Текст книги "Наследие Изначальных (СИ)"

Автор книги: Allmark

Соавторы: Саша Скиф
сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 50 страниц)

– Да, я. Других нет, насколько я знаю, в вашем мире… А кто ты?

Нирла ловко застегнула манжету и нажала кнопку на аппарате.

– Ну вот. Теперь просто посиди, когда он издаст долгий протяжный писк – тогда всё. А скоро и доктора, думаю, подойдут. Ну, просто у тебя волосы белые, а не как у Раймона… Ты, наверное, на маму больше похож? Я Нирла, я… ну, просто тут живу. Меня господин Алварес забрал с Зафранта.

Лоран улыбнулся, протягивая ей руку. Хороший или плохой это знак – встретить в этом новом месте существо настолько простое и бесхитростное? Пока сложно судить.

– Рад познакомиться, Нирла с Зафранта. Нет, едва ли я мог бы быть очень похож на свою мать, и не только в том дело, что волосы у неё были чёрные, и у меня раньше тоже. А… кто ты господину Алваресу?

Иногда одним простым вопросом можно поставить собеседника в тупик. Юная голианка выглядела перепуганной осознанием того, что не знает, как тут ответить быстро и правильно.

– Ну… никто, в общем-то. То есть, по правилам Зафранта… но это никакого значения не имеет, говорят все. Здесь – никто. Просто он меня оттуда вывез, потому что это нехорошее место. И может быть, увезёт на Корианну – если ему разрешат. Он на самом деле много ещё кого с Зафранта вывез – ну, не только он, конечно, и госпожа Дайенн, и дрази – но те все разъехались по домам или ещё куда, а меня пока не знают, куда девать. Вот и всё.

– То есть… ты давно его знаешь?

Девочка присела рядом на кушетку.

– Да вот как забрал, столько и знаю. Месяц с небольшим, наверное. Если ты о том, хороший ли он человек, то да, хороший, да тут плохих и нет, даже среди тех рас, о ком у голиан сроду хорошо не говорили. Да по расам судить, как выяснилось, дело вообще бесполезное. Вот госпожа Дайенн дилгарка, но она совсем не такая, как те дилгары, что были, тут что и говорить… Тоже вот можно понять и почему про голиан многие плохо думают. Много преступников-голиан, даже здесь лежат некоторые. В то же время есть господин Ругго, голианин. Говорят, что могут меня и ему отдать, в смысле, на удочерение. Так, наверное, правильнее, потому что одной расы, да и господин Алварес с Корианны, там семьи не заводят, и у госпожи Дайенн всё сложно, это надо одобрение старейшин, а они могут и не одобрить, что в одной семье столько не минбарцев… Причиной проблем быть тоже не хочется. Я-то ничего не решаю, да и хорошо – как тут решишь… Мне и здесь хорошо, я бы никуда и не уезжала, видеть их всех и здесь помогать, что ещё надо.

– Сколько же тебе лет, Нирла? Я плохо угадываю ваш возраст, папа вот может, взглянув на существо раз, сказать, сколько оно живёт на свете.

– Будет двенадцать. У нас, голиан, возраста почти как у землян, только наш год немного длиннее земного.

– Одиннадцать… На два года разница… Ты очень красивая, Нирла.

Девочка вытаращилась на него едва ли не в испуге.

– Красивая? Хотя может, у вас, ранни, такие понятия о красоте… Мать мне говорила, что у меня ни кожи, ни рожи, и фигуры, когда вырасту, тоже не будет. А вот ты правда очень красивый, хоть, наверное, и называют такую красоту страшной. Ох, что ж я расселась-то и языком мелю! Ты… извини за вопрос, конечно… Совсем ничего, кроме крови, не ешь? Яблоки не ешь? У нас сегодня в столовой яблоки появились, думаю, разберут быстро.

– Нет, больше ничего. Ну, то есть… Когда кровь совсем сложно найти, я иногда пил воду, но совсем чуть-чуть, только, чтобы организм не страдал обезвоживанием… Хотя теперь не знаю, что хуже – страдать от голода, приходящего со временем, или от жажды, приходящей с количеством…

Нирла воззрилась на экран и фыркнула.

