Текст книги "Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время"

Автор книги: Владимир Кореняко

Соавторы: Хава Крис,Мая Абрамова,Татьяна Кузнецова,Владимир Дворниченко,Ольга Дашевская,Анна Мелюкова,Владимир Марковин,Валентина Козенкова,Марина Мошкова,Т. Мирошина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 59 страниц)

В настоящее время на территории Венгрии исследованы более 20 могильников, значительное количество одиночных погребений и несколько курганов. Всего обнаружено около 1 400 погребений. В юго-западной Словакии изучен огромный Хотинский могильник. Венгерские археологи разделяют все открытые ныне памятники на три территориальные подгруппы, но различия между ними слабо заметны как по обряду, так и по инвентарю. Наиболее полно исследованные могильники, такие, как Сентеш-Векерзуг (151 погребение), Бекешчаба-Фениеш (77 погребений), Чаньтелек (28 погребений), дают погребения с трупоположениями и трупосожжениями. Способы захоронения в тех и других случаях неодинаковые. Среди трупоположений есть погребения в скорченном состоянии на правом и реже – на левом боку, вытянутые на спине и изредка сидячие (табл. 30, 39, 40). Ориентированы погребения по-разному, по преобладают западная и восточная ориентации покойников или с отклонениями к югу и северу. Трупосожжения, как правило, производились на стороне. Кальцинированные кости и зола ссыпались в урны или погребались на дне ямы в рассыпанном состоянии (табл. 30, 38, 41, 42). В могильнике в Чаньтелек известны случаи частичного трупосожжения. Все погребения, как трупоположения, так и трупосожжения, находились в сравнительно неглубоких ямах до 1 м глубиной без каких-либо деревянных или каменных конструкций.

Процентное соотношение тех и других погребений в могильниках различное. В Сентеш-Векерзуге преобладают вытянутые трупоположения. В остальных число погребений с трупоположениями и трупосожжениями примерно равно, по среди трупоположений в могильнике в Бекешчаба-Фениеш и Чаньтелек преобладают скорченные погребения, а в Тапиосело вытянутые на спине погребения совсем отсутствуют (64 трупосожжения и 48 скорченных трупоположений).

Помимо могильников, для которых характерно сочетание двух обрядов погребения, известны могильники только с трупосожжениями (Parducz M., 1954, с. 55, рис. 18).

В могильнике в Сентеш-Векерзуг, кроме захоронений людей, найдены 14 конских погребений, расположенных главным образом на специально отведенной площади, на юго-восточном краю могильника. В трех из них находились парные погребения с остатками колесниц. Конские могилы известны также в Диошдьере и Мезёньек. В других могильниках конских захоронений не обнаружено, но в инвентаре погребенного изредка встречались конские удила с псалиями. В могильнике Сентеш-Векерзуг, по-видимому, можно говорить о существовании тризны. Остатками таковой, на мой взгляд, являются четыре «посудных захоронения» (по терминологии М. Пардуца). Разбитые горшки лежали без ям, возле них не было кальцинированных костей и золы или каких-либо других следов погребений.

По наборам погребального инвентаря трупосожжения и трупоположения в грунтовых могильниках не отличаются друг от друга. Однако если сравнивать между собой могильники, то наблюдаются некоторые различия в инвентаре погребений, хотя в целом типы вещей одинаковы. В могильнике Бекешчаба-Фениеш совсем нет оружия и орудий труда. Инвентарь, сопровождавший погребенных, чрезвычайно беден и однообразен: это керамика (от одного до девяти сосудов), ожерелья из пастовых бус, пронизки из кости, из раковин каури, бронзовые браслеты, височные бронзовые кольца и глиняные пряслица. В одном погребении найдена железная дужка фибулы. Несколько более многочислен комплекс вещей в могильнике в Чаньтелек. Еще разнообразнее комплекс предметов из погребений в могильнике Сентеш-Векерзуг. Керамика (от одного до трех сосудов) часто встречается в могилах, содержавших вытянутые трупоположения и трупосожжения. При этом во многих случаях сосуды находились над погребениями, в засыпи могильных ям. В могилах со скорченными трупоположениями керамики меньше, но все же и здесь она известна.

