Текст книги "Моя Академия. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Валерий Листратов

Соавторы: Валерий Листратов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 55 страниц)

Два пакета в сознании ощущаю довольно чётко. Будто на них наклеены ярлыки. Воспоминания серые, но немного затертые. Ненадолго кажется, что они принадлежат мне. Будто я давным‑давно внимательно прочитал книгу или прослушал лекции, а теперь стараюсь вспомнить. Практика тоже входит в комплект воспоминаний, руки помнят движения.

Воспользоваться знаниями здесь и сейчас не выходит – слишком уж они подернуты пеплом времени. Нужно продолжать вспоминать и желательно сразу же задействовать всё, что вспомнится.

Очень интересно. Чувствую лёгкое раздвоение личности. Понимаю, что техники и всё, что находится в пакетах – не моё. Просто лежит в моей голове. В то же время – мое. Словно я всё это переживал, просто давно. Много лет назад.

Информация в этом пакете для меня важна. Второй пакет стараюсь не трогать. Ощущения и понимание существа – это сложнее. Вряд ли туда можно погружаться без особой подготовки.

На верхнюю палубу поднимается Прокофьев. Мужик идет по лестнице и видит, что у меня всё в порядке, но проверить должен.

– Мы сейчас вылетаем, – сообщает капитан.

– Спасибо. Мы прибудем через пару часов, как и в прошлый раз?

– Чуть позже, – предупреждает Прокофьев. – К ужину будем. Молодец, что отбился от следаков. Если захочешь обсудить, я буду внизу. Дёргать тебя не буду. Понимаю, что хочешь отдохнуть от людей.

Ничего не отвечаю, только улыбаюсь. Удивляюсь тактичности капитана. Побыть одному и правда не помешает. Слишком много событий за последнее время.

– Молодец, студент. Отдыхай, – голова капитана скрывается в проёме.

Буквально через пару минут корабль слегка дёргается и начинает медленно подниматься в небо.

Следом происходит странное. Возможно, меня провоцирует бескрайняя и безграничная пустота неба. Память и в самом деле раскрывается техниками менталиста.

Глава 17
Пишу письмо Ариадне

Сейчас я здесь один. Без свидетелей. Вряд ли бы они оценили, как я падаю на пол и замираю. Под щекой холодное напольное покрытие корабля.

Разум переносит всё своё внимание на пакет информации менталиста. Он огромен. Здесь несколько лет жизни Кольцова, просто тщательно очищенных от личных воспоминаний. Осознать и переварить всё происходящее так – крайне непростое занятие.

Наблюдаю за своим телом со стороны. Отстраненно. За разумом слежу отдельно. Понимаю, что прямо сейчас переживаю странный момент. В мой разум встраивается набор навыков старого менталиста.

Сразу хочется сказать спасибо существу за проделанную работу. Очищенная память Кольцова – то, что меня не убьет. Если бы пришлось принять сразу все воспоминания о жизни человека, я бы не справился. Неподъёмный пласт информации элементарно мог меня раздавить.

Сразу же выцепляю очень важную технику. Не понимаю по каким причинам, но обычным магам её не преподают. Хотя, как мне кажется, элементарное обучение в Академии должны начинать именно с неё.

Техника, с одной стороны, несложная, но маги разума очевидно считают, что она работает только у профессиональных разумников. Вот только в моем случае техника как родная ложится на моменты из прошлой жизни. Может быть, если убрать две первые ступени, то ничего бы и вовсе не получилось. Но эти ступени есть. И я ими пользуюсь.

Самое важное – отстройка. Возможность посмотреть на себя со стороны и работать со своим разумом как с чужим. У меня уже был подобный опыт.

Техника разумников очень сильно напоминает построение «чертогов разума». Только в данном случае упор идет на личную магию человека и более четкую структуру разума. И строить их надо снаружи. В этом тонкость. И, кажется, для большинства магов, непреодолимая. Слишком они сживаются со своей магией.

Первоначальное построение – для разумников, может быть, и простое. Настолько, что они даже за технику её не считают. У них всё идет по умолчанию. А вот человеку, не склонному к менталу, такому как я, например, чтобы сделать первые шаги, всё своё внимание приходится перенести вовнутрь. Без навыка отстройки у меня бы ничего не вышло. Нулевой шаг как краеугольный камень – без него здание не построить. От него выстраиваю свои чертоги кирпичик за кирпичиком.

