Текст книги "Заговор обезьян"

Автор книги: Тина Шамрай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 54 страниц)

Как заявляют представители компетентных органов, пока нет окончательных данных о том, что труп неизвестного, найденный на животноводческой ферме с. Вельяминово, это останки российского Рокфеллера.

Окончательные выводы можно сделать только после проведения генетической экспертизы. Для этого надо взять биологический материал у его родственников. И только после проведения экспертизы можно с уверенностью утверждать, что сгоревший труп – это и есть знаменитый беглый каторжник.

За последнее время становится всё больше и больше случаев противоправных действий сотрудников милиции. Так, жители с. Южного пострадали в ходе так называемого однодневного «карательного рейда» сотрудников Забайкальского РОВД по степям двух соседних районов – Борзинского и Забайкальского. Милиционеры безнаказанно хватали первых попавшихся под руку людей и заставляли их сознаваться в кражах домашнего скота. В случае отказа, по словам пострадавших, их не только избивали, но и подвергали в отделении милиции сексуальному насилию. Насилию известным способом – милицейскими дубинками.

На днях в суд направлено дело по факту торговли наркотиками среди осуждённых в одной из забайкальских колоний. Напомним, что в июле этого года сотрудниками отдела собственной безопасности УФСКН по Забайкальскому краю был задержан младший инспектор группы надзора отдела безопасности ИК-7. В ходе личного досмотра у него обнаружены и изъяты свертки с гашишным маслом. Расследование по делу установило, что младший инспектор на протяжении длительного периода времени поддерживал внеслужебные отношения с осуждёнными. Являясь должностным лицом, призванным к обеспечению правил внутреннего распорядка исправительного учреждения, инспектор хранил у себя дома наркотические средства и активно торговал ими. Дело будет рассматриваться судом в особом порядке в связи с полным признанием инспектором своей вины и раскаянием.

Отчаявшиеся жители Амурской области угрожают перекрыть Транссиб. Несколько дней назад Амурский областной суд вынес решение закрыть Дактуйскую среднюю школу, расположенную в Магдагачинском районе. Барак постройки 1937 года признан аварийным и угрожающим жизни и здоровью людей. Амурские чиновники в течение десяти лет отвечали пустыми отписками на многочисленные жалобы жителей посёлка. Стоит отметить, что в двух километрах от школы находится крупнейший на Дальнем Востоке золотодобывающий рудник «Покровский», дающий многомиллионные налоговые отчисления в бюджет.

По информации агентства Ассошиэйтед Пресс, родственники читинского узника вновь обратились с письмом к главе государства. В письме они высказывают сомнения в том, что их сын мог бежать из колонии. Родители миллиардера заявили, что, скорее всего, с ним расправились и скрывают это и от родственников, и от адвокатов.

В своём обращении они настаивают на проведении независимого расследования с привлечением международных экспертов. С аналогичным призывом к главе государства выступили и ряд правозащитных организаций.

Сибинфо: Новости и происшествия. 24 августа.

Открыв утром глаза, беглец удивился, почему вокруг всё было жёлто-красным. И голова болела так немилосердно, что тиканье часов где-то рядом било молоточками по черепу. Что это с ним? И почему так жарко, у него что, температура? Это, наверное, из-за красного ковра на стене, оранжевого покрывала, жёлтого света через занавески. А Толя где? Он должен всё объяснить. Ну да, уже не можешь обойтись без вертолётчика, нянька нужна. Но встать-то он должен сам, только встать не получилось. С трудом приподнявшись на локте, он тут же рухнул навзничь. Откуда такое состояние?

И сознание тут же услужливо предложило картинку: жёлтая миска, в миске теплая водка с размокшим хлебом… А дальше – ничего, будто обрезало. Он что, так и спал в спортивных брюках, где джинсы? Джинсы висели неподалёку на стуле, он протянул руку и чуть не сверзился на пол: голова, тяжёлая как котёл, полный воды, потянула вниз. Пришлось снова откинуться на подушку и переждать приступ слабости. Господи, отчего так плохо? И, будто в ответ, услышал над собой бодрый голос:

– Ну як воно? Шо, Колюня, поганенько? – И пришлось открыть глаза. Над ним нависло оранжевое Толино лицо. – Давай коньячку, а? – скалил зубы Толя, со вчерашнего дня ставший майором. Блестели насмешливые глаза, блестела, колыхаясь, цепочка на шее. – Трошки, грамульку, сразу лэгшэ будэ!

