Текст книги "Наследие Изначальных (СИ)"

Автор книги: Allmark

Соавторы: Саша Скиф
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 50 страниц)

– Что ж, не буду отрицать, что я действительно во многом согласна с вами. Надеюсь, вы не воспримете это как оправдание вашей преступной авантюры – я имею в виду лишь то, что обнародование фактов может привести к непредсказуемым и печальным последствиям. Ваши заботы, что делать со своим народом и своим имуществом, господин Хистордхан, но надеюсь, вы понимаете – к вам теперь будет куда более пристальное внимание, и при попытке вывезти машину с планеты или ещё что-то позволить себе лишнее – вам не поможет ни один бог. Со своей стороны, я готова посодействовать решению одной существенной вашей проблемы – в вашем доме нелегально проживает несколько незарегистрированных граждан, и обнаружение этого факта грозит вам даже не финансовыми потерями – штрафы в мире, где ещё 50 лет назад многие крестьяне не регистрировали своих детей, для человека вашего уровня доходов подъёмные. А оглаской при процедуре установления личности ваших воскрешённых. В администрации города есть мой дальний родственник из Звёздных Всадников – возможно, вы даже догадываетесь, о ком речь. По просьбе одного из моих дядей он может сделать всё тихо. Разумеется, это сделает вас должным – должным никогда и ничем не вредить интересам Минбарской Федерации, в том числе никогда и ни при каких обстоятельствах не озвучивать этого нашего договора. Моё молчание идёт в обмен только на ваше молчание вкупе с высочайшей предусмотрительностью. Полагаю, вы понимаете, что вам этот договор нужен больше, чем мне – во имя блага вверенных вам жизней.

Нежелание поднимать шум – вот что их роднит, думала Дайенн. И все в этой комнате это прекрасно понимают. Только Хистордхан уверен в её мотивах, благодаря Такерхаму, ей же приходится полагаться на чутьё и логику. Любопытно, что среди воскрешённых нет ни одного лумейта – и если всё так, как говорит Хистордхан, то уже и не будет. Логично, найти останки лумейта ещё более редкая удача, чем лумати. Таким образом, в перспективе маленькое племя остаётся без этого всегда сопутствовавшего им козыря…

Старик медленно, степенно прикрыл и открыл глаза – вместо кивка.

– Думаю, мы договорились, господа.

– Договорились… Надеюсь, нам не предстоит теперь скреплять этот договор согласно луматским обычаям? – не удержалась от шпильки Дайенн. Хистордхан расхохотался.

– Не беспокойтесь, думаю, в подобном договоре мы можем позволить себе отойти от протокола. Нет, в годы молодые я нипочём не отказался б от такой соблазнительной перспективы, но сейчас у меня уже наступил период полового бессилия, и мне достаточно удовольствия принимать в своём доме столь шикарную женщину и беседовать с ней.

– Однако, вы забываете ещё об одном элементе – мой напарник, которого вы предпочли отправить за дверь. С которым вы ни о чём не договорились. Что мне сказать ему?

– Это легче придумать вам, чем мне, госпожа Дайенн, вы лучше его знаете.

Дайенн поднялась, стараясь не кривиться при мысли об Алваресе. Хистордхан, конечно, хорошо устроился, свалив на неё эту задачу, но и здесь он, как ни крути, прав. Полицейские должны договариваться между собой, что напишут в рапорте, особенно ввиду того, что ещё меньше, чем цепких деловых лап Синдикратии, ей хотелось бы в этом деле любопытства Советской Корианны.

Поднялась и супружеская чета, хозяин на родном языке отдал распоряжение ллорту, он наклонился к бассейну и зачерпнул полный кубок воды, а затем вылил на протянутые друг к другу руки хозяина и гостьи – древний обычай при заключении договоров, показывающий, что руки договаривающихся чисты. Хозяйка шепнула одной из женщин, видимо, повеление проводить гостей, потому что она отделилась от толпы и подошла к полицейским. Ллорт поднял на руки Такерхама. Что ж, аудиенция окончена. Хочется надеяться, что с хорошим результатом… где бы взять полную уверенность в этом.

