Текст книги "Подвалы твоего сердца (СИ)"

Автор книги: hazy forest

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 55 страниц)

========== Пролог. Последствия счастья ==========

склонив колени, свергнув гордость,

стою на огненном краю.

я молча плачу и молю:

останови от шага в пропасть.

Хогвартс охватили туманы. Перекрывая друг друга, с северо-запада наползали темные тучи, сопровождаемые колючим пронзительным ветром. Едва пробившаяся сквозь мерзлую землю зелень дышала могильной тоской, привычной для таких пасмурных дней, как этот. От стен здания веяло пробуждающейся в дождь древностью, а запах сырости с каждым часом делал воздух все тяжелее. С темнеющих небес на землю плавно опускались сумерки, окутывая развалины главных ворот Школы Чародейства и Волшебства траурной вуалью.

Некто, облаченный в отяжелевшую от влаги мантию, направлялся к Запретному лесу твердым шагом. Прямая спина идущего говорила о принадлежности к дотошной аристократии Волшебного мира – в такую погоду только выходцы из нее могли держать осанку с таким невозмутимым достоинством. Капюшон, низко надвинутый почти до линии скул, скрывал половину осунувшегося юношеского лица. Болезненная бледность кожи практически излучала сияние посреди серой непогоды.

На дорогу до старой хижины в лесу понадобилось около двадцати минут, в течение которых студент совершенно промок и замерз, однако физические неудобства почти не волновали его. Зайдя в пропахший прелой листвой дом, Драко Малфой снял с себя мантию и небрежно скинул на спинку стула. Около закопченного камина валялось несколько небольших поленьев, оставленных здесь с прошлого раза. Не тратя времени на то, чтобы стереть влагу с лица и кончиков волос, Малфой закинул дрова в камин. Последовал короткий взмах палочки, и на лицо слизеринца упала охровая тень. Огонь нетерпеливо потрескивал, переливаясь янтарными оттенками, и Драко, не отводя от пламени взгляда, тут же подумал, не кинуть ли туда и свою палочку тоже.

Наконец Малфой рухнул на старое кресло поблизости камина, и оно жалобно скрипнуло. Подлокотник, хрустнув, слегка отошел от корпуса. Драко раздраженно поморщился, и в этот момент на его лице особенно ярко отразилась усталость, копившаяся со времен поражения Темного Лорда.

Уважаемую семью Малфоев оправдали лишь частично. Пришлось наплести что-то про «Империус» и подключить все свои связи. Малфой-мэнор снова стал пустынен – почти все Пожиратели либо угодили в Азкабан, как отец Драко, либо попросту скрылись, надеясь на то, что про них забудут. Оставшимся членам семьи Малфой удалось избежать гнева Министерства, а Драко даже позволили остаться в Хогвартсе. В Школе Чародейства и Волшебства, которая прославилась учениками-героями. В месте, где каждый булыжник воспевал славу Гарри Поттера, а имя Малфоя было ненавистно даже крысам в подвальных помещениях.

Именно поэтому он, словно безобразная тень, был вынужден прятаться в убогой хижине. По крайней мере, здесь Драко не сталкивался с открытыми осуждающими взглядами и не слышал презрительных шепотков своих бывших «приятелей». Даже гостиная змеиного факультета уже не могла быть местом спокойного отдыха – там, где раньше Малфой был центром вселенной, сейчас он не стоил ничего. Правда, Забини все еще перебрасывался с ним парочкой фраз ради вежливости. Семья Малфоев, хоть и с пострадавшей репутацией, значила много.

Драко смотрел на огонь, и мысли неизбежно возвращались к прошлому, до сих пор терзавшему последствиями. Малфой все чаще задумывался над вопросами в значимой степени сложными, на которые он не находил ответа. Он думал о том, как свести с руки позорное клеймо и почему раньше считал статус Пожирателя привилегией. Размышлял о том, как долго его отец пробудет в своем уме, находясь в Азкабане, и когда наконец получит смерть как избавление от мук, там переносимых. Мать таяла на глазах от невыносимой тоски: неволя мужа и всеобщее презрение изводили её почище запретных заклинаний. Мысли о матери всегда отдавались глухой болью где-то в грудной клетке. Самая важная женщина в жизни Малфоя была несчастна и немощна, но больше всего убивало то, что он – её единственный сын – был еще слабее.

