Текст книги "Подвалы твоего сердца (СИ)"

Автор книги: hazy forest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 55 страниц)

До того момента, как перед Паркинсон не появилась дверь в выручай-комнату, она беспрестанно молила Мерлина ослепить её или вовсе убить. В голове, словно небесная кара, стояли округленные от ужаса глаза мадам Пинс и её нелепое шевеление губами вслед. Ворвавшись в волшебную комнату и упав на холодный пол, Пэнси зашлась в хриплых жутких рыданиях.

***

– Какого черта здесь происходит?! – взревел Волнер, когда все они подбежали к дверям библиотеки. Филч и еще несколько преподавателей толпились поблизости. Все они, заспанные и испуганные, громко переговаривались и озирались по сторонам, видимо, ожидая появления директора.

– Профессор, – укоряюще пробормотала Макгонагалл, хотя у неё на языке вертелась похожая фраза. Протиснувшись сквозь толпу, она подошла к дверям библиотеки, с замиранием сердца прислушиваясь к треску внутри. Это был как раз тот случай, когда не хотелось верить ни своим ушам, ни своим глазам.

Драко и Гермиона подбежали как раз в тот момент, когда Макгонагалл, предусмотрительно выстроив перед дверью защитный барьер, коротким заклинанием отворила массивные двери библиотеки. Огонь, отразившийся в глазах каждого, тут же перекинулся на сердца, пожирая их с невыносимой болью. Горели стеллажи, столы и книги. Горела история.

Драко отшатнулся, забыв снова вдохнуть. Только когда легкие начало болезненно сводить, юноша порывисто хватанул ртом воздух, издав при этом неопределенный вздох ужаса. Малфой смотрел на огонь, беснующийся в библиотеке, но видел лишь дотлевание собственной жизни. Мысли совершенно перепутались в голове, однако связать происходящее с деятельностью Пожирателей Драко все-таки смог. Он знал, что это событие станет жирной точкой в его благополучной истории и станет началом новой, куда менее радужной.

Гермиона шагнула ближе, и её сердце болезненно заныло. Наверное, то же самое она бы почувствовала, если бы увидела, как горит её собственный дом. Она практически чувствовала то, как умирают на разрушенных полках многовековые фолианты и погибают в огне строчки из её любимых книг. Неосознанно вспомнился день Битвы, когда вокруг тоже был огонь, огонь, и ничего кроме огня. В тот день девушка поняла опасность пламени, словно видела его в первый раз. Огонь уничтожал, обращая все в пепел, не оставлял за собой ничего, кроме боли и разрушений. Как бездушный противник, на которого не действовали заклятья и призывы совести, он продвигался и пожирал, подобно самой Нагайне.

Вдруг пламя, словно по щелчку чьих-то пальцев, погасло. Обгоревшие деревяшки и корешки книг упали на пол, слагаясь в некий рисунок. Первой вышла из состояния остолбенения Минерва, и, взмахнув палочкой, сняла щит. Её неуверенные шаги пронзили наполненную дымовой завесой библиотеку, а «люмос» прорезал воздух. Из темноты, охватившей помещение, послышался громкий испуганный вздох, и все остальные устремились вслед за директором. Гермиона, было шагнувшая вперед, тут же оглянулась на Малфоя, застывшего у стены. Его взгляд ничего не выражал, а губы были приоткрыты, будто фраза, готовая сорваться с них, застыла от испуга. Подлетев к нему, девушка схватила руку Драко и легонько её потрясла. Взгляд Малфоя тут же сфокусировался на маленьком бледном лице. В глазах Грейнджер было столько страха и озабоченности его состоянием, что волшебник решил не усугублять ситуацию и вернуться в реальность. Посмотрев на ладонь девушки, обвившую его запястье, с недоверием, Драко прикрыл глаза и втянул в себя воздух, пропитанный тяжелой гарью.

– Мистер Малфой! – прогремело из библиотеки, и присутствующие расступились.