– Ну вот, надо, видимо, звать кого-нибудь. Не настроили, похоже, аппарат, и он теперь в растерянности, как твои параметры обрабатывать. То ли как землянина тебя оценивать, то ли как кого, есть же разница. Так-то должен он знать ранни, твоего отца ведь обследовали и должны были уже всё в базу внести. Правда, это мало, одного-то только, чтоб составлять справочник о расе… Жалко, конечно, что я тебя даже ничем угостить не могу, у нас в кабинете у госпожи Дайенн и господина Алвареса в шкафу всегда что-нибудь к чаю водится… Когда я на Голии жила, нас всегда одним и тем же кормили, ну и потом, у пиратов и на Зафранте, не слишком вкусно, да и не слишком много, что и говорить. Я только тут и узнала, сколько всякой вкусноты-то на свете…

Дверь отъехала в сторону и на пороге возник Вито Синкара, быстро стрельнул глазами в сторону Нирлы – та поняла без слов и моментально испарилась.

– Так, пацан… С тобой ещё никто не говорил? Ну, за то время, пока ты здесь? Я не про эту, понятно, из полицейских говорил кто-нибудь?

Лоран настороженно выпрямился, спустив длинные босые ноги на пол.

– С той поры, как мы прибыли сюда, я был на том же корабле, пока за мной не пришла женщина и не привела сюда. Почему вы их самих не спросите, кто говорил со мной, кто нет?

– Значит так, – Вито полоснул картой по панели у двери, блокируя замок, – в переплёт ты, парень, попал хороший, и отмазать тебя будет непросто… Но возможно. Альтака добро дал, лишь бы эти блаженные только ничего не напортачили… Сейчас я обрисую тебе, что тебе надо говорить, если на память не жалуешься, то всё отлично будет. Кстати, зовут меня Вито Синкара, для тебя просто Вито. Ну, в приватном разговоре и в дальнейшем.

– Ви-то, – растягивая слово, повторил Лоран, – вас мой отец нанял? Вы адвокат мой, я правильно понял?

Выходит, не узнал. Ну да, там, на корабле, не до обстоятельного знакомства было. Да и другая одежда могла обмануть.

– Чтоб у твоего отца были ещё такие деньги… Работаю я здесь, в контрабанде. Но для тебя я и адвокат, и будущий опекун, и вообще наместник Господа на земле… Так вот. Ввиду того, что среди покусанных тобой земляне всё-таки превалируют, Земное Содружество пожелает тебя оттяпать себе. А этого допустить нельзя, знаю я этих землян, затаскают потом по лабораториям… Сейчас ты мне обстоятельно расскажешь, что и как там у вас было, мы поправим легенду, чтобы всё тип-топ было, и через пару дней уже отправитесь на Экалту. Ну, может, и отправимся, если я тут дела передать успею.

Лоран вскочил, едва не опрокинув аппаратуру, к которой был привязан коротким проводом, идущим от манжеты, и вперил в человека уничтожающий взгляд горящих красных глаз.

– Вот так просто? И вы действительно рассчитывали, что я на это куплюсь? Раз я, по вашему восприятию, ребёнок – то от страха за свою шкуру растерял последние мозги и совесть? У вас есть семья, Вито Синкара? Вы бы предали её на моём месте?

Тёмные глаза землянина были уничтожающе насмешливы.

– Сядь и выслушай для начала, маленький придурок, – ласково улыбнулся он, – кто учил старших перебивать? Если ты расскажешь всё мне – мы вдвоём сочиним правдоподобную легенду, и ты годика два на Экалте будешь ходить в шеренге с непутёвыми мальчиками и девочками, шить верхонки для рабочих и распевать церковные гимны по воскресеньям. А с землянами ты можешь запираться сколько влезет – во-первых, ненадолго тебя хватит, во-вторых, тебя на Земле растащат на кусочки, и поминай как звали. Тебе отца-то не жалко? Вообще-то, из семьи у тебя тут главным образом он. Если ты там, в своей шайке-лейке, уже успел жениться – так и об этом расскажи подробнее… А для начала – если у тебя с твоей так называемой семьёй такие пафосные отношения, то как ты оказался-то там, где мы тебя нашли?

– Встречный вопрос, с чего это такая неожиданная забота? Я вам кто?

