355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Тина Шамрай » Заговор обезьян » Текст книги (страница 43)
Заговор обезьян
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 05:00

Текст книги "Заговор обезьян"


Автор книги: Тина Шамрай



сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 54 страниц)

– У меня к ним было утилитарное отношение – использую… использовал строго по назначению.

– Да, конечно, вам было чем выделиться. Вы что ж, как Рокфеллер, ходили в потёртом костюмчике?

И здесь нечем было похвастаться: до нужной кондиции не успел протереть. А Пустошин уже бежал дальше и, судя по всему, у него было заготовлено много разнообразных вопросов:

– Нет, вы, действительно, намеревались стать президентом? А пост премьер-министра что, не подходил?

– Да как-то всё не мог определиться. Вот дали время на раздумье, много времени, – попытался отделаться иронией расспрашиваемый.

– Ну, будем ждать! Вы уж с решением не задерживайтесь, – с серьёзным видом попросил Пустошин, но, не выдержав, рассмеялся. – А я бы хвастался: сопровождал претендента на престол!

Претендент на шутку не отозвался, машина как раз проезжала очередной милицейский пост. Но и на этот раз остановили несколько машин только с левой половины дороги. Облегченно выдохнув, они миновали посёлок Вяземский, а скоро показалась очередная заправка, а рядом с ней городок Викин. И Пустошин, притормозив и въехав на площадку, встал очередь за красной машиной.

– Сейчас бензинчика зальём и покатим дальше…

Деньги Алексей Иванович принял без лишних слов и, заправившись, отъехал в сторону, где уже, как маленькое стадо, отдыхало несколько разноцветных автомобилей.

– А что, если нам тут и перекусить? Как вы на это смотрите? Я думаю, пора…

– Скажите, сколько мы проехали?

– Да больше двухсот! А что, хорошо ведь идем, а? – бодрился Пустошин. Он уже перебрался на заднее сидение и газетку расстелил, и пакеты с провизией достал, и бутерброды на салфеточку выложил.

– Вы знаете, я признаться, сомневался, но всё идет как по писаному. Тьфу, тьфу, не сглазить! Вы берите, берите помидоры… Знаете, белый хлеб с маслом и хороший спелый помидор – это очень даже ничего. Вот этот красно-синий – это наш, местный сорт… И колбаска ваша, смотрите-ка, оказалась вкусной…

И пришлось кивать головой: да, очень даже нечего! Но, в очередной раз подняв кружку, взгляд уперся в фотографию, там за столом плечом к плечу сидели два правящих лица… Мокрое донышко очертило, выделило их изображение на газете тёмным кругом. И здесь достали! Напоминают, как бы кто не забыл… И хоть Алексей Иванович старался, призывал: ешьте, ешьте, доедал он уже нехотя, через силу. Надо же, как серая мокрая газетная бумага может перебить вкус спелого дальневосточного помидора!

И когда прибрались, и сидели покуривали, и Пустошин с каким-то своим значением проговорил:

– Старик Белинский в своё время сказал: деньги – это солнце жизни… Вы как, разделяете его мнение?

– Белинский? – переспросил беглец и усмехнулся: зэковском языке белинский – это белый хлеб. – Ну, если сам Белинский! Наверное, классик был прав.

– Да я, собственно, не о Виссарионе Григорьевиче, а про то, действительно ли деньги и только деньги были вашей целью? Вы скажите: да кто не хочет! И будет те правы. Только люди, знаете ли, ведь в большинстве своём лицемерны. Все хотят быть богатыми, особенно, когда для этого ничего не надо делать. А вот, если получить наследство, найти клад, выиграть в рулетку – это с большим нашим удовольствием! А вы что на сей счёт думаете? Какое ваше мнение? – завершил пассаж Алексей Иванович.

Он что, должен отвечать за себя вчерашнего, которого давно нет? Да, он знал того человека, но давно распрощался с ним и оставил в прошлом, он теперь другой, совершенно другой. И потом, он столько раз отвечал на подобные вопросы! Но, кажется, отвечать придётся до скончания времен.