– Ммм… Ты… с ума сошел!.. Мы что… вчера… надрались?

– Надрались, надрались. Ты знаешь, скоко натикало? Уже без пяти двенадцать. Вставай! Экипаж дожидается! Пароход белый, беленький, чёрный дым над трубой! «Заря» в рейс идет!

– Точно? – не верилось беглецу да и сил радоваться не было. Какое, чёрт возьми, сегодня число? – Давай… включим телевизор… там… скоро новости…

– Ну, никак я тебя от этой отравы не отучу. Какие новости! Надо в норму прийти, подхарчиться, до Сретенска добраться и быть в первых рядах на посадку… Задача понятна? Вставай! – потянул Толя за руку.

И когда он, покачиваясь, встал на ноги, подтолкнул его к проему за занавеской, потом ещё к одной двери и через веранду вывел на крыльцо. Он даже самостоятельно сделал несколько шагов, но когда раз-другой ткнулся в майорскую спину, тот, обняв за плечи, повёл рядом с собой. Повёл в баню, где была теплая вода, чистые носки, и ещё пахло распаренными берёзовыми вениками. Он кое-как вымылся и даже смог поелозить по щекам бритвой, а потом попросил поправить затылок. У майора был стриженный, аккуратный, как по ниточке, захотелось такого же. А Толя вдруг загорелся и вовсе подстричь компаньона.

– Ножницами, что ли? – закапризничал тот.

– Какой ножницами? Ты в руках шо держишь? Аккумуляторный «Филипс»! Так у этого Фили и насадочка есть. Я токо сниму по бокам, а на темечке оставлю, будешь с чубчиком, уже можно перья и на пробор зачёсывать. Эх, не сообразили раньше, надо тебе было и бачки оставить!

– Ну да, мне… для полного счастья… только ба… бакенбард и не хватает, – бурчал подопечный, но голову подставил: пусть стрижёт. Оказывается, вертолетчик ещё и парикмахер! И, закрыв глаза, послушно наклонял голову то в одну, то в другую сторону, с трудом пережидая окончание процедуры. А когда благодетель поднёс зеркало, только и смог рассмотреть, что солдатский ёжик на своей башке. Фельдфебель!

– Вот, теперь у тебя вид настоящего офицера: чисто выбрит, слегка пьян, но после вчерашнего приходится дышать в сторону! – оценил свою работу цирюльник.

– Ты… ты что… вчера специально… напоил? – дыша в сторону, спросил лейтенант. – Сволочь ты, майор!

– Ага! Привык ко всему специальному, теперь рядом с тобой и чихнуть низзя, скажешь: ой, отравить хотят… Я ж такой самый был, токо у меня практика, а ты всё отлынивал, – стал объясняться вертолётчик, но тут же, заметив непорядок, потребовал:

– Ты это… застегни, застегни штанцы, а то птенчик выпадет! – и, положив руку на плечо, повёл назад, в дом.

– У меня… такое впечатление… ты меня… как… как… Абеля ведёшь… к мосту для обмена… А Пауэрс… Где Пауэрс? – спотыкаясь, бормотал ведомый.

– А этот, засранец, как всегда опаздывает, – рассмеялся майор и крепче сжал плечо лейтенанта.

И скоро тот увидел себя на веранде, на краешке лавки, умытого, стриженного – и никакого. И всё не мог взять в толк, отчего так суетятся и Василий Матвеевич и Толя. Похоже, что-то искали, кажется, чьи-то зубы. Почему зубы, зачем зубы, силился понять он.

– Ну, кто так разоружается, до самых зубов? Дед, совсем не помнишь, на какую полку их положил? – веселился майор.