Почти во всех погребениях встречается разнос количество бус, довольно обычны бронзовые браслеты. Те и другие украшения происходят как из женских, так и из мужских погребений. Реже, чем керамика и упомянутые украшения, вместе с погребенными клали другие вещи. Так, только в 31 могиле из 151 раскопанных обнаружены железные ножи, всегда по одному в погребении. В 10 могилах найдены наконечники стрел (от одного до трех) и только в одном случае – 13. Еще реже встречаются копья (в восьми погребениях) – почти всегда по одному и лишь один раз два. В трех могилах найдено по железному топору.

Если правильно было сделано определение пола погребенных, то ножи и наконечники стрел находятся не только в мужских, но изредка и в женских погребениях. Специфически женскими украшениями являются височные кольца или подвески, ни разу по найденные в мужских погребениях с трупоположениями и в могилах с трупосожжениями, вероятно, также женских.

Из других находок следует отметить обломки зернотерок в некоторых могилах с вытянутыми трупоположениями, куски реальгара или серы в 16 преимущественно женских могилах с вытянутыми трупоположениями, но встречающиеся также в погребениях с трупосожжениями и при мужских скелетах.

Помимо перечисленных предметов, в некоторых могилах находятся другие вещи. В женских погребениях с трупосожжением встречены глиняные пряслица, бронзовые кольца и спирали-подвески. В одной могиле (61) с трупосожжением и в погребении (125) с вытянутым женским костяком найдены бронзовые фибулы. В мужском захоронении были найдены железные удила (142). В могильнике Сентеш-Векерзуг лучше, чем в других памятниках этой группы, прослеживается по инвентарю некоторая имущественная дифференциация, поскольку здесь имеются погребения без вещей (их немного), погребения, сопровождавшиеся весьма скромным набором инвентаря, и относительно богатые (таких тоже немного).

Отличаются друг от друга по комплексу сопровождавших предметов и конские захоронения. В одних встречаются только удила с псалиями, в других, кроме удил и псалий, имеются бронзовые бляхи – украшения узды. В могилах, в которых были погребены пары лошадей, найдены остатки колесниц. Интересно, что колесницы положены в могилы или в сожженном, или в поломанном виде.

В трех конских могилах, помимо удил с псалиями, найдена керамика, в двух – по одному железному ножу. В некоторых случаях в могилах коней известны находки бус, раковин Cipraea и обломков зернотерок, т. е. тех вещей, которые встречаются вместе с погребениями людей. Вместе со скелетами копей в двух могилах обнаружены скелеты собак.

Особое место среди рассматриваемой группы памятников в Потисье занимают четыре погребения, близких по обряду захоронений к описанным, но отличающихся богатством погребальных комплексов. Два найдены под курганными насыпями в Зольдхаломпуште (комитат Боршод; Fettich N., 1928) и в Дьёме (АЕ, 1905, р. 235), два представляют собой грунтовые погребения (Тапиосентмартон и Матраселе). Три из них содержат остатки трупосожжений и только в кургане в Дьёме найдено погребение с трупоположением. Курган в Дьёме имел 8 м высоты. Погребение находилось в ямс с четырехугольной деревянной камерой внутри и было ориентировано головой на северо-запад. Вместе с покойником положены обломки двух сосудов и украшения из серебра, золота и электра: височные кольца с конусами на концах, массивный золотой перстень, электровая булавка и обломки бронзового зеркала или бронзовой пластины.

В погребении в Зольдхаломпуште найдены тонкая золотая пластина с изображением бегущего оленя с повернутой назад головой (табл. 30, 34), два обломка цепи из электра с фигурками львов на концах и золотые бляшки-пуговицы полусферической формы с ушком на обороте. Данные о кургане и погребении не сохранились.

