Текст книги "Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время"

Автор книги: Владимир Кореняко

Соавторы: Хава Крис,Мая Абрамова,Татьяна Кузнецова,Владимир Дворниченко,Ольга Дашевская,Анна Мелюкова,Владимир Марковин,Валентина Козенкова,Марина Мошкова,Т. Мирошина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 59 страниц)

Глава пятая
Савроматы и сарматы в Волго-Донском междуречье, южном Приуралье и Северном Причерноморье

Краткий очерк истории савромато-сарматских племен.

(Мошкова М.Г.)

Восточными соседями скифов, согласно античной литературной традиции, были кочевые племена, близкие скифам по образу жизни и известные грекам под именем савроматов, а затем сарматов. «По ту сторону Танаиса нет более Скифии; первая из тамошних областей принадлежит савроматам, которые занимают пространство в 15 дней пути, начиная от угла Меотидского озера по направлению к северу. Вся эта страна лишена диких и садовых деревьев», – читаем мы в «Истории» Геродота (IV, 21).

Соотношение географических представлений Геродота или его туземных информаторов с современной картой всегда являлось одной из наиболее трудных и противоречивых сторон в интерпретации его сочинений.

Проблема расселения савроматов непосредственно связана с идентификацией Танаиса – одной из восьми судоходных рек Скифии, отделяющей ее от савроматов. В отечественной историографии большинство исследователей (Ф.Г. Мищенко, М.И. Ростовцев, Б.Н. Граков, К.Ф. Смирнов, А.П. Смирнов, Д.Б. Шелов и др.) отождествляют Танаис с Доном, на левобережье которого начинались земли савроматов. По существует и иная точка зрения, согласно которой Танаис – это Северский Донец (Артамонов М.И., 1949а, с. 157, 158) или нижнее течение Дона до впадения Северского Донца и сам Донец (Рыбаков Б.А., 1979, с. 50, 107, 173; Максименко В.Е., 1983, с. 13).

В вопросах, связанных с географической локализацией, основанной на древних письменных источниках, данные археологии могут выступать иногда в качестве объективного критерия проверки. Поэтому в настоящее время более реальной кажется общепринятая идентификация Танаиса с Доном, так как до IV в. до н. э. на правом берегу Дона пока не известно ни одного достоверно савроматского комплекса. Исключение составляет случайная находка каменного жертвенника на ножках у хут. Краснодворского. Однако придельтовые районы Дона, несомненно, были зоной смешении двух, а возможно, и трех этнических массивов – скифов, савроматов и меотов. Посему каменный алтарик не может служить бесспорным доказательством первоначального расселения савроматов на правом берегу Дона.

Согласно легенде, излагаемой Геродотом, савроматы произошли от брака скифских юношей с амазонками, которые после сражения при Фермодонте (современная р. Терме в Капподокии, впадающая в Черное море) были пленены эллинами и на трех кораблях переправлялись через Черное море. Во время плавания амазонки перебили всех мужчин и, не умея обращаться с парусами и веслами, долго носились по волнам. Наконец, они пристали к Кремпам, которые находились в земле свободных скифов на озеро Меотида (IV, 110). После войны скифов с приплывшими амазонками скифские юноши вступили с ними в брак и с частью своего имущества перешли в стан амазонок. Но амазонки попросили своих мужей переселиться из скифской страны за р. Танаис, объяснив эту просьбу тем, что лишили юношей их отцов, причинили великое зло стране, а потому их страшит мысль об обитании в этих местах. «Юноши согласились на это. Они переправились через Танаис, а затем три дня шли на восток от Танаиса и три дня на север от озера Меотида. Прибыв в местность, где обитают и поныне, они поселились там» (IV, 115, 110). Приводимые сведения Геродота содержат две версии о территории расселения савроматов – на 15 и на 3 дня пути к северу от Меотиды. Более реальной и принимаемой большинством исследователей представляется первая версия. Она дается в контексте описания географических представлений самого Геродота, где он очерчивает владения скифов и их границы и где направление пути дано достаточно конкретно – на север от угла Меотиды. Вторая версия связана с легендой о происхождении савроматов. Геродот начинает ее словами: «О савроматах рассказывают следующее» (IV, 110), в которых, как представляется, уже содержится определенная доля критического отношения ко всему, что последует далее. Недаром исследователи трудов Геродота обращали внимание на величайшую авторскую добросовестность, которая позволила ему в одной из книг «Истории» написать: «Я обязан передавать все то, что мне рассказывают, но верить всему не обязан, и это пусть относится ко всему моему труду» (VII, 152).