– Доживёшь до моих годов… натирает же, зараза, – посмеивался и сам Василий Матвеевич. Протез скоро нашёлся, и у старика сразу сделалось другое лицо, и Толя стал толкать компаньона по лавке: подвинься. На столе была уже выставлена еда: жёлто-зелёная яичница, жареная колбаса… Как это можно есть, как вообще можно есть, когда так мутит. Хорошо, на него не обращают внимания, и старик и майор были заняты каким-то своим разговором:

– …Не, Толик, до тебя не поеду! Ты жить один не будешь, оженишься… Да места в доме, хоть конем играй! И лесок рядом, будешь по грибы ходить… Толя, я уже усе продумал, деньги тебе на книжку переведу, не махай руками, не махай. Я точно буду знать, што не забудешь, похоронишь, как следовает… Ну, шо ты её торопишь, а?.. Ты слухай, не перебивай! Смертное там, у шкафу, ещё Фоминишна всё готовила… Дед, ну, если собираешься умирать, так надо ехать, там и кладбище недалеко, ляжешь рядом с Сашком… Оно бы и хорошо, тольки старуху жалко, одна останется…

И тут ничего не понятно. О каких похоронах шла речь? Кто-то умер? И кто, куда, кого зовет? Но тут в разговоре образовалась пауза, и он осторожно спросил:

– Мы не сильно вчера шумели? – Должны же ему рассказать, что было прошлым вечером.

– Ежели што и было, то я не слыхал, – отозвался старик. – Но Толик тебя, Николай, с веранды у комнаты на руках перенёс.

«Меня? На руках?» – опешил беглец и, заметив сбоку майорскую ухмылку, покрылся испариной. Выходит, всё было куда хуже, чем он предполагал.

– Ага, на руках! Дед преувеличивает, а ты размечтался! На закорках перенёс – это да! – внёс уточнение благодетель. – А стали раздевать, так брыкаться начал… Ты ж здоровый лось, с тобой и два санитара б не справились…

Выходит, он так напился, что не мог самостоятельно передвигаться? Перед глазами вновь встали щербатые края миски, маленькая коричневая деревянная ложка, и будто наяву почувствовал тошнотворный запах водки и странный вкус во рту. Но было что-то ещё… Они, кажется, кого-то поминал… Нет, почему кого-то? Поминали Толиного друга Сашу и этого… Стива, который Маккуин. А потом они с майором говорили, говорили, говорили. Или говорил он один?

И стало не по себе. Чёрт! Стоило только расслабиться, выпить лишнего, ведь точно лишнее – отчего это он не может придти в себя? – как размяк, потёк, изошёл… Господи, да что ему скрывать? Скрывать нечего, но обнажаться стыдно во всех смыслах, да ещё на виду у этого пересмешника. А ведь перед ним самим когда-то вот так же исповедовались. И он помнит, как был тогда раздавлен неожиданным откровением, как не понимал, почему он стал конфидентом этого, известного на всю страну, человека, вальяжного, самоуверенного и категоричного. Эти подробности его интимной жизни! И как не нужно ему это было, будто человек переложил свою тяжесть на него. Когда они вскоре встретились, исповедующийся был уже со своим всегдашне неприступным лицом. А он, молодой дурак, всё пытался поймать его взгляд, хотел дать понять этому значительному лицу, что даже под пыткой никогда никому ни словом, ни намёком, ни мыслью! Но человек вел себя так, будто само допущение, что он может откровенничать с кем бы то ни было, кощунственно и провокационно. Он уже не нуждался в сочувствии и был снова холоден, закрыт и высокомерен. Пожалел ли тот человек о своей слабости, он никогда не узнает.

Вот и по майорскому виду нельзя определить: он только пуговицы расстегнул или рвал на себе рубашку.

– Это всё ты, Толик! Знаешь, што человеку пить нельзя, на кой так друга свово напоил? Суп из водки придумал! Вы ж пивом набузовались, а водка после пива – дело тяжёлое! – грозил пальцем Василий Матвеевич.

– Та всё нормально! А водка с хлебом – самое то, когда её, беленькой, мало. Хлеба накрошишь, несколько ложек примешь и тут же захорошеет… А шо такое с Колей стало, сам понять не могу. Хотели помянуть людей, сидели, разговаривали, ничего такого… Он мне слово, я ему – два, а может наоборот… Ты так ложечку очередную принял, – повернулся к нему майор. – Шо-то сказал, и – брык! – повалился головкой на стол и отключился!

– А што ж коньяк-то не пили? – допытывался Василий Матвеевич.

