Текст книги "Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время"

Автор книги: Владимир Кореняко

Соавторы: Хава Крис,Мая Абрамова,Татьяна Кузнецова,Владимир Дворниченко,Ольга Дашевская,Анна Мелюкова,Владимир Марковин,Валентина Козенкова,Марина Мошкова,Т. Мирошина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 59 страниц)

Подавляющее большинство кавказоведов (археологов, антропологов, языковедов, этнографов) считают, что древняя кавказская этническая общность – носитель кобанской археологической культуры – являлась мощным субстратом в последующем формировании почти всех современных народов Северного Кавказа от Кубани на западе до Дагестана на востоке (кавкасионский антропологический тип) (Алексеев В.П., 1974, с. 193–203) с картвело-нахскими диалектами языка. Кобанская культура (при всех разночтениях ее признаков) рассматривается в качестве значительного «целостного комплекса» (Батчаев В.М., 1973), составляющего древнейший пласт национальной культуры современных карачаевцев, балкарцев, осетин и вайнахов.

Глава девятая
Центральный Кавказ в сарматскую эпоху
(Абрамова М.П.)

Сарматский период в истории племен центральных районов Северного Кавказа наименее изучен. Еще сравнительно недавно на этой территории, за исключением горных районов, не было известно ни одного могильника, относящегося к сарматской эпохе (III в. до н. э. – III в. н. э.). Такая же картина наблюдается и в отношении поселений сарматского времени, которые в центральном Предкавказье фактически не исследованы.

Планомерное изучение бытовых памятников центральных районов Северного Кавказа было начато Е.И. Крупновым, который, исследуя слои скифского времени, пришел к выводу о неправомерности, вернее, условности термина «городище» применительно к скифской эпохе, поскольку ни на одном городище нет связи культурного слоя скифского времени с городищенскими валами и рвами (Крупнов Е.И., 1949, с. 27, 38). Установив, что в скифскую эпоху население обитало здесь на поселениях открытого типа, Е.И. Крупнов считал укрепления на этих городищах воздвигнутыми в более позднее, сарматское время (1949, с. 38). Однако этот вывод правилен только в отношении Прикубанья, где действительно в сарматскую эпоху возникает ряд укрепленных городищ (территория Дагестана в этой связи не рассматривалась Е.И. Крупновым). Что касается центральных районов Северного Кавказа, то здесь, по-видимому, как и в предшествующий период, население обитало на неукрепленных поселениях.

Поселения сарматского времени не подвергались планомерным раскопкам, однако в результате многочисленных разведочных работ выявлено значительное их число. Отнесение их к сарматской эпохе подтверждается анализом собранных на них керамических материалов. В этом отношении лучше исследованы восточные (Чечено-Ингушетия) и западные (Карачаево-Черкесия) районы центрального Предкавказья. В Чечено-Ингушетии работами А.П. Круглова, Г.В. Подгаецкого, Т.М. Минаевой, Е.И. Крупнова, М.П. Севостьянова, Н.И. Штанько, В.И. Марковина, В.Б. Виноградова, В.А. Петренко и др. открыт целый ряд поселений сарматского времени и выявлены слои сарматской эпохи на ряде многослойных городищ (Горячеисточненское, Петропавловское, Ильинское, Наурские, Алхан-калинское и др.) (карта 25).

Карта 25. Памятники центральных районов Северного Кавказа сарматской эпохи (III в. до н. э. – IV в. н. э.).

а – поселения; б – каменные ящики и могилы, обложенные камнем; в – склепы; г – грунтовые ямы; д – катакомбы; е – курганные погребения; ж – случайные находки.