Первая версия о расселении савроматов согласуется и с археологической ситуацией, поскольку в степях междуречья Дона-Волги и Заволжья выделяется единая археологическая культура, отождествляемая всеми исследователями с савроматами. Можно, правда, предположить, что в первом случае (15 дней пути) имеется в виду вся территория савроматов, а во втором (3 дня пути) – какая-то конкретная локализация, например, племенной центр. При таком толковании обоих текстов противоречий между ними нет.

Однако в легенде, передаваемой Геродотом, содержится очень много любопытных сведений о савроматах и в первую очередь – об особом положении савроматских женщин. Они ездят верхом, стреляют из лука, бросают дротики, вместе с мужьями выезжают на охоту, выступают в поход и носят одинаковую с мужчинами одежду. Женским работам они не обучены. Геродот добавляет, что ни одна девушка не выходит замуж, пока не убьет врага. Такой образ жизни савроматские женщины ведут исстари (IV, 116, 117). Об этом обычае повествует и Псевдо-Гиппократ (О воздухе, водах и местностях, 24). Надо думать, что в легендах отразилась какая-то живая реальность, отличавшая общественное положение савроматских женщин от скифских, что и подчеркивается Геродотом и Псевдо-Гиппократом. Подтверждением этому следует, очевидно, рассматривать и рассказ Полиена о сарматской царице Амаге (Военные хитрости, VIII, 56).

Существовавшие в V в. до н. э. достаточно миролюбивые взаимоотношения скифов и савроматов не отличались особой стабильностью. Если у Геродота савроматы живут за Танаисом, то у Псевдо-Гиппократа, почти современника Геродота, одно из сообщений можно трактовать как свидетельство перехода их на правый берег Танаиса и расселения «в Европе… вокруг озера Меотиды» (О воздухе…, 24). По при этом еще Псевдо-Скилак, автор второй половины IV в. до н. э., помещает савроматов в Азии, к востоку от Танаиса.

Видимо, на рубеже V–IV вв. до н. э. неустойчивое равновесие было окончательно нарушено. Набеги, а возможно, иногда и мирное проникновение савроматов в скифские земли становятся псе более продолжительными и все более дальними, а часть савроматов поселяется в Европе. Судя по античной традиции, с IV в. до н. э. низовья Дона, а возможно, и часть северного берега Меотиды принадлежат уже савроматам. В низовьях междуречья Дона и Северского Донца появляются савроматские памятники третьей четверти IV в. до н. э. (Шолоховские и Сладковские курганы – Смирнов К.Ф., 1982, с. 125). Имеются следы инфильтрации сарматов в IV в. до н. э. и на правобережье Северского Донца (курган у с. Никифорово – Смирнов К.Ф., 1984, с. 26).

