Текст книги "Наследие Изначальных (СИ)"
Автор книги: Allmark
Соавторы: Саша Скиф
Жанр:
Детективная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 50 страниц)
– Тут как раз всё просто, – обернулся Хемайни, – что у этих банков общего? Одни из старейших в своих мирах, но хоть и входят в десятку лидеров – ну, Мажари по последним данным выбыл на 11 место – в своём роде, имеют отличную репутацию. Все три фигурировали в коррупционных скандалах и выходили из них без малейших потерь. Ещё в период весьма слабого законодательного контроля умудрились составить свои уставы так, что не обязаны предоставлять никаким структурам данные о своих клиентах и не несут ответственности ни за что. Конечно, палка это о двух концах – да, многим по душе такое строгое соблюдение интересов клиентов, но некоторые корпорации принципиально избегают иметь дело с такими банками, если хотят подчеркнуть полную прозрачность своей деятельности.
– А, ну тогда вопросов больше нет. Естественно, обитателям и посетителям такого райского уголка было б неудобно, если б их действия и место пребывания можно было отследить по картам менее независимых банков. Это нам повезло, конечно, что такие карты есть. Лично у меня как-то нет знакомых, у которых бы…
– Возможно, больше бы повезло, – прервал долгое молчание Алварес, – если б была карта Тшатчли. Тракалланские сервисы, в силу сложности языка и знаковой системы вообще, редко обслуживают не-тракалланы. Это было бы поводом заглянуть в некислородные сектора…
– Да, пожалуй. Атмосфера Тракаллы не полностью идентична Н’Чак’Фа, но пригодна для дыхания геймов, вполне себе место, чтоб разместить похищенного ребёнка… Ну, может быть, какой-то другой повод представится.
Дальше разделились – Алварес и Хемайни пошли к Т’Каролу получать финансирование, Ранкай и Тимбу отправились к своим подразделениям, остальные вернулись в кабинет. Дайенн некоторое время наблюдала за Ситаром и Сингхом, склонившимися головами у монитора и азартно что-то обсуждающими вполголоса то с компьютером, то друг с другом, потом, вздохнув, открыла первый из пересланных файлов.
До Зафранта – три часа лёту, поэтому идти в каюты смысла не было. Дайенн какое-то время наблюдала за действиями Хемайни, занявшего, по причине наличия опыта, капитанское кресло, но Хемайни был молчалив и мало комментировал свои действия, да и остальной экипаж переговаривался редко и по-дразийски, заглянула через плечо Алваресу, хмуро перечитывающему ещё какие-то материалы по делу, но поскольку большинство из них были переведены на корианский, смысла в этом опять же не было. Поэтому оставшиеся два часа она тихо слонялась по кораблю, стараясь никому не мешать.
«Серые крылья» по оснащению относились к классу средних крейсеров, незначительно уступая «Белым звёздам», но конструктивно происходили от дразийских «Солнечных ястребов» – средних крейсеров, разработанных ещё незадолго до Дилгарской войны, и в планировке и внешнем виде сохранили от них много. Первые переданные в полицейский флот корабли были, собственно, «Солнечными ястребами» последней модификации, уже оснащёнными двигателями гиперперехода, с переустановленной на земной язык операционной системой и тщательно закрашенными дразийскими гербами. Последнее было чисто для порядку – путать с действующими военными кораблями их не предстояло, «Ястребы» в дразийском флоте ещё со времён дракхианской угрозы стали уступать место более тяжело вооружённым «Булавам» позволяющим к тому же брать на борт больше истребителей. И если с покраской специалисты, готовившие партию к передаче, справились отлично, то управляться с дразийскими орудиями и периодически выдающей сбои системой не-дрази было сложновато. Впрочем, это редко становилось серьёзной проблемой, так как основой состава силовых групп и техперсонала были именно дрази. В следующей партии, для Яношского отделения, эти недостатки были устранены, а вооружение дополнено термоядерными орудиями и генератором плазменной сети, аналогичными таковым у «Белых звёзд». На отделение приходилось по 10 кораблей, таким образом к настоящему времени в полицейском флоте было ровно 50 «Серых крыльев», и по номеру «Серого крыла» можно понять, к какому отделению оно приписано. При критическом повреждении или уничтожении машины новому кораблю присваивался номер списанного, из первой, Брикарнской партии сейчас в строю оставалось четыре корабля. Отдельная сложность была с истребителями – стандартно на борт «Солнечного ястреба» входило 10 дразийских истребителей, но транталлилская часть силовых подразделений «Змеями» не только управлять не умела – в защитной броне и с воздушными баллонами транталлил в кабине «Змея» просто не помещался. Пробовали модифицировать «Змеев» под требуемые параметры, встраивая генераторы транталлилской атмосферы – особых успехов не было. Пришлось перестраивать отсек истребителей для приёма транталлилских «Стрел», а их, ввиду конструкции, входило уже меньше, максимум 6. В итоге разные «Серые крылья» могли иметь разное оснащение отсека истребителей и, соответственно, разный парк машин, в том числе на некоторых были и земные «Фурии», которые устраивали всех – кроме, опять же, транталлилов.
