Текст книги "Заговор обезьян"

Автор книги: Тина Шамрай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 54 страниц)

По сообщениям ИА Киодо Цусин и Синьхуа, группа, обнаруженная в горах одной из северных провинций Китая, оказалась потерявшимися туристами. Они с радостью встретили вертолёт, что сел недалеко от их стоянки. Но были удивлены тем, что их тщательно обыскали и допросили. Допрос пяти человек велся в течение суток, и только после этого один из туристов смог дозвониться родственникам в Пермь. Таким образом, китайский след в истории с исчезновением беглого миллиардера оказался ложным.

Не менее пятнадцати человек пострадали в ходе разгона стихийного митинга, который пытались провести левые активисты на Берниковской набережной в районе Яузских Ворот. Молодые люди были избиты так жестоко, что, по крайней мере, нескольким из них потребовалась медицинская помощь. Семь человек были госпитализированы. Стоит отметить, что происшедшее – только эпизод в развернувшейся, на улицах нашего города войне власти и оппозиции.

Агентство «Reuters» сообщило сенсационную новость. По данным агентства, на базу Эндрюс транспортником ВВС был доставлен и помещён в госпиталь, в палату интенсивной терапии некий мужчина. В этой связи удивляет та завеса секретности, с какой происходило перемещение неизвестного. По данным из конфиденциальных источников, неизвестный был взят на борт самолёта с плавучего госпиталя «Argus» ВМС Великобритании в Тихом океане. Источник сообщил также, что мужчина не имеет никакого отношения ни к британским, ни к американским армейским частям, и его имя засекречено. В этой связи делаются предположения, что неизвестным может быть исчезнувший две недели назад из сибирской тюрьмы российский нефтяной магнат.

После краткого отдыха глава государства отправился в регионы. Вчера во время посещения Тверской области президентом РФ сотрудники Федеральной службы охраны чересчур усердствовали. При осмотре президентом детского реабилитационного центра они потребовали от окруживших его журналистов вынуть руки из карманов. На что один из представителей пишущей братии, сделав удивлённое лицо, спросил: «Неужели вы думаете, что журналисты, стоя рядом с президентом, держат в кармане фигу?»

Новость последнего часа. Министерство иностранных дел России потребовало от госдепартамента США немедленных объяснений по поводу распространившихся слухов о нахождении российского гражданина на военной базе Эндрюс. В противном случае МИД РФ оставляет за собой право принять адекватные меры, в том числе потребует созвать экстренное заседание Совета Безопасности Организации Объединённых Наций. Российские дипломаты напомнили, что насильственное удержание гражданина другой страны противоречит всем международным норма.

ИА «Росинформбюро». 3 сентября.

Телефонный звонок прозвенел в ночь с субботы на воскресенье, когда они с Алексеем Ивановичем наговорившись разошлись по комнатам. Он натягивал на себя плед, когда услышал, как голос за стеной что-то громко и радостно переспрашивает, и сразу определил: есть самолёт! И тут же стал лихорадочно натягивать одежду, и не успел Пустошин постучать в дверь, как он вышел уже готовым не только к полёту, но и… неполёту.

– Юрка звонил, подберут нас на трассе! – радостно выкрикнул Алексей Иванович и стал бестолково метаться по дому. Оставив поиски брюк – чёрт, куда ж они подевались? – он кинулся к холодильнику.

– Вот незадача! Ничего ведь не приготовили… Я сейчас… сейчас соберу вам еды на дорогу!

А он нервно отбивался: какая еда, зачем, ничего не надо! Надо ехать! Но Пустошин не успокоился, пока не набросал в пакет чего-то там из холодильника, и только потом выбежали к машине. Впопыхах Алексей Иванович так и сел за руль в длинных трусах и шлёпанцах, успел только набросить рубашку. И только он вывел машину за ворота, как снова зазвонил телефон. Это Юра торопил и подгонял дачников: вы что, ещё не собрались? Давайте, давайте!