Продолжаю следить за телом, но отвлечённо. Лежит, не захлёбывается, дышит – всё нормально. Можно продолжать дальше.

Очень удачно, что капитан оставил меня одного.

Не тороплюсь, потому что понимаю, что первый шаг очень важен, но вместе с тем сильно отнимает время. Строю наметки стен в своих чертогах. Вспоминаю знакомые места из этой или из прошлой жизни. Встраиваю их в качестве основы под свою огромную библиотеку: в одной из комнат можно запереть один пакет информации, в другой комнате разложить второй. Собираюсь усваивать всё постепенно и когда буду готов. Техника позволяет раскладывать всё по отдельным комнатам и пользоваться по надобности.

Смотрю на своё тело, вижу, как открываются глаза. Шевелю руками, смотрю по сторонам. Снова чувствую своё тело. Отстройка прошла безболезненно. Вернулся тоже вовремя: на лестнице слышатся шаги.

– Студент, ты чего притих? – спрашивает Прокофьев. – Есть, пить не просишь. Я тебе чаю с дикими ягодами принес. Ты такого точно нигде не попробуешь.

Фух. Успел. Выдыхаю и с благодарностью принимаю чашку. Руки слушаются, будто ничего пару минут назад тут не происходило. Разум отпускает меня. В голове будто очистилось место. Мысли более четкие и совершенные.

– Ты в порядке? – уточняет капитан, наблюдая моё легкое волнение.

– В полном, – говорю. – Тут время летит незаметно, – показываю на бескрайнее небо.

– Здесь ты прав, – соглашается кэп. – Волшебное место. Не шучу. Все самые важные решения принимал здесь. А что – тихо, спокойно и мухи не кусают.

– Мне кажется, я тоже кое‑что сегодня осознал, – признаюсь.

Капитан не задает лишних вопросов, только с пониманием улыбается.

– Как закончишь с размышлениями, спускайся, ещё угощу, – обещает Прокофьев и исчезает на лестнице.

Отставляю пустую чашку. После чая по телу пробегает волна бодрости.

Понимаю, что в общем и целом получил настоящий подарок от лже‑Кольцова. Он не просто перебросил мне структурированные воспоминания и навыки. Вдобавок он перестроил это всё в программу, которая помогает мне осознать. Если бы не моя склонность к менталу или отсутствие прошлого опыта, то шансы на успех нулевые. Большая часть опыта Кольцова не зацепилась бы за разум и пропала бы в никуда.

Запомнить отдельные важные – это да, запомнил бы. А вот полноценный объём навыков – очень вряд ли.

Всё еще прихожу в себя. Очень интересное состояние. Двойственное. У меня в голове образуется знакомое место, куда я могу заглянуть в любой момент. Разум после посещения опять‑таки прочищается как холодным ветром. Там я могу вытащить любое холодное знание и перевести его в навык.

Обратно, как оказалось, выйти тоже легко. В любой момент возвращаюсь себя, становлюсь Ларионом со всеми своими чувствами и возможностями.

Кажется, я понимаю, почему менталисты – столь неприятные люди. Они делают каморку в голове основой своего разума. А ведь она – просто дополнение. Это внешняя часть, инструмент – не более.

Менталистов очаровывает собственная мощь, редкий инструмент. Именно поэтому они получают огромные возможности, теряя кое‑что более важное – человечность.

Хорошо, что это сейчас не про меня. Вот бы придумать способ, как передать это Ариадне… Достаю информер и записываю всё то, что осознал сейчас. Вдруг моё сообщение поможет девушке уберечь себя от диктата менталистов. Остается верить, что она найдет силы и время, чтобы зайти в личную зону. Лже‑Кольцов разблокировал Ариадне магию разума. Думаю, у нее будет всё глобальнее… Но, вдруг…

Пишу сообщение аккуратно и все больше общими словами. Не удивлюсь, если личную зону девушки будут просматривать.

Перевожу свои ощущения в понятную только нам двоим, из‑за опыта Кольцова, формулировку: «Приобретая холодное здание с просторными чертогами, интересными переходами, отличной библиотекой, не забывай, что у тебя есть уютный и близкий тебе дом, в котором ты счастлива».

