Текст книги "Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время"

Автор книги: Владимир Кореняко

Соавторы: Хава Крис,Мая Абрамова,Татьяна Кузнецова,Владимир Дворниченко,Ольга Дашевская,Анна Мелюкова,Владимир Марковин,Валентина Козенкова,Марина Мошкова,Т. Мирошина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 59 страниц)

Наиболее ранними обнаруженными в памятниках первой половины VI в. до н. э. являются зеркала, имеющие круглый диск с бортиком и центральную ручку (табл. 45, 1, 2). Зеркала с ручкой-петелькой (табл. 45, 1) типологически восходят к зеркалам восточных районов Евразии (Ильинская В.А., 1968, с. 84, 85; Смирнов К.Ф., 1964а, с. 155). Зеркала, ручка которых состоит из двух столбиков, перекрытых бляшкой (табл. 45, 2), встречаются в единичных экземплярах в памятниках, расположенных на территории различных культур довольно обширного региона (Смирнов К.Ф., 1964а, с. 155, 156; Виноградов В.Б., 1972, с. 136). Диски некоторых экземпляров иногда имеют какие-либо изображения: головка грифона (Аксютинцы, курган 8) или сложная композиция на зеркале из Келермесского кургана. Зеркала с ручками, состоящими из двух столбиков, перекрытых бляшкой, часто имеют изображения на бляшках: стоящие или лежащие животные, а также многолучевые розетки.

В скифских погребениях VI в. до н. э. обнаружены также зеркала, первоначально имевшие ручку, исходящую из центра диска, после утраты которой к краю диска была прикреплена новая. Форму ручек таких зеркал, как правило, восстановить не удается, так как они разрушены (с. Ленковцы, погребальное место; Захарейкова Могила, погребение 1; Ильинская В.А., Мозолевский Б.Н., Тереножкин А.И., 1980, с. 59, 60; Мелюкова А.И., 1953, с. 64).

В памятниках V в. до н. э. зеркала с ручкой, исходящей из центра диска, пока не встречены на скифской территории, но для этого времени отмечаются находки подобных экземпляров, употреблявшихся и после поломки ручки (с. Журовка, курган 400 – найдено при погребенном мужчине; Петренко В.Г., 1907, с. 36).

Исследование Т.Б. Барцевой показало, что сырье, шедшее на изготовление зеркал с ручкой-петелькой и ручкой, состоящей из двух столбиков, перекрытых бляшкой, связано с районами восточных месторождений. Однако различие в рецептуре изготовления этих двух типов зеркал позволяет говорить о разных производственных мастерских, действовавших в скифское время в восточных районах Евразийского континента (Барцева Т.Б., 1981, с. 67).

В памятниках на территории Скифии обнаружены также зеркала с боковыми «плоскими» ручками. Типологически они восходят к зеркалам «смешанной» группы (результаты слияния коринфских и аргивских форм и декорировок) и к зеркалам, получившим в специальной литературе название «пелопоннесских», так как впервые были обнаружены на Пелопоннесе, по распространенных, как показали дальнейшие исследования, по всей Греции, на ее островах и в Северном Причерноморье. Хронологические рамки их производства определяются исследователями VI–V вв. до н. э. (Билимович З.А., 1976, с. 39–42; табл. 45, 8, 10, 11). В скифских памятниках зеркала аналогичных форм встречаются с VI по IV–III вв. до н. э. Не исключено, что они могли производиться в различных центрах Северного Причерноморья, о чем свидетельствует и рецептурно-химическое разнообразие металла, из которого изготовлялись подобные зеркала (Барцева Т.Б., 1981, с. 70). К сожалению, более точными данными по этому поводу археологическая наука пока не располагает.

