Текст книги "Наследие Изначальных (СИ)"

Автор книги: Allmark

Соавторы: Саша Скиф
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 50 страниц)

– Помилуй Вален наши души… – выдохнула Дайенн, когда добралась до цели. Мороз по коже – это уже не отображало того, что она испытывала сейчас.

Подвешенный, разумеется, был мёртв. Иначе и быть не могло – потому что тело было сшито из кусков разных тел. Голова – косым швом из металлических скоб, идущим от левой стороны подбородка к правому виску – составлена из куска головы землянина и куска – центаврианина. Брови определённо земные, а нижняя челюсть, хорошо просматриваемая благодаря разорванным губам – центаврианская… Левая нога, как видно сквозь продранную штанину – дразийская. Судя по ногтям, правая рука принадлежала бракири. Дайенн отвернулась, выравнивая дыхание – было дурно. Она ко многому себя готовила, видит вселенная, с тех пор, как они занимаются этим делом, она думала, что готова увидеть всё. Как же она ошибалась…

– Что там? – встревоженно спросил Синкара.

Дайенн осторожно отвернула полу куртки химеры – что искала? Что-то, указывающее на личность – кого из тех, кто вошёл в эту кошмарную инсталляцию? Но во внутреннем кармане действительно что-то белело.

– Нет, нет, нет… Во имя всех подвижников, это уж слишком…

С прямоугольника фотографии на неё смотрело лицо напарника. Фото из личного дела, какое когда-то положил перед ней алит Соук. Не желая отвечать, ни себе, ни кому бы то ни было ещё, что и зачем она делает, Дайенн сунула пакет с фотографией не в контейнер для сбора улик, а в карман скафандра. Никто не должен увидеть это, чего б это ни стоило её совести потом. Потом, когда она во всём разберётся… Разберётся, чего бы ей это ни стоило, да. Но сейчас ни единый посторонний взгляд не должен этого видеть.

– Думаю, на этом можно уже и всё, – Кронос Лютари, врач-центаврианин, безуспешно пытаясь почесаться через костюм химзащиты, в каковые, по настоянию Дайенн, облачались все, кто входил в этот отдел морга, понёс к стерилизатору очередную партию инструментов, – а то так и самим кончиться можно… Стреляных уж Кесса оформит, скоро придёт. Не шибкая спешка, хотя бы этих, символичных, разгребли. Что, говорю ребятам, чтоб паковали на отправку? У нас эти, с нарнской границы, ещё невыгруженные стоят. Вся галактика с ума посходила, Иларус помилуй…

Дайенн прошлась вдоль мониторов – ничего такого, чего бы она не ожидала увидеть, на них пока не было. Впрочем, теперь её действительно удивить будет сложно. Не после трупов, вспоротые животы которых были начинены наркотиками и взрывчаткой – ну, положим, этот символизм тут поняли все, чем торговали – тем и нашпиговали. Не после пепла той же самой макулатуры, утрамбованного в пустые глазницы и рты ещё нескольких – тут тоже в принципе всё понятно. Не после этого… конструктора. Что он хотел сказать этим изуверством, впечатлившим даже повидавшего всякое Саргостиора? Что в заговор «Теней» входят представители разных миров? Что все они – земляне, центавриане, бракири, дрази – суть одно? Но при чём здесь фотография Алвареса? Нет, она не готова предъявить коллегам этот выпадающий из схемы, влекущий новые споры, ссоры, мучительные вопросы элемент. Обработанный, в то время, когда Лютари был поглощён исследованием сильно фрагментированного голианского тела, он теперь покоился в её внутреннем кармане, и это делало всю ситуацию ещё более абсурдной, хоть это и казалось невозможным. Алварес носит так фотографию брата, а она вот теперь будет носить – его. До тех пор, пока не найдёт нужные ответы, и лучше этому произойти поскорее. Думается, и алит Соук (хоть с ним она по-прежнему преступно не готова говорить) согласился бы – последнее дело подозревать Алвареса в связи с этим делом, никто в здравом уме не станет свидетельствовать против себя…