К её удивлению, Такерхам в последний момент поманил её пальцем.

– Послушайте старика, которому природа подарила умение видеть мысли, а жизненный опыт – суть вещей. Нет ничего хорошего в том, чтоб не доверять своему напарнику.

– У вас, господин Такерхам, есть все основания доверять своему господину, я же таких привилегий лишена, – ответила с лёгким кивком Дайенн, – ни телепатических способностей, ни жизненного опыта за мной нет. Доверие – сложный вопрос…

Вопрос был вообще подлым, если честно. Не то чтоб врать, а даже лукавить с телепатом бессмысленно, оттенки неуверенности и раздражения они чувствуют прекрасно. Но и признать это недоверие – хуже нет.

– Зато за вами есть воля более старших и опытных, верно? И если они велят вам ненавидеть и бояться Корианну – кто вы, чтоб посметь ослушаться и составить своё мнение?

– Ненависть – это слишком уж громкое слово, господин Такерхам. И вы должны были заметить, что относятся к Корианне с настороженностью и опаской многие миры…

– Конечно, – как-то даже довольно хихикнул телепат, – ведь она несёт смерть привычного им мира. Но привычный мир умирал много раз, такова история. Только безумец может надеяться оставить всё так, как есть сейчас.

– Понимаю, – вспылила Дайенн, – вашего мира уже нет, вам бояться не за что. Ваш суверенитет, ваша культура, ваши ценности не находятся под угрозой уничтожения идеями Корианны. Если вам так любы эти идеи – почему вы живёте здесь, а не там? Дайте угадаю – потому, что там таким, как вы, совсем не рады, и я отнюдь не расу имею сейчас в виду? И там вы не смогли бы себе позволить того, что так властно сделали здесь. Финансово, да и физически не смогли бы…

– Совершенно верно. Мы стары, и уже навсегда останемся жертвами своего воспитания, хотя неизбежно поступаемся привитыми с детства принципами, живя в мире, где они бессмысленны. Человека формирует среда, вы не были бы минбаркой, если б какой-то другой мир взял на себя ответственность за ваш выводок. О, только представьте, какой вы были бы сейчас, если б лабораторию вашего проекта обнаружили на Советской Корианне!

– Если вы думаете, что я не понимаю, что Алварес такой же плод своего воспитания, как и я, то ошибаетесь.

Но почему же минбарская часть его воспитания не имеет для него никакого значения, в который раз подавила она внутреннюю досаду.

– Дело совсем не в этом. Спросите его, легко ли ему подвергать критике то, чему его учили. Вам ведь ничего не будет стоить этот вопрос? Думаю, да, потому что вы едва ли готовы задать его себе. Сколько б минбарцы ни говорили об уважении к чужой культуре, чужим взглядам – самыми истинными и чистыми они будут считать свои. И Вален бы с ними, госпожа Дайенн. Не самые дурные во вселенной взгляды. Если б не одно, но – слепое повиновение тем, кто использует вас как пешку в своей игре.

Алвареса они нашли, разумеется, в саду – беседующего с разнорабочим, надо думать, на центарине. Рыжеволосая землянка толклась поодаль, не спуская с них, впрочем, бдительного взгляда. Что-то придумать необходимо было сейчас… Допустим, они не будут обсуждать что-то серьёзное ввиду преисполненных внимания слуг, но когда они сядут в машину – чёткая концепция уже должна быть. Всё же лгать – это очень тяжело, из каких бы благовидных побуждений это ни было сделано.