Все эти события, изменившие политическую ситуацию на пограничных рубежах скифских и савроматских владений, явились, по-видимому, отзвуком очень далеких перемещений восточных кочевников южного Приуралья, северо-восточного Прикаспия и Заволжья. Последние в свою очередь могли быть связаны с походами Александра Македонского, всколыхнувшими всю Среднюю Азию и нарушившими традиционные торгово-экономические отношения между кочевниками и соседним с ними оседлым насеченном. Именно восточные кочевники привели в движение, а возможно, и влились частично в кочевую среду населения междуречья Дона-Волги, низовьев Дона, что и нашло отражение в произведениях греческих авторов IV–II вв. до н. э. На их страницах появляются новые этнонимы – «сирматы» и «сарматы», которые в некоторых контекстах противопоставляются савроматам. Так, упоминавшийся уже Псевдо-Скилак помещает сирматов на северном побережье Меотиды к западу от Танаиса, а савроматов – к востоку, т. е. за Танаисом. Старший современник Псевдо-Скилака – Евдокс из Книда расселяет сирматов вблизи Танаиса. Тот факт, что у авторов IV – начала III в. до н. э. почти одновременно появляются наименования «сирматы», «сарматы» и «Сарматия» (Евдокс, Псевдо-Скилак, Гераклид Понтийский, Теофраст), дает определенные основания для их отождествления. Об этом писал еще М.И. Ростовцев, предполагая, что различно записанное греками наименование относится к одной группировке племен (1925, с. 25). Последние годы указанное мнение поддерживает Д.А. Мачинский. Он считает, что авторы IV–II вв. до н. э. отличали сирматов-сарматов от «женовладеемых» савроматов, в то время как с конца II в. до н. э. и позднее все три названия стали употребляться как синонимы (Мачинский Д.А., 1971, с. 48, 49).

В своем последнем труде «Сарматы и утверждение их политического господства в Скифии» К.Ф. Смирнов выступил с новой концепцией. По его мнению, савроматы жили в «Европе» по крайней мере уже в V в. до н. э., занимая определенные районы северного Приазовья и правобережья Дона. Он соглашался с предположением В.Е. Максименко о том, что кочевники этих районов (правобережье Дона. – М.М.) уже в скифское время могли составлять западную часть савроматского объединения под названием сирматов (Смирнов К.Ф., 1984, с. 20). При этом этноним «сирматы» К.Ф. Смирнов отождествляет с савроматами, с затем с сарматами.

Сам же В.Е. Максименко с одинаковой долей вероятности рассматривает сирматов или как одно из прежних савроматских племен, усилившееся в IV в. до н. э., или как появление новой родственной савроматам группы кочевников из Заволжья (1983, с. 18). Но все построения В.Е. Максименко об изначальном обитании савроматов на правом берегу Дона, помимо всего прочего, исходят также из позиции автора об идентификации Танаиса не с Доном, а с Северским Донцом.

Итак, с момента массового переселения кочевников южного Приуралья в Заволжье и далее на запад, происшедшего не позднее конца IV в. до н. э., задонские сарматы начинают тревожить скифов, проникая небольшими отрядами в глубь территории междуречья Дона-Днепра. Очень красочно события подобного рода описывает в одном из своих произведений Лукиан Самосатский – знаменитый сатирик II в. н. э. Он подчеркивает неожиданность и непредвиденность нападения савроматов, которые всех скифов обратили в бегство, многих храбрецов убили, других увели живыми, угнали добычу и разграбили палатки (Токсарид или Дружба, 39). Археологическим свидетельством происходивших изменений могут служить единичные сарматские воинские захоронения конца IV–III и III–II вв. до н. э., известные на левобережье Днепра (Костенко В.И., 1981, с. 8). Одно такое захоронение обнаружено даже на правом его берегу к юго-западу от Никополя у с. Ушкалка (Смирнов К.Ф., 1971, с. 195). Скифия, ослабленная после смерти Атея в 339 г. и вступившая с III в. до н. э. в полосу затяжного экономического кризиса, не могла противостоять натиску сарматов. В конце концов, постоянные набеги и спорадические перемещения отдельных сарматских племен из района низовьев Дона и северо-восточных берегов Меотиды закончились мощной массовой миграцией, после которой степи Северного Причерноморья между Доном и Днепром превратились в территорию, подвластную сарматам, где пролегли маршруты их кочевий. По-видимому, именно с этим событием связано очень важное сообщение Диодора Сицилийского (80–29 гг. до н. э.) – создателя знаменитой «Исторической библиотеки», в основу которой легли труды авторов II в. до н. э., главным образом Полибия и Посидония: «… много лет спустя, сделавшись сильнее, (сарматы. – М.М.) опустошили значительную часть Скифии и, поголовно истребляя побежденных, превратили большую часть страны в пустыню» (Диодор, II, 43). Несомненно, что с этого момента можно говорить о смене политического господства в степях Северного Причерноморья – место скифов заняли сарматы.

