Текст книги "Священная терапевтика"

Автор книги: Зор Алеф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 59 страниц)

Поэтому логическим развитием действия после уничтожения конденсатора и старого «Я» аудитории будет ее пробуждение от облегченного состояния Fatuuma. Для этого пользуются двумя оставшимися и еще не использованными частями формул пробуждения, соединенными вместе и несколько видоизмененными для выведения массового пациента из облегченного состояния Fatuuma:

«Итак, теперь вы спокойны, вы расслабленны и вы сильны; вы бесконечно сильны. Сила – легкая, как дым, прочная, как сталь, пронизывает ваш мозг и кости и фимиамом поднимается из глубины вашего сердца – великая и беспредельная сила; беспредельная, великая сила мягкими сверкающими одеждами обволакивает вашу плоть и укрывает вас; клубится вокруг розовым благоуханным облаком, и отныне – ничто да не повредит вам, ничто да не устрашит вас, ничто да не совратит вас! КАДОШ.

И, пробуждаясь к свету нового дня, вы почувствуете себя бодрыми, здоровыми, прекрасно отдохнувшими всем телом, всем своим телом, с головы – до кончиков пальцев ног; от кончиков пальцев ног и до макушки головы – вы расслабленны, спокойны, готовы к долгой и плодотворной деятельности; с каждым днем, с каждой минутой, с каждой проживаемой вами секундой бытия – ваше состояние улучшается, улучшается, и вы рождаетесь для жизни новой, для вечной жизни в Отце. КАДОШ.

Ваши мысли стали ясными, чистыми и теплыми, как лучи восходящего Солнца, как безмятежные и прозрачные морские воды; ваши чувства – хрустальными, звенящими и переливающимися, как горные ручьи, текущие с высоких снежных вершин и озаряемые первым утренним лучом; клеточки вашей плоти – сильными, легкими и свободными, незыблемыми – как скалы; пластичными и устремленными – как реки, как могучие реки, огибающие острова и текущие в сверкающие океаны Духа; воистину; воистину – вы стали могучей рекой, устремленной в океан совершенного духовного сияния, и стало так.

In Nomine Pentagrammatica Libertas Trinitate! In Dox et Fato! Imo! Obito! Archedosel! Verum est. Verum est. Verum est. Amen^[302].

Ваши руки обретают гибкость и подвижность, ногам возвращается сила и твердость, сердце бьется ритмично – не быстро и не медленно, дыхание – глубокое, спокойное, гармоничное; вы медленно закрываете глаза, мы вместе считаем до семи, и с каждым мгновением мы пробуждаемся, пробуждаемся для воли, любви и жертвы. (Маг медленно, раздельно считает до семи).

Медленно, очень медленно – вы открываете глаза, открываете глаза. Во имя Глубочайшего и Вселюбящего Тетраграмматона – объявляю нашу целительную работу законченной. АМЕН!»

Эгрегор Братства благословляется знаком Герметического креста.

Массовый акт Священной Терапевтики завершен.

После того как сказаны последние слова формулы пробуждения, Маг закрепляет освобождение аудитории от Fatuuma рядом подтверждений. Что это такое?

Вообще подтверждением выхода (освобождения) из состояния Fatuuma считается физическая демонстрация пациентом владения некоторыми основными функциями тела, например владение конечностями и речевым аппаратом.

Поэтому оператор предлагает присутствующим сначала медленно поднять правую руку, потом – левую, затем пошевелить пальцами обеих рук, сжать их, опустить руки.

В качестве речевого подтверждения рекомендую трижды произнести Великое Имя Божие «АМЕН».

Маг призывает массового пациента закончить акт прекрасной и целительной формулой – ТЕТРАГРАММАТОНОМ АМЕН, то есть трижды повторить ее за ним. И когда стихнет последнее хоровое «АМЕН» – массовый акт Священной Терапевтики можно считать завершенным.

