Текст книги "Забирая жизни. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Бец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 91 (всего у книги 126 страниц)

– Всё, надо валить.

– Я не закончила…

Он не услышал ответ, но интуитивно догадался, каким он может быть.

– Если ты не успела – тогда оставайся и умри. Я сделал всё, что мог.

Она одарила его злым взглядом, но он следил за проходом и не обратил на неё внимания.

– Малолетний дебил! Всё из‑за тебя!

Выругавшись, Сандрин нажала несколько кнопок и достала из терминала какой‑то предмет. Таймер показывал четыре минуты и пятьдесят пять секунд.

Андрей проигнорировал её оскорбления или просто не разобрал и стал медленно отступать к лифту, не убирая автомат от плеча и стараясь наблюдать и за Монье, и за выходом из коридора.

Ему показалось, что в пыли в проходе показался силуэт человека, и Андрей, не раздумывая, выстрелил короткой очередью. Человек крутнулся вокруг своей оси и грохнулся на землю, не издав ни звука. Тем временем двери лифта позади него открылись, и Сандрин вошла внутрь. Андрея посетила мысль, что она и правда сейчас его бросит. Он развернулся и побежал к лифту.

В этот момент из коридора в зал ворвались сразу трое сектантов. Заметив убегающего Андрея, они рванули за ним, на ходу стреляя из автоматов. Когда парень был уже почти у самого лифта, он увидел, как двери начали закрываться. Монье стояла внутри и равнодушно смотрела на него, но в её взгляде не было тех торжества или злорадства, которые часто проявляются у людей в моменты, когда они осуществляют свою месть. Возможно, она рассчитывала, что он успеет, или действительно собралась бросить его, но при этом не успела или не посчитала нужным нацепить на лицо нужное выражение – в любом случае ничего у неё не вышло.

Одна из пуль, в изобилии летящих в Андрея, с глухим звоном скользнула по его шлему. Он, возможно, навалил бы в штаны от осознания, что чудом остался жив, если бы другая пуля сразу же грубо не толкнула его в бронежилет, и парень уже не побежал, а полетел вперед, упав прямо в лифт. При этом ноги его почти полностью оставались в коридоре. Вряд ли лифт мог ему навредить, но то, что он так никуда не уедет сомнений не вызывало – двери пнули его по бёдрам и начали открываться обратно.

Монье, взвыв то ли от злости, то ли от отчаяния, ухватила стонущего парня за шиворот и затащила внутрь. Затем стала неистово жать на кнопку закрытия дверей. Пули врывались в кабину, дырявили её, но Монье пряталась сбоку и потому пока оставалась вне линии огня. Андрей на карачках отполз ближе к ней и кряхтел, приходя в себя. Тем временем двери закрылись, но лифт никуда не поехал.

Сандрин залипла, наблюдая, как дрожат двери под напором пуль, изредка выгибаясь бугорками, и потому не сразу сообразила, почему лифт не двигается. Нажав, наконец, кнопку, она привела кабину в движение.

Андрей ощущал сильную боль в спине, но был не в силах разобраться насколько всё серьёзно. В ушах всё ещё стоял звон, а голова болела, но он вдруг ощутил прикосновение ладоней к своему лицу: одна обхватила его подбородок, другая прижалась к виску. Он не успел понять, что всё это означает, потому что через пару секунд ладони исчезли, и Андрей даже не был уверен, что всё это ему не показалось.

Дышать было трудно, но он, несмотря на это, сумел подняться на ноги. Казалось, что они должны были бы уже приехать на нужный этаж, потому что вниз они спускались намного быстрее. Монье стояла в напряженном ожидании и не обращала на Андрея никакого внимания. Пока парень приходил в себя, лифт внезапно сильно тряхнуло, и Андрей снова оказался на полу, на этот раз вместе с Сандрин. Бог его знает, что там учинили сектанты, но под лифтом точно что‑то взорвалось. В итоге кабину перекосило, и она застряла, погрузившись в полную темноту.

