Текст книги "Наследие Изначальных (СИ)"

Автор книги: Allmark

Соавторы: Саша Скиф
сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 50 страниц)

Вадим помолчал, собираясь с духом для следующих вопросов.

– Значит, бесполезно спрашивать тебя о судьбе Эстер?

Выражение лица Элайи не изменилось, но рука дрогнула, стиснув ткань халата.

– Эстер? Не знаю никакой Эстер…

Вадим шагнул ближе, вынимая из кармана свежераспечатанную фотографию.

– Эстер Гроссбаум, женщина, сопровождавшая тебя. Дочь доктора Гроссбаума, в честь которого ты получил своё имя. Они с отцом и братом когда-то спасли твою мать, ты почитал их как родную семью. Ты не мог её забыть! Что случилось с Эстер?

Элайя заслонился руками.

– Не помню… Не помню…

– Вспомни, ты должен вспомнить! Она была с тобой в той поездке…

Кажется, дрогнула, тревожно выгибаясь, кровать – Вадим, при всей нечувствительности к ментальным воздействиям, когда-то научился угадывать первые сполохи пробуждающегося телекинеза.

– Не могу…

– Ты должен вспомнить! Что случилось с Эстер?

Худое долговязое тело сжалось в комок, затряслось мелкой дрожью.

– Уходи… Прошу тебя, уходи…

Вошедший Сайта застал коллегу сидящей в глубокой прострации, обняв себя за плечи и опустив голову.

– Дайенн… э… извини… Что случилось? – он несмело коснулся её плеча, и только тогда она обратила на него внимание, только тогда, кажется, осознала, что в комнате кто-то, кроме неё, есть. Он пошатнулся, охваченный оторопью, граничащей с ужасом – он никогда прежде не видел, чтобы Дайенн плакала, и даже, наверное, не верил, что она действительно на это способна.

– Когда я сюда пошла… Мне казалось, что я готова ко всему. Я воин, я врач, меня не должно пугать… видеть чьи-то страдания, видеть, что делает чьё-то зло… Я должна спокойно смотреть на кровь. На переломы. На ожоги от выстрелов. На мёртвые тела. Мне казалось, я могу. Но есть то, что я пережить, воспринять не могу, что… слишком страшно, чтобы я по крайней мере сейчас была к этому готова. Это ребёнок, Сайта… Я видела раненых, искалеченных мужчин и женщин, я видела больных, отощавших до скелета детей… Но то, что сделали с этой девочкой – это намного страшнее. Я… я представить себе не могла… что вот так однажды взгляну в лицо тому, что… У тебя есть какой-то детский страх, Сайта? Чаще всего мы преодолеваем детские страхи, потом смеёмся над ними, но иногда… Детский страх уходит в глубины сознания, укореняется, и потом имеет над тобой большую власть. Потому что ты даже не можешь объяснить потом, чего ты боишься. Но сегодня… я почувствовала себя слабым и беспомощным ребёнком перед лицом имеющего надо мной власть страха.

Сайта сел рядом, не зная, что сказать.

– Это ты… об этой девочке, об Авроре, что ли? Ты говорила с ней?

Дайенн кивнула.

– Говорила… По правде, меня слишком ненадолго хватило. Теперь я… Теперь, не знаю, мне нужно заняться чем-то другим, чтобы, засыпая, не видеть её лицо, эту её улыбку… Я не знаю, как вести с ней разговор, даже как обследовать. Мне… видимо, придётся вколоть ей наркотик, подавляющий способности, хотя я и знаю, что он особенно вреден детям. Но так она тоже… опасна и себе, и другим.

Сайта потёр двумя пальцами кисть другой руки.

– Не знаю… Поговори с докторами, с Альтакой… Что-то о её родственниках удалось узнать?

Дайенн покачала головой.

– Ничего, что звучало бы обнадёживающе. С этими обретёнными мы всегда обретаем кошмар, Сайта. Чувство бессилия, гнева, понимания, насколько поздно мы встретились на их пути. Похищенных даже в раннем детстве можно идентифицировать, если только они не подверглись генетическим изменениям, что бывает всё-таки нечасто. А эта девочка, если верить ей, была продана – а там, где происходит подобное, на детей не заводят биометрических паспортов, и родители-то могут их не иметь.