Далеко не весь эйдос массового лечения представлен здесь, и не изучены еще все его действительно уникальные возможности. Но те люди, которые были раньше, те, которые идут вместе с нами, и те, которые будут после нас говорили, говорят и будут говорить своими словами. А это означает творчество.

Ограничить метод строгими рамками значило бы препятствовать творчеству других. Не хотелось бы, чтобы наши опыты по вскрытию законов массового лечения и нахождению универсальных и действующих формул были кем-то восприняты как окончательные и потому строго определяющие в работе. Законы, однако, есть ориентиры, которые дают направление творчеству; и творчество должно находиться с ними в сущностном соответствии.

Часть 8. САМОСТОЯТЕЛЬНОЕ ЛЕЧЕНИЕ

Только сила, напоенная Божественной любовью, способна исцелять, ибо любовь суть квинтэссенция всякого целительного процесса

Глава I. ТРИ СИЛЫ.

Он проснулся от горя.

Пытаясь отогнать наваждение, Ахелой Кротонский стал мутно озираться вокруг. Но следом пришла боль.

Грудь медленно каменела, и там, глубоко, щемяще запульсировала жилка. Дыхание остановилось, и он в судорогах корчился на золоченом ложе. Затем что-то порвалось внутри и изо рта его потекла струйка темной крови.

Он подумал, что умирает. Очертания предметов, светильники, источавшие тусклое колеблющееся пламя, мраморные статуи – все заволакивалось мучительной багровой дымкой и отступало, а прямо под ним разверзалась холодная пустота.

– Боги Олимпа! – хрипела какая-то частица его сознания, все еще не угасшая. – Жить!

Боги безмолвствовали. Он видел себя уже повисшим над бездной, и из ее небытия долетал глумливый, беспощадный хохот. Этот смех разбудил в нем ужас, какого он никогда раньше не ведал. Знатный кротонец^[303] с криком сорвался со своего пышного ложа и замер на мраморном полу.

Очнулся он от холода. Деревянные ставни, распахнутые настежь, впускали свежий утренний бриз.

Ахелой понял, что дрожит. Сморщась, он поднялся с холодных плит и, закутавшись в тогу, подошел к оконному проему. Искусно вырезанная белая решетка не препятствовала зрению, и он стоял, глядя, как восходящее светило ласкает томные волны Тарентского залива.

Легкий морской ветерок, разбудивший его от обморока, пролетая над городом и садами, подхватывал запахи, из причудливого столкновения которых возникал острый и безнадежно желанный аромат Жизни.

И Ахелой стоял, прикрыв глаза, и дышал этим ветром, дышал, не в силах насытиться; крупные слезы текли по его усталому лицу и, смывая запекшуюся на подбородке кровь, алые, падали вниз…

Асклепиады^[304] не ошибались.

Прогноз болезни исполнялся с точностью до декады.

Что ж, прогноз, по крайней мере, даст ему возможность закончить дела, составить завещание.

Завещание?

Он был одинок. Никто не владел его душою, и он не владел ничьей. Это удобно. Но теперь…

Мука бессмысленности подступила к его горлу, и снова проснулся ужас небытия: предчувствие пустого и гибельного провала впереди, за которым – ничто. Его сердце противилось, разум горестно восставал и отказывался признавать эту холодную бездну в конце пути, но, не зная иного, сломленный, отступал перед НИЧЕМ.

И Ахелой бросился прочь из огромного каменного дома, от этих статуй и мраморных колонн, где даже стены говорили ему о блаженной и пустой беспечности, в которой провел он всю свою жизнь.

Он медленно брел по жарким улицам, не узнавая никого – то отрешенно смотря себе под ноги, то с удивлением оглядываясь по сторонам, словно пытаясь вспомнить что-то; что-то спасительное, важное, но оно все ускользало…

Короткая улочка, редко мощенная массивными истертыми каменными плитами, вывела его на площадь, куда, словно в озеро, стекалось несколько больших и малых улиц. Там вырастал, подобно могучей скале, очаровывающей своей гармонической слаженностью и устремленностью, храм Аполлона Гиперборейского. Десятки и сотни раз послушные руки проносили его мимо величественного строения, когда он, уже умащенный и натертый благовониями, отправлялся на один из многих в своей жизни пиров… И он равнодушно смотрел, приоткрыв занавес, как мимо проплывала лепная колоннада.