– Ваша беседа должна была быть очень содержательной, судя по её продолжительности, – проговорил Алварес, когда они направлялись к выходу с участка, – Хистордхан определённо интересный и остроумный собеседник. Начиная с совершенно не случайно упомянутых им садовых растений. Кажетри – это гибрид центаврианской и земной розы. Учёные славно поработали над выведением этого гибрида, цветок получился замечательный, удивительно роскошный. Вот только его нектар ядовит для насекомых, поэтому кажетри приходится сажать подальше от растений, размножающихся семенами… Видимо, выращивать кажетри – это особый показатель престижа, это значит, что сад достаточно большой, чтоб можно было поделить его на несколько зон… Тут, правда, большинство растений размножаются вегетативно, включая эту мерзкую колючую дрянь эомму – единственный смысл которой в том, что именно в эомму вьют свои гнёзда редкие птицы, пение которых очень нравится эстету Хистордхану.

Аромат чего-то цветущего был тонок, как газовый шлейф, но для острого дилгарского нюха совершенно несомненен. Эти самые кажетри? Нет, наверняка у них запах должен быть схож с розами. Возможно, что-то местное… Минбарцы держат строгое ограничение на ввоз иномирной флоры, во избежание вреда местной экосистеме. Пропускаются сорта, размножающиеся с трудом и вегетативно, не грозящие заполонить собой всё. Интересно, входит ли этот дразийский виноград в разрешённый список… Ну, это, конечно, в любом случае не её забота.

– Алварес, мне действительно жаль… Но это было единственной возможностью обойтись меньшими нервами. Альтака, не сомневаюсь, выбил бы ордер…

Если бы Альтаке было нужно успешно завершённое дело – он мог бы выдать этот ордер сразу, тракаллан ему в собутыльники! Вряд ли в уважении к суверенитету дело. Возможно, он как раз догадывался, что кроется за этим собиранием трупов. Если машина лорканская – логично, если бракири, как минимум, слышал о её существовании. И ему нужно лишь подтверждение, что машина здесь, заполучить её он предпочёл бы точно без минбарских посредников…

– Брось. Мы оба понимаем – я сводил на нет его главное преимущество. То самое, неходячее, зато как к себе домой гуляющее в чужие мозги. Впрочем, не могу сказать, что моё времяпрепровождение было совсем уж безрезультатным… – они вышли за белые кованые ворота и явно, все трое, почувствовали облегчение, – знаете, что Хистордхан приобрёл немалый участок земли на севере? Это интересно даже не в плане того, что он, вроде бы, и здесь устроился вполне с комфортом, а в плане закона, запрещающего продавать землю иномирцам. Именно передавать в собственность, а не в долгосрочную аренду, как этот участок. Думается, это не единственный закон, с которым Хистордхан сумел договориться…

Дайенн почувствовала болезненный укол. Да, Алварес сам не представляет, насколько он прав.

– Интересно, что ж ему тут не сидится. И ведь непохоже, чтоб намеревался завести себе ещё один заводик, поближе, так сказать, к дому, чтоб не гонять такую даль сына… Садовник сообщил об этом в контексте, что вот там можно будет развернуться, посадить и то и это, там хозяева смогут в полной мере оценить его таланты…

– Ну, если он не упоминал, чем интересны эти земли, – вымолвил вдруг Лалья, – то понятно, почему вы не поняли. А интересны они тем, что со всех сторон окружены зендскими кладбищами. Самое то для того, кто и свой дом решил превратить в кладбище.

Вадим повернулся к нему.

– Экстравагантные вкусы у старика.

– Вполне логичные в его положении. Они ведь и сами без малого мертвецы – он, его жена, его лумейта доживают последние годы, у жены его сына бесплодие, у его дочери нет мужа. Они умирающий остаток своего мира. Что странного, что он решил собрать к себе все останки лумати, о которых узнал – чтоб хотя бы какое-то время было, кому их поминать. Чтоб они не лежали в чужой земле… Теперь будут лежать в его земле. Зендов должно устроить – они туда всё равно не сунутся, их в равной степени пугают что чужие мертвецы, что свои. Думаю, что и минбарская сторона согласится закрыть на это глаза – почему б не простить старику такую блажь. Почтение к мёртвым – это понятно в большинстве миров…

Алварес закусил губу, Дайенн наблюдала за ним искоса – удовлетворит ли его ответ Лальи.

– Вы видели эти трупы?

