Текст книги "Наследие Изначальных (СИ)"

Автор книги: Allmark

Соавторы: Саша Скиф
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 50 страниц)

Нирла долго зачарованно любовалась заколкой на своих волосах – простенький «крабик» казался ей настоящим королевским сокровищем.

– А почему вы сама его не носите?

– Потому что он детский, Нирла. Я уже выросла из таких, и на работе было бы уже как-то вообще несолидно. Но я взяла его с собой, как память. Мама подарила мне его на десятый день рождения…

Девочка несмело коснулась жестковатых рыжих волос.

– У вашей мамы такие же волосы?

Дайенн улыбнулась, почувствовав, что от этого лёгкого касания ей вдруг стало очень хорошо. Это ведь значит, что девочка больше не боится её, доверяет ей…

– У моей мамы вовсе нет волос. Она минбарка.

– А… как же…

– Я приёмная дочь.

Нирла задала вопрос, показавшийся ей логичным, и показавший Дайенн ещё большее доверие и расположение девочки к ней.

– Ваша родная мама вас бросила?

– У меня не было родной мамы, Нирла. Вообще не было. Мы с братьями и сёстрами были выведены искусственно. То есть, конечно, от кого-то были взяты те клетки, из которых мы были созданы, но это было множество мужчин и женщин, среди них невозможно выделить каких-то конкретных маму и папу. В любом случае, сейчас они все мертвы, и…

– Вам грустно из-за этого?

Сколько раз, в той или иной форме, этот вопрос возникал перед ней, сколько ещё будет возникать?

– Не знаю, Нирла, из-за чего мне больше грустно… Нет, жалеть о том, что мой мир погиб, я не могу, всё-таки они были… думаю, ты слышала, они были очень злыми. И вряд ли изменились бы настолько кардинально, чтобы сейчас дружить с мирами Альянса. Скорее, мне грустно, что я… Нет, не что у меня не было мамы и папы, потому что были ведь, замечательные мама и папа, которых я очень люблю… Но вот именно потому, что я была выращена не так, как это было принято у моей расы, я имею понятия о любви отца и матери, о тепле родительского дома, о том, что семья – это очень хорошо… И мне грустно, что я была рождена не как плод любви неких мужчины и женщины, а как… образец. Идеальный образец своей расы, идеальный солдат…

Нирла шмыгнула.

– У моей мамы нас было пятеро… Ну, пятеро, кого я помню… Были и другие, кто-то умер, кого-то продали, как меня… Мама не мыла нас и не одевала, вот как вы меня, и никогда ничего не дарила. Она оставляла нас, чтоб было, кому работать, а других продавала маленькими… Но за маленьких мало дают, потому что они могут и не выжить, поэтому мне дали подрасти до десяти, а потом продали… Знаете, что грустно? Вас-то сделали явно с большей любовью, чем меня.

– Алварес, это, вроде бы, твоё? Будь внимательнее, при уборке так могло пропасть навсегда.

– Спасибо, – Вадим, кажется, дико смущённый, принял с чешуйчатой руки коллеги мелкий поблёскивающий предмет, – похоже, застёжка сломалась…

– Я давно хотел спросить, – вытянул шею Сайта, – что означает этот амулет? Ведь это амулет?

– Не совсем, – улыбнулся Вадим, – это знак принадлежности, принятый у меня на родине.

– Принадлежности к чему?

– В данном случае – к комсомолу. Это организация идейной молодёжи, вступление в неё – это, своего рода, определённый этап взросления…

Сайта поднёс значок поближе к глазам, внимательно изучая блики на багровой и золотой эмали.

– И чем занимается эта организация?

– Объединением активной молодёжи нашего мира, обучением, воспитанием, решением тех задач, которые требуют молодой энергии. Будь то стройка, уборка урожая, фестиваль… Нет, это не наше изобретение, это одна из тех вещей, которые мы взяли с Земли. Конечно, в энциклопедии, сброшенной в 71 году Гидеоном, было по верхам, многое об октябрятах, пионерах, комсомольцах мы узнавали потом сами, а что-то просто изобретали заново, потом это совпадало или не совпадало с тем, как это было на Земле…

– Забавно, – протянул Махавир, – что ты, инопланетянин, знаешь о некоторых земных вещах больше, чем я, землянин. Хотя я один раз видел в музее октябрятскую звёздочку… У тебя такая, наверное, тоже есть?

