прежнему леденяще-красивым.

– Выпускной через три месяца. Ты уже нашел пару?

Малфой медленно повернулся к ней и приподнял брови. Они оба понимали, что вопрос слишком глупый и неуместный. Драко не знал, как пережить ночь, не мучаясь от угрызений совести и кошмаров, а слизеринка спрашивала его о каком-то глупом выпускном. Наверное, это было даже не последним, о чем думал Малфой, потому что он не думал об этом вовсе.

– Я не собираюсь на выпускной, – все-таки ответил он, чтобы не прерывать диалог на такой глупой ноте. – Вряд ли мне захочется смотреть на счастливые лица Поттера и его дружков.

– Ты жалеешь? – шепотом спросила Панси, пристально смотря в глаза Малфоя. Юноша отчетливо различал в её взгляде страх и доверчивую просьбу.

– О чем? – Драко помрачнел.

– Что Лорд проиграл.

Казалось, будто слова прогремели на весь зал, и Малфой лихорадочно осмотрелся вокруг, проверяя, не услышал ли кто-то идиотский вопрос Пэнси.

– С ума сошла? – прошипел Драко. – Даже за эти слова нас могут привлечь к ответственности. Думай головой, когда открываешь рот!

Юноша не хотел злиться, но Пэнси действительно сглупила. Невинно хлопая глазами, она наблюдала, как Драко резко поднимается из-за стола.

– Драко, я…

– Больше не заговаривай со мной, если не хочешь проблем. Просто занимайся своими глупыми делами вроде поиска пары на выпускной, – Малфой, одернув мантию, направился к выходу. Внутри все клокотало. Из-за Грейнджер сердце слабо покалывало, а выходка Пэнси окончательно добила нервную систему. Хотелось кричать и что-то ломать, но Драко держался так невозмутимо, будто его совершенно ничего не беспокоило.

За тем, как слизеринец сорвался с места, наблюдало две пары глаз. Блейз Забини и Теодор Нотт, до этого увлеченные ужином, внимательно проследили за тем, как Драко выходит из зала, а потом их глаза встретились. Блейз прищурился, не понимая, с чего бы Нотту пялиться на него, но кивнул в знак приветствия. Теодор ответил короткой улыбкой и покачал головой, снова принимаясь за стейк. Староста школы был заинтересован, потому что Малфой снова начал подавать признаки жизни. Раньше он видел Драко не чаще пары раз в месяц, несмотря на то что оба они жили в подземельях. Малфой умело скрывался от чужих глаз.

Громкий визгливый смех прервал размышления Нотта. Взглядом обратившись к столу гриффиндора, он заметил Лаванду Браун, открывшую рот в немом хохоте. Что могло развеселить волшебницу в такой напряженный для её обожаемого Уизли момент, оставалось загадкой.

Теодор не запечатлел недавнюю ссору золотой парочки, но услышал куда более впечатляющие описания от однокурсников. Сначала юноша подумал, что пощечина от Уизли была всего лишь надуманным для красочности элементом, но когда заметил на лице Гермионы чуть заметное покрасение во время их небольшого диалога, изменил мнение. По мнению Теодора, это было низко и совершенно не по-мужски, однако он воздержался от комментариев. Юноша считал, что своими сожалениями и обвинениями принесет Грейнджер только дискомфорт.

***

Ближе к вечеру Гермиона решила, что ей необходимо прекратить распускать нюни и собраться. Поколдовав над опухшим лицом, девушка взглянула на себя в зеркало и уверенно кивнула. Она будет сильной и даже посмотрит Малфою в глаза, если вдруг встретит. Посмотрит так гневно и уверенно, что это тут же поставит его на место. И к черту, что этому мерзавцу в целом на неё наплевать – она все равно будет ненавидеть его так сильно, как только сможет. Просто ради себя. Просто ради какой-то цели ежедневного пробуждения. Да, не такими представляла Гермиона дни после войны…

Лучшим лекарством буквально от всего волшебница считала учебу. Книги и конспекты всегда помогали ей сосредоточиться и отвлечься от ненужных мыслей, так почему бы не воспользоваться этим сейчас? Правда, из-за продолжительных рыданий, к коим привел нервный срыв, перед глазами все плыло. Но девушка все равно собралась, и, пару раз проведя по значительно отросшим волосам щеткой, покинула башню Гриффиндора.