– Сами трупы нет, – решила подать голос и Дайенн, – но он рассказал о каждом, чью историю хоть немного смог узнать. Алварес, это… сложно представить тому, кто не потерял столько, сколько он. На Лумате погибли его родители и маленькая дочь, позже, во время дракхианской эпидемии, умерла семья его второй дочери. Он даже не имел возможности их похоронить, тела кремировались в общей могиле… Живых лумати ему уже не встретить, он имеет возможность что-то сделать преимущественно для мёртвых.

Забрались в машину – может, так просто казалось, что спинами почувствовали вздохи облегчения за оградой поместья, но и сами ведь, если честно, выдохнули. Лалья сразу набрал приличную высоту, выбирая коридор, в котором будет комфортнее – зенды, осваивающие иномирные технологии с недоверием и опаской, предпочитали держаться ближе к земле. Дайенн ещё на пути сюда успела удивиться, что Лалья умеет водить минбарский аэрокар, тот ответил – чего тут уметь, пару раз в симуляторах посидел, разобрался, что к чему, на Захабане в принципе похожие есть, а на дорогах тут благодать, какой дрази вообще водить умеет, при том чтоб хотя б полчаса без аварий ехать – тому в этом вашем Делхасте бояться нечего, вот что.

– И что же, он планирует заниматься этим и дальше? Вряд ли нам удастся убедить всю галактическую полицию с тем же умилением смотреть на пересылку трупов по почте.

– Ну, это навряд ли. Едва ли в галактике такое уж изобилие луматских захоронений. Да и как человек разумный, он способен учитывать свои ошибки и не наглеть. Вы ведь понимаете, в случае чего ему особо некуда податься. Они везде будут чужими, здесь они хотя бы уже обвыклись, пустили корни…

Алварес смотрел за окно, Дайенн не видела выражения его лица.

– И что мы напишем в отчёте? Что старик дособирает все луматские трупы и больше так не будет?

– Ну, тут надо подумать, конечно… Вообще нежелательно упоминать о том, что они лумати.

– Почему?

– Ну, сами-то подумайте, господин Алварес. Почему, думаете, он живёт так скрытно? Не шибко оно должно быть легко – быть последним. Вы ж сами говорите, что хищники просто облачились в респектабельные костюмы. А что делают хищники с тем, кто отбился от стада? За кем уже нет никакой силы – рода, правительства, военной силы родного мира?

– Не слишком ли в скорбных красках – о весьма преуспевающем бизнесмене? – Алварес наконец соизволил обернуться, – как за пару часов этому уникальному человеку удалось превратиться из циничного не видящего границ дельца в страдающую жертву обстоятельств? Жаль, что мне не удалось понаблюдать это превращение воочию…

Дайенн набрала в грудь побольше воздуха.

– Алварес, никто не изображает из него жертву. Хотя вообще-то он именно жертва и есть… Я понимаю, ты не любишь бизнесменов, тебя так воспитали. Хотя нет, не могу сказать, что именно понимаю, просто усвоила, что такова ваша культура… Но попробуй и ты понять – нельзя винить человека просто в том, что он выжил, что делает всё возможное для выживания своих детей. Тем более что глупо рисовать из него капиталиста-эксплуататора из вашей пропаганды. Да, мне действительно жаль, что ты не слышал, как Хистордхан рассказывал о своей погибшей дочери – как она собирала последних выживших лумати, перевозила инвалидов, оставшихся в нищете, выкупала рабов…

Алварес закатил глаза.

– Обожаю эти трогательные песни буржуазной морали. Один лумати попытался исправить малую толику из сотворённого системой, которую они всю жизнь поддерживали и считали самой оптимальной и справедливой – и вы расчувствовались! Да, он выжил именно потому, что имел капитал и положение. Кто не имел – с теми не надо напоминать, что случилось?

