Текст книги "Забирая жизни. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Бец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 126 страниц)

– Был слишком слаб, чтобы решиться на такое, да?

– В точку! И как ты постоянно угадываешь…

– Да, для самоубийства нужны стальная воля и характер, – продолжил Лёша, не обратив внимания на восклицание Андрея. – Но даже при таких высоких требованиях – убить себя это удел слабаков. А вот жить дальше, преодолеть боль, подняться и снова уверенно пойти вперёд – это то, что отличает сильного человека от слабака.

– Сильного человека… Такого, как ты?

– Хм… Я тоже был слабым. Страдал, корил себя и думал, что таким образом искупаю свои ошибки… Но теперь я здесь, потому что захотел пойти за тобой. И я всё ещё намерен идти. Пока ты меня не разочаруешь.

Андрей посмотрел на Лёшу с таким теплом, как смотрят на дорогого человека. Он действительно очень ценил Корнеева, его мудрость и качества.

– Спасибо, Лёша. И за науку тоже, – искренне поблагодарил он. – Я понял, что ты хотел сказать – стать сильным можно только преодолев свою слабость.

Корнеев вновь хмыкнул и с теплотой посмотрел на Андрея, но так и не ответил правильно тот понял его или нет.

2

Прошло меньше суток с того момента, как они вот точно так же сидели за этим самым столом друг напротив друга. Ещё час назад Павел, может, и злился бы, но сейчас всё уже отступило. Он больше не собирался полагаться на кого‑то в деле расследования заговора – теперь он займётся им лично и горе всем, кто попытается ему хоть как‑то помешать. Одна из таких помех с виноватым видом сидела напротив и смотрела в пол.

Павел собирался полностью стереть этого человека, отобрать у него любую власть и отправить куда‑нибудь разнорабочим, но передумал, намереваясь временно использовать его иным образом.

Полковник уже некоторое время молчал, размышляя, как же начать разговор. Он выбирал из вариантов жёсткого давления или аккуратного, незаметного допроса. Наконец, выбрал.

– По чьему приказу ты его убил? – наконец, очень жёстко спросил он.

Человек, сидевший напротив, не содрогнулся, как того мог бы ожидать Павел, но и взгляда не поднял.

– Прикалываешься? Причём тут я?

– По чьему приказу ты это сделал?!

Теперь Олег поднял голову и посмотрел отцу в глаза. Как бы ни старался он скрывать свои эмоции – справлялся он с этим плохо, и Павел легко читал их. На этот раз там были растерянность, сомнение и злость. Теперь необходимо расшифровать их природу.

– Я никого не убивал. Ты чё?

– Тогда кто? За арестованного отвечал ты, охрану к нему приставил ты, она была проинструктирована не впускать никого, кроме тебя.

– Откуда ты всё это знаешь? – удивился Олег, и в его взгляде впервые проскочило беспокойство.

– Неважно. Кто приказал убить Бойко?

– Да отвали ты от меня с этим бредом! Я никого не убивал! – нервно крикнул Олег.

Павел в ответ достал пистолет и положил на стол возле себя. Взгляд Олега моментально оказался прикован к нему.

– Кто. Приказал. Убить. Бойко. Отвечай.

А вот теперь в глазах Олега появился страх. Если бы Павел мог заглянуть и в его мысли, то увидел бы там хаотичное метание, но он не мог.

– Ты чё, угрожаешь меня замочить? Так, что ли? – хрипло выдавил Олег.

– Почему нет? Если ты хотел взорвать меня – то почему я должен тебя жалеть? – зловеще поинтересовался Павел.

Некоторое время сын испуганно смотрел на него. Внутри него явно велась какая‑то тяжёлая борьба. О чём же он думал?

– Ты внатуре съехал с катушек, батя, если такое творишь, – слегка дрожащим голосом сказал Олег. – Я тут ни при чём.

– Докажи, – спокойно предложил полковник и легонько махнул ладонью.

– Как? Я всю ночь сидел у себя, крутил в голове всю эту шнягу и пытался придумать чего дальше делать. Ты же сам приказал каждое утро докладывать о планах на день.

– Кто‑то может это подтвердить?

Олег на пару секунд замялся, но потом всё же ответил.