Гермиона знала наверняка, что вечером пятницы в школьной библиотеке сложно найти даже библиотекаря, так что не боялась столкнуться с осуждающими взглядами. Бесшумно проскользнув в зал, гриффиндорка тут же направилась в свое излюбленное место. Скрытый за стеллажом стол, казалось, уже был собственностью девушки, и остальные никогда не покушались на него. Наверняка потому, что место почти всегда занимала вечно учащаяся Грейнджер. Некоторые подозревали волшебницу в использовании трансгрессии внутри школы – иначе как бы она могла так быстро исчезать из кабинетов и появляться в библиотеке?

Однако как только Гермиона приблизилась к застолбленному месту, её неприятно удивил теплый свет, исходящий со стороны стола. Её место кто-то занимал. Девушке захотелось громко выругаться, но она только сжала кулаки и остановилась в нерешительности. Кто-то за стеллажом шумно перевернул страницу. Гермиона, осторожно выдохнув, ступила по направлению к столу, чтобы обнаружить нежданного посетителя библиотеки. Даже не видя студента, она уже испытывала к нему неприязнь.

Широкая прямая спина, скрытая под мантией, изящные запястья и длинные пальцы, галстук темно-зеленых оттенков, хищный профиль и светлые волосы смотрелись гармонично посреди мрачных древесных тонов библиотеки.

Девушка не удержала разочарованный вздох. Внимание Драко тут же переключилось с фолианта, лежащего на столе, на пришедшую. С десяток секунд длилось молчание. Оба они не знали, что говорить и следует ли говорить вообще. Гермиона пыталась поймать исчезающую уверенность, злость и давным-давно заготовленные слова, но просто молчала, плотно сжав губы. Она ждала, пока Малфой просто испарится, как нелепый мираж, но этого не произошло.

– Я уже закончил, – наконец выдохнул он, внимательно разглядывая покрасневшие от слез уголки глаз. Не веря себе, Драко осознавал, что ему жаль Грейнджер. Скинув все на действие чар, юноша успокоился, потому что сказал себе, будто ничего не может поделать со своими девчачьими эмоциями. Но как часто мы обманываем себя, успокаивая выдуманными обстоятельствами!

«Чары вызывают те или иные физические, но не эмоциональные ощущения», – эту строчку из дневника Септимуса Драко осознанно упускал из вида.

Пока Драко медленно собирался, Гермиона молчала, внимательно наблюдая за каждым его действием. Ей не хотелось что-либо отвечать, и внезапное спокойствие Малфоя почти удовлетворяло. Сейчас у них не было абсолютно никаких сил на споры и ругань. Оба были вымотаны проблемами и самокопанием.

– Грейнджер, – Драко обернулся, почти скрывшись из вида гриффиндорки. – Перестань так убиваться по Уизли, иначе мое сердце не выдержит. Если ты не забыла, мы обоюдно связаны, и твои страдания причиняют мне совершенно нежелательную боль.

Гермиона была ошарашена сказанным. Слова были жестокими и совершенно неоправданными. Как Малфой вообще смел говорить ей такое? Ко всему прочему, девушка испытала стыд и разочарование: она считала, что её слезы останутся в пределах туалета Плаксы Миртл.

– Так тебе и надо, – бесстрастно ответила она, хотя сказать хотелось бы куда больше. Но, так как все остальное могло неминуемо вызвать гнев Драко, совершенно ненужный в эту секунду, гриффиндорка замолчала и тяжело опустилась на стул.

– Кажется, мы договорились о сотрудничестве, – сквозь зубы проговорил Малфой, снова возвращаясь к столу. Гермиона закатила глаза и подняла голову. Слизеринец был возмущен таким пренебрежительным отношением, однако прекрасно понимал, что на другое не стоит даже рассчитывать.

