Текст книги "Заговор обезьян"

Автор книги: Тина Шамрай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 54 страниц)

– Назад, мужики! Движение перекрыто!

– Как закрыто? Почему это закрыто?

– Вам сказано – мероприятие идёт!

– Плевать на мероприятие! Мне в консульство надо, визу получить!

– Да, да! Нам в консульство надо! – заискивающе подтвердил и Пустошин.

– Вам сколько можно объяснять? Закрыто ваше консульство, закрыто! В понедельник придёте! Они к тому времени и штаны отстирают…

Все! Надо было отходить, но его будто кто-то подзуживал.

– Извините, у вас… – не договорил он, но милиционер и без того оказался понятливым. Ощупав рукой проблемную зону, парень отвернулся и стал приводить себя в порядок. А тут и Пустошин вцепился мёртвой хваткой и, держа за край жилета, дрожащим тенорком принялся успокаивать:

– Вот видите памятник – это Пушкин! Ну, я вам о нём рассказывал… Хороший памятник, только маленький… А дом рядом – это Пушкинский театр, там Высоцкий выступал…

– Что, вместе с Пушкиным? – хмыкнул беглец. И снова сделал шаг вперед, пытаясь рассмотреть: что, эта понурая фигурка – и есть Пушкин? Нет, вы посмотрите, как хотят, так и уродуют поэтов. Почему у него такие длинные руки, и что он там держит у самых колен?

И неожиданно сам для себя рассмеялся, и тут же краем глаза заметил, как насторожилась ближняя камуфляжная группа и повернула одинаковые в шлемах головы, и кто-то из них уже сделал шаг в его сторону. А рядом встревоженный Пустошин шипит: «Вы с ума сошли!» Возможно, и сошёл. Он уже и сам боялся собственных, уже слабо контролируемых реакций…

– Пошли, пошли! Придём в понедельник! – громко, на публику известил Алексей Иванович, и всё тянул, тянул его назад. И пришлось повернуться, и двинуться вниз по улице, повторяя про себя: «Только не спеши, не спеши!» А Пустошин шел рядом и всё подгонял: «Быстрей, быстрей!» И чем дальше они уходили от места, где по планам должна была закончиться временно вольная жизнь, тем больше саднила мысль: «И что теперь? Фонтанная?» Но на улицу Фонтанную не хотелось. Чёрт, как болит голова!

Они уже отошли на приличное расстояние, когда там, позади, послышался топот, и оба, не оборачиваясь, прибавили шагу. Сейчас, сейчас улица кончится, осталось только завернуть за угол, а там… Но на углу их догнал крик: «Лёшка! Лёшка, погоди!» И, обернувшись, Пустошин довольно хмыкнул: «На ловца и зверь бежит! Вот вам и журналист собственной персоной!»

«Какой журналист? Зачем сейчас журналист? К чёрту журналистов!»

– Вот ключи! Садитесь в машину, садитесь и не бойтесь, он не кусается, но владеет информацией! – втолковывал Алексей Иванович. И, развернувшись, с преувеличенной радостью выкрикнул:

– Кирилл, ты, что ли?

– А кто же ещё? Смотрю, неужто мой друг Пустошин! А может, и не Пустошин чешет от меня как молодой…

Пока Алексей Иванович заговаривал друга Кирилла, он уселся в машину, оттуда и рассмотрел журналиста: человек как человек, рыжий, в жилетке, в них любят обряжаться фотокоры, сама камера, видно, была в кофре, висевшем на плече. «Нет, нет, только не сейчас! Никаких журналистов, – надвинул он на брови каскетку. „Смотри, какой капризный! То нужна пресса, то для прессы рано. Никак на тебя не угодишь“».

– Ты что же не перезвонил, Иваныч! Запросто ведь разминулись бы!

– Да вот решил в кои веки заглянуть в консульство, а там всё перекрыто! Садись, Кирилл Михайлович, в машине и поговорим!

– Ты не один? – увидел журналист незнакомца.

– Добрый день, – вежливо поздоровался тот.

– Здрасте, здрасте… Если ты о пикете, то эка невидаль! Они и вчера стояли, а сегодня флаг американский собираются жечь. Через час и начнут, у них всё по плану.

– А по какому поводу-то весь сыр-бор? – живо так расспрашивал Алексей Иванович.