– Ну, есть одна тёлка…

– Понятно. Значит, думал, что делать. Ясно, – разочарованно перебил Павел.

Похоже, эта тактика не дала ожидаемого результата, но кое‑какую информацию он получил. Наверняка эта барышня всё подтвердит, даже если её там и не было. А если Павел устроит ей допрос – Олег вскоре об этом узнает и задача усложнится. Как же поступить? Павел чувствовал, что Олег или что‑то знает, или как‑то причастен к произошедшему. Скорее всего, второе. Вопрос только как? На него надавили? Ему приказали? Или он непосредственный участник заговора? Или Павел всё же ошибся и сын не при делах?

– Ладно. Допустим, это не ты, – Павел отвел взгляд и приложил ладонь к подбородку. – Кто мог убить Бойко, почему ты это допустил и что теперь собираешься делать?

– Кто угодно мог, – выпалил Олег.

– Неправда.

Олег озадаченно посмотрел на отца. Его маленькие глаза смотрели с опаской, даже страхом – он явно верил, что отец способен на что угодно, но пока их разговор, эта тяжелейшая в его жизни битва, продолжается – он может облегчить свою участь.

– Это мог быть только человек с полномочиями твоего уровня или выше. Кто мог приказать охраннику открыть камеру? – строго спросил Павел.

Некоторое время Олег напряженно думал, приложив пальцы к переносице и прикрыв глаза. Кое в чём Павел заблуждался, либо пока что упустил это из виду.

– Выходит, я, Дьяков, Садальский или Вакулин.

– Бенедиктова? Прокурор? Люди Садальского?

Это был вопрос‑проверка.

– Не‑а. Эти не могли. Я им запретил к нему лезть.

Олег ответил сразу и уверенно прошёл её, хоть и случайно.

– Почему?

– Сам хотел всё сделать, – сын снова виновато опустил голову. – Отличиться хотел. И исправить предыдущие ошибки.

– Хех, тебе удалось.

Возникла непродолжительная пауза.

– Кто из них был там в ту ночь? Подумай.

– Точно не Дьяков.

– Почему?

– Ты его видел вообще? Он же до сих пор под себя ссыт.

Павел никак не отреагировал. Он мог бы отбросить вариант с Дьяковым только в случае смерти последнего, либо если они найдут истинного виновника. Пока что все, включая Петра Викторовича и собственного сына, для него были под подозрением.

– Остальные?

– Пока хер разберёшь. Но я раскопаю.

Олег отметил, что с момента, как Павел спросил про Бойко, он стал непроницаем. Больше всего в отце Олега всегда пугало именно состояние, когда он переставал выражать какие‑либо эмоции. В это состояние Павел переходил, когда полностью на чём‑то сосредотачивался, и в такие моменты разобрать, что у него на уме было невозможно.

Павел в свою очередь собирал информацию. Всё, что мог: слова, мимику, жесты, реакции, плохо скрытые эмоции – он записывал в свою память. Он поговорил лишь с несколькими подозреваемыми, а уже знал достаточно. К сожалению, эти знания были крайне неприятны. Ему хотелось бы, чтобы его подозрения не подтвердились, но по личному опыту Павел знал, что вряд ли этому суждено сбыться.

Почувствовав, что напряжение в кабинете немного спало, Олег решил позволить себе осторожную шутку.

– Всё, мочить меня уже не будешь?

Непроницаемое лицо Павла перестало быть каменным, и теперь на нём появилась виноватая улыбка.

– Ты же понимаешь, что я просто проверял тебя? – ответил он. – Прости, сын, я обязан был это сделать – у меня всего несколько подозреваемых и я должен убедиться в каждом. Зато теперь я на сто процентов уверен, что ты здесь ни при чём.

На лице Олега проявилось облегчение, но взгляд всё ещё выражал опасение.

– Ну, раз так, то прощаю, конечно. Но больше так не делай. Я твой сын и ни за что тебя не предам.

– Конечно, нет, Олег. Ты – единственный кому я могу доверять. Теперь то я это знаю наверняка. И мне очень нужна твоя помощь, поэтому, пожалуйста, больше не подведи меня, хорошо?

Сын сосредоточенно посмотрел на отца и согласно кивнул.