В Тапиосентмартон вместе с остатками трупосожжения отмечены электровая бляха с изображением галопирующего оленя (табл. 30, 35), золотое височное кольцо с конусом на конце (табл. 30, 33) и невыразительные обломки сосуда.

В Матраселе в погребении с трупосожжением найдены: бронзовая крестообразная бляха, украшенная в зверином стиле, 35 бронзовых трехгранных наконечников стрел, каменный оселок, две костяные пуговицы от конской узды (для перекрещивающихся ремней), небольшой обломок костяной поделки, вероятно, конец псалия в виде конского копыта, каменный оселок и обломки железного браслета.

Следует отметить еще одно погребение, несколько отличающееся от остальных по погребальному сооружению и деталям погребального обряда. Оно было обнаружено в Монай (Monaj А.Е., 1887, 61). В яме на глубине 1,70 м под слоем сгнившего дерева, очевидно, от перекрытия могильной ямы найдены кальцинированные человеческие кости, зола и угли. Среди остатков трупосожжения лежали 20 бронзовых наконечников стрел, сильно пострадавших от действия огня, и обломки сосуда. Наличие золы и угля, а также следы огня на стрелах свидетельствуют о том, что сожжение производилось на месте погребения.

Что касается форм керамики и вещей, то они в целом сходны с найденными в Трансильванской группе. Большинство вещей так называемого скифского типа здесь так же, как и там, имеют особенности, которые позволяют считать их сделанными на месте (табл. 30, 1, 2, 4, 5, 13, 14, 16–18, 25, 31, 33). Оригинальны удила и псалии. В отличие от скифских псалии наглухо соединены с удилами (табл. 30, 36). М. Пардуц датирует описанную группу памятников VI–IV вв. до н. э. Нижняя дата определяется на основании скифских вещей и бронзовой гидрии из погребения в Артанде, верхняя – на основании присутствия во многих могилах гончарной керамики – черпаков, мисок, горшков, которые считаются кельтскими. Следует заметить, однако, что отнесение гончарной керамики из памятников Потисья к разряду кельтской неубедительно. Ныне доказано появление ее не позднее начала V в. до н. э., видимо, под южнофракийским воздействием (Smirnova G., 1965). Вещи скифского облика на Потисье датируются в пределах от середины VI до первой половины V в. до н. э. Более поздних находок пока нет. Анализируя погребальный обряд могильника Сентеш-Векерзуг и привлекая данные из других могильников этой группы, М. Пардуц пришел к заключению, что пестрота погребальных обрядов объясняется неоднородным составом населения Потисья. Обычай хоронить покойников в вытянутом положении головой на запад или восток, а также трупосожжения и специальные погребения коней, очевидно, относящиеся к могилам воинов, хотя и расположенные отдельно, М. Пардуц считает принесенными скифами. Этот вывод делается на том основании, что для местного бронзового века подобные обычаи не были характерны и распространились только в скифскую эпоху. Погребения с сожжением считаются скифскими, поскольку именно в них было найдено большинство вещей, наиболее характерных для скифов. Скифы, по мнению М. Пардуца, принесли на территорию Потисья и обычай класть вместе с покойниками реальгир или серу. Скорченные погребения, но мнению М. Пардуца, а также А. Боттиана, представляют на Большой Венгерской пизменности местные фракийские элементы. Вместе с тем Пардуц отмечает существование многих черт сходства в погребальном обряде и инвентаре с погребальными памятниками Боснии, принадлежавшими иллирийцам. На этом основании автор предполагает, что в местном населении Потисья преобладал иллирийский этнический элемент, наряду с которым имели место и фракийцы.