– Да может, и слава богу, зачем её в такое-то место возвращать… Семья, как видишь, не всегда добро, Дайенн.

Оба грустно посмотрели на экран с деловито ползущими столбцами символов – детей, которые по возрасту и внешности могли соответствовать Авроре, в базе розыска было немного, они проверили все эти варианты сразу, сейчас Дайенн проверяла пропавших без вести взрослых, которые могли быть родителями Авроры – стоит ли и говорить, с 60х таковых числилось ещё много. Пока что программа выдавала лишь совпадения на уровне очень дальней родни, по многим и не было генетических карт, нужно было подавать запросы – и это если осталось, кому… С точки зрения Сайты, дело это было практически безнадёжное – кто может установить теперь, скольки землянам повезло быть в мирах, стёртых Изначальными, в кораблях, попавшихся им на пути и не успевших послать сигнал, который мог бы свидетельствовать об их дальнейшей судьбе, не говоря о тех, кто попал в категорию пропавших без вести благодаря Кларку и его шайке, благодаря телепатскому конфликту, благодаря пиратам, конечно, тоже… Но если Дайенн это нужно сейчас для самоуспокоения – пусть.

– Да, но я… Можешь считать меня наивной, но я в первую очередь способна подумать, что мать Авроры где-то жива, и горюет о потерянной дочери, и лишь во вторую могу подумать, что мать умерла… А о том, что она сама отказалась от ребёнка, мне думать вовсе не хочется. Но… Какая же мать смогла бы пережить, узнав, что с её ребёнком произошло такое? Я бы не пережила…

Сайта вздохнул. Земляне недостаточно давно в космосе, чтоб иметь где-то целые племена родственников, о которых они не знают, а вот центавриане, хаяки, иолу кое-что могли бы об этом рассказать. Первые отправлявшиеся в космос корабли чаще гибли – из-за технического несовершенства или из-за встречи с кем-то недружелюбным, но случалось и иное. Попав в более технически отсталый мир, можно даже стать в нём местными божками, попав в превосходящий (силой, не добродетелями) – станешь экзотическим зверинцем или просто рабами. Численности экипажа для долгого поддержания популяции чаще всего не хватит, но до того, как очередное поколение из-за вырождения окажется совершенно нежизнеспособным, будет несколько поколений существ, уже и не помнящих, откуда они здесь взялись… Память стирается не столь и сложно, об этом уже мир моради может кое-что рассказать. Не встреча одного идеалиста-суицидника с Гидеоном бы – неизвестно, что смогли б рассказать вторично одичавшие потомки, когда их мир случайно нашли б кто-то из миров Альянса. А может быть, вперёд нашёл бы кто-то другой, куда менее дружественный и щепетильный… Что говорить о сиротах, которым никто не посчитал нужным рассказать, как звали их родителей и какого они были роду-племени, там, в гостевом крыле, таких пара десятков человек. Они землянки, но для некоторых из них земной язык – второй. И некоторые из них говорили, что у них были дети, но где они, что с ними – понятия не имеют.

Ломота в теле постепенно отступала, уступая странной, тянущей невесомости, почти бестелесности – так уже было, было не раз, он не удивлялся. Реальность расплывалась, дробясь, как дробится мир в отражении на гранёном стакане, или смазывалась, смешивалась, словно по невысохшим краскам провели рукой. Как всплеск неконтролируемого телекинеза подхватывал вещи в комнате, так в сгущающемся сумраке парили обрывки мыслей, воспоминаний, панических и обречённых вопросов.

«Что со мной?», «Почему?», «Что мне делать?»

Эстер… это имя почему-то отзывалось в голове болью, царапало череп изнутри, как острый осколок, и он гнал от себя этот осколок, а он снова и снова возвращался, словно неумолимая гравитация влекла его.

С Эстер случилось что-то плохое… что-то очень плохое. Наверное, она мертва.

«Может быть… может быть, это как-то связано… с моей памятью?»