– Если вы о моих целях, то – да! имел такую слабость и я – хотел заработать на хлеб с маслом. – И вдруг с досадой, а Пустошину показалось, заносчиво, стал объяснять:

– Таковы правила в современном мире! Жизненный успех измеряется именно деньгами. Чем значимее научное открытие, ценнее живописное полотно, сильнее и красивее певческий голос, тем больше за него платят, ведь так? А разве организация эффективного производства, где десятки тысяч людей заняты осмысленной работой, не из того же ценностного ряда? Да, это ложная мера значимости человека! Но ничего другого пока не придумали. К сожалению…

– Да меня-то убеждать не надо. Всё так! Но вот ваши миллиарды – это фантастическое состояние, и одним непосильным трудом такое богатство не объяснишь.

– Да тогда фантастическим было всё: возможности, карьеры, состояния. Вот и я, грешный, не мог отказаться от соблазнов времени. Тогда важно было не только определить своё место в жизни, но и, как говорят, занять его первым, – хмыкнул беглец.

Что он мог ещё ответить? Эпоха перемен и в самом деле дает возможность человеку круто изменить свою жизнь, вырваться на простор. Он никогда не задумывался, кем бы он стал, если бы не началась в стране такая ломка. А путь, собственно, был очерчен. После института пошёл бы работать на завод и, уверен, был бы хорошим технологом. И потому мог получить назначение возглавить какую-нибудь захудалую фармацевтическую фабрику и что-то там на ней бы поднять… Но если бы предложили поработать на крупном производстве, не задумываясь уехал бы из Москвы в ту же Сибирь… Ну, выбился бы в директоры какого-нибудь комбината. И первое время пытался бы вводить новации, а раз-другой ударили бы по рукам, и он бы и присмирел. Стал бы толстеть, в Москву выбирался бы редко, и всё с каким-нибудь омулем, вяленой олениной и орехами. Каждую неделю ездил бы на рыбалку, а то стал бы от скуки пить и завёл бы женщину на стороне… А предложили бы какую-то должность в министерстве, он бы долго раздумывал, но семья настояла, и пришлось бы вернуться в Москву. И до пенсии протирал бы штаны в должности начальника управления или какого-то там отдела…

Как он, чёрт возьми, боялся в 91-м и 93-м, что всё вернется на круги своя. Так ведь и вернулось/повернулось чугунное колесо и придавило…

– Да, да, время и в самом деле было фантастическим! Но вы не ответили на мой вопрос, – вернул его в сегодняшний день голос Пустошина. И он с трудом вспомнил, что от него требует Алексей Иванович.

– Моё отношение к деньгам? Собственно, деньги – это лишь средство. К сожалению, только они обеспечивают независимость, настоящую независимость, не умозрительную. А независимость – это то, к чему стремятся не только страны, но и люди.

– Ну, кто же вам простит независимость! Это, собственно, нигде не прощают. «Особенно те ничтожества, что спаяли людей вокруг себя круговой порукой и манипулируют сознанием других. Они паразитируют на невежестве и мифах и уничтожают выбившихся из ряда» – процитировал Алексей Иванович.

– А вы что же, разделяете воззрения Айн Ренд?

– Считаю ли я капиталистов атлантами? Это сложный вопрос. Атланты-то они атланты, только такого разного калибра! Многие из них уверены, что бедные сами виноваты в своём положении. Ну, а люди именно этого и не прощают. Да ведь, и правда, разве богатство прирастает только талантом и трудом? Эх, если бы… Да, бедным быть стыдно, но богатым, говорят, – сложно. Так что такие, как вы, обречены на непонимание…

Пустошину, видно, хотелось серьёзного разговора, и он готов был ответить на вопросы любой сложности. Да только место и время для просветительской беседы было совсем не подходящим. Ну, вот доехали бы, тогда – пожалуйста! Теперь же его раздражало это бессмысленное стояние, это слишком людное место, и сама тема – для него заезженная до полной бессмыслицы. А до конца пути ещё ехать и ехать…