Отмечая близкую связь венгерских памятников с памятниками Трансильванской группы, М. Пардуц так же, как и его предшественники (Н. Феттих, М.И. Ростовцев, Т. Сулимирский и др.), считает, что скифы пришли на Большую Венгерскую низменность через северо-западную Румынию. Он обращает внимание на большую архаичность инвентаря трансильванских «скифских» погребений. Это обстоятельство М. Пардуц склонен объяснить тем, что продвижение скифов через Карпаты шло двумя волнами. Первая миграция происходила около 600 г., когда скифы осели на Трансильванском плато, вторая – около середины VI в. через этот район на территорию Венгрии. Первая волна характеризуется вытянутыми погребениями, ориентированными с запада на восток, и серией скифских находок, относящихся к погребальной обстановке. Вторая – погребениями остатков сожжения на дне могилы, погребениями лошадей и, может быть, украшениями колчанов в форме креста (Parducz M., 1954, с. 73). Эта стройная концепция М. Пардуца лишена твердых оснований. Обряд трупосожжения никак нельзя считать скифским по происхождению, так как скифам он был чужд, а вытянутые трупоположения покойных с западной или восточной ориентировкой свойственны не только скифам. Вместе с тем весь комплекс данных свидетельствует, что возникновение Потисской группы памятников не обошлось без прихода на Большую Венгерскую низменность каких-то носителей скифообразной культуры, слившихся с местным населением. По мнению ряда ученых, Потисскую группу памятников следует связывать с сигиннами Геродота (V, 9), которые, по преданию, считали своими предками мидян.

В других местах средней Европы нет групп памятников с комплексом элементов скифской культуры. Однако ареал находок предметов скифских типов очень широк. В бассейнах рек Савы и Дравы на территории иллирийцев встречаются отдельные вещи скифского облика VI – начала V в. до н. э., имеющие наибольшее сходство с найденными на Потисье. М. Пардуц считает, что именно оттуда они и пришли к иллирийцам.

Скифское вооружение – лук со стрелами и акинаки – были распространены у фракийцев. В VI – первой половине V в. до н. э. они чаще встречались в Карпато-Дунайском районе, на территории Румынской Молдовы и Молдавской ССР. В IV в. до н. э. они более известны у фракийских племен Балкано-Дунайского района. В ряде мест Карпато-Балканского района найдены предметы, выполненные в манере скифского искусства звериного стиля. Однако чаще встречаются изделия, лишь подражающие скифскому звериному стилю, отвечающие вкусам и традициям фракийского искусства. Особенно яркое выражение это нашло в украшениях конских уборов IV в. до н. э., сделанных местными мастерами для лошадей фракийской знати (Мелюкова А.И., 1979).

На территории лужицкой культуры в Польше к 1972 г., по З. Буковскому, были известны 84 пункта с находками наконечников стрел второй половины VI–IV в. до н. э., нескольких акинаков, главным образом в западных районах, и гвоздевидных височных колец VI–V вв. до н. э., преимущественно в восточных районах Польши. Наконечники стрел были найдены в единичных экземплярах в лужицких погребениях, на многих городищах со следами разрушений, в скальных убежищах и пещерах. В связи с этим исследователи предполагают, что появление оружия на территории Полыни объясняется военным походом или походами скифов в конце VI – начале V в. до н. э., достигавших западных окраин лужицкой культуры. По мнению З. Буковского, это был скифский набег, совершенный как продолжение второй волны скифского вторжения на территорию средней Европы. В результате этого образовались Кустановичская, Векерзугская (Потисская) и Хотинская группы, т. е. появились памятники, которые можно считать оставленными сигиннами. Эта волна, по мнению исследователя, двигалась со стороны лесостепи среднего Приднепровья. Кочевники степи исключаются. Принадлежностью убитого или раненого предводителя скифского военного рейда 3. Буковский считает и знаменитый клад золотых вещей, состоящий из украшений, оружия и нескольких уздечных блях, найденный у с. Виташково (бывшее Феттерсфельде; Furtwängler А., 1883).

