Текст книги "Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время"

Автор книги: Владимир Кореняко

Соавторы: Хава Крис,Мая Абрамова,Татьяна Кузнецова,Владимир Дворниченко,Ольга Дашевская,Анна Мелюкова,Владимир Марковин,Валентина Козенкова,Марина Мошкова,Т. Мирошина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 59 страниц)

Набор гончарной керамики в сарматских погребениях Северного Причерноморья существенно отличается от серий восточных регионов (табл. 75, 31–34, 37, 39–41, 43, 44, 46). Основную массу составляют сосуды боспорских керамических мастерских, хотя встречаются и серолощеные кувшины, возможно, кубанского или донского производства. Очень небольшую часть импорта занимает краснолаковая посуда, происходящая главным образом из малоазийских центров, которые сбывали свою продукцию на Боспор и в другие колонии Северного Причерноморья.

В сарматских погребениях Прутско-Днестровского междуречья ассортимент краснолаковой посуды значительно разнообразнее. Помимо обычных чашек, небольших кувшинчиков (табл. 75, 42, 45), здесь обнаружен краснолаковый фигурный сосуд в виде барана (табл. 75, 36). Особую группу керамики в этом районе составляют сероглиняные кувшины на кольцевом поддоне иногда с орнаментом в виде вертикальных пролощенных полос (табл. 75, 38, 47). Не исключено, что она производилась местным земледельческим населением специально по заказу и вкусу сарматов, поскольку появилась здесь только с первых веков нашей эры и была характерна именно для сарматских памятников (Рикман Э.А., 1975б, с. 56–59). Изредка в сарматских могилах Северного и северо-западного Причерноморья встречаются светлоглиняные узкогорлые амфоры (табл. 75, 35) того же типа, что был особенно характерен для Танаиса II–III вв. н. э. и других нижнедонских городищ. Область нижнего Дона, как считает Д.Б. Шелов (1972а, с. 117, 118), видимо, была преимущественным районом их распространения, хотя находки таких амфор нередки и в других местах Северного Причерноморья (Илурат, юго-западный Крым, Ольвия). Поэтому трудно решить, из каких именно греческих колоний попадали такие амфоры к сарматам западных регионов. Это могли быть города Боспора, и Ольвия, и Тира.

Не выходят из употребления поздних сарматов бронзовые литые и кованые котлы и котелочки. Основная масса бронзовых котлов (более 20 находок) представлена одной формой. Это экземпляры с яйцевидным туловом и чуть уплощенным, а иногда почти округлым неустойчивым дном. Поддона они не имеют. Ручки котлов вертикальные, гладкие или с тремя кнопками (табл. 78, 31, 32), имеющие иногда на тулове «усообразное» продолжение. Обычно в верхней части тулова располагается орнамент в виде рельефной веревочки. В нескольких случаях эти котлы имели тамгообразные знаки. Высота котлов колеблется в пределах 12–40 см, но в основном они имеют высоту 15–20 и 30–40 см. Значительная часть их обнаружена в погребальных комплексах, поэтому датировка котлов II–III вв. н. э. достаточно обоснована. Находки их сосредоточены в южном Приуралье, на обоих берегах Волги и лишь считанное количество найдено в Подонье. В сарматских памятниках Северного Причерноморья и Молдавии их нет. Н.А. Боковенко, специально исследовавший эту категорию вещей, ссылается на аналогичные формы котлов из Тувы и Ордоса. По его мнению, некоторые конструктивные особенности котлов без поддона, такие, как «усовидное» окончание ручек, небольшое уплощенное дно и яйцевидность тулова, характерны не только для находок в Восточной Европе, но и для бронзовых котлов Южной Сибири и Центральной Азии, которые относятся к культуре хунну (Боковенко Н.А., 1977, с. 234). Интересно, что котлы этого типа изображены и на Боярской писанице (Боковенко Н.А., 1981, с. 47, рис. 3, 2).