Но тут и Алексей Иванович, почувствовав его настроение, свернул разговор и стал собираться, предложив на дорожку по очереди отлучиться от машины. Пересекая пространство от машины до тыльной стороны стоянки, беглецу казалось, что все те, кто сидит в машинах, рассматривают его. И морской офицер, протиравший боковые стёкла чёрного внедорожника, и молодая женщина, закинувшая руки за голову на переднем сидении маленькой жёлтой «мазды», и тот парень в синем комбинезоне у колонки. И это беспокойство вспыхнуло в нём внезапно и, казалось, без всякой причины, на ровном месте. На ровном? Стоит только присмотреться, как рядом то петля, то камень. Все, все, успокойся! Теперь-то что мандражировать, он успел, передал Алексею Ивановичу записи…

У машины Пустошин встретил его предложением:

– А садитесь-ка вы за руль! Поменяемся, так сказать, местами. А то когда ещё в моей машине будет такой водитель… – не договорил Алексей Иванович.

– Ну, водитель-то как раз неумелый. Но я буду стараться! Вот только как быть с правами? – спросил водитель, усаживаясь за непривычный руль.

– Ну, если остановят – придётся платить штраф. Да вы не беспокойтесь, она проста в управлении, вот увидите!

И действительно, всё оказалось, как в обычной машине, только наоборот: рычажок указателей поворотов не слева, а справа, а управление дворниками, наоборот, не справа, а слева. Правда, в зеркало заднего вида смотреть было не совсем удобно, взгляд привычно искал его справа, а оно было в другой стороне. Но большой обшитый кожей руль и легко читаемые, хотя и устаревшие приборы, и приёмистый автомат – всё знакомо. И скоро пришла уверенность – должен справиться!

Первые полчаса он вел машину совершенно по-ученически, но Алексей Иванович, наблюдая за его осторожными действиями, то ли берег самолюбие, то ли ждал, когда водитель сам запросит совета. Но через десяток километров он почувствовал: машина и в самом деле поддаётся рукам, но вот очки, в которые обрядил его Толя, для вождения совсем не годились. Пришлось сменить на родные окуляры. В них всё виделось чётче, а потому и руль послушней. А позже, когда проехали местечко, обозначенное на указателе как Дальнегорск, всё пошло и вовсе прилично.

И захотелось прибавить скорость. Стрелка спидометра двинулась сначала к восьмидесяти, потом дело дошло и до ста километров, но Пустошин за спиной молчал, даже когда машина издала предостерегающий сигнал, он не проронил ни слова. Пришлось обернуться: что с ним? Оказывается, Алексей Иванович мирно спал, подложив под голову сумку. Вот и хорошо, пусть спит, а он готов ехать так до самого Владивостока. И ехал. Да отчего ж не ехать в общем потоке, этот поток и держит…

Только шофёрское счастье обманчиво, и на подъезде к какому-то селению, позже выяснилось, это был Лесозаводск, передняя «мазда» вдруг резко стала и он едва успел затормозить. Остановилась и другие. Задние машины ещё напирали, пытались объехать пробку по обочине, потом встала и обочина. И скоро выяснилось, где-то впереди случилась авария.

– Да, вот этого никогда не предусмотришь, – терзался у приоткрытой двери Пустошин. – Но ничего, ничего, немного постоим и поедем. Всё нормально! А я вижу, вы справляетесь. Так что, если прижмёт, сможете зарабатывать на жизнь, а? Хотя, что ж это выйдет? Микроскопом гвозди забивать – вот что выйдет!

Похоже, задержка в пути нисколько его не беспокоила.

– Да будет вам известно, в своё время я тоже пробирался в Приморье незаконным образом, – вдруг признался Алексей Иванович. Беглец удивлено поднял брови: вот как? И тут же понял: сейчас последует психотерапевтический сеанс для него, нелегала. И точно, Пустошин, усевшись на переднее сиденье и смущенно улыбаясь, будто решил сознаться в чём-то сомнительном с точки зрения морали, стал рассказывать свой случай из жизни.

– Да, да! Я сам ведь из Иркутска, там родственники до сих пор живут. И был у меня двоюродный брат, намного старше меня. Он один из нашей родни получил тогда высшее образование. Родителей брата уже не было на свете, и в отпуск он приезжал к нам, мой отец ему дядькой доводился. А приезды, как теперь бы сказали, походили на шоу: подарки, застолье, визиты к самым дальним родственникам. А я у него был за гида, помощника и просто младшего брата… Все знали, что он моряк, что ходит за границу, но письма мы ему слали в Комсомольск-на-Амуре. – Алексей Иванович ещё долго подбирался к сути и тонул в необязательных подробностях.