– Не, коньяк для этого дела не годится! Дед, та всё нормально! Он же выспался! И спал, как пацанёнок, слюнки пускал и, шо характерно, всё звал: мама, мама! – с самым сочувственным видом издевался Толик. Пришлось двинуть майора ногой под столом, но пересмешник будто и не заметил.

– Ты, Коля, ешь, ешь, неизвестно, когда ещё обедать будете. Может, налить для поправки? – спросил Василий Матвеевич.

– Нет, нет! Не надо! – передёрнуло Колю.

– Так я только для аппетиту, а то сидишь, раздумываешь…

– Дед, не кормить же его с ложки? Не хочет харчиться, ещё пожалеет. Эх, какой картофанчик! Правда, от картошки один воротник стоит… Ну ничего, зараз мы всё это чайком заполируем… Чай попьём, хрен помнём, будто мясо ели!

– Ну, Толик, ну, охальник! Такое за столом!

– А шо такого? Нормальная присказка в полевых условиях, когда жрать нечего, особенно вдохновляет. Чай у тебя, дед, действительно добрячий.

Ел майор быстро, с аппетитом, над столом то и дело мелькали его руки, над ухом рокотал весёлый голос. Неужели Толик вчера ему всю миску скормил, а сам даже не пробовал. И теперь у него всё в норме, а у него сам вид еды вызывает тошноту, особенно блестевшие жиром куски колбасы. Но чай был и в самом деле хорош, вот выпил кружку, и стало немного легче. Но, когда через силу стал тянуть вторую, старик высоким голосом вдруг торжественно сообщил:

– А вы ж ничего и не знаете-то! Утром сёдни передали, нашли того, который в бега подался… ну, этого… как там его… Фведоровского, кажись… Мёртвого нашли! Вот таки дела…

И чай тут же стал поперёк горла, и беглец зашёлся в кашле. И майор с размаха крепко ударил по спине, видно, давал сдачу. Замахнулся и во второй раз, но вовремя вспомнил о больной спине компаньона: извини, не хотел. И подал какую-то тряпочку утереться. А он в первую минуту удивился не так сообщению, как тону старика, на что-то намекающему тону. Значит, вчера ему не померещилось? Но это нисколько не встревожило, только утвердило в догадке. Теперь он точно знал: старик будет делать вид, что принимает его за алкоголика Николая, и ни словом, ни делом не выкажет, что узнал. Всё будет по умолчанию!

– А где нашли? Убитый был? – своим чередом изобразил удивление майор.

– Не, сказывали, сгорел. Да так обгорел, что зараз и не разберут: он, не он.

– Ты смотри как удачно, – хихикнул майор. – И всем хорошо. Он отмучился, а вертухаям бегать искать не надо! Теперь под эту музыку всё и спишется!

И что это Толя так развеселился? Ещё бы! Ситуация вот уже какой день доставляет майору Саенко массу удовольствия. А как ему реагировать на известие о предполагаемой кончине самого себя? Это должно быть более чем неприятным для нормальной психики известием. Но разве она у него нормальна? Нет, нет, ему не по себе, что труп какого-то несчастного приняли за его останки. Приняли? Да нет! Пытаются выдать какой-то обгоревший остов за беглого каторжника. Зачем? А если эту новость запустили только для того… Для чего? Нет, гадать он не будет – сложно отвечать за бред в чужой голове. Но холодок прошёлся по спине, и он осипшим голосом как можно нейтральнее спросил: «А где нашли?»

– Дак пожар, говорят, какой-то тушили, там и нашли… Может, это и не он. Будут, сказали, анализы какие-то делать, вот так, – задержал на Коле взгляд старик.

Что, тоже интересна реакция? Не кипятись! Но вдруг поленом по голове ударило: экспертиза! Если будут проводить генетическую экспертизу, то…

И пришлось вскочить из-за стола и двинуть Толю: пропусти… Не хватает воздуха! Господи, как он виноват перед родителями! За эти дни он мог бы, да нет, должен был найти возможность сообщить о себе. Мог бы, эгоист, мог! Что они переживают сейчас, сложно и представить. Когда-то мать упрекала его, что, уезжая в командировки, он не сразу сообщал, как долетел. А он успокаивал её самым идиотским образом: «Мама, если со мной что-то случится, тебе сразу сообщат». Вот и сообщили! О, как бы устроил такой конец обезьянью стаю! – прислонился он к тёплой шершавой стене дома. И тут же почувствовал, как Толя встал рядом. Он хмуро навис сбоку и поднёс к его губам дымящуюся сигарету, пришлось принять, но зачем, и сам не понимал.