На первый взгляд Дайенн интерьеры корабля не понравились. После минбарских они казались какими-то давяще-эклектичными. Вероятно, иначе и быть не могло, когда за дело берутся такие разные во вкусовом отношении расы, как дрази и бракири. Через какое-то время, впрочем, в этих сочетаниях серого, красного и чёрного, с золотыми бликами от приборных панелей, виделось странное очарование. Едва ли к этому можно привыкнуть быстро, но что-то в этом, несомненно, есть.
Хотя все подготовительные работы проводились ещё до вылета, в дороге тоже всегда находилось, чем заняться, в отличие от тихо сидящих в своей некислородной каюте транталлилов, дрази не могли без деятельности либо хотя бы без симуляции оной. Дайенн робко остановилась в коридоре, рядом с переминающимся с ноги на ногу молодым мастером под отверстием снятой потолочной панели, из которого свисали ноги в высоких шипованных сапогах. Всё остальное тело скрывалось за навесными панелями, оттуда раздавалось деловитое шуршание, позвякивание и бодрое пение, раскатывающееся эхом от металлопластика.
– Красиво ваш напарник поёт. Жаль, я дразийского языка не знаю. Это что-то фольклорное?
Молодой дрази вздрогнул, обернувшись. Дайенн успела заметить, как в маленьких светлых глазах мелькнул испуг, с которым тот, впрочем, быстро справился. Оставалось ответно быстро подавить в себе глухую обиду. Закономерно ведь. Воспитанные на фильмах о дилгарской войне дрази, бракири, аббаи с первого взгляда иначе на неё реагировать и не могли бы. Это нечто безусловное, уже часть культурного кода, как между нарнами и центаврианами – реакция на красные глаза или гребни из волос. Изменится ли это когда-нибудь? Надо верить.
– Да, это народная песня, известная в наших краях. Спасибо, я тоже думаю, что Мурсеф хорошо поёт! Мы, дрази, любим петь, хоть многим и сложно это представить…
– Мне очень понравилось, хотя мне и сложно оценить песню полноценно…
Лица дрази зачастую отличаются крайне живой мимикой, которую не рептилоидам, однако же, бывает сложно распознавать – из-за чешуйчатых бугров над глазами и вокруг носа выражение лица может казаться сердитым и даже свирепым, хотя и близко таковым не является. Примерно так же, пожалуй, воспринимаются многими круто изогнутые брови и хищные крылья носа дилгар. Лучше всего смотреть на глаза – глаза дрази хоть чаще всего мелковаты, зато в остальном мало чем отличаются от глаз землян и минбарцев.
– О, я могу перевести, если хотите! Я довольно хорошо знаю язык! Земной, конечно, больше никакой другой. В нашей семье учили только земной, но учили хорошо.
– Буду очень благодарна, – улыбнулась Дайенн, попутно размышляя, сколько ж всего языков может знать Вадим Алварес. Центарин, земной, минбарский, корианский…
Дрази выпрямил спину, вздёрнул подбородок и немного взволнованно принялся декламировать – петь не пытался, может, потому, что размерность перевода отличалась от оригинала, может – просто стеснялся:
– На рассвете моя госпожа выходит прогуляться по саду,
Легки её шаги, словно ветер, как почтительный слуга, держит её под руки.