Второй половиной VI в. до н. э. датируются зеркала с бронзовыми ручками, верх которых имеет вид овала, трапеции или фигурки лежащего оленя, а конец «украшен» фигуркой стоящего кошачьего хищника или головой барана (табл. 45, 3, 4, 9). В археологической литературе подобные зеркала получили название «ольвийских», так как большое количество их обнаружено в некрополе Ольвии. Исследование В.М. Скудновой показало, что они были распространены на значительной территории от Венгрии на западе до Урала на востоке (1962, с. 24). Это подтвердили и находки последнего времени (Членова Н.Л., 1983, с. 51, 52; Фахрутдинов Р.Г., 1980, с. 291). Широкий ареал подобных зеркал показывает определенные связи между Ольвией, Скифией, населением Балкано-Дунайского района, Заволжья, Приуралья и Кавказа. Однако вопрос о количественном преобладании зеркал описываемого типа решается в пользу Ольвии, так как территория Ольвийского некрополя является пока единственным пунктом сосредоточения большого числа подобных зеркал. В памятниках, датируемых V в. до н. э., они не встречаются.

К VI в. до н. э. относятся в основном зеркала, имеющие комбинированную ручку, ствол которой изготовлен из железа, а украшения – из бронзы, но они встречаются и в комплексах V в. до н. э. (табл. 45, 12). Зеркала, ручки которых были изготовлены из различных материалов (железа, кости, дерева), появившиеся в Скифии уже в VI в. до н. э. (табл. 45, 5, 6; Ильинская В.А., Мозолевский Б.Н., Тереножкин А.И., 1980, с. 48), бытуют и в дальнейшем (табл. 45, 13, 14). Основная их масса происходит из памятников IV–III вв. до н. э. Мозолевский Б.Н., 1973, с. 203; Петренко В.Г., 1967, с. 35). Для этого времени прослеживается увеличение количества зеркал с диском во вторичном использовании (Кузнецова Т.М., 1982, с. 18), среди которых определяются диски аттической (Билимович З.А., 1973, с. 42–50), «пелопоннесской» и «смешанной» групп.

В IV–III вв. до н. э. появляются зеркала круглые, плоские, без ручек (табл. 45, 15, 16), которые широко распространяются в более позднее время.

Деревянная и металлическая посуда.

(Мелюкова А.И.)

В быту у кочевников, а от них и у земледельцев лесостепи, видимо, широко употреблялась деревянная посуда. Однако из-за плохой сохранности дерева до наших дней дошли немногие изделия такого рода. Преимущественно это частично сохранившиеся сосуды с золотыми накладками или одни золотые накладки на сосуды, находившиеся в инвентаре богатых скифских погребений. Имеется лишь небольшое количество находок остатков деревянной посуды без металлических накладок. Чаще всего встречаются обломки деревянных подносов или блюд, на которые клали жертвенное мясо при погребениях рядовых и знатных скифов. Обычно они овальные в плане с невысоким бортиком по краю; иногда с двух или с одной из узких сторон имеется небольшой выступ-ручка. На некоторых ручках сделано небольшое круглое отверстие (табл. 46, 10, 17).

В южной камере центрального погребения Солохи рядом с котлом найден грубо вырезанный из куска дерева (березы?) ковш-черпак – овальный в плане с небольшой ручкой (табл. 46, 18). Из Мордвиновского кургана происходит сосуд с шаровидным туловом, сравнительно широким горлом и двумя ручками-упорами в верхней части тулова (табл. 46, 25). Деревянные сосуды с золотыми обкладками зафиксированы в курганах Предкавказья с VII в. до н. э., а в степи и лесостепи Северного Причерноморья – с V в. до н. э. Это преимущественно чаши, более или менее глубокие, полусферической или близкой формы, без ручек или с одной ручкой (табл. 46, 12–16). Размеры чаш различны – от 10 до 20 см в диаметре, от 4 до 10 см в высоту. Пластины покрывали сосуд не полностью, а только венчик, верхнюю часть корпуса и ручку, если таковая была. Венчик закрывался или целиком, или частично. Форма пластин разнообразна: прямоугольные, трапециевидные, сложной конфигурации с разными вырезами и завитками. Одни пластины гладкие, но большинство украшено рельефным узором, иногда геометрическим, чаще в скифском зверином стиле. При этом на одном сосуде могло быть несколько разных или одинаковых пластин, оттиснутых с одной матрицы. Большинство пластин тонкие, хотя встречаются сделанные из толстого листа (Манцевич А.П., 1966; Рябова В., 1984). Пластины прикреплялись к сосуду мелкими золотыми, иногда серебряными гвоздиками. Для придания прочности рельефу, положенному на гладкую поверхность сосуда, применялась мастика. Сюжеты орнаментации пластин различны, по среди изображений в зверином стиле чаще других, пожалуй, встречается клюв орла или грифона с глазом. Другой довольно распространенный сюжет – фигура оленя с ветвистыми рогами. На большинстве пластинок олень передан лежащим с подогнутыми ногами, но изредка встречается и стоящий в полный рост.