А он слушал вполуха, и всё ещё сжимал руль, настороженно посматривал по сторонам, сторожа малейшее движение вокруг. Всё боялся не успеть сдвинуть машину, когда поток тронется, но дорога, кажется, встала намертво.

– …И вот я, малолетний дурень, поссорившись с родителями, решил поехать к нему на Дальний Восток. А надо вам сказать, что парень я был своевольный, отцу пришлось со мной повоевать… Да я и сейчас не сахар, не сахар – признаю.

И Пустошин стал приводить разные случаи из своей далекой молодой жизни: и как он прыгал с моста, и как сидел ночью на кладбище, как рано начал курить…

А ему вдруг пришло в голову, что в юности он никаких безумств не совершал, слишком рано научился держать себя в узде. Нет, он попробовал в детстве курить, даже как-то перебрал портвейна, и его, как тряпичную куклу, парни приволокли домой. Хорошо, дома в тот час никого не было. Ему хватило этого единственного раза, когда с ним, невменяемым, можно было делать все, что угодно. И это было самым неприятным, а потому неприемлемым. Он не хотел зависеть ни от денег, ни от людей, ни от обстоятельств, этих ни был не один десяток. И одно время казалось, что он построил вокруг себя этот независимый мир…

– …И приезжаю я в Комсомольск, нахожу, значит, улицу – это оказывается общежитие судостроительного завода. И там мне ребята объяснили, что брат в командировке в Приморье, в посёлке Большой Камень, и что туда мне не попасть. Вы, наверное, не знаете, но в советское время это была закрытая зона…

Дальше пошли подробности об особенностях закрытых зон. Но проехали и это, дальше пошло интересней.

– … Ну, вы же понимаете, семнадцать-то лет, куражу и гонору много, вот и поехал во Владивосток. По дороге выяснил, что надо сойти на станции Угольная и дальше электричкой в направлении Шкотово, есть такая станция на линии Владивосток – Находка, а оттуда, как мне сказали, можно и в Большой Камень попасть. Весной дело было, холодно ещё, электричка вечерняя. Пока ждал, проголодался, но не в этом дело… Сажусь, значит, в поезд, а там народу битком, пристроился я с краю лавки, рядом старички, муж с женой… И скоро, слышу, понеслось по вагону: пограничники, проверка документов. А тогда, знаете ли, в тех местах наряды ходили, паспорта проверяли, выявляли тех, кто из других краев. Ну, и выдворяли за пределы, как сейчас иностранцев-нелегалов. Вижу, кое-кто заволновался, кто-то в тамбур нацелился. Видно, и я начал суетиться, и тут сосед мой спрашивает: что, не местный? Ну да, говорю, не местный, вот к брату в Большой Камень хочу попасть. Сказал и сижу, ни жив, ни мёртв, патруль всё ближе, а с ними и овчарка, и автоматы, и вот они рядом… И тут этот старик спокойно так говорит патрулю: это сынок мой, а паспорта, мол, у него ещё нет…

Вот на этом самом интересном месте к машине подбежала растрепанная женщина в длинном пестром платье и смазанным красным ртом выкрикнула:

– Вы мальчика не видели, не пробегал мальчик? И Пустошин всколыхнулся, заволновался.

– Нет, не было мальчика… Зачем же вы, дорогая моя, ребёнка из машины выпустили, – стал он выговаривать женщине. Но та, не слушая, побежала дальше, спрашивала у сидевших в передней машине. – Что ж она сама ищет? А папаша мальчика где? Вот бестолковая…

– Наверное, отец пошёл искать в другую сторону.

«Только, может, и отца никакого рядом нет» – спохватился беглец и открыл дверцу. Но Пустошин пресёк этот неразумный порыв.