В здравом уме, да. Но ведь никто и не считает, что пришпиливающий обескровленные трупы к потолку – нормален. Вопрос только, как он связан с Алваресом. Впору спросить Симу, что у них там за легенды о тёмных близнецах…

Выкатили каталку в объятья уже поджидавших санитаров-дрази. Здесь, говорит Лютари, можно б было даже шаттл-гробовоз не гонять, просто швырять трупы вниз – сгорят раньше, чем достигнут земли, вместо со всей заразой, даже будь то чума дракхов. Но нельзя так. Поэтому невостребованные мертвецы сжигаются в специальной печи в утилизационном комплексе, расположенном в сердце «блина», а урны с прахом полагается хранить в течение 50 лет, на случай, если каким-нибудь поздним родственничкам-наследничкам они всё-таки понадобятся. Такой протокол почему-то действовал на Тиррише и на Казоми, Альтака от подобного счастья открестился на подлёте, заявив, что у него на Яноше для колумбария места не было и тут не будет, Саргостиор надеялся эту норму опротестовать тоже. Не то чтоб места действительно не было – навалом его, места-то, но нет никакой логики в том, что два полицейских отделения живут по регламентам, отличным от всех остальных космических объектов.

Прошли шлюзы дезинфекции, сняли и убрали в шкаф костюмы, в коридоре столкнулись с Л’Тачлит, идущей в некислородную прозекторскую – в передних, длинных конечностях она несла крупногабаритный контейнер, одной из коротких боковых лапок придерживала ручку метанового баллона. Закончила с бакпосевами и теперь ещё пошла на вскрытия, бедняга. Хорошо хоть, некислородников среди трупов было существенно меньше…

Кесса была на сложной операции, медсестра-хаяк, дежурившая в приёмной, сказала, что освободится она ещё не скоро. Лютари пожал плечами – он так и так отправлялся спать. Дайенн рада б была последовать его примеру, но следовало сначала обсудить первые результаты – можно не сомневаться, стихийное совещание в местном кабинете насильственных уже в разгаре, её одну ждут. Кабинет этот Дайенн по возвращении мельком видела, но сейчас без провожатых бы не нашла, к счастью, встреченный в коридоре силовик-транталлил согласился её проводить, вслух удивляясь, да где тут можно заблудиться, планировка ж простейшая, интуитивно и ребёнку понятная.

Возможно, это так и есть, если смотреть на схемы – всё действительно просто и ясно, радиальная планировка с печами и генераторами в центре, откуда коммуникации расходились к жилым и производственным отсекам, три «этажа» – нижний занимали госпиталь и тюремные коридоры, средний – жилые и рабочие кабинеты, верхний – доки и грузовые помещения. На практике в системе лифтов и галерей нужно было ещё разобраться. Их расположение подчинялось уже не принципу простого геометризма, а производственной логике – ближе всего переходы были сделаны между теми точками, которые чаще всего соединяются регулярными маршрутами. То есть, какими они предполагались, когда здесь был ещё первый росток будущей колонии. Смена профиля повлекла и неизбежные изменения внутри. Больше они, правда, коснулись второго из обжитых «блинов», превращённого в большой ремонтный док для «Серых крыльев» и заправочную станцию для проходящих транспортников. Здесь перепланировок было значительно меньше, но и они влетели в солидную денежку. Но это вполне компенсировалось восстановлением садов – в итоге Тирришское отделение практически не зависело от внешних поставок, выращивая почти все продукты на месте. Действовала даже лаборатория про производству синтетического мяса – по стандартам ипша, конечно, на вкус нарнов и землян пресновато, на вкус центавриан вообще глина глиной, но обилие выращиваемых тут же специй вполне спасали дело. Что по-настоящему пугало Саргостиора и глав отделений – это перспективы, пока, к счастью, отдалённые, капитального ремонта, к примеру, обшивки. А уж если что-то случится с тросом… Материал, способный выдерживать адские температуры у поверхности планеты, был дилгарским, формулу-то расшифровать не проблема, у ипша она, кажется, даже есть, но технологические возможности для производства есть у землян, центавриан и вриев, и сколько это будет стоить – примерно понятно. Обследования троса – на ту глубину, на которую получалось опустить ремонтные боты – пока обнадёживали, но картина дрейфующего, как тракалланский город, отделения время от времени являлась кому-нибудь в кошмарах.