– Ну, шо ты её как соску держишь? Затянись! – потребовал спасатель. И пришлось вдохнуть дым и, сделав несколько бессмысленных затяжек, он выдавил: дай телефон! И майор с готовностью положил на протянутую руку чёрный аппарат.

Он напряжённо всматривался экранчик: сейчас он нажмёт несколько кнопок, и телефон откликнется далёким родным голосом, и набрал несколько цифр, и замер, но через секунду сбросил. Нет, он сделает только хуже! Тут же завертится такая карусель, станут допрашивать уже родителей, потом доберутся до майора, и, не дай бог, до Василия Матвеевича. Своей истерикой он подставит всех.

А может, хватит бегать и бросить к чёрту все эти попытки выбраться – они ничего не дадут! Захотелось рассказать городу и миру, как всё было на самом деле? Но и на суде он хотел того же! И что? Тогда это услышала только горстка людей! И, если бы не пресса, не было бы и этого. Но всё равно не слова, а люди – защита от обезьян. Только людей, готовых понять и поддержать – единицы… Надо было попросить Толю отвезти в Читу. Да, отвёз бы его на улицу Ингодинскую. Это было самым разумным! Вот только инстинкт самосохранения сильнее доводов рассудка…

Но, если посмотреть на ситуацию с найденным трупом с практической стороны, то у него есть несколько дней передышки. На какое-то время поиски пусть и не приостановят, но мероприятия будут вялыми. Да они и так не особенно старались, а то бы давно вернули в камеру, а он ещё на свободе, ещё бегает и даже водку пьёт. Это же надо так напиться! До сих пор мутит, но разве только от водки!

Вернул его к действительности Толин голос.

– Эээ! Хорош, хорош! Не переживай, я отъеду подальше за Читу и с переговорного куда скажешь, туда и позвоню. Ты понял? – успокаивая, заглядывал в глаза майор.

– Толя, нельзя звонить из Читы…

– Я ж сказал, отъеду подальше, и с переговорного, с переговорного… Давай за стол, а то дед такое подумает…

«И то правда, надо держать себя в руках. Надо держать себя в руках! Ты ведь ещё жив!»

Но за столом они посидели не больше пяти минут. Выдержав паузу, Толя торжественно завершил визит:

– Всё, отгостевались! Спасибо, дед! Дальше ехать надо.

– Што ты торопишься, пусть бы Николай поел.

– Спасибо, я сыт, – подхватился Николай. – Нам действительно пора!

– Дед, там у тебя в сарайчике коробок стоит… – замялся Толя.

– А вам на што? Грибы по речке косить собираетесь? – усмехнулся старик. – Верите, токо не бросайте, где попало! Отдайте кому-нибудь, людям сгодится. Это такая удобная посудина, с ней хошь по ягоды, хошь по грибы ходить можно. Я одному тут заказывал, хорошие такие короба делает…

Из сарайчика взяли не только короб, старик велел прихватить и побелевшие от времени брезентовые куртки, что-то вроде энцефалиток. Короб был замечательный, туда засунули и куртки, и одну из сумок, и беглец тут же взвалил его на спину: я понесу!

– Ну, поноси, поноси! – снисходительно разрешил майор лейтенанту.

– Жалко мало погостили, – загрустил старик. – Вы со стола гребите всё, дорога – она такая, всё подберёт.

– Дед, не колотись! Сам понимаешь, жара – пропадёт. В дорогу надо брать консервы, в магазине и возьмём.

– Да какая еда из банок? Я зараз хоть пирожков заверну, – хлопотал у стола Василий Матвеевич.

– Ну, от пирожков мы не откажемся!

– И бутылка там стоит твоя, Толя, заберите…

– Дед, обижаешь! Принесли выпивку, и теперь назад забирать? Я скоро приеду, мы тогда эту бутылочку вдвоём и уговорим!

– Тебя дождёшься, как же! – махнул рукой старик.