Все цветы пробуждаются от сна её звонким смехом,
И склоняют венчики к её вышитым башмачкам —
Много их, ярких, красных, синих, фиолетовых,
Но с красотой её платья им не сравниться.
Светлы лучи рассветного солнца,
Но не светлее украшений на её голове, и запястьях, и ногах.
Прижмусь к стволу дерева, не дыша, словно кожа моя стала его корой.
Сколько смогу, столько буду любоваться ею,
Нет прекраснее женщины под нашим небом.
Знают все – прекрасный цветок цветёт в этом саду,
Знают все – не коснётся его дерзкая рука.
Кто может стать мужем твоим, прелестнейшая?
Богатый торговец отдаст всё золото, чтоб подойти к твоему порогу.
Славный воин украсит себя сотней подвигов, прежде чем постучать в твою дверь.
Знатный князь достоин руки твоей, его дворец ты украсишь,
Бедный рыбак быть мужем твоим не может.
Богат я не золотом, а тем, что блестит на дне моей лодки,
Славен я не поверженным врагом, а победой над ветрами и камнями.
Хвалят друзья мои песни, но не посмотрит на меня женщина.
Среди всех неженатых увянет имя моё.
– Красиво… и очень грустно. Грустнее всего думать даже не о том, что песни, ставшие народными, сочинил когда-то какой-то конкретный, оставшийся в безвестности, автор, а то, что снова и снова, в новых поколениях, эти песни созвучны чьей-то сердечной боли.
– Таков уж миропорядок, госпожа Дайенн. Бедняк должен быть благодарен небу за то, что живёт, но понимать, что только сильный, упорный, удачливый может превзойти других и достичь успеха.
– Да, но… разве одно только богатство делает кого-либо достойным? Я имею в виду…
На лице мастера вспыхнула сложноидентифицируемая гримаса, которую следовало, вероятно, трактовать как смущение.
– О нет, госпожа Дайенн, не надо думать, что для дрази главное – богатство. Так могут рассуждать какие-нибудь хурры или бракири, не в обиду господину Альтаке. Мы, дрази – народ духовный. Конечно, богатство – это тоже важно. Особенно для того, кто сватается к женщине. Ведь богатство – это не просто так. Это значит, что мужчина трудолюбив, умён, что воспитывался в доме матери и получил хорошее образование. Значит, он будет хорошим мужем. Женщина и её дети должны содержаться достойно! Богатый мужчина может привести женщину в свой дом, где хватит места для множества детей, обеспечить всем необходимым, это многого стоит. Но женщина может выбрать мужчину и за красоту, приятный нрав, прилежное следование религиозным нормам. Только, конечно, не в число главных мужей, а, как это называется, «мужей радости»…
– Мужей радости? – дёрнула бровью Дайенн. На задворках сознания всплыло, впрочем, слышанное о семейной модели дрази, с полиандрией и сложной системой иерархии.
– Но, правда, и муж радости может остаться насовсем в доме жены, если от него родится дочь. Особенно если от главных мужей дочерей не было. О! есть замечательная песня, написанная одним славным поэтом, по случаю рождения у него дочери. Если хотите, Мурсеф может спеть, эту песню он тоже очень любит.
– Буду очень рада послушать.
Отец как-то говорил, что искусство – как дорога в горах. Трудно бывает идти этим путём познания того, что отлично от тебя, но необыкновенная красота откроется тому, кто готов к этому. Мало какая раса во вселенной не считает себя особенной, отличной от всех, сложнопостижимой, и эти же молодые дрази говорят с ней с благожелательной снисходительностью пополам с плохо скрываемой опаской – парадоксальное сочетание. Но кажется, похвала их искусству расположила их. И это действительно прекрасно. Сорок лет существования Альянса сделали неоценимое, возведя мосты между мирами, но каждое юное существо вступает на эти мосты как первооткрыватель, со своими страхами, словно на шаткий мостик над пропастью. Им, таким разным, работать вместе, помогать в борьбе с преступниками из своих миров, из чужих, прикрывать спины друг друга. Для этого необходимо настоящее доверие. Не такое, о котором скажут, чтоб не обидеть, как признание, что не доверять-то тоже причин нет. Дрази вполне привыкли к минбарцам, но не к минбарцам с дилгарскими лицами. Это тоже проблема, с которой она не столкнулась бы, если б осталась в родном мире.