– Обещаю.

Они разговаривали ещё некоторое время, выдвигая разные теории и обсуждая их. Когда разговор закончился – оба остались очень довольны его итогом.

«Да, похоже, старик и правда размяк», – подумал Олег.

Что же до Павла – как только за сыном закрылась дверь, его выражение лица стало очень, очень печальным.

Глава 1.2

3

Почти весь взвод, кроме тех, кто караулил периметр, собрался на ужин. В этот раз кормили пшеном с жиром непонятного происхождения, сухарями и салатом из моркови с капустой. Радоваться особо нечему, но продукты исправно поставляли «булатовские» интенданты, так что хотя бы не нужно было выдумывать, где взять провиант.

Быстро прикончив еду, бойцы сложили раскладные столы и разбрелись кто куда пить чай. Андрей присоединился к группе, состоявшей из Кота, Руми, Кати, Шелковского и Игоря. Руми, правда, пыталась поначалу улизнуть, но Катя и Кот не дали ей этого сделать. Теперь она находилась под постоянными атаками последнего. Каждый раз, как только у него появлялась такая возможность, он пытался добиться от неё ответа на один и тот же вопрос, который, впрочем, интересовал не только его.

– Так какое твоё настоящее имя?

Руми уже некоторое время игнорировала его попытки.

– Давай заключим пари? Или сделку? Что мне сделать, чтобы ты сказала, как тебя зовут?

– Кот, да перестань ты уже, – лениво осадила его Катя. – Ну, сколько можно?

– Столько, сколько нужно, – невозмутимо отрезал Кот и снова пошёл в атаку. – Руми, я не понимаю, чего ты ломаешься? Ну, скажешь ты свое имя и что? На тебя тут же метеорит навернётся?

Вместо ответа девушка, осторожно держа горячую металлическую кружку через кусок ткани, поднялась и снова предприняла попытку уйти. В её движениях просматривалась некоторая робость, будто она и хотела уйти, и одновременно нет. Забавно, что когда дело доходило до драки или боя, то никакой робости в ней никто никогда не видел.

– Постой, он больше не будет, – мягко попыталась удержать её Катя, а к Коту обратилась совсем иначе. – Кот, успокойся или я тебе сейчас в зубах прореху сделаю.

Умение Кати ювелирно выбивать зубы испытал на себе покойный Вурц, о чём в отряде ходили целые легенды разной степени приукрашенности. У Кота, который не был свидетелем той сцены, конечно, были некоторые сомнения, но драться с Катей он в любом случае не намеревался.

Руми, тем не менее, всё же отошла немного в сторону и присела у дерева. Эта девчонка шумным компаниям всегда предпочитала одиночество и стремилась уединиться, либо искала общества Корнеева, который никогда не задавал ей вопросов. Из‑за этого многих в отряде интересовали их взаимоотношения, в основном, как предмет шуток, но поскольку Руми была весьма красивой, то некоторые относились к этому довольно серьёзно.

Надо отметить, что не чуралась она и компании Андрея. По крайней мере, она почти никогда не уходила, если он подходил к ней. Уже неплохо зная её характер и привычки, Андрей всегда старался быть с ней потактичнее и редко лез с вопросами. Вероятно, именно поэтому она и не спешила избавиться от его общества.

Кот с Шелковским, потеряв жертву для допроса, принялись сыпать анекдотами, и к ним постепенно стали подтягиваться другие бойцы. Для Андрея, который в шутках и анекдотах был не силён, здесь стало слишком шумно и тесно, он чувствовал себя некомфортно, потому что не мог поддержать разговор. Исчез и Игорь, который тоже в последнее время был молчалив, угрюм и даже неприятен. Отодвинувшись от постоянно смеющейся компании, Андрей осмотрелся и заметил, что Руми перебралась ещё дальше от них и сидела в гордом одиночестве, опустив голову и глядя в свою кружку. Подумав немного, он решил подойти к ней.

– Не помешаю?

– Нет, – её тихий ответ почти утонул в хохоте.