– Я ни о чем не договариваюсь с такими, как ты, Малфой, – устало откинувшись на спинку стула и стараясь сохранять невозмутимое лицо, Гермиона едва заметно усмехнулась. Она знала, что её безразличие выбивает слизеринца из колеи.

– Тогда самое время сделать это, – он оперся ладонью на стол и наклонился, заставив Гермиону откинуться назад. – Прекрати ныть. Уизли того не стоит.

– Откуда тебе знать? – внутренний гнев обнаружил себя в резко вскинутых бровях.

– Это очевидно, – Малфой пожал плечами. – Ты должна поблагодарить меня за то, что избавил тебя от такого неприятного груза. Скажи, как ты представляешь своё будущее?

Вопрос сбил с толку распалившуюся от злости девушку. Она расслабила сжатые в раздраженности губы и взглянула на Малфоя из-под ресниц.

– Я не намерена обсуждать свое будущее с тобой, – наконец собралась с мыслями она. – Это глупо.

– Тогда возьму на себя смелость предположить, – Драко глубоко вдохнул. – После окончания школы Уизли сделает тебе предложение, и все будет как в сказке ближайший месяц. Потом ты захочешь поступить в какую-нибудь высококлассную академию, но будет поздно: ты залетишь, – голос слизеринца дрогнул, но он продолжил, опережая возмущенный комментарий Гермионы. – Слушай, Грейнджер, это начало твоего краха. Ты проведешь свадьбу, мучаясь от токсикоза, а через несколько месяцев родишь первенца. Еще через год второго, а через два – третьего. Ты будешь пытаться найти время для карьерного роста, но дети и тупой Уизел будут отнимать каждую минуту, и в итоге ты превратишься в грязную замученную домохозяйку и обыкновенный инкубатор. Может быть, ты даже убедишь себя, что счастлива. Будешь ждать мужа каждый вечер с накрытым на десятерых столом и раскалывающейся от визга детей головой, а перед сном заниматься унылым сексом – дай Мерлин – пятнадцать минут. Весь твой мир замкнется в стенах грязного жилища Уизли, а мечты о высоких достижениях постепенно умрут. Ну как, Грейнджер, нравится? Тут даже великий талант прорицателя не нужен!

Губы Гермионы дрожали. Она замахнулась, чтобы ударить Малфоя, но почему-то остановилась. Его глаза, сверкающие туманной голубизной, притягивали все внимание, и мысли о жестоких словах автоматически испарялись. Оставалась лишь сама суть: Драко Малфой был разозлен не меньше, чем Гермиона. Ему тоже не нравилось то, что он сказал. Слизеринец перевел взгляд на искусанные губы волшебницы, позволяя ей отмереть. Гермиона не шевелилась, только шумно вдыхала воздух. По обонянию хлестал резкий, но свежий запах одеколона Драко. В голове гриффиндорки сложилось абсурдное желание приблизиться до максимума и прикоснуться к ледяной коже, оставив на себе частичку его аромата. Ей казалось, что так она смоет с себя бывшие важными пять минут назад тревоги, и, перевоплотившись, вдохнет полной грудью свежий морозный воздух.

– Нравится? Ты все-таки мазохистка? – снова спросил Драко, не отстраняясь, но и не приближаясь. В телах обоих возродились доселе дремлющие чувства. По венам пробежалась дрожь, мышцы свело. Чувственное возобладало над рациональным, перемешались во вселенной планеты, взорвались осколками звезды, погасло солнце.

– А если и да, что тогда? – сдавленно прошептала Гермиона, не смея шелохнуться. Она чувствовала себя кроликом, замеревшим перед броском хищника.