Он вызвал в памяти лицо – как запомнил по предъявленной полицейским фотографии. Но лицо никак не хотело являться таким, оно плавилось, стиралось, преображаясь во что-то уродливо-кукольное, зло смеялось, как все те слабые следы воспоминаний, которые он пытался рассмотреть поближе. Ясно звучал только голос Вадима – «Что случилось с Эстер?».

Это должно быть важно. Раз так больно – значит, важно. Раз Вадим спрашивает – надо попытаться поймать этот осколок… Что случилось с Эстер? Что случилось с Элайей Александером?

«Видимо, после этого ты стал считать себя не Элайей, а кем-то другим».

«Кто? Кто здесь?».

Это красные цветы. Их лепестки дрожат, как губы, произносящие слова. Их лепестки взлетают, полощутся на ветру, становясь флагами над головами. Мягкая ладонь обволакивает руку, немного сдерживая щемящую грусть.

«Если хочешь, давай уйдём».

«Нет-нет, ещё минуточку».

Минуточку – это лучше всего. Постоять так на обочине, глядя на всех этих людей, идущих мимо красивым строем – они другие, совсем другие, их светло-зелёные лица светятся радостью, у них на плечах сидят их дети, в их руках шарики, такие же яркие, как полотнища знамён над головами. К ним нельзя, невозможно. Но сразу уйти – тоже будет потом обидно. Минуточку – постоять, посмотреть, как бы немного тоже поучаствовать в празднике. Вот так правильно. И ей тоже немного радостно, она может хоть немного не думать о том, что проходит тот же путь…

Картинка дрогнула, смазалась, погасла. Что это было? Кто это? Аврора собирала эти фрагменты… Надо как-то не позволить им распасться снова…

Крутой горный склон, такой нестерпимо ярко зелёный, что больно глазам. Зелёный покров тут и там прорезается светлым, дышащим солнечным теплом камнем. Там, в сияющей синеве вверху, ожидает самая желанная встреча…

Но зелень и синева темнеют, выцветают на глазах – словно из опавшего листа мгновенно уходят краски жизни. И серый камень дышит холодом, и из ущелий тянет ядовитыми испарениями. Они клубятся, поднимаются, обвивают ноги, и всё туже их змеиные кольца, тянущие, сосущие жизнь…

«Кто была эта девочка? Она погибла?»

«Да. И ты определённо зря это увидел».

«Это же не твоя память? Это… твой отец?»

«Нет, конечно, нет. Тот, к кому я относилась… наверное, в чём-то схоже».

«Почему такое чувство, что это он виноват в том, что она умерла?»

«Тебе рано об этом думать. Позже я объясню тебе, хорошо?»

Невыносимо больно, когда из-за тебя кто-то умер…

Реннар печально покачал головой.

– Я не могу пробиться к нему. Он погружается в зеркальный коридор чужих воспоминаний. Кажется, это голоса его матери и… другой матери. Вадим вопросом про ту женщину затронул, видимо, что-то очень болезненное. Вероятно, это действительно послужило расколу его сознания.

Дайенн тоскливо посмотрела на подёрнутый мелкой сеткой трещин экран монитора. Нечего думать подключить какую бы то ни было аппаратуру, пока сполохи телекинеза хаотично кружат по камере мелкие предметы – спасибо, хотя бы их больше не пытаются впечатать в стену. Что там, игла капельницы снова выскользнула… И не факт, что у них получится снова… Можно б было вколоть препарат, подавляющий способности. Можно. Но не повредит ли это ему сейчас…

– Что же делать?

– Я пытался использовать один из этих образов… Пока бесполезно. Они слишком искажены и перемешаны, и с ними, видимо, тоже связано много боли…

– Боли? Но это его семья…

Реннару наконец удалось распаковать салфетку и промокнуть кровоточащую ссадину на лбу.