– Да повод всегда найдётся! Народ бастует, а власть не знает, на кого валить… Команду дали, вот и пригнали под империалистические окна…

– И у нас, в Хабаровске, народ бузит, только совсем другой народ, противоположный…

– Где, что, когда, выкладывай!

– Да нарисовали, вроде один другого водит на цепочке как дрессированного!

– Э! Я думал, что серьёзное. Вот у нас на днях растяжку кто-то повесил: «Беспутная жизнь лучше путной!» Вот это – да! Вроде и нет ничего крамольного, а сколько смысла! Теперь пусть попробуют дело пришить! Ведь до чего дошло, не за действия – за слова судят! Ты сам-то, Иваныч, что, такие мероприятия уже не проводишь?

– Обижаешь, Кирилл! Недавно пикет в память погибших журналистов провели. Звали и твоих коллег, и, ты думаешь, они нас поддержали? Прибежали, понюхали, а потом, будьте любезны, так откомментировали, что… И всё с такой, понимаешь, интонацией подавалось, с такой…

– Понимаю! С блядской интонацией и подавалось. А что ты хотел? Матросовых среди нас мало. Я сам уже давно на амбразуру не кидаюсь. Хватит! Да и с кем бодаться? Ты смотри, как власть измельчала! Десять лет назад правил один и большой, а сейчас два, но маленьких. И политика мелкая: насолить, ущучить, отмстить…

– Да-да, как-то мелкотравчато всё, – поддержал Пустошин.

– Есть старый морской анекдот в тему. Приходит лесовоз в порт, а к четвёртому механику, значит, жена с материка прилетела. Ну, понятное дело, заперлись они в каюте и, дело молодое, увлеклись. А третий механик только-только лег перед вахтой отдохнуть, только заснуть не может, слышно через переборку, как четвёртый с женой кувыркаются, и всё друга спрашивают: «Ой, попочка! Чья же это попочка? А это чья, такая розовая?» и так без конца. Слушал, слушал третий, не выдержал, да как стукнет по переборке кулаком: «Мать вашу, когда вы там, наконец, разберётесь, где чья задница?»

– И к чему это ты его рассказал? – На взгляд Алексея Ивановича анекдот был совершенно легкомысленным и не соответствовал серьёзности момента. Но у журналиста были свои соображения.

– Скоро, попомни моё слово, драчка у них начнётся, будут выяснять, чья задница главнее. А нам только и останется, что посмеиваться. И над собой, какими мы были наивными, и над этими… прости господи, властителями. А писать про это – уволь!

– Так уходить из профессии надо! – стал закипать Алексей Иванович.

– А ты что злой такой, а? Тебе не дали пройти в консульство, и ты рассвирепел! Лёшка, скажи, тебе что, уже была назначена встреча? Ну, назначили день для интервью, или как?

– Или как! Просто хотел прийти, узнать, какие бумаги нужны…

– Ну, и кто ты после этого? Тебя бы охрана послала далеко-далеко. Они сейчас как работают? Запрос только по интернету, по телефону уже ни с кем не разговаривают! О встрече с консульскими надо заранее договариваться, чудак ты этакий! Коллега с Сахалина недавно хлопотала о визе, ей и день собеседования назначили, она и прилетела, только её даже на порог не пустили. И никаких объяснений! А человек чёрт знает откуда добирался!

– А что так? Раньше-то всё проще было!

– То раньше! Да, не повезло тебе. Во-первых – пятница, дальше два выходных… А первого сентября – это в понедельник, у них свой праздник… забыл, как называется…

– День труда, если не ошибаюсь! – подал из своего угла голос человек с газеткой.

– Вот-вот! И у них свой мир, труд, сентябрь… Моряк? – обернулся Кирилл Михайлович к незнакомцу.

– Моряк, моряк… – пришёл на помощь Алексей Иванович. А беглец чертыхнулся: опять он со своим комплексом отличника не справился. Молчал бы в тряпочку, нет, надо свою осведомлённость показать!