Деревянные сосуды, украшенные золотыми пластинками, ценились высоко. Трещины на них скрепляли золотыми, серебряными или бронзовыми нитями. Известны случаи и более серьезного ремонта. Так, например, треснувшее дно одной из чаш, найденных в Завадской Могиле у г. Орджоникидзе на Никопольщине, было отремонтировано с помощью большой овальной в плане накладки, прибитой к сосуду по краям серебряными гвоздиками (Мозолевский Б.Н., 1980).

А.П. Манцевич высказано мнение об изготовлении деревянной посуды с золотыми накладками на севере Балканского полуострова, в Македонии или Фракии. Однако отсутствие во фракийских древностях находок, подобных нашим, делает это мнение маловероятным. Одна золотая накладка на деревянный сосуд, правда, происходит из погребения в кургане у с. Гурбанешты в Румынии, но это погребение по обряду и составу инвентаря скорее всего является не фракийским, а скифским (Мелюкова А.И., 1979). Вероятно, вся деревянная посуда, бывшая в употреблении у скифов и их ближайших соседей, имела местные корни и изготавливалась местными, а также греческими ремесленниками, работавшими по скифским заказам. На это указывает стиль изображений на пластинах, украшавших сосуды. Ритуальное или бытовое назначение имели деревянные сосуды с золотыми накладками, судить не берусь.

Среди сосудов, сделанных из металла (бронзы, серебра и железа), скифских форм, т. е. не имеющих параллелей и прототипов в античном мире, первое место принадлежит крупным бронзовым котлам, предназначенным для варки мяса жертвенных животных (Геродот, IV, 61). Находки бронзовых котлов в Келермесских курганах позволяют говорить о том, что этот вид металлической посуды употреблялся скифами уже в ранний период их истории, с VII – начала VI в. до н. э. Большинство же котлов происходит из курганов скифской аристократии IV в. до н. э. Скифские котлы литые, все на более или менее высокой ножке. Корпус в плане имеет округлую или овальную форму, поперечный разрез большинства круглый, реже эллипсовидный, вдоль верхнего края размещаются две, четыре, шесть, иногда восемь вертикальных дуговидных ручек. Редко встречаются еще и боковые ручки. Ножка полая, цилиндрическая в верхней части у дна котла и расширенная книзу. Преобладают крупные экземпляры котлов, высота которых превышала 60 см, а диаметр 80 см в средней части корпуса. Но вместе с тем известны и котлы небольших размеров. Толщина стенок колеблется от 4 до 7 мм. Поиска соединялась с корпусом разными способами: при помощи фигурных заклепок, отливкой ножки прямо на корпус. Котлы отливались в одноразовых глиняных формах. Корпус котла мог быть гладким, но часто встречается орнамент в виде рельефных зигзагообразных линий или рельефных полос, образующих ромбы. Котел из кургана Раскопана Могила V в. до н. э. украшен более сложным рельефным орнаментом, центральную полосу которого составляют узор в виде букраниев и пальметок, заимствованный из греческого искусства (табл. 46, 4). На корпусе одного из келермесских котлов, кроме двух рядов зигзагов, имеются еще изображения козлов. Ручки часто бывают орнаментированы тремя небольшими выступами. Однако все келермесские котлы, котел из Чертомлыка и некоторые другие имеют ручки в виде фигурки козла с длинным рогом, загнутым на спину (табл. 46, 3; Манцевич А.П., 1961); известны котлы с ручками в виде фигурки кабана. Ножка чаще всего без орнамента, но иногда на пей бывает один-два рельефных валика, гладких или витых, имитирующих веревочку. Интересно, что в отличие от многих составных элементов скифской материальной культуры формы и орнаментация бронзовых котлов с течением времени мало менялись. Составляя особую группу, скифские литые котлы имели ряд сходных черт с котлами сарматского и сибирского типов, распространенных в восточных областях евразийских степей.