Есть у меня лёгкое подозрение, что Ариадна переживает всё то же самое, что только что пережил я. Письмо – единственное, что могу сделать. Слова дадут ей возможность задуматься и зацепиться за свою прошлую жизнь. При этом не потерять эмоции и своё сердце.

Смысл прекрасно ложится на приобретённые навыки Кольцова. Возможно, у него в жизни было что‑то своё, связанное с домом. Надеюсь, что у меня получится сыграть на схожести нашего опыта. Очень хочется помочь девчонке сохранить себя.

Жаль, что я никак не могу повлиять на ребёнка Прокофьева, но всех не спасёшь. Посмотрим. Буду надеяться, что пути решения для тех, кто уже сформировал себе этот холодный чертог, тоже найдутся.

На информер почти сразу приходит сообщение. Удивляюсь. Неужели так быстро пришел ответ от Ариадны?

Захожу в устройство и открываю личную зону. Нет, от Ариадны ни слова. Сообщение не прочитано. Зато сбросили данные по семье моего дядьки.

Видимо, у следователей только сейчас дошли руки до записей Кольцова. Если так разобраться, то фактически они выполняют его обещание. Значит, весь наш разговор со следаком у этих ребят тоже есть. Уверен, они его тщательнейшим образом анализируют. Жаль, конечно, что в ближайшие несколько недель до семьи моего дядьки я добраться не смогу. Да и потом не факт, что получится. Всё‑таки выход в город – форс‑мажор, обеспеченный следователями.

Но вот финансово можно помочь и сейчас.

Нахожу в контактах дядькину жену. Перевожу на её имя крайне приличную сумму, если учитывать стандартное жалование. Вне графской службы на эту сумму можно жить лет пять‑семь точно, может быть, и больше. Не знаю, сколько платил дядьке мой отец, но сомневаюсь, что много. Всё‑таки родственники. Да и пограничное имение вряд ли приносит сейчас много средств.

Рад, что мне достаётся достаточно много империалов для такого жеста. К перечислению прикладываю вполне себе теплое письмо. Пусть у меня сейчас отношение к дядьке больше ровное, но, когда Ларик был маленьким, дядьку любил. Да и научился многому только благодаря совместным тренировкам и занятиям. Погружаюсь в давние ощущения и заканчиваю текст письма.

В верхней части экрана вижу ещё пару запросов, ждущих моего подтверждения. Похоже, это как раз те самые относительно небольшие суммы в пределах двухсот‑трёхсот империалов. Похоже, мои сокомандники начали заказывать себе амулеты и одежду у кладовщика. По нашей договорённости с Германычем все заказы группы он выполнит сразу же, так что данные должны прийти если не этим, то следующим дирижаблем.

Сразу же подтверждаю все суммы. От этого становится легче: всё‑таки обеспечение группы – залог нашего выживания.

На всякий случай еще раз просматриваю сообщения. Больше ничего нового или важного отыскать не получается. Перед тем, как выключить экран, еще раз открываю диалог с Ариадной. Сообщение не прочитано.

Всё‑таки Германыч оказался прав – неубиваемого информера, который запросто помещается в широком кармане формы, для моих целей вполне себе хватает.

Спускаюсь вниз. Прокофьев, как и сказал, сидит в кают‑компании.

– Молодец, что спустился! – грустно улыбается он. – Садись. Пообедаешь со мной?

– Да, я вроде пару часов назад… – думаю отказаться, но тут понимаю, что дико голоден.

Все мои экзерсисы на верхней палубе не остаются незамеченными для организма. Манипуляции оказались магически емкими, но прямую параллель с едой я как‑то не проводил.

– А ведь да, – говорю капитану. – С удовольствием пообедаю.

– Отличный аппетит – залог хорошей работы, – говорит, Прокофьев и два раза стучит по амулету на столе.

Видимо, переговорник уже настроен на кухню.

– Я так и думал, что ты спустишься голодный: всё‑таки целых два часа там наверху торчишь, – пожимает плечами кэп. – Так что я заранее заказал обед нашему коку.

– А если бы я не захотел? – улыбаюсь.

– Не захотел бы – тоже ничего страшного, – отвечает Прокофьев. – На корабле и без тебя всегда есть, кто не против перекусить. А я с тобой кофе попью. Мне тут по секрету шепнули, что ты тоже кого‑то потерял.