Храм отталкивал его, казался надменным, чужим, лживым. В богов верили лишь глупцы и охлос^[305].

Теперь Ахелой Кротонский – просто умирающий Человек – стоял перед этими колоннами и не решался вступить под их сень.

Но внимание его привлекло необычное оживление перед воротами храма. Стояло множество богатых носилок, толпились рабы, суетились какие-то люди, очевидно, не попавшие или не допущенные внутрь. Разносились то гневные, то примиряющие голоса. Общее волнение разбудило в нем интерес, который на мгновение вытеснил каменную боль из легких. Пройдя вдоль колоннады, он остановился перед входом, где несколько солдат пытались обуздать рвущийся охлос.

– Да поразит вас Громовержец! Говорю вам, храм заполнен, заполнен до предела! – выкрикивал надтреснутый голос. – Ступайте прочь!

На Ахелое была тога члена Совета Тысячи, и толпа по привычке расступилась перед знатным сановником.

Он не был здесь двадцать один год – со времени своего совершеннолетия. Неожиданное безмолвие объяло его, и Ахелой пошатнулся, будто оглушенный. В сумрачном дыхании храма угадывался фимиам. Совладав с мгновенным трепетом – подошел к низкой, почти в половину человеческого роста, арке, ведущей в Зал Церемоний. Над ней, прямо из гранитной стены, проступала скульптура Аполлона Гиперборейского.

Невольно склонившись перед ликом Божества, Ахелой двинулся сквозь арку. Зал Церемоний, как и говорил страж, оказался заполнен людьми, и, распрямляясь на выходе из арки, он чуть не ткнулся в чью-то спину.

Под сводами святилища звучал мягкий голос. Толпа заворожено внимала полному, но статному Человеку, который стоял у алтаря, озаренный двумя прямыми солнечными лучами, отвесно падающими сверху. Его благородное лицо обрамлялось белокурой курчавой бородой, а золотая перевязь, служившая ему поясом, и пурпурная повязка на лбу говорили, что Человек этот облечен властью Иерофанта.

Световые столбы, как тонкие сияющие колонны, послушно стояли по обе стороны от него, а он, выступая из пелены, клубящейся между ними, казался гигантом. И Ахелой с удивлением понял, что напряженно вслушивается в каждое тихое слово этого удивительного Человека, ловит мимику его лица, жадно следит за властными движениями его рук.

– Я принял последний вздох из уст гибнущего Египта и ныне свидетельствую о смерти Страны Тайн. Эллины! Горе вам, ибо то отец и мать оставили вас, и боги отвратились от вас, и меркнет щит Зевса над осененной Элладой! И дикие полчища движутся с востока, готовые пожрать вас, нет больше Священной земли, ее храмы разрушены, народ порабощен, и я видел плачущего царя, и дочь Египта, волосами метущую пыль у престола Зверя… И их слезы стали моей кровью, и я сказал: «Да спасутся молодые побеги и да воспрянут они могучими стволами на кровавом пути Зверя, и переломлена да будет шея его!» Обратясь, я видел все это, и с тех пор не знал ни одного спокойного дня, и глас гибнущего Египта всюду сопровождал меня. Тогда я распалил в себе Зевсов пламень^[306] и принес его вам: смотрите – он жжет ладони мои!

И жрец воздел над алтарем свои трепещущие руки. Они источали розовое сияние.

Не помня себя, Ахелой повернулся к какому-то Человеку:

– Кто это?

– Пифагор Самосский, сын Аполлона Гиперборейского… – Жрец понизил голос до шепота – чуть слышного, шелестящего, и многолюдная толпа, как сплавленная воедино, подалась вперед.