– Скажем так, у меня есть свои резоны. Я… можно сказать, друг твоего отца. Близкий друг. А ты – его семья. Для меня, как для бракири… то есть, воспитанного бракири, семья – это святое. Я не могу упустить лучшую возможность сделать доброе для Раймона. И да, сейчас ты, конечно, этого пока не поймёшь, но я для тебя теперь – тоже семья.

Лоран зубасто улыбнулся, Вито про себя отметил, как смешно и беззащитно выглядит эта детская дерзость. А ведь сам когда-то таким был, подумать только.

– Да нет… Понимать-то я как раз понимаю… Вы не были рядом, чтоб увидеть… тёплое воссоединение семьи… но наверняка уже слышали. Я могу только сказать, что прежде отец не показывал эмоций на людях, тем более – так. И я почувствовал в нём вашу кровь, хоть и не знал тогда, что она ваша. А сейчас чувствую, это был ваш запах, ваше… то, чему нет слова в вашем языке, что означает ток жизни. Не смешно ли, он упрекает меня, переполненного чужой кровью, в то время, как сам не чист! Он пьёт вас, а теперь решил использовать и по-другому? Только опять же, зачем это вам? Откровенность за откровенность.

– Ты не мал ещё, для таких откровенностей? – ухмыльнулся Вито, – хотя шила в мешке не утаишь, конечно. И жить нам, как-никак, вместе… Ну да, и пьёт тоже. Обмен взаимовыгодный, а мы, бракири, выгоду ценим. Болтать об этом шибко не надо, в том числе на Экалте, всё-таки у нас… ну, тоже неоднозначное к этому отношение… Но с моими средствами я всё-таки могу позволить себе жить как хочу, желающих возразить много не будет.

– Вижу, вы уже всё решили?

– А у тебя есть предложения получше? Ты не забыл случайно, что за тобой и твоим отцом не стоит целый мир, нет посольства, в которое вы могли б обратиться, нет уполномоченных, которые могли б потребовать вашей экстрадиции на родину, которые вообще были б здесь и пасли каждый наш шаг и вяк? Вы одни. А значит – вы жертвы. О вас узнают – и вас разорвут, просто разорвут, как только доберутся. Ты, может быть, и хотел бы видеть себя мучеником, мальчик, но будешь – лабораторной мышью. И у Альянса может не хватить формальных поводов этого не допустить, а точнее – слишком много найдётся желающих наложить лапу, поди реши, кто достойнее. Может быть, Синдикратия и не лучшее место во Вселенной, зато там у вас есть я. В общем, я тебя внимательно слушаю. А потом ты внимательно выслушаешь меня. А потом мы сходим к твоему папаше и популярно объясним ему, что и как, а то он уже по потолку бегает.

Лоран сник – это правда, сил сопротивляться уже не было, да и какой в этом сопротивлении смысл? Это не нужно уже никому, кроме разве его собственной гордости… И если б здесь не было его отца, если б не было надежд его вообще встретить – эта гордость была б единственным, что ему бы оставалось. Впрочем, ведь и его тогда не было б здесь. И если отец доверяет этому человеку… каковы бы ни были причины – что остаётся, кроме как довериться тоже?

– По порядку… ну, раз мой отец говорил с вами обо мне, то вы знаете, что сперва мы жили на Минбаре, там я родился, там умерла моя мать. Если б мы остались и дальше там жить… Минбарцы очень деликатны, не лезут не в своё дело. Но отец боялся искушать судьбу. В итоге вот, искусил ещё больше… Мы не жили подолгу на одном месте, чтобы люди не начали замечать, что мы не спим и чем мы питаемся. Где-то он ухаживал за стадами, тогда мы пили кровь животных, где-то занимался ремонтом всякого оборудования, тогда покупали донорскую кровь, и всё до поры шло гладко. Я даже в школу ходил. Но окружали-то нас не сплошь добропорядочные люди… И вот однажды меня похитили. Продали одному… коллекционеру редкостей. Может, слышали о таких. Он собирал всякие врождённые уродства, аномалии. Платил деньги за то, чтоб к нему доставляли таких. У него была землянка с двумя головами, был минбарец, у которого гребень рос почти на всей голове, даже на лице, только глаза и рот торчали, был дрази без чешуи – жалкое зрелище… Обращался он с нами хорошо. Даже когда услышал, чем я питаюсь… Он-то думал, я просто уродец с красными глазами и ненормальной худобой, это потом обнаружили хвост и уши. Но я всё равно поддерживал эту мысль, что я просто уродился таким. Я ж не хотел, чтоб кто-нибудь нашёл моего отца или тем более весь наш мир… Когда я сказал, что мне не нужно так уж часто питаться, он подумал, что я просто скромничаю. Отказаться от свежей крови очень сложно, господин Синкара, когда её вот так прямо предлагают…

– Ясно, значит, к свежатинке тебя пристрастил этот коллекционер?

