Текст книги "Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время"

Автор книги: Владимир Кореняко

Соавторы: Хава Крис,Мая Абрамова,Татьяна Кузнецова,Владимир Дворниченко,Ольга Дашевская,Анна Мелюкова,Владимир Марковин,Валентина Козенкова,Марина Мошкова,Т. Мирошина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 59 страниц)

Одежда поздних скифов известна по изображениям в живописи неапольского склепа 9 и на каменных рельефах (табл. 53, 1, 6, 7, 9, 11, 12). Мужчины носили рубахи, кафтаны, штаны, мягкие сапоги, остроконечные шапки, женщины – длинные платья. Судя по находкам в погребениях, рукава и подол одежды часто расшивали бусами, а наиболее богатые – золотыми и бронзовыми бляшками. Бусы и подвески носили на шее (женщины и дети). Преобладали различные стеклянные бусы, а также из горного хрусталя, сердолика и гагата, янтаря, халцедона и египетского фаянса. Бусы и подвески являлись предметом импорта главным образом из Египта и Сирии.

К мужской одежде принадлежали пояса из кожи и бронзовых колец, иногда сдвоенных, иногда снабженных крюками (табл. 55, 10–12). Кожаные концы пояса часто заключались в бронзовые обоймы (табл. 55, 5). В качестве застежек пояса для II–I вв. до н. э. характерны крупные продолговатые поясные крюки, железные и бронзовые (табл. 55, 9), а также пряжки с неподвижным язычком (табл. 55, 6–8). Позже распространяются пряжки с подвижным язычком, прямоугольные и круглые, иногда со щитками (табл. 55, 13, 14).

Застежками и в то же время украшениями одежды служили фибулы (табл. 55, 15–21), в основном бронзовые, реже – железные и как исключение – из драгоценных металлов (Сымонович Э.А., 1964; Амброз А.К., 1966; Михлин Б.Ю., 1980; Дашевская О.Д., Михлин Б.Ю., 1983). Для II–I вв. до н. э. известны фибулы раннелатенской и среднелатенской схемы, фибулы-броши с круглым выпуклым щитком (табл. 55, 18) и т. д. Появляются отдельные фибулы зарубинецкого типа (табл. 55, 15). В I–III вв. н. э. распространяются фибулы с подвязным приемником (табл. 55, 16), шарнирные (табл. 55, 19–21), последние – иногда с эмалью. Наиболее поздними являются обнаруженные только в Инкерманском могильнике Т-образные и двупластинчатые фибулы.

Простейшие серьги имели вид несомкнутых колечек с заостренными концами; иногда такая основа снабжалась привеской. В III–II вв. до н. э. богатые женщины носили серьги греческого типа, золотые и серебряные, в виде конусов с изображением львиных голов (табл. 55, 36). В I в. н. э. преобладали проволочные серьги с обмотанной петлей (табл. 55, 38). В позднейший период (III в. н. э.) встречаются крупные серьги с сердоликовыми вставками (табл. 55, 41).

В качестве шейных украшений изредка использовались бронзовые гривны. Браслеты же были обычны, их носили мужчины, женщины, дети на руках, реже – на ногах. Со II–I вв. до н. э. известны бронзовые браслеты с обмотанными концами (табл. 55, 28), с шишечками на концах (табл. 55, 25), с утолщенными или утонченными концами (табл. 55, 22, 24), иногда – многовитковые. Тогда же появляются браслеты с головками животных на концах, а затем вплоть до III в. н. э. характерными становятся круглопроволочные и пластинчатые браслеты с концами в виде змеиных головок (табл. 55, 26, 27). Таким же образом иногда оформлялись и перстни (табл. 55, 35). Бытовали перстни со спиральным (табл. 55, 34) или гладким щитком, на котором вырезалось изображение, а также бронзовые и золотые спиральные или со спиральными концами (табл. 55, 31, 32), со стеклянными или с сердоликовыми вставками (табл. 55, 33). Единичные стеклянные перстни известны только из позднейших могильников.

Культовые предметы. Во II–III вв. н. э. были распространены очажные подставки с головами баранов (табл. 51, 1), связанные с культом очага и огня.