– Что ты кричишь? Выехали мы, выехали! Да понял я, на какой остановке будете ждать…

Они кинулись к трассе, так и не выключив свет в доме, и даже, кажется, не закрыли дверь, и, только отъехав, Алексей Иванович вспомнил: а ворота заперли? И хотя хозяйственные моменты и у него, гостя, пробегали мимо сознания, этот запомнился: да, откатные ворота задвинули. Ещё издали они увидели и дорогу, и остановку, и четыре большие машины с включёнными фарами… И не успели они затормозить, как подбежал Юра, а за ним и Роман.

– Садитесь в первую машину, – показал он на чёрный джип.

– Да зачем? Мы тоже поедем! – непонимающе запротестовал Алексей Иванович.

– Папа, мы остаемся, лишних людей всё равно на аэродром не пропустят! Прощайтесь здесь! Там некогда будет, к тому же ты не одет.

– Да что за спешка такая? Можно ведь было позвонить заранее, мы бы по-человечески собрались! Ну, как-то всё не…

– Всё нормально, пап, всё нормально! Наш гость к путешествию готов…

– Да что бедному собраться – только подпоясаться! – хмуро бросил Алексей Иванович. Отозвался на фразу только Юра, хмыкнув, он подмигнул путешественнику, но тому было не до смысловых игр. Свет фар, рев машин, несущихся по трассе, незнакомые люди у машин, ждущие, когда он, наконец, распрощается с провожающими – всё было так нереально. Но вот Роман машет рукой: пора! И надо говорить слова, но настоящих не было, изо рта лезут всё какие-то неубедительные и пустые. А тут ещё рев моторов заглушает и то, что выговорилось. И пришлось развести руками:

– Алексей Иванович! Юра! Я не знаю… я бы без вас…

– Вы звоните! То есть пишите, – наказывал старший Пустошин. – Нет, как же так? Я все-таки с вами поеду, провожу, удостоверюсь, а то мало ли что?

– Папа, ну, не в трусах же на аэродром?

– Все, мужики, опаздываем! – подгонял Роман.

– Да почему это опаздываете! – с досадой выкрикнул Алексей Иванович. – Вы там наверняка ещё настоитесь. Самолёт ведь не по расписанию! Нет, как-то не по-людски! – И кинулся к подопечному и, обняв, похлопал по спине: «Всё будет нормально! Нормально, слышите! Долетите! Обязательно долетите! И не посчитайтесь, черкните пару слов…»

Алексей Иванович стоял у открытой машины, ещё говорил какие-то слова, что-то отвечал и он, отъезжавший. Но, когда передние машины двинулись, он смирился и сам захлопнул дверцу. И, оглянувшись, беглец ещё несколько секунд видел его растерянную фигурку, видел, как подошёл Юра, обнял отца за плечи и повел к машине. И тогда он с облегчением вздохнул и повернулся к Роману, хотел спросить: далеко ехать? Но не спросил, не всё ли равно, сколько?

А Роман переключал записи с одной музыкальной композиции на другую: какую предпочитаете? И он, не задумываясь, ответил: «Без слов». И дилер это без слов понял по-своему и, отыскав в загашнике нечто экологически чистое, больше никаких вопросов не задавал. И это было хорошо. Музыка была у него внутри, там всё вибрировало и пело. Пело? Звенело склянками! Только бы этот звон не оборвался, и стекло не разбилось. Сочетание электрического света и слепящей темноты будоражили сознание, вызывали забытые ассоциации и жёлтые фонари придорожных селений казались зелёными, а узкое полотно асфальта – взлётной полосой. Он и не помнит, когда в последний раз вот так несся по ночной трассе. И хотелось лететь и лететь куда-то без удержу, остановок и сомнений! Хорошо, до аэродрома в Кневичах ехать было долго – накатался.

Но, когда машина притормозила у контрольно-пропускного пункта, где были и шлагбаум, и сторожевые собаки, и охрана с автоматами, пришлось опуститься на землю. И всё сузилось до пятачка, залитого синим светом прожекторов. Под этот неживой свет, под этот свирепый лай, под громкие команды всё может и кончиться. Обрушиться, оборваться, завершиться. А что: ночь, военный аэродром, солдаты – вполне достойно, на это он согласен! Вот только будет обидно, если остановят у самого трапа…