Охарактеризовал Зафрант как большой базар Альтака вполне заслуженно – шум и пестрота оглушали с первых шагов по космопорту. Отсутствие регистрационных стоек и таможенных зон делало планировку непривычной и весьма специфической, всевозможные магазинчики, лотки и палатки подходили практически к самым переборкам пассажирских коридоров. Уже через пару метров продираться через толпу разноязыких продавцов и покупателей, уворачиваясь от флегматично парящих корзин-антигравов, гружёных всяким товаром, приходилось почти как через густой лес.
– У них тут порядок что, совсем не поддерживается? – ворчал теряющий остатки невозмутимости Хемайни, которому дважды предложили какой-то особый аббайский наркотик, трижды – экзотические интим-услуги, это кроме стандартных предложений гостиниц, услуг гидов и ещё чего-то, что по одновременности звучания слилось до полной неразличимости.
– Возможно, это и есть местный порядок.
– Как их ещё не взорвали до сих пор, – буркнул Алварес, – с таким отношением к безопасности.
Четверых оставили на корабле – двоих дрази и двоих транталлилов. Вариантов наёмной охраны тут, конечно, сколько угодно, но не стоит, пока можно обойтись своими силами. Как достаточно внятно пояснил на прощание Альтака, большинство гостей Зафранта предпочитают прибывать со своей охраной, пользуются местной наёмной преимущественно те, чьей репутации достаточно, чтоб охранник предпочёл лишиться ноги, нежели допустил какую-то царапину на драгоценной посудине.
К тому времени, как они дошли до выхода из здания космопорта, Дайенн успела уже слегка устать от Зафранта, даже при том, что в особо сильной толчее несколько дрази автоматически сомкнули вокруг неё защитное кольцо.
– Вы ж всё-таки хоть и инопланетянка, но женщина, – пояснил свои действия идущий впереди, – это важнее, чем то, что вы с лица дилгарка, мы, дрази, без предубеждений. Мы понимаем, что вы воспитаны минбарцами и считаете себя минбаркой, а к минбарцам у нас очень хорошее отношение, хоть они и странные.
Дайенн хотела было резко ответить, что она совершенно не нуждается в такой защите, она, между прочим, воин, не говоря о том, что их коллега, но шумно вздохнула и сдержалась. Дрази не эталон тактичности, что да, то да, но в данном случае эту бесцеремонность следует расценивать, наверное, как проявление благожелательности… Ну, раз уж мы настроились на установку дружеских связей и преодоление культурных различий, то лучше именно на этом и сосредоточиться.
Да, если вспомнить читанную в курсе иномирной культуры речь Г’Кара «Между нами больше общего, чем кажется», а потом оглянуться вокруг… Нет, Г’Кар, конечно, подметил много верного. В религии, поэзии, обычаях, кулинарии между многими расами можно найти много удивительных сходств. Автор декларации Альянса был во множестве миров и, несомненно, знал, о чём говорил. Но вот если коснуться, к примеру, понятия вежливости… Пожалуй, лучше темы, чтоб поговорить о несовместимых противоречиях, не найти. На чей-то взгляд, наверное, между дрази и бракири общее есть. По крайней мере, ощущение оторопи и досады своими не слишком тактичными выпадами порождают схожее. Хотя сами они определённо поспорили бы, и резонно – сравнивать тонкую язвительность бракири и грубую прямолинейность дрази может, видимо, только минбарец.