Теперь настал черёд Дайенн отвернуться и смотреть за окно. Она ведь не лжёт, действительно не лжёт. Она не видела трупов, она видела живых – и не верила, что они были мёртвыми. Ему действительно не встретить уже живых лумати. Она не лжёт, она не договаривает, она не опровергает того, что говорит Лалья, которому лгать не запрещено. Легче ли от этого, от понимания, что всё это ради благой цели? Не очень-то. Хочется просто сказать, что всё это должно было случиться с кем-то другим, с кем-то более готовым к интригам и тайнам, ей же слишком не хватает того опыта и твёрдого понимания блага, которые делают непростую ношу старейшин и вождей хоть немного легче.

– Так что, будем винить человека за то, что он выжил? Алварес, ты прекрасно знаешь, та война была – смертоносной стихией, перед которой равны богач и бедняк. Тысячи богатейших людей Лумата обратились в пыль вместе со своим богатством, оно им не помогло. И семья Хистордхана, прошу заметить, сделала из этого выводы. Они не чванились, они пытались помочь всем, кто ещё остался… Не их вина, а дракхов, что это оказалось бессмысленно. Что тебе даст сейчас это… добивание упавшего?

А за окном проплывали два шпиля городской библиотеки – одного из самых высоких зданий в городе. С восточной стороны по крыше ползают мелкие фигурки – высотники, может быть, и Тулпеше среди них. Хотя эти, кажется, просто подновляют краску, а Тулпеше специалист по «всякий лист – металл, пластик, стекло минбарское, так положить, чтоб думать – тут и быть расти, как дерево из гора, как гора из земля». Библиотеку построили минбарцы, состояла она из двух половин-крыльев – зендской литературы и иных миров, причём больше копий в обществе аборигенов было сломано именно по поводу зендского крыла – ладно художественная литература, ладно научная (её и не столь много), но как можно рядом держать священные книги разных религий? А если святыни коснётся нечестивый глаз или непочтительная рука иноверца, с этим что делать-то? К некоторому удивлению, победило всё же такое соображение, что священные книги свыше наделены огромной силой, и как знать, может, привлекут заблудшего к правильной вере.

А с боку к библиотеке лепится, словно детёныш к матери, здание языковой школы о трёх этажах – с классами зендского (того, на котором говорят в столице, и который имеет наибольшие шансы стать когда-нибудь единым языком Зендамора), минбарского и земного. Земной изучается по преимуществу родившимися здесь минбарцами, но и зенды порой интересуются – для работников торговли и туризма это необходимо.

– Оно с одной стороны понятно, господин Алварес. Но с другой – это дело вообще чем такое острое, чтоб в наше веденье попасть? Ну, зендским отношением к мертвецам, минбарцам ведь не нужны народные волнения, а нам – дестабилизация обстановки в до сих пор тихом секторе… А если к ним туда начнут ездить всякие потыкать пальчиком живого лумати – это зендов, как думаете, беспокоить не будет?

– А я-то думал, суть дела в том, что пересылка трупов по почте – не самый законный и заслуживающий оправданий поступок, а оно вон как, оказывается!

А вот блеснула внизу крыша Института естественных наук, на широком выступающем балконе столпились вышедшие на перекур студенты. Перекур иногда в самом прямом смысле, зендская курительная трубка это такая штука, которую и сверху сложно не заметить, как не в половину их роста…

– Господин Алварес, ну! Кто с этим спорит-то! Но не вы ли в начале говорили, что в гробу, извините за каламбур, эти трупы видали? О живых надо беспокоиться, а не о том, кто с чьего мнения неделикатно обращается с тем, чему уже не больно – не ваши ли слова? Для кого-то преступление уже то, что трупы вообще из земли вынули – ну или где они там покоились, а кто-то умерших родственников у себя в саду закапывает – и норма жизни… Если так посмотреть, он на эти трупы имеет больше прав, чем кто бы то ни было во вселенной, никакой родни у них всех нет, там, где они лежали, без них тоже никто грандиозной потери не ощутит. Пусть он и решает, что с ними делать. Да, лучше б было, если б решал законным порядком – с запросами, разрешениями, всеми необходимыми бумагами… Но представьте, какая в его положении это волокита. И какая, опять же, истерика у зендов, кому оно надо? Мы его предупредили, что поймаем его наёмника – будет очень плохо, а за остальным проследят тут минбарцы…

Спорили до самой гостиницы и некоторое время ещё там – теперь уже требовалось выслушать недоумение Сайкея… Когда расходились, Дайенн удалось задержать Лалью – она чувствовала, что не может не выразить ему благодарность за то, что выручил её в разговоре с Алваресом.