Благодаря раскопкам последних лет в южном Приуралье появился еще один ранее неизвестный тип позднесарматских котлов. Это небольшой кованый котелок с бокалообразным туловом на невысоком поддоне. На вертикальных ручках его по одной кнопке (табл. 78, 30). В серии позднесарматских котлов он пока единственный.

Несравненно реже в погребениях этого времени находят бронзовые кованые котелки галло-римского типа (табл. 78, 33, 38). В одном из самых богатых захоронений Лебедевского могильника был обнаружен котелок из тонкой листовой бронзы, очень близкий по форме к так называемым кельтским котелкам (табл. 78, 33). После II в. н. э. количество кованых котелков резко сокращается, а с середины III в. они практически уже не поступают к сарматам, что связано, очевидно, с изменением политической ситуации в Северном Причерноморье и разгромом Танаиса.

По сравнению с предшествующей эпохой значительно сокращается и количество остальных импортных металлических сосудов. Становится менее разнообразным их ассортимент. Основную часть находок составляют ковши, цедилки, чаши и кувшины (табл. 78, 34–37, 39–41). Обращает на себя внимание очень интересная чаша из того же лебедевского погребения, что и котелок. Вместо обычного кольцевого поддона она имела довольно высокую полую ножку. Под широким плоским краем находился атташ листовидной формы, который крепил высокую фигурную ручку (табл. 78, 39). Чаша эта уникальна для сарматских памятников и пока аналогий не имеет.

Металлические кувшины в позднесарматских могилах представлены практически одним типом (табл. 78, 35, 37, 41).

Изредка в позднесарматских погребениях встречаются стеклянные сосуды, представленные, как правило, чашами, кувшинами, флаконами (табл. 80, 55). Судя по находкам восточные области расселения сарматов снабжались продукцией главным образом танаисских и боспорских стеклоделательных мастерских (Сорокина Н.П., 1965; Алексеева Е.М., Арсеньева Т.М., 1966), хотя не исключены и поступления средиземноморских изделий, которые были достаточно широко распространены в Пантикапее и Танаисе. Видимо, к их числу принадлежит расписной стеклянный бокал из Лебедевского могильника.

В сарматских памятниках нижнего Дона и Северного Причерноморья ассортимент стеклянной посуды разнообразнее, чем в восточных районах. Так, в одной из сарматских могил Днестровско-Прутского междуречья (Рикман Э.А., 1975а, с. 21, рис. 8, 3, 4) вместе с бальзамарием оригинальной формы (табл. 80, 53) была обнаружена бутыль (табл. 80, 54), сделанная, скорее всего, в одной из западноримских провинций.

Широко употреблявшиеся в повседневной жизни сарматов деревянные сосуды сохраняются чрезвычайно плохо, и о формах их судить очень трудно. Обычно в могилы ставили чарки-кубки иногда с серебряными обкладками по краю и зооморфными ручками (Мелюкова А.И., 1962, рис. 5, 7). Деревянные сосуды, находимые в богатых погребениях, как правило, выточены на токарном станке, и формы их разнообразны: это блюда, всевозможные чаши, иногда рифленые, стаканообразные сосуды с чуть утолщенным выступающим дном (табл. 78, 53–56). В рядовых могилах встречаются обычно чарки и кубки, вырезанные из дерева.

Оружие. Неотъемлемая часть археологического комплекса позднесарматской культуры – мечи и кинжалы без металлического навершия. Они распространяются со II в. н. э., хотя отдельные экземпляры этих мечей появляются уже в комплексах I в. н. э. Мечи и кинжалы без металлического навершия характерны для всей территории расселения сарматов и далеко за ее пределами, включая Боспор, Кавказ, Крым, Среднюю Азию и Казахстан, некоторые районы Западной Сибири, Монголию и другие области Восточной Азии, в частности Китай и Корею. Количественное распределение их в различных регионах, заселенных сарматами, очень неравномерно. Основная масса находок таких мечей и кинжалов происходит из нижнего Поволжья и южного Приуралья: в каждой третьей мужской могиле находился меч, кинжал или оба предмета. В Северном Причерноморье, особенно в его западных районах, мечи и кинжалы встречаются чрезвычайно редко. Судя по достоверным антропологическим данным, мечи и кинжалы сопровождают только мужские захоронения.