– С семьёй связана самая сильная боль, Дайенн. Страх потери, чувство вины, страх разочаровать. Нас, минбарцев, учат преодолевать страхи, очищать чувства от этих неизбежных горьких плодов – но все ли преуспевают в этом? А их – не учат. Он натолкнулся на воспоминания матери о её брате, о боли его матери из-за болезни сына, о чувстве вины своей матери, что ничем не могла им помочь. О том, что история повторяется – теперь уже с ним, теперь его матерью владеет то же бессилие. И в воспоминаниях о второй матери он тоже натолкнулся на трагический момент – её боль за дорогого ей человека, вынужденно умертвившего ребёнка… так я понял. Я почти уверен – та женщина погибла у него на глазах, и он, не в силах простить себе, что не смог её спасти, заблокировал эти воспоминания вместе со всей прежней личностью.

Дайенн устало-привычным движением увернулась от пошедшего на очередной круг контейнера с ампулами – невозможно всё держать в руках, главное, что у него отличная амортизация, ничего не разобьётся, если он упадёт.

– Сейчас хотя бы заставить его очнуться… как они справлялись с его приступами эти три года без его таблеток, Валена ради?!

– Ну, не факт, что без… В контрабанде бывает немало и медпрепаратов. При условии, что он помнил, что ему необходимо принимать. Или эта девочка, Аврора, как-то помогала ему.

– Да простят меня небеса, – Дайенн отвернулась, – у меня не создалось ощущения, что она способна на что бы то ни было созидательное.

В три руки – левая рука Вадима удерживала стойку капельницы от возвращения к полёту по камере – им с Реннаром наконец удалось почти невозможное, снова ввести иглу в вену.

– Попробуй другой образ. Огненный столб в темноте.

– Что?

Под глазом у Алвареса заметная припухлость, синяк будет знатный. Каким чудом эта стойка не высадила ему глаз! Как-то в детстве, смеялся он, зуб выбило Торой – подарочное издание, тяжеленное…

– Это должно помочь. Этот образ был в числе перечисленных… Я думаю, он означает либо его убеждённость, что вера и молитвы помогают ему бороться с болезнью, либо Дэвида Шеридана, действительно помогавшего не в раз в таких вот моментах. Он мог пробиться к сознанию Элайи, когда больше никто не мог. Элайя говорил – он слышит его приступы издали и не позволяет ему раствориться во тьме.

Дайенн воззрилась на напарника недоуменно.

– Дэвид Шеридан… Пробивался к его сознанию? Подожди, но ведь он нормал?

– Я не говорил? Он способен слышать мысли телепатов. Только телепатов. Виргинии, Офелии, Элайи. И… тогда, в пустыне, он спас ту девочку потому, что услышал её мысленно.

– Но… как такое возможно?

Вадим неловко пожал плечами.

– Не знаю. Я знаю, что нормал может слышать мысли телепата, если тот сам того захочет, если направит свои мысли в его голову… но это другое. Дэвид нормал, и мысли нормалов он не слышит, никогда. А телепатов он слышит и чувствует…

Ну вот, дату слушаний на Экалте назначили, очень жизнеутверждающая для нас всех здесь новость. Впору подумать, не последовать ли мудрому примеру Синкары, в плане возвращения на родину. Что в этом космосе такого, без чего прожить нельзя? Сидел бы сейчас в тихом, сонном городишке, просматривая ориентировки на субъектов, которые сюда всё равно не сунутся, если в здравом уме…

Альтака с утра зол как чёрт, потому что зол как чёрт Гархилл, у обоих причины есть – взгрели мозги сначала центавриане, потом земляне, по поводу задержки с отправкой на родину неких высокопоставленных при жизни тел. Вообще-то не по делу – по регламенту сроки ещё и близко не вышли, если обычно получалось укладываться в меньший срок – так не надо теперь считать это нормой. Ну или присылайте за своими дорогими покойничками спецтранспорт на квантовом двигателе. А у нас три корабля стоят, тупо стоят, потому что авария шлюзовых ворот, вторая за неделю. Центавриане ещё ладно, полчаса разливались в ключе, что это акт неуважения лично к ним как расе и они это так не оставят, дело привычное, а земляне додумались заявить – какие, мол, у вас могут быть технические проблемы, отделению без году неделя. Да уж, тут даже Гархиллу изменит выдержка…

Может, конечно, этот тип, из молодых-наглых, уверенных, что вопросы решаются именно так, претензиями и напором, просто не знает, ГДЕ это отделение и сколько лет этому месту. Невозможно быть компетентным во всём-то… Альтака предлагал пригласить этого сопляка в гости, отобрать в залог документы и приписать к какой-нибудь ремонтной бригаде. На недельку. Проблемы, конечно, потом будут, но у кого их нынче нет?