– Ничего, госпожа Дайенн, думаю, вы понимаете, что это не ради вас. А ради того, что между коллегами не должно быть раскола, и что я действительно считаю, что дело лучше замять. Не ради Хистордхана, конечно, мне его проблемы лично до форточки, а ради того, чтоб не приходилось говорить об этой машине. В отличие от вас, я-то точно не хочу, чтоб эта машина попала к моему правительству.

– Лалья…

Дрази нервно почесал за ухом.

– Можете считать меня не патриотом, кем угодно считайте. Я действительно лучше оставлю машину в руках этого Хистордхана, хоть он мне совершенно не нравится, чем доживу до спекуляций с воскрешениями из мёртвых. Не по каким-то религиозным соображениям – не думаю, что в мире происходит что-то, чего Дрошалла не хотел бы допустить. В мире происходит то, что мы допускаем… Я не доверяю никакому правительству, но своё я знаю лучше, чем чьё-то ещё, поэтому ему не доверяю особенно. И у меня, конечно, теплится надежда, госпожа Дайенн, что ваше обещание, данное Хистордхану, дано не с оговорками, что вы не сдадите его местным минбарским властям… Хотя бы религия, быть может, вас остановит. Ведь вы верите, что душа после смерти уходит в новое воплощение, а задерживая её в одном теле, вы воспрепятствуете её развитию, разве нет? Во всяком случае, вы должны понимать, что если факт обладания минбарцами этой машиной всплывёт – мы все окажемся в очень серьёзной передряге.

– Лалья. Если б я держала за пазухой камень – разве Хистордхан не понял бы этого? Разве дал бы нам спокойно уйти?

– Ну положим, не мог же он нас убить, это б точно обстановку не разрядило… Тут другое, мы же оба понимаем. Он бы тогда тоже молчать не стал. Сдал бы всех, кто ему тут помогал в лёгкий обход протокола. Кто кораблям давал разрешение на вылет и посадку – хоть как встречались с сыном Хистордхана, знают, что они лумати – и никаких упоминаний нигде. Кто продал им вот этот участок среди захоронений… Хоть и не нужный, получается, местным-то – но ведь закон же запрещает продавать чужакам… И как-то они это обошли. Ну, а уж про похищение мумии что и говорить. Зендов там особо не ходит, да и не всякий зенд даже за большие деньги такое сделает… Так что сами понимаете. Не знаю, какой резон эти кто-то нашли помогать Хистордхану, но точно не факт, что соплеменники их поймут в этом, верно ведь? Уж точно лучше вслух о таком не говорить. Молчание – главная валюта Минбара…

========== Гл. 10 Не благие вести ==========

Утро ознаменовалось, кроме звонка Альтаки с вопросами, как настроение и успехи (очень удачно, что у терминала оказался разговорчивый и талантливый на враньё Лалья, как раз до глубокой ночи стряпавший отчёт с приемлемой для всех версией событий), пришествием Тулпеше, от Сайкея уже знающего, что дело завершено и пришельцы скоро улетают.

– Так радость! Я был ждать, наказать Хистордхан за его зло, я был обещать принести за это великая жертва в храм! Лучше гнать Хистордхан прочь от наш мир, но если Хистордхан идти жить с мёртвый – тоже хорошо, любить мёртвый – пусть жить с мёртвый, мы считать так! Я говорить с калбу Досвей, это главный в наша религия в Делкхаст. Он говорить, это хорошее решение. Пусть Хистордхан и его семья брать себе заклятая земля, он там, мы здесь, мы не ходить до его дом, он не ходить до наш дом, всем хорошо. Быть лучше, если он страдать за Шудвеке, но вы напугать, чтоб больше не делать скверна в наш город – тоже хорошо. Калбу Досвей говорить, так спасти много жизнь – спасти наш чистота, это больше!