…Зевс был первый и Зевс последний;

Громовержец;

Зевс – глава, Зевс – середина; из Зевса все произошло;

Зевс был муж, и вечный Зевс был дева;

Зевс – твердыня земли и звездами усеянное небо,

Зевс – дыхание всего и поток неустающей теплоты,

Зевс – корень моря, Зевс – Солнце и Луна;

Зевс – властелин, Зевс – сам первовиновник Вселенной.

Одна сила, один Дух, могучая основа мира,

И одно Божественное Тело, в котором все круговращается…

Ахелой не понимал, что с ним творится. Бешеные огненные волны, разливающиеся от макушки к ногам, наполняли его; тело сотрясалось, как в лихорадке, глаза – ослепли; а из тьмы, закрывая Вселенную, на него надвигались пылающие очи Самосского жреца. Казалось, стены со стоном и скрежетом рушились вокруг, блаженство, смешанное с нечеловеческим страданием, разрывало его, швыряло из стороны в сторону, и он слепо брел во тьме, наталкиваясь на людей и размахивая руками, пока не упал, ударившись о колонну.

И он сидел, судорожно обхватив ее руками и тихо плача. Потом мрак, окружающий его, рассеялся; сквозь тупую боль в глазах он увидел, как Пифагор медленно движется в очарованной толпе, сопровождаемый несколькими учениками в легких белых одеяниях. Благословляя обеими высоко поднятыми руками склоненные головы, он шел к выходу.

Ахелой Кротонский с трудом протиснулся следом за учениками Пифагора. Многоликая толпа безмолвно вливалась в низкую, но широкую арку и, механически распрямляясь на выходе из нее, медленно текла дальше через Преддверие, к распахнутым воротам.

Солнечные лучи больно хлестнули по глазам, свыкшимся с глубинным сумраком святилища. Отыскав взглядом Пифагора, остановившегося поодаль и уже окруженного людьми, Ахелой стал протискиваться к нему.

Самосский жрец тепло щурился от солнца, объясняя что-то бедно одетой женщине, которая молча слушала его, и лишь ее глаза, то робкие, то сияющие, говорили, что все сказанное им становится единственной правдой ее души.

Ахелой медленно продвигался вперед, не отрывая глаз от Пифагора, не замечая ничего вокруг.

Да! Теперь он понял – это телесная боль, сливаясь с трепетным восторгом разума, делала его похожим на безумца. Что с того. Он – знал.

Еще минута – и он оказался лицом к лицу с Пифагором, глаза их встретились. Ахелой ощутил, как жрец прожег его насквозь взглядом, прошел через него, познал его всего. Тогда Ахелой Кротонский медленно опустился на колени, глядя в бездонные глаза этого человека.

– Сыне Аполлонов! – хрипло вырвалось у него. – Прости!

И, шагнув навстречу, Пифагор легко коснулся кончиками алых пальцев его влажного лба:

– Прощен будь.

Шесть месяцев он провел в горах, одиноко живя в небольшом домике у ключа, посещаемый лишь молодым пифагорейцем Фнлолаем да деревенским мальчиком.

С каждым днем мысли его приобретали все большую ясность, и под воздействием строгих, но ласковых речей Филолая выстраивались в систему.

По указанию Пифагора он продал земли и дома, облагодетельствовал слуг, отпустил рабов; отписал одну девятую часть всего имущества в пользу Ордена, на свое имя. Молодой наставник объяснил ему, что больной Человек не может быть принят в Пифагорейское Братство, ибо всякая болезнь есть долг Божеству, а поскольку между всеми братьями и сестрами существует незримая связь, долг распространится и на них, пока не будет выплачен.

– Союз Посвященных, – сказал Филолай, – не лечебница. Твое страдание не должно становиться незаслуженной ношей других. Очистись – и будешь допущен.

Ахелой понял всю суровую правоту этих слов.