Драко сжал горлышко принесенной бутылки огневиски настолько крепко, что кожа его руки, и без того бледная, стала похожа на прозрачный утренний лед. Казалось, будто острые кости, выступавшие из-под тонкой кожи, пытались покинуть позорную оболочку предателя. Малфой ощущал себя в тюрьме собственного имени и деяний и был бы совсем не против просто исчезнуть.

Даже в худшие времена Драко предпочитал только качественный и дорогой алкоголь – сказывались старые привычки и прежний размах жизни. Не переставая сверлить огонь отрешенным взглядом, он сделал смелый глоток и даже не поморщился, ощутив жжение в горле. Вот уже несколько месяцев все ощущения, которые могли отвлечь от дурных мыслей, были благословением. Огневиски обладал прекрасным свойством уносить Драко куда-то намного выше уровня мира, в котором он находился. Расслабление, обволакивающее ум, открывало те ящики внутри души, до которых Малфой разумно не дотрагивался, будучи в обычном состоянии.

Закрыв глаза, он мог увидеть удивительный калейдоскоп событий, вспыхивающий во мглистом сознании как по волшебству. Улыбки, улыбки, улыбки. Довольный отец, счастливая мать, первый день в Хогвартсе. Улыбка Драко, смотрящего на себя в ледяное сине-зеленое зеркало в Малфой-мэноре. Улыбка хозяина жизни. Улыбка мерзкая, но вполне искренняя. Первое собрание в общем зале, распределение на Слизерин, опять улыбки, а потом вдруг Поттер, его туповатый дружок Уизли и заноза Грейнджер. Счастливая Гермиона Грейнджер, раздраженная Гермиона Грейнджер, Гермиона Грейнджер в слезах, а потом – изнывающая от боли в руках мерзкой Беллатрисы. Гермиона Грейнджер, раскинувшаяся на полу Малфой-мэнора с окровавленной от издевательств Пожирательницы рукой.

Крик боли, запечатанный глубоко в сердце, тут же вырвался наружу, и калейдоскоп картинок смазался в черноту, подчиняясь вибрациям голоса мучимой. Малфой распахнул глаза, рвано вдохнув. Подлокотник из изъеденного жучками дерева треснул под пальцами, тут же глухо осыпаясь на пол жалкой трухой. В сознании Драко словно что-то щелкнуло. Резко подняв бутылку, он сделал еще пару глотков, но, пытаясь ухватиться за спасительную реальность, забыл дышать и потому закашлялся. Бутылка выпала из рук, прокатилась по деревянной поверхности и пролила все содержимое на пол. Дорогой огневиски, просачиваясь сквозь трухлявые доски, навсегда покинул комнату, однако Малфой не придал этому значения.

– Вот дерьмо… – выдохнул он, чувствуя испарину ужаса на коже лба. – Дерьмо, дерьмо, дерьмо!

Кресло полетело назад и, коснувшись спинкой пола, угрожающе скрипнуло вылетающими гвоздями. Драко подошел ближе к огню нетвердым шагом и только потом понял, как ему нестерпимо жарко. Отшатнувшись лишь на секунду, он остановился и тихо выдохнул, наблюдая за корой дерева, медленно истлевающей в огне. Прошло еще несколько секунд, прежде чем Драко вытянул из кармана палочку. Медленно задрав рукав на левой руке, он с отвращением взглянул на уродливый рисунок.

– Инсендио! – направив древко на метку, Малфой зажмурился, а потом упал, испытывая невыносимое жжение на коже. Крик, полный мучений не столько физических, сколько душевных, разразил небольшое помещение и, просочившись за его пределы через щели в окнах, утонул в шелесте дождя.

***

– Мисс Грейнджер, я сожалею, что беспокою поручением после того, что вам пришлось пережить, – директор Макгонагалл степенно опустилась в свое кресло.

– Все в порядке, вы всегда можете рассчитывать на меня, – энергично отозвалась Гермиона, ни на секунду не задумываясь об усталости, которую испытывала вот уже несколько недель.