– Есть, только она дома осталась, у мамы. Нас с Элайей приняли в октябрята позже всех – его по причине болезни, меня просто потому, что мы и приехали на Корианну, когда мне было десять лет. Соответственно, и в пионеры нас приняли позже. А до комсомола у Элайи уже не дошло…

Он рассказывал, а перед глазами невольно вставали картины прошлого. Те зимние каникулы, когда он несколько дней гостил в доме Александеров, ёлка, наряженная Виргинией для Офелии, потому что Элайе, как оказалось, это уже не близко, и звёзды на его ладонях…

– Так странно, пятиконечная и шестиконечная.

– Элайя, ты знаешь, что я сейчас скажу. Прости, но ты сам всё понимаешь. Держишь на одной руке значок с лицом Ильича, на другой – это. Ты понимаешь, что придётся делать выбор.

Разновеликие зрачки дрогнули, выдавая волнение и расстройство.

– Неужели нельзя не делать этого выбора, не отказываться ни от чего?

– Нельзя. Ты знаешь не хуже меня – октябрёнок это будущий пионер, пионер это будущий комсомолец, комсомолец это будущий партиец…

Он отвёл взгляд, нервно и обиженно кусал губу – Вадим видел это в отражении в висящем на стене зеркале.

– Это не обязательно, ты это тоже знаешь. Нет правила, чтобы все вступали…

– Но ты же вступил. Ты жалеешь об этом? Я думал, ты был рад, что нас обоих приняли в октябрята. Но при этом ты держишься за религиозные предрассудки…

– Вадим, ты не веришь, что бог есть…

– Нет никакого бога. Я тебе много раз это говорил.

– А я – знаю, что бог есть. Он спас мою мать и меня, и он указывает верующим в него путь во тьме.

Вечерело, в окно было видно, за ветвями деревьев сада, зарево прожекторов далёкого завода. Эти столбы света Элайя любил, конечно, сравнивать с тем из легенды про путешествие богоизбранного народа через пустыню, чем неизменно раздражал Вадима.

– Тётю Офелию и тебя спас доктор Гроссбаум, и я благодарен ему за это. А вот за то, что он забивает твою голову этой чушью, я ему спасибо сказать не могу…

– Это не чушь, и он не забивает мне голову, я сам его спрашивал! Потому что это важно для меня!

– А вот это, – Вадим показал на пятиконечную звездочку, – для тебя не важно? Ты думаешь, можно носить это просто как украшение, что это ни к чему не обязывает? Ты думаешь, эти две разные звёздочки можно просто носить одновременно, и ничего в этом страшного? Тебе всё равно придётся выбирать, Элайя. Я хочу, чтоб ты сделал правильный выбор…

…Вспоминать всегда тяжело. Сейчас, с высоты возраста, понимаешь – другие нужны были слова, не такие неловкие и неубедительные, кажется, что сейчас нашлись бы аргументы, чтобы убедить, донести… Только вот это уже никак не проверишь. И эти слова остаются тяжёлым камнем на сердце – невысказанные, никому не нужные.

– Это нечто… невероятное! – Дайенн потрясла стопкой мелко исписанных листов – итогом своей беседы с Раймоном Зирхеном, – если б мне кто-то рассказал о подобном – я б не поверила… Анализы, конечно, ещё нескоро готовы будут, я их смогу только в следующую смену забрать… Я не усну сегодня, это точно! Я не могу себе представить, как зародилась такая жизнь, каков был её эволюционный путь. Как они, вообще, функционируют – это невозможно постичь, но это… По сути, они… Они ведь, можно сказать, не нуждаются в еде вообще. Любое живое существо ест и выводит продукты жизнедеятельности, эти процессы могут иметь самые разные виды и формы, но всегда они есть! Когда есть хоть какое-то тело, энергетические формы жизни не учитываем… У них – нет. Поглощением чужой крови они восполняют природный недостаток красных кровяных телец, но за исключением этого они – практически долгоиграющая батарейка, их организмы функционируют, без какой-то подпитки извне, весь срок своей жизни, видимо, пока не выработают весь ресурс, отпущенный с рождения… Получается, что порок крови, схожий с нашим малокровием, их единственная проблема. Точнее, единственная проблема здорового ранни…