– Куда вы? Сидите, сидите, ничем ведь не поможете! – и тут же стал сокрушаться: – Вот, поди ж ты, то тут, то там дети пропадают…

– Да ведь дети, женщины и солдаты пропадают в первую очередь, – со знанием дела выдал беглец. И тут же забилась, застучала мысль: а в безопасности ли его собственные дети, его сыновья? Теперь, когда он в бегах, его могут попытаться выкурить самым действенным способом – похитить детей. Хорошо, старший в безопасности… Только бы доехать, а завтра… Завтра и повода у стаи не будет. Не будет?

– Вы мальчика тут не видели? – снова появилась женщина. Теперь, близоруко щуря глаза, она заглядывала в машину со стороны беглеца. И тот, опустив голову, отбивался: нет, нет. Мельтешение женщины казалось ему каким-то неестественным. Как-то не совмещались все эти бесчисленные цепочки и кулончики на оголенной груди и зарёванное лицо. Будто вытащили её из-за праздничного стола и заставили мыть грязный пол.

– Вы нас уже спрашивали, – напомнил Пустошин. – К сожалению, не видели…

– Как же так, он в эту сторону пошёл… А сигаретки не найдётся? – неожиданно попросила женщина.

Пустошин завозился: сейчас, сейчас, но тут с другой стороны подошёл парень с монтировкой в руках.

– Ты… это… подруга, полосу не перепутала! Ты с той стороны кормишься, а не с этой!

– Господи, что вы такое говорите? Я сына ищу, а вы…

– Пошла, пошла отсюда! – наступал парень на женщину, и та, оскорблённая, сорвалась с места и исчезла между машинами.

– Зачем вы с ней так? Её пожалеть надо, она ребёнка потеряла, ищет, – Алексей Иванович насторожено рассматривал парня: что это он вооружился?

– О! Она бы вам показала, где у неё жалко! На этой трассе ухо надо востро держать… Тут такие сэкси на дороге работают, такие цирковые представления устраивают, а потом раздевают до нитки… А вы, я погляжу, не путанные ещё. Бабы вдоль трассы совсем приборзели. Я недавно джип перегонял в Ванино… Ну, еду себе, не помню, что за посёлок был, смотрю, через дорогу туда-сюда ребятня бегает, ну и, понятное дело, скорость сбросил и только я её сбросил, как один хрясь так по стеклу! И залепило все, и не пойми чем, кетчупом, что ли… И подбегает вот такая же борзая, волосы распустила, лица не видать… Кофточку сняла и стекло трет: извините, извините, ребёнок не хотел, я сейчас всё ототру, пятое-десятое… Ага, ототрёт она! И стоит возле машины почти голая, колышет… этими своими шарами… заманивает, значит! А я уже эти хитрости знаю! И гайцы с ними не хотят связываться, так наверное ж, и они в доле…

– Гайцы – это кто? – полюбопытствовал Пустошин.

– Ну, гаишники, кто ж ещё…

– Макс, ты где ходишь? – раздался чей-то нетрезвый голос. И парень с монтировкой отошёл, бросив напоследок: смотрите, мужики, в оба!

– Надо же, как его женщины напугали, – рассмеялся Пустошин и уже хотел рассказать что-то в тему. Но тут показалась процессия, и мимо машины торжественно пронесли мальчика, нес его высокий мужчина, рядом, вцепившись в его руку, семенила женщина в пестром платье. Теперь она выглядела королевой, переживший покушение на самое святое в её доме…

– Нашёлся! Ну, вот и замечательно! Помнится был случай…

Ещё один случай – это хорошо, но хотелось узнать, чем дело кончилось у самого Алексея Ивановича:

– Так вы добрались тогда до цели? Как это было?

– А очень просто. Сошёл вместе со стариками на каком-то полустанке, накормили они меня, спать уложили и, что примечательно, ни о чём не расспрашивали. А утром направление дали, как до Камня этого добраться. И я через сопочку одну, Другую пошёл, пошёл… Только за каждым кустом пограничник с ружьём мерещился. Но быстро так в посёлок добрался, помню, ещё подумал: и это закрытая территория? Потом оказалось, именно там достраивали подводные лодки. В Комсомольске, значит, корпус мастерили, а потом под видом обычного судна через Татарский пролив спускали на юг, и там, в Камне, доводили до ума. Зачем нужна была такая сложная схема, так до сих пор и не понимаю…

И пришлось возвращать Алексея Ивановича на исходные позиции: «А брата нашли?»