– Другого ответа я и не ожидала услышать. Не хотелось поручать это мистеру Поттеру в силу причин, о которых вы и так догадываетесь. К тому же чрезвычайный интерес к его персоне способен помешать тому делу, которое я хочу поручить вам.

– Конечно, – Гермиона криво усмехнулась. Толпы фанатов Гарри Поттера и правда начинали раздражать. Отчасти потому, что теперь она виделась с героем слишком редко, хотя учеба почти потекла по привычному руслу. После победы над Волдемортом Хогвартс восстанавливался значительную часть времени, и учебный год, к неудовольствию многих студентов, пришлось продлить на месяц.

– Что до мистера Уизли, – профессор неловко улыбнулась, словно продолжать объяснение было бы лишним. – Полагаю, он не слишком… осторожен для задания.

Гермиона почувствовала обиду за Рона, но тут же, немного подумав о его чрезмерной вспыльчивости и простоте, решила, что слова директора вполне оправданы.

– Так что за дело? – нетерпеливо поёрзав на стуле, спросила она, внимательно посмотрев на Макгонагалл.

– Вы, скорее всего, осведомлены о том, с какой осторожностью сейчас относятся и к Пожирателям, оставшимся на свободе, и к их семьям. К счастью, мистера Малфоя миновала участь заключения в Азкабан, но это не снимает с него все обвинения. Пожиратели весьма опасны, а если они из таких древних и могущественных родов, как Малфой, то опасны втройне.

Гермиона поняла все прежде, чем директор успела закончить начатую фразу. Сердце забилось куда быстрее, пылая от ярости. Имя Драко Малфоя и до Битвы вызывало у неё отвращение, а уж после нее Гермиону раздражал даже факт того, что бывший (что сомнительно) Пожиратель ступает с ней по одному и тому же полу.

– Что ж, возвращаясь к Драко… – Минерва внезапно нарушила свое правило обращаться к ученикам официально, тем самым привлекая внимание Гермионы. Из уст директора имя Малфоя звучало почти с материнским сожалением. – Понимаете ли, никто из нас не хочет, чтобы он вдруг оступился. Ведь не все темные волшебники были таковыми изначально! Никто не станет творить хаос просто так. В каждом из нас живут обида, ненависть, чувство несправедливости…– Макгонагалл на секунду замолчала, словно ощущая нечто до боли знакомое. – Но не у всех есть силы противиться им, и особенно в те моменты, когда весь мир словно намекает, что все эти негативные эмоции должны быть непременно выплеснуты. Сейчас у Драко тяжелые времена. Он и сам страдает от того, что принадлежал армии Пожирателей, – замолчав, Минерва строго посмотрела перед собой. – Ослабевшие и потерявшие путь волшебники с хорошими способностями к магии становятся всадниками апокалипсиса, и, думаю, мне нет необходимости прибегать к примерам. А в способностях Драко, уверяю вас, можете не сомневаться.

Грейнджер, опустив глаза, часто закивала. Она верила каждому слову директора, но все еще не могла перебороть собственную ненависть. Только не теперь, когда так много было отдано за победу. И, сколько бы ни убеждала себя Гермиона, она не могла простить Малфоев.

– Вы так уверены в том, что я смогу справиться с поручением, но не думаете, что мистер Малфой разозлится больше из-за того, что я, гриффиндорка, подруга Гарри Поттера, да к тому же еще и… нечистокровная ведьма, буду следить за ним?

– Разве я сказала что-то про слежку? В конце концов, таким занимается Министерство, – Макгонагалл тихо усмехнулась, а потом поднялась из директорского кресла и подошла к окну, чтобы не видеть лица Гермионы. Говорить, сталкиваясь с полным осуждения и сопротивления взглядом, было слишком сложно.

– Вы должны помочь Драко увидеть свет, который он потерял. Мне бы не хотелось в будущем наблюдать своего ученика в рядах безжалостных темных волшебников.

– Что? – Гермиона задержала дыхание. Она не желала понимать то, что было произнесено вслух здравомыслящим взрослым человеком. Поборов застрявшее в горле возмущение, она продолжила:

– Если позволите, директор, Драко Малфой ненавидит меня больше, чем кого-либо на свете. Одно только моё имя способно сподвигнуть его на путь мирового зла и мести.