Очищение, предреченное ему самим Учителем, постепенно охватывало его существо. Каждое утро он встречал великое рождение Светила короткой пифагорейской молитвой, стоя на коленях у ключа. Ритмично и глубоко дыша, он протягивал ладони к восходящему Солнцу, и ему казалось, что с первым лучом воздушная белая птица слетает к нему и он слышит ее пение…

Ахелой подолгу работал в саду, окапывая оливы и абрикосовые деревья, сажая овощи, ухаживая за цветами, и то были первые плоды его рук. Затем он торопился по заросшей каменистой тропинке вниз, к горному озеру, чтобы успеть к полуденному омовению.

И тогда – купая потное горячее тело в берилловых струях, он благодарил жизнедающее златокудрое Божество за то, что оно не отвергло такого Человека.

Строгая пифагорейская диета – парное козье молоко, свежие или едва проваренные овощи, немного меда, олив и печеного в золе хлеба – постепенно освобождала его организм от вредных излишков и укрепляла силы.

В скрытном уголке сада, окруженный ореолом из двадцати двух белых роз, стоял небольшой куб, вытесанный им по особым указаниям Филолая из цельного куска вулканической лавы. На нем, в самом центре, был утвержден редкий прозрачный сосуд со множеством граней. На дне его находился тяжелый золотой самородок – рыжеватый, с мягкими округлыми краями, очень ценный.

Самородок и кубок работы старинного египетского мастера – вот все, что осталось от некогда неисчислимых богатств Ахелоя Кротонского.

Каждое утро, после молитвы, чаша наполнялась чистой родниковой водой. Солнечные лучи преломлялись в тысяче искусно расположенных граней, пронизывали воду и собирались на самородке. Вода, золото и свет, сливаясь, вместе творили магическую силу. Вечером, когда самородок делался алым от гаснущих лучей и чаша наполнялась тихим сиянием, он вступал в розовый круг и, преклонив правое колено перед кубом, говорил заклинание Четырех Стихий, потом до последней капли выпивал содержимое кубка.

Будто солнечная молния озаряла сознание, и перед его прикрытыми глазами на мгновение вспыхивал удивительный мир: ходили, то вздымаясь, то опускаясь, рокочущие розовые волны, все вокруг заливали потоки белого света, а из волн, овеянный туманом, вставал неведомый остров. И Ахелой возносился, уже бесплотный и освобожденный, к этим волнам и плавал, купался в их немеркнущем розовом сиянии, а они текли сквозь его мысли и чувства, становясь частью его «Я», одновременно унося с собою что-то от него, память, быть может…

Потом волны выносили его к величественной алмазной лестнице и откатывались назад, а он стоял на верхней ее ступени и смотрел вниз на небо и на облака, расстилающиеся под ним, как ковер. И, уже повинуясь чьей-то чужой, не своей воле, Ахелой медленно шел вниз по прозрачным ступеням, и белые лучи хлестали его, как струи дождя, но не разбивались о поверхность тела, а пронзая – текли дальше…

Ахелой Кротонский приходил в себя, не понимая, почему кругом темно. Когда же зрение медленно возвращалось к нему, тусклый лунный свет, поигрывающий на гранях кубка, убеждал, что он снова находится в саду и что забвение его длилось долго.

И, возвращаясь домой по шумящему ночному саду, Ахелой с усмешкой вспоминал свое прошлое.

Болезней, не поддающихся самостоятельному лечению, нет. Существуют лишь люди, не готовые к самоисцелению или – недостойные его.

Самостоятельное лечение есть метод, твердо себя зарекомендовавший, подтвержденный многими фактами и потому не нуждающийся в специальном обосновании.

Задача этой части книги не доказывать действие механизма внутренних целительных сил организма (как и само их существование), но приготовить человеческое сознание к использованию таких сил.

Метод самостоятельного лечения можно определить так:

Самостоятельное лечение есть искусство практического и осознанного применения пациентом скрытых макро– и микрокосмических целительных сил к развитию своего сознания.