Явный намёк на Ариадну. Слухи разлетаются махом. Наверное, даже быстрее, чем любые официальные новости. Удивительное свойство. Прикидываю: за те полчаса перед вылетом Прокофьев разговаривал только с барышней из бухгалтерии. Наверняка ему перепало много рассказов о чем угодно. В том числе и обо мне.

– В каком‑то смысле потерял, – соглашаюсь. – Не то чтобы очень близкого мне человека… но всё равно я вас теперь чуть больше понимаю.

Да и если признаться самому себе, о девушке вспоминаю всё чаще. По крайне мере сегодня. Хотя в основном этому способствуют другие обстоятельства.

– Знаешь, мы в прошлый раз поговорили, – вспоминает капитан. – Я подумал, что обязательно дождусь совершеннолетия сына. Покажу ему верхнюю палубу. Может даже познакомлю вас. Главное, чтобы ничего страшного за это время с ним не случилось. Да и со мной, чего уж греха таить. Перелеты все эти… Небо – оно мудрое, конечно, отвлекает своими проблемами, когда совсем край. Сегодня повезло – тихо, можно о своем подумать.

– Не все перелеты проходят гладко? – спрашиваю.

– Всего и не припомнишь! – вздыхает Прокофьев, но уже чуть веселее. – Наша команда чего только не повидала. А, смотри, всё равно летают! Беды им ни по чем. Мои ребята, нечего сказать. Ты ж понимаешь, команда – это как второй дом. Друзья‑товарищи. В самое темное время только на них и можно положиться.

Кэп уходит в сторону от моего вопроса, а я не настаиваю.

– Повезло вам с ними.

– Ну да, ну да, – со вздохом говорит Прокофьев. – А вот и еда.

В недолгую паузу вклинивается кок. Он привозит тележку с накрытыми блюдами и чашкой кофе.

– Обед, кофе и булки, – улыбается парень. – Угощайтесь, капитан!

Кок забирает пустую тележку, а капитан двигает ко мне тарелки.

– Не стесняйся, налетай, – говорит Прокофьев.

Открываю крышку – под ней толстый кусок мяса с овощами. В отдельной чашке небольшая порция салата. Рядом стакан морса и небольшая корзинка, в ней сладкие булки. В общем‑то ничего специфического, но именно сейчас кусок мяса мне очень даже не помешает. Поглядываю на Прокофьева.

Я, конечно, мог бы ему рассказать и про чертоги, и про Кольцова, но проблема в другом – как это всё объяснить? Ладно, допустим, подберу слова, расскажу. Что дальше? Как мой рассказ поможет капитану? Да никак. Сына у него забрали. Связи с ним нет. А если бы была, то подросток вряд ли сможет воспринять достаточно простую, но совершенно неочевидную концепцию. Поглядываю на капитана с некоторым сочувствием.

Капитан вообще не замечает моих взглядов. Я снова вызываю у него наплыв воспоминаний и переживаний. Прокофьев, словно на автомате, каждые пять секунд делает глоток из чашки. С интересом смотрю, чем это кончится. Сам с аппетитом уплетаю мясо и овощи.

Кок приносит Прокофьеву далеко не кофейную чашку, а прямо глобальную – примерно на пол‑литра. Её, скорее, можно назвать супницей. Но идея хороша – пьёшь себе любимый напиток, и никому не надо бегать за добавкой.

За это, пока капитан приканчивает свою порцию кофе, съедаю и стейк, и салат, и даже успеваю откинуться на стуле. От еды получаю настоящее удовольствие.

Капитан смотрит в одну точку. В какой‑то момент кофе у него заканчивается. Он в недоумении смотрит на чашку, как будто просыпается. Внимательно смотрит на меня и оглядывается вокруг.

– А? – спрашивает.

– Вы просто задумались, – пожимаю плечами. – Спасибо за обед. Спасли бедного студента от голода.

– Да, есть такое, – приходит в себя капитан, но на мою шутку не реагирует. – Жить надо дальше, – подытоживает свои же мысли. – Ладно, студент, – посматривает в иллюминатор. – Кажется, мы подлетаем. Рад был тебя увидеть.