Сингх и Ситар тут же оторвались от работы – когда рыжая коллега фонтанирует эмоциями, это всегда что-то интересное.

– Здорового? – отозвался Шлилвьи, – а есть и больные?

– Я пока не очень подробно расспросила Раймона, на это нужно гораздо больше времени. Но из того, что он рассказал, я поняла, что они многоплодные существа. Видимо, это эволюционный механизм, компенсирующий высокий процент несовместимых с жизнью мутаций. Большинство раннийских детей умирают ещё в младенчестве.

Талгайды-Суум что-то пробормотал – судя по всему, ужасался. Впрочем, а кто тут не? Абсолютно каждый мир прошёл через период высокой детской смертности и вообще невысокой ценности жизни, и у некоторых эти времена были даже не столь уж давно. В частности, у бреммейров, ещё помнящих времена диктата Бул-Булы и вполне подобных ему феодальных князьков. Было, о чём вспомнить, и Дайенн – это минбарское общество тысячу лет числится в высокоразвитых в том числе по этому пункту, а дилгары тоже были многоплодны и тоже по подобным причинам. Что, пожалуй, в немалой степени определило характер расы – если ты привык принимать как должное смерть половины твоих детей, то вряд ли будешь удивлять все миры исключительной гуманностью.

– Зато те, что выживают – не нуждаются ни в чём, кроме стакана крови раз в месяц, понятно.

– Я не знаю, что думать об их метаболизме, – продолжала Дайенн, – скорость кровотока, частота сердечных сокращений – всё удивительно медленное, но при… приёме пищи может повышаться в разы. Это удивительно в сочетании с… высокой скоростью рефлексов, высокой сенсорной чувствительностью. Ранни может расслышать сказанное вполголоса на другом конце коридора медотсека… По остроте зрения их превосходят, из разумных, только токати. Пока сложно что-то сказать о строении нервной системы, нужны другие, гораздо более масштабные исследования, но определённо, что мышечное волокно имеет гораздо большую сократительную силу…

– Иными словами, при внешней дрищеватости они могут быть фантастически сильны? – тоном утверждения спросил Махавир.

– Именно. Мы никогда раньше не встречали ничего подобного. Мне лично не терпится узнать, как всё это устроено на клеточном уровне, если б я просто услышала о подобном от кого-то, я б сказала, что это бред.

Сайта растерянно почесал затылок.

– Да уж, всем интересно… Я тут тоже немного, грешным делом, почитал. И насколько понял, несостоятельность всех этих мифов о вампирах в том, что они были придуманы тогда, когда люди имели весьма смутные представления о физиологии. Например, не понимали, что в желудке кровь просто свернётся… А то насколько проще б было – никакого оборудования для переливания, просто выпоил раненному пару стаканчиков и порядок!

– Ну вот у них, совершенно точно – не сворачивается. Абсорбция идеальная. Желудок – это, пожалуй, единственная полноценно развитая часть пищеварительной системы, пищеварительная, да и выделительная системы находятся в целом в довольно… рудиментированном состоянии.

– Но они есть? Зачем? То есть, вот у нас есть развитый кишечный аппарат, и понятно, почему – мы потребляем много всякой пищи, всё это переваривать надо. Может быть, это эволюционное наследие? В смысле, раньше они не были… вампирами?

– Я, откровенно говоря, мало в этом понимаю… – Вадим отложил ветхого вида подшивку, которую сейчас перечитывал, – но как такое возможно? Грубо говоря, зачем эволюции идти таким странным путём?

Дайенн наконец села, держа перед собой пачку листов восторженно, как некое священное писание.