– Ну, информируй, Кирилл, информируй…

– Да что информировать? Посольские-то не работают и в наши праздники, а уж в свои и подавно! Они запуганные какие-то, американцы-то. Журналистов позовут, так дольше физиономии изучают и сумки проверяют, чем сам брифинг длится! Консул, говорят, пока домой доедет, меняет несколько машин. Понять их, конечно, можно! Тут, кроме политики, происшествий хватает. Слышал же, прежний консул с пьяных глаз чуть парня не задавил? Ну, и теперь, видно, боятся, что специально будут под колёса дипломатической машины бросаться, а потом деньги требовать! А жаждущих американской помощи и без этого хватает. То ненормальный захватит автобус и потребует везти его к американцам на Пушкинскую, то корейцы чуть ли не в окна к ним сигают.

– Как в окна? – изобразил удивление Алексей Иванович. Историю он эту знал, пусть и другие послушают.

– Да очень просто! Забрался такой чёрт на крышу, видел же – там впритык жилой дом стоит? Так он по крыше, по крыше, а потом по лестнице пожарной. На лестнице его и схватили! А корейцы же боятся, что их назад выдадут! Слыхал же, семейная пара с моста прыгнула, когда их той стороне передавали… Да, жизнь у американцев здесь нервная. У них несколько лет назад морского пехотинца из консульской охраны чуть не расстреляли…

– На посту, что ли? – не поверил Пустошин.

– Ну, что ты! До этого пока не дошло. В ночном клубе дело было, но парню повезло, живой остался…

– Что ж это они где попало шляются?

– Ну, не за забором же им прозябать, когда такой город шумит под окнами!

– А где сами-то посольские живут? – выспрашивал Алексей Иванович.

– Да кто где? Есть которые и за городом, на Санаторной. Там один мотельчик, в нём всё на американский лад устроено. И теннисный корт есть, и пляж рядом…

– Это где военный санаторий, что ли? Где Брежнев Форда принимал?

– Вот-вот. Народ до сих пор помнит, как им заборы тогда покрасили.

– А у тебя там, в штатовской пресс-службе, нет знакомых?

– Да есть там один мистер Твистер…

– И что? Можно позвонить и встретиться…

– Как ты себе это представляешь: звоню я в амбасаду и что, зову этого Джеймса пива попить? Я же тебе толкую, контакты у них ограничены, налево ходят только по разрешению… А уж под каким контролем наших служб все эти, ты догадываешься…

– Ну, бог с ними, с американцами! Ты скажи, газетный волк, что там ещё в мире делается? Что нового по делу беглого миллиардера?

– А что нового? Во всем, как известно, виновата заграница… Контора брифинг собрала, досталось там и цэрэушникам, и англичанам, присобачили зачем-то и украинскую службу безопасности. Знаешь, как она у хохлов называется? Служба бэспэкы!

– Так что насчёт сбежавшего?

– А ты что, сам интернет не смотришь?

– Так я в дороге был!

– Ну, ты не переживай, ещё не поймали!

– Как же так, писали, то труп нашли, то в Китае засекли какую-то группу. Так что с китайской версией?

– Горы в Китае высокие, а беглец маленький такой! Да он что, дурак в горы забираться! Да, профукали они его, профукали…

– Не повезло мужику, не повезло…

– Почему не повезло! Ну, посидел миллиардер немного, и что? Так, заметь, ведь успел и сладко поесть, и сладко поспать, и погулять погулял! Нам с тобой точно так не жить! А побег этот, видно, готовили давно, и хорошо готовили. Ведь, смотри, спецслужбы на ушах стоят, армейские части подняли, а он как в воду канул!

– Ты что, всерьёз веришь в заговор? Как себе это представляешь?

– Да нашлись, видно, люди! Даром, что ли, он самый дорогой заключённый всех времен и народов? И лечится он давно где-нибудь на островах! Брось ты переживать, Лёшка! Брось! Все деятели, за которых ты в своё время горло драл, не стоили того! Ты дневники Твардовского почитай, он там хорошо об этом пишет: мол, не стоят вожди наших переживаний! Помню, как ты за Ельцина с Гайдаром заступался, теперь вот Каспарова на щит поднимаешь!

– Гарика не трогай! – насупился Алексей Иванович.