1 – Кобань; 2 – Балта; 3 – Чми; 4 – Саниба; 5 – Казбек; 6 – Далагкау; 7 – Дзивгис; 8 – Карца; 9 – Камунта; 10 – Голиат; 11 – Нар; 12 – Задалиск; 13 – Лизгор; 14 – Кумбулта; 15 – Донифарс; 16 – Чикола; 17 – Закуты; 18 – Верхний Чегем; 19 – Нижний Чегем; 20 – Шалушка; 21 – Чегем I; 22 – Нальчик; 23 – Вольный аул; 24 – Чегем II; 25 – Кызбурун; 26 – Кишпек; 27 – Гунделен; 28 – Учкулан; 29 – Хумара; 30 – Усть-Джегута; 31 – Дружба; 32 – Псыж; 33 – Терезе; 34 – Учкекен-Терезе; 35 – Учкекен; 36 – Рим-гора; 37 – Кабан-гора; 38 – Клин-Яр; 39 – Аликоновка; 40 – Хасаут; 41 – Подкумок; 42 – Юца; 43 – Этоко; 44 – Железноводск; 45 – Подгорная; 46 – Обильное; 47 – Новозаведенное; 48 – Солдато-Александровское; 49 – Зеленокумск; 50 – Нины; 51 – Преображенское; 52 – Новоселицкое; 53 – Китаевка; 54 – Грушевское; 55 – Ачикулак; 56 – Махмуд-Мектеб; 57 – Бажиган; 58 – Терекли-Мектеб; 59 – Нариман; 60 – Агабатыр; 61 – Дур-Дур; 62 – Кумлы; 63 – Баклазан; 64 – Шелковская; 65 – Старо-Щедринская; 66 – Червленная; 67 – Николаевский; 68 – Савельевская; 69 – Мекенская; 70 – Капустин; 71 – Моздок; 72 – Павлодольская; 73 – Нижний Джулат; 74 – Терек; 75 – Верхний Акбаш; 76 – Брут; 77 – Орджоникидзе; 78 – Пседах; 79 – Виноградное; 80 – Кизляр; 81 – Терская; 82 – Октябрьский; 83 – Братское; 84 – Гвардейская; 85 – Верхний Наур; 86 – Надтеречная; 87 – Мундар-юрт; 88 – Али-юрт; 89 – Горячеисточненская; 90 – Петропавловская; 91 – Ильинское; 92 – Грозный; 93 – Ханкальский; 94 – Хаян-Корт; 95 – Пригородное; 96 – Первомайская; 97 – Алхан-кала; 98 – Серноводская; 99 – Орджоникидзевская; 100 – Троицкая; 101 – Алхасте; 102 – Первомайское; 103 – Новые Аршти; 104 – Бамут; 105 – Ассинская; 106 – Кулары; 107 – Алхан-юрт; 108 – Алды; 109 – Старая Сунжа; 110 – Старые Атаги; 111 – Сержень-юрт; 112 – Джалка; 113 – Мескерюрт; 114 – Гудермес; 115 – Исти-су; 116 – Корчалой; 117 – Центорой; 118 – Галайты; 119 – Ялхой-Мохк; 120 – Гуни; 121 – Эрсеной; 122 – Гендерген; 123 – Яман-су; 124 – Лехкч-Корт; 125 – Ножай-юрт; 126 – Бети-Мохк; 127 – Балаи-су; 128 – Байтарки; 129 – Суворовская.

Поселения, селища и укрепленные городища сарматского времени выявлены экспедициями Н.В. Анфимова, П.Н. Шишкина, Т.М. Минаевой, Е.П. Алексеевой на территории Карачаево-Черкесии. Е.П. Алексеева проводила раскопки Дружбинского городища, расположенного на левом берегу р. Кубани, к югу от Черкесска. Городище имело трапециевидную форму и было защищено рвами. Оно возникло в V–IV вв. до н. э., но наибольшего расцвета достигло в сарматскую эпоху – с III в. до н. э. по IV в. н. э. (Алексеева Е.П., 1976, с. 90–105). Характер городища (земляные укрепления, турлучные постройки) и найденных на нем материалов позволил Е.П. Алексеевой, сопоставив этот памятник с меотскими поселениями Прикубанья, обследованными Н.В. Анфимовым, установить меотскую его принадлежность (Алексеева Е.П., 1976, с. 106).