Однако среди современных исследователей нет единого мнения в определении точного времени, к которому следовало бы отнести сообщение Диодора. Хронологический диапазон в разногласии по этому вопросу колеблется в пределах от начала IV в. до н. э. до рубежа III–II – начала II в. до н. э.

Согласно имеющимся археологическим и письменным источникам, первая мощная волна сарматских орд остановилась у берегов Днепра. В качестве одного из аргументов, подтверждающих это, следует рассматривать возникновение на рубеже III–II вв. до н. э. укрепленных скифских городищ на нижнем Днепре. Однако отдельные небольшие группировки могли переправиться через Днепр и дойти до стен Ольвии. В декрете в честь Протогена (вторая половина III в. или рубеж III–II вв. до н. э.) среди варваров, часто осаждавших Ольвию, кроме галатов и скифов, которые кочевали к западу от нес, упомянуты и другие племена иранского происхождения. Это фиссаматы, савдараты и особо враждебные саи с их царем Сайтафарном. От последнего Ольвия откупалась данью в виде «даров» и «подарков» гостеприимства. Кочевья их находились «по ту сторону», т. е. к востоку от Буга. Однако до сих пор остается неясным, кого все же следует понимать под названием «саи» (обычно переводится как «господствующие», «царские») – скифов или сарматов.

В советской литературе до недавнего времени практически общепризнанным было мнение об отождествлении саев и их царя Сайтафарна со скифскими племенами (Граков Б.Н., 1954, с. 24; 1971а, с. 31; Блаватский В.Д., 1975). Сейчас многие исследователи склонны видеть в них одну из сарматских группировок (Мачинский Д.А., 1971, с. 47, 48, 51; Карышковский П.О., 1971, с. 44, 45; Смирнов К.Ф., 1976б, с. 405, 406).

После завоевания Скифии и ухода основной части ее населения в степной Крым сарматы становятся могущественной политической силой в степях Северного Причерноморья, с которой вынуждены были считаться все окружающие племенные группировки и государства. Так, Полибий (II в. до н. э.), сообщая об образовании в 179 г. до н. э. на берегах Понта большого союза малоазийских государств, среди европейских властителей называет сарматского царя Гатала (Полибий, XXV, 2, 12). Согласно его сведениям, европейские сарматы междуречья Дона-Днепра являлись союзниками Херсонеса в их борьбе с крымскими скифами. О военных столкновениях скифов и сарматов повествует и знаменитая легенда об Амаге, жене сарматского царя, которую херсонесцы, теснимые скифами, призвали на помощь (Полиен). Содержащиеся в этой легенде сведения большинство исследователей относит к концу III – началу II в. до н. э. (Граков Б.Н., 1971а, с. 31). Однако враждебные отношения могли очень быстро смениться мирными и союзническими контактами. Такая же нестабильность существовала и в отношениях сарматов с Римом и греческими городами Северного Причерноморья. Подвижные и воинственные, сильные и многочисленные сарматские племена, расселившиеся в степях Северного Причерноморья, начинают тревожить Рим и одновременно привлекать к себе все больший интерес со стороны римских политических деятелей, географов и историков. На официальной карте римского государства, составленной сподвижником Августа Агриппой (середина I в. до н. э.), среди 24 областей римского мира в качестве IX области названа Сарматия, западная граница которой проходила по Днепру (Ростовцев М.И., 1925, с. 43, 44). Почти в это же время в исторической и географической литературе укореняется деление на Европейскую и Азиатскую Сарматию, граница между которыми проходила по Меотиде и Танаису.