Почти все мечи без металлического навершия длинные – не менее 0,70 м, а значительная часть их достигает 1 м. Все они двулезвийные, конец клинка обычно заострен, иногда закруглен. Рукояти-штыри этих мечей и кинжалов прямые или слегка расширяющиеся к основанию клинка и откованы с ним из одного куска железа. Нередко в верхней или средней части штырей в отверстиях сохраняются железные или бронзовые штифты, с помощью которых к штырям крепились деревянные, а возможно, и костяные обкладки (табл. 81, 58–62). Вместо металлических наверший рукояти этих мечей и кинжалов заканчивались, очевидно, деревянными навершиями, о форме которых судить трудно, поскольку следы дерева обычно не фиксируются. В богатых сарматских могилах воинов-всадников встречаются халцедоновые дисковидные навершия (диаметр 7–5 см) с отверстием в центре. Сквозь это отверстие продевался бронзовый заостренный книзу штырь-гвоздь, загонявшийся в деревянную рукоять (табл. 81, 58, 62), которая охватывала штыри клинка и навершия. Обычно она имела катушкообразную форму и для прочного соединения закреплялась дополнительно одной-двумя бронзовыми обоймами. Верхняя часть штыря-гвоздя, лежащая на диске, заканчивалась круглой, ромбической или квадратной шляпкой. Иногда шляпка имела гнездо со стеклянной или каменной вставкой. Известны случаи, когда шляпка обтягивалась золотой фольгой, украшенной вставками и штампованным простым геометрическим орнаментом (табл. 81, 58). В Лебедевском могильнике (южное Приуралье) на шляпке штыря диаметром 5 см, обтянутого золотой фольгой, оказалось выполненное штампом интереснейшее изображение головы получеловека-полульва (табл. 79, 13). Щеки и лоб его, а также край бляхи украшены стеклянными вставками. Сюжет изображения говорит о восточном характере этого изделия, а стиль исполнения, в том числе многочисленные вставки, придают ему варварский облик.

Судя по сарматским, а также боспорским находкам халцедоновые навершия были принадлежностью только длинных мечей. Известен лишь один случай, когда небольшой халцедоновый диск (диаметр 4,5 см) обнаружен с коротким мечом или кинжалом (Комсомольские курганы, Башкирия). Что касается крупных стеклянных или чаще каменных шаровидных и кольцевидных бусообразных предметов, находимых нередко около рукояти или клинка мечей и кинжалов, то, видимо, прав А.М. Хазанов (1971, с. 25), считающий их не навершиями, а украшениями кистей, темляков и т. д.

Следует заметить, что мечи с халцедоновыми навершиями пока ни разу не встречены в Северном Причерноморье. Основная масса их концентрируется в южном Приуралье. В меньшем количестве они известны из памятников Заволжья и междуречья Волги-Дона, включая калмыцкие степи.

Мечи и кинжалы без металлического навершия представлены несколькими типами, различающимися хронологически (Смирнов К.Ф., 1945; Хазанов А.М., 1970). Первый тип – мечи и кинжалы с прямым перекрестьем. Перекрестья бывают железные, реже – бронзовые довольно короткие, очень тонкие и в плане дают овал или ромб. Тип этот насчитывает небольшое количество экземпляров, в основном кинжалы, и главным образом в относительно наиболее ранних сарматских захоронениях Заволжья и междуречья Дона-Волги.

На протяжении всего периода существования позднесарматской культуры наиболее распространенным типом (вторым по А.М. Хазанову) оставались мечи без перекрестья с треугольным основанием клинка, плавно переходящим в рукоять-штырь. Последний обычно расширяется книзу, переходя в клинок постепенно или более резко (табл. 81, 58–62). Появляются эти мечи и кинжалы уже в среднесарматское время, но ведущей формой становятся лишь со II в. н. э. У мечей и кинжалов третьего типа основание клинка образует прямой угол с рукоятью-штырем, который в большинстве случаев не расширяется в нижней части и обычно бывает длиной 15–17 см. Представлены эти мечи и кинжалы (последних очень мало) в наиболее поздних комплексах позднесарматской культуры.