Странно, но Андрей почти не чувствовал никакого смущения, когда имел дело с Руми, чего нельзя было сказать о его контактах с другими девушками в «Убежище» или с той же Аней Владовой. Впрочем, они много раз тренировались вместе с Корнеевым, иногда даже спали рядом в полевых условиях во время заданий, так что, возможно, именно поэтому он свыкся с мыслью о том, что в первую очередь Руми – его боевой товарищ, но никак не женщина. Конечно, невозможно отрицать, что она красивая, но эту красоту ещё надо разглядеть, а под солдатской экипировкой сделать это не так уж просто.

Присев рядом с ней, Андрей шумно потянул быстро остывающий чай. Руми сделала то же самое почти одновременно с ним. Обратив на это внимание, Андрей посмотрел на неё, и они встретились взглядами. Девушка тут же отвернулась. Возникла неловкая пауза, и Андрею захотелось как‑то её прекратить, но он всё никак не мог придумать, как это сделать.

– Эй, ну не уходи! – от шумной компании донеслись крики.

– Поспать хочу – мне ночью в караул. Всем пока!

Посмотрев туда, Андрей заметил, что в их сторону быстро идёт Катя. Наверное, кроме Корнеева, Катя была единственным человеком, к обществу которого молчаливая Руми открыто тянулась.

– О, а вы чего тут сидите?

– Чай пьём. А ты спать? – понимая, что Руми вряд ли что‑то скажет, ответил Андрей.

– Не‑е, – отмахнулась Катя. – Конечно, нет. Светло же ещё. Просто не люблю, когда толпа озабоченных мужиков жрёт меня глазами. Другое дело, когда это кто‑то конкретный и он один.

Катя заметила, что Андрей немного смутился и покраснел. Он знал, что у Кати очень свободные нравы на счёт отношений с мужчинами – она ни к кому не привязывалась и ни с кем долго не была вместе. Да, её партнёры менялись часто, но она не спала со всеми подряд при каждой удобной возможности, так что назвать её совсем уж ветреной тоже было нельзя. Как сама она говорила: «это всего лишь физиология, потребность организма, не более». Однако, единственный человек, к которому, по мнению окружающих, она проявила нечто, похожее на настоящее чувство, погиб не так давно, и это нанесло ей очередную болезненную травму. Впрочем, как и всем в отряде.

– Ну же, Андрей, не смущайся. Мужики и так иногда подшучивают над тобой на эту тему, – игривым тоном заговорила Катя, явно его провоцируя. – Если тебе нужна какая‑то помощь в этом вопросе – только скажи. Мы же почти что семья, правда?

Она крайне двузначно хихикнула, и смущённый Андрей из‑за своей неопытности не мог понять издевается ли она над его взглядами на отношения с женщинами или над ним самим. Руми приподняла голову и исподлобья посмотрела на Катю, правда, как и с Корнеевым, в её случае трудно было понять, что именно означает этот взгляд.

– Посижу тут с вами немножко, хорошо?

Не дожидаясь ответа, Катя плюхнулась под деревом напротив товарищей и принялась смотреть то на одного, то на другого. Андрей с Руми снова отхлебнули чая. Снова синхронно. Некоторое время все молчали, прислушиваясь к длинному анекдоту, который рассказывал Бодяга.

– Хмм… Может, я вам тут как раз помешала, м? – внезапно вполне серьёзно спросила Катя.

– Нет, я как раз собрался уходить. Хочу обойти посты, – немного смущённый, Андрей торопливо поднялся и ушёл.

В обществе женщин ему стало так же неуютно, как до этого в обществе мужчин. Но если с мужчинами он чувствовал себя лишним, потому что был младше подавляющего большинства, не умел шутить, как Кот или покойный Вурц, и не знал столько анекдотов, как Бодяга или Толя Черенко, то в обществе женщин ему было не по себе от двусмысленного поведения Кати, на которое он не знал как ответить.

Катя проводила его взглядом, но не озорным, как он мог бы ожидать, а сочувствующим.

– Почему ты так себя ведёшь? – послышался тихий, но решительный вопрос.

Катя удивленно повернулась к Руми и встретилась с её колючим, но требующим ответа взглядом.