Что касается городищ центральных районов Северного Кавказа, то лишь немногие из них подвергались раскопкам. Это, в частности, наиболее крупные из городищ Северного Кавказа – Алхан-калинское в Чечено-Ингушетии (раскопки А.П. Круглова, Г.В. Подгаецкого, В.Б. Виноградова и др.) и Нижне-Джулатское в Кабардино-Балкарии (раскопки Г.И. Ионе и И.М. Чеченова). Оба городища содержат материалы первых веков нашей эры, однако слои этого периода выделяются плохо, так как перекрытые сверху мощными напластованиями раннесредневекового времени они почти полностью перекопаны многочисленными хозяйственными ямами. Поэтому мы не имеем достаточных представлений о характере поселений, типах жилищ, особенностях хозяйственного уклада, ремесел и т. д.

По-видимому, население сарматского времени обитало на поселениях, расположенных на возвышенных местах, не имевших искусственных укреплений. Исследования показали, что возведение оборонительных валов и рвов относится к раннесредневековому времени, в то время как в западных (Прикубанье) и восточных (Дагестан) районах Северного Кавказа укрепленные поселения были хорошо известны и в сарматскую эпоху. Такое отставание центрального Предкавказья отмечал еще А.А. Иессен. Он писал, что наличие в Прикубанье в сарматскую эпоху укрепленных поселений, которые возникают в центральном Предкавказье лишь во второй половине I тысячелетия н. э., объясняется, по-видимому, соседством с Боспором, мирные и военные отношения с которым «ускорили процесс исторического развития в Прикубанье по сравнению с центральным Предкавказьем» (Иессен А.А., 1941, с. 22).

Таким образом, характеристика культуры населения центральных районов Северного Кавказа дается только по материалам могильников.

Раскопки северокавказских могильников начались в конце XIX в. в горных районах Северной Осетии, что объяснялось открытием здесь первоклассных древностей кобанской культуры. Раскопки Г.Д. Филимонова, А.А. Бобринского, В.Л. Тимофеева, В.И. Долбежева, П.С. Уваровой выявили обширный археологический материал, в том числе сарматской эпохи. Памятники этого периода были открыты и в горных районах Кабардино-Балкарии (Миллер В.Ф., 1888).

Памятники сарматского времени предгорной и равнинной зон были представлены лишь отдельными случайно открытыми комплексами. Лишь в 30-х годах здесь начались планомерные раскопки и были найдены первые могильники (курганные и грунтовые) в степной зоне (Моздокские могильники, раскопки Б.Б. Пиотровского 1933 и 1936 гг. и М.А. Миллера 1935 г.). Однако материалы сарматского времени опубликованы лишь частично (Пиотровский Б.Б., Иессен А.А., 1940; Арх. исслед. в РСФСР…, с. 238–248).

Исследование археологических памятников особенно широко развернулось в послевоенный период, в первую очередь благодаря деятельности Е.И. Крупнова, возглавившего впоследствии Северо-Кавказскую экспедицию Института археологии АН СССР. В течение многих лет отряды этой экспедиции обследовали огромное количество памятников на обширной территории Северного Кавказа, открыв ряд поселений и могильников сарматского времени. Комплексы сарматского времени исследовали и экспедиции местных северокавказских учреждений (Минаева Т.М., 1951, 1955, 1960; Алексеева Е.П., 1966).

Первая обобщающая работа была посвящена обзору памятников горных районов и их хронологии. Она принадлежит Е.П. Алексеевой, которая, рассмотрев материалы скифского и сарматского времени, убедительно доказала принадлежность их кобанской культуре (Алексеева Е.П., 1949, с. 191–243). Из этого следовал вывод, что кобанская культура доживает в горных районах вплоть до эпохи раннего средневековья.

Иная картина наблюдается в предгорной и равнинной зонах. Отсутствие достаточного количества материалов не позволяло дать подробную характеристику культуры этих зон. Однако среди немногочисленных погребений сарматской эпохи здесь открыты не только грунтовые ямы, характерные для погребального обряда местного населения и в предшествующее время, но и катакомбы, неизвестные ранее на Кавказе. Это были единичные разрозненные погребения, датируемые I–III вв. н. э.