Не одни только минбарцы не любят скандалы, хотелось сказать Дайенн Лалье, религиозные лидеры зендов тоже не прочь замять дело, не ссорясь с богатым иномирцем и при том не давая пастве поводов для возмущений. Дадут Хистордхану понять, чтоб отбыл с чады и домочадцы в приобретённые угодья поскорее и насовсем, чтоб духу его в Делкхасте не было хотя бы какое-то время – и всем хорошо!

– Поэтому я принести в храм дар не в честь наказание, а в честь порядок! И за то, чтоб вернуться твой брат, Альфаре.

Ого, вот это занятно. При таком знании языка, при таких обстоятельствах общения – хватило времени узнать о семейной трагедии Алвареса и проникнуться… Наверное, в его глазах это как-то сближает их.

– Мой брат не вернуть, такой закон, такая жизнь. Твой брат если живой – вернуть, это лучше, это правильно.

Да, наверное, это было б правильно, думала Дайенн, когда слои металла и пластика окончательно отделили их от атмосферы этого мира (а она не надышалась ещё запахами цветов и травы, не насладилась земной твердью под ногами, светом солнца, видит бог, мало этого было, слишком мало… но ради всех цветов всей этой планеты и этого самого супа из морепродуктов всё же немыслимо задержаться здесь ещё хоть на день…) – и не только потому, что это осушило бы слёзы несчастной матери, потерявшей единственного сына. Это многое должно б было перевернуть в самом Алваресе, смеющемся над верой в силу молитвы и милость высших сил, провозглашающем только один вид веры – в человеческое упорство…

– Тебе лучше бы в дороге поспать. Как твоя рана?

– Существенно лучше. Думаю, гораздо лучше потратить это время на то, чтоб перевести отчёт на окончательно официальный благозвучный язык, если не хотим, чтоб Альтака, отсмеявшись, выдал нам ещё какое-нибудь столь же идиотское задание. Лалья золотой парень, но категорически не способен понять, почему некоторым выражениям в отчёте не место.

– О да, – рассмеялась Дайенн, – да и строго говоря, он не обязан. Это наша задача.

– Которую мы трактуем как-то вольно… – Алварес поморщился, устраиваясь на платформе поудобнее, – нет, я могу понять нежелание упоминать о нашей ночной вылазке…

– Естественно, с учётом, что её инициатором был ты. Или ты считаешь, что можно умолчать об этом, но раскрыть существование лумати?

– Но ты ведь не возражала, когда Раймона Зирхена я убеждал не скрываться?

– Ну хотя бы потому, что Раймону Зирхену есть куда надеяться вернуться…

Лалья с Сайкеем в соседней каюте смотрели запись зендского состязания по сплаву по горным рекам – Сайкей, пока валялся в номере, посмотрел несколько, проникся, теперь просвещал товарища. Вроде бы, звукоизоляция должна быть хорошей, и правда, голос комментатора доносился изредка, видимо, на наиболее острых моментах, но громкие эмоциональные комментарии двух дрази слышно было прекрасно.

– А вот это не факт. Он покинул свой мир до последней великой войны – кто сказал, что эта его Атла тоже не была уничтожена Тенями или ворлонцами, так и не открытая никем из миров Альянса? Разве Изначальные предоставляли нам полный список уничтоженных ими миров? Но пока мы не знаем этого точно – мы по умолчанию должны считать, что стоим перед первым контактом. Кроме того, для поисков его сына…

– А, вот оно что. Алварес, тебе не кажется, что ты воспринимаешь его историю как свою собственную? И ты действительно не видишь в этом ничего ненормального?

– Истории миллионов живых существ во вселенной отличаются нюансами, Дайенн, ты должна бы это понимать. Нет никакого уникального совпадения в исчезновении двух мальчиков одного возраста. Открой сводки, тысячи существ любой расы, возраста и пола исчезают ежегодно, и куда меньше – находятся… Ты считаешь, что молчание будет защитой тому, кто отличается от всех, я же думаю наоборот – молчание убивает. Ранни не говорили о себе – и Лорана Зирхена это не защитило.