Лоран кивнул, всё так же не поднимая головы.

– У него я прожил около года. Не самое плохое житьё, как потом оказалось, если б только не разлука с отцом и сидение в четырёх стенах… А потом у него случились какие-то крупные финансовые проблемы и он распродал часть своей коллекции. В том числе и меня. Но с покупателем что-то не срослось, убили его, что ли, и я осел у пиратов. Отдавать меня задёшево, как обычного раба, они тоже не хотели… В общем, я жил у них на базе для их потехи. Они держали меня сколько-то голодом, а потом кидали ко мне какого-нибудь пленника, ждали, видимо, что я разорву его на части. Но нам не нужно убивать, чтобы насытиться. Это их, конечно, разочаровывало. Хоть я и привык есть каждый день, а мне и так надо питаться чаще, чем отцу, таким уж я уродился, но я всё равно могу протерпеть без крови неделю… Я несколько раз кусал живых… там, у моего первого хозяина… но это были те, кто соглашался добровольно. Я никогда не хотел никого пугать, проявлять насилие. Отец не так меня воспитывал. Но некоторые пленники просто умирали от ужаса. Другие, кто видели это, становились покорнее, это пиратов, конечно, очень развлекало… А мне было больно от того, что все эти несчастные существа ненавидят меня, и что я не могу перегрызть горло хоть одному из этих уродов – они были осторожны… Потом… потом я убил. Эта бедная девушка сама попросила меня. Она слишком измучалась, отчаялась, она знала, что никто не освободит её. Я уже кое-что знал о том, что пираты делают с пленниками, особенно с девушками… Это очень тяжело, господин Синкара, когда тебя просят стать монстром – ради милосердия, и ты не можешь отказать. Но я принял для себя такое решение – убить всякого, кого ко мне кинут, чтоб избавить его от куда больших страданий. Пираты решили, что я достаточно озверел. Для них это было развлечение, они бросали ко мне всякий, как у них называется, неликвид – кого никто не купит. Им было невдомёк, что я сразу убиваю их, и терзаю уже мёртвое тело, для них я был вроде цепной собаки… А меня держало от сумасшествия только понимание, что даже просто смерть от голода – пираты не станут кормить тех, за кого не получат денег – была б во сто крат мучительнее, чем мои зубы на их горле. Пока однажды… однажды я не смог убить. И это изменило мою жизнь. Сначала он был без сознания, и я даже подумал было, что он уже мёртв, не сразу почувствовал биение его сердца. Но он просто был под транквилизатором, а когда его действие прошло… В его глазах не было ужаса. Было непонимание, шок – но не ужас. Быть может, отец говорил вам – нас, ранни, невозможно просканировать. Это поразило его в первую очередь, а мои глаза, уши, зубы – во вторую. Он сказал потом – что-то родное… Но он не мог сам объяснить – что. А тогда… между нами не было много слов. Пираты ждали, что я убью его, потому что от него было много проблем – больше, чем могло б быть выгоды при его силе. Но вышло иначе. И мы покинули Тенотк на кораблях пиратов, и огонь пожрал всю гниль, что пропитала эти стены, все демоны вернулись в ад… Мы забрали всё – деньги, золото, оружие. Пленников. Он раздал эти деньги пленникам, чтобы они могли вернуться домой, дал им корабли. А ему самому – некуда было возвращаться, точнее, он не знал, куда. Он ничего не помнил о себе.

– Та-ак, – протянул Вито.