Для Руми Катя была странной и непонятной, но очень притягательной личностью. Она не выглядела красавицей: лицом она была довольно проста, без каких‑либо ярких черт, и фигурой тоже особо не выделялась. Единственное явное преимущество – грудь и упругие, притягивающие взгляд, ягодицы. Но, несмотря на не самые лучшие внешние данные, она умела так себя вести, что мужчины буквально липли к ней. При этом в её поведении не было ни пошлости, но развратности, ни вульгарности. Она просто была в меру дерзкой, самодостаточной и в некоторых моментах энергичной. Видимо, этот набор, порой именуемый в простонародье «сильная женщина», как‑то особенно воздействовал на мужчин, сразу же привлекая их.

– Как? – уточнила Катя.

– Легкомысленно. Играешь с ними, издеваешься.

– Ты про мужчин? Хмм… – Катя задумалась буквально на мгновение. – Потому что могу.

Это был весь ответ. Руми ничего не сказала, а лишь отхлебнула уже изрядно остывшего чаю. Какое‑то время Катя с интересом смотрела на неё, а затем тоже решила кое‑что спросить.

– Ответь и ты мне на один вопрос. Почему ты скрываешь своё настоящее имя?

– Не отвечу.

Ответ был быстрый и решительный. Впрочем, Катя такого и ожидала, даже не надеясь услышать что‑то стоящее, но Руми вдруг продолжила.

– Ты же на мой вопрос не ответила.

А вот это уже было куда интересней. Правда, чтобы получить ответ, Кате поначалу требовалось и самой кое‑что рассказать. Можно было бы, конечно, и солгать, но она неплохо успела изучить милашку с пшеничными волосами, сидящую напротив – эта девица очень хорошо чувствует ложь.

– Я веду себя так, потому что ненавижу их. Меня бесит их похоть, бесят наглость и непременная уверенность, что они могут добиться своего. Вот почему я такая. Это своеобразная месть.

– Хмм… Нелогично. Ненавидишь, но спишь с ними.

– Сплю, потому что сама хочу этого. И только с теми, с кем сама хочу. Я просто использую их, а потом выбрасываю. А если они после этого ещё и страдают – для меня это лучшее, что только может быть.

– Жестоко.

– Хех. Другого они не заслуживают. Почти все.

Не то, чтобы Катя ожидала, что Руми промолчит. Она полагала, что девушка скажет что‑то ещё в ответ на её реплику, но отнюдь не такое ожидала услышать. Глядя в сторону, Руми чуть заметно кивнула и тихо, но с нескрываемой холодной жестокостью произнесла:

– Согласна.

Голос Руми можно было сравнить с ударом плетью. Катя удивлённо взглянула на неё, но больше девушка на этот счет ничего не сказала. Она как обычно опустила глаза и заглянула в уже почти пустую кружку. Некоторое время Катя задумчиво смотрела на собеседницу.

– Теперь твоя очередь, – наконец, напомнила она.

Руми слегка дрогнула. Она не любила говорить о себе и втайне, вероятно, надеялась, что Катя не спросит. Раны, которые открывались при воспоминаниях о прошлом, были слишком болезненными. Но если она что‑то и поняла с тех пор, как пришла к «анархистам», так это то, что здесь есть люди, которые способны понять её и, быть может, даже помочь. Правда, пока ей не хотелось ни помощи, ни того, чтобы её понимали.

– Моё имя… Оно умерло. Вместе с другой мной. Слабой. Наивной. Верящей в доброту. И в людей. Той меня больше нет. Теперь есть только Руми, – девушка говорила медленно, тщательно разделяя короткие предложения.

Сейчас она напомнила Кате одну молодую девчонку из её деревни. Один парень, которого она любила, воспользовался этим и позвал её на свидание в укромное место в лесу. Но там её ожидал не только он, а ещё трое его дружков. Прежде чем Катя, случайно оказавшаяся там и услышавшая крики, успела прийти ей на помощь, девчонка уже получила сполна. После этого бедняжка очень страдала и тоже разочаровалась и в мужчинах, и в жизни. И потом вела себя точь‑в‑точь, как Руми сейчас.

Катя рывком пересела ближе и обняла девушку. Та поначалу содрогнулась и напряглась, но понемногу, постепенно стала расслабляться, а вскоре даже лёгким прикосновением ответила на объятия. Катю поразило насколько Руми могла отличаться в моменты слабости и во время боя или опасности.