Пассажиры поднялись на ноги – Сандрин почти мгновенно, а Андрей с заметным опозданием и тяжестью. Она достала откуда‑то фонарик и осветила кабину. Где‑то под ногами что‑то загудело и зашлось трелью, а пол будто начал дрожать. Наверное, снизу по ним стреляли.

– Чёртово дерьмо! – крикнула Сандрин и прижалась к стенке лифта, с опаской глядя на пол.

Андрей же, несмотря на свое состояние, сразу предпринял попытку открыть двери руками, но они, разумеется, не поддались.

Тогда он бегло осмотрел двери немного затуманенным взглядом и заметил, что внизу их, как и лифт, немного перекосило, но в образовавшееся отверстие можно было просунуть разве что палец или два.

Андрей быстро сориентировался и вставил ствол автомата в проём, действуя им, как рычагом и помогая себе ногами. Приложив серьёзные усилия, он смог развести двери настолько, чтобы туда мог втиснуться человек. Дело, правда, усложнялось ещё и тем, что лифт застрял между этажами, и Андрей не знал, сможет ли он пролезть в образовавшееся отверстие. В том, что в него пролезет блондинка, он почти не сомневался. Сектанты внизу продолжали неистовствовать и безрезультатно стрелять по кабине, но пули не пробивали металлическое дно лифта. Главным вопросом было: когда же они догадаются выстрелить из чего‑то посерьёзнее.

«А, походу, уже догадались», – осенила Андрея внезапная догадка.

Сандрин поняла, что нужно делать и, сбросив бронежилет, полезла в отверстие, не без труда выбравшись наружу.

– Давай! – крикнула она Андрею и прошла немного по коридору, чтобы удостовериться, что их не застанут врасплох сектанты.

– Ну, что ты возишься!? – снова крикнула она и повернулась, чтобы посмотреть на него.

Но парня она не увидела. Сандрин подбежала к лифту и заглянула в отверстие – Андрей стоял на коленях посреди кабины и внимательно, но совершенно спокойно смотрел на неё.

– Давай вылезай, баран! Всё вот‑вот взорвётся!

– Я не пролезу здесь! – со злостью крикнул Андрей в ответ. – Слишком узко.

Во взгляде, которым она одарила Андрея, не было жалости. Впрочем, несмотря на слова, которые она дальше сказала, не было там и злорадства.

– Ты сам в этом виноват.

И она побежала по коридору. Отблеск фонаря быстро исчез, оставив Андрея в темноте.

Романов ещё немного подождал в бессмысленной надежде, что она вернётся и сможет как‑то ему помочь, а потом бессильно упал на пол. При этом он забыл о спине, и та ответила ему острой, пронзительной болью. Однако от этого слабого толчка кабина немного, почти незаметно дёрнулась. Прежде чем Андрей подумал о том, что можно попытаться расшатать её, в кабину или рядом с ней попало что‑то разрывное, вероятно, граната из подствольника. Из‑за взрыва лифт заметно просел, но не свалился в шахту окончательно.

Андрей, в очередной раз оглушённый взрывом, почти не понимал, что делал дальше – работали инстинкты. Он мотнул головой, восстанавливая ориентацию в пространстве и, пожалуй, подумал бы, что мёртв, но всё тело ужасно болело, а покойный Сева любил говорить, что раз просыпаешься и у тебя что‑то болит, значит, ты ещё жив. Звон в голове превратился в перманентный и уже даже почти не раздражал.

Нащупав одной рукой проём, который ещё недавно расширял и который почему‑то не захлопнулся при взрыве, другой рукой Андрей нащупал на разгрузке фонарь, вытащил и включил его. Затем, тоже сбросив бронежилет и прилагая небольшие усилия, он сумел протиснуться через проём и оказался в коридоре. Пошарив лучом фонаря по стенам, Андрей, опираясь одной рукой о стену, неуверенной походкой двинулся вперёд.