Встречаются жертвенники в виде лепных сосудов без дна. Несомненно культовыми сосудами являлись курильницы (табл. 51, 11–17), иногда украшенные солярными знаками. Для II–I вв. до н. э. характерны курильницы с шаровидным туловом на высоком поддоне; в I в. до н. э. – I в. н. э. бытуют курильницы в виде дырчатых горшочков (Дашевская О.Д., 1980). Исключением является мисочка с перегородкой (табл. 51, 14).

Ритуальное назначение как обереги имели различные подвески-амулеты, встречающиеся чаще всего в детских погребениях. Таковы колокольчики, «ведерки», раковины, астрагалы (табл. 51, 20–30), подвески и пронизи из египетского фаянса (табл. 51, 18, 19).

С солярным и астральным культом, кроме курильниц, связаны кольца с тройными шишечками (Богданова Н.А., 1980, с. 18), украшения в виде колесиков (табл. 51, 2, 3), лунницы и т. д. Интересно изображение «скифской богини», стоящей в центре бронзового кольца с собакой у ног, из Усть-Альминского некрополя (табл. 51, 10; Высотская Т.Н., 1979, с. 162, рис. 77). Находимые на скифских городищах статуэтки античной работы, изображающие греческих богов – Деметру, Афродиту, Гермеса, бронзовые фигурки Диоскуров из Неаполя Скифского (Шульц П.Н., 1968) считаем правильнее связывать с греческим населением или объяснять приобретением у греков без религиозных целей, чем приписывать скифам греческие культы (Высотская Т.Н., 1969, с. 163).

Искусство. Позднейший этап развитии скифского искусства связан с городской жизнью, усилением государственной власти, влиянием соседних античных городов. Однако памятники позднескифского искусства имеют особый характер.

Наиболее интересны стенные росписи неапольских склепов I–III вв. н. э., выполненные без грунтовки минеральными красками. (Шульц П.Н., 1947, с. 25–28; Блаватский В.Д., 1947, с. 111–113; Иванова А.П., 1953, с. 115–117; Бабенчиков В.П., 1957, с. 103–118; Домбровский О.И., 1961; Попова Е.А., 1984а; 1984б). Живопись открыта в пяти скальных склепах (1, 2, 4, 8, 9) и в земляном склепе 1949 г.

Склеп 9, датируемый I в. н. э., расписан художником-профессионалом. Здесь живопись сочетается с рельефом и подчинена общей композиции. Роспись выполнена красной и желтой охрой и сажей. На задней стене склепа, справа от «шахматного ковра», помещена композиция: скиф, играющий на лире, всадник с копьем и сцена охоты с собаками на кабана (табл. 50, 15). По предположению П.Н. Шульца, поддержанному В.Д. Блаватским, отделка склепа воспроизводит внутреннее убранство скифского дома. Иную трактовку декора склепа 9 дает Е.А. Попова. Она признает изображения жилищ только в контурах и орнаментации ниш со стилизованными коньками наверху, а остальные сюжеты считает сакральными, подчиненными, как и склеп в целом, идее космоса.

В склепе 2 рисунки выполнены силуэтом, красной охрой. На одном из них изображен лучник. Изображения скачущего коня и двух танцовщиц не связаны общей композицией. Ниши этого склепа, как и других, окаймлены то треугольниками, то язычками вроде стрелок, иногда с волютами на углах. В склепе 1 усматривают изображение змееногой богини (Высотская Т.Н., 1979, с. 183, рис. 76). Живопись в склепе 8, выполненная сажей и красной охрой, отличается геометризацией фигур – двух танцующих людей, человека, держащего под уздцы коня, и др. Туловища показаны в виде двух треугольников, у одной фигуры – квадрата. По стилю эти росписи напоминают изображения в керченских склепах сабазиастов (Ростовцев М.И., 1913–1914, с. 401–404, табл. XLIX).

Выше упоминалось культовое здание А, на стенах которого был открыт уникальный комплекс скифских рисунков-граффити (табл. 51, 31). Они выполнены разными людьми, явно непрофессиональными художниками, и имеют нарочито условный, схематичный характер. Среди изображений животных преобладают лошади и их головы. Есть изображения всадника и пеших воинов. Последние переданы в виде двух треугольников, соединенных вершинами. Такой прием изображения людей и животных встречается в живописи склепов Неаполя и в орнаментации курильницы из Беляусского могильника (табл. 51, 11).