Хотя котлы по своему происхождению связаны с кочевниками степей, остатки их производства в степи пока отсутствуют. По находкам литейного брака и обломков котлов на Немировском городище на южном Буге и на Люботинском городище в бассейне Северского Донца фиксируется производство котлов по скифскому образцу у земледельческого населения лесостепной Скифии (Петриченко О.М. и др., 1970).

Из нескольких курганов скифской аристократии в нижнем Приднепровье IV в. до н. э. происходят бронзовые «сковородки» с петельчатой ручкой, а в кургане 4 группы Страшная Могила у г. Орджоникидзе была найдена железная «сковорода» такой же формы (табл. 46, 11). Еще А.А. Спицын, описывая сковородку из курганов в Башмачке, высказал предположение, что она скорее всего служила светильником. Б.Н. Мозолевский на внутренней поверхности сковородки из хозяйственной ниши погребения 2 в Толстой Могиле обнаружил сильный нагар, и это утвердило его в правильности мнения А.А. Спицына о назначении бронзовых сосудов, имевших форму сковородки с петельчатой ручкой. Это были светильники местного производства.

В курганах скифской знати IV в. до н. э., особенно отличающихся богатством инвентаря, частой находкой являются металлические кубки, видимо, служившие культовыми сосудами. Об этом говорят изображения в руках некоторых скифских каменных изваяний, а также в руках богини на карагодеуашхской пластине и некоторых других произведениях античных торевтов, сделанных для скифской знати (на золотых бляшках из Чертомлыка, Куль-Обы и др.). Всего в настоящее время известно более 30 находок металлических кубков, большинство которых обнаружено в курганах скифской аристократии на нижнем Днепре, но отдельные находки их сделаны в Крыму, на Тамани, на нижнем и среднем Дону, в среднем Приднепровье, а ташке на Северном Кавказе. Чаще всего они серебряные, лишь знаменитый сосуд с изображением скифов из кургана Куль-Оба электровый. При почти одинаковой для всех шаровидной форме тулова сосуды отличаются по размерам, высоте горла, форме венчика, наличию или отсутствию поддона. Кроме того, одни из них гладкие, другие имеют более или менее богатую орнаментацию на тулове.

Можно отметить три основных типа кубков: 1) с очень короткой, слабо выделенной широкой шейкой; 2) с более высокой шейкой, расширяющейся к отогнутому наружу венчику (табл. 46, 19, 20); 3) с довольно высокой шейкой, завершающейся раструбообразным или лекифообразным венчиком (табл. 46, 21, 24). Большинство сосудов принадлежит ко второму типу. Среди них имеются сосуды на поддоне, но большинство без поддона. По более дробной типологии В.А. Рябовой выделяются семь типов кубков (1986).

Орнаментированы сосуды по-разному, но чаще имеют узор, характерный для античного искусства, – рельефные, сходящиеся к горлу или ко дну лучи, плетенка, пальметки. Наиболее интересна сюжетная орнаментация на двух сосудах – из Куль-Обы и из кургана под Воронежем. На них переданы сцены из скифского героического эпоса или мифологии. Д.С. Раевский связывает эти сосуды с культом Геракла-Таргитая (1977). Изображения на сосудах донесли до пас внешний облик скифов, их одежду, обувь и оружие, которые не сохранились в курганах.