– Я не компетентна ответить на такой вопрос, это как-то не мой уровень. Интересно, что в мире ранни такими свойствами обладает только собственно высшая ступень эволюции, разумный вид. Их животные – мало чем отличаются от наших животных, по крайней мере, судя по рассказам и рисункам Раймона. Крупный рогатый скот, который они в основном держат, напоминает земных коров, только более вытянутое туловище и иное строение рогов. Ну, конечно, и органы зрения… Освещённость на их планете в дневное время как у нас в дождь или в сумерки.

– Это как-то… невозможно выглядит, – пробормотал Махавир, – по идее, в одинаковых условиях законы развития всех живых организмов должны быть едины. Если врождённым пороком органов кроветворения страдают раннийские люди, то та же особенность должна наблюдаться, пусть в разной степени, и у других видов… А трава там что, нормально растёт? Чем там их коровы питаются?

– Растительность там не слишком разнообразная, – кивнула Дайенн, – но вполне развитая. Фауна тоже не отличается разнообразием, кстати, кроме ранни всего три хищных вида… и едва ли родственные, никаких приматов там, в частности, нет и близко, ни хищных, ни травоядных.

– Съели всех?

– Не компетентна, опять же, ответить на твой вопрос… Да и Раймон, как ни крути, не является полной энциклопедией своего мира. У них самих как-то не слишком сложились теории о их происхождении и эволюционном развитии, хотя есть любопытные истории о тёмных пришельцах с неба, похищавших людей и ставивших над ними эксперименты…

– Слава богу, – рассмеялся Сингх, – хоть что-то у них как у всех, я уж думал, они как тучанкью – все мимо проходили, даже Изначальные.

– Ну, вот, будет нашим учёным интересная задачка… Если их допустят в тюрьму, конечно.

Ветхая подшивка шлёпнулась на пол.

– Что? Ты подозреваешь Раймона?

– А почему не должна? После всего, что он рассказал…

Вадим вместе с креслом развернулся к ней.

– Вот именно, Дайенн, после всего, что он САМ нам рассказал. После того, как столько лет молчал и боялся. Ты же сама говорила, если надпись на земном языке – это ещё не значит, что убийцы земляне, так и обескровленные трупы ещё не означают, что убийца – ранни. И он сам вовсе не убеждён, что его сын здесь ни при чём…

Напарница прикрыла глаза с глубоким вздохом.

– Алварес, ты оправдываешь его потому, что видишь в нём собрата по несчастью. Потому что он рассказал тебе о пропавшем сыне, который исчез, какое совпадение, тоже четыре года назад… А ты не думал, что, может быть, и не было никакого сына? Может быть, Раймон пришёл сюда как раз… с целью разведки? Манишу вспомни.

– Могли и менее нетривиального соглядатая послать, – вставил Шлилвьи.

– Исключено, Раймон работает здесь уже неделю. А происшествие на Яришшо…

– И он, то есть, никак не мог отлучиться? Корабли курсируют регулярно, на круговорот ремонтников обращается мало внимания. К сожалению, теперь надо бы больше.

– Дайенн, это безумие.

– Тем не менее, я считаю несомненно необходимым…

– Взять Раймона под стражу?

Дайенн почувствовала, что под внимательными взглядами коллег ей становится странно неуютно.

– Ну согласись, будет странно, если мы этого не сделаем – именно после всего того, что мы услышали. Пока что это единственный наш свидетель, связанный с той стороной…

– Так всё же – свидетель?

– Алварес, ты меня прекрасно понял! Если он исчезнет раньше, чем будет готов сравнительный анализ слепка зубов – наше расследование…

– Полностью согласен, госпожа Дайенн, – перебил нарисовавшийся на пороге собственной персоной Альтака, – кроме одного момента – это больше не ваше расследование. Дело с кровавыми надписями передано Сингху и Ситару…

– Что?!

– Вы и офицер Алварес отстранены от расследования этого дела.