Под силами макро– и микрокосмического происхождения подразумевается использование больным как внутренних сил собственного трехпланового организма (своего микрокосмоса), так и привлечение внешних сил Божественного происхождения.

Всякая целительная сила независимо от Плана, на котором она действует, имеет Божественное происхождение.

Только сила, напоенная Божественной Любовью, способна исцелять, ибо любовь суть квинтэссенция всякого целительного процесса.

Божественная Любовь, создающая исцеление, имеет двойное происхождение: с одной стороны это все высшие творческие силы самой человеческой личности, устремленные от центра личности к слиянию с Божеством. С другой – это Любовь самого Божества, поступающая в раскрывшуюся человеческую душу. Причем поступление внешних целительных сил в больную душу вызывается ее оккультным раскрытием, внутренним действием самой души, ее первым «шагом» навстречу Божественному.

Запомним важнейшее правило самостоятельного лечения: всякий макрокосмический процесс провоцируется микрокосмическим.

Нечего ждать помощи свыше, если ты не готов просить о ней.

Как просить?

Это уже наука. Прежде всего внутреннее желание, мольба больного о помощи должна быть ориентирована на Высшее «Я», а не на физическое тело, ибо Дух ближе к Богу и всякое исцеление дается Им.

Впрочем, мольбою об исцелении может быть названо всякое практическое оккультное действие, цель которого – повлиять на здоровье Человека, производящего его.

Конечно, если это Белое оккультное действие. В сатанизме никакой мольбы, возносимой Духу, быть не может. И хотя черная магия и знает множество «оздоровительных» ритуалов, однако это лишь Еременное облегчение физической боли, и ничего больше, ибо Дьявол и болезнь – одно.

Целительное магическое действие является мольбою еще и потому, что все оно – даже если больной приказывает своему телу – проникнуто возвышенным Ожиданием. И это – основание подлинной духовной веры.

Спрашивается: возможно ли самоисцеление без всяких сопровождающих и провоцирующих его мистических условий?^[307] Ведь современный Человек привык надеяться на могущество медицины, на «химический процесс», которому подвластны все и физиологические, и психические болезни, в общем, на Великую Таблетку: все так просто, достаточно только принять ее…

Увы, еще никто не исцелился от серьезного недуга при помощи химического лекарства.

Давно пора понять: Великая Таблетка существует только в теснейшем контакте с созидательными силами организма. Всякое же химическое лекарство прямо или косвенно причиняет вред организму.

Это, конечно, не значит, что необходимо совершенно отказаться от лекарств. Пока Человечество не достигнет того нравственного уровня, когда все телесные процессы будут полностью подвластны сознанию и высшая нервная деятельность действительно станет управляющим началом организма – с болезнью необходимо бороться на нынешнем интеллектуальном уровне. А он, в широком медицинском смысле, все еще определяется таблеткой…

Но это также не значит, что уровень медицинского мышления не должен прогрессировать. И в первую очередь этот прогресс охватит безбрежные области человеческого сознания. Спросим себя: сознание, создавшее все известные лекарства, не должно ли быть наивысшим и наидейственнейшим лекарством? Не пронизывает ли сознание – вплоть до мельчайшей частицы – все наше тело? И есть ли что-либо на Земле, кроме сознания, что не подчинялось бы универсальной болезни физической Вселенной – Закону Времени и раз– гашения?

А если ничего такого, кроме разума, не существует, значит, в основе всех целительных процессов лежит только разум.

Все же химические средства, созданные до сих пор для борьбы с болезнью, – лишь несовершенное отражение подлинных возможностей ума.

Поэтому:

1. Ни одно лекарство не работает без содействия целительных сил ума и души.

2. В свою очередь, эти микрокосмические силы вызывают к действию макрокосмические (силы Вселенной).