О надгробных изваяниях, являющихся интересными памятниками скифской монументальной скульптуры, говорилось выше. Скифскому искусству никогда не было чуждо изображение человека.

Широкую известность получил найденный в Неаполе еще в 1827 г. мраморный горельеф (сохранился лишь слепок с него) с изображением старика и юноши (Шульц П.Н., 1946). Отождествление персонажей на рельефе со Скилуром и Палаком, предложенное еще И.П. Бларамбергом (1889) и доказываемое П.Н. Шульцем, встретило серьезные возражения, как и датировка памятника концом II в. до н. э. Выдвинуты аргументы в пользу того, что здесь изображены дакийские воины и что наиболее верная дата – начало II в. н. э. (Ельницкий Л.А., 1963; Каришковський И.Й., 1973, с. 30, 31). По и старая точка зрения продолжает сохранять последователей (Соломоник Э.И., 1977, с. 61–63; Высотская Т.Н., 1979, с. 180 сл.).

Оригинален деревянный саркофаг царицы (?) I в. до н. э. из мавзолея Неаполя скифского (Шульц П.Н., 1953). В орнаментации саркофага сочетаются элементы искусства эллинистического Востока и Боспора. Вероятно, он был сделан боспорским мастером по заказу знатных скифов.

В числе скифских памятников прикладного искусства назовем бронзовый поясной крюк с изображением скачущего всадника (табл. 55, 9; Веселовский Н.И., 1891), две пряжки конца II в. до н. э. из мавзолея Неаполя скифского с изображением животных (табл. 55, 8), навершие в виде трезубца со стилизованными бараньими головками (табл. 51, 4) оттуда же (Шульц П.Н., 1953, табл. XIV, 7; Погребова Н.Н., 1961, рис. 28, 9), а также вышеупомянутые бараньи головы на очажных подставках.

Монеты. Собственно скифскими и в то же время ольвийскими монетами являются монеты царя Скилура, чеканенные в Ольвии (II в. до н. э.). В настоящее время известны три типа этих монет с именем царя и названием города. Редкость и малочисленность их объясняются кратковременностью подчинения Ольвии скифскому царю Скилуру, единственным свидетельством чего являются данные монеты (Фролова Н.А., 1964). Новый период подчинения Ольвии скифским царям во второй половине I в. н. э. отражают ольвийские монеты царей Фарзоя и Иненсимея, также немногочисленные (Зограф А.П., 1951, с. 137, 138; Раевский Д.С., 1973, с. 115 сл.). Однако территория находок этих монет говорит о том, что названные цари правили не крымскими скифами, а племенами, жившими к северо-западу от Ольвии (Сальников А.Г., 1960, с. 90–95; Каришковський И.Й., 1962, с. 120, 121).

Находки монет на скифских поселениях Крыма и в погребениях крайне редки, что свидетельствует о преобладании натурального обмена над денежной торговлей. Своей чеканки на территории крымского позднескифского государства не было. Среди найденных (преимущественно в Неаполе) монет – херсонесские I в. до н. э. – III в. н. э., одна тирская II в. до н. э., немного пантикапейских II в. до н. э. – II в. н. э. и пафлагонских I в. до н. э., а также римские императорские монеты I–III вв. н. э., причем известны два клада, зарытых в III в. н. э. (Харко Л.П., 1961). Иногда монеты просверливались и использовались и качестве подвесок (Сымонович Э.А., Голенко К.В., 1960).

Эпиграфические находки. За все годы раскопок в Неаполе найдено девять лапидарных надписей на греческом языке (Латышев В.В., 1916, № 668–673; Соломоник Э.И., 1958, 1962; Дашевская О.Д., 1960; Раевский Д.С., 1973). Наиболее значительна надпись на постаменте от конной (?) статуи Скилура с именем этого царя – сына царя (имя не сохранилось), свидетельствующая о наследственном характере царской власти. На фрагменте одной из надписей середины I в. н. э. читается имя Ходарза, которому, по убедительному восстановлению Д.С. Раевского, предшествовал титул царя, с чем не согласны В.В. Латышев и Э.И. Соломоник.