Да, если говорить о кошмарах… Перед сном надо будет подняться наверх, полюбоваться видами из обзорных окон. Всеми силами постараться отпечатать перед внутренним взором именно их, заслонить как-то образ конструкта в паутине. С фотографией Алвареса на груди. Тёмные близнецы… Сима просто обязан сказать что-то такое, чтоб она перестала об этом думать.

Сима, правда, как раз отсутствовал – с местными коллегами оформлял документы на утилизацию конфиската (практически, впрочем, утилизированного неизвестными налётчиками, уцелевшего было мало, так что это была в основном формальность для отчёта – засвидетельствование уничтожения такого-то количества алкоголя и оружия. Отдел наркотиков со своей частью задачи уже справился).

– Что-то я уже не верю, что мы когда-нибудь поймаем этого… Франкенштейна, – проворчал Синкара, пересматривая неутешительные первичные результаты работы с компьютером космодрома, – приходит куда хочет, шинкует толпу вооружённых головорезов в капусту, собирает, кстати говоря, кучу трофеев – в оружии и кораблях у него теперь недостатка нет… А мы хронически на два шага позади.

– А может, и радоваться надо, что позади? – проворчал под нос Ли’Хор, – не очень хочется, если честно, лично с этим вот встречаться… Но придётся, видимо. Сам он не остановится, это уже ясно.

– Ну почему же, – нервно усмехнулся Итишшу, – вот закончатся пираты как класс…

– И всё закончится? – улыбнулся Синкара, – о, ничерта подобного. Всё только начинается. Пираты – пешки, ты же слышал. А вот фигуры, которые по цепочке вытягиваются… это будет такой шорох, что живые позавидуют мёртвым. Он, собственно, уже начался. Недели не прошло, на основании расшифрованного нашими аналитиками на Земле и Марсе уже кого-то арестовали… Передали материалы также на Бракир, Нарн и Захабан, там, видимо, тоже скоро тот же вой подымется. Альтаке уже анонимные письма с угрозами приходили, в другие отделения тоже.

– Ну, эти откупятся, не знаем мы будто, как это делается… Разве что припугнёт их это немного, о смысле жизни задумаются. А то ведь мало ли, с такими возможностями ему и дипломатический транспортник ничего не стоит захватить…

Дайенн снова бросила взгляд на экран Митши – программа поиска, сопоставляющая данные трупов с базами, выдала ещё два результата. Саргостиор, не спрашивая особо-то ничьего мнения, дополнил базу данными, полученными – не по официальным, конечно, каналам – от пары весьма дорогих госпиталей, о которых ходили слухи, что деньги там решают все вопросы… то есть вообще все. И совпадений за всю историю находилось уже немало. К делу эти результаты, понятно, не подошьёшь – объяснять, как заполучил конфиденциальные данные, Саргостиор имел не больше желания, чем руководство госпиталей, это было направление, в котором необходимо дальше копать, но и это помогало.

– Ну, это в любом случае не наши заботы. Наши заботы на ближайшее время – Аид.

– Ага. Вы ближе, вы лучше тот Аид знаете. Там пару лет можно блуждать, стукаясь обо все астероиды, в поисках этой базы… Саргостиор говорит, даже он со своим опытом не взялся бы.

Вадим вытащил из кипы своих бумаг один листок.

– Покажи ему вот эти цифры. Просто спроси, да или нет.

Итишшу пожевал губы.

– Гм… координаты на аидские похожи, да. Откуда циферки, если не секрет?

– Угадай. Были вырезаны на одном из этих ребят на потолке.

Вито присвистнул.

– Борзый, однако, у них главарь… Сам к месту следующего преступления приглашает?

– Вообще-то, кажется, не в первый раз, – вставила Дайенн.

– Ну, а как. Аид немного не то место, где мы можем напороться на его очередные художества случайно. А он из тех маньяков, которым необходимо, чтобы его действа были обнаружены. Помнишь, я говорил? Это не тот случай, когда задушенную жертву закапывают в безлюдном месте. Он устраивает представление, и ему необходимы зрители. Поэтому он нам даже на всякий случай координаты пишет, чтобы не дай бог не пропустили.