Вот, опять же. Половину коридора перегородила вытащенная мебель – что-то в экономическом накрылось масштабно и капитально, из кабинета доносятся не вполне литературные дразийские выражения, подошедшая смена, растерянно потоптавшись сколько-то возле столов, похоже, решила организовать стихийное совещание прямо здесь. Благо, тут же толокся Г’Тор – как всегда, мимо проходил, языком зацепился. Хоть ему похвастаться – и пожаловаться, тут иногда всё вместе. Им, экономическому, сейчас даже повеселее, чем убойникам…

– Ну что, ещё двое ласты склеили… Омертвение тканей, заражение крови, что тут сделаешь? Прессуем пока остальных… Кто вменяемый, конечно. Кэррингтон, кстати, вменяемый, симулирует это он. Старается, бедняга, но Реннара-то не обманешь.

– Кэррингтон? Это кто такой?

– Ну Киттс который. Вертлявый такой хлыщ в костюмчике. Ещё Дайенн укусить попытался, и орал, что тараканов каких-то видел… Никакой он не Киттс, он по подложным документам прилетел. На самом деле Роберт Кэррингтон, какой-то там… младший помощник старшего заместителя Нейтона, из департамента торговли и услуг. Нейтон теперь не может объяснить, где он этого Кэррингтона взял и за какие заслуги на пост пристроил, ни образования, ни особых заслуг никаких… Он у него как раз, видимо, агентом по связям с «Тенями» был, ну и для прочих деликатных поручений. Ищем его связь с устранением Уэнса, Кэррингтона тогда как раз на работе не было. То есть, официально был, но по факту исходящих с его адреса два дня не было, а формально при его работе нереально…

На время вся компания заткнулась, отвлёкшись на выплывший из кабинета аппетитный зад Мэрси Девентри, волокущей коробку с мелкой оргтехникой. Мэрси развернулась и огрела ближайшего – Феора – лежавшей сверху коробки пластиковой папкой.

– Нормально, да, стоять любоваться, как девчонки пластаются? Нет бы помочь!

Феора продемонстрировал щедро забинтованную руку.

– Увы, луна моего небосклона, я сегодня уже напомогался. Контрабанде с реактивами. Хорошо, не до кости.

– Тяжело, наверное, иметь руки из того места, на котором все приличные люди сидят! Таммин, у тебя какие отговорки? Там твоё рабочее место, между прочим, сейчас монтируют! Посветил бы хоть парням фонариком, у Эми рука скоро отвалится. Ух, придёт Хемайни – покажет вам, где раки зимуют.

Зандерианец Таммин покорно вздохнул и проследовал за коллегой в тёмные недра кабинета. Им на смену показалась Тийла – вытащила несколько покорёженных, оплавленных стеновых панелей.

– Виноватой себя считает в этой поломке, старается, бедняга. А это, в кои веки, совсем не она. Ребята говорят, там милостью Дрошаллы всё до сих пор как-то доработало. Ребят, вы, может, сходите на склад? Там кое-чего не хватает, парни сейчас список набросают… Да, и отойдите с прохода, человеку через столы, что ли, прыгать?