– Не трогаю! Вот Гарика не трогаю, – шутливо поднял руки Кирилл Михайлович. – А за беглого что беспокоиться? Беспокоиться не надо! У таких, как он, всё будет в порядке, вот увидишь! Тебе кто угодно это скажет, вот и товарищ подтвердит. Правильно я говорю? – развернулся журналист к товарищу, и тот с готовностью кивнул головой. А Пустошин, еле сдерживаясь, хмыкнул в кулачок. Надо же, и Алексея Ивановича забавляет ситуация. Да он и сам готов посмеяться, но не над потешностью ситуации, совсем нет! А над своей детской затеей с консульством…

– …Скажешь, я не прав? В Москве либералы рыдают, а остальной России он не нужен! Тоже мне, нашли светоча прогресса и демократии! – Тут Алексей Иванович не выдержал и рассмеялся.

– Вот и я думаю, какой он светоч! – разгорячился Кирилл Михайлович. – Ты посмотри, что кругом делается, как всех нагнули! Порты простаивают, заводы вот-вот рухнут, народ бежит, кто куда, а ты нашёл, о ком печалиться! Все, все, проехали! Ты лучше расскажи, как твои дела? Где остановился, у сына? Как он? Всё нормально? – Пустошин кивнул головой. – Лёш, надо бы посидеть, поговорить, ты подъезжай вечерком, адрес не забыл? А сейчас, извини, бежать надо! Темка тут одна наклёвывается – закачаешься. Да! Ты ведь мне обещал что-то горячее подкинуть! Только давай договоримся, тема должна касаться дальневосточных дел, а то не возьмусь!

– Потерпи, Кирилл, потерпи! Ты, значит, всё власть местную бодаешь? А вот насчёт беглого ты не прав, совсем не прав! Не ты ли за Гришу Хасько заступался, и за этого… океанолога…

– Ну, ты, Лёшка, и сравнил! То ж простые мужики, кто ж и вступится, как не наш брат. Ученые до сих пор сидят ни за что! Это как? А твой миллионщик… Извини за прямоту, но скажу как мужик мужику: не сравнивай хер с пальцем!

– А кто хер-то? – хихикнул Пустошин.

– Ты и есть старый хрен! Ты чего это ржешь? Что это с тобой? Нервное? – начал сердиться Кирилл Михайлович. – Не расстраивайся! Не работают американцы, иди в канадское консульство. Тут и германское, австралийское есть, и англичане имеются. Мы тут недавно с сэром-консулом на одном фуршете мартини укушались. И сидит он недалеко, в «Версале». Правда, всё это почётные консульства, только у штатников генеральное… Слушай, а тебя никак снова прижали, а? Ты что, политическое убежище собрался просить?

– Ещё не решил, – усмехнулся Пустошин.

– Не решил он! Не забывай, у тебя сын в загранку ходит.

– Да теперь-то не прежние времена…

– Не прежние! Вернулись времена, вернулись, разве не заметил? Скоро, говорят, политруки, или как там, на флоте – помполиты на судах будут, сплошь члены партии, сам знаешь, какой. Визу Юрке могут закрыть в два счёта, а с работой, сам знаешь, сейчас туго. Ты думай все-таки!

– Я подумаю. И без твоего совета и шагу не сделаю. Ты мне адвоката хорошего не порекомендуешь? Есть тут приличные?

– А у тебя что, деньги лишние завелись, или дело горящее?

– Дело, Кирилл, дело…

– Ну, тогда держи, есть у меня одна визиточка, – порылся в карманах Кирилл Михайлович и вытащил карточку. – Человек солидный, серьёзный, а потому занятой. Ну, Алексей Иванович, не прощаюсь! Жду, приходи пораньше, Ирина моя рада будет. На дачу ко мне съездим, заночуем там, покажу, какой у меня женьшень растёт! За баней целых два рядка, и такой ядрёный! Ну, всё! Побежал я, а то на встречу опоздаю. Да и материал надо сдать!

– Ты в штате работаешь?

– Стрингером пришлось на старости лет заделаться. И, скажу тебе, испытываю большой душевный подъем… А что за дело у тебя, что-то серьёзное?

– Серьёзней некуда, Кирилл, – заверил Пустошин. И вдруг ни с того ни сего снова рассмеялся.

– А ну тебя к чёрту! – открыл дверцу машины журналист, но, обернувшись к незнакомцу, наставительно проговорил:

– Вы понаблюдайте за старшим товарищем и, если что, сообщите сыну: чудит, мол, папаша!

– Хорошо, хорошо, – пообещал человек за газеткой.