Ранни поднял голову, пристально впился взглядом в лицо человека, ловя малейшие перемены эмоций, надеясь хотя бы предположить, что он думает об услышанном – что это значит для него, всё-таки, как полицейский, знающего кое-что об этой изнаночной стороне жизни, но в то же время – знающего с другой стороны, не изнутри…

– Только имя. Имя, ставшее святым для нас… Не все захотели вернуться, или не всем было, куда. Многие решили остаться, чтоб вместе с ним нести возмездие нечестивым. И я тоже. Не только потому, что не знал, где мне искать моего отца – едва ли спустя год он всё ещё ждёт меня на том же месте… Но и потому, что знаю такое чувство – благодарность, и ещё знаю такое чувство – гнев к тем, кто является настоящим монстром, и пусть мы будем для них монстрами, пусть. Их личными демонами, которые принесут им давно заслуженные муки. Вы скажете – нас опьянила власть убивать, и будете, наверное, правы. Но эти существа заслужили тысячу смертей, а получили, как ни крути, только одну. Я видел много ублюдков, Вито Синкара, видел, что они делают с рабами, видел, что они делают с теми, кто отказывается быть их рабом, видел торги, видел пробу товара на глазах других – таких же, даже не живых мыслящих существ – номеров в толстых тетрадях отморозков, которые решили, что они имеют право. Я не жалею о том, что делал.

Вито в ответ так же пристально вглядывался в горящие фанатичным огнём рубиновые глаза, думая о том, что и не планировал использовать как воспитательный аргумент собственную неблагополучную юность, и теперь понимал, что правильно решил. Это нельзя сравнивать. Он говорил Раймону, чтобы успокоить его, что сам некий небольшой период своей жизни был в сложных отношениях с законом – но это не сломало ему всю оставшуюся жизнь, спасибо Альтаке, конечно. Но дело тут даже не в том, что не сравнимы масштабы – вшивая земная шайка, промышлявшая взломом банкоматов и карточным шулерством, была великой преимущественно в собственных глазах. Дело в том, что светится сейчас в глазах у этого мальчишки. На Земле тогда с ним подобную психологическую обработку было вести и некому, и незачем.

– Что ж, Лоран… Про своего… нового друга и то, что вы делали… Я так понял, ты был у него в числе особо приближённых – так вот, этого говорить ни в коем случае не надо. Иначе с тебя живьём не слезут. Скажешь, что его лица не видел, он был всегда в маске. О подробностях своей жизни, кто он и откуда, не распространялся. Вообще не посвящал тебя в свои дела, держал отдельно… ну, не в камере, понятно, в хорошей, удобной комнате… Скажешь, что пошёл с ним потому, что не знал, где твой отец и не верил, что сможешь его найти. Что понятия не имеешь, как он выбирал тот или иной объект и зачем он делал… то, что делал. Тебя он привозил на место на корабле, тех покусанных вталкивал к тебе в комнату по одному, потом вытаскивал. Использовал тебя как метод психологического воздействия, так сказать. Но в своих планах и действиях с тобой не советовался, а с кем советовался – ты понятия не имеешь. В общем, такой логический минимум, думаю, будет лучше всего. В последнем вашем деле тебе удалось сбежать, ты заблудился на базе… Всё устраивает?

Мальчишка снова опустил голову, словно услышанное свалилось на него тяжким грузом.

– Я понимаю, что так нужно… но если б вы знали, как сложно такое сказать. Кажется, что ложь сожжёт уста и отпечатается на лбу постыдной печатью. Если б это было для его спасения, не моего… но он сам не желает этого спасения, и это тоже то, что я обязан принять. Я сам за ним шёл, и пошёл бы дальше, хоть прямо на тот свет. Если бы он… нет, не приказал – захотел, чтобы я пошёл – я бы сделал это с радостью, с улыбкой на лице.

Вито с трудом удержался от закономерной гримасы. В кошмарном сне он не видел работать с малолетками вообще, но обычные малолетние бандиты это всё же то, что близко и понятно. И их страх, и их выпендрёж, и набивание себе цены, и попытки отмазаться – иногда вместе, в одной ситуации. Это – не тот случай. Этот свидетельствовать будет, охотно… только проку от такого сотрудничества ни ему, ни следствию. Долбаные фанатики.

– Вот это, парень, ты можешь рассказывать мне, отцу, а им – знать не обязательно. Им можешь пустить слезу и сказать, что устал мучить людей и вообще тебе было очень страшно. Ты, в конце концов, просто маленький мальчик, который попал в чужой страшный мир. А теперь тебе на тот свет больше не надо, теперь у тебя новая жизнь начнётся, так что уж постарайся что-то для этого сделать. …Зачем ты их кусал вообще?

Лоран криво улыбнулся.