Снаружи стало несколько просторней – по крайней мере, когда окружающая толпа прибывших рассосалась по остановкам экспрессов. По перронам, впрочем, опять же довольно бойко лепились ларьки и магазинчики, сновал разношёрстный люд – преимущественно из кислороднодышащих, но просеменило и несколько тракаллан с масками и баллонами. В просветах металлических ферм, оплетающих сетью пути экспрессов, виднелся малиново отливающий купол.
– Я связался с Касорой перед посадкой, – объяснил Вадим, пока Хемайни и Ранкай бились с автоматом по продаже билетов, который никак не хотел переводить раскладку с хуррского на хотя бы земной, – он ждёт нас в кафе в Ризолле. До Ризоллы садиться здесь, синий экспресс.
– Синий?
– Цифробуквенное обозначение сложнее, необходимо скорее для рас с другим восприятием цвета. Ризолла – самый большой купол Зафранта, и туда идёт три экспресса, по самой Ризолле они проходят разными путями. Нам – тот, что максимально близко к центру.
– Ну наконец-то! – раздалось от автомата, – …ох ничего себе цены!
– Так ты бизнес-класс смотришь, вообще-то. Хотя всё равно разорительно, согласен.
Алварес удивлялся, как их до сих пор не взорвали, а стоило б удивиться тому, что они до сих пор не задохнулись. Колоний, построенных в мирах с непригодной атмосферой или вообще без неё – множество, в общих чертах известно, во что обходится содержание куполов и генераторов, не только в финансовом смысле. Кто занимается этим в мире, где, если верить замдиректору Альтаке, каждый сам за себя? Или здесь, ввиду понимания, что это интерес общий, какая-то солидарность всё же возможна? История Зафранта известна была в самых общих чертах – заслуга основания не пиратам принадлежала, конечно, шахты и изначальный проект поселения проектировали кулани в период своего расцвета. То есть во времена, когда большинству младших рас до выхода в космос было ещё далеко, и конкурентов у кулани было не очень много. вышли из криоконсервации они, конечно, в совершенно другом мире – их маленький сектор со всех сторон теснили молодые и хищные соседи, а их самих осталось слишком мало, перед ними стояла проблема, как контролировать и содержать в порядке то, что у них было, и они не могли помышлять о возврате под свой контроль прибранной тем временем к деловитым и не очень чистым рукам колонии. Хотя сперва и пытались требовать. Но быстро осознали, что никаких ресурсов ни для того, чтоб выбить непрошенных гостей, ни для того, чтоб после содержать дорогостоящий проект, у них больше нет. Они и свою независимость сохранили чисто номинально… Захватчики сорвали, что ни говори, очень солидный куш, найдя под главным куполом уже прилично сформированную атмосферу, а в недрах – весьма богатые залежи редких металлов. Но ведь дело не ограничилось тем, чтоб выработать все запасы подчистую и бросить планету, как выеденное яйцо, как бывало это обычно, кто-то ведь оценил надёжность куланских технологий и перспективы, которые это перед ними открывало…
– А в бизнес-классе тогда, интересно, что? – хмыкнул Вадим, ступая на мягкое перламутрово отливающее покрытие. Взору открывался вагон с диванчиками вокруг низких столиков с выдвижными голографическими проекторами, – и зачем это всё нужно в пути, продолжающемся 40 минут?
– Широко живут, – усмехнулся Ранкай, вжимаясь в стену, чтоб пропустить обширное – и в смысле количества, и в смысле габаритов большинства членов, семейство шлассенов, – здесь делают деньги на всём, и деньгами дышит всё, каждый камень… Чтоб с первых шагов было очевидно, что ты приехал получать все мыслимые удовольствия.
Дайенн села к окну, предполагая сперва любоваться пейзажами, но пейзажи, проплывавшие за прозрачной стеной туннеля, были прискорбно однообразными – Зафрант как таковой был мёртвым планетоидом, причём мёртвым образцово, никакой сейсмической активности здесь не было многие тысячи лет, разреженная, непригодная для дыхания атмосфера не предполагала, в отличие от Марса, сильных ветров, и ничто не могло нарушить ровного строя невысокой горной цепочки вдоль горизонта или чем-то оживить невыразительное серо-розовое плато. Поэтому она переключилась на сидящего напротив Вадима, задумчиво созерцающего ту же безрадостную картину.