Мотор всё рокотал, но ничего не происходило. Вот и Роман забеспокоился: документ не забыли? Пришлось вытащить Толин паспорт, и передать в чужие руки. И вот из дверей бетонной будки неспешно вышел офицер, рядом семенил тоненький солдатик с чёрным автоматом. Роман подал офицеру бумаги, и он почувствовал внутри пустоту, там уже ничего не вибрировало и не билось. Сердце ушло в пятки? А капитан, пролистав документы, без интереса поднял глаза – и он выдержал этот взгляд, только пришлось зачем-то улыбнуться, и показалось, заискивающе. Но вот служивый сдвинулся влево, к открытой солдатом задней двери: не прячется ли кто за высокими спинками? И тут же отошёл к другим машинам, и дилер, давая пояснения, двинулся следом, но скоро вернулся.

– Ну, вот и все! Видите, всё прошло нормально, – с каким-то намёком улыбнулся Роман. Это что же, больше проверок не будет? Но так не бывает, боялся поверить беглец. Но тут с аэродромной стороны к шлагбауму подъехал уазик, и оттуда показался человек в военной форме. Он приложил телефон к уху, и тотчас раздался звонок в машине, и Роман прокричал: «Понял я, понял! Не отклоняясь, еду за вами!»

И вот уже поднялась тонкая металлическая труба, и передняя машина пересекла зону ответственности ВВС, за ней двинулись и остальные. И Роман, двигаясь за уазиком и рассматривая выступающие из полумрака фюзеляжи самолётов, вскользь заметил:

– Только бы не Ан-12! У него грузовой отсек не герметичный, и даже в машине тяжело будет пересидеть – холодно. А для сопровождающих там такой тесный закуток…

Уазик затормозил у распластавшегося на маленьких чёрных дутых колёсах белотелого самолёта и, круто развернувшись, уткнулся в джип Рома. И кто-то весёлый выкрикнул из окна: «Ну что я тебе говорил? Говорил, будет илюха, а никакой не антон! Тэдэшка, понял! Давай грузись!» – И машина с визгом скрылась в темноте аэродрома, будто никакого провожатого и не было. Самолёт и в самом деле оказался Ил-76ТД. У открытых створок грузового люка суетились солдатики, поднимали по трапу мешки, ящики, бидоны…

– Рыбу грузят! – пояснил Роман. – А что отсюда везти? Иномарки да рыбу с икрой на закуску генералам. Скоро и нас пустят, а вы пока посидите в машине. – И зачем-то добавил: – И не волнуйтесь вы, не волнуйтесь!

И подумалось: что это дилер так заботится о наёмном работнике? И нисколько он не волнуется. Да и что теперь волноваться? Только вот сидеть в машине было муторно. И, прислонившись к холодному стеклу, он долго наблюдал за процессом погрузки, проходившей так медленно, что казалось, самолёт с развёрстыми внутренностями так и будет стоять до синего утра, до белого дня. Что же так долго или это только казалось? Время умеет не только сжиматься, но растягиваться до бесконечности, он это теперь знает как ничто другое. Но вот кто-то дал отмашку, и по наклонному трапу осторожно взошла одна машина, за ней вторая, готовилась вскарабкаться и третья. И подбежал запыхавшийся Роман, и стал торопить: «Пошли, пошли! Теперь только осталось пришвартоваться – и все!»

И, закинув на плечо сумку, он двинулся к самолету и, переждав, пока освободит дорогу большая белая машина, молодцевато взбежал по ребристой аппарели. Где-то там, в глубине грузового отсека, машины ещё занимали своё место, и чей-то хриплый голос кричал/командовал: «Подальше отъезжай от края рампы, подальше… Давай на меня, на меня…», а путешественник пытался определиться на местности.

Он, летавший когда-то на всём, что могло подняться в небо, впервые попал на старый военно-транспортный самолёт. Неужели это ещё передвигается, осматривал он огромную, похожую на ангар грузовую кабину, и глаз помимо воли фиксировал и обшивку в подтёках, и выпиравшие из-под неё шпангоуты, и ржавые кран-балки, и провода, и огнетушители, и многое другое, названия чему он не знал. Зачем такая высота, что они возят? И иллюминаторы, и люки там, наверху? Вот Толя бы объяснил. Майор и в самом деле обязательно бы рассказал, как в этом пространстве за полтора часа можно установить верхнюю палубу и разместить больше двухсот человек с личным оружием и парашютами: десантуру перевозит самолёт, десантуру!