Движения преподавателей были скованными, их тела кукольно одеревенели. Бесстрашно встретив настороженные взгляды, Малфой сделал большой шаг вперед, вдруг почувствовав прилив безрассудной уверенности. Ему только хотелось узнать, какой из сотни изощренных способов использовали Пожиратели, чтобы заставить его покинуть Хогвартс.

– Драко… – несмело прошептала гриффиндорка, сильнее стискивая его руку. Они едва минули порог, но идти дальше уже не требовалось. На полу, слагаясь из остатков недогоревшей мебели и черных углей, почти во всю ширину опустевшего зала вырисовывалась змея, выползающая из черепа. Скрюченный обгоревший труп, заменяющий голову пресмыкающейся твари, выделялся посреди остального хаоса. Малфой схватился за руку девушки как за спасательный круг, хотя понимал, что это уже не поможет. Он тонул в ледяном океане неоспоримых, но ложных доказательств. Его руки и ноги уже сводило судорогой ужаса, и вскоре, Драко был уверен, он потеряет власть над собой и своей жизнью. Тот, кто упрямо сталкивал его в этот ледяной омут, постарался на славу. Похолодевшими пальцами отцепив руку Гермионы, Малфой сделал еще шаг и встретился взглядом с Макгонагалл. Её губы дрожали, а глаза едва заметно наполнялись влагой.

– Вы специально выманили нас в такое время прочь из замка, чтобы развязать руки Пожирателям? – прогремел Волнер, решительно наступая на Драко. – Я предупреждал вас, мистер Малфой! – он указал на него пальцем и повернулся к Минерве. – И вас тоже, директор. Я говорил, что этот мальчишка связан с деятельностью Пожирателей! Пострадавший ученик, разрушенный кабинет нумерологии… – медленно перечислил мужчина, и его губа гневно дрогнула. – Всего этого вам было мало, чтобы сдать его аврорам. Вы думали, что он изменился, клялись мне, что отпрыск Малфоя нисколько не похож на своего отца! Может быть теперь, когда библиотека Хогвартса – третья по значимости в Волшебной Британии – сгорела вместе с невинным человеком, вы откроете глаза и посмотрите на все не через призму собственной безалаберности?!

Гермиона пораженно наблюдала за тем, как директор молчаливо сносит все жестокие слова, произнесенные в её адрес. Со смерти Альбуса Дамблдора девушка еще не видела Минерву настолько обескураженной и уязвленной. Женщина внимательно слушала, но в то же время была будто не здесь. Её стеклянный взгляд застыл на изуродованном огнем теле, а губы мелко дрожали. Гермиона чувствовала, как при взгляде на директора собственная решимость и выдержка покидают её.

– Вы подпишете указ об отчислении Драко Малфоя сейчас же, чтобы им незамедлительно мог заняться Аврорат! – Волнер резко вскинул руку в направлении Минервы, но она никак не отреагировала.

Драко смотрел на труп и выложенный из пепла знак Пожирателей, не слыша разговора. Ему хватило и первого истеричного возгласа Волнера для того, чтобы понять: все кончено. Произошедшее с ним за эти несколько месяцев не имело значения. Кто-то, надсмехаясь и злобно нашептывая проклятья, просто оттянул срок такого сокрушительного падения, чтобы Драко поверил в спасение, а потом ударился побольнее. Ведь надежда, как и любовь, не всегда бывает во спасение.

– Вы не имеете права, Драко ни при чем… – рассеянно шептала Гермиона, сжимая руки в кулаки. Все в её груди клокотало и рвалось наружу адским пламенем. Девушка отчаянно желала, чтобы Волнер упал замертво и его злобная торжествующая усмешка сползла с губ. – Пожиратели подставили его!

– Интересно, зачем? – захохотал профессор, словив взгляды поддержки из толпы.

– Это известно только им, – злобно прошипела Гермиона, смотря прямо в глаза Волнеру. На секунду ей показалось, что мнимое веселье покинуло его, и во взгляде промелькнул испуг. – Драко не хотел говорить мне! Если бы я не узнала, то директор и вы остались бы в школе и смогли предотвратить пожар! Как вы смеете обвинять его? Он только поступил так, как было необходимо!

– Значит, если бы не ваша настойчивость, мистер Малфой отправился бы на встречу с Пожирателями один? Удивительная сила женского влияния!