Остальные надписи, высеченные на постаментах статуй, содержали посвящения от имени живших в скифской столице греков различным греческим божествам. Среди этих памятников выделяются четыре благодарственные надписи Посидея, родосца по происхождению, II в. до н. э. В одной из надписей Посидей упоминает о своей победе над пиратствующими сатархеями – племенем, локализуемым одними исследователями в северо-восточном Крыму (Соломоник Э.И., 1962, с. 39; Десятчиков Ю.М., 1973а, с. 133–138), другими – в северо-западном (Щеглов А.Н., 1966, с. 146–157; 1978, с. 133).

Выше упоминались два позднескифских надгробных рельефа первых веков нашей эры с надписями из Голубинки (Фоти-Сала) и Марьина. Эти эпитафии показывают, что скифы в редких случаях, желая запечатлеть на стеле имя умершего, пользовались для этого греческой письменностью.

В числе эпиграфических находок следует назвать и обнаруженную в Неаполе серебряную тарелочку александрийского происхождения, на дне которой пунктиром выбита надпись боспорской царицы Гинепирии (середина I в. н. э.). Возможно, этот предмет попал в Неаполь в качестве дара боспорцев (Яценко И.В., 1962).

Хозяйство. Значительную роль в хозяйстве поздних скифов Крыма играло земледелие. Сеяли пшеницу, ячмень, просо.

Поскольку ни одного железного лемеха не обнаружено, можно полагать, что плуг был деревянным. Железные мотыги (табл. 57, 1, 2), применявшиеся, очевидно, для обработки огородов, и серпы найдены на городищах Южно-Донузлавском и Альма-Кермен (Высотская Т.Н., 1961, с. 78, рис. 3, 4). Для размола зерна служили часто встречающиеся на поселениях седловидные зернотерки из песчаника, прямоугольные и круглые жернова-толкачи из вулканической брекчии (табл. 57, 7), подражающие греческим, известняковые ступы (57, 8).

Имеются данные о занятиях скифов виноградарством и виноделием. В Неаполе найдены угли от виноградной лозы, на Тарпанчи – зерна винограда. Для срезания винограда скифы пользовались кривыми ножами, подобными греческим (табл. 57, 12). Один такой нож найден на Южно-Донузлавском городище, два – на Альма-Кермене. Давильни для винограда иногда высекали в скале. Применялись и переносные тарапаны. В первую очередь с виноделием, хотя и не только с ним, связаны греческие пифосы, употреблявшиеся скифами.

Большое развитие получило скотоводство. По костным остаткам из Неаполя первое место принадлежит лошади, которая не только служила для езды, но и употреблялась на мясо (Цалкин В.И., 1954). По данным других городищ, в стаде преобладал мелкий рогатый скот, крупный был почти наравне с лошадью (Высотская Т.Н., 1972, с. 173). Свиноводство было развито слабо. В небольшом количестве имелись ослы. Держали также собак. Помимо остеологических данных, встречены их изображения (как и лошадей) на надгробных рельефах и в живописи неапольского склепа 9.

Охотничий промысел не имел существенного экономического значения в хозяйстве крымских скифов, хотя фауна Крыма в те времена была довольно богата. В памятниках искусства нашла отражение охота с собаками на оленя (южно-донузлавский рельеф) и кабана (неапольский склеп 9).

Рыболовство засвидетельствовано в приморских поселениях северо-западного Крыма находками рыбьих костей, рыболовных бронзовых крючков и грузил из двуствольных ручек светлоглиняных амфор.