Еще М.И. Ростовцев высказал предположение о том, что по своему происхождению металлические круглотелые кубки связаны с глиняными сосудами с резным геометрическим узором раннескифской эпохи. Позднее к этому мнению присоединились все исследователи, описывавшие кубки (Ильинская В.А., 1968; Онайко Н.А., 1970; Рябова В.А., 1986). Действительно, металлические круглотелые сосуды, особенно те, которые мы отнесли ко второму типу, по форме чрезвычайно близки к глиняным, распространившимся в степи и лесостепи еще в предскифскую эпоху. Однако в степи Северного Причерноморья глиняные круглотелые кубки не дожили до скифского периода, т. е. до второй половины VII в. до н. э. Несколько дольше, до конца VI в. до н. э., они употреблялись населением лесостепи. Лишь в степном Крыму глиняные сосуды такого типа, правда, в сильно изменившемся виде, известны до IV в. до н. э. Серебряные же кубки, о которых идет речь, появились около середины IV в. до н. э. Хронологический разрыв между временем широкого распространения глиняных кубков, с одной стороны, и металлических – с другой, не позволяет считать окончательно решенным вопрос о происхождении металлических кубков. Что касается их производства, то вслед за М.И. Ростовцевым большинство исследователей считает возможным предполагать изготовление их в мастерских Боспора (Онайко Н.А., 1970). Лишь А.П. Манцевич говорит о фракийском производстве круглотелых кубков, как и многих других произведений торевтики из скифских царских курганов (1949). Однако кубки, найденные во Фракии, на которые ссылается А.П. Манцевич для обоснования своего положения, существенно отличаются от скифских. Лишь из погребений в лесостепи (у сел Букрин и Бобрица) известны два металлических кубка действительно фракийского происхождения (Петренко В.Г., 1967, табл. 15, 14, 15). Вместе с тем А.И. Мелюкова считает возможным говорить о влиянии фракийских кубков на найденные в Скифии. Оно сказалось в появлении воронковидного венчика у кубков, объединенных в третий тип (Мелюкова А.И., 1979), а, возможно, также в появлении поддона. Н.А. Онайко и В.А. Рябова объясняют появление воронковидного венчика на скифских кубках заимствованием от греческих лекифов.

Местными по происхождению были и серебряные глубокие чаши с двумя ручками-упорами под венчиком. Они известны только из трех степных курганов IV в. до н. э.: из бокового погребения в Солохе, в Чмыревой и Гаймановой Могилах (табл. 46, 22, 23). На одном сосуде из Солохи изображена сцена охоты конных скифов на хищников, на гаймановской чаше – композиция из шести скифских воинских фигур, передающая какие-то моменты из скифской мифологии, как и на упомянутых выше кубках. Рельефные фигурки скифов и аксессуары при них позолочены.

На многих каменных изваяниях скифов-воинов имеются изображения сосуда в форме рога, который воин держит в правой, а иногда в левой руке (табл. 40; Попова Е.А., 1976). Из такого же сосуда пьют побратимы на золотых бляшках из Куль-Обы, Чертомлыка и др. Рог изображен в руке скифа в сценах приобщения царя богиней на золотой пластине от головного убора из кургана Карагодеуашх. Все перечисленные изображения свидетельствуют о культовом, ритуальном характере сосудов в виде рога, ритона.

Большинство известных нам скифских ритонов сделано из благородных металлов, главным образом серебра, реже – золота и украшено орнаментом и сюжетами, связанными с религиозными и идеологическими функциями. Они найдены в самых богатых скифских курганах на нижнем Днепре, Северном Кавказе, а также на Северском Донце и среднем Дону. В отличие от названных выше форм эти сосуды нельзя считать типичными только для скифской культуры. Начиная с глубокой древности, они были распространены очень широко. В эпоху железа сосуды, сделанные из металла, главным образом серебра, подражающие форме рога крупных животных, известны, кроме Скифии, в Иране, Фракии, Армении, Средней Азии, но отсутствуют в Греции. М.И. Максимова, посвятившая специальную статью исследованию серебряного ритона из Келермесского кургана – самого раннего из всех найденных скифских ритонов, отрицает происхождение металлических сосудов этой формы из какого-либо одного центра (1956). И. Маразов (1978), специально изучавший ритоны с территории Фракии и коснувшийся скифских ритонов, считает, что в Скифии они появились под иранским влиянием. Действительно, в Скифии и из курганов их восточных соседей – меотов известны ритоны, явно происходящие из ахеменидского Ирана. Но они датируются V и IV вв. до н. э. (Семибратние, Уляпские курганы, Куль-Оба) и существенным образом отличаются от большинства ритонов, бытовавших в Северном Причерноморье с VI в. до н. э. Поэтому мне представляется более вероятной первая точка зрения о независимом от внешнего воздействия происхождении ритонов из скифских и соседних с ними памятников.