– В порядке… компенсации. Таковы уж мы, ранни, когда пробуждаем свою истинную, хищную природу. Так мила эта тень отвращения на вашем лице – действительно, кровь этих субъектов полна грязи, как и их души. Но нам, ранни, она не опасна, к ядам, которыми вы себя травите или которые вырабатываете внутри себя, мы мало чувствительны, что только пользы с такой пищи бывает мало.

– Но ведь вы можете употреблять кровь только немногих близких рас. Зачем вы выкачивали кровь из всех остальных, что вы с ней делали? Тебе одному столько определённо много…

– Вы вряд ли поймёте. Он сказал, что так надо. Кровь должна быть выпущена из жертвы, для освобождения её души.

Вито кивнул – в этом кивке сквозило, что он как раз всё понял.

– Ну, а теперь о том, что тебе говорить – надо. Мне нужно, чтоб у тебя в показаниях был существенный бракирийский след, за что мы с Альтакой сможем уцепиться и выслать тебя на Экалту. Вот, смотри, – он разложил на столе стопку фотографий, – похищенные с Бракира артефакты, которые могли всплыть где-то у вас. Вы столько баз вынесли – где-то да мелькнуло… Вот из этих дядей никого не узнаёшь? Можешь, если что, вот этого узнать – он уже на Экалте, не волнуйся, тут вопрос почти решенный, его показания у меня уже есть.

Ранни нерешительно подтянул к себе кончиком ногтя одну из фотографий, что в форме веера были разложены у него перед глазами. На ней был запечатлен во всей красе своей расы зрелый мужчина-хурр, потом ещё одну – с бракирийским авторитетом.

– Это Листако и Затригоннито… Верно?

– Неплохо, малыш. Листако, как мы полагаем, уже мёртв. Давно мёртв, года три от него вестей нет. А вот некоторые его подельники живы и где-то на свободе. Многим на Экалте было бы интересно послушать о последних минутах жизни Листако и о том, что было найдено в его закромах… Этот господин – среди найденных мёртвых тел мы его как будто не видели – тоже нас очень интересует, в 79 году он перекупил одну похищенную на Бракире вещь… Любые догадки о его нынешнем местонахождении, не говоря уж о его тайниках, тоже будут интересны.

Лоран положил фото на место, аккурат между двумя угрюмыми бородатыми землянами.

– Листако сгорел. Тогда, на Тенотке, он сгорел на трапе своего корабля, когда пытался слинять, уже без ноги и глаза. Он полз до корабля, пока мы не настигли его, так жить хотел, что даже камни свои оставил. А этот, – ранни кивнул на хурра, – выскочил без скафандра в некислородный отсек, а потом тоже взорвался, со всеми остальными. Какую конкретно вещь вы имеете в виду?

– Вот эту, – Вито выдвинул вперёд фотографию крупного камня в металлической оправе, – это не украшение, это оружие. Хотя можно замаскировать под украшение. Нам самим эта вещь досталась не самыми законными путями, потому что вывезена ещё во времена оны с Лорки, поэтому в официальный розыск её не подавали. Зато вот в неофициальном она в числе приоритетов. Видел где-то? Она у вас?

Лоран снова встал, нервно прошёлся, насколько позволял ему провод, потом сообразил, что манжету давно уже можно снять, и повернулся к мужчине, потирая рука об руку.

– Можно сесть рядом с вами, Вито? Холодно.

– Садись. Попытаешься вцепиться в горло – я не пойму, предупреждаю. А вот говорить так будет удобнее. Так значит, видел? Хотя если и нет… Скажешь – в приватном, опять же, разговоре со следователем от Синдикратии, иномирцы этого слышать не должны – что знаешь, что её забрал подручный Затригонитто, которому удалось сбежать. Вы ведь могли накрыть этого подручного и позже, так? Или что Затригонитто пытался откупиться от вас, обещая именно эту вещь, но она была у него не с собой, а в каком-то тайнике.

Тощее плечо подростка робко ткнулось в плечо человека.