Относительно происхождения позднесарматских длинных мечей существуют близкие, но не равнозначные точки зрения. Как считает А.М. Хазанов (1971, с. 18), генетически они восходят к длинным мечам с прямым перекрестьем без металлического навершия, прототипы которых появляются на территории Заволжья еще в савроматское время. Непрерывность традиции этой формы на территории расселения сарматов бесспорна. По мнению же А.С. Скрипкина, длинные сарматские мечи без металлического навершия и перекрестья в позднесарматское время появляются не в результате «автохтонного развития местных форм, а уже в сформировавшемся виде в основном из районов Прикубанья и Боспора, возможно, на базе более ранних длинных сарматских мечей». Не исключено, пишет А.С. Скрипкин (1982, с. 45, 46), влияние на этот процесс и кельтского вооружения. Первая точка зрения представляется более реальной, поскольку она согласуется с изменениями, происшедшими с первых веков нашей эры не только во внешнем виде сарматской конницы, но и в тактике ее боевых действий.

Раскопки последних лет пополнили наши представления о позднесарматском оружии. В трех могилах, бесспорно датированных II–III вв. (г. Ростов-на-Дону, мехзавод – Казакова Л.М., 1972–1973, л. 112; Высочино – Лукьяшко С.И., 1976, с. 24, 25; Сидоры – Скрипкин А.С., Мамонтов В.И., 1977, с. 285–286), и четвертой, также, по-видимому, позднесарматской (Федоров-Давыдов Г.А., 1980, с. 236–238), были обнаружены железные кинжалы (длина 27–35 см) с бронзовыми прямыми перекрестьями и бронзовыми навершиями. У трех из них навершия представляли собой разновидности волютообразных форм (табл. 81, 56), у четвертого оно было кольцевое. Ножны, перекрестья и рукояти кинжалов из Барановки и Высочина были украшены золотой фольгой. Пластины фольги на ножнах оказались орнаментированными. Весь облик кинжалов говорит об их необычности. Скорее всего, это было какое-то специфическое парадное оружие с явственными архаическими чертами, выраженными в форме наверший и биметаллизме изделий.

Обычно длинные мечи лежат в могилах слева от погребенного, а кинжалы – справа у бедра или под ним. По-видимому, кинжалы, как и раньше, носили преимущественно на бедре прикрепленными к ноге при помощи ремешков, которые ее охватывали. Длинные мечи, судя по боспорскому иконографическому материалу, носили на портупейных ремнях, крепившихся к поясу с помощью пряжек. Изредка в позднесарматских могилах вместе с длинными мечами находят специальные скобы из нефрита или халцедона (табл. 81, 57), которые наглухо прикреплялись к ножнам меча. Через отверстия этих скоб продевались ремешки, позволявшие свободно подвешивать меч к поясу. Способ ношения длинных мечей при помощи скоб на ножнах максимально приспособлен для всадников и значительно менее удобен для пехотинцев (Хазанов А.М., 1971, с. 27). Можно думать, что сарматские конные воины широко применяли подобные скобы, которые делали, очевидно, из дерева, а поэтому, как и ножны, они не сохранились в погребениях. Нефритовые и халцедоновые скобы импортировались, по-видимому, из Кореи или Китая, где они были широко распространены, особенно в ханьское время (Trousdale W., 1975). В кочевнических погребениях евразийских степей они появились позже – в конце II и главным образом в III в. н. э. – и известны только в Азиатской Сарматии. Правда, их неоднократно находили на территории Боспора, в основном в районе Керчи в памятниках III–IV вв. Это были скобы из нефрита, халцедона, жадеита и золота со вставками. Две случайные находки скоб известны также с берегов Камы (Кушева-Грозевская А.Н., 1929).