В «Географии» Страбона (65 г. до н. э. – 25 г. н. э.) впервые появляются наименования отдельных сарматских племенных объединений: языги, роксоланы, аорсы, сираки. Сираки и аорсы помещаются к востоку от Дона на территории Азиатской Сарматии. Роксоланы локализуются за Днепром (Борисфеном), т. е. в междуречье Дона-Днепра, а языги на западе, поблизости от бастарнов (VII, II, 4; VII, III, 17; XI, II, 1; XI, V, 8 и т. д.). На карте к «Германии» Тацита (около 55-120 гг. н. э.) языги размещаются в Подунавье, к югу от бастарнов.

Большинство исследователей видит в картине расселения племен, начертанной Страбоном, отражение реально существовавшей ситуации. Споры идут лишь о времени, к которому следует приурочить эту реальность.

Сейчас достаточно аргументированными можно признать две точки зрения – Д.А. Мачинского и П.И. Карышковского. Первый считает, что этнокарта Страбона восточноевропейских степей и западной части лесостепи отражает реальное размещение племен не ранее последней трети II в. до н. э., а возможно, и середины I в. до н. э. Она суммирует этногеографические представления греков и римлян, сложившиеся в результате бурных событий, происходивших на северо-восточных границах античного мира в конце II – середине I в. до н. э. Отдельные элементы ее могут восходить к данным и ранее, и позднее этой даты. Но в целом представления Страбона об этногеографии Восточной Европы резко отличаются от представлений греческих авторов IV – начала II в. до н. э. (Мачинский Д.А., 1971, с. 122–124). П.И. Карышковский предполагает, что этнокарта Страбона отражает реалии рубежа III–II вв. до н. э. и что именно к этому времени следует относить обитание вблизи Ольвии западносарматских племен – языгов, ургов и царских сарматов. Последних он идентифицирует с саями, упомянутыми в ольвийском декрете в честь Протогена (Каришковский П.Й., 1973, с. 88–93). Однако обе версии даты этнокарты Страбона остаются пока спорными. В свое время один из лучших знатоков и комментаторов произведений древних авторов М.И. Ростовцев, анализируя источники Страбона, разбирал возможности обеих дат и не мог отдать предпочтение ни одной из них.

Дальнейшая политическая история и европейских, и азиатских сарматов, как можно представить ее по письменным источникам, полна войнами, набегами и походами. Продолжаются и волны достаточно массовых переселений сарматов. Языги, которые, согласно Страбону, жили между Днепром и Дунаем (VII, III, 17) не позднее середины I в. до н. э., прошли районы, населенные бастарнами и даками, и заняли равнины между Дунаем и Тисой. Обитая там, они долгое время продолжали беспокоить Рим (Плиний Секунд. Естественная история, IV, 80, 81).

Очевидно, в конце I в. до н. э. или на рубеже эр роксоланы переправились на правый берег Днепра. Начиная с 50-х годов н. э. они уже известны в Подунавье, откуда все время совершают набеги на римскую провинцию Мезию. Тит Плавтий Сильван, наместник этой провинции (56–66 гг. н. э.), усмиряет волнения, начавшиеся среди сарматов, о чем сообщает надпись на его надгробной плите. Он же в качестве заложников берет сыновей царей роксоланов. Из «Истории» Тацита мы узнаем, что в 69 г. н. э. (правление римского императора Сальвия Отона) роксоланы несколько раз подряд вторгались в Мезию (I, 79). О том, насколько сильны были позиции сарматов на восточных рубежах Римской империи, можно судить по интереснейшему сообщению того же Тацита. Он пишет, что «котины и осы не германцы… и… что они мирятся с уплатою податей. Часть податей на них, как на иноплеменников, налагают сарматы, часть – квады…» (О происхождении германцев и местоположении Германии, 43). Судя по карте Тацита к «Германии», осы и котины обитали к северу от придунайских языгов и сарматов. Все эти сведения дают основание думать, что языги и роксоланы были крупными союзами племен, в их состав могли входить более мелкие сарматские объединения, названия которых нам не известны. Во всяком случае, Птолемей (III, 5, 7, 8) делит племена Европейской Сарматии на «многочисленные» и «менее значительные». Именно к первым он и относит языгов и роксоланов.