Существенную роль в хозяйстве играли различные домашние ремесла. О занятиях крымских скифов прядением и ткачеством можно судить по найденным повсеместно глиняным пряслицам и грузилам (табл. 57, 13, 15, 16). В Усть-Альминском могильнике обнаружены деревянные веретена (Высоцька Т.М., Лобода I.I., 1984). Для шитья одежды и обуви употреблялись бронзовые иглы, костяные проколки (табл. 57, 5, 6), железные шилья и ножницы (табл. 57, 4, 10). Для обработки кожи служили заостренные ребра животных и, возможно, костяные рашпили (табл. 57, 3). Признаком бронзолитейного производства являются остатки бронзового шлака, найденные в Неаполе глиняные льячки, тигель, форма для отливки налобника (Высотская Т.Н., 1979, с. 120–122, рис. 5). Железные шлаки и изделия (орудия, оружие, ключи, гвозди) указывают на местное железоплавильное и кузнечное дело. Особенно распространены были железные ножи с деревянными рукоятями (табл. 57, 9). Повсеместно встречены точильные камни из песчаника в виде больших плит, крупной морской гальки или оселков с отверстием для подвешивания (табл. 57, 14).

Обработка дерева и кости представлена различными ремесленными изделиями, но многие из них не могли сохраниться. В связи с развитием каменного домостроительства можно предполагать у поздних скифов ремесла каменщиков, плотников. Орудия, которыми вырубали в скальном или глинистом материке подвалы, ямы, склепы, пока не найдены.

Важную роль в экономике поздних скифов играла торговля с греческими городами, носившая в основном характер натурального обмена. Скифы экспортировали продукты сельского хозяйства. Ближайшим центром, снабжавшим скифов Крыма вином, маслом, посудой, предметами роскоши и прочими товарами, был Херсонес. Он выполнял и посредническую роль. В транзитной торговле посредником была, очевидно, в период подчинения и Ольвия. Позже усиливается торговое значение Боспора. Основой для определения торговых связей являются амфоры, составляющие не менее 70 % всех керамических находок.

На ручках эллинистических амфор из раскопок Неаполя зафиксировано 186 клейм. Они распределяются по центрам производства следующим образом: Родос – 127, Херсонес – 24, Книд – 16, Кос – 9, Синопа – 3, неизвестные центры – 7. Поскольку Родос клеймил обе ручки амфоры и количество клейменых амфор по отношению к неклейменым было там в 5 раз больше, чем в других центрах (Брашинский И.Б., 1976), то в приведенном перечне для Родоса должна быть принята цифра 12,7, что отодвигает его на третье место.

Состав амфор остальных скифских поселений центрального Крыма, по имеющимся в настоящее время данным, повторяет состав амфор Неаполя. Это говорит в пользу возможности существования централизованной внешней торговли в Скифском государстве.

Наряду с заморскими товарами из Херсонеса к скифам завозились херсонесское вино и херсонесская черепица, а также местная посуда.

В конце I в. до н. э. – I в. н. э. преобладает южнопонтийский импорт – синопские неклейменые амфоры, светлоглиняные и коричневоглиняные (Михлин Б.Ю., 1974а). Следующее место занимают различные красноглиняные амфоры, одним из центров производства которых являлся Херсонес. Во II–III вв. н. э. Неаполь продолжает торговлю с Херсонесом и усиливает торговлю с Боспором. Наряду с узкогорлыми появляются большие широкогорлые боспорские амфоры с массивными ручками и реберчатыми стенками.

Амфоры с городищ юго-западного Крыма, где жизнь продолжалась до рубежа III–IV вв. н. э., представлены теми же основными типами, что и в Неаполе, с той разницей, что там в связи с посредничеством Херсонеса в торговле преобладали херсонесские и южнопонтийские амфоры (Кадеев В.И., 1970, с. 154 сл.), тогда как контакты с Боспором отражены слабее.

Античная посуда (табл. 58), постоянно употреблявшаяся крымскими скифами, частично могла производиться проживавшими среди скифов греческими ремесленниками, но основная ее масса поступала в результате внешней торговли.

В слоях на поселениях и в погребениях III–II вв. до н. э. встречаются единичные поздние аттические чернолаковые сосуды (табл. 58, 5–8), делосского и пергамского производства мегарские чаши (табл. 58, 9), херсонесские расписные кувшины (табл. 58, 1), веретенообразные флаконы (табл. 58, 10, 11). В Неаполе найден фрагмент родосского расписного лагиноса (Махнева О.А., 1967). На поселениях изредка встречается простая гончарная и кухонная греческая посуда.