– Простите моё любопытство, но там, на перроне, когда Ранкай сказал вам, что у автомата предусмотрен и корианский язык, вы так переменились в лице… Верно я понимаю, это большой позор для представителя вашего мира – посещать подобные места?
– Нет, понимаете неверно, – повернулся с улыбкой Вадим, – позор это для представителей вашего мира, да и само подобное понимание позора свойственно тем, кому хотелось бы, да внешние приличия не позволяют.
– Вы хотите сказать, что представляете себе минбарца, который мог бы желать посетить место с такой репутацией? – тон Дайенн заметно похолодел, – вы ведь росли на Минбаре, пусть вы были ребёнком, когда покинули наш мир, но кое-что вы не могли не усвоить…
Напарник пожал плечами с самым безразличным видом, как будто и не предполагая, что нарывается на скандал.
– На Лорке VII разговоров о духовности, умеренности и сопротивлении соблазнам даже побольше, а лорканцев на перроне мы видели. Простые лорканские работяги, вероятно, удивились бы, узнай, где их вожди проводят деньки, свободные от заботы о спасении их душ… Разница в том и состоит, что жители бездуховных миров делают это не таясь и даже гордо, а жители духовных живут по принципу «не пойман – не вор». Минбарского языка, впрочем, в меню Ранкай вроде не обнаруживал. Но наше путешествие только начато, кто знает…
– Зато жителей вашего мира мы здесь имеем шансы встретить, – ввернула Дайенн, глубоко уязвлённая такими бесчинными домыслами. Просто представить себе алита Соука или алита Зенара, или кого бы то ни было из её наставников здесь – немыслимо! Впрочем, она не была уверена, что следует расценивать это высказывание напарника как оскорбление. Предполагать за кем-то желание посетить подобное место – само по себе не оскорбительно, пока этому предположению сопутствует признание способности не дать ходу таким желаниям. Кроме того, оскорбившись, она должна как минимум оборвать разговор, а этого ей совершенно точно не хотелось. В общем, если он хотел сказать, что никто не может считаться выше искушений по одной только природе своей – что ж, он имеет право это сказать.
– Жителей – нет. Жителям, – он сделал акцент на этом слове, – здесь делать нечего, если только они в составе полицейского отряда не ищут похищенную девочку. Изгоев нашего мира. Преступников.
Девушка замолчала, размышляя, что почувствовала бы она сама, встреть она в аэропорту или на перроне кого-то из этих самых… изгоев. Процессов, сопряжённых с лишением гражданства, не бывало много лет, да и когда такое случалось, это не обсуждалось широко, но внутри клана, так или иначе, все всё знали. Дядя Кодин рассказывал, что во времена молодости его деда такое событие имело место быть. В чём конкретно состояло преступление того изгнанника, он не говорил, а она не решилась бы расспрашивать – если за тягчайшее из мыслимого, убийство, гражданства не лишали, то здесь речь должна была идти о чём-то совершенно леденящем душу. Нигде в сводах законов не было такой меры, это было, как она поняла из объяснений дяди Кодина, всегда индивидуальное решение, для тех исключительных случаев, когда все другие решения недостаточны. И страшнее этой трагедии для клана нет. Если собрать в памяти все случайные обмолвки, таких историй за последние сто лет было, кажется, пять. Вероятно, теперь все эти несчастные уже мертвы. А если нет? Что она почувствовала бы, встреться ей где-нибудь один из изгоев? То же, что она услышала в голосе Алвареса, такой же сплав боли, ярости, стыда? Она укорила себя за совершенно неуместное любопытство – очень сильно хотелось спросить, за что в их мире подвергают такому наказанию. Но непорядочно спрашивать такое, когда не можешь ответить на аналогичный вопрос.
– Это может… осложнить нашу работу здесь? – спросила она как можно осторожнее.
– Понятия не имею, – сознался Вадим.