Но сейчас в огромном и пустом чреве транспортника всё показалось таким маленьким: и люди, и машины, только голоса отдавались великанским эхом. И Роман, и его помощники, все как на подбор красивые высокие мужики в чёрном, весело перекликаясь между собой, возились у машин.

– Вы чего это, не нашими ремнями будете крепить? – сердито выкрикнул длинный человек в комбинезоне.

– Да нет, – отвечали ему, – у нас свои талюшки, а вашими ремнями только танки привязывать…

– Хули вы тут свои порядки устанавливаете! Крепите родным такелажем! Кто старшой? – двинулся человек в комбинезоне на Романа. – Ты? А ну, окороти своих архаровцев! Я не собираюсь отвечать за вашу самодеятельность.

– Без вопросов, командир, без вопросов! – поднял руки Роман. – Парни, всё поняли?

Но скоро снова возникло напряжение, и тот же отдельный голос ярился с новой силой.

– Куда цепляете? Цепляйте только за узел на палубе, за эту хрень не надо, она двигается! Не видите, что ли, вот они – кольца натяжные!

Когда разобрались со швартовыми цепями и ремнями, Роман, откинув два ближних сиденья, что шли вдоль борта, подозвал сопровождающего. И он, захваченный происходящим, не сразу понял, что от него требуется, пока Роман не сунул ему в руки папку с документами.

– Вот ваша доверенность на сдачу груза, а это аукционные листы, описи комплектации. Тут всё отмечено: антенны, телевизоры, компьютеры, спойлеры, запасные колёса, количество ковриков и остальное по мелочи. А здесь бланк акта о приёме-сдаче… Если будут претензии, сразу составляйте бумагу! Я надеюсь, для вас это не составит труда, так ведь? – отчего-то хмыкнул Роман. – А это ключи, два комплекта на каждую, протянул он сопровождающему маленький пакет. – Пойдёмте, покажу всё на месте!

И повел его от машины к машине, повторяя: осторожней, осторожней! И непонятно было, кому он говорит: то ли ему, сопровождающему, то ли сновавшему мимо машин военному люду. Вытащив телефон и пощёлкав, дилер с разных сторон сфотографировал машины. И, обернувшись, прокричал будто глухому:

– Не бойтесь, машины принайтованы надёжно. Даже если самолёт сделает мёртвую петлю, крепления выдержат… А вот в этой машине можно расположиться, – стукнул дилер по черно блестевшей крыше «сурфа». – Знаете, как кресла раскладывать, или показать? Но сопровождающего совершенно не интересовали технические подробности.

– А кто этот человек? – показал он на высокого в комбинезоне, тот что-то кричал командным голосом в раскрытый зев огромного люка.

– Этот? Борттехник… как там ну них называется… по авиационно-десантному оборудованию… Отвечает за погрузку/выгрузку, за такелаж – лебедки, тельферы. Он хозяин всего этого, и если что, обращайтесь к нему… Вон, видите, его кабина, – показал Роман на открытую дверь в глубине самолёта. – Скоро он задраит люки, летчик нажмёт на газ, и самолёт взлетит! И всё будет путём! – рассмеялся Роман.

Да нет, последовательность действий будет несколько другая! Сначала бортинженер должен запустить двигатели, проверить все системы, а только потом летчик возьмётся за штурвал. Когда-то ему приходилось бывать в кабине самолёта, и он имел представление о порядке действий экипажа. Не раз предлагали и в кресле пилота посидеть, и самолётом поуправлять. И он всякий раз отказывался: нет, нет, каждый должен заниматься своим делом…

– Всё будет в ажуре, вот увидите! – повторялся рядом Роман. – Там, в машине, и провиант приготовлен, а если задержитесь в дороге, то багажники рыбой упакованы, так что не стесняйтесь – харчитесь! – И, обернувшись к своим коллегам, что накрывали машины плёнкой, выкрикнул:

– Ну, всё что ли? Нет, «сурф» накрывать не надо! Поехали, ребята, дальше без нас разберутся. Ну, счастливо! – протянул Роман руку и, внимательно посмотрев в глаза, добавил:

– Вам по прилёту помощь не нужна? Я телефон дам, человек надёжный, он и встретит, и доставит, куда скажете.