Парни извинились и вжались в столы, продолжая, в ожидании обещанного списка, прерванный разговор:

– В общем, пошла веселуха. Нейтону уже доброжелатели советовали подать в отставку, а он ещё на что-то надеется. Ребята на Земле говорят, через департамент, как раз через отдел Нейтона, много финансов шло… Двойную бухгалтерию как раз Кэррингтон вёл, там нехилые такие деньги куда-то на сторону уплывали. Проследить пока не всё смогли, но два счёта уже на Яришшо обнаружилось. На Яришшо у них и была, так сказать, бухгалтерия по переводу полулегальных финансов в совсем уж нелегальные. Там распределяли, что на оружие, что на макулатуру эту, что на организацию диверсий… На Диллатлиине у них заседали те, кто, так сказать, за подбор кадров отвечал, макеты частично на Лофисе делались, там уж на Зафрант пересылались и ещё куда. Вроде как, не клади все яйца в одну корзину… А главный штаб вот на Мариголе, ну, и удивляться не приходится, там самое место – можно не ныкаться по каким-то пиратским сараям среди всякого сброда, а сесть гордо, в правительственном дворце, попивать кофеи – в общем, как культурные люди обсуждают сделку… Жаль, от Ремма мы показаний уже не получим – так его и не отпустило, вот тут реально умом двинулся бедняга. Но ничего, налоговая за них и так взялась, больно уж невероятно это как-то – столько лет держат убыточные колонии, ради хобби или альтруизма, что ли? А Ломан вот наоборот, удачно двинулся, каждому встречному и поперечному рассказывает про свои подвиги, да заодно про подвиги товарищей. Для суда показания сумасшедшего, конечно, значения не имеют, зато ребята теперь знают, в каком направлении копать… Непонятно, что с центаврианами в итоге делать, Маригол молчит. А чего б ему не молчать, у них из правительства, кажется, кто и выжил – в кресло уже не сядет определённо. В общем, с этими всё понятно, оформляем все дела и депортируем всю орду на Минбар. А, так сказать, с противной стороной… Тут сложно всё…

Сайта сдвинул пирамиду стоек с кристаллами на свою сторону, освободившееся место моментально было занято тремя этажами таких же.

– Что, правда начали там процесс по Зирхену?

– Ага. Надеюсь, от нас там никто не потребуется, одного Синкары хватит… Я лично просто не хочу этого всего видеть. Бедный отец, ведь это его единственный сын…

– Ну, – робко улыбнулся Сайта, – главное, что мы это безумное дело завершаем наконец.

Махавир ожесточённо долбанул по клавише, разворачивая окно программы.

– Завершаем? Нет, Ситар. Ничего мы не завершаем. Это он завершил это дело, сдавшись. Скажи, какие были наши шансы задержать – его? Со всеми своими проблемами с головой – это он хозяин ситуации.

Дайенн устало воззрилась в собственный экран. Когда, в самом начале, они поражались, как можно одновременно и таким способом порешить столько народу, где-то на фоне маячил и вопрос, менее ли каторжным трудом будет оформление всех этих дел… Но тогда она и представить не могла, насколько. Насколько тяжесть эта будет не в количестве перекрёстных ссылок – удивительно, сколько связей может иметь один непримечательный, среднего уровня чиновник, и некоторые из этих связей даже выглядят логичными. Думала бы она тогда о том, каково, например, теперь семье вот этого самого Утеша? Такой скандал уже не остановишь. Разговоры о том, какими неблаговидными делами он занимался в юности, ходили и раньше, но такие разговоры ничего не значат. Криминальную юность легко искупают деньги и прочное положение в дне сегодняшнем, а вот потеря этого положения…

Думала б, конечно, думала. С тем минбарским сожалением, в котором всё-таки немало гордыни – у нас-то такого случиться не могло б… Это верно, не могло б. Алиту Соуку хватило мужества скрыть, смыть позор так, как подобает, его семья не пострадает. А двум сыновьям-подросткам Утеша придётся теперь нелегко, двери в материнский дом для них закрыты. Говорят, местонахождение юной дочери Утеша неизвестно, говорят, она воспользовалась возможностью вырваться из-под деспотичной власти родителей…

– Что-то у тебя совсем упаднический настрой, Махавир.

– А с чего быть другим? Кто как, а я не испытываю от всего происходящего ни малейшего удовлетворения. Задержали психически больного инвалида, который, конечно, как бы доставил нам массу проблем, но по факту избавил от куда больших, и потом сам дался нам в руки! Вот это полицейская доблесть! Не для этого я сюда шёл, не для этого…

– Но как ни крути, он преступник, и то, что он сделал…

Смуглое лицо, казалось, изнутри горело огнём.