Это должно быть тяжелее, думала Дайенн. Несомненно, тяжелее. Быть может, Хистордхан до сих пор не оплакал своих дочерей, не смирился с их смертью – но он по крайней мере знает их судьбу, знает, что они покинули этот мир навсегда. Каковы шансы, что Элайя Александер, при его болезни, до сих пор жив? Каковы шансы, что Лорана Зирхена не убили просто за то, кто он есть? Эти шансы невелики. Но тот, кто помнит и любит, будет цепляться за эти невеликие шансы, за эту зыбкую вероятность – обдираясь в кровь, снова и снова цепляться.

– Я понимаю, о чём ты говоришь, действительно понимаю. Но не знаю, понимаешь ли ты – страх, которому годы и у которого есть всё-таки какие-то основания, не преодолевается за пять минут.

– Я это знаю, Дайенн, представь себе. Понял это ещё давно, в 11 лет, когда уговаривал Элайю пойти в школу…

2291 год, Советская Корианна

В комнате Элайи всегда царил голубой полумрак. Яркий свет врачи называли очень нежелательным, но и в темноте ребёнок сидеть не может, поэтому Офелия вешала довольно плотную голубую тюль, и получалось вполне приемлемо. В голубых тонах было оформлено, соответственно, всё, кроме деревянных элементов мебели – голубые в сиреневый цветок обои, голубое с золотой вышивкой покрывало на кровати, голубой с синим узором ковёр на полу – такой толстый и мягкий, что Вадим назвал бы его скорее одеялом. Чистить его было целой проблемой, но он был необходим, чтоб предохранять падающего в обмороки Элайю от травм. Элайя мрачно шутил, что стоило б тогда обить и стены чем-то таким же мягким. Сейчас хозяин комнаты в возбуждении, смешанном из тревоги и радости, метался по комнате, показывая Вадиму то и это.

– Ты думаешь, я не буду смотреться в этом смешно? – он с некоторым благоговением трогал эмблему на рукаве школьной формы, виднеющейся в недрах распахнутого одёжного шкафа, – ну, на взгляд корианцев?

– Если будешь, то вместе со мной, у меня ведь такая же. У всех такие же. И вообще она по происхождению земная, только здесь одна для девочек и мальчиков, потому что брючный костюм – это удобнее. Ты её мерил? Она тебе по размеру?

Элайя закрыл шкаф – в зеркале, прикрепленном на одну из его дверок, отразилось бледное лицо с длинным носом и большим, нервным ртом, мальчик скривился и отвернулся.

– Да, мерил. Как же мамы могли такой важный момент упустить? Я перед ними час, наверное, дефилировал – с ранцем, без ранца… Вот, смотри, – он вытащил из шкафа новенький синий ранец с картинкой очень стилизованного, мультяшного космоса, – очень боюсь что-нибудь забыть, хотя вроде бы, вещей нужно всего ничего… Три тетрадки, дневник… пенал с карандашами – завтра рисование… – на столешницу выкатились один за другим глянцево сверкающие карандаши, – перо, конечно… Чернильницу, сказали, не надо брать, там выдают. Боюсь, я не смогу писать этим быстро. Мало тренировался.

– Ну, может быть, тебе разрешат писать обычной ручкой, если будешь не успевать? Но тренироваться, конечно, всё равно надо.

– Да… Врачи ругались на мам, что я мало пишу пером. Говорят, что это очень полезно для мозга. Мама Виргиния в этом, правда, сомневается, и говорит, что это бредовый пережиток, достойный центавриан, а мама Офелия боится, что я могу пораниться пером. Как будто я не могу пораниться чем угодно… Вадим! Ты не обиделся насчёт центавриан?

– Не, всё нормально. Это же слова тёти Виргинии, а не твои. Тем более моя мама с ними как раз согласилась бы.