В следующий период (I в. до н. э. – I в. н. э.) в быту крымских скифов античная посуда распространяется шире, составляя в целом около 35 % всей посуды (не считая амфор). Обычна простая гончарная керамика (кувшины, миски, сковороды), тонкостенная без лака (небольшие горшочки и кувшинчики). Появляется сероглиняная привозная посуда, покрытая серым или черным ангобом, а зачастую жидким черным лаком. К последней относятся сосуды-фильтры с ситом в горле и носиком, найденные на Южно-Донузлавском городище (Дашевская О.Д., 1972, рис. 26, 2). Интересен встреченный здесь пергамский канфар I в. н. э., покрытый зеленовато-коричневой поливой, с рельефным орнаментом из овов, желудей и дубовых листьев (Голенцов А.С., 1971).

На скифских поселениях Крыма в этот период, как и в могильниках, обычна краснолаковая керамика. К наиболее ранней относятся пергамские канфары, кубки с орнаментом в технике «барботино» (табл. 58, 16) и другая рельефная керамика, различные кувшины с белой росписью, миски конусовидные с изогнутыми ручками, иногда с кругом из штампованных насечек (табл. 58, 20) или клеймами в виде ступни малоазийского происхождения, италийские мисочки с густым темно-красным лаком. В могильнике Неаполя найден рельефный книдский двуручный кувшин с изображениями Эрота и Гермеса (табл. 58, 17; Ваулина М.И., 1959). Повсеместно встречаются различные краснолаковые кувшины, миски, среди которых преобладают полусферические (табл. 58, 22), покрытые лаком внутри, а снаружи – только в верхней части. Наряду с веретенообразными бальзамариями появляются бутылкообразные (табл. 58, 25, 26). Значителен херсонесский импорт.

Краснолаковая керамика II–III вв. н. э. представлена в Неаполе, на поселениях и в могильниках юго-западного Крыма (табл. 58, 31, 33–42). Это разнообразные кувшины, миски, высокие бокаловидные чаши, различные блюда (и том числе овальные). Часть керамики происходит из Малой Азии и попала к скифам через посредничество Херсонеса. Наряду с нею скифы приобретали и херсонесскую краснолаковую посуду. Дата позднейшей краснолаковой керамики Неаполя не выходит за пределы III в. н. э. (овальные блюда), что указывает на прекращение жизни в столице крымских скифов не позже этого времени.

Большую редкость у поздних скифов представляют металлические сосуды, все они импортные. Таковы упомянутая александрийская серебряная тарелка с надписью боспорской царицы Гипепирии I в. н. э., серебряная подвесная чаша из мавзолея Неаполя, италийская бронзовая ойнохоя из Чернореченского могильника и др.

Позднескифская культура развивалась в условиях уже сложившегося государства, которое иногда считают рабовладельческим (Артамонов М.И., 1947, 1948, с. 69 сл.), хотя для этого нет ни письменных (Граков Б.Н., 1954, с. 30), ни археологических данных, как уже достаточно ясно по раскопкам могильников. После утраты скифами значительной степной территории, пригодной для кочевого скотоводства, экономической базой их государства стало главным образом земледелие. Спецификой этого позднего этапа являются оседлый с городскими чертами образ жизни, значительное расширение торговли с античными центрами, влияние греческой, а затем римской и сарматской культур.

Вместе с притоком населения из Приднепровья в Крым проникали кельтские и фракийские элементы. В то же время в Крыму появляются нижнеднепровские типы керамики (особенно в северо-западном Крыму). Влияние римлян сказалось в обряде погребения (случаи трупосожжения в могильниках Бельбек I и Чернореченском), в находках на городищах и инвентаре могильников.

Еще более сильным было влияние сарматов, особенно проявившееся на периферийных поселениях. Проникновение сарматов в Крым прослеживается тремя этапами – с III в. до н. э. по II в. н. э. Если вначале отношения были враждебными, то уже декрет в честь Диофанта (конец II в. до н. э.) говорит о союзничестве скифов и сарматов. Усилившаяся сарматизация местного населения свидетельствует в пользу мирных отношений с сарматами. Однако сарматские элементы в обряде погребения поздних скифов не следует преувеличивать. Так, надо исключить из признаков сарматизации распространение подбойных могил, скрещенные ноги и согнутые руки погребенных. Более надежными признаками остаются деформация черепов, наличие колод, некоторые формы оружия (мечей) и украшений, характерные сарматские зеркала. У сарматов были заимствованы скифами тамгообразные знаки. В целом же позднескифская культура имела свой, особый характер.