– Маньяки – они все такие. А это – классический маньяк, хоть тема и не классическая.

– Интересно, сколько ещё буковок-циферок он нам успеет намалевать, прежде чем пираты всей ордой сдадутся и попросятся в стены родной тюрьмы укрыться, как в материнскую утробушку… – Итишшу поднялся, – ладно, пойду, попробую, чем чёрт не шутит… Если и правда оно – надо ж готовиться…

– Готовиться… Морг, что ли, расширять? – проворчал Синкара, – некоторая фора времени у него всё-таки была. Опять приедем к горе трупов и ничерта. Опять над очередной буковкой будем головы ломать. Ну или циферкой… Или может, вообще знаком препинания, кто его знает, логику его… Алварес, как считаешь, куда его фантазия на сей раз выведет? Может, теперь нам на стене Богородицу изобразит и иероглиф китайский?

Вадим хмурился, перелистывая фотографии.

– Почему И… Эти знаки – не порядковый номер, не соотносятся ни с названием места, ни с именами жертв… И всё же, если б он не считал, что мы сумеем истолковать послание – он не оставлял бы его.

– Ну, будем считать, что он переоценил наши мозги?

– Я, может, что-то тупое сейчас спрошу, – подал голос Ли’Хор, – но может быть такое, что он… ну… и не собирается в этот Аид? Ну всё-таки место действительно не очень проходное, не зная броду, можно и корабль убить…

Синкара покачал головой.

– Кажется, этот знает брод везде, где надо и не надо. Как-то ведь он сел на Ваханте.

– … и он передаёт эти координаты нам, чтобы уже мы разобрались с недобитками, а у него на этом всё? Вроде как, последние точки над И…

– Ли’Хор, ты много с ходу вспомнишь маньяков, умевших вовремя остановиться?

Нарн развёл руками.

– Я не уверен, что вообще многих с ходу вспомню. Я не спец по сдвинутым мозгам, как-то больше по обычным бандитским разборкам… А эта братия тоже, конечно, с огоньком порой к делу подходит, но чучело из кусков разных тел пока ещё никто не собирал. Вот хоть режь меня, я б не придумал, что он этим сказать хотел… Говорят, что надо уметь мыслить как преступник. Ну не знаю, если мыслить как этот вот, так недолго и самому, по-моему… Это я ничего против тебя не говорю, Алварес, но ты поосторожнее.

– Ему это все уже сказали, – усмехнулся Вито, – но он же в своём роде тоже маньяк. Допёк Альтаку, чтоб его вернули к этому делу… Правду сказать, оно всё больше выглядит как личный вызов. Почему он сшил по полголовы человека и центаврианина? Может, конечно, потому, что по его мнению так красивше, а я просто параноик, раз вижу в этом жирный и некрасивый намёк…

Дайенн чувствовала, что прямоугольник фотографии всё сильнее жжёт тело. Выложить его сейчас? Нет, нет…

Всю дорогу с Ваханта она искала хотя бы для самой себя приличное объяснение, почему так поступила. Почти нашла, но потом была эта адская карусель зверски расчленённых тел и тел, которые необходимо было расчленить спокойно и правильно, с чувством вины – хотя всем вроде бы очевидно, что их-то вины здесь ни капли – перед Л’Тачлит, которой приходилось, с забранными образцами для бакпосевов, каждый раз проходить через шлюзы дезинфекции и надевать маску своего баллона – что поделать, лаборатория кислородников ближе и больше, в метановой сейчас своя работа кипела. Можно было уйти и раньше, но так хотелось поскорее… не то чтоб закончить, до «закончить» тут ещё далеко, но насколько возможно приблизиться к этому, да и неудобно было перед Лютари, и так целиком взявшим на себя все центаврианские трупы – хорошо хоть, их на общем фоне немного.