Поскольку катакомбный обряд погребения приобрел на этой территории особенно широкое распространение в эпоху раннего средневековья, когда здесь, судя по письменным источникам, обитали аланские племена (а первое упоминание алан на Кавказе относится к I в. н. э.), вопрос о связи вновь появившегося катакомбного обряда погребения с приходом на Северный Кавказ сармато-аланских племен возник закономерно, тем более что катакомбные могилы в некоторой степени знали и кочевые сарматские племена. Поэтому точка зрения о том, что катакомбный обряд погребения принесен на Северный Кавказ сарматскими по происхождению аланскими племенами в I в. н. э., до недавних пор была общепризнанной (Смирнов К.Ф., 1952а, с. 15; 1954, с. 209; Кузнецов В.А., 1962, с. 13; Виноградов В.Б., 1963; Алексеева Е.П., 1966, с. 200 сл.). В ряде работ, вышедших в начале и середине 60-х годов, содержится первое обобщение накопленных материалов (Виноградов В.Б., 1963; Алексеева Е.П., 1966). Их авторы пришли к заключению, что предгорные и равнинные районы центрального Предкавказья были заселены в сарматское время сначала сиракскими, а с I в. н. э. – аланскими племенами, вторжение которых привело к отливу местного населения к горам (Виноградов В.Б., 1963, с. 105–107).

Раннее появление алан на Кавказе доказывалось и на основании данных письменных источников (Гаглойти Ю.С., 1966).

Последующие раскопки в предгорных и плоскостных районах, широко развернувшиеся в 60-х и 70-х годах, выявили массу новых памятников сарматского времени. Было исследовано несколько обширных могильников: Нижне-Джулатский в Кабардино-Балкарии и Подкумский близ г. Кисловодска (раскопки М.П. Абрамовой), Чегемский могильник в Кабардино-Балкарии (раскопки Б.М. Керефова и А.Х. Нагоева), Ханкальский могильник в Чечено-Ингушетии (раскопки В.Б. Виноградова и В.А. Петренко). Кроме того, в результате археологических работ, проводимых в эти годы различными исследователями (Т.М. Минаевой, Е.П. Алексеевой, Н.Н. Михайловым, А.П. Руничем, В.И. Горемыкиной, П.Г. Акритасом, И.М. Чеченовым, И.М. Мизиевым, Р.М. Мунчаевым, В.Б. Виноградовым и др.), на территории предгорной и равнинной части центральных районов Северного Кавказа было открыто значительное количество комплексов сарматского времени – как подкурганных захоронений, так и разрозненных грунтовых могил.

Новые материалы выявили существенные различия как в погребальном обряде, так и в характере инвентаря между памятниками предгорной и равнинной зон, с одной стороны, и горной – с другой. Различия, по-видимому, обусловлены тем, что равнинные и предгорные районы были открыты для проникновения кочевавших в степях Предкавказья ираноязычных Кожевников, процесс оседания которых на территории Северного Кавказа начался, очевидно, еще в скифское время. В сарматскую эпоху этот процесс усилился, что привело к еще большим различиям между памятниками указанных зон (горной и предгорно-равнинной). Поэтому характеристика памятников сарматского времени будет дана отдельно для каждой зоны.

В горной зоне, как отмечалось, большая часть материалов открыта в дореволюционное время. К сожалению, в основном эти материалы происходят из различных коллекций и собраний и фактически беспаспортны. Мы имеем лишь незначительное количество комплексов сарматского времени. По-видимому, в силу изолированности различных районов горной зоны можно предполагать наличие локальных особенностей в материальной культуре их населения. Однако в настоящее время мы не обладаем достаточными данными для установления этого. В лучшей степени изучены горные районы юго-восточной Чечни (Ичкерия), однако они тяготеют к Дагестану и не входят в исследуемую территорию (о них будет сказано в главе десятой).

Характеристика культуры населения горных районов дается на основании погребальных комплексов Северной Осетии, открытых еще в конце XIX в. в могильниках Кобани и Карцы. Небольшие раскопки в Карце были проведены в 70-х годах XX в. М.П. Абрамовой и В.И. Козенковой (Абрамова М.П., 1980, с. 65–70; Козенкова В.И., 1984, с. 113–119).