Драко обреченно зажмурил глаза, а его руки опустились в бессилии. Грейнджер хотела спасти его положение, а сделала только хуже. Винить её уже не было смысла.

– Вы все неправильно поняли! – нервно облизнув губы, Гермиона помотала головой и набрала в легкие воздуха. – Мы пытались пресечь попытки Пожирателей выманить Драко!

– Довольно, мисс Грейнджер! Не делайте так, чтобы я начал подозревать еще и вас! Могила, что вырыл для себя мистер Малфой, очень глубока, и я начинаю догадываться, что рассчитана она на двоих!

Драко наконец поднял голову и яростно посмотрел на Волнера. Поддавшись неосознанному порыву, он схватил девушку за запястье и завел себе за спину, не проронив и слова. В этих молчаливых действиях чувствовалось обречение загнанного в угол дикого зверя.

– Мистер Волнер! Как вы смеете обвинять Героиню войны? – донесся возмущенный возглас из толпы. – Разве вам не известно, что она сделала для всех нас?

– О, мне все известно, миссис Праймор! Но знаете ли вы, что способна творить дурная кровь? – когда все изумленно замерли, вперив взгляд в профессора, он ощутил, как сердце падает вниз. План, так четко отработанный Пожирателями, мог запросто полететь к чертям из-за его неосторожного языка. – Я имею в виду юную кровь, уважаемые. Разве вы не знаете, что бушует в голове у таких молодых девушек, как она? Мне неловко говорить об этом, но, как я успел заметить, мисс Грейнджер стала жертвой очарования мистера Малфоя, чем он и не преминул воспользоваться! Никто не стал бы подозревать его, если рядом такая знаменитая и надежная спутница…

Гермиона, приоткрыв рот от возмущения, выслушивала обвинения и все крепче стискивала челюсти. Ей невообразимо сильно хотелось врезать Волнеру и заставить его заткнуться, но тело будто окаменело от потока несусветной чуши, вылившейся на неё.

– Я разочарован, мисс Грейнджер! – театрально вздохнув, профессор подошел ближе и устремил на девушку победный взгляд. Гермиона, уловив нотки триумфа в голосе мужчины, застыла на вдохе, похолодев всем телом. – Директор убеждала меня в вашей компетентности, и только поэтому, признаюсь, я закрыл глаза на прошлую выходку мальчишки. Но я даже не подозревал, что вы провалите такое простое задание. Вам было поручено следить за Драко Малфоем, а вы, извините, – Волнер оценивающе прошелся по ней взглядом. – Влюбились в него!

Малфой распахнул глаза, задержав взгляд на довольном лице Волнера. Несколько секунд юноша пытался переварить сказанное, следующие несколько – понять, правдивы слова мужчины, или нет. Чтобы определиться с последним, он медленно повернулся к Гермионе, но тут же с ужасом отпрянул. Гриффиндорка молчала, спрятав глаза и закусив губу. Мерлин! Это была правда!

Тут же все в голове Драко завертелось с новой силой, и картины из недалекого прошлого вдруг начали приобретать определенность. Неожиданное пожелание доброго утра, преследование, внезапно протянутая рука помощи… Все это было обманом, ложью, умелой игрой Грейнджер. Она обвела его вокруг пальца с такой легкостью, что Малфою хотелось тут же рассмеяться, схватившись за живот, но потом все-таки разрыдаться. Первоначальное ошеломление прошло, и на смену ему пришла густая тягучая боль, ударившая по клапанам сердца. Разрастаясь и нагреваясь, она причиняла неистовые страдания и грозила разорвать измученную крохотную душу на части. Черная ненависть, смешиваясь с горячей кровью любовной одержимости, превращалась в яд и обжигала вены, по которым бежала. Каждая клеточка тела стала чужой и омертвевшей. Драко вдруг понял, что не жил по-настоящему всё это время. Обман лип к обману, и на его теле, казалось, больше не осталось места ни для чего, кроме ударов хлыстом судьбы.