– Тогда твоим пристрастиям можно найти и более достойное применение, – Драко почти не осознавал, что творит, когда протянул руку и скользнул по шее девушки, пальцами зарываясь в пахнущие пряностями волосы и стягивая их на затылке. По спине Гермионы пробежались мурашки. Неосознанно поддавшись движению Малфоя, она запрокинула голову и закрыла глаза. Позволив себе наплевать на обстоятельства хоть раз, волшебница с замиранием сердца ощущала то, как до абсурдности нежно пальцы слизеринца массируют кожу её головы. – Что же ты творишь, Грейнджер… – шепот колыхнул пряди у виска, заставляя все тело налиться приятной тяжестью. Малфой почти коснулся губами мочки, попутно задавая похожий вопрос и себе. Именно он начал это безумие, но ведь она могла бы и закончить, в конце концов!

– Ох, милый! Прямо здесь? А вдруг нас кто-то увидит? – неприятный визг бесцеремонно потряс воздух библиотеки, нарушая утонченную тишину безумия.

С раздраженным выдохом Малфой отпрянул от гриффиндорки, одним движением руки затушив лампу. Темнота оказалась весьма кстати. Как только Гермиона поняла, как развязно вела себя пару секунд назад, все её лицо запылало. Дыхание, сбившееся еще на том моменте, когда она почувствовала властные пальцы Малфоя, так и не восстановилось.

– Тихо, – шепнул слизеринец, разжимая пальцы и пропуская через них волосы Гермионы. Ускользающей рукой он зачем-то легко щелкнул её по носу и не сдержал ухмылки, представив, как смешно вздрогнула девушка.

– Не кричи так, – пробормотал чуть менее восхищенный голос, и Гермиона ощутила, что приятная тяжесть в животе перерождается в тошноту и жгучую боль.

– Бон-Бон, как же я могу не… – остальное Лаванда промычала, предположительно, в поцелуй.

Что контакт с Грейнджер принес ему облегчение и чувство эйфории, Малфой понял лишь на контрасте. Его сердце, хоть и не болезненно, но неприятно сжалось. Где-то в темноте Гермиона сжимала кулаки и кусала свои губы от обиды. Страдания нахлынули на неё с новой волной, и девушка предположила, что очередной порции унижения уже не вынесет. Она бы с радостью покинула библиотеку, но трансгрессировать в стенах Хогвартса было нельзя, а единственный путь преграждала лобызающаяся парочка.

– Грейнджер, – тихо позвал Малфой. Из-за того, что тупоголовый Уизли так глупо попался на измене, сердце слизеринца ликовало. Недавние слова оказались отчасти оправданными. – Я забыл сказать ещё кое-что насчет твоего предполагаемого будущего, – заметил он с мнимым беспокойством. – Так вот, между работой и пятнадцатиминутным супружеским долгом Уизли будет трахать своих секретарш или поклонниц. Ну, знаешь, из большой любви к тебе. Чтобы было больше времени на мытье полов.

Гермиона вскочила с места и с усилием заехала кулаком в грудь Малфоя, хотя планировала в челюсть, как тогда, на третьем крусе. Абсолютная темнота и более высокий рост юноши помешали ей выполнить задуманное, но волшебнице было все равно. Ей хотелось отдать хоть часть той боли, которую она испытывала. То, что Малфой подливал масла в огонь, почти не тревожило, потому что мысли занимала более важная вещь: предательство Рона.

– Спрячь свои коготки и убеждайся в моих словах, – схватив её за запястья, Драко гневно цокнул языком. – Самое интересное только начинается.

– Милый? – сладкий голосок Лаванды резанул по слуху, и Гермиона застыла, даже не обращая внимания на обездвиженные руки. – Я же нравлюсь тебе больше, чем она? Правда?

– Не трать время на разговоры, Лав, – резко перебил Рон, и помещение снова наполнили влажные звуки поцелуев.

– Это важно, Бон-Бон! – будто бы обиженно пролепетала она, сбивчиво дыша. – Я тебе нравлюсь? Мои губы пухлее, а грудь больше!

– Да, да, да! – нетерпеливо согласился гриффиндорец.