Почему? Из-за проклятых слов проклятого Такерхама, которые всё равно не могли побудить этот минбарский принцип защиты чести, потому что он менее всего может относиться к Алваресу? Из-за чувства вины перед алитом Соуком, в поручении которого пока что не слишком преуспела, и как следствие – желания предоставить ему то, чего не знает больше никто? Разумеется, хотелось бы, чтоб сперва у неё были какие-то версии, как понимать этот новый неожиданный элемент, с чем он может быть связан. Версий пока не было, а вот понимание сути того, что именно она сделала, становилось всё сильнее – и с каждой минутой промедления становилось всё сложнее выложить эту фотографию, и от этого становилось ещё поганее. Так бывало давным-давно, иногда в детских снах, которые она помнила потом очень смутно, без подробностей, только само это чувство – она совершает нарушение. Идёт туда, где ей быть не подобает, делает то, что приводит в ужас её саму, а уж в какой ужас приведёт взрослых – нечего и говорить. Она понимает это внутри себя – и всё же обнаруживает себя уже сделавшей это. И тягучая, жадная трясина страха, тоски, раскаянья, стыда затягивает её… Мама успокаивала, говорила, что такие сны снятся всем, и ей снились, от этого становилось немного легче. Сейчас – не сон, и нет рядом мамы, чтобы успокоить…

В обратной дороге почти всё время провели в кают-кампании, доработка отчётов превратилась в коллективное творчество – спасибо Синкаре, который ни себе, ни кому вокруг с рабочего настрою сбиться не дал, сидел, вслух страдал о невозможности разорваться, и в рейде в Аид принять участие хочется – такие записи в послужном списке вообще не часто появляются, и там как раз, по меткому выражению Ранкая, пара субъектов отменила таки бронь на ближайший рейс к кандарскому солнцу, скоро будут готовы что-то да сказать. Дайенн тоже было о чём подумать в этом плане, но думала она, пытаясь свести первичные результаты в окончательно внятную картину, о других вещах. О Ваханте – не было времени, конечно, на экскурсии по окрестностям, но и того, что видела, хватало для самых разнообразных мыслей. Почему ни одна сволочь так и не нашла в себе решимости поднять вопрос о биологическом карантине? Лучше поздно, чем никогда. Дилгарские сомнительные гарантии безопасности канули с ними вместе, да и касались они их самих и союзников. Дрази, например, их союзниками не были, они были, в составе первого населения колонии Латиг, таким же материалом для экспериментов. Если никто из первых высадившихся на Ваханте пиратов не повторил судьбу обнаруженных там трупов через годик-другой, это действительно должно так успокаивать? В истории до чёрта примеров, когда заразе требуется лет десять, чтобы приспособиться к чужеродному организму, зато уж как приспособится… Зато вот полицейские лаборатории обременены прекрасным и бессмысленным делом этих бакпосевов, для прояснения причудливого и извилистого пути существ, визами сроду не обзаводившихся, хотя любому понятно, что не влияют эти результаты особо ни на что – добропорядочные граждане и прежде не совались в сомнительные места, не озаботившись прививками и страховками, а не добропорядочные как руководствовались своими соображениями, так и впредь будут.

Г’Тор, давно закончивший со своей частью бумажной каторги – спасибо за это коллегам из тирришцев – теперь пялился в фотографии мест преступления, а не пялиться и сложно было, Алварес разложил их на полстола.

– Нет, всё понятно с уничтожением пиратов… Ну, методы, конечно, оторопь внушают, но надо думать, пиратскую братию не так легко впечатлить, там уж слишком закалённые жизнью натуры, а вон гляди-ка, как загоношились! Но эти надписи и знаки – это просто какая-то бессмыслица! Почему он два раза написал одну и ту же букву? Конечно, теперь одно из мест уничтожено, как бы нет у нас буквы, но он-то об этом знать не мог!

– Ну, к взрыву на Яришшо он действительно непричастен. Да и у нас всё-таки остались фотографии. Мало, и не очень хорошего качества… Но много ли это уже решает, ну, минус один пожизненный срок, что ли?

– Это не 3.

– Что? – Синкара повернулся и встретился с каким-то странным, остекленевшим взглядом Алвареса.

– И это не А. Вито, будь добр, свяжись с Шлилвьи, он говорил, что есть фотографии, менее чёткие, но может быть, там ракурс удачнее… Хотя я и так совершенно уверен.

– Алварес, ты мог бы быть внятнее?