– Взаимно, – отвечаю.

И это правда. Прокофьев очень комфортный человек. И неважно: разговаривает или молчит. Вокруг него чувствуется своеобразный уют.

– Ладно, готовься к выходу, – кэп всё еще немного пребывает в своих мыслях. – Хотя чего тебе там готовиться? Только подпоясаться. У тебя же нынче с собой ничего нет.

Капитан ухмыляется и уходит в рубку. Я остаюсь за столом и наблюдая в иллюминатор, как наш корабль подлетает к зданию Академии. Вижу, что дирижабль приступает к снижению, поэтому выходить никуда не собираюсь. Приближается лес, за ним замок.

Ещё пара минут – и дирижабль касается поля.

– Давай, удачи! Заходи, если что, – капитан выходит из рубки и кидает пару напутственных слов.

– Обязательно, – прощаюсь с ним и выхожу на улицу.

На взлётном поле меня встречает Алекс. Интересно, как давно он тут меня ждет? Особенно, если учитывать, что дирижабль прилетел позже своего расписания. Куратор непривычно озабоченный.

– Привет, – говорю.

– Привет‑привет, пойдём скорее, – машет мне рукой.

Иду за Алексом по коридору. Замок за три дня абсолютно не меняется. Откуда уехал, туда и приехал. Удивительное чувство – похоже на то, что возвращаюсь домой.

– Как дела? – спрашивает куратор. – Всё сделал, что хотел?

– Да, – говорю, – всё в порядке. Больше следаки меня не побеспокоят. Единственное – сказали, что приедут чуть позже, снова будут спрашивать про тот прорыв.

– Прорыв, ага… это хорошо, – говорит куратор.

– Хорошо? – удивляюсь.

Реакция непонятная. Видно, что Алекс задаёт вопросы больше по инерции. По большому счёту ничего интересного и важного не спрашивает. А может быть, и вовсе беседует со мной из вежливости.

– Что‑то случилось? – уточняю.

– Случилось, случилось! – отвечает куратор. – Но это пока не так важно. Пойдём.

Глава 18
Нам находят работу

– А что случилось? Не поделишься? – спрашиваю.

Всё‑таки интересно, что изменилось за время моего отсутствия.

– Тебе в группе всё расскажут. Никакого секрета тут нет, – отвечает Алекс, нахмурив брови. – Если вкратце, пропали два человека за последние три дня. – Все из разных групп.

– А с моими, что? – тут не на шутку беспокоюсь.

Сразу прикидываю, кто из наших мог попасть в передрягу. Аглая без Марка никуда не ходят, за этих двоих не переживаю. Макс последнее время постоянно ходит с Мариной. Остаётся Олеся… Хм. А ведь за девчонку все же беспокоюсь. Не хочется, чтобы с ней приключилось что‑нибудь ненужное.

Тут же подтягивается еще одна мысль. Если хочу этих ребят называть своей группой, все же стоило хотя бы пару слов тиснуть им в информере. Ладно, не страшно. Главное, снарягу оплатил.

– Кто из наших? – повторно задаю вопрос, не выдержав паузы.

– Твои предупреждены. Они по одному не ходили, – рассказывает Алекс.

Фух. Будто камень с плеч.

– На удивление никуда не вляпались, – грустно ухмыляется куратор.

– А пропали…? – стараюсь добиться ответа.

– Кто в одиночку по замку ходили, те и пропали, – поясняет парень. – Сказано же вам, ходите парами или тройками. Нет, мы же самые умные. Первый год в Академии, а всё туда же.

По словам Алекса, делаю незатейливый вывод.

– Получается, потеряли только первачков? – уточняю.

– Не потеряли, они сами пропали. Академия не несет ответственность, если идёт грубое нарушение правил, – бурчит куратор, но понимает, что бесполезно, и выдыхает. – Да, только первачки, и только ваш поток, – подтверждает Алекс. – К сожалению, мы пока даже не знаем, куда они делись.

– В смысле, вы их так и не нашли? Даже примерные точки? – эта информация откровенно удивляет.

Вспоминаю, как мы в первый раз оказались в коридоре. Ждали нервно, но не так чтобы долго. Второй раз, когда провалился на этаж один – меня тоже нашли практически сразу. Неужели система дала сбой?