Гермиона открыла рот, чтобы воздух хоть как-то поступал в её организм. Внутри все скручивалось обидой и гневом, но тело будто застыло, отказываясь реагировать на происходящее. Ни слез, ни криков, ни порывистых движений. Драко даже подумал, будто она заснула. Но в следующую секунду его сердце пронзила острая боль, и слизеринец слегка согнулся, приближая к себе ошеломленную изменой волшебницу.

– Послушай, Грейнджер, – он встряхнул её, боясь, что от подобных потрясений девушка прямо сейчас свалится в обморок. Хотя она наверняка не была такой слабой. После пыток Беллатрисы вряд ли что-то могло настолько сильно выбить её из реальности. – Он сейчас скажет что угодно, только бы засадить ей. Слышишь?

– Отпусти, – будто пробуя слова на вкус, прошептала Гермиона. – Отпусти, чертов придурок!

Малфой закатил глаза: Уизли нагло изменял ей с Лавандой, а придурком почему-то был он.

– Собираешься выйти и отругать их, словно строгая мамочка? – Малфой крепче сжал запястья вырывающейся Гермионы. – Не надоело быть такой жалкой?

– Да что ты… – она пыхтела, силясь высвободиться. – Что ты знаешь обо мне?

– Чтобы отомстить, нужно остудить разум, Грейнджер. Поверь: я знаю, о чем говорю.

– Я не хочу никому мстить, – Гермиона перестала дергаться. Перед глазами вдруг встала картина разрушенного Магического мира. – И тебе тоже не советую. Это низко.

– Что ты имеешь в виду? – недоумевающе нахмурился Драко.

– Ты знаешь, – спустя время ответила Гермиона. – Прекрасно знаешь.

До того момента, как Грейнджер не напомнила ему, Малфой вообще не вспоминал о том, что думал о чем-то подобном. Были проблемы поважнее вроде внезапно возникшей магической связи и болезни матери.

– Откуда тебе известно, о чем я думаю, а о чем – нет? – невозмутимо вскинул подбородок Драко, со страхом ожидая ответа.

– Я и не знаю, – тут же выпалила она. – Но хочу верить.

– Во что? – едва слышно прошептал юноша, ощущая, как слабеют его руки. Грейнджер хотела верить…

– В тебя.

Громкий многозначительный стон будто всколыхнул стены библиотеки, но некоторое время двое – слизеринец и гриффиндорка – стояли неподвижно, будто ничего не услышали. Холодные пальцы разомкнулись, освобождая хрупкие запястья. Малфой тут же отошел на два шага, будто боясь обжечься о горячее дыхание Гермионы. Она протянула руку в темноту, но пальцы пронзили воздух. Драко неверяще смотрел в ту сторону, где стояла гриффиндорка, и пытался унять бешено стучащее сердце. Она сказала такую глупость! Полная идиотка…

Гермиона двинулась вперед, но наткнулась на стеллаж. Малфой исчез, а звуки соития только усилились. Вернувшись в окружающую её реальность, девушка зажала уши руками и осела на пол, жмурясь и давясь всхлипами. Он оставил её один на один с этой чертовой библиотекой, в которой Уизли брал Браун. Он оставил её одну в темноте слушать эти мерзкие стоны и хлюпающие звуки. Он оставил её…

– Надо же, Уизли, тебе дала девушка… – флегматичный смешок прервал страстное пыхтение, а следом раздался испуганный полустон-полувыдох Лаванды. – Ох, прости, обознался. Всего-то гриффиндорская шлюха.

Раздалось обиженное хмыканье, а потом кто-то быстро и легко направился к дверям библиотеки.

– Что тебе нужно, Малфой? – разозленно спросил Рон, когда дверь за Лавандой закрылась.

– Всего-то беспрепятственно пройти к двери. Я бы с удовольствием проявил великодушие и подождал те пять минут, которые бы тебе потребовались, но, к сожалению, у меня есть дела первой срочности, – в голосе Малфоя сквозило до тошноты притворное сожаление. – Ох, бедная Грейнджер! Она наверняка кусает локти. Быть оттраханной в библиотеке – мечта любой девушки.