– Я скажу его тому, кто сможет воскресить её, – тихо, но уверенно закончила Руми.

4

Приказ поступил неожиданно, всего за час до рассвета, но никого, даже тех, кого разбудили, вырвав из глубокого сна, он не испугал и не привёл в замешательство. Все давно были готовы и даже почувствовали облегчение – наконец‑то это затянувшееся ожидание, полное волнительной неуверенности, словно перед экзаменом, завершилось.

Андрей спал плохо – ему снилась мать, вернее тот период, когда она заразилась и умирала. Это был даже не сон, а воспоминания, причём такие чёткие и детальные, что сам он, бодрствуя, не смог бы вспомнить всё с такой точностью, даже если бы захотел. Потому он проснулся с противоречивыми чувствами лёгкой подавленности и облегчения, что кошмар закончился, и сразу включился в сборы.

Вокруг царила суета, но суета организованная: скатывались палатки, загружались запасы, проверялось снаряжение – ничего нельзя было забыть.

– У нас ещё десять минут на сборы, – Бодяга был спокоен, как удав, и докладывал по форме. – Товарищ лейтенант, вас зовёт подполковник Родионов.

Бегло осмотревшись и убедившись, что никто не отлынивает, Андрей поспешил к подполковнику. Родионов в полной выкладке находился всё в том же разваливающемся доме и ждал, пока соберутся все младшие офицеры. Андрей оказался последним.

– Долго, Романов, – беззлобно, но с укором бросил он.

– Прошу прощения.

– Итак, – проигнорировал его извинения Макс и склонился над картой, развёрнутой на небольшом раскладном столе. – Сектанты прорвались здесь и здесь. Хотят взять наших в клещи. Мы должны этому помешать.

Андрей заметил, как напряглись при этих словах остальные: кто‑то невольно подвигал плечами, кто‑то облизнулся, кто‑то сделал глубокий вдох. Все, кроме двух капитанов – Быка и Старого Кирзача. Сам же он ощутил лёгкий прилив адреналина, который приходит с осознанием, что с этого момента всё изменится, а риск станет непосредственным спутником, хотя ещё минуту назад казался чем‑то далёким. Однако никто из присутствующих, включая и самого Андрея, не задал ни одного вопроса.

Макс разъяснял обстановку и раздавал задачи минут десять, не больше. Затем выпрямился, обвёл всех серьёзным, внимательным взглядом, будто оценивая, но длилось это не больше нескольких секунд.

– Ну, с богом, мужики. Свободны.

Вернувшись к отряду, Андрей увидел, что все уже собраны и готовы. Все трое сержантов в нетерпении переминались с ноги на ногу возле бронеавтомобиля: Олег Буреев – сержант от присоединённого отделения, Толик и Бодяга. «Свои» уже знали Андрея и были в курсе, что если ему будет что сказать – он это сделает, и лишь молча ожидали приказа, а вот сорокалетний Буреев, который с самого начала плохо скрывал своё неодобрение, что им командует молодой пацан, начал задавать вопросы.

– Ну что? Какие приказы? Что мы должны делать?

Андрей чуть заметно склонил голову и смерил Буреева взглядом. Сам он не слышал критики сержанта, но ему о ней рассказывали. Андрей не собирался никому ничего доказывать и мериться с сержантом длиной членов тоже, потому ответил коротко, но с прижимом.

– Придёт время – получите приказы. По машинам.

Толя с Бодягой развернулись и поспешили к своим отрядам. Буреев задержался на секунду‑другую, беззлобно глядя на Андрея.

– Есть! – козырнул он и тоже быстрым шагом пошёл к своим.

Колонна была большой и, растянувшись почти на километр, быстро двигалась по дороге, когда‑то очень давно считавшейся асфальтированной. Подскакивая на ухабах, мчался вместе со всеми и привычный «Волк». Андрей пытался прогонять от себя мысли о том, как всё будет, но они всё равно назойливо лезли обратно в голову. Он не боялся боя, не боялся сектантов, не боялся смерти, но почему тогда не отпускает это непонятное, ноющее чувство? Волнение, странное волнение, такое, будто от тебя ничего не зависит… Страх беспомощности… Вот оно. Да, после рассказа Родионова вернулся старый страх – он боится стать калекой, потерять способность и физическую возможность идти к своей цели.