Она ведь попала сюда же? Если да – где она теперь? Куда пошла? Тело болело и не позволяло бежать, но он всё же надеялся, что сможет догнать её. Он полминуты шёл по коридору, пробуя все попадавшиеся ему двери, но все они оказались заперты. На каждой двери висели таблички, и Андрей с удивлением отметил, что названия на них были написаны на русском. Впрочем, секта была интернациональной организацией и, наверное, нет ничего странного, что на просторах СНГ на её объекте работали русскоговорящие сотрудники.

Однако, гораздо больше удивления вызывали названия, которые были написаны на этих табличках. На ходу читая их, Андрей обнаружил здесь морг, две операционных, манипуляционную и две лаборатории. Ещё нашлись кабинет главного врача и несколько дверей с такими названиями, которые не говорили Андрею вообще ничего. Перепробовав все двери и так и не открыв ни одной, он озадачился.

«Невозможно. Куда‑то же она отсюда вышла?», – подумал он и заново, но прилагая больше усилий, стал пробовать открыть двери.

И на этот раз одна из них поддалась, а именно – дверь вообще без какой‑либо таблички.

За ней оказалось какое‑то большое, вероятно, техническое помещение. Здесь находилось скрытое в металлических кожухах громоздкое оборудование, обесточенный пульт и экран. В углу разместилась этажерка с инструментами, в другом – верстак, но ничего из этого ему сейчас было не нужно.

Сюда она пошла или нет? Времени оставалось всё меньше, а нервы распалялись всё больше. Хаотично освещая помещение, Андрей заметил, что в одном месте под потолком болталась широкая решётка, а за ней находилось какое‑то прямоугольное отверстие, вероятно, вентиляционное. Оно имело пропорции примерно сорок на пятьдесят сантиметров или около того, так что Андрей, по идее, смог бы туда протиснуться. Пока что это был единственный доступный ему путь.

Быстро взобравшись по угловатой металлической конструкции непонятного назначения, он без труда дотянулся до отверстия и с некоторым трудом, но смог забраться внутрь. Зажав во рту включенный фонарь, он пролез по узкой трубе до вертикальной шахты, которая была немного шире. Затем, упираясь плечами и ногами и превозмогая боль в спине, вскарабкался на несколько метров вверх. Тут обнаружилась развилка и он выбрал путь наугад.

Но не прополз он и пяти метров, как почувствовал, что под руками ничего нет, и чуть не свалился в полуметровое углубление, на дне которого оказался неработающий вентилятор, а за ним очередная решетка. Перелезая через это углубление, Андрею пришлось встать в него ногами, но как только он вылез, его основательно встряхнуло, да так, что он сильно приложился головой о стенку вентиляционной трубы. Может, даже и не раз.

Одновременно с этим всё вокруг заполнил сплошной грохот.

Очнувшись, Андрей долго не мог понять, где находится. Сознание возвращалось медленно. Очень медленно.

Странно, но в ушах почти не звенело. Какое‑то время он не двигался, по ощущениям пытаясь понять что с ним, но вскоре бросил эту затею: трудно определить состояние, когда болит всё и везде. Всё, что он пока смог понять – он точно не в вентиляции. В горячем воздухе носился какой‑то странный, неприятный запах, будто рядом сгорело что‑то вонючее, типа свиньи. А ещё во рту ощущался привкус железа.

Вскоре он смог разобрать в помещении слабый свет, излучаемый его фонариком, правда, где именно он лежит, Андрей разобрался не сразу. Романов со стоном перевернулся на живот и быстро нашёл фонарь. Осветив помещение, он не заметил жареных свиней, зато увидел расставленные у стен шкафы, два из которых были повалены. У противоположной дверям стены стоял письменный стол и два кресла, а рядом с дверью на полу лежали осколки зеркала.