– Может быть и так, – спокойно ответила Минерва, оборачиваясь на Гермиону и оценивая её эмоции. Как и ожидалось, студентка была в гневе. – Но какое лекарство не имеет побочных действий? В конце концов, стоит излечить смертельную болезнь, обретя взамен малый недуг.

– Малый недуг? – Гермиона хмыкнула, поднимаясь с места. – У меня их появляется сразу десять, когда этот заносчивый злобный негодяй находится в радиусе нескольких метров! В конце концов, он Пожиратель, а я – человек, который был на стороне Гарри Поттера, сражался за него! Это просто непростительно с моей и вашей стороны!

– Драко – прежде всего запутавшийся подросток, попавший в череду неприятных обстоятельств. Я думала, вы более проницательны, – развернувшись полностью, Минерва недовольно прищурилась, возвращая голосу деловую сухость. – Вы студентка Хогвартса, а это значит, что мои просьбы по-прежнему имеют вес. Я буду наблюдать за прогрессом и вскоре жду, что мистер Малфой начнет ходить на занятия. Приложите все усилия, чтобы повлиять на его решение.

– Директор… – начала было Гермиона, но Минерва взмахнула рукой, призывая к молчанию.

– Я сказала все, что хотела. Благодарю за внимание, мисс Грейнджер. А теперь идите отдыхать, вам нужно собраться с мыслями. Совсем забыла! – директор сложила руки и строго взглянула на Гермиону. – Никто не должен знать о нашем разговоре, особенно ваши друзья и сам мистер Малфой.

Гермиона поджала губы, усердно придумывая еще один аргумент в пользу своей позиции, но так и не нашлась, что ответить. Постояв в тишине еще немного, она, резко развернувшись, направилась вон из кабинета. Негромко хлопнув дверью, Грейнджер пошла вдоль коридора, сжимая руки в кулаки. Хотелось кричать и биться в истерике, потому что и без забот по обеспечению благополучного существования Малфоя проблем хватало.

– Малый недуг… – когда шаги студентки стихли, Минерва закрыла глаза и устало потерла виски.

Комментарий к Пролог. Последствия счастья

Все строфы в началах глав, не обозначенные “*”, принадлежат автору.

========== 1. Первые шаги ==========

мое несчастье, свет во мраке,

молюсь тобой, тобой горю,

и, онемевший, говорю:

подай счастливой жизни знаки.

Малфой открыл глаза, но тут же загородил их ладонью здоровой руки – из разбитого окна в комнату лился рассеянный свет. Сон постепенно отступал, возвращая в мерзкую реальность. Драко поморщился. После ночи на холодном полу хижины все тело ломило, как будто по нему прошелся десяток горных троллей. Тем не менее Малфой совсем не жалел о том, что променял уют слизеринских комнат на ночлег в убогой хижине. В конце концов, такое происходило не в первый раз. Сначала Драко было слегка мерзко от того, что он отключался и проводил ночи на грязном полу, словно бездомная шавка, но потом стало все равно. Что-то в нем надломилось, порождая пугающее безразличие к окружающему.

Поднявшись и размяв тело, Драко посмотрел на руку с меткой и лишь тогда понял, что она невыносимо болит. На коже красовался яркий алый ожог, скрывающий змею и череп. Малфой знал, что, когда ожог пройдет, метка появится снова, ведь он увечил себя не впервые. Разочарования, как и остальных эмоций, уже не было. Драко испробовал десяток заклинаний, и теперь надежда оставалась только на запретный отдел библиотеки Хогвартса и литературу в кабинете Снейпа. Малфой прекрасно понимал, что свести позорное клеймо могло лишь то, что породило его. Черная магия.

Достав из внутреннего кармана мантии склянку со специально приготовленной обезболивающей мазью, Малфой обработал поврежденный участок кожи. Боль начала постепенно отступать, и морщинка на тонкой переносице распрямилась.