– Пока нет, – отвечает Алекс и останавливается. – С тобой тогда повезло, что сразу след взяли. Прошло бы еще часа два‑три, как с этими – и все, так сразу бы не нашли бы. Но мы своих не бросаем до последнего. В общем, из неприятного: пропала девчонка‑целительница из вашего потока. Она без ученического амулета. Мы нашли его в коридоре: валялся отдельно. Ты очень вовремя вернулся. Так что твоя группа тоже сможет поучаствовать. Мы как раз организовываем поисковые партии.

– Кто второй? – узнаю, чтобы лучше понимать ситуацию.

– А вот тут вторая неприятная новость: твой товарищ, – сообщает куратор.

От этой новости немного теряюсь. Из всех, кого могу назвать товарищами – это сокомандники, либо на крайний случай Германыч с Пилюлькиным. С остальными не особо общался.

– Кормак, – говорит Алекс, и я выдыхаю.

– С чего ты решил, что мы друзья? – задаю вопрос.

– Да так, видел вас несколько раз вместе возле столовой и возле целительского кабинета, – пожимает плечами Алекс. – К слову пришлось.

Да уж. Видимо, речь идет про тот самый случай, когда Кормак отрабатывал наказание, а я занимался с целителем. Сейчас меня интересует другое – как его угораздило. Хотя, если вспомнить боевой и отчасти волчий характер парня, немудрено, что он просто‑напросто забил на все запреты.

– За это время они не погибли? – спрашиваю.

– Точно нет, – уверенно говорит куратор. – Во‑первых, они все пропали сравнительно недавно. Кормак – вчера ночью, или поздним вечером – мы не знаем. Сегодня утром – Майя. Во‑вторых, они точно все живы.

– Откуда Академия об этом знает? – уточняю.

– Академия может косвенно отслеживать студентов – по клятвам, – поясняет Алекс. – Даже если нет доступа к ученическим амулетам. Косвенное представление мы имеем. Оба пока что живы. Не знаю, на сколько их хватит… И, да, преподавателей для поисков недостаточно. Первого ушли искать ещё ночью, вернулись ни с чем.

– А тут ещё одна пропажа… – говорю, чтобы поддержать разговор.

– Раз ты вернулся, твоя группа пойдёт с нами, – сообщает куратор. – Понятно, что мы особо ничего от вас не ожидаем, но для массовки не помешает. Мало ли. Ты же помнишь, как Германыч рассказывал про новые коридоры в замке? Они сами проецируется и никого не спрашивают. Любая группа может наткнуться на нужный.

– Да, пока есть воля, поддерживающая их… – вспоминаю слова завхоза.

– вот‑вот. Именно так, – кивает Алекс. – Соответственно, найти студентов вовремя можно, но нам не хватает людей. Все же поиск в таких местах, спустя несколько часов, больше зависит не от мастерства, а, скорее, от везения.

– А если привлечь другие курсы? – предлагаю.

– Не получится. Ваша группа еще может сойти за одного преподавателя, если ходить по относительно безопасным местам, – прикидывает Алекс. – А с твоими возможностями, – намекает на револьвер. – Мы более‑менее за вас спокойны.

– Понял, тогда соберу группу, – с готовностью отвечаю.

– Погоди. Один по замку лучше не ходи, – предупреждает куратор. – Скажи, чтобы все проверили свои ученические амулеты. Главное, ни при каких обстоятельствах с ними на расставайтесь. По ним мы в любом случае вас найдём сразу же. А вот старшаки – они, конечно, могли бы помочь, но они просто не справятся.

– Они же наверняка знают больше нашего? – удивляюсь.

– Да, но тут дело в другом, – объясняет Алекс. – Вы ещё не так сильно влияете на поле прорыва. Поэтому у вас есть шанс отыскать нужное отражение, куда пропали ученики.

Мы продолжаем медленно идти по направлению к замку. Куратор будто специально замедляет скорость и оттягивает время. На самом деле, я ему за это благодарен. Чем больше исходной информации – тем быстрее пойдет дело.