– Честное офицерское, приеду!

– Ну, ладно, ладно, приедешь… Спасибо, что хоть в этот раз вспомнил-таки деда. Не забывай, я всегда тебе радый. Далековато, конечно, штоб от Читы просто так кататься, а ты всё ж приезжай, я тебе картошек дам. И товарищ твой Коля пусть заезжает. Ежели жена не примет, и жить будет негде, то у меня места хватит. Работы, жалко, в Кокуях нету, но если надо перекантоваться, то завсегда, пожалуйста.

– Коля! Может, останешься, а? На гада тебе тот Хабаровск? Мы тебе тут и бабу новую найдём, – не упустил случая майор. И Коле только и оставалось, что улыбнуться хозяину: что, мол, с этим Толей поделаешь!

– Спасибо, Василий Матвеевич, за гостеприимство, – протянул он руку. И старик задержал её в своих сухих холодных ладонях: будь здоров, паря!

– Дед, недели через три обязательно заеду! У меня тут дело рядом будет, так шо договорим, – обнял старика Толя и коротко, но крепко прижал к себе.

Минуты две потоптались на пятачке у калитки, прощание со стариками печальны, неловки и не вполне искренни. Ещё произносились ритуальные слова: спасибо… с Богом… заезжай… позвоню, а мыслями гости были уже далеко. Но когда компаньоны уже собирались закрыть калитку, остановил голос Василия Матвеевича:

– Толик, стой! Зайдите во двор, зайдите!.. Надо ж, приготовил и забыл! Вы калитку-то притворите, притворите… – и старик кинулся к дому. И когда расселись под навесом, беглец с тревогой ждал, пытаясь понять: что-то случилось? И то что-то связано с ним?

Старик вернулся быстро, и всему нашлось простое объяснение.

– Я, ребята, вот чего подумал: раз Николай потерял паспорт, то пускай возьмёт на время Санькин. На время! – строго предупредил старик. – И токо с возвратом, поняли?

– Ну, дед, даёшь! А как это паспорт Сашка у тебя оказался? Его ж, когда… ну это… сдавать надо!

– Ну, вот так и оказался. Он же, когда в последний раз приехал, куртёху свою подарил… Ну, а я што? По карманам у ней не шарил, померял, да и всё, большеватая она на меня, да и куды в ней ходить? До магазину? Она дорогая, настоящая кожанка! А этой весной надо было у Сретенск съездить, ну, я и приоделся. У ней, главное дело, што удобно – карманов много. Но я не про это! Стал я свои бумажки складовать у карман, а там паспорт. Ох, и укололо меня! Забыл Саня! Забыл… Он же, когда поехал от меня, по дороге его и… Так ты, Николай, возьми паспорт, на паспорт и билет свободно купишь!

– Нет, что вы, зачем? Чужой документ… нельзя… – растерянно бормотал Николай.

– А совсем без документов – можно? – толкнул его Толя. Для верности ещё и ногой двинул: не ерепенься!

– Оно, конечно, чужой документ – и нехорошо… ещё милиция чего подумает… Но это если напьёшься, а так – што с тебя взять? Ну, а ежели буянить станешь, тогда, конешно… А ты вроде человек не шебутной, вот токо меры не знаешь. Но если не валяться где ни попадя, то и не пристанут… А с Саней года у вас вроде одинаковые. Ты на какой улице живёшь-то там, в Чите? Вот глянь-ка, не тут ли? – раскрыл старик паспорт сына.

– Но мы ведь совершенно не похожи, – сопротивлялся беглец, было неловко перед стариком за вранье. Обманывать ищеек – это одно, а такого, измученного жизнью – стыдно. Даже если Василий Матвеевич обо всем догадался! Ведь его с этим паспортом могут задержать, и тогда… Нет, нельзя! Приличней украсть документ у неизвестного человека, чем… Старик просто не понимает, что и его могут привлечь, и даже если это будет не камера, а только допросы… Хватит и вертолётчика! Но майор решил по-своему.

– Шо ты киксуешь? Мы ж на время, может, и его предъявлять не придётся. Нам токо билет купить – и всё! Вернём, вернём, деда, не сомневайся. Сам назад и доставлю.