– Нашёл! Он так удивился. Я ведь сразу в гостиницу кинулся, знал, что он там проживал. А его, оказывается, за пьяный дебош оттуда выгнали, и жил он на съёмной квартире. Одна горничная и отвела меня туда. Он парень был холостой, с девчатами активно общался. Повез меня во Владивосток, так я от города, помню, обалдел: море, пароходы! Вот такая, будьте любезны, история! А домой меня отправил уже самолётом… Но к чему я это вам рассказываю? Человек всегда может пройти мимо любого патруля…

– …И перелезть через любой забор – это мне уже объяснили. Но, согласитесь, всё только случайность, и везение может закончиться в любой момент.

– Да кто ж спорит! Недаром Бальзак сказал: бог в жизни – случай.

Ну да, появление майора Саенко А. А. в его жизни можно объяснить случайностью, да и сам Алексей Иванович – библиотечная находка…

Он ещё не успел додумать такую важную для себя мысль, как передние машины вдруг разом зашевелись, загудели, сигналя зазевавшимся, и трасса пришла в движение. Алексей Иванович запросился за руль, и они сдвинулись вслед за другими. Скоро проехали и место аварии. Искорёженные машины – чёрный минивен и автобус стояли, уткнувшись друг в друга… Рядом человек с окровавленными руками… И два накрытых тела в стороне от дороги…

– Да! Вот она – жизнь! Стоит не уступить дорогу и… – вздохнул Пустошин. Беглец не откликнулся, он вывернув шею, всё не мог оторвать взгляд от накрытых простынями тел на обочине. Простыни были короткими и не закрывали ни ног, ни голов, и одна, с высоким бледным лбом и светлыми волосами выглядела такой живой. И казалось, владелец этой головы полежит, передохнет, а потом откинет окровавленную тряпку и выдохнет: рано вы меня хороните! И вспомнилась Приисковая и мёртвый парень в чёрных брюках, и женщина в красном платье над ним. И зачем-то рассказал Пустошину: вот, мол, то в одном месте, то в другом такие трагедии…

– Дорогой вы мой, проехать треть России и мёртвого не увидеть? – глухо отозвался Алексей Иванович и для себя добавил: «Скажи спасибо, сам ещё жив!» Но тут же прикусил язык: нашёл, старый дурень, чем успокаивать, и оглянулся: как там подопечный? А того не оставляло меланхолическое чувство, что охватывает всякого задумайся он на минуту о сложностях жизни. Вот и распростёртые на земле тела не давали забыться…

Нечто похожее он видел в свой первый приезд в Вену. Ему тогда пришлось ехать на концерт классической музыки, отказаться было невозможно, иначе… Бог его знает, что было бы иначе, но приглашающие были настойчивы: великий музыкант… интерпретатор музыки великих венцев… редко дает концерты… Моцарт, Гайдн, Шуберт… И была такая же авария, и два тела на асфальте… И помнится, как стало не по себе, но тогда он был другим, нервы были покрепче, и отношение к жизни другое. А может, отвлекла и всё смягчила музыка? Он до сих пор помнит не только игру, помнит имя этого пианиста – Брендель… Альфред Брендель. Именно под музыкальные звуки, что извлекал из крылатого инструмента этот Альфред, он и обдумывал ход очень серьёзного проекта…

Впереди по карте должен быть Спасск, и Пустошин предложил заехать в кафе и отобедать. Беглец отказался: до Владивостока было ещё далеко, а дело шло к вечеру, и хотелось попасть на место засветло, они и так потеряли минут сорок в пробке. Хорошо, хорошо, поехали, согласился Алексей Иванович. И понеслись дальше. Вот только машина вдруг стала вести себя странно, внутри неё что-то начало постукивать, и стук шел откуда-то снизу. Пустошин, чертыхаясь, снизил скорость и, досадуя, заметил: «Я даже не знаю, что там внутри и как… Ни разу, знаете ли, не ремонтировал».