– А старшие курсы… – продолжает Алекс. – Как бы так сказать… они слишком «тяжёлые», что ли… Они свои коридоры или комнаты прокладывать будут, а это нам сейчас точно бесполезно. Даже вредно – больше наводок. Да и если столько народа запустить – они целый лабиринт притянут, да еще и частично нестабильный – зачем это Академии? Старшекурсники пока совсем не могут себя контролировать. Преподаватели могут. Вот и получается, что у нас из поисковиков только преподаватели и ваша группа. Остальных же первачков мы просто не можем взять в эту работу, да и нет смысла – за ними в этом случае тоже нужен глаз да глаз. Получится больше вреда, чем пользы.

Принимаю на веру размышление куратора. В принципе, в нём есть определённая логика.

– Хорошо, понял, – отвечаю. – И конечно же, мы поможем, если ребята уже согласились.

– Согласятся, куда денутся, – хмыкает Алекс. – С тобой точно пойдут. Ты слишком удачливый охотник, да и Германыч сказал, что твоя группа заказала у него снарягу. Я глянул, такой вполне достаточно, чтобы без лишней паники перемещаться по замку.

Удивляюсь. Как быстро курсирует информация внутри Академии. Я видел только счета, а наш куратор в курсе всех подробностей. Забавно.

– Ладно, – аккуратно говорю. – Не знаешь, где сейчас моя группа?

– В столовой. Ты вообще голодный? – интересуется Алекс.

– Да не особо, меня Прокофьев накормил, – отмахиваюсь. – На корабле недурно готовят. Порции большие. Булки вкусные.

– Это что, капитан дирижабля? – откровенно удивляется Алекс. – Надо же! Ты сейчас стал для меня человеком‑загадкой.

– Почему? – не до конца понимаю.

– Прокофьев никого не кормит, – задумчиво объясняет куратор. – Корабль для него почти что дом. Ну, ты слышал – мой дом – моя крепость. Вот, Прокофьев это воспринимает буквально. Он там царь и бог. Исключений никому не делает. Не делал, – поправляет сам себя Алекс. – Хорошо, что ты не знаешь наших с ним взаимоотношений. В общем, прими на веру.

– Мне он показался очень доброжелательным и гостеприимным, – честно говорю своё мнение.

– Кто? Прокофьев? – переспрашивает Алекс. – Ага, ага… не знаешь, куда деваться от такого гостеприимства. Ладно, Орлов, мы пришли. Твоя столовая, – кивает мне на пустой коридор. – Я тебя провожу до двери. Особо не рассиживайтесь. Как узнаю время отправления, сразу вас найду. Пока понятно?

– Ну да, – соглашаюсь. – Про амулеты всем передам.

Новость про капитана меня заинтересовывает не на шутку. Но понимаю, что сейчас не время. Куратор пока не готов вдаваться в подробности. Можно потом уточнить у Германыча, но тот вроде о капитане плохим словом ни разу не обмолвился. Но ему и не положено – на нем завязаны поставки в Академию.

– В общем, смотри, если твои ребята будут расспрашивать – скажи, что шансы найти пропавших есть, – подготавливает меня куратор. – Время в новых коридорах идёт не всегда линейно. Особенно, пока идёшь по коридору один. Ну, ты об этом знаешь. На тропе тоже своё кино.

– Получается, в коридорах прошло меньше времени, чем здесь? – задаю вопрос.

– Надеемся, раз Майя и Кормак все ещё живы, – подтверждает Алекс. – Если минимально влиять на отражение и двигаться в их потоке, всем будет проще. Короче, я тебе не смогу объяснить на пальцах, сможет директор, он тоже пойдет в поиск. Сейчас, по‑видимому, всем будет не до объяснений. Спросишь потом. Короче, имей в виду, что вы можете справиться. Далеко заходить не надо. Понял? Всё, я побежал! Загляну к вам, как только буду знать точное время выхода.

Алекс быстрым шагом идёт дальше по коридору, а я захожу в столовую Академии.

Своих сокомандников замечаю сразу, а вот они меня нет. Ребята переговариваются между собой, и никто из них не смотрит в мою сторону. Замечаю, что Олеся сидит отстраненно и грустит. Зато Макс и Марина оживленно обсуждают какую‑то тему. Аглая периодически вставляет реплики, а Марк молча слушает.

Сначала иду на раздачу. Решаю всё‑таки не брать полноценный ужин и ограничиться чашкой кофе. Не с пустыми же руками сидеть за столом.

Забираю чашку, пару булочек и направляюсь к столу моей группы.