Исследование материалов открытых комплексов свидетельствует о том, что в сарматское время в горных районах сохраняются те же типы могильных сооружений, которые характерны для памятников предшествующего времени, за исключением каменных ящиков. Последние кобанские племена в сарматское время почти не сооружали, они встречаются главным образом в Дигории. Наиболее распространенными в то время являлись грунтовые ямы. Стенки их у дна обкладывали каменными плитами или плоскими булыжниками (табл. 107, 1, 2). Засыпка ям также часто состояла из камней. Возможно, к первым векам нашей эры относится появление в горных районах подземных каменных склепов (Лезгур, Балта), получивших здесь довольно широкое распространение в эпоху раннего средневековья. Характерное для памятников скифского времени скорченное положение костяков сохраняется здесь вплоть до рубежа нашей эры. В погребениях рубежа нашей эры и первых веков нашей эры преобладало вытянутое положение покойных (табл. 107, 21) при наличии небольшого процента скорченных. На рубеже нашей эры намечается тенденция и к изменению ориентировки погребенных. Широтная ориентировка, характерная для скифского времени, наблюдается здесь до рубежа нашей эры: в могильниках Кобани преобладала западная, в могильниках Карцы – восточная. С рубежа нашей эры распространяется меридиональная ориентировка могильных ям, а покойных – головами как на север, так и на юг.

Изучение имеющихся комплексов сарматского времени показывает, что в целом для памятников горных районов центрального Кавказа характерно сохранение древних форм инвентаря. Особенно четко это прослеживается при рассмотрении предметов одежды и украшений. Некоторые типы фигурных пряжек (с крюком на обратной стороне – табл. 107, 7) находят прямые аналогии в материалах горных районов скифского времени. Появляются новые типы пряжек – в виде одинарных или двойных колец (восьмеркообразные пряжки) с коническими выступами на раме и неподвижным язычком (табл. 107, 8, 9, 34). В ряде погребений найдены массивные пряжки типа сюльгам, а также обычные круглорамчатые пряжки с подвижным язычком. Среди фибул значительно преобладают миниатюрные дуговидные (табл. 107, 36–38), несомненно, происходящие от массивных раннекобанских фибул той же схемы. Реже встречаются так называемые змеевидные фибулы (табл. 107, 35). Фибулы общеевропейских типов получают довольно широкое распространение лишь с первых веков нашей эры (табл. 107, 39–40).

Характерной принадлежностью погребального инвентаря являются бронзовые, железные и биметаллические булавки (табл. 107, 14–16, 42–44), которые в большинстве аналогичны по форме булавкам, встречающимся на этой территории и в скифское время. Местный кавказский характер инвентаря выявляется и при рассмотрении других категорий украшений – браслетов, гривен, перстней, различных привесок, среди которых особенно широко были распространены миниатюрные колокольчики, а также спиральные височные привески (табл. 107, 10–12, 45–50).

Рассмотрение металлических украшений сарматского времени показывает, что очень многие их типы зародились в кобанской культуре раннего времени. Для них характерна лишь более небрежная обработка, чем в ранний период. Существенно изменяется орнамент. Если для украшений предшествующего времени особенно характерен рельефный (в виде спиралей) или ребристый орнамент (на фибулах, браслетах и пр.), то в сарматское время преобладает орнамент, сделанный неглубокими насечками (елочный узор, пояски с косой штриховкой), точечными наколами. Изделия из листовой бронзы, как и в предыдущую эпоху, украшали точечными наколами с обратной стороны.

В погребениях I – начала II вв. н. э. очень часто встречаются бронзовые зеркала-привески с боковой петлей, валиком по краю и высоким коническим выступом в центре (табл. 107, 51). Такие зеркала известны и у сарматов, однако на Северном Кавказе они распространены значительно шире и были, несомненно, изделием местного кавказского производства (Абрамова М.П., 1971, с. 121–132; Барцева Т.Б., 1971, с. 133–138). Во II–III вв. н. э. зеркала данного типа покрываются рельефным орнаментом (табл. 107, 52), тогда же распространяется новый тип зеркал – с центральной петлей (табл. 107, 53).

Бусы, за исключением могильников Карцы, где найдено большое количество бус из одноцветного стекла, которыми была расшита одежда погребенных, встречаются в погребениях относительно редко.