В Азиатской Сарматии такими же многочисленными племенами или народами были сираки и аорсы, принимавшие самое живое участие в междоусобных войнах и смутах Боспора и активно вмешивавшиеся в его взаимоотношения с Римом и понтийскими государствами, выступая при этом то на одной, то на другой стороне.

С приближением сарматов к городам-колониям Северного Причерноморья и границам Римской империи осведомленность о них античных авторов несоизмеримо возрастает. Однако сведения эти остаются весьма противоречивыми и все менее информативными по мере удаления на восток от Рима. Так, очень сбивчивы данные, касающиеся племени иксибатов-язаматов, обитавших где-то на восточном берегу Азовского моря.

Первое упоминание о них мы находим у Гекатея (V в. до н. э.), который помещает их по соседству с Синдикой, но не высказывает никакого суждения об отнесении их к савроматам или меотам. О них же говорит Псевдо-Скимп (II в. до н. э.): «На Танаисе, который служит границей Азии, первыми живут сарматы, занимая пространство в 200 стадий. За ними, по словам Деметрия (III в. до н. э.), следует меотийское племя, называемое язаматами, а по Эфору оно называется племенем савроматов». К меотам относит язаматов и Полиен. Однако и Полиен, и Мела (I в. н. э.) приписывают этому племени, как и савроматам, равноправное или преимущественное положение женщин в политической и военной жизни (Ростовцев М.И., 1925, с. 110). Отсутствие единого мнения у античных авторов породило различные точки зрения на этническую принадлежность язаматов и у современных исследователей. Большинство считают это племя савромато-сарматским (Виноградов В.Б., 1963, с. 114, 145; Смирнов К.Ф., 1971, с. 17, 18; Максименко В.Е., 1983, с. 16). Один из крупнейших иранистов конца прошлого века К. Мюлленгоф и вслед за ним Е. Минз (Minns Е., 1913, с. 120) видели в названии сарматского племени языгов, известного в Подунавье и по всему европейскому берегу Меотиды, более позднюю форму тех же язаматов-яксаматов. К этому мнению полностью присоединился и К.Ф. Смирнов (1971, с. 15).

Активным и убежденным сторонником отнесения язаматов к меотскому миру племен является И.С. Каменецкий (1971). Недостаточная археологическая изученность западной степной части междуречья Дона и Кубани, как и прибрежных районов Приазовья, не дает пока возможности возобладать ни одному из этих мнений.