– До утра мы заключим вас обоих в камеру, потому что не знаем точно, причастна мисс Грейнджер к деятельности Пожирателей, или нет. Сдайте палочки, – уже спокойнее произнес Волнер, осознав, наконец, свою победу.

Малфой вытянул палочку из кармана и небрежно бросил её на пол, не отрывая глаз от опущенных ресниц волшебницы. Она не могла пошевелиться, потому что чувствовала обжигающий взгляд, полный презрения и боли. О, как она недооценила те чувства, которыми успела проникнуться к юноше! Ей-то казалось, что чары, оправдывающие все её порывы, станут вечным щитом от угрызений совести. Закрывая глаза на собственные эмоции, она совершенно потеряла дорогу и заблудилась в непроглядной тьме собственной лжи. Врать себе было даже хуже, чем врать Драко, потому что теперь она испытывала боль из-за чужих страданий, и чары здесь наконец-то были ни при чем. Гермионе всегда казалось, что, исполнив это задание, она освободится от чар, наставит Драко на путь истинный и заживет как прежде. Но даже не это заблуждение было самым отвратительным. Важнее, что она совершенно не заметила то, как сильно изменилась внутренне и насколько крепко привязалась к теплу, бывшему раньше холодом. Грейнджер никогда не оправдывала себя и понимала, что смертельно виновата.

Не поднимая головы, она нашла свою палочку и вытянула перед собой.

***

Их заключили в одной из пустующих жилых комнат Хогвартса, потому что специальных камер в замке не было. Макгонагалл так и не проронила ни слова, видимо, находясь в глубочайшем трансе. Погремев ключами на прощание, Волнер, довольный до невозможности, увел её в кабинет, чтобы подписать заявление об исключении из школы Драко Малфоя.

Вероятно, комната была предназначена для проживания в ней кого-то из преподавателей, но, так как профессорский состав после Войны заметно уменьшился, помещение пустовало. Все вокруг было накрыто белыми полотнами, защищающими мебель от пыли. Гермиона смогла различить по очертаниям лишь шкаф, стол, небольшое кресло и высокую кровать в углу. Окно было узкое и днем наверняка почти не пропускало света.

Драко, лишь дверь за ними закрылась, прошел креслу и тяжело опустился в него, склонив голову к груди. Но потом, осознав, что расслабленная поза ему не удастся, он, вцепившись пальцами в волосы, согнулся и устроил локти на коленях. Все, что должно было его заботить в эту секунду, не имело никакого значения. Авроры, повторное расследование, суд, слезы матери… Все это существовало в его представлении будущего, но где-то далеко, за пределами комнаты. Здесь, в уединенной тишине, хотелось думать только о предательстве Грейнджер.

Гермиона, нерешительно остановившись у двери, жадным и виноватым взглядом впивалась в сгорбленную фигуру слизеринца. Ей хотелось что-то сказать, но она прекрасно понимала, что Малфой её слушать не станет.

– Грейнджер, – вдруг спокойно начал он, и девушка вздрогнула. Луч надежды осветил её поверженное во мрак отчаяния сознание. – Ты мерзкая сука.

– Я знаю, – кивнула она, сдерживая слезы. Но её сердце рыдало совсем не по ней, а по той связи, которая неумолимо ускользала из перепачканных маслянистой ложью ладоней.

– Ты знаешь? – хмыкнул Драко, запоздало понимая, что лучше бы он вообще не затевал этот разговор. Мнимое спокойствие и покорность Грейнджер только выводили из себя, не давая выхода и малой части той боли, что сейчас усердно пилила его сердце. – Я все думал, почему мне порой так трудно дышать рядом с тобой… – он хрипло рассмеялся и поднялся на ноги. Гермиона инстинктивно прибилась к стене, на задворках сознания понимая, что он сейчас может запросто убить её. – Оказалось, ты просто натягивала поводок.

Драко остановился в нескольких шагах от девушки, не сводя с неё пристального взгляда. Ему хотелось, чтобы она наконец-таки подняла свои бесстыжие глаза и ответила за то, что сделала.