По форме найденные ритоны и их изображения М.И. Максимова делит на два типа. К первому относятся сосуды, которые характеризуются выгибом ствола почти под прямым углом, широким раструбом и сильным сужением на конце сливного отверстия (табл. 46, 6). Для ритонов второго типа характерна плавная изогнутость ствола с постепенным сравнительно незначительным сужением в направлении к сливному отверстию. Наиболее распространенными были ритоны второго типа, хотя в последнее время возросло число находок ритонов первого типа (Дуровка, Гайманова Могила). Исходной формой серебряных скифских ритонов М.И. Максимова считает турий рог.

Некоторые серебряные ритоны как первого, так и второго типов имели золотые обкладки раструба и нижнего конца. Например, малый ритон из Гаймановой Могилы имел раструб с гладкой золотой обкладкой и напаянной на ее край плетеной золотой нитью. Острый конец его заканчивался золотым наконечником с головкой барана. Второй – большой ритон из этой же могилы был украшен по раструбу примыкающими друг к другу четырьмя золотыми пластинами, орнаментированными стилизованным растительным узором. К основной части ритона раструб прикреплялся при помощи поперечной гладкой золотой обоймы (Бiдзiля В.I., 1971, с. 50). Позолоченным был орнамент на раструбе ритона из Келермеса.

В кургане IV в. до н. э. бывшем имении Талаевой в Крыму найден ритон, сделанный из рога благородного оленя. Верх ритона был облицован пластиной листового серебра с рельефным изображением на нем чеканных пальмет и лотосов с завитками (Манцевич А.П., 1957, с. 155–172), типичным для античного искусства этой поры. Большинство скифских серебряных ритонов производилось в мастерских греческих городов Северного Причерноморья, некоторые (о них сказано выше) поступали из ахеменидского Ирана. Серебряный ритон из Келермеса М.И. Максимова (1956) считает произведением двух мастеров – скифа и грека-ионийца. Основа ритона, по ее мнению, была сделана скифским мастером, а орнамент – греком. Фракийским по происхождению является ритон из кургана у с. Мастюгино (Маразов И., 1978).

Хозяйство, быт, торговля.

(Мелюкова А.И.)

Сохранившаяся литературная традиция и рассмотренные выше археологические материалы показывают, что в VII – начале III в. до н. э. на юге Восточной Европы жили различные по своему происхождению, этнической принадлежности и культуре племена, которые можно объединить в две историко-этнографические группы. Степные пространства Северного Причерноморья и Приазовья от нижнего Дона на востоке до нижнего Дуная на западе были заняты ираноязычными кочевниками-скифами. В VII–VI вв. они, видимо, обитали и в степях Предкавказья. Лесостепная территория была заселена оседлыми земледельцами, этническая принадлежность которых пока еще недостаточно ясна. Те и другие существовали и развивались в тесном взаимодействии друг с другом, при этом кочевники всегда составляли основную действующую силу.