Копья очень редки в позднесарматских погребениях и насчитываются буквально единицами. Лишь несколько сохранившихся экземпляров дают представление об их формах. Одно из копий было найдено в очень богатом погребении Лебедевского могильника. Оно имело массивное довольно короткое перо и относительно длинную втулку (общая длина 27 см; табл. 81, 55). Копья этого типа сарматы знали и раньше, они были широко распространены в первых веках нашей эры на Кубани (Хазанов А.М., 1971, с. 47, 48). Длинное древко лебедевского копья лежало в специально сделанном углублении вдоль одной из стенок могилы и в трех местах было украшено серебряными орнаментированными обоймами. Между ними древко оказалось обвитым спиралью из тонкой серебряной полоски.

Второй тип копий, встречавшийся у сарматов, имел наконечник с длинным пером (2/3 общей длины копья), резко переходившим под тупым углом во втулку (общая длина 35–40 см; табл. 81, 54). Исследователи относят эти наконечники к закавказскому типу (Хазанов А.М., 1971, с. 48–49). На Кавказе они существовали много столетий вплоть до раннего средневековья, у сарматов определенно засвидетельствованы во II в. н. э.

По сравнению с предшествующим временем роль лучников в войске поздних сарматов значительно снизилась. Процесс этот нашел отражение и в погребальном обряде. Резко уменьшилось количество мужских погребений, содержащих наконечники стрел, полностью исчезли колчаны с большими наборами стрел (до 100 штук), изредка встречавшиеся еще в предшествующую эпоху. В могилах поздних сарматов обычно лежат 3–7 наконечников, иногда 10–15. Все они черешковые железные (за очень редким исключением костяные), трехлопастные, с треугольными головками. Черешки, как правило, короткие, длиной 2–2,5 см, редко 3–4,5 см. В связи с распространением крупных луков так называемого гуннского типа наблюдается тенденция к укрупнению наконечников, но по-прежнему употреблялись и мелкие (длина головки 2,5 см). Однако больше всего наконечников с головкой средней величины (от 2,6 до 3,4 см; табл. 81, 36, 37, 40), поэтому говорить о количественном преобладании крупных наконечников (длина головки более 3,5 см; табл. 81, 33, 35, 39) не приходится. Наконечники с треугольной головкой и лопастями, срезанными под прямым углом к черешку, являются господствующей формой независимо от их размера (табл. 81, 33, 35, 39, 40а). Очень редко лопасти срезаны под острым или тупым углом к черешку (табл. 81, 36, 37, 40б).

Как исключительную форму следует рассматривать крупные ромбические наконечники, известные в единичных экземплярах в сарматских погребениях (табл. 81, 41) и характерные с первых веков нашей эры для вооружения гуннов. Не исключено, что появление их у сарматов связано с просачиванием отдельных отрядов гуннов на территорию евразийских степей начиная с конца I – начала II в. н. э. Именно этим временем датируется курган 51 Сусловского могильника, содержащий захоронение воина, для которого И.П. Засецкая допускает возможность несарматского происхождения (1982, с. 57–64).

Костяные черешковые наконечники стрел спорадически встречаются на протяжении всей сарматской истории. У поздних сарматов они обнаружены в очень немногих погребениях – только в Заволжье и Приуралье и главным образом в более северных районах (Успенка, Муракаево и др.), ближайших к лесостепным и лесным областям, где костяные наконечники имели широкое распространение. У сарматов они представлены двумя типами. Первый – крупные наконечники с листовидной широкой головкой, ромбической, редко – треугольной в сечении и широким плоским черешком, заостренным путем срезов с его плоских сторон (табл. 81, 32, 38). Территориально это самые южные находки сарматских костяных наконечников. Аналогии им хорошо известны в Средней Азии, в частности в Кенкольском могильнике (Бернштам А.Н., 1940, табл. XXIX). Второй тип объединяет наконечники с вытянутой удлиненной головкой, также ромбической или треугольной в сечении. Черешок, как правило, намного короче головки и заострен к концу (табл. 81, 34). Эти наконечники обнаружены в наиболее северных могильниках, а аналогии им находят в памятниках азелинской и мазунинской культур III–V вв. н. э. в низовьях Камы и Белой (Генинг В.Ф., 1963, табл. XXI, 9-13; 1967, с. 156).