– Это не так, – невнятно всхлипнула она. – Волнер неправильно выразился. Я не должна была следить за тобой. Просто стать ближе и сделать так, чтобы ты не… – слишком поздно девушка поняла, что это бессмысленное оправдание. Слежка – лучшее слово для этого позорного поступка.

– Что? Не стал Пожирателем? Поздравляю, Грейнджер! Ты отлично справилась! Сто очков Гриффиндору! – прокричал Драко, заметив, как сотрясаются при каждом его слове плечи девушки. – Теперь я заключенный Азкабана, так что тебе нечего бояться.

– Нет! – с внезапной смелостью вскрикнула она, наконец поднимая глаза. – Я не позволю им заключить тебя, клянусь!

– Заткнись уже, – обреченно выдохнул он.

– Это правда, что мне было приказано помогать тебе справиться с давлением, но после всего, что между нами произошло… – взгляд девушки блеснул уверенностью. – Я знаю, что мы больше не враги.

– Не друзья уж точно.

– Нет, не друзья, – сглотнув, ответила Гермиона. Не так она представляла разговор об их отношениях. – Нечто… нечто другое.

– О, Мерлин! – Драко истерично рассмеялся. – Ты думала, будто я запал на тебя? О чем ты говоришь? И что такого между нами произошло? Дай подумать… – он воодушевленно вдохнул. – Может, говоришь про тот момент, когда ты истекала от возбуждения рядом со мной и думала, будто это искренне? Когда мы почти трахнулись в Мэноре?

– О, если только это для тебя имеет значение! – Гермиона не ожидала от себя злобы, но слова Малфоя настолько задели её, что она не смогла покорно смолчать.

– Не смей открывать свой рот! – прорычал Драко, рывком прижимая ладонь к её губам. – Я доверял тебе! Впервые после того, как все рухнуло, я почувствовал себя живым и подумал, что не будет ничего плохого, если я попробую снова восстать из пепла. Вот только таким, как я, не место в твоем светло-розовом мире, Грейнджер. Мое место в грязи и пыли под ногами великих освободителей, без разбору заклеймивших каждого. Была бы их воля – они осудили бы за измену даже младенца, улыбнувшегося Пожирателю! – Драко обреченно покачал головой. – Как глупо с моей стороны было доверяться тебе – той, что всегда стояла у верхушки слепого правосудия! Ничтожная букашка под твоей ногой – вот кем я всегда был для тебя и кем останусь навсегда. Ты говоришь о чувствах? Что ж, если ты приняла за любовь простую похоть, то мне тебя жаль! Знаешь, что бы было, если бы на нас не наложили чары? – Драко вопросительно изогнул бровь. – Я бы просто трахнул тебя, и на этом бы все закончилось.

Еще раз прижав её к стене, Малфой рывком отстранился и направился вглубь комнаты.

– Я разбит и уничтожен тобой. Довольна? Достойное искупление за нашу детскую вражду?

– Ты мне нужен, Драко. Я… – Гермиона изо всех сил сжала края мантии, борясь с желанием просто умереть.

Малфой подумал, что оглох, но оглушительно громкий стук собственного сердца подтверждал обратное. Резко развернувшись, он в три ровных шага преодолел расстояние до сжавшейся от страха и отчаяния гриффиндорки, а потом схватил её за шею и притянул к себе

– Не смей, – прошипел он ей почти в губы, не разрывая зрительного контакта. – Даже слов таких не произноси!

– Я… – Гермиона понимала, что у неё есть лишь один шанс на спасение.

Грязно выругавшись, Драко рывком прижался к её губам, и, убедившись, что девушка не продолжит свою бредовую фразу, скользнул языком в расслабленный рот. Когда короткий стон, перетекая из одних губ в другие, резонансом отозвался в сердце Малфоя, он прикусил тонкую влажную кожу до крови, словно наказывая, и тут же отстранился.