– Доберёмся до города, а там, видно, придётся ночевать! – принял он решение. – Давайте попробуем поселиться в гостиницу? Снимем номер, оформляться буду я, мол, товарищ должен позже подъехать. Вот паспорт вашего друга и пригодиться…

– Я могу в машине переночевать…

– Да в машине-то как раз опаснее…

– Но в гостиницу мне нельзя, – досадовал беглец. Это уже будет совершенный перебор.

– Да, проблема! Но попробуем, как-нибудь доковыляем до места, – понадеялся Пустошин. И вот уже проехали Спасск, и машина, постукивая, ехала, все-таки ехала, и путешественники воспрянули духом. Но когда пересекли железнодорожный мост и посёлок под названием Сибирцево, из выхлопной трубы «чайзера» вдруг пошёл густой сизый дым. Машина нервно задёргалась, и не успел Пустошин остановить ее, как со страшным грохотом оборвался один из шатунов и, пробив клапанную головку, вышел наружу. И Алексей Иванович, выскочив из машины, открыл капот и в горячке стал зачем-то бить по железке, будто надеялся загнать её вовнутрь машины.

– Вот, полюбуйтесь на нее! А ведь бегала столько лет!

Сколько лет бегала машина Пустошина, лучше не спрашивать. Интересно, что в подобных случаях сказали бы два лихих офицера – майор Саенко и полковник Абрикосов? Он догадывается, что, но произнести даже про себя не решается, а в переводе с офицерского выражение теряло свою дивную остроту. Но поломка машины – это была та неприятность, которую надо было предвидеть. И ведь проехали больше шестисот километров, оставалось сделать последний рывок. Не повезло! Хорошо, Алексей Иванович успел съехать на обочину. А то обязательно появилась бы милиция, начали выяснять, что с машиной, потом потребовали бы очистить дорогу. И надо было бы вызывать аварийную машину…

– Вот, будьте любезны, ситуация! Чего-чего, а этого никак не ожидал! – всё повторял и повторял Пустошин, нарезая круги вокруг своего «чайзера». Беглец молчал: а что тут скажешь? Но оба крепко приуныли. А тут ещё расстроенный Алексей Иванович неосторожно заметил: надо, надо было другим транспортом ехать. И пришлось подхватить: да, да, это я виноват! Но Пустошин с досадой отмахнулся: «Да вы-то тут причём!» Да нет, очень даже причём! Это ведь он настоял ехать машиной, и, получается, сломалась она по его вине. Чёрт, ещё и за это отвечать!

Мимо по трассе проносился гудящий железный поток, а они, выбитые из общей колеи, не знали, что и предпринять. Сколько бы они так сидели – неизвестно, но в какой-то момент Пустошин встрепенулся: «Хорошо хоть заправка рядом. Пойду, поспрашиваю, может, кто на буксир возьмёт, а вы закройте двери и ждите». И скоро между машинами замелькал его вихрастая голова, он что-то убедительно говорил одному, потом с таким же напором убеждал другого, потом и вовсе скрылся за автобусом. И оставалось только ждать, чем закончатся эти переговоры.

Но тут подал голос забытый в машине телефон – старенький «сименс» Пустошина. Телефон звонил и звонил, подрагивая и возмущаясь, передавая нетерпение абонента. Пришлось накрыть аппарат рукой, и тот, будто подчиняясь, замолк. А зря! К машине уже несся довольный Алексей Иванович.

– Все! Договорился! Вон та зелёная бортовая подъедет, только просит дорого, но что делать, надо…

– Я заплачу! – не дал договорить беглец. – Вам какой-то Юра звонил, очень настойчиво звонил.

– А! Это сын, – взял в руки телефон Алексей Иванович, и тот как по команде снова затрезвонил.