Более единодушны древние историки и географы в отнесении к сарматам сираков и аорсов – двух крупнейших объединений кочевников. Начиная со Страбона, наиболее вероятным источником которого был Перипл Артемидора Эфесского (конец II в. до н. э. – Ростовцев М.И. 1925, с. 56), и кончая Птолемеем (II в. н. э.), они всегда включаются в состав сарматских племен. Что касается их расселения, то Страбон помещает сираков и аорсов в Азиатской Сарматии между Азовским и Каспийским морями вплоть до Кавказских гор. Аорсы, по его сведениям, живут по Танаису, т. е. Дону, а сираки – по Ахардею (Страбон, XI, 1, 2, 5, 8), который большинство исследователей идентифицирует с Манычем или его левым притоком Егорлыком (Смирнов К.Ф., 1950а, с. 105; Виноградов В.Б., 1963, с. 142; 1965, с. 108; Шилов В.П., 1983а, с. 43), другие же видят в Ахардее Кубань (Ростовцев М.И., 1918б, с. 128; Каменецкий И.С., 1965б, с. 5, 10–12; Гаглойти Ю.С., 1968, с. 24). В интерпретации сведений Страбона о территории обитания сираков среди ученых также нет согласия. К.Ф. Смирнов расселяет сираков на территории северокавказских равнин от Кубани до Маныча-Ахардея, в долине которого и был, по его мнению, центр собственно сиракских племен (1950а, с 106). В.П. Шилов говорит о приазовских степях и глубинных районах предкавказских степей (1983а, с. 42, 43). В.Б. Виноградов отводит сиракам бассейн Маныча и всю территорию центрального и северо-восточного Предкавказья (1963, с. 142). Д.А. Мачинский считает, что нет никаких оснований для локализации сираков на всей территории центрального и в особенности северо-восточного Предкавказья, и расселяет их в степных и равнинных областях к северу от Кубани (1974, с. 128). Аорсы достаточно единодушно помещаются исследователями в придонских районах к востоку от Маныча. И, наконец, «верхние аорсы», называемые только Страбоном, занимали, очевидно, земли западного Прикаспия, «от течения Кумы на северо-восток и все нижнее Поволжье по обоим берегам Волги» (Мачинский Д.А., 1974, с. 129; Шилов В.П., 1983а, с. 36, карта). Размещение племен, нарисованное Страбоном, в общих чертах сохранялось, по-видимому, до третьей четверти I в. до н. э. (Мачинский Д.А., 1974, с. 129). Но уже в середине I в. н. э. кочевья аорсов находились не только к востоку от Дона, но и много западнее, в междуречье Дона-Днепра, откуда ушли на запад роксоланы, очевидно, вытесненные аорсами. Это мнение, которое представляется достаточно обоснованным, было высказано Д.А. Мачинским на основании анализа трудов Тацита, Помпония Мелы и Птолемея (Мачинский Д.А., 1974, с. 129–131). Плинию Старшему аорсы известны у дельты Дуная (Естественная история, IV, 80). В.П. Шилов, привлекая те же письменные свидетельства, что и Д.А. Мачинский, а также археологические материалы, считает возможным говорить о продвижении в I в. н. э. некоторых аорских племен на запад вплоть до Дуная (Шилов В.П., 1983а, с. 191).

О том, что племена сираков и аорсов представляли собой крупную политическую силу, можно судить и по сообщению Страбона, который рассказывает: «Царь сираков Абеак, когда Фарнак владел Боспором (середина I в. до н. э. – М.М.), выставил 20 000 всадников, царь аорсов Спадин – даже 200 000, а верхние аорсы еще больше…» (XI, 5, 8). Даже с учетом явного преувеличения численности войск сираков и аорсов приводимые цифры говорят о величине и мощи этих сарматских группировок.

В 49 г. н. э., вовремя борьбы Митридата и Котиса за боспорский престол, сираки выступают на стороне Митридата, аорсы – на стороне Котиса, поддерживаемого Римом. В этой войне Митридат терпит полное поражение. Объединенные войска римлян, боспорцев и аорсов уничтожили столицу сираков Успу (Тацит, Анналы, XII, 16, 17), которая располагалась, по-видимому, неподалеку от восточного побережья Меотиды – Азовского моря (Шилов В.П., 1983а, с. 42). Но, несмотря на эту победу, во второй половине I в. н. э. имя аорсов исчезает со страниц письменных источников, прекращаются и сообщения о войнах между отдельными сарматскими племенами. Однако вряд ли можно говорить об окончательном падении могущества сираков и аорсов сразу после 49 г. н. э. И археологический материал, и письменные источники свидетельствуют, скорее, в пользу того, что в южной части степей междуречья Дона и Волги и в Предкавказье до конца I в. н. э. по-прежнему обитали сираки и аорсы.

Не позднее третьей четверти I в. н. э. в Подонье, а затем и в степях Северного Причерноморья появляется новое крупное кочевое объединение – аланы, которые покорили или поглотили все остальные сарматские племена. Впервые этноним «аланы» засвидетельствован в 50-60-е годы н. э. в произведениях Сенеки и Лукана. Первый помещает их в низовьях Дуная, второй – в степях Предкавказья. В 70-х годах их называют Валерий Флакк, Плиний Секунд и Иосиф Флавий. Но наиболее достоверное сообщение об аланах, обитавших «по Танаису и у Меотиды», дает последний при описании опустошительного набега алан в Закавказье в 72 г. н. э. (Иосиф Флавий, VII, 7, 4).