Еще немного постояв посреди темной комнаты, Драко накинул измятую мантию и покинул хижину. Утро встретило его свежим дыханием леса. Под ногами хрустели опавшие ветви, а роса разбивалась о полы мантии, снова утяжеляя ткань сыростью. Наблюдательный человек мог бы понять, что Малфой был в Запретном Лесу, однако чужие подозрения вовсе не волновали Драко, поскольку он знал, что вряд ли кто-то станет за ним следить. В сердцах студентов Хогвартса страх перед армией Темного Лорда был по-прежнему жив.

Стены школы взирали на Драко с отстраненным величием. Перешептываясь между собой, на него косились люди с волшебных картин. В такую рань больше никто из студентов не бродил среди веющих холодом коридоров, ведь до начала занятий было еще добрых два часа.

В подвалы Слизерина спускаться не хотелось, поэтому Драко направился в библиотеку, полностью уверенный в том, что в такой час там не будет ни души. Прозрачный утренний свет, отдающий оттенками светло-зеленого, проникал в зал библиотеки, падая на старинные стеллажи и ряды гладких лакированных столов. К неудовольствию Драко, на самом дальнем от входа ряду горела лампа и виднелся чей-то силуэт. О посещении запретной секции можно было позабыть: некто уже запечатлел его появление в библиотеке, так что не стоило привлекать еще больше внимания.

– Доброе утро, Малфой, – прозвучал звонкий девичий голос, и Драко застыл на месте, вцепившись яростным взглядом в фигуру Грейнджер. С какой стати подружке Поттера здороваться с ним? На удивление обоим, Драко не мог вымолвить и слова. Сжав зубы от злости на Грейнджер (а она определенно преследовала цель обязательно вывести его из себя своим жизнерадостным видом), Малфой развернулся к выходу из зала, атмосфера которого вдруг начала слишком ощутимо давить на него. Раньше он никогда бы не прибег к бегству и наверняка попытался бы вывести Грейнджер из себя. Но теперь, когда Драко расходовал все моральные силы на то, чтобы разобраться в себе, энергии на оскорбления и сарказм совсем не оставалось.

– Малфой! – ударило в спину, когда он размашистыми шагами направлялся вдоль по темному коридору. Даже не обернувшись, Драко ускорил шаг. – Постой же, Малфой!

Гермиона бежала за своим злейшим врагом и не слишком понимала, зачем это делает. Все внутри нее бунтовало и кричало об абсурдности происходящего.

Драко, обеспокоенный тем, что они могут привлечь внимание постороннего, остановился, так и не соизволив повернуться. Гермиона догнала его лишь через несколько секунд и, обогнув, заглянула в лицо. Вид у старосты змеиного факультета был отвратительный. Излишняя бледность бросалась в глаза, контрастируя с темными подглазинами, возникшими то ли из-за недосыпа, то ли по другой, недоступной для понимания Гермионы причине.

– Что тебе, Грейнджер? – спросил Драко в привычной брезгливо-надменной манере и посмотрел на гриффиндорку сверху вниз, отметив, что вблизи она еще ниже, чем кажется. Малфой внезапно вспомнил свою детскую злость из-за того, что на начальных курсах Грейнджер – эта возмутительная грязнокровка – смела быть выше его. Это воспоминание показалось каким-то нереальным, потому что по ощущениям Драко детство было тысячу лет назад.

– Почему ты не ходишь на занятия? – Гермиона внимательно наблюдала за выражением лица Малфоя, наперед зная, что он вряд ли будет с ней разговаривать.

– Иди куда шла, – процедил сквозь зубы он, пытаясь обогнуть настырную гриффиндорку. Последнее время она вызывала у него даже больше отвращения, чем раньше. Не потому ли, что спуталась с недоумком Уизли? Этот союз был концентрацией того, что Драко ненавидел больше всего, а в списке ненависти Малфоев были только две вещи: грязная кровь и нищета.

– Тебя могут снять с поста старосты! – Гермиона преградила ему путь, раскрыв руки в протестующем жесте.

– Это тебя не касается, – отчеканивая каждое слово, произнес Драко и рванул в сторону, пытаясь наконец избежать неожиданного внимания. Несколько месяцев жизни в окружении общего презрения научили его попросту сбегать. Против толпы бессилен любой, что бы он ни проповедовал и кем бы ни был. Малфой же был слишком уязвлен проблемами в семье, чтобы давать отпор недоброжелателям.