– Почему?! – со своего места поднялся шокированный Вадим, – теперь, когда у нас появился перспективный свидетель…

– Господин Альтака, мы вообще-то и так не скучаем, – поднялся и Махавир, – я не порвусь – вести ещё и это?

– Верю в вашу эластичность, офицер Сингх. Разговор закончен. Материалы по новому делу Алвареса и Дайенн будут переданы на их компьютеры минут через десять.

– Просто какой-то бред… Может быть, я всё-таки сплю?

Алварес снова и снова перечитывал один и тот же абзац, смысл не доходил – в сущности, все мысли вращались вокруг того, что сейчас с жаром обсуждали коллеги.

– Да, конечно, рейд на Яришшо был только половинчато успешным, но вот это совершенно не наша вина! Тем более теперь, действительно, у нас есть хоть какая-то зацепка.

– Но у этой зацепки всё-таки есть алиби?

Алварес и не повернулся в сторону Сингха, только рукой махнул.

– Ну, весу оно имеет постольку поскольку… Работал Зирхен обычно без напарника, в коридоре на нижнем уровне, откуда до доков рукой подать. Бригадир у них крайне буддистских взглядов на жизнь, у него можно вообще не отмечаться. Однако все работы Зирхен сдавал в срок…

– Ну, это для него не проблема, времени у него сколько угодно – ранни не спят.

Вот к Дайенн теперь повернулись все.

– Не спят?!

– Нет. Вообще. По крайней мере, так говорит Раймон. Конечно, они иногда отдыхают, но это больше… из соображений досуга, как он выразился. При этом они могут проводить время с семьёй или лежать в одиночестве, читать, размышлять, созерцать природу…

Махавир присвистнул.

– Да, это ж не работник, а клад. Пожалуй, правильно, что он до сих пор помалкивал в тряпочку, сколько дельцов ринулось бы на поиски этого мира… Так, а что у него с документами? Ведь есть же у него какие-то документы?

– У него гражданство Минбарской Федерации, там не указывается раса, только каста, если есть. Документы одного образца на всех, установленного ещё Валеном…

– А что, касты может не быть? – удивился Шлилвьи.

– Конечно, так у всех иномирцев, проживших на Минбаре более 10 лет. Опять же норма, введённая Валеном, дети получали документ о гражданстве в 10 лет, для выбора касты-то нет чёткого срока…

– Надо б, наверное, послать о нём запрос по прежним местам работы и жительства.

– Да не наверное, а точно. И я как раз планировал это сделать, но вот… не успел.

Махавир раздражённо постукивал кончиком косы по ладони.

– Нет, это просто несправедливо. Тут такой нетривиальный поворот, а вам лететь в… где это вообще?

– Нет, я не могу этого так оставить, – Дайенн хлопнула стопкой записей по столу, – я иду к нему.

– И что скажешь?

– По дороге придумаю!

По дороге придумать, правда, не получилось – коридор до кабинета непосредственного начальства она пролетела, не заметив. Одно было несомненно – Альтаке придётся потрудиться хотя бы обосновать своё решение, если уж не изменить его. Иначе это будет выглядеть не более, чем обыкновенное самодурство. Да, она сама там, в туннелях на Яришшо, бесилась в отчаянье, что неизвестный преступник вновь опережает их и они ничего не могут сделать. Но чего он хотел добиться, вот так просто подрезая им крылья? Они имеют право хотя бы узнать, в чём их ошибка, чем они заслужили… Она распахнула дверь кабинета руководителя отдела насильственных преступлений и на одном дыхании выпалила:

– Господин Альтака, нам необходимо поговорить! Вы не можете отправить нас охотиться за мумиями в то время, как…

И осеклась. В кабинете шло совещание, руководители отделов немой сценой сосредоточили взоры на ней. В повисшей тишине было слышно, как шуршит, вращаясь, декоративная композиция на полке стеллажа – нечто вроде произвольно скрепленных между собой рваных кусков какого-то тёмного материала.

– В самом деле, госпожа Дайенн? – насмешливо спросил Альтака, поднимаясь из-за стола. Дайенн встретилась с красноречивым взглядом Вито Синкара и настроение окончательно рухнуло в основание шкалы.