В начальный период своей истории кочевые скифы, как и их предшественники киммерийцы, по всей вероятности, находились на той стадии развития кочевого хозяйства, которую в настоящее время принято определять, как первую ступень кочевания (Марков Г.Е., 1976; Плетнева С.А., 1982). Это был период постоянной подвижности всего населения, стремившегося максимально расширить территорию для выпаса скота, завоевать новые пастбища. В то время кочевники не имели постоянных зимников и летников, а также постоянно функционировавших кладбищ. Необходимые продукты питания и ремесленного труда они получали от соседей, главным образом военным путем, поскольку постоянно находились в состоянии войны-нашествия. Такую стадию кочевания, по мнению ученых, прошли все народы евразийских степей, перешедшие к кочевому образу жизни. Именно к этому периоду в жизни скифов относится красочное описание их быта в труде Псевдо-Гиппократа: «… называются они кочевниками потому, что у них нет домов, а живут они в кибитках, из которых наименьшие бывают четырехколесные, а другие шестиколесные, они кругом закрыты войлоком и устроены, подобно домам, одни – с двумя, а другие – с тремя отделениями, они непроницаемы ни для воды, ни для света, ни для ветров. В эти повозки запрягают по две или по три пары безрогих волов. В таких кибитках помещаются женщины, а мужчины ездят верхом на лошадях. На одном месте они остаются столько времени, пока хватает травы для стад, а когда ее не хватит, переходят в другую местность. Сами они едят вареное мясо, пьют кобылье молоко и едят иппаку. Таков образ жизни и обычай скифов» (Псевдо-Гиппократ. О воздухе, водах и местностях. 25).

Сколь долго у скифов длилась эта первая ступень кочевания, сказать трудно. Вполне определенно можно думать, что она охватывала время скифо-киммерийской войны, т. е. VIII – начало VII в. до н. э. Уже в первой половине VII в. до н. э. скифы, вероятно, их наиболее передовая часть, достаточно прочно обосновались в степях Предкавказья и именно отсюда военные отряды, не обремененные семьями, отправляются в Переднюю Азию. Такое положение не соответствует первой ступени кочевания. Однако все происходившее после возвращения скифов из далеких военных походов в страны древнего Востока и связанное со вторичным завоеванием степных просторов Северного Причерноморья в начале VI в. до н. э. говорит в пользу нахождения скифов на той же первой ступени кочевания. В самом деле, до сих пор в степи известно немногим более 20 погребений конца VII – начала VI в. до н. э., причем они разбросаны по всей территории, не составляя компактных групп и находясь главным образом в более ранних курганах эпохи бронзы (Мурзин В.Ю., 1984). А это со всей очевидностью говорит о свободном, непрерывном кочевании без определенных стойбищ в зимнее и летнее время.

По мнению специалистов, переход ко второй стадии кочевания знаменуется ограничением территории кочевания и четким определением границ кочевок, появлением постоянных зимников и летников (Плетнева С.А., 1982, с. 56). Сколько-нибудь точно определить дату такого перехода у скифов не представляется возможным. Но с достаточной уверенностью можно думать, что в период войны с Дарием и особенно после нее скифские кочевые племена уже находились на второй стадии кочевания. Судя по рассказу Геродота в конце VI в. до н. э. существовали достаточно четкие границы Скифского царства, а также между кочующими родами, племенами и их подразделениями. Это позволяет предполагать появление постоянных кочевых маршрутов с определенными стойбищами в летнее и зимнее время. Вероятно, рядом с ними возникают родовые кладбища, хотя все еще часто хоронят покойников в курганах эпохи бронзы. В этой связи следует напомнить, что для конца VI–V вв. до н. э. в степи известно более 100 скифских погребений, а на нижнем Днепре в районе Каменско-Никопольской переправы начинает образовываться кладбище скифских царей, наиболее известное для IV – начала III в. до н. э. (Мозолевский Б.Н., 1986). К концу VI в. до н. э. стабилизировались и отношения с земледельческими племенами лесостепи.

Войны на второй ступени кочевания уже не имели характера нашествия, в котором участвовало все кочевое население, а представляли собой набеги, совершавшиеся только вооруженными отрядами. Из рассказа Геродота следует, что только воины участвовали в отражении полчищ Дария, тогда как женщины и дети были специально отправлены в тыл.