Алексей Иванович вслед за приятелем выбрался из машины, но, распрощавшись с ним, нагнулся и тихо спросил: «Вернуть?» Беглец покачал головой: не надо! Он и сам не знал, что надо, а что нет. Он додумает потом, не сейчас. Сейчас башка раскалывается…

А Пустошин, усевшись за руль, добродушно хмыкал.

– Ну, старый! Совсем нюх потерял. Такая сенсация за спиной сидела, а он, как глухарь, токует о своём, ничего не замечает. А вы на его слова не обращайте внимания!

– Ну, почему же! Имеет полное право, – поспешил заверить беглец. Ему ли обижаться? Он и сам скор на определения, ещё как скор…

– А вы говорите, не узнают, мол, вас… А всё почему? Да собой все заняты! Эх, Кирилл Михайлович, Кирилл Михайлович, уем я тебя по полной программе и очень скоро. А может, и правда, съездим к сэру консулу? До гостиницы «Версаль» рукой подать…

– Игра не стоит не только свеч, но и бензина…

– Да почему же? Не всё ли равно – генеральное или почётное?

– Ваш товарищ как раз и отметил эту разницу.

– А! Ну, эту разницу и я понимаю, – усмехнулся Пустошин. – Значит, подождём до вторника? – и, помолчав, вдруг развернувшись, предложил: – Слушайте! А давайте сгоняем на Санаторную! В самом деле, что мы теряем? Ничего не теряем, – вроде как сам себя убеждал Пустошин.

– Можно и съездить, – нехотя отозвался беглец. Ему было всё равно, куда ехать, только бы покинуть этот город. Вспыхнувшая в нём готовность сдаться исчезла, истаяла, испарилась. Осталась только больная, ничего не соображающая голова. Вот в голове прояснится, тогда он и решит, что дальше… Собственно, идея с иностранным консульством была задумана в каком-то помрачении. Всё кончилось бы у будки охраны, Но даже, если бы он каким-то образом попал на территорию иностранного государства… В дипломатической работе свои ограничения. По правилам, они сами должны сообщить властям страны пребывания о появлении нежелательного лица, а то консульских могли бы запросто обвинить в злоупотреблении дипломатическим иммунитетом…

Это когда-то таких, как он, относили к категории лучших из лучших, и разрешение на въезд в Штаты эти лучшие получали в самый короткий срок. Но сейчас он был персоной нон грата в самом категоричном смысле этого понятия. И госдепартамент может сколько угодно принимать резолюций, делать любые заявления по его поводу, все эти инвективы в адрес нынешней власти – только фигуры речи, не более того. Не будут из-за тебя американцы портить отношения с этим режимом. Не пойдут они на такой демарш! Сочувствие государства гражданину другой страны имеет свои пределы. И человек должен чётко осознавать эти пределы. И потом у правителей разных стран своя солидарность, и они хорошо понимают трудности друг друга. У каждого имеются и свои критики, свои несогласные, и по пустякам они не будут ссориться друг с другом. И дело какого-то там заключённого не стоит никаких политических разменов. Надо же, он что-то ещё соображает! Тогда какого чёрта тебя понесло на эту Пушкинскую! И если бы не пикет… Выходит, эти молодые шовинисты избавили его от конфуза, а дипломатов, от лишних хлопот. Забавно!

– А вы меня сегодня удивили! – рассмеялся вдруг Пустошин. – Слушайте, от кого, от кого, но от вас такого не ожидал. Зачем вы на рожон полезли? Ну, думаю, сейчас кинется, выхватит автомат – и веером, веером!

– Это что, так со стороны выглядело? – удивился беглец.

– Именно так и выглядело. У вас был такой вид… Я когда служил, а это конец шестидесятых, послали нас искать беглого солдата, из соседней части бежал. Не успел тот солдатик далеко уйти, окружили его, а он подпустил ловцов поближе, вырвал у зазевавшегося автомат и застрелился! Я долго тогда сам не свой был, всё не мог понять, что его заставило, ведь молодой парень, жить бы и жить… Вот и вы напугали: «Немедленно пропустите меня!» Что это вы так?

И он пожал плечами: бог его знает? Он, собственно, плохо помнит подробности той сцены, а то, что помнит, не расскажешь. Вот-вот, про то, как заподозрил Алексея Ивановича в провокаторстве. И как не сорвалось с языка? А всё от страха за свою драгоценную жизнь…

А Пустошин уже другим тоном принялся утешать:

– Вы что же, сильно расстроились? Да бросьте! Давайте-ка, и правда, съездим к этому мотелю, а? Может, в неформальной обстановке с ними легче контактировать?