– Смотри сам! Я бы сам предпочёл видеть что-то другое… Вот здесь падает тень от рукояти меча, кого-то из нарнов из силового. Она перекрывает перекладину в литере. А если присмотреться? Крови свойственно оплывать потёками, но даже несмотря на это видны эти «хвостики»… Которых в денетском случае нет.

– И что это значит?

– Что в Диллатлиине – не Б. А в Лумате не 3. Начертание не латинское. У всех знаков одно начертание. Нет никаких сбоев и противоречий. Это кириллица. Белорусская кириллица.

Послышал грохот сдвигающихся стульев – и Синкара, и Ли’Хор, и Дайенн, хоть ног не чуяла от усталости, ринулись к нему.

– В Диллатлиине – кириллическая В, она выглядит как латинская Б, но здесь она выписана старинным шрифтом. Начертание славянской З тоже отличается от цифры 3… Он не просто выписывал отдельные буквы, он составлял слово.

– Алварес, ты извини, я по-русски-то читать не умею, а по-белорусски тем более.

– Это моё имя, Вито. На языке моих предков. На базе в Аиде будет буква М. Вадзiм.

Дайенн тронула руку бледного, как полотно, Алвареса. Потом встряхнула его за плечо. Потом несильно, не размахиваясь, ударила по лицу.

– Что за бред? Почему? Откуда ему знать твоё имя и зачем ему его писать?

– Потому что я подозреваю… – Вадим сглотнул ком в горле, – если не сказать – уверен, что знаю, кого мы ищем. И что означает собранный из фрагментов труп. Расколотое сознание. Дайенн, ты же сама знаешь, что ни одна технология не позволяет вбить все эти штыри в потолок одновременно. Кроме одного способа. Телекинеза. Все факты говорят о том, что среди убийц очень сильный телепат. Не просто телепат – телекинетик. Самый сильный телекинетик из всех, кто сейчас живёт в галактике. Мой брат, Элайя Александер.

Наконец закончив борьбу со строптивым душем, Дайенн облачилась в домашнее платье и решила посвятить остаток вечера дальнейшему изучению файла, переданного ей Схевени. Она благодарна была судьбе за две вещи – что разговор с алитом Соуком состоялся до очередной встречи со Схевени, и ей не пришлось упоминать о своём намеренье заняться изучением идеологических текстов корианцев, и что Нирла сейчас у Шочи Каис – ведь девочка непременно проявила бы любознательность к тому, что сейчас читает обожаемая ею госпожа Дайенн, и все слова о том, что это слишком сложная взрослая книжка, её бы не остановили. Она с упорством, которое стоило б поставить в пример многим взрослым, читала инструкции к лекарственным препаратам, искала описания симптоматики болезней, противопоказаний и побочных эффектов, благодаря чему уже дважды в отсутствие медперсонала сумела принять верное решение, в одном случае отключив капельницу с препаратом, вызывающим у пациента, как выяснилось, угнетение дыхания, в другом – напротив, добавив препарат, снявший приступ тахикардии.