Подняться на ноги ему удалось, но боль от этого стала только сильнее. Не похоже было, что он что‑то сломал, но сильных ушибов на теле было не счесть, а главное– голова. Её просто хотелось отрезать. Воздух и без вони был очень тяжёлым, кислорода в нём заметно не хватало и отдышаться всё никак не удавалось. Первой мыслью было: он завален, путей для выхода нет, скоро кислород совсем закончится и он задохнётся. Из‑за этого Андрей заметно занервничал и ему пришлось потратить немного времени, чтобы успокоиться.

«Пока я жив – ничего ещё не кончено. Я выберусь», – успокаивал он сам себя.

Сосредоточившись на этой мысли, он оценил обстановку и первым делом пощупал нагрудные карманы форменной куртки, выудив оттуда небольшой тряпичный мешочек, в котором хранил экстренный запас медикаментов. Выбрав болеутоляющее, он положил таблетку в рот, но протолкнуть её дальше было задачей не из лёгких: во рту давно пересохло, а фляги у него с собой не было.

Добрых пару минут он боролся с желатиновой капсулой и в какой‑то момент даже испугался, что она застрянет в пищеводе или попадет в трахею, но его страхи не оправдались и всё закончилось благополучно – хоть и с трудом, но капсула доползла до желудка.

Те пять или десять, а может и все двадцать минут, что понадобились для того, чтобы болеутоляющее сработало, Андрей провёл в прострации, лёжа на столе, закрыв глаза и выключив фонарь. Так ему казалось, что голова болит чуть меньше.

Помимо не отступающей боли на психику давили и другие факторы: одиночество, темнота и отсутствие чёткого плана. Они пугали его, выводили из равновесия, пытались вызвать панику, но Андрей придумал воспользоваться своим излюбленным приёмом – представить эту ситуацию, как очередной тренажёр, постараться обуздать стресс и страх, принять их и сделать так, чтобы они перестали на него влиять.

Гронин как‑то сказал ему, что поражение – это не такая уж плохая штука. Необходимо просто иметь смелость признать его, а затем проанализировать и извлечь пользу. Поражение – всего лишь трамплин, позволяющий человеку взять очередной разгон. Модели оказываются неверными. Планы разрушаются. Ничто и никогда не происходит так, как люди хотят или ожидают. Но гибнут они только из‑за того, что позволяют себе слабость разочарования, нытье и плаксивые жалобы. Поэтому незачем тратить силы на сожаления, им можно найти куда лучшее применение. Например, отыскать выход.

Когда препарат начал действовать и боль стала понемногу утихать, Андрей принялся за дело. В первую очередь он проверил дверь, но, как и ожидалось, она оказалась заперта и открыть замок ему было нечем. Ящики стола и шкафы тоже были заперты, потому даже будь там ключ от двери – до него никак не добраться. Оставался единственный вариант – уйти тем же путём, которым он попал сюда, но и этот путь не был лёгким. Вентилятор свалился вниз, но вот решётка повисла на чём‑то, вероятно, на петлях. Выдержит ли она его?

Андрей пододвинул к ней стол и взобрался на него. Из вентиляции тянуло гарью и воздух оттуда шёл горячий, но парень этому не удивлялся. Осторожно ухватившись за решетку, он услышал жалобный скрип и стал неторопливо, аккуратно карабкаться по ней вверх. Но дальше за решёткой находилась гладкая труба и там уже хвататься было не за что.

«Без паники», – спрыгнув, сказал он себе, и чуть не свалился от острой боли, стержнем пронзившей голову. Колени задрожали, и Андрей изо всех сил постарался унять предательскую дрожь, а когда это ему кое‑как удалось, он снова осмотрелся в поисках подходящих предметов.

Нужно было построить некую конструкцию, чтобы подняться как можно выше и дотянуться от решетки до изгиба трубы. Он попробовал подвинуть один из металлических шкафов, но они оказались настолько тяжелы, что даже для двоих человек сделать это вряд ли было возможно. Тогда он заприметил в углу за шкафами большую картотеку и попробовал переместить её и это ему удалось.