В восточной зоне лужицкой культуры отмечены находки отдельных наконечников стрел скифского типа VI–IV вв. до н. э. в некоторых могилах Тарнобжегской и Высоцкой групп, а также сделанные случайно. Бронзовые височные кольца и булавки, близкие к найденным в лесостепной Скифии, особенно многочисленны в междуречье Вислы и Сены. 3. Буковский вполне справедливо считает лишь некоторые из них импортом с Востока, тогда как большинство должно быть определено как местные, подражавшие импортным. Попадание украшений в восточную зону лужицкой культуры объясняется существованием торговых связей ее носителей с лесостепным населением по пути, который шел из района Киева через Полесье вплоть до Ютландии (Bukowski Z., 1977).

Стройная концепция З. Буковского, которая является как бы дальнейшим развитием и конкретизацией точки зрения, высказанной в свое время Т. Сулимирским, весьма уязвима для критики. Скифское вооружение, бывшее передовым для своего времени, могло попадать в отдаленные районы необязательно в результате набегов или каких-то военных вторжений скифов, по и в результате прямых и опосредствованных связей, как и украшения. Явное тому свидетельство – ареал скифских стрел, помимо средней Европы, охватывает западную территорию вплоть до французского побережья Атлантики.

Скифская материальная культура

Выше было сказано о различиях, которые существовали в культурах степных и лесостепных племен Северного Причерноморья, и об особенностях локальных вариантов в той и другой культуре.

Остановимся теперь на общих элементах, свойственных всем племенам, жившим на этой обширной территории. К их числу принадлежат прежде всего оружие, конское снаряжение и звериный стиль, господствовавший в искусстве скифов и их ближайших соседей. Много общего, кроме того, наблюдается в личных украшениях, предметах туалета и других вещах.

Оружие, конское снаряжение, повозки, навершия.

(Мелюкова А.И.)

Оружие. Самый распространенный вид наступательного вооружении представлял собой лук со стрелами. Скифские луки были сложными, сделанными из нескольких деревянных частей, деталей из коры, рога, кости и, очевидно, сухожилий. В погребениях целые луки не сохранились. Единственный лук сравнительно неплохой сохранности происходит из кургана 2 группы «Три брата» под Керчью. Он состоял из трех деревянных пластин, обмотанных по спирали полоской коры (Бессонова С.С., 1973, с. 247, рис. 6). В нескольких курганах сохранились наконечники из кости или рога и пластины из распиленной трубчатой кости, видимо, от средней части луков. К концам луков Е.В. Черненко относит и скульптурные головки хищной птицы или барано-птицы, найденные в некоторых курганах VII–VI вв. до н. э. (1981, с. 15, рис. 5, б). Довольно полное описание скифского сложного лука сохранилось у Аммиана Марцеллина: «В то же время как луки всех пародов сгибаются из гнущихся древков, луки скифские… вогнутые с обеих сторон широкими и глубокими внутрь рогами, имеют вид лупы во время ущерба, и середину их разделяет прямой и круглый брусок» (История, XXII, 8, 10). Достаточно ясное представление о форме скифского лука можно составить по изображениям на предметах торевтики, а также по бронзовым моделям, найденным в ряде мест (табл. 34, 3; 31, 2, 3). Скифский лук имел форму, близкую к греческой букве Σ, и длину 0,6–0,7 м, по были луки длиной около 1 м. Форма и размеры скифского лука приспособлены для стрельбы с коня, однако такие же луки употреблялись и в пешем бою.