– Нет, нет, спасибо, не нужно. Спасибо! – не раздумывая, отказался беглец. Он не совсем понимал внезапно возникшего дружеского расположения к нему дилера. И только много позже узнает, что тот имел полное представление, на кого выписал доверенность, кто подрядился в сопровождающие. Юра Пустошин посчитал, что нехорошо, нельзя использовать приятеля втёмную, и всё объяснил. Роман не особо удивился такому обстоятельству, жалел только: эх, не удалось с таким человеком поговорить за жизнь. И хотя Юра взял с него слово не показывать этого своего знания и интереса, но Роман не удержался, повел тогда в самолёте камерой, щёлкнул миллиардера в профиль. Но тот хорошо прикрылся: каскетку на лоб натянул, воротник куртки поднял, а тут ещё очки как у мотоциклиста – попробуй узнай! Правда, беглецу так и не рассказали, что приятели поспорили на его счёт: мол, был бы пилотом, как Хьюз, развернул бы самолёт? До Хаккайдо точно долетел бы – всего-то триста миль да по прямой, а там на любой бетонке, хоть военной, хоть гражданской, можно сесть. Роман настаивал: мог бы повернуть, мог…

И откуда нашим морякам знать о японских аэродромах? Так ведь с мостика проходящего парохода (и на клотик взбираться не надо!) в хорошую погоду на тех островах, если не вдоль, то поперёк многое можно рассмотреть. В ходовой ведь рубке есть два неприкосновенных бинокля – один для капитана, другой для вахтенного штурмана.

Скоро суета с погрузкой стихла, одни военные ещё перекладывали груз в передней части грузовой кабины, другие курили у трапа. Замер и самолёт, и стоял, раздумывал. И беглец не двигался с места, так и сидел, держа в руках папку с документами и пакет с ключами. Хотел дождаться, когда задраят люк, и тогда со спокойной душой можно будет забраться в машину и… И что? А ничего! Спать и лететь, лететь и спать. Но тут бегавший взад-вперед борттехник понёсся прямо на него. Что-то случилось? – привычно ёкнуло сердце.

– Сопровождающий? Предупреждаю сразу: ни воды, ни гальюнов на борту нет! Все запасы организма сбрасываем здесь, следующий раз присядем не скоро! Давай, давай, у тебя на оправку минут пять ещё есть! – И, выпалив всё это, побежал дальше. Нашёл чем пугать! Интересно, насколько растянутся эти пять минут? Только бы взлететь, только бы взлететь, а всё остальное он перетерпит, не привыкать.

Авиационный техник слов на ветер не бросал, и действительно через несколько минут, будто сами собой, а не нажатием кнопки из его кабины, сошлись створки люка, и встала на своё место панель, и превратила грузовой отсек в большую коробку. А потом и двигатели взвыли, и отключилось верхнее освещение, только горели круглые глазки под нижними сиденьями, и нервно подрагивали все сочленения фюзеляжа… Но самолёт не двигался, а всё стоял и стоял на месте!

Нет, сколько можно ждать? И, сбросив кроссовки, он забрался вовнутрь пахнущего тонким дезодорантом автомобиля, положил рядом с собой и папку, и ключи. Ключи! Он вставил первый попавшийся в замок зажигания – оказался родным, и осторожно повернул его, и машина ожила, включилась часть систем, и что-то промурлыкал по-японски женский голос. И клавиша проигрывателя тотчас отозвалась музыкой. И он с удивлением слушал знакомые мелодии, но долго не мог понять, откуда он знает эти песни на японском языке, пока не дошло: Пугачёва! Это даже он со своим не музыкальным слухом может отличить. Да отчего же, отличит и других, вот только воспроизвести – нет, не сможет. Потом, уже в полёте, он слушал много красивых голосов на английском, итальянском, видно, прежний владелец машины был большим любителем женского вокала: записи на жёстком диске были бесконечны.