Наиболее характерным оружием в погребениях сарматской эпохи были железные мечи и кинжалы, двулезвийные и однолезвийные. Они, как правило, не имеют перекрестья, навершие – прямое брусковидное, серповидное или кольцевое (табл. 107, 3, 4, 22–24). Найденные в горных районах мечи и кинжалы с серповидным навершием (табл. 107, 3, 4, 23, 24) близки по форме мечам раннесарматской (прохоровской) культуры. Однако они имеют и некоторые отличия – отсутствие перекрестья и наличие в ряде случаев на концах навершия конических утолщений. Серповидное навершие характерно для некоторых мечей Северного Кавказа в раннекобанское и скифское время, поэтому можно говорить о местном происхождении мечей этого типа на Северном Кавказе.

Отличительной особенностью погребений горных районов является почти полное отсутствие в составе их инвентаря наконечников стрел. Лишь в исключительных случаях погребения содержат один-два наконечника. Все они железные втульчатые, различные по форме: трехгранные, трехлопастные и пулевидные (табл. 107, 6, 25, 26). В таких же незначительных количествах встречались наконечники стрел и в погребениях Кобани скифского времени. В погребениях первых веков нашей эры найдены железные удила с подвижными кольцами (табл. 107, 27), а также с двухдырчатыми и колесовидными псалиями (табл. 107, 28, 29).

Керамика горных районов известна очень плохо. Поскольку могилы обкладывали и заваливали камнями, сосуды в большинстве случаев разбивались, а разбитые сосуды дореволюционные исследователи не изучали. При недавних раскопках в Карце были открыты погребения III–I вв. до н. э., содержавшие в среднем по два-три сосуда: безручный (корчагообразный) сосуд, миску и в ряде случаев – миниатюрную плоскую мисочку (табл. 107, 17–19). Керамика сделана с использованием гончарного круга, обжиг плохой. Большие сосуды орнаментированы горизонтальными каннелюрами либо волнистыми линиями, нанесенными палочкой. Некоторые миски имеют у края плоскую ручку. Поверхность многих сосудов слабо залощена. Для могильников Кобани характерны сосуды с выступающим дном (табл. 107, 20, 56), известные здесь и в скифское время.

Таким образом в сарматское время в горных районах сохраняются старые типы погребальных сооружений и инвентаря. Изменения, имеющиеся в них, являются хронологическим показателем, а не свидетельством проникновения сюда новых этнических группировок. Наиболее значительные изменения в составе инвентаря наблюдаются с I в. н. э., когда здесь распространяются бусы, фибулы общеевропейских типов, новые формы привесок, что свидетельствует об укреплении и расширении связей местных племен с Северным Причерноморьем и Прикубаньем. Продолжают сохраняться связи и с Закавказьем, однако значительно менее ощутимые, чем в раннекобанское время.

В целом рассмотренные материалы позволяют говорить о том, что в горных районах в сарматскую эпоху продолжали обитать местные племена – прямые потомки древних кобанцев.

Иная картина наблюдается в предгорных и равнинных районах центрального Кавказа. Здесь открыто более 500 погребений сарматского времени, обнаруженных как в грунтовых могильниках, так и в курганах (см. карту 25). Оба типа могильников распространены по всей исследуемой территории.

Грунтовые могильники сарматского времени были открыты здесь сравнительно недавно – планомерные раскопки их начались лишь в середине 60-х годов. В настоящее время в центральных районах Северного Кавказа известно несколько таких могильников: Нижне-Джулатский (Абрамова М.П., 1972) и Чегемский (Керефов Б.М., Нагоев А.Х., 1976, с. 123–124) в Кабардино-Балкарии, три могильника в районе Кавминвод-Подкумский и Клин-Ярский у г. Кисловодска (Абрамова М.П., 1983, с. 60–69; Виноградов В.Б., Рунич А.П., 1969, с. 118–120) и полностью разрушенный могильник у г. Железноводска (Рунич А.П., 1983, с. 218–222), а также обнаруженный Х.Х. Биджиевым могильник около Хумаринского городища в Карачаево-Черкесии (Биджиев Х.Х., 1983, с. 12, 55, 56).