О чём это Алексей Иванович? Неужели он не понимает, что никаких неформальных контактов с дипломатами не получится! Только отговаривать не было сил, пусть сам в этом убедится. Но не успел Пустошин тронуть машину с места, как его затребовали по телефону, и в машине был хорошо слышен Юрин громкий голос.

– Папа, а вы где? Мы же договаривались… Я сейчас на Тигровой, а тебя нет! Пап, ну что там с вашими делами?

– А пока никак, – ответил Пустошин, и поспешил выбраться из машины.

– Имей в виду! Дома ждут, обед готовят… А что, Анатолий не уехал? Папа, извини, но давай отвезём твоего товарища на дачу, если по-другому нельзя. И честно скажи, его можно оставить там одного? Он пьющий, или как?.. Ну, что ты молчишь? Отвезём на дачу и…

– Юра, не надо решать за меня, хорошо?

– Но и ты меня не пугай! Я что-то не пойму… Вы где сейчас?..

– Стоим на Лазо, но…

– Вот и стойте. Я сейчас подъеду!

Присутствие сына было совсем некстати. Алексей Иванович хотел, было, перезвонить, отговорить: не надо, не приезжай, не до тебя… Но пока он раздумывал, рядом притормозило такси, и оттуда выскочил Юра. Забравшись в машину – она тотчас просела под его весом – он сходу весёлым голосом стал расспрашивать отца: «Ну, как тебе Алкин автомат?» – «Да ничего, но ещё не по руке», – сердито отвечал Алексей Иванович.

– А как ваши секретные дела? Что-то не получилось?

– Понимаешь, Юра, какая штука, нам до вторника надо ждать. Не помешаем?

– Пап, не начинай! Надо – ждите! Но дела делами, а пора обедать, а, мужики? Давайте, поедем к нам. Вы как, не против? – обернулся он к гостю.

Воспитанный парень. И ждёт, что приезжий товарищ будет не менее воспитанным и откажется от приглашения. Откажется, откажется, пусть не сомневается.

– Спасибо за приглашение, но, к сожалению…

– Ты там дома извинись, скажи: Алексей Иванович, мол, никак сегодня не может, – втолковывал сыну Пустошин.

– Вот сам звони и объясняй, а то они бог знает, что могут подумать… А давайте я вас на дачу и отвезу! – И на отцовское «нет, нет!», развернувшись, с обидой спросил:

– Ну что вы всё шифруетесь? Вы что, по злачным местам наладились?

– Что за шутки, Юра? Нос не дорос со старшими так разговаривать. У нас серьёзное дело, нам с этими… документами надо поработать…

– Алексей Иванович, ну, зачем усложнять? С документами я могу и один поработать, – подал голос из своего угла гость.

– Ну, вот видишь, пап, как всё хорошо. Товарищ твой начнёт, а ты на час заедешь, покажешься, только покажешься, а потом вернешься и тоже… поработаешь.

По городу ехали молча, и всё указывало на то, что Алексей Иванович и сам бросил идею с мотелем. Но когда пошли пригороды, он вдруг всполошился:

– Нам тут надо заехать в одно место… Где-то здесь поблизости должен быть мотель. Знаешь такой?

– Надеюсь, вы там не надолго, – легко отнёсся к новому препятствию Юра.

Да и что напрягаться! Санаторная была по пути, и находилась в двадцати минутах от центра Владивостока. Туда вели две дороги – железнодорожная и автомобильная, и мотель «Влад Мотор Инн» был как раз между ними. И от шоссе до мотеля, невысокого, в два этажа, неопределённой архитектуры здания, было всего метров двести-триста. Недалеко от указателя, что направлял путников вглубь парка, Юра и остановил машину.

– Так я не понял, для чего мы сюда приехали. Вы что, хотите в мотель перебраться? – потребовал он ясности.

– И переберёмся! – не замедлил с ответом отец. – А пока… В этой гостинице американцы живут, так надо разузнать, можно ли с ними законтачить.

– Ну, вы даёте! Петицию хотите передать? А в представительство зайти не пробовали?