Стрелы соответствовали лукам и поэтому имели длину 60–70 см и небольшой бронзовый (реже железный) или костяной наконечник. Древки стрел с оперением на конце часто окрашивали в красный или красный с черным цвет. Сохранившиеся в погребениях древки гладкие, тщательно отшлифованные. Оканчиваются древки небольшим расширением с выемкой для тетивы. Для изготовления древков использовались разные породы дерева – береза, ясень, тополь, а также тростник. Известны случаи употребления составных древков, когда из дерева делали верхние и нижние их концы, а середину – из тростника (Яковенко Э.В., 1972, с. 263 сл.). Скифские луки, по-видимому, оставались неизменными в течение всего скифского периода. Постепенно совершенствовалась форма наконечников стрел, что приводило к увеличению дальнобойности стрельбы из лука и росту пробивной силы стрелы (Мелюкова А.И., 1964). В VII–VI вв. до н. э. употреблялись главным образом довольно массивные двулепестные наконечники стрел листовидной или ромбической формы без шипа или с острым шипом на выступающей втулке (табл. 31, 4). Наряду с ними существовали трехлопастные и трехгранные наконечники, имевшие выступающую втулку, иногда с шипом (табл. 31, 5–7). Появившиеся в то же время массивные трехлопастные наконечники с внутренней втулкой, головка которых имела треугольную или сводчатую форму, вытеснили двухлопастные в конце VI – начале V в. до н. э. В колчанных наборах первой половины V в. до н. э. они господствовали (табл. 31, 8, 9). Вместе с ними употреблялись наконечники стрел с головкой такой же формы, но имевшие выступающую короткую втулку, а также трехгранные с внутренней и выступающей втулкой (табл. 31, 9, з, к).

Во второй половине V в. до н. э. меняются пропорции трехгранных и трехлопастных наконечников стрел. Они становится уже в основании и более вытянутыми в длину. Концы лопастей или граней часто оформляются как острые шипы.

В IV–III вв. до н. э. сколько-нибудь заметных изменений форм не происходило, но более широкое распространение получили небольшие трехгранные наконечники с внутренней втулкой (табл. 31, 20–24).

Длительное использование бронзы для изготовления наконечников стрел было вызвано тем, что большие серии наконечников легче и быстрее отливать из бронзы, чем ковать из железа. Колчанные же наборы скифов состояли из 50–60 и более (до 200) стрел. Многие воины, особенно дружинники и знать, имели по нескольку колчанов. Железные наконечники стрел появились одновременно с бронзовыми, но, находясь с бронзовыми в некоторых колчанах VI в. до н. э., отсутствовали в большинстве колчанных наборов V и IV вв. до н. э. В IV–III вв. до н. э. они вновь появляются, но лишь на среднем Дону составляют комплексы, часто преобладая над бронзовыми, или заполняют колчан целиком без сопровождения бронзовых (табл. 31, 25, 26).

Все найденные в Северном Причерноморье железные наконечники стрел втульчатые, имеют плоскую или трехлопастную головку, по форме повторяют бронзовые. Костяные наконечники стрел встречаются в небольшом количестве в некоторых колчанных наборах на протяжении всей скифской эпохи. Формы их мало меняются с течением времени. Они трехгранные, пирамидальной формы или пулевидные, круглые в сечении.

Для ношения лука и запаса стрел скифы использовали гориты и колчаны. Специфическими для скифов и их ближайших соседей были гориты – футляры для лука и стрел. Они хорошо известны по изображениям скифов на предметах северопричерноморской торевтики и на скифской монументальной скульптуре, а также по находкам в царских курганах IV в. до н. э. золотых и серебряных пластин, покрывавших целиком наружную поверхность футляра (Черненко Е.В., 1981, рис. 53, 54, 56, 58). То обстоятельство, что на всех изображениях скифов представлен именно горит, а не колчан, позволяет считать этот вид воинского снаряжения у скифов основным приспособлением для ношения лука и стрел. С течением времени форма горитов, видимо, существенно не менялась. Изменения происходили в системе и сюжетах украшений их наружной поверхности.

Горит имел форму продолговатого футляра, несколько сужающегося книзу (табл. 31, 27–30). В разрезе он мог быть овальным или круглым. Нижние края его слегка закруглены. В левой верхней части – прямоугольный выступ для защиты тетивы лука, помещенного в большое отделение горита. Сверху этого отделения – небольшой карман для стрел. В одних случаях карман сверху закрывался прямоугольным клапаном, в центре нижнего края которого помещалась застежка. Застежки в виде продолговатой рифленой палочки или палочки с зауженными концами и выемкой в центре, сделанные из кости, рога, а иногда из бронзы или бронзы, обтянутой золотом, найдены во многих курганах, особенно VI–V вв. до н. э. (табл. 31, 10–16). В IV–III вв. до н. э., видимо, более широко были распространены гориты, у которых устье кармана для стрел не закрывалось клапаном. Такие гориты мы видим на большинстве изображений. Они изготавливались из дерева (топких досок) и покрывались кожей. Горит из кургана Опишлянка на Харьковщине сделан из бересты, покрытой коротким черным мехом. Для придания необходимой прочности вдоль боков и низа размещались железные стержни.