3. В любом случае (активны ли по отношению к данной болезни целительные силы Вселенной или нет) микрокосмические силы управляются макрокосмическими; исцеление всегда протекает в соответствии с законами Вселенной.

4. Неспособность справиться со всеми болезнями говорит о том, что мы не нашли еще всех ключей к целительной работе сознания; а факты исцеления убеждают, что, во-первых, ряд таких ключей найден, а во-вторых, что они успешно действуют. Это значит, что раскрытие «неизвестных» современникам методов работы с сознанием – вопрос времени и что работа ведется в верном направлении.

5. Без Мистической Причины самоисцеления не существует.

Мистической Причиной самоисцеления мы называем все целительные процессы, развивающиеся под непосредственным сознательным или несознательным управлением воли и веры – этих первейших двигателей мистики.

Таким образом, мистическим может быть и самоисцеление без проведения каких-либо специальных оккультных и магических процедур, но спровоцированное интенсивной работой несознательных волн и веры.

Конечно, случаи такого самоисцеления встречаются несравненно реже, так как невелико число людей, обладающих талантом врожденной бессознательной реализационной власти, то есть могучей, но плохо организованной силы души.

Правильная организация сил сознания и души (или контроль над целительным процессом, заключенный в форму магического действия: ритуала, обряда, молитвы, медитативной тренировки и т. п.) и есть наиболее верный подход к нахождению универсальных целительных ключей, действующих на пространстве человеческого сознания.

Можно сказать, что на таких тайных ключах-формулах строится вся наука самостоятельного лечения.

Но заглянем еще глубже: что, в свою очередь, является единой причиной для проявления движущих сил исцеления – волн и веры, на фоне которых раскрываются все остальные способности Человека?^[308]

Такой причиной может являться либо нечто внутреннее, некая третья, еще более высокая и могущественная сила сознания; либо нечто внешнее, дающее мощный толчок этим двум силам и таким образом освобождающее их.

Итак, что же?

Задумаемся, возможно ли существование какой-то третьей внутренней силы ума, более высокой, чем вера в исцеление и воля к жизни? Такой силы нет.

Абсолютной оккультной аксиомой является факт распределения главных умственных и психических сил (энергий) Человека по его сефиротическим центрам. Везде, где существуют энергия и сила, неизбежным является и существование сфер, или центров, наибольшей и наименьшей их концентрации. Если бы не существовало таких центров (в оккультной анатомии – СЕФИРОТ), сам факт постоянной циркуляции энергий как в человеческом организме, так и во Вселенной можно было бы поставить под сомнение: ведь энергия, не разжижаясь, может циркулировать только по определенным каналам…

Циркуляция и цикличность – суть основные законы жизни. Сама жизнь, движение, творчество становятся невозможными без постоянного умственного и психического обмена между деятельными центрами Человека (Вселенной). Отсутствие взаимного обмена между центрами есть энтропия, смерть^[309].

Также безусловным признается существование более высоких и более примитивных энергий и сил, так как Человек, очевидно, не располагается на одной плоскости бытия, но проникает во все его сферы. Тому примером служат высшие творческие проявления Человека, относящиеся к Божественному Миру, и его инстинкты, питаемые миром животным.

«Животное, – говорил Пифагор, – сродни Человеку, а Человек сродни Богам».

И преобладание высоких или низменных качеств целиком зависит от Свободного Выбора Человека, в оккультизме – от его частной Pentagrammatica Libertas, пентаграмматической свободы.

Например, низшим проявлением является распад личности и прижизненное угасание сознания, а высшим – прижизненное слияние с Божественным, способность творить чудеса, способность к творчеству вообще; ибо, кроме Господа, один лишь Человек владеет даром творения…

Итак, все эти способности, согласно логике, должны распределяться по соответствующим им сефиротическим центрам. Всякий Сефирот, как вы знаете, в своем положительном аспекте есть отражение той или иной Божественной способности, выражаемой конкретным Шемотом, Именем Божиим. А в отрицательном, что относится к психическим и физическим Сефиротам (ибо Дух не знает дуализма, Он – Един), есть полное искажение этой способности, ее противоположная сторона. Поэтому Сефироты мы называем ПРЕСТОЛАМИ ИМЕН БОЖИИХ.