– Если бы я хотел вас укусить – я сделал бы это не таким дурацким способом. Нет, мне просто холодно. Спасибо. Эта вещь принадлежала некоему Керритосву, если она и принадлежала Затригонитто, то давно. Одна из первых находок, да, мы хотели её продать, чтобы купить приличные машины, запчасти к ним – не очень хотелось оказаться на развалившемся по кускам корабле посреди полёта в гиперкосмосе. На самом деле… Большинство из «штучек» никуда не проданы, они всё так же у нас… Эти вещи… Он говорил, что они слишком дороги для продажи, что рано или поздно они понадобятся тем, кто ими владеет по праву. Поэтому мы не продавали ни камни, ни вот такие украшения, ни голубые яйца, которые у земных пиратов нашли. Мы брали деньги, на деньги и покупали… всё необходимое.

– Керритосв… Что ж, будем иметь в виду. Это всё ты, конечно, скажешь уже на Экалте, здесь даже не заикайся про эту штуку, а то лорканцы возбудятся сразу. Здесь в своих показаниях больше упора делай на Листако, про хурра только и упомяни, что он был. Про его дружков и камушек расскажешь уже там. Про Листако скажешь, что видел у него вот этих ребят и ещё одного – высокого, со свёрнутым на сторону носом и большим родимым пятном на левой щеке. Что как-то при тебе, когда ты у них ещё развлечением работал, они вспоминали подробности вот этого дела, на листочке. Скажешь, что потом, умоляя их не убивать, они обещали отдать вот такие вещицы, которые у них где-то в тайниках. Вот имена тех, кто, вроде как, мог привезти за них выкуп. Этого будет для затравки довольно. Остальное там по желанию. Скажешь, что присутствовал при его допросе и он сознался кое в чём… Подробности у меня вот здесь, – Вито вытащил мелко исписанный листочек, – на самом деле, правда, Листако этого не делал, но лишь потому, что судьба не улыбнулась, а не ввиду моральных качеств… Повесить это на него будет не сложно, большинство фигурантов уже мертвы, а пара семей на Экалте будет нам очень благодарна. В общем, надеюсь, ты всё понял. Если будешь умницей – отделаешься дёшево. Отец про тебя говорил, что ты сообразительный…

Лоран отлепился-таки от тёплого мужчины и прошёл к двери, прислонившись к ней спиной и закрыв глаза. Помолчав, он вновь посмотрел на человека.

– Господин Синкара… Мой отец, когда вы дали ему своей крови, говорил вам, что для нас это значит? Когда я умирал с голоду – я отказался причинить Ему вред. Он сам вспорол себе запястье, сам дал мне еды, и сказал, что я ему нужен, что я ему дорог. А вы видели хоть раз счастливые глаза существ, которые обязаны вам жизнью? Для которых вы – спаситель? Вы видели эту толпу, таких разных, но с таким одинаковым выражением благодарности, радости на лицах? Я видел. И все они – сотни, уже – тысячи – смотрели на Него, благодарили Его. Он дал каждому столько, сколько тот заслуживал. Он помог всем, кого мы спасли… И я не знаю, чего ещё желать в этом мире, как не того, чтобы быть с Ним рядом, смотреть на Него… Я, пожалуй, плохой сын… Но я бы, даже и будь у меня возможность, отказался от того, чтоб вернуться к отцу, ради того, чтобы быть рядом с Ним.

– Я скажу, чего желать. Воспользоваться выпавшим шансом. Вырасти, получить образование, добиться места в обществе. Чтобы иметь возможность влиять. Не только кулаком или оружием… Или телекинезом. Да, я знаю. Не будь у него этого дара, а у тебя – твоих зубов, вы бы, может, тоже много чего достигли… Но остались бы вне закона, а это уменьшает возможности. Когда мой наставник, Винченто Альтака, пошёл в полицию, многие в семье его не поняли. Но это тоже возможность. Находясь на нужном месте, делать то, что делаете вы, а иногда и больше. Мне он дал такую возможность. Если б я не был здесь сейчас своим, я бы не смог тебе помочь. Твоя жертвенность не спасла бы уже ни одной души. А так, живой, на свободе, с образованием и деньгами Синкара, ты ещё многое сможешь.

К Махавиру, уже минут пять грустно созерцающему плавающие в стакане чаинки, подсела Элентеленне.

– Случилось что-то плохое? Сидишь тут, один, мрачный такой…

Вообще-то начальство, конечно, всячески против того, чтоб гонять чаи, или любые другие жидкости, здесь, в помещениях для складирования вещдоков. Но подчинённые вполне справедливо считают, что руки у них не настолько кривые, чтоб пролить что-нибудь на и без того пострадавшую технику, так что всё сходит с рук.