– Может, тебе нужна помощь? – вслед крикнула Гермиона, все-таки не решившись броситься вдогонку. Отчасти из чувства самосохранения, отчасти – из-за нежелания показывать врагу свои наигранные добрые намерения.

– Я не настолько пал, чтобы принимать помощь грязнокровки! – сделав небрежный жест рукой, рявкнул в ответ Малфой, а потом скрылся за спасительным поворотом коридора.

Драко был по-настоящему в панике, потому что его самообладание терпело крах из-за этой мерзкой гриффиндорской выскочки. Мерзкой, потому что она была так добра к нему сейчас, хотя они лютые враги. Мысль о том, что на зло возможно отвечать чем-то кроме агрессии и негатива, была абсурдной для Драко.

Словно тень, оставшаяся без хозяина, Малфой блуждал по коридорам Хогвартса вплоть до начала занятий, а потом, немного подумав над словами грязнокровки, все-таки отвернулся от идеи посетить занятия и направился в подземелья.

***

Редкие лучи солнца, проникая сквозь цветные стекла окон, подрагивали на стенах. Задержав на них по-детски восторженный взгляд лишь на несколько секунд, Гермиона направилась в главный зал для традиционного обеда.

За столом Гриффиндора было ожидаемо шумно, и в большей степени потому что принесли почту. Опустившись на скамью рядом с Роном, волшебница с досадой заметила, что он не выразил каких-либо эмоций. Они были вместе уже несколько месяцев, но отношения, если их так можно было назвать, только ухудшались. Неловкость, которую Гермиона списывала на предшествующую продолжительную дружбу, не исчезла, как ожидалось изначально. Неуклюжие попытки Рона сделать что-то только выводили из себя, и она чувствовала отвращение и стыд. Конечно, Гермиона не могла сваливать вину только на него, поскольку и сама после очередного неловкого приставания начала избегать своего парня. Рон больше не предпринимал попыток взять ее за руку или попросту поговорить об их отношениях, и это обижало Гермиону, хотя она изо всех сил старалась воспринимать все не слишком остро.

Вот и сейчас Рон Уизли, словно в былые времена, при её появлении только кивнул головой и продолжил трапезу. Гермиона, обреченно взглянув на Гарри и Джинни, с грохотом поставила графин обратно на стол, так и не налив себе сока. Друзья и некоторые студенты повернулись на звук, недоумевающе наблюдая за тем, как остервенело Гермиона орудует приборами.

– Последнее время ты какая-то нервная, – тихо заметил Рон и этим только больше разозлил свою «вторую половинку». Не то чтобы вывести Гермиону из себя было просто, но сегодня она была особенно уязвима из-за провальной попытки пообщаться с Малфоем.

– Интересно, кто же является тому причиной? – вскинув брови, криво усмехнулась Грейнджер. Она была уверена, что Рон будет соображать еще несколько минут, прежде чем поймет, что это был камень в его огород. Ожидая ответной реакции, Гермиона вскинула взгляд на стол Слизерина. Все на том же месте, что и прежде, восседал Малфой. Выглядел он мрачно и зловеще, выделяясь даже на фоне подлых и язвительных однокурсников. Его тяжелый взгляд остановился на небольшом письме, застывшем в бледных пальцах. Перед тем, как вскрыть конверт, Драко поднял голову и осмотрелся. Не найдя интереса со стороны студентов Слизерина, он обратил взгляд в направлении стола Гриффиндора, и, как оказалось, совсем не напрасно.

Зрительный контакт разразился искрами; показалось, в зале все затихло. Гермиона, хоть и потеряла способность дышать из-за внезапности обнаружения её любопытства, не отвела взгляд, поражаясь, как до сих пор способна выносить гнетущее презрение ледниковых глаз. Драко, вопреки собственному желанию тоже задержавший вдох на половине, сперва поразился дерзости Грейнджер, однако решил, что эту битву взглядов проиграть не имел права. Слегка склонив голову и ухмыльнувшись, Малфой прищурил глаза, чтобы его вид стал еще более надменным. Так было нужно, чтобы сохранять прежние роли. Перемены в поведении грязнокровки были странны и неприятны Драко, однако он не мог не признавать, что это его волнует. Внутри шевелилось что-то, давно раздавленное мыслями о статусе бывшего Пожирателя и падении достоинства рода Малфоев, что-то живое и даже щекочущее оледеневшее от однообразия мучительных внутренних монологов сердце.