Ребята без умолку спорят, о чём именно – мне пока не слышно. Подхожу ближе.

– Принят к работе – это ещё не заказан, – доказывает Аглая пессимистичную мысль всем остальным. – Мы не знаем, будет у них в наличии всё, что нам нужно или не будет. Да и Ларик не оплатил, а кладовщик ничего об этом не сказал, а теперь вообще непонятно – оплатит ли. Логичнее рассчитывать, что нет, – говорит девушка.

Ставлю поднос на стол. Все взгляды устремляются на меня.

– Будет, будет. Я уже подтвердил запрос, – наугад говорю ребятам.

Олеся тут же поднимает голову и расцветает прямо на глазах. Ребята удивлены не меньше.

– Ларик, какими судьбами! – говорит рыжая.

– Следователи отпустили, вот я и вернулся, – рассказываю. – Прилетел на первом же дирижабле.

– Что? – удивляется Макс. – Чего им от тебя надо?

– У нас тут слухи ходят, – чуть тише поясняет Марина. – Что тебя арестовали. И что теперь ты вообще не вернёшься в Академию.

– Как видите, не всем слухам можно доверять, – улыбаюсь. – А кто сказал?

– Игорь, – вставляет свои пару слов Аглая. – Это тот, у которого всегда всё плохо. Помнишь такого?

– Ага, вроде, – смутно припоминаю. – А он‑то откуда может знать?

– Сказал, что слышал от преподавателей, – пожимает плечами Марина. – Но мы ему тоже почти не поверили. Ты чего стоишь как неродной, присаживайся.

Ребята двигают стулья так, чтобы я сидел в центре стола.

– Интересно, – задумываюсь. – На самом деле никто меня не арестовывал. Я просто помогал следствию и расследованию, – сажусь за стол и снимаю с подноса чашку кофе и булочки. – Угощайтесь, – говорю. – Деньгами я, конечно, не разжился, но про городок немного разузнал.

– Ладно, мы уже поняли, что доверять этому Игорю нельзя, – отмахивается Аглая. – Рассказывай лучше, чего узнал?

– Прикинь, на днях в городе опять «Сарай» сожгли, – перехватывает слово Макс. – Тебе там ничего не рассказывали?

– Нет, не рассказывали, – говорю ребятам и вижу, как они незначительно расстраиваются. – Но я там был в момент пожара.

– Да ладно, ты был в самом «Сарае»! – удивляется Марина. – И как там?

– Видимо, каждый раз по‑новому, – улыбаюсь. – Так как было при мне, уже не будет никогда. После пожара они его отстроят как‑нибудь по‑другому.

В глазах группы горит неиссякаемый интерес.

– Ну, всё‑всё, крутой, – фыркает Аглая с ноткой зависти.

– А там на самом деле алкоголь подают? – уточняет Макс.

– Продают. Если ты сейчас про пенное, – отвечаю. – И кормят такими порциями, что голодным точно не останешься.

– А бои там проводятся? – в разговор включается Марк.

Пока что из всей группы ни одного вопроса не задала только Олеся. Девчонка, не отрываясь, смотрит на меня с широченной улыбкой. В пылу беседы никто, кроме меня, этого не замечает.

– Ага, проводятся. Ещё какие, – говорю. – Есть целая арена, прямо за сгоревшим кабаком. Её, кстати, огнём не затронуло. Да и, вообще, там много веселого.

– Отлично! Вот как нас выпустят… – мечтательно представляет Макс.

– Когда нас выпустят в город, то в «Сарай» всё равно не пустят, мы ещё слишком молоды, – прерываю мечты парня. – Нам туда можно только со следующего курса. Так что максимум, что нам светит – просто пошариться по городу.

Девчонки переглядываются между собой и усмехаются. Причём все трое. Похоже, что‑то я упускаю.

– Но тебя‑то каким образом туда пустили? – удивляется Макс. – Ты же сам говоришь, что побывал в «Сарае».

Вот, опять же, интересно. Со мной столько всего произошло, а ребят интересует именно студенческий кабак. Все же, мы люди очень непоследовательные. Рассказывать им в подробностях тоже не вижу смысла. Будут меньше знать, проще будет жить. Если уж Максу так приспичит, спросит позже – тогда расскажу.