А тогда, перепробовав несколько голосов, вернул ключ в исходное положение – надо беречь аккумулятор – и перебрался на заднее сиденье. Там уже были приготовлены и надувная подушка в синей шелковой наволочке с фестончиками, и жёлтый плед. Сверху одного из пакетов лежала серая шапочка из тонкого трикотажа, и он тут же натянул ее, замечательную, в ней и спать будет, и днем не снимет. И кресла не будет раскладывать, на заднем сиденье вполне поместительно, может быть, потом, потом…

И тут самолёт неожиданно сдвинулся с места и поехал, покатил, разгоняясь по полосе. И не успел он вытащить ремень и пристегнуться, как почувствовал: оторвались от земли! Оторвались! И приступившая к горлу тошнота, и боль в ушах, и тряска, и гул – всё было замечательным. Ну да, сюжетец ещё тот! Беглый каторжник вольно сидит себе в стильном японском лимузине, лимузин стоит в грузовой кабине военного транспортника, и самолёт летит не куда-нибудь, а в Москву. В Москву! Если только что-нибудь не остановит сей беспримерный полёт…

На диванчике «сурфа» было уютно, мягко, тепло. Он так бы и спал весь перелёт, если бы не жёсткие посадки. Присядок было всего три. Когда сели в первый раз, его разбудил грохот ботинок по титановому полу, в передней части сновали какие-то фигуры, там, через небольшой люк выгружают ящики, бидоны, мешки. Он тоже выскочил на минуту и обнаружилось: самолёт стоял у края полосы, и можно было просто спрятаться за широкое колесо и… Где-то рядом невнятно переговаривались его военные попутчики.

– Настоимся тут, как пить дать! – выделился чей-то ломкий голос. – А и чё? Счас пойдём на травку, позагораем… Ага! Позагораешь!.. Это же Домна, тут такая охрана! Ты видел, кругом же МИГи?.. А правда, чё это их столько?.. Так тут истребительный полк базируется… Старлей говорит, никуда не отходить… А сколько отсюда до Читы?.. Да близко, километров тридцать, не больше!

Чита? Ну что ж, и это не последняя ирония в его судьбе. Впрочем, о возможной посадке в Забайкалье он был предупреждён, жаль, нельзя позвонить Толе прямо сейчас. Он ведь не выдержал и позвонил майору в субботу вечером с телефона Алексея Ивановича, но сказал только: «Ты хотел вариантов, есть один стоящий!» – «Я всегда говорил, ты не безнадёжный! Ну, и?» – «Пока жду!» Вот бы удивился майор, узнай он таком полёте!

Помаявшись в полутьме грузового отсека, он поднялся по приставной лесенке к открытому верхнему люку и стал рассматривать в утреннем свете красивые военные самолёты. И то ли крылатые птицы так подействовали, но в голову пришли совершенно улётные мысли. А что если выйти за пределы аэродрома – есть же дырки в заборе? Майор уверял – везде есть! И выбраться на трассу, и доехать до Читы, а там только переброситься парой слов и вернуться назад. Знать бы, сколько самолёт простоит! И ему, хватившему в эти дни вирус мальчишества, а может, чего и покрепче, эти мысли не казались безумными, вот только бы не навредить экипажу. Да брось, какой экипаж! Дело в другом: нелепее задержания чем здесь, под Читой трудно и придумать. Как там у них: «Преступника потянуло на место преступления»?

– Эээ! А ну, давай слазь! Хочешь обозреть пейзаж, смотри в иллюминатор с другой стороны, а из люка не высовывайся, – согнал его с лесенки кто-то снизу. Но на другую сторону смотреть не хотелось, там, кроме дальних сопок, ничего не просматривалось. Пришлось вернуться в машину и слушать старые записи Сары Брайтон, а потом раскаявшейся Глории, той, которая Гейнор. Его когда-то вытащили на её концерт в Москве…

Взлетели с военного аэродрома Домна через несколько часов, и в следующий раз приземлились где-то под Омском, там стояли так долго, что он начал волноваться: а вдруг самолёт останется здесь навсегда? Потом была ещё одна присядка, под Казанью. За всё это время его никто не беспокоил, и только раз, стукнув по стеклу, попросили хлеба, ещё там, под Читой. Он открыл дверцу и отдал офицеру пакет с провизией. Но только он собрался улечься, как военный вернулся и протянул пластмассовую миску с икрой, в средине её торчала белая пластмассовая ложка. И, не удержавшись, он съел всю миску сразу. Когда-то вот жрать икру ложками он считал моветоном, теперь же с большим удовольствием уничтожил всю оранжевую, клейкую, живительную массу. И потом до конца полёта уже ничего не ел, только пил воду.