Андрей откинул голову на подголовник кресла и закрыл глаза, как делал всегда, когда хотел отогнать дурные мысли, представил себе некий ластик, который стирает всё, что было в его воображении до этого. И на новом, пустом листе попытался нарисовать для себя образ чего‑то иного, хорошего, такого, что вызывает радость… и увидел там Аню. Её красивые глаза, развевающиеся на ветру волосы, характерную для неё кривую ухмылочку, за которой обычно следовала какая‑нибудь колкость. А затем всё это стало дополняться и звуками. Каким‑то далёким шипением, плавно переходящим в гул. Лишь когда гул стал быстро нарастать, Андрей понял, что это не игры его воображения.

Он открыл глаза и с недоумением уставился на Воробьёва. Сергей взглянул на него и понял, что Андрей не знает, что происходит. Но он не успел ничего объяснить, потому что передняя машина резко остановилась, и Сергей тоже нажал на тормоза. Романов, не ожидавший такого, чуть не свалился с кресла, затем интуитивно открыл дверь и выскочил из машины.

– Возду‑ух!!! – неистово орал кто‑то, перекрывая шум моторов и нарастающий гул.

– Без паники! Это наши! – звучал из рации громкий ответ Кирзача. – Продолжать движение, не сбавлять темп!

И тут в рассветной мгле прямо над их головами с шипением и свистом стремительно пронеслись четыре чёрные тени. Четыре металлические птицы пролетели над дорогой и, грозно гудя, улетели вперёд. От них исходило ощущение свободы и силы, а ещё уверенности. Но что чувствуешь, когда эти штуки принадлежат врагу? Этого Андрей пока не знал, как не знал и того, что довольно скоро он на собственной шкуре прочувствует ответ на свой вопрос.

– Офигеть, – бросил Воробьёв, провожая тени взглядом.

– Да‑а… – согласился Андрей, мечтательно глядя вслед скрывшимся за деревьями самолетам. – Круто…

Колонна уже пришла в движение, позади начали сигналить, и парни быстро вернулись обратно в машину.

Дальше по пути остановок больше не было. Разве что совсем чуть‑чуть замедлились, когда объезжали поломавшийся БМП. Через двадцать минут беспрепятственного марша, колонна разделилась – три роты батальона Быка двинулись на север. Ещё через пять минут остановились и остались на высоком холме две резервные роты вместе с Родионовым. Оставшиеся три роты батальона Кирзача и взвод Андрея продолжили путь, но и они продвигались недолго и, проехав небольшое заброшенное селение, остановились на его окраине. Вскоре в рации зашипел хриплый, размеренный голос комбата, раздававшего указания кому где организовывать укрепления.

Три роты распределились согласно его указаний и принялись в авральном порядке оборудовать позиции для обороны. Андрей со своими парнями с сомнением и лёгким чувством вины поглядывали на кипящую работу из‑за спин бойцов других подразделений. Может, стоило бы и самим что‑то рыть, но где и зачем? Им участок не выделили, а держат в тылу, стало быть, нет смысла потеть, чтобы потом оставить оборудованные позиции и уйти, да и сидели они буквально на чемоданах, в любой момент ожидая приказов.

Занимались кто чем, убивая время, но во всех было заметно напряжение.

– Уж лучше бы мы тоже что‑то копали, – хмыкнув, пробасил Бодягин. – Вот так тупо сидеть – это жесть какая‑то.

Он был прав. Сидеть сложа руки и правда было непросто. Большинство слонялись туда‑сюда, переговариваясь и пытаясь как‑то высвободить скопившееся напряжение. Немного подумав, Андрей подозвал к себе сержантов, находившихся неподалёку.

– Дайте приказ по отрядам – проверить снаряжение, наличие боеприпасов, оружие, рации. В общем – всё, что только можно. Пусть люди будут заняты хотя бы этим.

Когда сержанты разошлись, Корнеев, сидевший тут же, обратился к Андрею.

– Командир, пока ждём – разреши пойти осмотреться. Рация включена. Если что – за минуту буду, где скажешь.