– Если это что-то срочное, госпожа… – начал Хемайни, но Альтака уже подхватил подчинённую под локоток и вытащил в коридор. Благо, в этот час там было удачно безлюдно.

– Вы с ума сошли, офицер Дайенн?

– Простите…

– Или может быть, на такой случай вы уже перестали быть минбаркой? Вам, как будто, воспитание запрещает так себя вести со старшими по возрасту и званию? Или на работе вы уже не минбарка, а просто девчонка с беспредельным самомнением?

Дайенн вспыхнула. У Альтаки удивительный дар бить точно в цель. Невозможно представить, чтоб она – или любая обычная минбарка – вот так ворвалась в кабинет алита Соука, требуя его на разговор. Это не то что непочтительно, вульгарно, преступно – это немыслимо. Но вот сейчас она стояла напротив седого бракири и смотрела ему в лицо, и никакого ощущения святотатства у неё не было. Впрочем, он сам-то какого сравнения с минбарскими старейшинами заслуживает? Если вспомнить её же размышления о своеобразии бракирийских отношений с законом, о том, может ли она ему доверять…

– Хотите услышать, почему я это сделал? А что вам даст эта информация?

И она действительно постаралась сделать голос спокойным и твёрдым. И ей это, в общем-то, удалось.

– Понимание. Да, моё воспитание говорит, что понимание не обязательно, главное послушание, но всё же иногда понимание необходимо. Вам, вроде бы, не нужны просто тупые исполнители, вы и от силовиков требуете пользоваться головой? Невозможно поступать правильно, не имея уверенности…

– Ладно-ладно. Только вот знание – ещё и ответственность, госпожа Дайенн. Во многая знания – многая печали, как говорят земляне. Где моя уверенность, что вы останетесь минбаркой в другом важном качестве – умении промолчать, когда надо, и даже солгать, если это нужно для защиты чести?

– По правде, я вас не понимаю. О чём вы говорите, о чьей чести?

Альтака медленно переступал с пятки на носок, нависая над шумно дышащей подчинённой невозмутимым столбом.

– Вашего напарника, госпожа Дайенн. Новые показания Таммиса ак-Рйонне – этого телепата-денета – сейчас обрабатываются, и вы вряд ли их увидите до того, как отбудете на Зендамор. С ним поработал Реннар, его способности невелики, как вы знаете, но кое-что это дало. Господин ак-Рйонне не имел опыта общения с иномирными телепатами, поэтому не смог определить ничего, кроме пугающего уровня ментальной силы. Даже расы. Реннар, анализируя его воспоминания, пришёл к выводу, что этот телепат – либо землянин, либо центаврианин, иное маловероятно. Вычлененные им отдельные образы в этой ментальной волне дают мало полезного – это, в целом, фотография места происшествия. Того же качества. Мозаика из лиц, которые вы видели на потолке и в коридоре. Но было и ещё кое-что. Отзвук имени, имеющий оттенок обращения к нему. Это имя – Вадим.

– Что?!

Альтака, кажется, так наслаждался вызванным его словами шоком, словно это была его главная цель.

– Я полагаю, мои знания о земной расе полнее и богаче ваших, госпожа Дайенн. И вы можете поверить мне на слово – это достаточно редкое имя. В странах Российского Консорциума оно до сих пор употребляется, да, но общее количество его носителей едва ли больше двух сотен, включая новокрещённых.

– Ново… что?

– Я имею в виду младенцев, – снисходительно пояснил бракири, – естественно, я немедленно послал запрос в земные базы. Ответа по базам колоний я пока не получил, но вряд ли цифра сильно изменится.