Коллеги явно не прислушивались к их разговору и не планировали подключаться – Хемайни был поглощён изучением рекламных проспектов, периодически рыбий гребень на его голове подрагивал то ли озадаченно, то ли раздосадованно, команда дрази вовсю болтала с попутчиками – теми самыми шлассенами, по преимуществу, пытаясь, кажется, выведать у них первичные сведенья о том, где здесь удобнее всего жить, есть и делать дела, ну, а транталлилы просто дремали.
– Ну, они, эти преступники вашего мира… могут оказаться в числе важных лиц Зафранта? – сама она понимала, что Алваресу неоткуда знать ответ на этот вопрос, об этом стоило спросить тогда уж этого самого Касору, но напрямую, без веских поводов начать расспрашивать коллегу о его мире она пока не могла решиться.
– Запросто, многим из них тех средств, которые они прихватили с собой, сбегая, вполне хватило бы, как стартового капитала, чтоб неплохо подняться в соответствующей среде. Ну, а кто бежал налегке – тех, возможно, можем встретить в роли прислуги.
– То есть, они… сбежали?
Взгляд зеленоватых глаз, обращённый на неё, был почти спокойным.
– Вероятно, я зря употребил слово «изгой», но слово «эмигрант» не имеет того смыслового оттенка. Они сбежали, мы им не препятствовали. Всяк вправе выбирать, где ему жить, в тюрьмах у нас и без них всё ещё, увы, не пусто.
– Сбежали и… всё? Их не пытались разыскать, они не пытались вернуться на родину?
– Их родины больше нет, они сами так говорят.
Дайенн хотела спросить, что это значит, но поезд издал мелодичный гудок, оповещающий о том, что они прибыли.
Макту Касора уже ждал их на означенном месте – за столиком у окна, точнее – оконного проёма, оплетённого сиреневым вьющимся растением, покрывающим собой почти всю фасадную стену, включая вывеску с названием кафе. Дайенн подумалось, что его можно назвать полной противоположностью Альтаки – ширококостный, флегматичный, он двигался и говорил как-то медленно, размеренно, отстранённо.
– Добро пожаловать, господа, – он подождал, пока весь силовой отряд, громыхая сдвигаемыми стульями, расположится за соседними, специально для встречи забронированными столиками, похлопал глазами, наблюдая, как транталлилы безуспешно пытаются уместиться со своими заплечными баллонами на коротковатых для их параметров сиденьях, потом крикнул что-то на бракирийском пробегавшей мимо официантке, – прежде всего, ознакомьтесь с меню. У нас здесь не принято обсуждать дела на пустой желудок, а знакомиться не принято без алкоголя. Благо, здесь нет минбарцев.
– Вообще-то есть, – вставила Дайенн.
– О! Прошу прощения, наша беседа с господином Алваресом была слишком коротка, чтоб он успел представить всех своих друзей. Простите мою бесцеремонность, правильно ли я понял, вы – дама? Я слышал о минбарцах дилгарского происхождения, но не ожидал увидеть одного из них вживую. Какая жестокая ирония, что я не могу предложить самой удивительной женщине, когда-либо ступавшей под крышу моего заведения, лучшие напитки, которыми оно по праву гордится.
– Это… ваше кафе?
– Разумеется. Из каких соображений я приглашал бы вас в чужое? Делайте ваши заказы, господа, делайте на ваш вкус. Я смею считать себя хорошим знатоком дразийской и земной кухни, но не аббайской и минбарской.
Две официантки втащили длинную скамью для транталлилов и остановились рядом в ожидании дальнейших распоряжений. Вряд ли это просто так удачно сложилось, что помещение в этот час было почти пустым, только в самом конце зала за двумя сдвинутыми столами пировала компания ллортов – пировала столь шумно, что едва ли способна была услышать чьи-то деловые разговоры. Скорее всего, хозяин сам отказал другим посетителям в столиках.
Когда и те, на кого меню заведения расово ориентировано не было, наконец нашли какие-то знакомые и внушающие доверие слова, и официантки отбыли в сторону кухни, Алварес вставил информкристалл в разъём проектора. Касора сразу заверил, что лично ему Ритц не знаком, в этом кафе он не бывал, в гостинице, с которой у Касоры договор на поставку кондитерских изделий, он тоже не останавливался.