Вызывает большой интерес открытый Ставропольской экспедицией грунтовой могильник IV–II вв. до н. э. в районе с. Преображенского Прикумского р-на Ставропольского края. Это самый северный из известных грунтовых могильников сарматского времени центрального Предкавказья. По характеру инвентаря он близок могильникам Кабардино-Балкарии (Нижне-Джулатскому и Чегемскому), однако, к сожалению, данных о погребальном обряде, в первую очередь о характере погребальных сооружений, нет, так как могильник полностью разрушен (Петренко В.Г. и др., 1976, с. 143).

В Чечено-Ингушетии к сарматскому времени относится поздняя группа погребений Ханкальского могильника (Петренко В.А., 1980, с. 11–15), в Северной Осетии – почти полностью разрушенный Моздокский могильник (Пиотровский Б.Б., Иессен А.А., 1940, с. 17, 18; Арх. исслед. в РСФСР…, с. 238–242).

Грунтовые могильники сарматского времени устраивались обычно на возвышенных местах – преимущественно на естественных холмах. Лишь Чегемский могильник размещался в насыпи более древнего кургана. Однако большое количество погребений (135) и наличие коллективных захоронений свидетельствуют об оседлом характере населения. Здесь мы имеем дело с использованием насыпи кургана в качестве могильного холма, в связи с чем рассматривать эти погребения как впускные подкурганные (Керефов Б.М., 1985, с. 220), по-видимому, неправомерно.

В отличие от подкурганных погребений, не имевших каких-либо специфических локальных особенностей на всей исследуемой территории, грунтовые могильники довольно четко разделяются на две группы – восточную (Чечено-Ингушетия и Северная Осетия) и западную (Кабардино-Пятигорье и Карачаево-Черкесия). Различия между ними прослеживаются главным образом при рассмотрении погребального обряда и в значительно меньшей степени, как мы увидим ниже, инвентаря. В восточной группе (Ханкальский и Моздокский могильники) основным типом погребального сооружения являлась обычная грунтовая яма, т. е. тот же тип, который был характерен и для местного населения скифского времени. В могильниках западной группы (Нижне-Джулатский, Чегемский, Подкумский) грунтовые ямы сосуществуют с катакомбами, причем последние значительно преобладают.

Все открытые погребения хронологически можно разбить на три больших периода: 1) III–I вв. до н. э., 2) I – начало II в. н. э., 3) II – первая половина III в. Наибольший интерес представляет ранняя группа погребений, датируемая III–I вв. до н. э. Рассмотрение материалов этого периода позволяет поставить вопрос о возможных компонентах, участвовавших в сложении культуры обеих локальных групп.

Погребения раннего периода составляют более 50 % (около 300) от общего числа открытых погребений. Большая их часть (около 170) – грунтовые погребения, остальные подкурганные.

Основная доля грунтовых погребений раннего периода происходит с территории Кабардино-Балкарии (западная группа), где этот период представлен двумя крупными памятниками – Нижне-Джулатским и Чегемским могильниками. Восточная группа памятников характеризуется главным образом материалами Ханкальского могильника (Чечено-Ингушетия).

Как отмечалось, для могильников восточной группы характерны только погребения в грунтовых ямах. Такой обряд мы находим на Ханкальском могильнике, расположенном у г. Грозного. Ранние погребения этого могильника датируются скифским временем – VI–V вв. до н. э. (Виноградов В.Б., 1972, с. 64; Козенкова В.И., 1977, с. 51), поздние – II–I вв. до н. э. (до начала I в. н. э. – Петренко В.А., 1980, с. 12). Могильные ямы прослеживаются плохо, в ряде случаев стены ям у дна обложены деревом. Погребения индивидуальные, реже – парные (табл. 108, 5, 6). В могилах II–I вв. до н. э. костяки лежат в вытянутом положении на спине, руки часто согнуты в локтях, так что кисти покоятся на тазовых костях. Наблюдается преобладание широтной ориентировки костяков (восток и запад) над меридиональной (Петренко В.А., 1980, с. 11–13). Среди особенностей погребального обряда необходимо отметить обычай положения в могилы ритуальных сосудов с гальками, а также наличие меловой подсыпки, кусочков угля, жертвенной пищи (Петренко В.А., 1980, с. 13).