Итак, высший Духовный Центр, высший Сефирот Человека – KETHER, или престол Первого Имени Божиего ЭХЙАХ, в буквальном переводе с древнееврейского – A3 ЕСМЬ, что выражает высочайшую степень человеческого самоосознания и веры.

Качество духовной веры именуется в оккультной терминологии Divina Essentia – Божественной эссенцией, а эссенция есть «сущность в сущности» всякого вещества.

Эссенция человеческого Духа, его «A3 ЕСМЬ» протекает только через один мозговой центр – шишковидную железу, названную нами Короной Магов, и активно «сотрудничает» с ней.

Пространственно шишковидная железа есть высшая железа человеческого организма и, в частности, мозга.

Так, последовательно, пользуясь Законом Аналогий, мы доказываем, что высшим свойством Человека является духовная вера, а в терапевтическом смысле – вера в исцеление.

Поэтому более высокой и эссенциальной силы Человеческого сознания не существует.

Следовательно, и сила, пробуждающая ото сна веру и волю пациента, – внешняя.

Быть может, это сама Божественная Благодать?

Нет.

Еще раз вспомним правило: всякий макрокосмический процесс (к которому относится и Божественная Благодать) провоцируется микрокосмическим.

Это значит, что Благодать сходит на кого-либо только после того, как он совершил что-либо на поприще веры и воли; то есть после того, как он активно проявил себя по отношению к окружающему миру, к Макрокосмосу.

Но что же тогда будит внутренние силы?

Иная, более высокая, более проявленная, внешняя, но человеческая сила – вот единственно верный ответ.

«A3 ЕСМЬ СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ…» – возвещал тот, кто пришел дать веру и волю.

Возникает вопрос: всегда ли активная сила будит ото сна иную, пассивную?

Нет, не всегда: лишь в тех случаях, когда пассивная сила «сама готова проснуться», но не может этого сделать, ибо не знает как.

Здесь внешние вера и воля являются как бы тем образцом, которому механически стремится следовать сознание больного при самостоятельном лечении.

Этот процесс (назовем его «следованием духовному образцу») может протекать как сознательно, так и бессознательно; конечно, чаще он является неосознанным. Иногда больной до определенного момента, дающего начало целительному процессу, даже противится всякому духовному влиянию, внешне отвергает его. Но по сути это не так – в его подсознании существует благодатная почва для работы: там не исчезли еще любовь, милосердие, раскаяние. Быть может, он стыдится их, но все же в иной, непроявленной форме они существуют. Они есть в каждой душе.

Есть в человеческой душе некая незримая грань, некая точка, определяющая активность целительных ресурсов организма. Когда сознание опускается ниже ее и остается на том уровне, никакое исцеление при физической жизни человека невозможно. Если оно поднимается выше и переходит эту грань – целительная работа возможна.

Грань эта определяется подсознательным желанием больного изменить образ своего мышления.

Если есть хотя бы крупица такого подсознательного желания (даже при возможном внешнем нежелании или неуверенности), сознание находится выше критической точки.

Именно такое состояние ума я стремился передать в художественной части этой главы. Состояние внешнего нежелания, отторжения (отношение Ахелоя к храму и богам) и одновременно подсознательная потребность измениться.

В Ахелое Кротонском, как в золе, тлеют эти два уголька, две первопричинные силы – вера и воля. И, разбуженные словом Пифагора, они охватывают все его существо: ум, чувства, тело – все.

Потому он исцеляется.

Две силы – вера и воля. Они являются управляющим началом, мозгом всякого целительного процесса. Развить и выработать их в себе – главная задача больного, приступающего к самостоятельному лечению. Все целительные формулы, практикуемые самостоятельно, действуют только «с разрешения» этих главных сил.