– Это не конец, Грейнджер, – больно стянув её волосы на затылке и рывком приблизив голову девушки к себе, пообещал Драко. Прижавшись щекой к её виску, он неосознанно потерся о гладкую кожу, но потом, придя в себя, продолжил:

– Я переверну этот чертов мир и тогда приду за тобой… – шумно выдохнул он ей прямо в ухо, другой рукой скользя к ягодице. Цепкие пальцы впились в мягкую плоть, и Гермиона зажмурилась, едва ощутимо вздрогнув. – И, видит Мерлин, лучше тебе не ждать этой встречи…

Комментарий к 18. Могила на двоих

Ух, ребята. Кажется, на ближайшие несколько глав мой плейлист при написании будет состоять исключительно из ЛСП. Эта музыка всегда вызывает негативные мысли и располагает к написанию вещей о душевном падении и мировом отчаянии.

В целом, глава мне очень понравилась. По крайней мере, мне было интересно её перечитывать.

Обязательно загляните в группу и оставьте комментарий под записью, где я прошу у вас помощи в теме написания небольших зарисовок о героях)

Жду бомбических комментариев!

(Каждый из них я перечитываю по несколько раз и сумасшедше улыбаюсь, так что не думайте, будто для меня они ничего не значат)

Огромное спасибо за моральную поддержку!

========== 19. Ненависть ==========

– О, то было много славных столетий назад, когда земля и небо еще не разъединили своих объятий, а люди верили в волшебство и жили в мире с магами, как добрые соседи. И славился в те великие века Мерлин, чье имя у каждого вызывало благоговейный трепет. Маг был добр к людям и нес свет знания в их племя, а потому стал любимейшим советником доблестного короля Артура. Много различных подвигов совершили они плечом к плечу, но тем славнее деяния, чем сильнее противление им. Моргана, ученица Мерлина и сильнейшая ведьма тех времен, вдруг возгордилась и не захотела делить знания и мир с теми, в чьих жилах не текла магическая кровь. И пришла она к Мерлину и начала молить его отречься от «грязного» рода и пленить его, сделав рабами магов. Глубокая тоска охватила сердце Мерлина, и слезы его, скатившись по лицу, превратились в черный жемчуг. Лишь раз воззвал волшебник к совести и душе Морганы, но те настолько затянулись туманом гордыни, что ведьма не почувствовала и кончика той иглы человечности, которой её пытался уколоть учитель. «Как ты можешь говорить, что любишь меня, если хочешь обратить в пепел народ, почитаемый мной?», – сказал ей Мерлин и в глубокой скорби изгнал из королевства Артура, чтобы она не навлекла на себя беду. Но ненависть, лишь однажды посеявшая свои зерна в горячей душе, обязательно даст свои плоды. Моргана не забыла обиды. В отчаянии припала она телом к земле и зарыдала, взмолившись древней Силе, таящейся в недрах до того дня, который люди именовали Судным. Услышала её Сила, проснулась и протянула свои когтистые лапы к очерневшей душе ведьмы. И настолько каменной и пустой была та душа, что Сила, поразившись отчаянию, обитавшему внутри живого тела, поднялась из земли и легла в руки Моргане. Обретя великие способности и никому до этого не известные секреты магии еще более древней, чем сам мир, ведьма обрадовалась и под покровом ночи вернулась в королевство Артура. Черная тень, именуемая завистью и злобой, упала на плечи могущественного Мерлина, и занемог он, а потом и умер, в последний свой миг увидев лишь лицо Морганы, искаженное ненавистью. И оттого предательство было горче, что любил её маг ровно так же, как и любого из своих приближенных. И погиб он за любовь к людям, в чьих венах не текла магическая кровь.