Сходные черты погребального обряда имеют и другие найденные на этой территории грунтовые могилы.

Все бескурганные могильники западной группы локализуются на границе предгорной зоны и равнины. В этих могильниках в III–I вв. до н. э. преобладали катакомбные могилы (около 70 %), второе место занимали погребения в грунтовых ямах.

Почти все катакомбы указанного времени открыты на территории Кабардино-Балкарии. Лишь одна катакомба, датируемая, по-видимому, тем же периодом, была случайно открыта в районе Кавминвод (Рунич А.П., 1961, с. 268, 269).

На территории западной группы известны и другие близкие катакомбам сооружения – каменные подземные склепы (Кабан-гора – Виноградов В.Б., Рунич А.П., 1969, с. 114–116).

Рассмотрение погребений в грунтовых ямах, найденных в могильниках западной группы, выявляет сходство их с аналогичными погребениями восточной группы: они также содержали индивидуальные, реже – парные захоронения, имеющие преимущественно широтную ориентировку (табл. 108, 4), отличались небольшой глубиной залегания. По сравнению с катакомбами в этих же могильниках они содержали невыразительный инвентарь.

Катакомбы, напротив, часто содержали коллективные погребения (от 3–5 до 10–13) и служили, по-видимому, семейными усыпальницами. При каждом последующем захоронении кости погребенных ранее сдвигались к противоположной от входа стене камеры. В камерах иногда наблюдается ярусное расположение костяков, разделенных прослойкой чистой земли.

Все открытые катакомбы делятся по форме на несколько типов: 1) камера расположена под углом к длинной оси входной ямы либо перпендикулярно к ней (табл. 108, 2); 2) камера расположена на одной оси со входной ямой, являясь ее продолжением (табл. 108, 1); 3) входная яма и камера расположены параллельно друг другу (табл. 108, 3).

В ранний период наиболее распространенными были катакомбы 1-го и 2-го типов. Какой из этих типов преобладал, сказать трудно, так как конструкция их на обоих могильниках (Нижне-Джулатском и Чегемском) из-за условий раскопок не была полностью выявлена. Катакомбы 3-го типа по своему устройству напоминают подбои, особенно в тех случаях, когда отсутствует узкое входное отверстие, ведущее в камеру. Среди погребений раннего периода есть лишь единичные экземпляры катакомб этого типа (Чегем). Особенность кавказских катакомб – наличие узкого и часто очень короткого (10 см) входного отверстия, которое закрывалось в большинстве случаев, по-видимому, деревом, реже – камнями (табл. 108, 1).

Ориентировка костяков в камерах катакомб менее устойчива, чем в грунтовых ямах: преобладает юго-западная и юго-восточная (с отклонением к югу и востоку) и северо-западная (с отклонением к западу). Такое разнообразие ориентировок объясняется, возможно, и тем обстоятельством, что в камерах с повторными захоронениями погребенные часто имели отличную друг от друга ориентировку; кроме того, первоначальное их положение нарушалось при последующих захоронениях.

Господствует вытянутое положение покойных, редко встречаются скорченные погребения. У вытянутых костяков руки часто согнуты в локтях, при этом одна или обе кисти были положены на таз. Вытянутые ноги в отдельных случаях скрещены в голенях.

Для многих катакомбных погребений характерно наличие на дне камер тлена от подстилки, а также следов подмазки дна зеленой глиной. В катакомбах часто встречаются кусочки угля, изредка куски мела. В ряде случаев найдены гальки, которые чаще всего положены в сосуды специфических форм (табл. 109, 1–3). Внутри сосудов с гальками часто находят и угли. В некоторых катакомбах обнаружены миниатюрные сосуды (табл. 109, 13, 14), внутри которых находились довольно крупные звенья железных цепей. Сосуды с гальками, и сосуды с цепью характеризуют, несомненно, местные кавказские культы. Хотя в катакомбных погребениях западной группы найдены оба типа этих сосудов (с гальками и с цепью), в целом можно сказать, что в распространении этих культов имеются некоторые локальные различия.