Иногда в могилах вместе с наконечниками стрел встречаются и костяные накладки луков – концевые с вырезами для тетивы и срединные, узкие и широкие (табл. 81, 30, 31). В двух погребениях остатки луков обнаружены без наконечников стрел. Значительное увеличение по сравнению с предшествующим временем количества находок костяных накладок лука говорит о постепенном, но неуклонном вытеснении небольшого скифского лука и замене его на большой тяжелый дальнобойный лук. К сожалению, мы не располагаем остатками оборонительных доспехов, которые судя по составу и типам вооружения, а также данным письменных источников, несомненно, были у поздних сарматов.

Конское снаряжение. В позднесарматский период резко увеличивается количество погребений, в которых находят конское снаряжение. Обычно это двусоставные удила, иногда с дополнительными железными или бронзовыми кольцами и крепившимися к ним зажимами (табл. 81, 49). Появляется также и значительная серия захоронений, содержащих не только удила, но и остатки уздечки с серебряными и бронзовыми пряжками и украшениями. Сейчас насчитывается более 20 могил, в которых обнаружены позднесарматские уздечные наборы. Территориально они сосредоточены в Азиатской Сарматии, а в степях Северного Причерноморья пока не известны.

Основная часть уздечных наборов состоит из традиционных предметов, скреплявших и украшавших ремни оголовья и повода. Это налобник, наносник, удила с псалиями или дополнительными кольцами и зажимами, пряжки, всевозможные бляхи, подвески, наконечники ремней и бусы. Удила всегда железные, все остальные части уздечки – бронзовые или серебряные. Иногда наружная часть подвески или наконечника серебряная, а подкладочная, закреплявшая ремень, – бронзовая. Псалии в наборах встречаются довольно редко и представлены двумя разновидностями – стержневыми и круглыми кольцевыми. Стержневые псалии бывают S-видные или прямые с секирообразным расширением на концах. Средняя часть стержней утолщена и имеет два отверстия (табл. 81, 52). Все известные из позднесарматских погребений кольцевые псалии украшены вихревым орнаментом и имеют в центре одно отверстие, куда продевали стержень звена удил (табл. 81, 42). В состав всех уздечек с псалиями входили также налобники и наносники – круглые или фигурные с выступами и завитками, иногда украшенные вставками (табл. 81, 46, 50). Известны также налобники и наносники ромбической формы (табл. 81, 51). В большинстве случаев псалии, налобники и наносники имели одинаковые орнаментальные украшения и составляли гарнитуры. Появляются интересные зажимы, надевавшиеся на кольца удил. Они парные – один длинный, другой короткий (табл. 81, 42), иногда фигурные с завитками и даже отверстиями для подвесок (Старица, курган 26). Помимо прямоугольно-удлиненных наконечников ремней и такой же формы подвесок, получают широкое распространение круглые и секировидные подвески, прямоугольные накладки (табл. 81, 47, 48), которые украшали, по-видимому, повод и оголовье. Все части уздечки скреплялись бронзовыми пряжками с подвижным язычком и в большинстве случаев с прямоугольным щитком. Налобные и наносные ремни украшали большими серебряными бусами (табл. 81, 42). Поскольку в могилах уздечки находят всегда сложенными, точного расположения блях, подвесок и пряжек мы не знаем и можем реконструировать вид уздечки лишь предположительно (табл. 81, 42). Основная часть находок этих уздечек сосредоточена в междуречье Волги-Дона, но близкие наборы встречаются также и в южном Приуралье (например, Старица, Котлубань, Лебедевка).