В голове некстати всплывали все эти теории Алвареса, о том, что преступник с вероятностью землянин или центаврианин. Теперь они подтверждаются данными от этого самого ак-Рйонне… Мог ли он ошибиться ввиду того, что никогда раньше не встречался с ранни? Будучи такой расой себе на уме, денеты и с известными расами не со всеми знакомы лично…

– Пусть так, но…

– Так же мы получили дополнительную информацию с космопорта Яришшо. Там творится почти такой же бардак, как на Зафранте, поэтому никаких данных о нужном нам корабле нет и не будет. Но один из работников космопорта вспомнил услышанный обрывок разговора, в котором прозвучало имя Вадим. Точнее, сперва ему показалось – Владимир…

– А может быть, ему не показалось? Может быть, это сознание ак-Рйонне исказило имя таким образом? Например, он услышал, как кто-то из нас обращается к Алваресу по имени, и…

– И часто кто-то из вас обращается к Алваресу по имени, если даже сейчас вы говорите – Алварес?

Дайенн нетерпеливо фыркнула.

– Но это же безумие! Валена ради, не хотите же вы сказать, что готовы заподозрить Алвареса? А он меня ещё по поводу Зирхена упрекал… Он же наш коллега!

– Сейчас, я так понимаю, вы будете рассказывать бракири, что полицейский не может быть преступником?

Это тоже было жестоко и справедливо. После всех её предположений о связях Альтаки с преступностью, хотя бы в прошлом.

– Но он не может, просто не может!

– Алиби нужно дотошно проверять и подтверждать, госпожа Дайенн. Вы хотите сказать, что Зирхен мог смотаться отсюда до Тракаллы, Амфиса и Яришшо, а Алварес не мог?

– Провернуть подобное – не минутное дело.

– Справедливо. Для обоих.

– Но Алварес не телепат…

– Как и Зирхен. А когда у нас появились основания полагать, что источник ментального поля, руководитель этой неведомой банды и тот, кого называют Вадимом – одно и то же лицо? Реннар полагает так, а я бы не спешил с заключениями.

– Один отзвук имени – не основание подозревать…

Старый бракири нетерпеливо повёл тощими плечами.

– Разумеется. А для кривотолков и недоверия – основание. В чём вы с напарником отвратительно похожи – это в убеждённости, что невиновного защищает правда. Моя долгая и богатая на события жизнь говорит однозначно – правды недостаточно. Поэтому самое лучшее для вас сейчас – держаться от этого дела подальше. Меньше поводов для всяческих инсинуаций. И если вы не будете добивать без того выбитого из колеи господина Алвареса пересказом нашего разговора – у него будет меньше соблазна натворить каких-нибудь глупостей.

Зендамор был миром, около полутора веков находящимся под минбарским протекторатом, что пошло ему исключительно на пользу. На момент, когда минбарцы в своём освоении космоса наткнулись на эту планету, зенды как раз пребывали в бурных переживаниях, не будет ли изобретение паровой машины столь греховным, что призовёт на их головы новые кары с небес – когда-то развитый, вступавший в космическую эру, мир последним разгулом Теней тысячу лет назад был отброшен в каменный век, из чего сделал своеобразные, увы, в духе многих номинально разумных рас выводы – всё зло от цивилизации, вся надежда на милость богов и неукоснительное следование традициям предков. Всякое изобретение, всякое изменение в привычном укладе вызывало острые бурления и очередные, вдобавок к многочисленным войнам, прореживания популяции. В общем-то, зендам очень повезло, что нашли их именно минбарцы, для которых обращение слабого соседа в рабство не сочеталось с заветами Валена, а интеллекта собственного правительства уже хватало сообразить, что бодаться с технической мощью таких гостей бесперспективно от слова вообще. В итоге сошлись на том, что минбарцы получают весь квантиум, которого на самой планете было немного, а вот на двух её спутниках – просто греби лопатой, и значительную долю в добыче рыбы и морепродуктов, строят на одном из спутников военную базу, а на планете – несколько городов на побережье, а взамен не допускают на Зендамор других инопланетян и не навязывают зендам свою религию. Что-либо навязывать у минбарцев и мысли не было, но культурное взаимодействие так или иначе происходило, а если точнее – минбарские учёные энергично занялись исследованием памятников эпохи до нашествия Теней, а это всё-таки неосуществимо без участия местных жителей, и овладение собственной историей и наследием довольно сильно способствовало распространению секуляризма в зендском обществе. Не говоря о том, что традиции предков раз за разом проигрывали новым материалам, машинам, эргономичной энергетике. Довольно скоро и пункт о нежелательности присутствия других рас забылся – хотя торговлю зенды по-прежнему вели через минбарцев, сами они стали проявлять всё больше интереса и участия не только в экспорте, но и в импорте. Имел Зендамор и некоторую туристическую популярность – преимущественно у любителей водного спорта и альпинизма, благо, минбарцы бдительно следили за тем, чтоб гости не наносили вреда экологии и не раздражали местное население (второй пункт для местного населения, впрочем, был весомее, экологию нередко требовалось защищать от них самих).