– И правильно! Вы на Куэнгу ехайте, там поезда один за одним. А то удумали по речке! Вы ж не молоденькие такого кругаля давать! А то в Сретенске, штоб вы знали, там и пограничники, и часть эта… конвоирская стоит… – со значением посмотрел Василий Матвеевич на товарищей.

Майор тут же состроил гримаску: да нам хоть конвойная, хоть ракетная! Мы так, погулять вышли. И кинулся благодарить старика:

– Ну, дед, ты и сам не знаешь, как выручил. Не надо никого просить, купим билет, и Коля поедет как деловой! – И сгрёб паспорт друга, и положил в бездонный карман рубашки, и хлопнул по плечу компаньона: не переживай!

А тот и не переживал. Конвойники, и в сам деле – так, ерунда! Розыском они не занимаются, сопровождают уже пойманных, хотя в экстренных случаях могут задействовать и эти части. Но что делать? Нет, в самом деле, вся страна нашпигована спецчастями, они сыпью покрыли города и веси, и поначалу кажется: человеку ни пролететь, ни проехать, ни пройти. А ничего – можно! Только непонятно было, он за эти дни стал законченным фаталистом или под опёкой вертолётчика так расслабился. Да и что ему бояться Сретенска, он там уже был…

– Спасибо, Василий Матвеевич, ещё раз. Но только это излишне. Но если вы считаете, что… Мы обязательно вернём вам документ, обязательно вернём.

– Давайте, давайте, ребята, с Богом! Вы уж попридержитесь, не пейте на станции! – наказывал старик уже на улице. Они долго ещё оглядывалась, и всё видели его маленькую фигурку, а потом надо было сворачивать…

И когда вышли на площадь в центре посёлка, майор спросил: «Может, и правда, рванем на Куэнгу?»

– А это далеко? – приостановился беглец.

– Та не особо. Километров пятьдесят в сторону Читы.

– Тогда, в самом деле, зачем тащиться по речке? Давай поедем на эту… как её… Куэнгу. Оттуда и тебе будет ближе до Читы, – бодро начал он, и тут же осёкся. На неизвестную станцию в западном направлении ему никак не хотелось. Он уже поверил, что сектор охотников за его скальпом заканчивается в районе Могочи. И хотелось туда, а не в Куэнгу! Но решать должен сам Толя. А то он его действительно зае… заманал. Вот именно! А майор, внимательно посмотрев на компаньона, усмехнулся.

– Ты опять за своё! А давай не будем сбиваться с курса? Едем до Сретенска! – выкрикнул он и решительно двинулся по улице дальше. Он ещё раздумывал, в какой магазин зайти, а подопечный уже приготовил деньги. Увидев эти бумажки, Толя тут же оскалился.

– На свои будешь брать токо презервативы. Они тебе шо, срочно понадобились?

– Срочно мне беруши требуются…

– Ой, какие мы нежные! Мы ж с тобой договорились насчёт денег, а ты опять за рыбу гроши… Скоко можно? Ты постой тут, в тенечке, я быстро!

И не успел он пристроиться вместе с коробом за каким-то киоском и осмотреться, как благодетель с пакетом уже стоял перед ним. Ну, летун-вертун!

– От тут и килька, и лапша, и водочка, и буханочка, и… – всё перечислял и перечислял Толя. – Давай снимай, снимай свой коробок, будем укладываться.

Но укладка ограничилась тем, что пакет с провизией переместился в короб. И майор, взявшись за его брезентовые лямки, внес ясность в дальнейший процесс транспортировки:

– Теперь так: сумка – тебе, бандуру понесу я. И не спорь!

И тут же двинулся к старенькой голубой «Волге», что дожидалась пассажиров неподалеку. Наклонившись к водителю, он что-то коротко спросил и махнул рукой: поехали! И, усевшись на переднее сидение, заговаривал пожилого водителя, а тот ехал так осторожно, что беглецу, в нетерпении ерзавшему позади на пыльном диванчике, всё хотелось спросить: нельзя ли побыстрее? Но дорога до Сретенска оказалась такой короткой, что задавать вопрос он не успел.