Поздние скифы в нижнем Приднепровье.

Нижнее Приднепровье занимало в Малой Скифии периферийное положение. Позднескифские памятники, выделяющиеся как локальный вариант позднескифской культуры (Шульц П.Н., 1971), расположены по обоим берегам низовьев Днепра, от его устья до г. Никополя (см. карту 11).

Впервые описанием нижнеднепровских поселений занялось в 60-х годах прошлого века Одесское общество истории и древностей (Чирков А.П., 1867). Археологические исследования здесь начал в 1895 г. и продолжил в 1909 г. В.И. Гошкевич, который нанес на карту большинство известных в настоящее время городищ, опубликовал их описание и планы и провел небольшие раскопки на Николаевском (бывш. Козацком) городище (Гошкевич В.И., 1913). Там же вел раскопки и немецкий археолог М. Эберт. Он раскопал также 16 могил в Николаевском некрополе (Eberl М., 19113). На Белозерском городище копал Г.Л. Скадовский (1897).

А.П. Чирков и В.И. Гошкевич считали нижнеднепровские городища ольвийскими факториями. Г.Л. Скадовский, а также М.И. Ростовцев (Rostovtszeff М., 1922, р. 65) предполагали, что их население было наполовину греческим. М. Эберт усматривал проникновение германцев в среду варварского местного населения. И.В. Фабрициус допускала здесь наличие римских военных поселений (1929, с. 13).

Изучение нижнеднепровских городищ расширилось в советское время, когда стал вести систематические работы Херсонский музей. С 1928 г. Б.Н. Граков приступил к раскопкам Каменского городища, на акрополе которого имеется позднескифский культурный слой. Большие исследования развернулись в 50-х годах в связи со строительством Каховской ГЭС и затоплением значительной территории. Открыты были ранее неизвестные поселения (у сел Знаменка, Гавриловка, Лепетиха, Горностаевка, Берислав, Дудчаны, Львово и др.), проведены многолетние раскопки на городищах Знаменском (Каменском акрополе), Гавриловском (Погребова Н.Н., 1958), Любимовском (Дмитров Л.Д. и др., 1961), Золотая Балка с некрополем (Вязьмiтiна М.I., 1962, 1972). Затем значительные раскопки могильников Николаевского и Красный Маяк (быв. Бизюков монастырь) провел Э.А. Сымонович (1969, с. 74–80, 1971).

В противоположность первым исследователям нижнеднепровских городищ М.И. Артамонов и Б.Н. Граков указывали на принадлежность этих памятников местному скифскому населению (Артамонов М.И., 1948; Граков Б.Н., 1954). Б.Н. Граков пришел к выводу о непрерывности культурной традиции между населением Каменского городища (конец V–III в. до н. э.) и малых городищ нижнего Днепра (II в. до н. э. – III в. н. э.). Обобщающей работой о поздних скифах нижнего Приднепровья явилась диссертация Н.Г. Елагиной, которая датирует прекращение жизни на самых поздних поселениях IV в. н. э. (1953, 1958). Сводные главы с учетом более новых открытий даны в коллективных трудах «Археологiя УРСР», т. 2 (1971) и «Археология УССР», т. 2 (1986).

Поселения. В настоящее время на нижнем Днепре известны 16 позднескифских городищ и 5 могильников, из них 11 городищ по правому берегу и 5 – по левому. Самым северным является Знаменское (акрополь Каменского городища), наиболее крупное и, возможно, имевшее особое значение. Поселения эти расположены на высоких местах берега, с одной или двух сторон защищены оврагами. Основная площадь городищ 1,5–3,5 га. В некоторых случаях (выделяющееся своими размерами – 27 га – Знаменское, а также Николаевское, Консуловское) эта площадь представляла собой акрополь, вокруг которого затем сооружалось внешнее укрепление, в результате чего общая площадь поселений достигала 7-12 га. Гавриловское и Саблуковское городища имели по три линии обороны. На Николаевском и Гавриловском выявлены квадратные башни, примыкавшие к стенам и фланкировавшие ворота.