Вторая группа позднесарматских наборов конского снаряжения представляла собой украшения ошейников и нагрудных ремней коня. Найдены они только в четырех погребениях Лебедевского могильника, расположенного на востоке Уральской области и отличающегося необычайно хронологически компактной и богатой серией позднесарматских погребений. Такие украшения обнаружены в сарматских могилах впервые. Состоят они из прямоугольных пряжек с подвижным язычком, такой же формы блях, разнообразных подвесок, накладок, наконечников ремней и небольших круглых бляшек. Три набора были серебряными, один бронзовым. К ремню все бляхи и пряжки крепились бронзовыми штифтами, спрятанными под сферическими серебряными шляпками. Выяснение назначения этих украшений конского снаряжения и реконструкция их расположении (табл. 81, 43) оказались возможны только по аналогии с ассирийскими уборами верховых коней и этнографическими материалами. Согласно последним туркмены издавна и по сей день именно так украшали ахалтекинцев[3]3
  Все эти сведения мне любезно сообщила В.Б. Ковалевская, которой приношу искреннюю благодарность.


[Закрыть]. Начало их разведению положено в IV–III вв. до н. э. Не исключено, что конные воины-аристократы (три из четырех погребений были самыми богатыми в группе) Лебедевского могильника обладали ахалтекинскими скакунами. Сама уздечка, т. е. ремни оголовья и повод, из этих четырех погребений не имела никаких украшений. Удила, найденные в могилах с ошейниками и нагрудными уборами, были снабжены дополнительными бронзовыми кольцами, каждое из которых имело по два зажима. Крепились уздечные ремни между собой с помощью бронзовых или серебряных круглых пряжек с подвижным язычком и овально-округлыми обоймами. Все четыре описываемые погребения содержали кинжалы и длинные мечи, два из них – с халцедоновыми навершиями. В самом богатом находились также два копья. Разнообразный набор инвентаря всех этих захоронений, в том числе и импортные изделия, надежно датируют интереснейшие наборы конского снаряжения III в. н. э., скорее всего его первой половиной.

С первых веков нашей эры, но особенно во II–III вв., в могилах конных воинов появляются нагайки. Сохраняются только отдельные куски деревянных ручек и металлические части нагаек. Это круглые, овальные или многогранные массивные шайбы, сделанные из свинца, бронзы, серебра, и обычно бронзовые обоймы, охватывающие деревянную рукоять (табл. 81, 44, 45).

Орудия труда. Ножи являются одной из наиболее характерных находок в сарматских погребениях всех периодов. В позднесарматской культуре они встречаются примерно в каждой четвертой могиле. Как и раньше, ножи представлены главным образом двумя типами с прямой или горбатой спинкой (табл. 78, 64, 65). Первый тип – с прямой спинкой и скошенным лезвием – составляет более 2/3, всех позднесарматских ножей, а в некоторых районах – до 80 % (Волго-Донской регион). Ножи с горбатой спинкой, доминировавшие в прохоровской и сусловской культурах, насчитывают небольшое число экземпляров. Основная часть ножей имела деревянные рукояти. Они могли быть плоские, состоящие из двух половинок, скрепленных с черенком при помощи штифтов, или круглые с высверленным отверстием, куда и загоняли черенок.

Отличительной чертой позднесарматской культуры являются довольно крупные ножи (длина 17–20 см) с костяными рукоятками и прямой или горбатой спинкой. Эти рукояти имели ту же форму и то же крепление, что и деревянные, и делались из двух плоских пластин или трубчатой кости (табл. 78, 67). В двух наиболее северных могильниках Волго-Донского региона (Суслы, Аткарск) найдены ножи с фигурными орнаментированными костяными рукоятками, которые надевались поверх деревянных обкладок черенка. Знаменательно, что ножи с костяными рукоятками были свойственны только восточным регионам и практически не встречаются в Северном Причерноморье и Молдавии.