Все это не укрылось от Гермионы: она узнавала и не узнавала Малфоя одновременно. Да, это был все тот же слизеринский сноб, уничтожающий ее взглядом, но создавалось впечатление, что теперь Малфой делал это без удовольствия, словно по приказу или следуя давно доведенной до автоматики схеме. Сердце Гермионы почему-то пронзила острая печаль. Она чувствовала, будто избавилась от чего-то отвратительного, но исчезновение старых ощущений обеспечивало тревожную неизведанность новых.

– Я не понимаю, почему ты вообще злишься на меня! – вывел её из раздумий недовольный голос Рона, и Гермиона, шумно вдохнув, повернулась к нему.

Драко, пронаблюдав за тем, с каким рассеянным видом Грейнджер переключается на Уизли, сжал в руках лист и глухо хмыкнул: рыжий дружок Поттера испортил единственное за последнее время развлечение. Где-то глубоко в подсознании сверкнула черным фейерверком мысль: «как было бы здорово посмотреть на его отвратительное глупое лицо, применив “Круциатус”!»

Драко распахнул глаза, запоздало осознавая, о чем только что подумал. Рука некстати отозвалась болью, и он инстинктивно потянулся к рукаву, чтобы проверить метку. Необъяснимая паника от того, что темные мысли могли её материализовать, охватила сознание. Резкая перемена в обычно бесстрастном лице Малфоя не укрылась от посторонних глаз, и он, заметив всеобщее внимание, приказал себе успокоиться. Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, Драко развернул смятое письмо.

– Скажи ей, Гарри! Она постоянно чем-то недовольна! – не унимался Рон, именно в этот момент вдруг решивший выразить свои претензии.

– О, ну конечно, – Гермиона нахмурилась. – Опять привлекаешь к этому других! Если хочешь поговорить со мной, то, будь добр, делай это наедине!

Они прожигали друг друга взглядами меньше нескольких секунд, а потом резко отвернулись в разные стороны. Гермиона, совершенно забыв про Малфоя, пыталась проглотить слезы накопившейся обиды из-за недопонимания между ней и Рональдом. Гриффиндорцы наблюдали за этим действом с малой толикой удивления. Они прекрасно знали, какой у их старосты взрывной темперамент, а потому только тихо перешептывались, пытаясь не привлечь её внимание.

– Вам нужно все обсудить, – Джинни сочувственно посмотрела на подругу и даже отодвинулась от Гарри, чтобы никого не смущать своим счастьем.

– Очень жаль, что это понимают все, кроме него! – вспыхнула Гермиона. Ей вовсе не нравилось то, что она выставляет свои растрепанные чувства напоказ.

– Если хочешь выставить меня тупоголовым кретином, просто продолжай! У тебя хорошо получается, всё-понимающая-умнейшая-Грейнджер! – задиристо подхватил Рон, и всем стало понятно, что это было последней каплей терпения на чаше весов Гермионы.

В один и тот же момент со стороны столов Слизерина и Гриффиндора послышался скрип неосторожно отодвигающихся скамеек. Две фигуры, облаченные в одинаковые мантии с различием лишь в нашивках, направились к выходу. Гермиона, пытаясь сдержать слезы раздражения хотя бы до того, как покинет зал, схватилась за ручку двери, но её пальцы столкнулись с чьей-то ледяной на ощупь рукой. Не желая поднимать взгляда, она отступила, позволяя студенту пройти первым. Малфой, лишь немного задержав взгляд на опущенном лице гриффиндорской зазнайки, распахнул дверь с помощью заклинания и поспешно двинулся вперед по коридору, едва сдерживаясь от того, чтобы не рвать на себе волосы.