Планировка оборонительных сооружений зависела от рельефа местности. Как акрополь, так и внешнее укрепление защищалось каменной стеной (последнее иногда валом) и рвом. Стены имели два панциря из крупного рваного камня на глиняном растворе и забутовку из мелкого камня. Толщина стен акрополей составляла от 2 до 4,5 м. Внешние укрепления имели менее мощные стены толщиной 1–1,5 м. На Знаменском городище поверх внешнего вала была воздвигнута сырцовая стена.

При застройке поселений применялся принцип прямоугольной планировки; прослеживаются кварталы, разделенные улицами (Вязьмiтiна М.I., 1971, с. 217).

Общественные здания на поселениях, вероятно, были, но ввиду плохой сохранности о них следует говорить лишь предположительно. Таковы, возможно, крупное здание III–II вв. до н. э. на акрополе Знаменского городища, крытое синопской черепицей (Погребова Н.Н., 1958, с. 121), а также здание 17 с каменными базами от деревянных столбов на Золотой Балке (Вязьмiтiна М.I., 1962, с. 69, 70; 1971, с. 218, 219). Здание 10, каменно-глиняное, квадратное в плане, площадью 36 кв. м, имело большой жертвенник – округлую глиняную площадку с солярным знаком в виде креста с четырьмя овалами в его углах (Вязьмiтiна М.I., 1962, с. 93, 94, 213, рис. 86, 7).

Для большинства поселений II–I вв. до н. э. характерны глинобитные жилища, иногда на каменной основе. Верхние части их стен состоят из глинобитной массы с мелкими рваными камнями. Бытовали и каркасные дома. С рубежа нашей эры (а на Знаменском городище – с самого начала) распространяется каменная архитектура.

Каменные жилища построены без фундамента из рваного (редко – грубо подтесанного) камня на глиняном или земляном растворе. Стены обычно двухпанцирные с забутовкой из мелкого камня. Все жилища прямоугольные, однокамерные или многокамерные (табл. 49, 3–6). Последние, насчитывающие до восьми помещений, чаще всего вытянуты по одной линии вдоль общей длинной стены, но иногда образуют комплексы (усадьбы) с более сложной планировкой. Известны также здания с «сенями», типа мегарон (Золотая Балка). Исключение составляют оштукатуренные изнутри стены, а также кладка в «елочку». Полы были земляными или глинобитными, изредка встречаются вымостки из небольших плит. Перекрытия, вероятно, были глиняными на деревянной основе.

В зданиях в углу и вдоль стен, а также с внешней стороны у входа устраивались хозяйственные загородки из поставленных на ребро или (реже) уложенных плашмя каменных плит. Очаги в помещениях представлены следующими типами: глинобитные площадки посреди помещений; глиняные жаровни, вмазанные в каменное основание; каменные печи; очаги, обложенные камнями. Некоторые помещения в жилых комплексах имели хозяйственное назначение. В них встречаются ямы грушевидной формы глубиной до 3 м, служившие для хранения зерна и других продуктов. Ямы делали и вне помещений.

Для поселений характерно наличие зольников, расположенных обычно на окраинах. В ряде случаев в основе зольных холмов выявлены мусорные ямы, также заполненные золой, битой керамикой и др.

Погребальные памятники и обряд захоронения. В нижнем Приднепровье известно несколько курганных позднескифских погребений. Рядом со Знаменским городищем раскопан курган, содержавший основное погребение II в. до н. э. в катакомбе II типа, с камерой, ориентированной северо-запад-юго-восток; два покойника лежали головами на северо-запад (ко входу). Инвентарь, оставшийся после ограбления, – амфора, лепная посуда, бронзовая стрела и позднелатенская фибула (Граков Б.Н., 1954, с. 201–202). Около Белозерского городища в курганной группе раскопано несколько впускных могил первых веков нашей эры с восточной ориентировкой покойников; инвентарь – краснолаковая и лепная керамика, зеркала, фибулы, пряжки (Вязьмiтiна М.I. 1971, с. 225).