О существовании колчанов наряду с горитами определенно свидетельствуют находки в курганах 31 и 32 Бобрицкого могильника на Каневщине остатков кожаных мешочков с небольшим количеством наконечников стрел. Е.В. Черненко, однако, полагает, что в таких мешочках носили не стрелы с древками, а только запасные наконечники стрел.

Горит или лук с колчаном скифы всегда носили на левом боку прикрепленным к поясу, как мы видим это на изображениях.

Второй широко распространенный вид наступательного вооружения скифов и их соседей – копья. Это оружие могло использоваться в ближнем конном и пешем бою и тогда применялось как колющее, но могло быть и метательным. Скифские копья имели железные наконечники, железные подтоки, надевавшиеся на нижний конец древка. Длина большинства скифских копий от 1,70 до 2,20 м. Эволюция копий шла в том же направлении, что и стрел. Копью, вернее, его железному наконечнику, старались придать такую форму, которая бы наиболее эффективно поражала противника, имевшего щит и кожаные или металлические доспехи. Самая удачная форма наконечника копья была выработана к IV в. до н. э. (табл. 31, 36, 37). В более раннее время, в VI–V вв. до н. э., применялись копья с довольно тонкими и легкими наконечниками лавролистной формы (табл. 31, 32–35). В IV–III вв. до н. э. скифские копья имели наконечники с длинным пером остролистной формы, ромбическим или овальным в разрезе (табл. 31, 36, 37).

В это же время в Скифии появились копья, длина которых намного превышала отмеченную выше и равнялась 2,5–3,1 м. По определению Е.В. Черненко, такие копья были «штурмовыми» пиками подобными тем, которые изображены в руках тяжеловооруженных сарматских воинов на стенах боспорских склепов. Ими можно было сражаться конному воину с конными противниками, достать пешего воина, вооруженного коротким копьем, оставаясь вне пределов его досягаемости. Если короткое копье воины держали в одной руке, то длинное брали обеими руками (Черненко Е.В., 1984б, с. 231–234).

Специально для метания служили дротики. Появившись еще в VI в. до н. э., они широко распространились в IV–III вв. до н. э. у степных племен, на среднем Дону и в меньшей степени – у населения среднего Приднепровья. Железные наконечники дротиков отличались от наконечников копий тем, что имели короткое жаловидное перо на конце длинного стержня, являвшегося продолжением втулки (табл. 31, 38). Нижний конец древка, так же, как у копий, оковывали железом. Длина дротика равнялась длине копья. Использовались они главным образом конными воинами.

Оружием ближнего боя конных и пеших воинов были железные мечи и кинжалы. Этим видом вооружения пользовались главным образом дружинники и скифская знать. В погребениях рядовых воинов-общинников мечи и кинжалы встречаются гораздо реже, чем копья, особенно в тех, которые датируются VII–V вв. до н. э. В IV–III вв. до н. э. количество рядовых погребений с мечами несколько возрастает. Наиболее ранние экземпляры определенно VII в. до н. э. происходят с территории Северного Кавказа. Именно там, очевидно, вырабатываются характерные для скифского периода мечи и кинжалы. Прототипами для них, по всей вероятности, служили биметаллические и железные кинжалы киммерийской эпохи (Лесков А.М., 1971, с. 75–91; Шрамко Б.А., 1984в, с. 22–33).