– А что он сделал? Порешил мразей, которых ловили, ещё когда мы под стол пешком ходили? Которые наработали на столько пожизненных сроков, что это уже дурной анекдот? Предотвратил очередную войну всех со всеми? Освободил кучу народа, часть из которого родилась в рабстве и там бы сдохла, пока мы честно делаем свою работу? Да, да, я всё понимаю – не такими же методами. Некрасивые методы. А красивые с этим контингентом плоховато работают! Досье на того Нуфака кило 3 весит, можно гвозди забивать – а он помер своей смертью! Сытый, богатый, окружённый шлюхами и прихлебателями… Ладно, допустим, не умер бы, успели бы мы взять его за жопу… Кто тут не знает историй, как при доказательной базе весом с ту же Нуфакову откупались и исчезали из поля зрения или получали условный срок? УСЛОВНЫЙ! Арно, как пример! Его с поличным взяли при продаже – условный! Ладно, хорошо, не откупился бы, не везде ещё откупиться-то получится… Ну, сел бы. Ну, все же понимают, что ещё смотря куда? Не так много в галактике таких тюрем, куда этот сорт существ действительно боялся бы попасть. У них за здорово живёшь кожу живьём сдирают, их всерьёз можно напугать тюремным распорядком? Напугать их можно только соседством с теми, с кем они что-то не поделили… То есть, все тут понимают, что мы просто пугаем одних преступников другими преступниками? Но не можем же мы вернуться к физическим наказаниям и пыткам. Не можем и не должны. Не должна самая гнилая, зверская часть общества тянуть нас назад, в дикость. Поэтому вот так…

Моради вздохнул.

– Да, тут все понимают, что невинных агнцев среди его жертв как-то не наблюдалось… Оправдывать самосуд последнее дело и всё такое, но я, положа руку на сердце, тоже не готов обвинять кого-то в том, что покорно не сдох в рабстве. Всё это чудесно, когда освобождение из рабства обходится без кровопролития, как это на Центавре, но в данном случае подобное не светило. Путь на волю так или иначе лежал через пожар на Тенотке. Ну, я спрашиваю себя, как бы я поступил на его месте? Не убил бы, чтобы вырваться из ада? Или потом спокойно поехал бы домой, зная, что в этом аду остаются ещё тысячи? Лучше вообще не думать о подобном, правда?

Вадим повернулся к Махавиру.

– Сингх, спасибо тебе… за всё. Я действительно рад, что вести дело Элайи поручили тебе.

– Брось, Алварес, я сделал только то, что должен.

– Ну, долг можно понимать по-разному. И твоя инициатива по поиску свидетелей защиты – всех этих освобождённых Элайей рабов…

Долг можно понимать по-разному, да, это слово очень по-разному звучит в семье, в армии и в зашифрованных переговорах. И кому-то из этих стареющих, обросших жирком сотрудников банков, транспортных компаний, всевозможных департаментов за эти долги времён какой-нибудь из войн, времён дракхианской чумы или самоизоляции Центавра, удавалось расплатиться просто деньгами. А кому-то вот пришлось жизнью. Нейтона жаль, это правда, жаль. Кэррингтон, предприимчивый и беспринципный, наверное, с рождения, действительно крупно помог ему в период карантина на Земле, когда и ради меньшего люди готовы были идти на любые не самые благовидные сделки. И многие признавались в этом – «война всё спишет». Списывала. Прощали. Почему Нейтон не признался? Потому что тогда карьере конец… После снятия карантина карьера уже снова стала более чем значимым понятием, а Нейтону, как-никак, удалось удержать свой пост и в период беспорядков, это дорогого стоило. Очень дорогого, как выяснилось.