И когда стукнули во второй раз, он приподнял голову, но, ничего не разобрав в полумраке, стал поправлять подушку: чёрт, не дали досмотреть какой-то бессвязный сон. Но тут забарабанили уже по крыше «сурфа»: кончай ночевать, приехали! И включилось электричество, и стало светло и суетно. Прилетели?

– Что за аэропорт? – ошалело спросил он у пробегавшего мимо человека.

– А ты какой хотел: Шаромойкино, Бабодедово или Внучкино? Военная бетонка, мужик, военная! – рассмеялся борттехник. Он был уже не в заношенном комбинезоне, а в синей летной куртке, отглаженных брюках, весь такой молодой, красивый, авиационный.

– Понял, понял, что вы ни в Шереметьево, ни в Домодедово лететь не хотите…

– Правильно мыслишь… У меня к тебе токо одна просьба: посудину надо освободить побыстрее. Тебя встречают, или как?

– Должны встречать… Сколько отсюда до Питера?

– До Питера? Да все пятьсот!

Ничего себе, растерялся беглец. И уже хотел спросить: а где же мы? Но шустрый лётчик был уже в другом конце своего ангара. И пока он приводил в порядок себя, потом машину, разъехались кормовые створки, пахнуло прохладным воздухом, и тут же в самолёт поднялись несколько разнообразных вида мужчин, и не успел он подумать: «На группу захвата не похожи…», как, громко переговариваясь, они окружили машины: «Это наши?» – «Наши, наши! Где сопровождающий? Ты, что ль?» – выкрикнул кто-то из них. «Я, я!» – обрадовался сопровождающий. – «Давай ключи!» – подкатил к нему некто краснолицый, в куртке с полковничьими погонами.

– Предъявите, пожалуйста, доверенность! – вежливо попросил сопровождающий и, для порядка взглянув на бумаги, вручил один комплект ключей. Пусть выкатывают, документы-то у него. И через пятнадцать минут машины одна за другой стояли на мокром от мелкого дождя бетоне, блестя под прожекторами холеными боками.

– До последнего не знали, где борт сядет… От Чкаловского гнали, как угорелые… Борт ведь там должен был присесть! Думали, не успеем!

«Если не в Чкаловском, то где сели? В Кубинке, в Раменском или где там ещё?»

– Давай документы на машины, и распрощаемся, а то нам некогда, до Питера ещё пилить и пилить…

– Как некогда? Вы машины по описи должны принять, – достал он из папки бумаги. Но принимающая сторона проверяла без интереса, только зачем-то несколько раз пересчитали коробки с рыбой. Под этот пересчёт и подкатила жёлтая «нива», какой-то чин, выскочивший оттуда, начал сходу орать: «Всё, заканчивайте! Выкатывайте машины за пределы поля. Устроили тут, понимаешь, Черкизон!». Краснолицый полковник молча вынул из машины одну из коробок и ткнул ею в коротышку, тот сразу умолк, будто на животе нажали кнопку. Но жёлтая машина так и осталась стоять неподалеку, наблюдать.

– Документы давай! – снова приступил к сопровождающему краснолицый.

– Сначала подпишите, что приняли без претензий.

– Ишь, какой борзой! Ну, так и быть, подпишу… Сегодня какое у нас число? Третье?

«Третье сентября? Значит, летели больше двух суток. Недолго! А что, хочется ещё полетать? Хочется, да кто же даст…»

– Вот твои гроши за перевозку, – протянул ему конверт полковник, и он непонимающе принял: что, ещё и деньги?

«Машины, конечно, не заправлены?» – спросили его. – «До заправки должно хватить» – смело предположил он. И приёмщики, рассевшись по машинам, собрались, было, тронуться, но краснолицый высунулся в окно:

– Эй, мужик, тебя подбросить? А тут до проходной километра четыре…

– Если можно… Я только сумку захвачу, – бросился он стремглав по трапу в самолёт. И, когда запыхавшись, уселся в машину, ражий полковник тут же уточнил: «А ты что, с нами до Питера?»