Не менее характерной особенностью позднесарматских памятников и опять-таки восточных районов (главным образом южное Приуралье) расселения сарматов являлись ножи с прямыми спинками, на деревянную рукоять которых надевались бронзовые фигурные обоймы или наконечники. Обоймы прикреплялись к рукояти с помощью железных штифтов и располагались – одна у самого клинка, вторая на конце рукояти. Нередко на конец рукояти надевали бронзовый фигурный цилиндрический наконечник с плоской дисковидной шляпкой. Обычно этот наконечник состоял из двух половин, что видно по шву на плоскости шляпки (табл. 78, 66). Иногда бронзовый наконечник надевали на всю рукоять. Он представлял собой цилиндр с овальной или круглой шляпкой на одном конце и округлым или прямоугольным вырезом на конце, примыкающем к клинку. На плоскости самого цилиндра с обеих сторон рукояти делалось по два прямоугольных отверстия-окошечка, где было видно дерево (табл. 78, 66). Длина этих ножей варьирует в пределах 20–22 см. Наибольшее число экземпляров с бронзовыми рукоятями происходит из южного Приуралья. За пределами районов расселения сарматов известны только две подобные находки (Горбунова Н.Г., 1983, с. 32, 40, рис. 5, 14; Гущина И.И., 1974, с. 44, 45, 100, рис. IV, 2).

Следует упомянуть о нескольких экземплярах ножей (3 экз.), спинка которых слегка вогнута в сторону лезвия, а острие чуть оттянуто вверх. Все они большие (длина 18–27,5 см), два из них с костяными рукоятями найдены в женских могилах.

Небольшие ножи с деревянными рукоятками в большинстве случаев находят рядом с костями животных, что говорит в пользу их сугубо хозяйственного назначения. Вопрос о функциональной нагрузке длинных (более 20 см) ножей с костяными и бронзовыми обкладками трудно решить однозначно. Часть из них можно рассматривать как оружие, близкое кинжалам. Нередко они и лежат рядом с кинжалами (Старица, хут. Шульц) или между мечом и кинжалом (Высочино). Кроме того, часть ножей с костяными и бронзовыми рукоятками могла использоваться при культовых церемониях, о чем говорит их расположение в могилах (Шилов В.П., 1960, с. 368).

Очень редко в позднесарматских могилах встречаются шилья. Большая часть их железные, изредка попадаются бронзовые. Некоторые железные экземпляры и все бронзовые четырехгранные в сечении, остальные круглые (табл. 78, 45, 46). Длина шильев вместе с черенком для насадки рукояти 6-11 см. Клали шилья как в женские, так и в мужские захоронения.

В первых веках нашей эры на Кубани и в Танаисе довольно широко распространяются железные пружинные ножницы. Появляются они и в погребениях позднесарматской культуры на всей территории ее распространения. Однако находки их в сарматских могилах Поволжья, Приуралья и особенно Северного Причерноморья сравнительно редки. Типологически все ножницы едины (табл. 78, 62, 63).

Во II–IV вв. н. э. сарматы продолжают пользоваться железными кельтами-теслами, уже известными в предшествующий период. Судя по следам на стенках могильных ям эти орудия по-прежнему употребляются в качестве землеройных и так же, как и раньше, очень редко входят в состав погребального инвентаря (табл. 78, 43).

Довольно полное представление об орудиях труда, которыми в быту пользовались поздние сарматы, дает чрезвычайно интересное и богатое захоронение военачальника из Лебедевского могильника. В погребении были обнаружены два железных проушных топора – один с круглым, второй с прямоугольным обухом (табл. 78, 44, 47), серп с обломанным крючком, нож типа секача с чуть загнутым вверх острием (табл. 78, 48, 49) и еще одно орудие неясного назначения (табл. 78, 42). Серп с плоским черешком, к которому с помощью штифта крепилась деревянная рукоять, был найден в Калиновском могильнике (табл. 78, 50). Изредка и главным образом в мужских могилах попадаются железные черпаки (табл. 78, 68). Обычно они сопровождают сосуды или чаши для вина. Так, в одном из захоронений Лебедевского могильника черпак лежал под коленом покойника рядом с бронзовой патерой (Мошкова М.Г., 1982).