Боли, допекавшие его, не смогла в достаточной мере заглушить одна доза обезболивающего, поэтому минут пять Андрей промучился, заставляя ещё одну капсулу пробраться внутрь него по пути первой. Когда с этим было покончено он, не дожидаясь, когда она подействует, в чём он не был до конца уверен, принялся разбираться с мебелью.

Провозившись минут десять, он сумел перетащить картотеку, поднять на неё письменный стол, а на него поставить кресло, но этого было мало. Тогда на кресло было водружено второе кресло, на что тоже ушло некоторое время, поскольку конструкция всё никак не желала держаться кучи и постоянно норовила развалиться. Однако, Андрей был решителен и напорист, и в итоге победил. Взобравшись на весь этот инженерный ад и балансируя на нём, он не без самодовольства подумал, что из него мог бы получиться неплохой гимнаст.

Несмотря на все его ухищрения, чтобы достать до изгиба трубы ему нужно было подпрыгнуть, а магия, державшая всю конструкцию в целости, вряд ли могла выдержать больше одной попытки. Секунд десять Андрей балансировал, выбирая наиболее устойчивую позу для прыжка и, наконец, подпрыгнул.

Но и здесь не всё пошло гладко. Допрыгнув и ухватившись за изгиб, он ощутил огромную радость, а сразу вслед за ней должно было бы идти облегчение, но вместо него он почувствовал жжение и боль в пальцах и ладонях, будто ухватился за горячий чайник.

Он вскрикнул и чуть было не отпустил руки, но снизу донёсся грохот разваливающейся пирамиды из мебели. Снова вскрикнув, на этот раз от отчаяния, Андрей, терпя боль, потянулся вверх, ногами стараясь зацепиться за решётку и помочь себе. Это ему удалось, правда, решётка почти сразу же отвалилась и присоединилась к креслам на полу, но Андрей, чуть не воя от боли, сумел удержаться и забраться в вентиляционную трубу.

Здесь всё было значительно хуже, чем он мог себе представить. Труба накалилась и болезненно обжигала кожу, поэтому он сразу втянул ладони в рукава. Стало чуть легче, но всё равно он ощущал, как обжигает горячий металл. Всё тело быстро нагревалось даже через одежду, а воздуха было ещё меньше, чем внизу, в помещении. Отчаяние, охватившее парня, возможно, даже смогло бы победить, если бы не страх такой болезненной и жестокой смерти, поэтому желание жить и адреналин погнали его вперёд. Ему повезло, что дыма почему‑то было немного, иначе он быстро бы задохнулся и всё было бы кончено.

Наверное, Андрей слишком часто и сильно бился головой, потому что не пополз туда, куда следовал перед тем, как свалился вниз, а перепутал направление и вернулся обратно к развилке.

«Интуиция? А вдруг? Всё‑таки, что ни делается – делается к лучшему», – подумал он и, выбрав единственный оставшийся путь, продолжил ползти.

Однако уже через полминуты движения он стал понимать, что долго так не выдержит – хоть дыма было немного, но даже от незначительного его количества несмотря на болеутоляющее снова начала болеть голова, и всё вокруг плыло перед слезившимися глазами. Стараясь дышать через натянутую на лицо футболку, Андрей, кашляя, полз вперёд и очень скоро упёрся в стенку. Взглянув вверх, он понял, что это вовсе не тупик, а очередное колено вентиляции.

Сознание постепенно покидало его, он задыхался, но единственной альтернативой было остаться на месте и умереть, а это его совсем не устраивало. Он не знал как скоро потеряет сознание, но точно знал, что должен сделать всё, что в его силах.