– Вообще-то, я считаю, что это всё я тоже именно должен был сделать. Слишком много тех, кто добивается его максимально строгого осуждения, они не скупятся в своём рвении, а мотивы их при этом… я рад бы был, если б они диктовались только высокоморальными соображениями. Думаю, будет неплохо, если вместе с голосами официальных представителей прозвучат и голоса простых граждан, в его защиту, с призывами о снисхождении. Они тоже имеют право выступить здесь, не меньшее, чем мы, или яришшинские и маригольские бизнесмены. Если нас здесь действительно интересует правда, она должна звучать во всей полноте. И в своей речи я тоже не скажу ни капли лжи. Изучая историю, мы видим множество примеров, когда инициатива отдельных людей, не всегда укладывающаяся в рамки законности, меняла мир к лучшему. Уже только ленивый тут не сказал, что, мол, методы Элайя выбрал, конечно, не самые красивые, о методах уже поговорили, хорошо бы поговорить и о результате. Да, я уже предвижу, как мои слова будут передёргивать, спрашивая, не считаю ли я, что цель оправдывает средства, в пустой риторике мне их, конечно, не переплюнуть, но я надеюсь, не мне одному нужно торжество справедливости, а не только торжество амбиций. Как-то Элентеленне сказала мне кое-что очень важное. Что однажды, возможно, внешнее понятие о долге и внутреннее будет не одно и то же. И что мне нужно будет найти мужество признать это и отвечать за это. Тем, собственно, и занимаюсь.

Дайенн помрачнела.

– Махавир, ты в то же время всё-таки… Слишком святого из него не изображай. Вспомни Аделай Нару. Да, невинной её не назовёшь – послужной список, может, и тоньше Нуфакова, и характер деяний иной, но разрушенные жизни на её счету тоже есть… Но она была их соратницей, она была на их стороне. Оказывается, там, где речь идёт о неповиновении, благородный разбойник становится обычным главарём шайки.

– Да, всё верно, за исключением того, что большей частью это была работа Авроры. Нет, с него вины никто не снимает, позволил и явно наслаждался происходящим…

– Проще говоря – сделал это руками ребёнка.

– Ну, не потому, чтоб собственные руки берёг, определённо не потому… Ты с этим ребёнком беседовала? У меня раза три, пока я допрос вёл, рука в медузу превращалась, и это только потому, что дитятку скучно! А от её рассказов ты сама потом долго спать не могла.

Спасибо, эти глумливо корявые рисунки только перестали стоять перед глазами.

– Мне не надо рассказывать, что из себя представляет Аврора. Это не отменяет того, что ей тринадцать лет, а он с ней сожительствовал!

Махавир спокойно посмотрел Дайенн в глаза.

– А тебе не приходило в голову, что она могла и заставить его? Она гипнотизёр, ей и не такое под силу. Как для тебя это ни дико, она… У нас волосы дыбом встают от того, какой у этих девиц была повседневность – ну, у кого они есть, волосы… Но правда в том, что многие из них привыкли к этому – привыкли не в том плане, чтоб терпеть это ввиду невозможности изменить, а в том, что иначе в их реальности не бывало. Образ жизни становится образом мыслей, кому-то принадлежать – кому-то влиятельному, сильному – это иметь уверенность в завтрашнем дне. Это её собственное желание, понимаешь? Иди и скажи ей, что дети не должны такого хотеть. И что детям не должно доставлять удовольствие брать в руки ножик и проделывать им всякие интересные штуки. Говорить, что Элайя вовлёк её в преступную деятельность, всё же нельзя. Она вовлеклась в неё сама, потому что уже задолго до этого… была психически изуродована теми условиями, в которых ей пришлось жить. У них обоих мания своего божественного величия, и она при этом больше всего напоминает одну богиню из пантеона моего народа**… Это кроме напоминаний, что показания душевнобольного – штука не столь уж неоспоримая, и я бы не стал принимать как однозначный факт, что он действительно имел с нею подобные отношения.

– Махавир, Аврора беременна.

– Упс, вообще отлично. Этого нам ещё не хватало…

Комментарий к Гл. 18 Немного кошмара

* – Энгельс “Происхождение семьи, частной собственности и государства”

** – здесь Сингх имеет в виду народ вообще, индусов, и подразумевает Кали.

========== Гл. 19 Суд ==========

Нирла дёрнула Реннара за полу рабочего халата.