Минбарец не должен лгать, а вот недоговаривать – может. Правда, недоговаривать старейшине клана – мягко говоря не похвальное поведение, но она допустила уже много недопустимого, и в сущности, у неё нет сейчас иного пути, кроме как продолжать идти, как идёт. Прямого запрета на изучение чужой культуры нет, значит, она не совершает преступления. Да, она всё равно совершает ослушание – не рекомендовано это почти то же, что запрещено. Но всё же иногда можно и уделить внимание различию этих понятий. Если алит Соук считает, что для знакомства с чужой идеологией она недостаточно устойчива к соблазнам – то для неё, как для воина, это оскорбительно. Конечно, он старейшина, и подвергать сомнению его авторитет – грех, но всё-таки будем честны – он не воспитывал её, и не может так же оценить её моральную устойчивость, как её наставники. Если бы суждение о её готовности к соприкосновению с теми или иными идеями выносил бы, к примеру, дядя Кодин – она б и не вздумала пререкаться. Впрочем, наверное, и тогда загорелась бы мыслью доказать ему, что может превзойти эту невысокую оценку. Может, это и самонадеянно, но воину и не пристало в таких вопросах смирение и покорность жрецов. Воин обязан преодолевать и доказывать. К счастью, после того, как она пересказала события последних дней в контексте их связи с личностью Алвареса, тема сменилась так, что ей не пришлось упоминать о своём разговоре со Схевени. Плохо то, что все последние рабочие моменты слишком выбили её из колеи и она не додумалась спросить у Схевени – а зачем существует этот перевод на минбарский, для кого? Нет, запрета на публикацию этих работ на Минбаре, насколько ей известно, нет, но неужели кому-то это может быть интересно? Может быть, специалистам, изучающим культуру других миров – да, но не массам народа это точно. Это всё совершенно не про них… Дайенн вздохнула, открывая очередную сноску – они увеличивали вес документа мало не вдвое. До сих пор она недалеко продвинулась именно в силу того, что изучала содержимое сносок, для чего ей пришлось на целый вечер углубиться в земную историю. Люмпен-пролетариат… О, ясно, значит, несколько часов назад она имела честь беседовать с люмпен-пролетариатом. Прекрасно, выражаясь языком Алвареса и Схевени, осознающим свою классовую сущность… На Минбаре нет люмпен-пролетариата. Впрочем, она действительно готова поспорить со Схевени по вопросу, есть ли на Минбаре просто пролетариат. Будет готова, когда освоит предмет разговора достаточно хорошо… Но ведь действительно этому определению – неимущего, бесправного слоя, существующего лишь для поддержания собственного существования и обслуживания привилегированного слоя, не соответствует никто в их народе. Ни один минбарец, возделывает ли он землю, управляет сборочным конвейером или прислуживает в храме, не работает на другого минбарца. Он работает на общество, даже если выполняет приказы вполне конкретного руководителя. Так же как ни один руководитель, какого бы высокого ранга он ни был, не мог бы поставить своей целью личное обогащение. О таком просто неприлично говорить. «У пролетариев нет ничего своего, что надо было бы им охранять, они должны разрушить все, что до сих пор охраняло и обеспечивало частную собственность»*. Что ж, алит Соук прав, это звучит более чем угрожающе… Но ведь частная собственность никогда не имела высокого приоритета у минбарцев. Наиболее чтимые обществом граждане – подвижники – собственности не имеют вообще. «Пролетариат, самый низший слой современного общества, не может подняться, не может выпрямиться без того, чтобы при этом не взлетела на воздух вся возвышающаяся над ним надстройка из слоев, образующих официальное общество»*. Ну, это понятно, как понятен и ужас всего этого официального общества перед подобной перспективой. Впрочем, сразу вспоминается ирония Схевени в этом их последнем недолгом разговоре – о том, что в истории каждого мира хватает междоусобных войн и гражданских переворотов, в которых проливается немало крови, калечится немало судеб, но ничто из этого не ужасает буржуазное сознание так, как борьба угнетённых за своё право жить по-человечески. Спорное утверждение… Как воин, она не может назвать себя пацифисткой, но философия воина требует быть всегда готовым к войне, но без нужды не начинать её первым. Особенно философия воина-медика, призванного спасать жизни. Нет ничего хуже, чем бессмысленное кровопролитие. Но кто определяет его смысл – победители, побеждённые? «Если не по содержанию, то по форме борьба пролетариата против буржуазии является сначала борьбой национальной. Пролетариат каждой страны, конечно, должен сперва покончить со своей собственной буржуазией*». Некоторая успокоительность этой фразы полностью нейтрализуется тем соображением, что с собственной буржуазией корианцы как раз покончили, теперь можно приняться и за чужую. Впрочем, если какой-то мир даст им почву для такого вмешательства – именно такое положение его граждан, как описано здесь – должно ли это беспокоить Альянс? Конечно, Альянс против вмешательств во внутренние дела миров – но это должно касаться только участия Корианны, возражать же против самих революций – опять же вмешиваться во внутренние дела, разве нет? Велика ли беда, если Корианна, и не бравшая на себя в полной мере обязательств Альянса, поддержит процесс, который и так уже происходит? Если Центавр, Захабан или та же Земля доведут свой пролетариат до того, чтоб он пошёл путём Корианны – не сами ли они будут виноваты?