Лишь секундную радость ощутила Моргана от смерти отвергшего её учителя, а потом поселилась в ней великая тоска, ибо уничтожила она единственного человека, отеческая любовь которого отогревала её крошечное ледяное сердце. И, поскольку Сила забрала последние остатки её души, Моргана не могла раскаяться, но была способна лишь на ненависть. Тогда возжелала Моргана смерти всего человечества, что так любил Мерлин. Скрываясь от гнева преследующих её рыцарей короля Артура, бежала она в темные непроходимые леса. Но Сила с каждым днем забирала все больше и больше, и, когда Моргана решила, что убьет каждого младенца, рожденного от союза мага и человека, последний клочок её души почернел и обуглился. Поняла Сила, что служит глыбе, но не человеку, и тогда спросила ведьму: «За что ты борешься и за что хочешь погубить человеческий род?». Отвечала ей Моргана: «Борюсь за себя, а гибели людей желаю во имя одной только смерти. Покорись же мне и дай силы осуществить задуманное». Не зная и не ведая, оскорбила Моргана Силу, не покоряющуюся никому, но отдающуюся лишь в те руки, которые могли её выдержать. И сказала Сила: «Представь свою ненависть толщей воды, и тогда, если сумеешь не захлебнуться в ней, помогу тебе и приму как свою хозяйку». Посмеявшись, закрыла глаза Моргана и тут же вообразила себе черную кипящую воду. Вмиг оказалась она в обжигающем темном море, и было оно так велико, что не было видно ни конца ни края жалящим её тело волнам. Кричала и молила ведьма, но Сила лишь наблюдала за Морганой, тонущей в собственной ненависти. И, когда последний стук сердца коварной женщины отразился в небе раскатом грома, отхлынула вода в разные стороны, и погибло там все живое. Заросли эти места непроходимым, страшным лесом, и наполнился он невиданными черными существами. А Сила, поселившись в безжизненном теле, ушла в недры земли и снова заснула. Наросли над ней горы столь же черные и столь же беспощадные, как и душа самой Морганы, маленьким угольком сдерживающая в себе неистовую магию… Ты спишь, милый?

– Нет, – хриплый детский голос разрезает тишину детской. – И почему Мерлин не заметил с самого начала, как она ужасна?

– Любовь ослепляет, Тео, а еще делает нас большими эгоистами.

– А вдруг я стану таким же, когда вырасту? – испуганный голос мальчика дрожит.

– Не станешь. Я дам тебе столько любви, что ты сможешь утонуть в ней, как и Моргана – в своей ненависти, – женщина смеется, трепля сына по темным волосам. – Спи.

Мягкий поцелуй опускается на лоб мальчика, и он приятно жмурится.

– А папа… – ребенок замирает, заметив, как посерьезнело лицо матери. – Папа стал, как Моргана? Он из-за любви хочет тебя убить? Чтобы ты не отдавала её мне?

– Глупости! – шепчет она и обнимает сына за плечи. – Где ты такое услышал?

– Когда к нам в дом приходили те люди в черных масках.

– Твой отец любит нас и ни за что не даст никому в обиду. Все будет хорошо. Спи, дорогой. Завтра я расскажу тебе новую историю, – голос женщины дрожит, а в темноте не видно слез.

– Обещаешь? – недоверчиво переспрашивает мальчик и слышит короткий всхлип.

– Ну конечно.

Когда дверь открывается, в струе света, опустившегося на пол, кроме тени матери отражается чья-то чужая, и Теодор с головой накрывается одеялом, чтобы эта тень ни за что не нашла его.

Стук веток в окно пробудил Нотта от глубокого сна, которым он забылся впервые за двое суток. На улице разыгрывался шторм, и крючковатые пальцы не успевшего еще позеленеть клена скреблись в стекло, словно просясь внутрь. Несколько минут Теодор приходил в себя после яркого и такого до боли знакомого сновидения. Последняя их с матерью встреча снилась юноше до завидного часто. Теодор прекрасно помнил, как на следующий день дом наполнился людьми в черных мантиях, называющих себя Аврорами, а отец был так бледен, что сливался с мраморными колоннами. Еще там были родители миссис Нотт. Они что-то долго, упорно и громко выясняли с Протеусом за закрытыми дверьми его кабинета, но Тео не различил ни слова. Когда бабушка появилась в распахнутых дверях, она, прошептав: «О, мой бедный мальчик», кинулась его обнимать.

Зажмурившись, слизеринец потер переносицу пальцами. Не хватало еще неприятных воспоминаний. За последние дни ему хватило переживаний и страха за жизнь Гермионы, так что мысли о матери были слишком неуместными. Волшебные часы, едва Теодор перевел на них взгляд, тут же засуетились, и стрелки, пару раз повернувшись по всей оси, указали на три часа ночи.