Письмо было от фамильного лекаря Малфоев. Он с тревогой сообщал о том, что миссис Малфой становится только хуже, и прогнозы весьма, весьма неутешительны. Едва прочитав скудные на описание строки, Драко ринулся прочь из этого душного зала, полного отвратительных беззаботных людей.

Гермиона значительно позже, чем следовало бы, поняла, что вихрь, пронесшийся мимо неё – это Драко Малфой, явно разгневанный чем-то. Смешиваясь с переживаниями о собственной личной жизни, мысли о поручении директора Макгонагалл взрывали голову выбитой из колеи Грейнджер. Отбросив побуждения запереться в туалете и поплакать, она решительно направилась вслед за стремительно удаляющимся Драко. К тому моменту, как Гермиона смогла догнать свою цель, стало понятно, что Малфой направляется к директору. В голове пронеслось острое подозрение: неужели Малфой догадался о том, что она следила за ним по поручению Макгонагалл? Немного отставая, чтобы сохранять дистанцию, Гермиона шла по следам своей «жертвы», изнывая от неизвестности. Едва успев взлететь на снова куда-то перемещавшуюся лестницу, волшебница затаила дыхание. Широкая спина Малфоя была в непосредственной близости, и Гермиона понятия не имела, как будет оправдываться, если он её заметит. Но сам Драко был в настолько глубоких раздумьях, что вряд ли обратил бы внимание даже на гнавшегося за ним тролля.

Двери перед директорским кабинетом распахнулись, словно Драко уже ждали. Нисколько не удивившись, он твердым шагом зашел внутрь. Гермиона, уже по пути наложившая на себя заклятье невидимости, прошмыгнула следом. Полутьма в помещении придала некоторую уверенность, и Грейнджер, прижавшись к входной двери, принялась наблюдать.

– Мистер Малфой, чем обязана такому неожиданному визиту? – Минерва вскинула брови, поднимаясь из-за стола. Её гордый и неприступный вид нисколько не подавлял уверенности Драко. Любой бы стушевался при виде строгой Макгонагалл, но годы намеренной заносчивости и вседозволенности сделали Малфоя почти бесстрашным.

– Я прошу у вас разрешения покинуть Хогвартс на пару дней. Матери нездоровится, требуется мое присутствие.

– Вы знаете, что не можете покинуть школу, – опустив глаза, директор обошла стол. – Надеюсь, мне не нужно напоминать почему. Так решило Министерство, и я не могу пренебречь их мнением.

Драко застыл, сжав ладони в кулаки. От бликов тусклых свечей глубокие тени на его лице становились только острее, и оттого лицо Малфоя приобретало настороженно-хищное выражение. Наблюдая за давним неприятелем, Гермиона внезапно вспомнила древнегреческие мифы, которыми увлекалась несколько лет назад. Она вспомнила, как на одной из страниц редкого издания увидела изображение Аида. Тот мрачный, но вместе с тем глубокий взгляд надолго засел в подсознании, а теперь вдруг воплотился в темноте глаз Малфоя. На его скулах, в изгибах губ и острых чертах носа плескался мрак, достойный лучших образцов античной красоты.

– Лучше бы вы не выступали против, когда Министерство рассматривало вопрос о моем заключении в Азкабан. Как по мне, что здесь, что там – одно и то же… – почти прошептал Малфой, и его губы, искривленные в ухмылке, задрожали. – Нет! Эта школа стала мне еще более отвратительной тюрьмой! – повысив тон, Драко отступил на шаг назад, будто кто-то его оттолкнул. – Вы скажете, что здесь нет дементоров, но, черт возьми, эти косые взгляды и сплетни высасывают жизненные силы не хуже! – под конец голос Драко сорвался, и он схватился за голову, шумно дыша. Казалось, весь мир, как сосредоточение темного волшебства, устремился против последнего из рода Малфоев, и тот не знал, куда деться, куда прийти, чтобы обрести желаемый покой. – Если вы не дадите разрешения, я все равно отправлюсь туда. Даже если меня исключат. Плевать, – резко выдохнув, Малфой развернулся к выходу. Он считал, что унижаться просьбами и дальше бессмысленно. С Макгонагалл спорить стал бы только самоуверенный глупец. Когда-то Драко и был таким, но сейчас практически все прежнее в нем умерло.