– Закрыто оно сегодня… Так ты сходи, узнай, как устроиться в этот мотель… Нам лишний раз глаза мозолить ни к чему…

– Значит, разузнать, есть ли свободные номера?

– И окрестности посмотри, что там и как, – ставил задачу Алексей Иванович.

– Понял, понял! На разведку посылаешь? – усмехнулся Юра, но и сам вдруг загорелся. Да и какой же молодой человек не захочет поиграть в следопыта. Только вот долго не мог перейти шоссе – машины шли сплошным потоком. И они с Алексеем Ивановичем облегченно выдохнули, когда образовался просвет, и Юра, благополучно перебравшись на другую сторону, скрылся за деревьями.

– Не стоило вовлекать во всё это ещё и вашего сына! – качнулся к Пустошину беглец. Неужели Алексей Иванович не понимает, что подставляет сына…

– Вы Юру не опасайтесь, он надёжный. Да и не понял он ничего, он думает, это мне американцы нужны.

– А тогда я с вами зачем?

– Ну, скажем, дело у нас к американцам обоюдное… Что-то я себя всё больше и больше каким-то шпионом чувствую! – хмыкнул Пустошин.

– У меня похожее чувство. Мне только теперь и не хватает, что обвинений в шпионаже. За тайные контакты с иностранцами.

– А давайте мы это дело перекурим, а? – открыл Алексей Иванович правую дверцу машины. Нехотя выкурив по сигарете, они сидели, перебрасывались пустыми репликами. Ожидание затянулось, и с каждой стремительно утекавшей минутой приходило понимание: хочется или не хочется, но со всем этим пора заканчивать. Ничего другого не остается…

– Не стоило сюда приезжать, – по складам то ли себе, то ли Пустошину выговаривал беглец. И, сняв тесную каскетку – головная боль к полудню только усилилась, стал растирать виски.

– Да подождите вы! Вон и Юра идет, – показал рукой на дорогу Алексей Иванович. На этот раз разведчик перебрался через дорогу быстрее и, запыхавшийся, ввалился в машину.

– Ну, вы и дали мне задание… Вы хоть знаете, что это дипломатическая территория? Там столько охраны… Короче, американцы точно живут в мотеле, но у них отдельный блок, и туда, само собой, никого не пускают. На пляже никого нет, прохладно, а на корте кто-то стучит ракеткой, национальность не определил… – замолк Юра на полуслове.

И, если бы беглец не прикрыл глаза, пережидая приступ боли, то заметил бы, как Юра пристально рассматривает его в зеркальце…

– Ну, что замолчал? Рассказывай, рассказывай, – подгонял Алексей Иванович сына…

– А что рассказывать? Национальность, говорю, не определил… На рецепшне там американский канал какой-то включён… У них такая спутниковая антенна на крыше… А давайте, мужики, я вас покормлю. А то, смотрю, вы оба такие хмурые, наверно, голодные, а тут недалеко ресторан рыбный.

– Какой ресторан, Юра! И потом, ты, кажется, приглашал на обед домой!

– А я передумал! – беспечно признался Юра. – Зачем вас разделять, а? Не надо разделять. Поехали, развею вас!

И Алексей Иванович почему-то не стал возражать, тогда беглецу пришлось самому напомнить: как же, мол, работа с документами? И Пустошин заверил: мы ненадолго, пообедаем – и сразу на дачу, сразу за документы. И стал зачем-то жаловаться сыну: вот, мол, гость утром ничего не ел. И гостю пришлось уверять: он не голоден, совершенно не голоден…

Но тут машина остановилось – приехали! И не прошло и пяти минут, как они уже сидели за большим столом на открытой веранде рыбной харчевни. Место было уютным, и с залива несло, как и положено, прохладой и йодом, и посетителей в ресторане не было, и столики друг от друга отделяла рыбацкая сеть. Юра выбрал еду по своему вкусу, и скоро весь стол был уставлен маленькими и большими плошками с едой.

– Предупреждаю сразу – угощаю я! – поднял он руку.

– Ты по какому такому поводу шикуешь? – удивился Алексей Иванович.

– А почему бы и нет? Отец приехал – раз, я в отпуске – два, есть ещё третья причина, но и этих двух хватит. На квартиру вы ехать не хотите, капризничаете, что же с вами делать? Чебуреками на вокзале кормить? Все, мужики, давайте, приступайте к разгрому! Не стесняйтесь, – улыбнулся товарищу Анатолию, что продолжал держать руки на коленях.