– Нет, нет, мне до ближайшего населённого пункта. Что здесь поблизости?

– В непосредственной близости у нас только Тверь. Здесь и остановка недалеко, можно и пешком дойти… Не боись, не боись, довезем! – рассмеялся весёлый офицер, сыто дохнув спиртным и закуской. И этот дух тут же и навсегда перебил нежный запах японского фумигатора.

«Тверь? Это хорошо, это гораздо лучше, чем добираться из Питера! Тверь… Тверь… Что-то связано с этим городом… А то не знаешь?»

Город, и в самом деле, оказался поблизости от военного аэродрома. Проехав мимо ещё сонных двухэтажных домов, прикрытых деревьями, полковник велел остановить машину на какой-то маленькой пустынной площади. И не успел он выбраться и распрощаться, как, взвизгнув шинами, «сурф» понесся дальше.

В предрассветном сумраке пустой пятачок асфальта казался таким бесприютным, а тут ещё заморосил дождь, и пришлось спрятаться под крышу павильончика. И, прислонился боком – спиной нельзя! – к металлическому столбику, он закрыл глаза… Он ещё не отошёл от полёта, ещё надсадно гудело в ушах, но внутри волнами накатывало осознание: добрался, доехал, долетел! Нет оркестра, цветов, поздравлений, только темень и сырой ветер. Ничего, ничего! Его ещё греет сохранившийся в складках одежды теплый ветер иных равнин, а душа до краев переполнена благодарностью Толе Саенко, майору, орденоносцу и человеку. И, само собой, Алексею Ивановичу и Юре – этим трем замечательным мужикам! Нет, четырём, ты забыл Романа. А Василий Матвеевич! И, разумеется, Дора с Анной Яковлевной. И Рита? И Рита! Не забудь, Нину и её мужа. Бориса Федоровича… И самолёт, самолёт! Господи, благослови военно-воздушные силы, они ведь к Тебе ближе всех!

И когда к остановке потянулся утренний народ, он основательно продрог, но не потерял того состояния приподнятости, что бывает от осознания завершенного дела. Как давно он не испытывал ничего подобного! Завершенного? Нет, ты, брат, определённо спешишь. Подожди, не время ещё для восторгов и умилений, предстоит самое трудное. Но приземлить себя не получалось. И потому совсем не раздражала бесцеремонность набившихся в павильончик утренних людей, равнодушно притиснувших его к холодной стене и толкавших его то сумками, то локтями. Он только посмеивался: никакого уважения к путешественникам! И вместе со всеми обрадовался, когда к остановке подрулили белый автобус и жёлтая «газель». И хоть номера и обозначенные на табличках маршруты ничего ему не говорили, спрашивать не стал: да всё равно куда, лишь бы вывезли с этой окраины…

И почему-то выбрал не автобус, а маршрутку, и уже предвкушал, как проберётся в конец салона, и там, никому не мешая, будет ехать, а в дороге разберётся что и как… Но от дверцы его оттеснили какие-то молодые крепкие парни, и пришлось сесть на переднее сиденье, лицом к пассажирам, и не сразу сообразил, зачем ему суют в руки деньги. Оказывается, передать шофёру дензнаки должен именно он. И, приняв купюры, он положил всё это в заломленную назад шофёрскую руку. Через минуту из кабины послышался недовольный голос: «Кто там ещё не передал?» И беглец тотчас покрылся испариной – это ведь он, он не передал деньги. И, не глядя, протянул какую-то ассигнацию и получил сдачу – целый ворох бумажек в придачу с монетами. Само собой, монетки выкатилась из его руки, упали на пол. Он кое-как засунул бумажный комок в карман куртки, а мелочь подбирать не стал: что упало, то пропало. Но какой-то пожилой и бдительный мужчина вежливо напомнил: «Вы деньги обронили!» Ну, и как выбраться из этой дурацкой ситуации? Подбирать монеты с мокрого грязного пола решительно не хотелось, но наверняка кто-то рассмотрит и запомнит чудака, что брезгует поднять с пола деньги. Здешний народ, судя по всему, такого расточительства не одобряет.