Несколько секунд Андрей колебался, но всё же отпустил Лёшу. Хотел Корнеев таким образом отвлечься или собирался пройтись по окрестностям с какой‑то иной целью – в любом случае Андрей был уверен, что он таким образом сможет найти или увидеть что‑нибудь, что в дальнейшем сможет пригодиться.

– Командир, разреши мне с Корнеевым?

Это была Руми и Андрей, лишь коротко взглянув на неё, тоже не стал отказывать.

Рядом с ней прямо на земле сидел Игорь, бледный и, казалось, злой, или как минимум раздраженный. Он проводил Руми косым взглядом и снова опустил глаза. В последнее время он мало к чему проявлял интерес и чем дальше, тем сильнее отдалялся ото всех, но Андрей, погруженный в свои собственные проблемы, почти не замечал брата.

Лёша тем временем уверенно шагал к окраине деревни. Он миновал позиции миномётчиков, безразлично прошёл возле четверки упрятанных за полуразвалившиеся дома танков и вскоре вышел к желаемой точке. Только здесь он позволил себе повернуть голову и искоса взглянуть на Руми, присутствие которой до этого игнорировал.

Девушка остановилась в двух шагах от него и наблюдала, что он будет делать. Лёша постоял некоторое время, повертел головой, разглядывая разбитую дорогу и разросшуюся лесополосу по её краям, а затем двинулся к полю справа. На него он смотрел уже дольше, хотя, казалось бы, на что там смотреть?

– Что ты рассматриваешь? – робко поинтересовалась Руми.

Лёша не ответил, продолжая смотреть перед собой. Руми подождала чуть и, понимая, что Корнеев уже не ответит, отвернулась, размышляя, почему тот ведёт себя именно так, и упёрлась взглядом в идущего к ним Андрея.

– Я с вами. Тоже хочу осмотреть местность, – приблизившись, сообщил Андрей и задал Лёше тот же вопрос, что и Руми до этого. – Что ты там так разглядываешь?

Как и Руми до этого, Андрея Корнеев тоже проигнорировал. Поняв это, девушка не смогла скрыть чуть заметную глумливую улыбку, в которую растянулись её губы. Но к её удивлению, Лёша в итоге всё же заговорил.

– Поле боя. Место, где воины демонстрируют свою храбрость. Место борьбы, разрушения, место, где завоёвывается победа, – тихо сказал Корнеев после паузы.

Подумав чуть‑чуть, он закончил мысль, разделяя слова коротенькими паузами.

– Здесь ждёт радость и боль. Триумф и трагедия. Мечта и… реальность.

Каждое его слово вбивалось в сознание, словно гвоздь, и каждый из слушающих находил в этом свой смысл. Так когда‑то очень давно говорил Лёше его инструктор. Он имел в виду, что на поле боя каждого человека ждёт своя судьба, и никто не знает, что из перечисленного он встретит здесь. Сам же он за свою жизнь испытал на себе все эти понятия.

Никто не сказал ни слова, не спросил, что именно Корнеев имел в виду. Вскоре Лёша двинулся в другую сторону, осмотреть поле и с другой стороны дороги, и все молча пошли за ним. Осмотрев всё, что хотели, они вернулись обратно, а вскоре Андрей получил первый приказ – сформировать группы разведчиков‑наблюдателей и разместить на подступах к деревне, так что информация, полученная в результате обхода, сразу же оказалась полезной.

Через деревню проходила асфальтированная дорога, когда‑то связывавшая большие областные центры, чуть севернее деревни была дорога поуже, а с юга находилось изрытое балками поле. Для скоростного маневра лучше всего было передвигаться по раскрошенному погодой и растительностью асфальту одной из дорог. И поскольку та, что проходила прямо через деревню, была шире, Родионов и комбаты в первую очередь ожидали появления сектантов именно на ней.

Ожидали, планировали, но каждый из них, в отличие от командиров помладше, знал, что на войне ничего никогда не идёт по плану. Как говорил Эйзенхауэр: планы бесполезны, но планирование – обязательно. Так было почти век назад, так было и сейчас. В итоге никто не успел как следует подготовиться, когда разведка сообщила о том, что на дороге появился противник, который вскоре нарушил все планы, которые составлял Кирзач.