– Добрый вечер. Вы здесь ждёте кого-то?

Нефилим** подняла взгляд. Голиане, пока маленькие, от сверстников из землян и центавриан не слишком отличимы, на взгляд безволосых рас, по крайней мере. Но – дело даже не в том, что Ли’Нор к безволосым технически уже не относилась, во-первых, голиан она видала разного возраста, во-вторых, у этой девочки уже начали оформляться складки и валики кожи, которые отличают голианские лица от «родственных» рас.

– Ну, можно и так сказать. Жду, когда очнётся один хмырь… А ты работаешь здесь, что ли? Не слишком мала для этого?

Голиане где только не работают, внутренне вздохнула про себя, и не всегда соотносимо с возрастом. В этом плане, правда, Альянс немного порядок навёл, использовать детский труд большинству его членов стало крайне сложно (что ставит в довольно замысловатое положение тех же нарнов, у которых совершеннолетие в 10 лет), но велика ли беда, когда есть «свободные» территории. Ещё одни жертвы центавриан – благодаря главным образом им, да ещё некоторым ближайшим соседям, некоторые голиане во многих поколениях жители этих «свободных территорий», слабо представляющие себе, что делали бы на родине, если б вдруг оказались там.

Нирла гордо вздёрнула подбородок.

– Господа медики мне разрешают. Я стараюсь помогать, больных много, им не успеть везде, ну и вот что-то несложное – лекарство дать, пищу принести – и я могу. Госпожу Каис, у которой я сегодня была, срочно вызвали, вот я и пришла сюда… Это вы о ком? Я тяжёлых вроде всех знаю, ну, только если новых не привезли…

– Солмокона, бракири.

– А, с черепно-мозговой травмой, после драки. Их двое таких было, ещё голианин, но он уже умер. Наверное, и Солмокона умрёт, хотя у него не такая страшная травма, как у Кулзанка, тому вообще всю голову поломали, ужас.

– Очень надеюсь, он не умрёт раньше, чем ответит на мои вопросы.

Нирла внимательно набирала из шкафчика на поднос бутыльки и ампулы.

– Ну что за люди, вот опять децинон к ренофрену поставили… Не знаю. Доктор Реннар ещё в прошлый раз, как я здесь была, говорил, что он очень плох. Я сейчас пройду как раз по тому крылу, загляну и к нему, потом скажу вам.

Ли’Нор кивнула и осталась сидеть у шкафчика, уставившись в одну точку. Многие иномирцы, когда впервые видят нефилим, начинают жалеть их (чаще всего про себя, не говоря вслух) – каково живётся-чувствуется полукровкам, не могущим сказать, кто они, к какому миру относятся, не те и не эти в полной мере. Это, конечно, было ошибочно. Ли’Нор не стала бы отвечать за всех нефилим, но за себя и всех ей знакомых могла сказать – они знали. Они нарны, их связь с историей и культурой родного мира несомненна и нерушима, ей не помеха определённые доли земного генотипа и фенотипа, эту связь не уничтожишь так же легко, как древние храмы и города – а и это косматым варварам не удалось бы так уж легко без масс-драйверов. Но даже если Маркас и Ду’Кердзан обращены в прах и не найти уже, где было русло Валхад и даже великая Тад – мать семи рек – погребена под грудой астероидов, нарны остаются нарнами, существами великой гордости и преданности. Можно стереть в порошок камень и иссушить источник, можно, отчего ж нет. Время вообще стирает и иссушает всё. Но пока народ помнит себя, святыни не становятся менее святыми оттого, что каменной кладке или бронзовому литью не 3000 лет, а три года, память и гордость не становятся тусклее оттого, сколько раз сжигались библиотеки. Быть нарном – это, если надо, и самый Нарн собрать заново по камушку, и зажить на нём лучше прежнего. Две центаврианские оккупации не уничтожили величия нарнского духа – разве может уничтожить внесение сторонних генов. Как и раньше нарнам случалось восстанавливать свои города и храмы, так случалось и вносить изменения в свой генотип – от чего-то полезного, что можно позаимствовать, нарны сроду не отказывались.