И когда машина остановилась у знакомой арки, он чуть ли не на ходу открыл дверцу и вывалился наружу. Куда он так торопился? Боялся, что теплоход уйдёт без него? Теплоход стоил внизу, покачиваясь на воде. И причал, казавшийся вчера заброшенным, ожил, запестрел народом, где-то здесь должны быть и те двое, тонкий и толстый. Разве они упустят такое событие как отплытие речного пароходика! Наверное, и открытие навигации для здешних мест, всё равно, что выход в море королевской яхты…

Парней не было, были другие: и какая-то молодая компания, и крепенькие тётушки, несколько пожилых мужчин с такими же, как и у них, коробами за спинами. Только вокзальчик по-прежнему закрыт: как же билеты? Билеты от кондуктора, успокоил Толя. А если все пассажиры не поместятся на суденышке? Оказалось, и по этому поводу не стоит волноваться: майор уже пересчитал ожидающих по головам: шестьдесят три человека на шестьдесят посадочных мест, так это ведь с провожающими! Они отошли в сторонку, не упуская из виду и подходы к пристани, и саму пристань, и теплоходик. Подбежала рыжая собака и стала ластиться и бросаться то к одному, то к другому. Толя достал какую-то еду, стал кормить, приговаривая: «Собака! Хорошая собака!.. Нет, ну ты и прожорливая… Не, не, больше не дам, а то чем я Колюню буду кормить, а?.. Пить хочешь? Ну, давай налью прямо в пасть… А водочки?.. Не хочешь? Ну, шо ты за собака такая, водкой брезгуешь…» Под этот весёлый трёп беглеца и отпустило, даже захотелось погладить собаку. Та внимательно осмотрела его, сочувственно заглянула в глаза, лизнула руку, но уткнулась в Толины колени.

Когда объявили посадку, они спокойно наблюдали за пассажирами, что посыпались по ступенькам горохом, переждали и зашли в открытые у капитанской рубки двери последними. «И это называется теплоход! Автобус на полозьях!» – ворчал Толя, идя по проходу в конец душного, разогретого зноем салона. Там, на корме, были свободные места. Пропустив к окну компаньона, вертолётчик сходу развернулся к женщине с ребёнком на руках, сидевшей через проход. Погладив малыша по голове, майор с чувством, нашептал: А у мальчика пара зелёных удивительных маминых глаз… Женщина с карими глазами засмущалась, не зная, как реагировать на такое внимание. Проще было бы отвернуться, но какая-то сила не давала её глазам оторваться от незнакомца. Да и как оторваться, когда и в кино таких редко показывают, а тут рядом, только руку протяни…

А майор, зацепив внимание женщины, уже перешучивался с кассиршей: мол, короб тоже место занимает, можем оплатить проезд и за него. Кассирша поняла всё правильно: «Пусть так едет. Но если будут пассажиры, придётся место освободить». Так и сидели, ждали отхода, когда из ровного гула пассажирских голосов взметнулся раздражённый крик.

– Окна открыли бы! Че так ехать-то? Задушите! – кричала дородная пожилая женщина, обмахиваясь головным платком.

– Женщине плохо! – подхватила другая, в белой мужской кепке.

– Пить надо меньше! – громко заметил сухощавый мужичок с коробом.

– А ты наливал? Не знамо чё буровишь!

– Так рази это не вы пили на бережку? Я видел, пили… И бутылку бросили! – Подруги, было, подняли возмущённый крик, но тут со своего места вскочил майор и своим замечательным баритоном перекрыл все голоса:

– Шо это вы, граждане, так орёте? Вы шо, первый раз едете? Окна ж как в автобусе, – сдвинул майор ближнее стекло. Кто-то из молодых кинулся к своим окнам, и народ на время присмирел. И стало слышно, как трансляции пошло потрескивание, и прокуренный голос брезгливо и раздельно выговорил: «Уважаемые пассажиры, предупреждаю сразу! Гальюн не обсирать! А то закрою!»

Замечательное начало путешествия! А что будет дальше, усмехнулся беглец, уставясь в окно. Но дальше из ретранслятора полилась какая-то незнакомая мелодия и будто отгородила его от остальных, даже от Толи. Он собрался прикрыть глаза, как рядом заёрзал компаньон, пришлось и самому насторожиться. Вот майор, вытянув шею, подался в сторону правого борта, повернул голову и беглец: там швартовался белый катер.