Правда, К. Мюлленгоф считал, что упоминание алан римскими и греческими писателями с середины I в. н. э. вовсе не означает, что они стали известны только с этого времени. Просто с этого момента были уточнены сведения о них и именем алан стала называться та часть сарматов (савроматов), которая осталась на востоке (т. е. за Танаисом. – М.М.) после миграции на запад языгов и роксоланов (Müllenhoff К., 1866 (1867), s. 103).

Предложенная точка зрения разделяется и некоторыми советскими языковедами-иранистами. В частности, В. Абаев пишет, что первые вторжения алан на Кавказ следует относить к более раннему времени (чем I в. н. э. – М.М.), от которого до нас случайно не дошло никаких исторических свидетельств (Абаев В., 1949, с. 76). Недаром китайские хроники уже в I в. н. э. сообщают, что владение Япцай переименовано в Аланию.

В течение нескольких столетий (вторая половина I–IV в. н. э.) имя алан, которое, как сообщает Аммиан Марцеллин, приняли все евразийские помады «за свои обычаи, дикий образ жизни и одинаковое вооружение» (История, XXXI, 2, 17), не сходит со страниц произведений античных писателей.

Однако среди современных исследователей при интерпретации аланского этноса также существуют разногласия (см. ниже).

Судя по сведениям письменных источников и археологическому материалу (удивительное единообразие позднесарматской культуры), вероятно, в конце I – начале II в. н. э. аланы создали крупное объединение, которое постепенно включило в себя большинство сарматских племен. Хотя основная территория алан оставалась за Танаисом и в Предкавказье, своими постоянными набегами, участием во всех войнах и распрях окружающих их государственных образований, наконец, непрекращающимися походами на восточные римские провинции и в Закавказье они внушали ужас всему оседлому населению. Не зря Амвросий (автор середины IV в. н. э.) называет алан племенем диким и неукротимым (О разрушении города Иерусалима, 5, 1), а Секст Аврелий Виктор (вторая половина IV в. н. э.) говорит о гуннах и аланах «… которые хуже всякой другой беды» (Сокращение, XLVII, 3).

Памятников позднесарматской культуры, особенно второй половины III–IV в. н. э., в Северном Причерноморье очень немного. Одной из причин такой ситуации явилось, конечно, готское нашествие. Но были, видимо, причины и внутреннего порядка, поскольку число сарматских памятников в северопричерноморских степях уменьшается еще задолго до готов.

Судя по археологическим данным, основные места сарматских кочевий располагались в конце II – начале III в. н. э. в междуречье Дона-Волги и в северо-западном Причерноморье. Однако и там после середины III в. н. э. число сарматских памятников резко сократилось. Все это интересно и неясно еще и потому, что по письменным источникам сармато-аланы удерживаются в Северном Причерноморье вплоть до появления гуннов.

Окончательное падение господства аланов происходит в конце IV в. н. э. Огнем и мечом проходят по их территории гунны. Этот подвижный и неукротимый народ, пишет Аммиан Марцеллин, пылающий неудержимой страстью к похищению чужой собственности, двигаясь вперед среди грабежей и резни соседних народов, дошел до аланов, прежних массагетов (История, XXXI, 2, 12). И далее «… И вот гунны, пройдя через земли аланов, которые граничили с гревтунгами и обыкновенно называются танаитами, произвели у них страшное истребление и опустошение, а с уцелевшими заключили союз и присоединили их к себе» (Кулаковский Ю.А., 181)113, с. 242).

Часть аланов в составе гуннской орды дошла до берегов Гибралтара, часть влилась в образовавшиеся в Северном Причерноморье и Подонье новые этнические объединения раннего средневековья. Во всяком случае, с нашествием гуннов история самостоятельных объединений ираноязычных кочевников закончилась.