Как мы видели выше, еще в VI в. до н. э. начался процесс оседания на землю части кочевников. Но в это время он касался лишь обитателей тех районов, которые находились поблизости от греческих городов-колоний, – в нижнем Побужье и нижнем Поднестровье, на Керченском полуострове. Вовлеченные в активную деятельность греческих колонистов, отдельные семьи кочевников как бы вливались в состав населения греческих городов и поселков, составляя в них меньшинство. Более определенное оседание кочевников, как сказано выше, происходит в V и особенно в IV в. до н. э. Однако в поселках кочевники проводили лишь часть года, тогда как другую часть находились в движении, оставляя на месте семьи, главным образом бедноту, у которых не было стада. Таким образом, кочевнический способ хозяйства и быта клонился к упадку. Но и в IV – начале III в. до н. э. кочевники по-прежнему составляли основную военную и политическую силу в Скифском царстве, достигшем в это время апогея своего развития. Последний период существования большой Скифии, видимо, можно отнести к началу третьей ступени кочевания – началу потому, что в IV в. до н. э. еще не вся масса кочевников Скифии перешла к оседлости. Такой переход наблюдается лишь в позднейший период скифской истории, который относится к III в. до н. э. – III в. н. э. и будет освещен ниже.

Основным богатством кочевников в течение всей их истории являлся скот, который с самого начала кочевого скотоводства был частной, семейной собственностью (Марков Г.Е., 1976, с. 284). Мы совсем не знаем состава стад скифских кочевников VII–VI вв. до н. э. Лишь на основании этнографических материалов, относящихся к первой стадии кочевания, можно предполагать, что стада включали лошадей и мелкий рогатый скот, т. е. тех животных, которые легче остальных переносили постоянные перекочевки. Основное место в стаде, по-видимому, принадлежало овцам, поскольку овцеводство позволяло кочевникам наиболее эффективно использовать естественные пастбища. Кроме того, именно овцы давали шерсть и шкуру для изготовления одежды и обуви. Крупный рогатый скот кочевники на первой ступени, как правило, не разводили. Он стал широко использоваться лишь с ограничением радиуса перекочевок, т. е. на второй стадии кочевания. Лошади сохраняют основную роль в жизни скифских кочевников в течение всей их истории: они широко применялись в военном деле (по Геродоту, все скифы – конные стрелки), а также служили средством передвижения и использовались в пищу. Скифы должны были иметь большие табуны лошадей, иначе нельзя объяснить наличие обширных гекатомб в ранних курганах Предкавказья, а также употребление частей конских туш в качестве заупокойной пищи. В рационе питания скифских кочевников, судя по свидетельствам античных авторов, большое место занимали не только мясо, но и продукты, изготовленные из кобыльего молока – кумыс и сыр-иппака.

Остеологические материалы и изображения на предметах античной торевтики показывают, что скифам были известны различные породы лошадей. По определению В.И. Цалкина, в Скифии преобладала крупноголовая порода относительно низкорослых, но быстрых и выносливых степных лошадей, наряду с которой, вероятно, в табунах знати были и узкомордые, тонконогие лошади, близкие к ахалтекинским скакунам (1960, с. 38–47).

Крупный рогатый скот в V–IV вв. до н. э. скифы имели в таком количестве, которое позволяло им использовать его и как тягловую силу, и как мясную пищу. Среди коров, по наблюдениям В.И. Цалкина, преобладали комолые (1960, с. 12). Геродот отмечает, что скифы совсем не разводили свиней и не приносили их в жертву. Это вполне естественно, так как свиньи не могут прокормиться на подножном корму. Заготовка же кормов на зиму кочевниками не производилась. Интересно, что кости свиньи отсутствуют на многих поселениях кочевников, осевших на землю. Так, на Каменском городище кости крупного рогатого скота и лошадей составляли около 80 % от всех найденных при раскопках, распределяясь почти поровну, 18 % принадлежало костям мелкого рогатого скота, остальное – костям собаки и диких животных – оленя, сайги, бобра. Кости свиней отсутствуют и на Елизаветовском городище.