Шла она сюда вообще-то за кое-какими результатами от Т’Карола, которые потребовались Синкаре, благослови его Наисветлейший, прямо сейчас, но Т’Карол, не имеющий над собой такого счастья, как Синкара, встретился ей по пути, идущий отдыхать в свои некислородные апартаменты – его команда трудилась здесь бесперерывно часа четыре, имели, в общем-то, право, а результаты она сможет забрать сама, когда программа-расшифровщик закончит свою работу. Правда, только дойдя до места, она обнаружила, что этот гениальнейший, но не всегда внимательный до мелочей тракаллан забыл уточнить, на котором из четырёх собранных прямо здесь электронных монстров обрабатывается именно нужная ей информация. Пока что системы, собранные из покалеченного оборудования пиратских баз, уже обработанных на предмет фиксации повреждений и сбора биоматериала, и местных агрегатов, которые наименовала портативными какая-то сволочь, весил каждый из них точно больше, чем Т’Карол, гудели, пищали и пускали по экрану потоки разноцветных значков совершенно одинаково.

– Думаю… правильно ли я поступаю… точнее, правильно ли я мыслю. Так всё сложно, когда нет закона… и ещё сложнее, когда закон есть. Есть закон, убийство – преступление… Но ведь на войне убийство – это неизбежность, и даже долг. Уже кто только не сказал, что медаль бы этому маньяку выдать, шутки шутками, а правда в том, что так реально многие думают. Не все вслух скажут, а между собой-то… Последнее дело для полицейского – оправдывать преступника, но сколько раз ни повтори, что закон есть закон и долг есть долг, во рту слаще не станет.

Элентеленне молча вздохнула. А что тут сказать – порадоваться, что никто лично её мнения не спрашивал? Это да, потому что она не нашлась бы, что сказать, каково оно, это её мнение. Она хотела просто работать, делать всё возможное, чтоб преступники получали наказание за свои поступки, а не давать этим поступкам свою оценку.

– И сколько раз ни повтори, что от нас, вот конкретно от меня, ничего не зависит… Дело это формально моё, хотя это и звучит смешно, по факту это уже дело всей полиции, от директоров до последнего рядового. Так вот, были дела и неприятные, и скучные, но не было ещё такого, которое хотелось бы просто бросить. Да, бросить. Пусть бы с этим кто-то другой разбирался, не я. Вот скажи, где сейчас Синкара? Ну может, наконец на боковую отправился, но полчаса назад это ещё точно было не так. Носился по отделению как снаряд, то докторов докапывал, то аналитиков, какие-то запросы куда-то отправлял… Скажешь, нормальное для него поведение, его даже после таких вылетов сразу в постель уложить может либо прямое попадание бластера, либо член Альтаки, извини уж, что говорю такое. Да, вроде бы ничего экстраординарного. Но народ тут шуршит, кое-что доносится… Мальчишку-ранни он считай себе выцарапал. Тирришцы это сразу поняли, поэтому к нему даже не сунулись, пока он на корабле куковал. Сидят гадают, какие Синдикратия тут интересы имеет, но им не сильно принципиально, видимо, их интересы тут не такие значительные. А мне кажется, они не правы. Знаешь, что это, Элентеленне? Сочувствие. Ему просто жаль этого мальчика. Просто хочет увести его из-под удара, чтоб он не отвечал по всей строгости закона за то, что не погиб, а дал сдачи. Потому что закон и справедливость не всегда одно и то же. Конечно, не так надо было, не такими методами… Ну, ведь Алварес у нас тоже, наверное, не совсем правильно поступил, когда согласился от работорговцев в подарок живого человека принять… Но ведь для неё это шанс на свободу был. Живая, здоровая теперь по отделению бегает… А если бы он тогда отказался, ждал, когда мы материалы накопаем, чтобы этого гада прижать – куда б её уже успели продать, что бы с ней было? Ругго вот говорит: «Так он и не людей вовсе убивал, а зверей, они сами себя вне закона поставили, так почему ж мы их защищать должны? Опять же, и понять его можно, что озверел, побывав там…» Понять можно… но оправдать? Мы полицейские, у нас есть право убить при сопротивлении аресту. Но он… Разве может человек сам на себя брать какое-то право?