На Зендаморе уже было централизованное управление, но централизация эта была, конечно, всё ещё неполной и формальной, в разных областях и странах были разные языки, обычаи и религиозные нормы, и зенды всё ещё охотно повыясняли бы, у кого это всё круче, с оружием в руках, если б не необходимость считаться с неодобрением минбарцев. Выгоду от приобщения к достижениям цивилизации они уже прочувствовали и терять её не хотели. Во всяком случае, город, в который предстояло направиться Алваресу, Дайенн и отряду Лальи, считался всепланетной столицей и с этим никто особо не спорил. Это был, собственно, крупнейший город на планете, его население приближалось к миллиону, это был центр научной мысли и торговли. Культурными центрами для зендов, конечно, были другие города – столица всё-таки была осквернена наличием двух минбарских храмов и одного дразийского.

– Исторически инопланетники селились отдельными кварталами, – объяснял Анхи по дороге из космопорта, – начиная с нас самих. Но последняя война Изначальных смешала многое. Прибывало много беженцев, так или иначе нужно было их размещать… Многие, особенно из отсталых миров, готовы были селиться на незанятых территориях, их здесь много, но это невозможно – медицинская помощь и постоянный обмен информацией для воссоединения семей доступнее в крупных городах. Большинство, конечно, вернулись на родину, но некоторые остались – нашли здесь работу, не хотели возвращаться в выжженную Тенями или ворлонцами пустыню. Много прибыло в центаврианскую войну, и не только нарнов – нарны в большинстве своём вернулись, а вот голиане и антарины по родным мирам, кажется, не тоскуют. Нужно признать, зенды стали гораздо менее ксенофобными, в больших городах они способны поддерживать с инопланетниками добрососедские отношения, а не просто мириться с их существованием. Но есть то, что для них всё-таки чересчур…

Дайенн в это время смотрела за окно, на проплывающие мимо ряды плодовых деревьев, плоды которых, правда, в галактике не находил съедобными никто, кроме, неожиданно, пак’ма’ра. Они отзывались об этом продукте, как об очень питательном и бодрящем. Одна из преподавательниц Дайенн, иногда тренировавшая группы рейнджеров-новобранцев, говорила, что стоило бы увеличить экспорт на Мипас, может быть, тогда они однажды увидят бодрого пак’ма’ра.

– Следует отдать зендам должное – они не лезут в чужие дела. Они не позволяют себе вмешиваться в то, что происходит в доме, в который они не вхожи, а дома инопланетян для них в большинстве своём таковы. Но раз уж это стало известно – теперь разговоры так просто не унять, народ волнуется… Понимаете, у зендов очень нервное отношение к смерти и мертвецам. Возможно, это наследие древних войн, в том числе разгула Древнего Врага, когда было больше мертвецов, чем рук, которые могли бы их похоронить. Смрад и эпидемии произвели на них сильное впечатление… Их обычаи требуют, чтоб мертвец не был в доме ни одной лишней минуты, всем инопланетникам они сразу поставили условие – никаких кладбищ, усыпальниц и мавзолеев вблизи их поселений, все трупы должны кремироваться в день смерти, а места захоронения праха должны располагаться не менее, чем в ста километрах от крайнего жилища. А лучше больше, ведь иначе поселение не сможет расширяться, они называют это «мертвец преградил дорогу». Даже рыба и продукты забоя не должны находиться в доме дольше суток после умерщвления, поэтому животной пищи они едят мало – это требует слишком суровых санитарных норм…