И снова, до боли стиснув зубы, он карабкался вверх, упираясь спиной, локтями и ногами в стенки трубы, обжигая кожу. Первая попытка оказалась неудачной: примерно на середине пути он сорвался и съехал обратно. Передохнув совсем немножко, он предпринял вторую попытку, которая оказалась удачнее. Поднявшись на три метра Андрей оказался на очередной развилке. Дыма здесь, кажется, стало чуть больше, и в свете фонаря было хорошо заметно, куда он тянется. Сознание всё больше норовило куда‑то улизнуть и парень, издав короткий, полный отчаяния сдавленный вопль, что было сил пополз по узкой трубе.

Через десяток метров, когда он уже почти выбился из сил, он вывалился из трубы в более широкую, переполз через большой бездействующий вентилятор, ранее гонявший воздух и ставший бы смертельным препятствием, и оказался в достаточно широкой вентиляционной шахте, на одной из стен которой он увидел лестницу, ведущую наверх. Слабый дневной свет проникал в шахту откуда‑то сверху, а чистого воздуха здесь было заметно больше.

Сколько ещё у него осталось сил? Хватит ли их? Как долго ещё будет действовать болеутоляющее и сможет ли оно вообще заглушить боль от всех тех увечий, что он успел нахвататься? Ответ на любой из этих вопросов пугал его, поэтому Андрей, отдышавшись, насколько мог быстро взобрался по лестнице и упёрся в прочную стальную решётку. Он попытался что‑то с ней сделать, но никакого, даже малейшего эффекта не достиг.

Снаружи дул ветер и поэтому дым по большей части выходил через две из четырёх решёток. Прильнув к одной из тех, откуда тянуло свежим воздухом, Андрей, наконец, смог нормально вдохнуть. От дозы кислорода он ощутил головокружение и чуть не сорвался с лестницы, но сумел как‑то удержаться. Затем, придя в себя, попытался позвать на помощь. Вышло так себе. Собравшись с силами, он снова позвал, и ещё раз, и ещё.

Чем дольше он звал, тем большее отчаяние его охватывало. Неужели он прошел весь этот путь, страдая от боли, давясь дымом, обжигая тело, чуть не умер несколько раз, и всё только для того, чтобы сейчас застрять перед этой решёткой? В каких‑то грёбанных сантиметрах от свободы, от спасения, от жизни? Нет. Нет‑нет‑нет! И он продолжал звать, но всё тише и тише. Сил не хватало уже даже на это. Мёртвой хваткой вцепившись в прутья лестницы, Андрей собрался с силами и крикнул так громко, как только смог. Вышло довольно тихо.

– Точно здесь! – внезапно раздалось снаружи.

– Я здесь! Помогите! – снова слабо позвал Андрей.

Через полминуты он услышал приближающиеся шаги и где‑то рядом кто‑то остановился.

– Эй! Пожалуйста, помогите! – жалобно позвал Андрей.

В ответ раздался знакомый голос.

– Чтоб меня, пацан! Ну ты и таракан! Жди. Я сейчас.

Шахта была высокой. Косарь, а это оказался именно он, вернулся минут через пять с подмогой в виде одного бойца из его отряда. С собой они притащили лестницу и лом. Решётка продержалась секунд десять, а затем Романова вытащили из вентиляционной шахты, уложили на землю и принялись осматривать его раны, ожоги и ссадины.

Андрей представлял собой довольно плачевное зрелище: весь в ссадинах и саже, с обожжёнными ладонями и лицом и здорово обгоревшими волосами, он неподвижно лежал и лишь слегка морщился, когда Косарь поливал холоднющей, просто ледяной по ощущениям Андрея, водой очередной ожог. Романов постанывал, изредка шипел, но терпел эту новую боль, счастливый от осознания, что выбрался живым.

Глаза он держал закрытыми, но почувствовал, как рядом появился кто‑то ещё и слегка приоткрыл их, чтобы посмотреть кто это.

– Ну и дрянь же ты, командир, – посетовал Толя, наблюдая за действиями Косаря. – Ты даже не представляешь, что мы здесь пережили после взрыва.

«Знал бы ты, что пережил я», – хотелось ответить Андрею, но он не стал этого делать.