– В этом я абсолютно уверен. Детище старины Куинко не очень популярно у землян и центавриан, они предпочитают шик Талфити или Брауна. Тем более если б кто-то арендовал одновременно номер в некислородном… о таком он непременно упомянул бы!
Ну, никто и не рассчитывал на быструю удачу. Поэтому перешли к изучению информации и наметке дальнейших планов.
Ризолла – самый большой купол Зафранта, и, в общем-то, основной. Меньшие мало для кого могут представлять интерес – два из них производственные комплексы, два – некислородные поселения (некислородное крыло есть, разумеется, и в каждой уважающей себя гостинице Ризоллы, но те из метановых и сероводородных, кто прилетает на Зафрант надолго, предпочитают, естественно, селиться среди своих) и ещё один – поселение дрази.
– Вряд ли там может быть что-то, представляющее для вас интерес, там просто живут три состоятельные дразийские семьи с прислугой. Почти четыре, точнее – старшая дочь Тидаш Нашим завтра вступает в свой первый брак. Так что если считаете, что для порядку следует наведаться и туда – есть повод, праздник будет продолжаться не менее трёх дней.
– А такое прилично? – удивилась Дайенн, – незнакомцам явиться на семейное торжество…
– Ну, вам действительно не стоит, – кивнул Касора, – господам Алваресу и Хемайни тоже. А вот неженатого дрази не поймут скорее, если он упустит возможность показаться на глаза благодушным по случаю торжества женщинам. Мать Кашьюл питает слабость к симпатичным юношам, особенно если они приходят не с пустыми руками. Едва ли то, что вы ищете, укрывается там, но кто знает, какие полезные сведенья вы можете там обрести… Кашьюл из старожилов Зафранта, её семья владеет здесь многим. Проще говоря, ваш Ритц едва ли может поесть или одеться здесь, не вступив в зону влияния семьи Кашьюл или их ближайших друзей.
Дайенн перечитала получившийся у Алвареса список. Транталлила у них с собой четыре, это некислородные номера четырёх главных гостиниц, кому проверить ещё три главные и четыре более мелкие, где тоже есть некислородные номера? Ещё сложнее, если Ритц остановился у каких-нибудь знакомых. Конечно, тогда вопрос, куда он определил девочку…
========== Гл. 3 Особый протокол ==========
Алварес отключил связь. Дайенн издала некий печальный булькающе-хрюкающий звук и окончательно растеклась на ложе – сил поддерживать тело даже в сидячем положении уже не было. Деловитое журчание комнатного водопада и танец световых узоров на стенах и потолке действовали убаюкивающе, а в сон клонило, откровенно говоря, и без них. Кажется, уже к концу первого часа в Ризолле она поняла, что Зафрант – категорически не её атмосфера, от пестроты, мельтешения и шума голова сперва начала кружиться, потом гудеть, потом появились затруднения с пониманием даже самых простых словесных конструкций. И долго ещё, стоило закрыть глаза, перед ними вспыхивала иллюминация бесчисленных вывесок и витрин, хоровод возбуждённых, галдящих, хохочущих лиц всех, кажется, известных видов инопланетян, пёстрыми разновеликими компаниями проносящихся мимо, едва не сшибая с ног, обдающих безумными облаками духов, алкогольных паров и бог весть чего ещё, пытающихся подхватить под руки и увлечь куда-то в этот ослепительно сверкающий водоворот, едва ли для чего-то, что её по итогам обрадует. И ведь они не совались в самую гущу событий, в бары и казино, но кажется, столпотворение тут происходит вообще везде, кроме кладбища… Есть ли здесь кладбища? Или в этом месте, где вот так ключом бьёт жизнь, просто никто не смеет умирать? Мягкая, как взбитые сливки, поверхность ложа – у этой штуки в форме чашечки цветка было какое-то своё название на центаврианском, но Дайенн его не запомнила и называла просто ложем – обволакивала и укачивала, а сейчас, после такого сумасшедшего денька, соблазнительной постелью были бы и камни.