– И то правда, давайте, закусывайте! – отчего-то взбодрился Алексей Иванович. Да ведь и повод был – хоть этим отвлечь именитого гостя. И всё угощал: вы это попробуйте… И кальмарчика, кальмарчика обязательно… И салатику, салатику… После того, как они перепробовали закуски, и вот-вот должны были принести запечённую рыбу, Юра, совсем как отец, придвинувшись, налёг на стол.

– Так вот, про американский канал… Спутниковое телевидение там в мотеле…

– Ну, ты уже говорил! – нетерпеливо перебил его отец. – Что там с телевизором? Какое-то сообщение было, что-то показывали?

– Показали, показали… Вас показывали! – глядя в глаза приезжему товарищу, выпалил Юра. – Я не прав?

– Ты что несешь! – свистящим шепотом Алексей Иванович пытался приказать сыну замолчать. – Ты… ты хоть понимаешь! – Ему было так неловко перед человеком, он ведь заверял его: сын ничего и не поймет! И Юрка, стервец, ведёт себя неправильно, мог бы и промолчать или не так в лоб преподносить. Не понимает, дурачок, во что втягивается! А он сам? Понадеялся, что миллиардера теперь трудно узнать…

– Вы правы, Юра, – выдержав паузу, выговорил беглец. Что же теперь отпираться? Этого, собственно, следовало ожидать. И, повернув голову к Алексею Ивановичу, успокоил: всё нормально! Только какое, к чёрту, нормально! Неловкость продолжала висеть над столом, только Юра, будто ничего не замечая, радостно скалился и отцу, и гостю. Вот принялся вино разливать, тарелки двигать: вы ешьте, ешьте, зря я, что ли, заказывал…

– А я думаю, про кого это американцы долдонят, а человек у меня в машине сидит. Вот радость, так радость! Ну, что, давайте за встречу! – поднял он свой бокал. Но, отпив глоток, тут же отставил бокал. Больше никто к вину не притронулся.

– Ты понимаешь, что это не шутки! – разозлился Алексей Иванович. – Ты хоть немножко-то соображай! Давай так, мы сейчас едем на дачу, а ты отсюда сам выберешься… Ничего, доедешь на маршрутке! – отодвинулся от стола Алексей Иванович. – Нет, я и не предполагал, что ты такой!

– Какой такой? Да весь в тебя! Успокойся, папа! А вы сами? Что вы собирались ловить в консульстве, а? Они сами как мыши сидят, бояться лишний раз высунуться… А хотите, вам помогут переправиться в Гонконг или Вьетнам? – уставился он в гостя. – Или в другое место, например, на Филиппины или в Малайзию…

– Тише ты! Какая Малайзия! – с новой силой вспыхнул старший Пустошин.

– Папа, спокойно! Делается это просто. Я сейчас позвоню своему знакомому вьетнамцу в Сайгон, он вышлет приглашение, а визу вам оформят на границе. Мы давно так на отдых ездим. Никаких туристических фирм, всё на личных контактах…

– Юра, меня удивляет твоё легкомыслие. Наш гость не турист! У него нет заграничного паспорта, – вдалбливал сыну Алексей Иванович.

– За предложение спасибо. Когда-нибудь я им воспользуюсь, – улыбнулся беглец.

– Когда-нибудь? Когда-нибудь вам это не понадобится. Папа, не маши руками! Вы и забудете, как нас с отцом зовут.

– К сожалению, я не в том положении, чтобы убеждать вас в обратном.

– Но без обид? Меня, да и отца, особенно отца, жизнь уже учила…

– Юра, о чём ты? – покраснел Алексей Иванович. – Ты что, решил предъявить счёт совершенно непричастному человеку? Я уже жалею, что попросил у тебя помощи. Давай так: ты едешь домой и всё забываешь, напрочь забываешь! – встал из-за стола Пустошин. – Извините, – повернулся Алексей Иванович к гостю. – Это я виноват…

– Пап, ну что ты, ей богу! Ну, смолол чепуху, так и ситуация такая, что хоть стой, хоть падай… Можно подумать, что вы по-умному действовали! Что, скажете, не так? Надо было…