По форме мечи и кинжалы абсолютно одинаковы и отличаются друг от друга только размерами. Большинство скифских мечей довольно короткие. Их длина колеблется от 0,50 до 0,70 м. Реже встречаются мечи длиной до 1 м или несколько более. Кинжалы имели длину 30–40 см.

Меч использовался как колющее и рубящее оружие. Об этом мы можем судить по изображениям. Так, воспроизведенные на гребне из Солохи пеший и спешившийся скифы действуют мечом, как колющим оружием, а на серебряной пластине от горита из того же кургана один из скифов, участвующих в бою, действует мечом, как рубящим оружием. Рубящим оружием конных воинов были длинные мечи (Скорый С.А., 1981, с. 19–25).

Короткие мечи, происходящие из курганов Северного Причерноморья, служили прежде всего колющим оружием. Именно с этой их функцией связана эволюция, наблюдаемая в форме клинка мечей от VI до III в. до н. э. В VI–V вв. до н. э. существовали мечи с клинками двух форм; 1) с почти параллельными лезвиями и 2) в виде треугольника с довольно широким основанием (табл. 32, 1, 4, 5). В IV–III вв. до н. э. клинки большинства мечей имели форму треугольника с узкими основанием, вытянутого к вершине – острию (табл. 32, 12–15). Мечи с такими клинками так же, как копья с остролистым пером, наиболее эффективно наносили колющий удар. Они отличались от греческих или иллирийских мечей, имевших широкий однолезвийный клинок, приспособленный прежде всего для рубящего удара.

В IV–III вв. до н. э. у скифов появились, по не получили широкого распространения однолезвийные мечи (табл. 32, 16). Однако их клинок был также узким с острым концом, как и у двулезвийных мечей. Поэтому однолезвийные скифские мечи по своим функциям, по-видимому, ничем не отличались от двулезвийных.

Заметно изменялась с течением времени форма наверший и перекрестий мечей и кинжалов. В VI в. до н. э. преобладали брусковидное навершие, массивное сердцевидное, бабочковидное или почковидное перекрестья (табл. 32, 1, 3–5). В V в. до н. э. эти формы сохраняются, но наряду с ними получают распространение мечи и кинжалы с антенным навершием (табл. 32, 7–9). Часто такое навершие, особенно в IV в. до н. э., оформлялось в зверином стиле, и тогда оно имело вид птичьих когтей с изображением пары глаз в основании (табл. 32, 15, 17).

В IV–III вв. до н. э. большинство мечей и кинжалов имело овальное навершие и узкое, легкое перекрестье в виде треугольника с выемкой в основании (табл. 32, 12–15, 17). Изредка встречаются мечи с трапециевидным перекрестьем.

Скифские воины носили мечи в деревянных ножнах, обтянутых кожей. У верхнего края ножен с одной стороны располагалась лопасть с отверстием для продевания ремня, посредством которого ножны прикреплялись к поясу у правого бока. Рукояти мечей и ножны, принадлежавшие богатым воинам-дружинникам, имели золотые обкладки с рельефными изображениями, главным образом в зверином стиле (табл. 32, 6, 11, 13, 13а, 17). Некоторые ножны с такими обкладками, как и парадные гориты, о которых шла речь выше, в IV в. до н. э. были изготовлены, вероятно, в мастерских Боспора (Онайко Н.А., 1966, с. 159–175).

Из всех видов наступательного вооружения меньше всего использовались топоры-секиры. Они сравнительно редко встречаются в собственно скифских погребениях в стенных областях Северного Причерноморья и известны преимущественно по находкам в курганах лесостепи и по изображениям на каменных изваяниях (Iллiнська В.А., 1961в, с. 27 сл.). Больше всего железных секир найдено в курганах Посульской группы VI в. до н. э. Отмечено несколько типов секир, отличающихся друг от друга по форме обуха и лезвия, но чаще других встречаются секиры с довольно длинным обушком и нешироким лезвием. Наряду с ними употреблялись секиры с коротким обушком и такие, которые по своей форме и массивности близки к рабочим топорам (табл. 32, 19–22).