Дурное сновидение отвратило юношу от попыток уснуть снова, и он, поднявшись с заправленной кровати, прошелся по отведенной ему в поместье Паркинсонов комнате. Прибыв сюда день назад, Теодор даже не подозревал, что Пожирателей окажется настолько много. Он успел насчитать два десятка, но был уверен, что были и другие, те, кто не прятался в поместье порабощенных «Империусом» родителей Пэнси. Паркинсоны были похожи на безвольных кукол. Протеус тянул за ниточки, и они кивали, улыбались и смеялись. Зрелище было убогое и ужасающее, потому Теодор нехотя признал, что для Пэнси, вероятно, не было другого выхода. Но от этого вывода слизеринка святой не становилась, и Нотт все еще хранил в сердце болезненную злобу. Как она посмела шантажировать его смертью Гермионы? Это было опрометчиво, опасно и ненадежно, но все же… умно.

Вскоре Теодор понял, что уже ни за что не уснет снова. Накинув поверх тонкой измятой рубашки теплую мантию, юноша вышел за дверь. В поместье, казалось, холодало все больше с каждым часом. На улице разразился настоящий ураган, а ливень уже несколько часов впивался ледяными каплями в только-только успевшую отогреться землю. Из-за состояния Паркинсонов магическое регулирование погоды сбилось и пришло в хаос, а потому солнечное поместье превратилось в мрачный дворец привидений.

Задумавшись, Теодор слегка испугался, когда на очередном повороте столкнулся с высоким мужчиной. Его длинные спутанные волосы из-за сырости слиплись, а по щекам стекала влага. Вряд ли это были остатки слез. Такие люди, был уверен слизеринец, не умели плакать, а если и умели, то только кровью. Пожиратель улыбнулся ему по-своему добродушно, но Нотта передернуло от этого убогого изгиба потрескавшихся губ. Проводив мужчину откровенным ненавидящим взглядом, Теодор спустился по лестнице на первый этаж. В глубине комнат горел камин – юноша понял это, увидев мрачные отблески на тусклых стенах соломенного цвета. Недолго думая, он отправился на поиск источника света. Теодор не боялся внезапного нападения: не затем Пожиратели его так долго сюда заманивали.

Когда мерцание живого огня ударило его по глазам, Теодор остановился и припал плечом к косяку. Презрительным прищуром он впился в фигуру в кресле у камина.

– Ну наконец-то, – почти пропел Протеус, хотя в его голосе не было и капли довольства. Приподняв бокал со старым вином из погребов Паркинсонов, мужчина посмотрел сквозь него на огонь в камине. – Мой сын снова со мной.

Юноша, ничего не сказав, прошел вглубь комнаты и тяжело опустился на софу у стены.

– Даже не спросишь о том, как мое здоровье? – Протеус иронично хмыкнул, поворачиваясь к сыну. Теодор вскинул на него злобный взгляд, но все же смолчал. – Уверен, тебе будет интересно послушать истории Азкабана. Все они немного жуткие, но ты же справишься с собственным страхом? – вопросительная пауза не затянулась надолго. – Идеи темного Лорда из меня выбивали кнутами, прутьями и раскаленными тисками. Ужасные методы, варварские. Знаешь, почему? Потому что они были придуманы магглами. Все в мире, созданное этими никчемными тараканами, в итоге приводит к боли, разрушению и деградации.

– Боль и разрушение… – хриплый голос разразил помещение, и Протеус довольно прикрыл глаза. – Разве не к этому стремился Волан-де-Морт?

– Это заблуждение, порожденное глупцами. Темный Лорд лишь хотел освободить мир от грязи, получившей волшебную силу. Магглы и без магии способны на большое зло, а уж с ней…

– Именно поэтому вы так хотите уподобиться тем, кого ненавидите? Убиваете, пытаете… – Нотт замолчал.

– И предаете тех, кого любите.

– Любовь – самое последнее дело в мире, погрязшем в хаосе. И Пожиратели не настолько ужасны, как ты думаешь. Ты и сам станешь таким, когда поймешь…

– Пойму что?

– Больную паразитирующую плоть следует вырезать без всяких сожалений.