– Что ты кричишь, не кричи… Нет, нет! Машина сломалась… Сломалась, говорю… Мы у заправки! Какой-какой? От Сибирцево отъехали километров сорок… А ты где?.. Не может быть!.. Ну, хорошо, ждём… Ждём, говорю! – и, отключив телефон, радостно выкрикнул:

– Вы представляете?! Сын навстречу выехал, уже на подъезде к Уссурийску, скоро здесь будет. Все! Пойду отменять буксировку, – ничего толком не объясняя, Пустошин снова кинулся к заправке. Известие о чудесным образом взявшемся сыне озадачило беглеца. Что значит под Уссурийском? Это, это… больше ста километров от Владивостока, водил он пальцем по длинной красной нитке в справочнике. Странная история! Но, судя по всему, Алексей Иванович и сам был удивлен этим обстоятельством. Вот только чужого сына нам и не хватало! Да, весело будет, очень весело… И, вернувшись от заправки, Пустошин по-своему истолковал его хмурый вид.

– Да не переживайте вы так! Юра вот-вот подъедет, а там всего-то дел – взять на буксир машину. К вечеру обязательно будем во Владивостоке. Всё будет хорошо, вот увидите!

Хорошо? Кому хорошо? Одно дело сам Пустошин и другое – его сын, он что, тоже занимается правозащитой? Для одной семьи – не многовато ли? Да откуда ему знать, как бывает в семьях этих людей: все вместе или поодиночке они занимаются человеческими правами? Что он знает о тех, кто в Москве и Чите устраивал акции в его поддержку, писал все эти годы письма… Зачем он им, чужой, далекий, непонятный? Но тогда близ города Спасска не так волновало отношение к нему народных масс, как хотелось понять человека, что был в ту минуту рядом.

– Скажите, Алексей Иванович, а ваш сын… он разделяет ваши взгляды?

– А разве я занимаюсь чем-то нехорошим? Юрка у меня человек понимающий, нет, не общественник, но и не балбес какой-нибудь! Вы не беспокойтесь, я даже имя ваше не назову. Да ему это и ни к чему! А что до остального, то вы сейчас мало похожи на себя. Я ведь вчера звонил ему, попросил снять нам квартиру на сутки. Это ведь сейчас не проблема, и снимет он её на своё имя, – успокаивал Алексей Иванович. И пришлось принять такое объяснение. Собственно, только и остается, что принимать или не принимать сложившуюся ситуацию. Или не просить помощи. Тот, кто попросил, уже не самостоятелен. Самостоятельно он когда-то уже действовал, посмотрим, как получится под руководством других.

– Нет, всё не так и плохо! – приободрился Пустошин. – Давайте-ка чайку ещё выпьем! Сейчас только двери закроем, а то ветер переменился, видите, пыль несет в нашу сторону.

Они допили теплым чай, потом Алексей Иванович стал звать подопечного продляться, размять ноги, но тот отказался и, оставшись один, принялся бездумно листать какой-то старый литературный журнал, что нашёлся в машине.

И ровно через полтора часа тёмно-синий «харриер», просигналив, лихо затормозил рядом с поникшим «чайзером». Из распахнутой двери сначала повеяло дорогим парфюмом, а потом появился молодой полноватый брюнет, совсем не похожий на Алексея Ивановича. Выглядел вполне стильно – лёгкие голубые брюки, в розовую полоску рубашка и вишнёвые итальянские сандалии на босу ногу.

– А я как раз друга в аэропорт отвозил, и дай, думаю, поеду навстречу… Как знал, что рыдван твой гикнется. Согласись, папа, это был только вопрос времени, давно надо было поменять машину… Сколько раз предлагал! – весело частил брюнет.

– Да что сразу менять? Надо сначала выяснить, что с ней, – не соглашался старший Пустошин.

– Ты что, не видишь, шатун уже вылез, как говорят механики: показал братскую руку. Папа, машина ремонту не подлежит! Ты забыл, какого она года? Ей почти тридцать лет, папа! Я её из Сиэтла когда привёз? На ней лет десять подростки в Штатах гоняли, и ты какой год уже катаешься. Ушатали старушку!

– На ней и дальше можно ездить. Только подремонтировать и… У меня же с ней не было проблем! – гнул своё Алексей Иванович.

– Да, согласен, двигатель у неё классный, но это – все! Понимаешь – все! Ей полный каюк! Отбегала своё!

– А если купить новый двигатель? – всё никак не мог поверить очевидному Алексей Иванович. – Ты посмотри, салон какой, велюр как новый…

– Проще на её документы подобрать конструктор… такой же «чайзер», только уже в сотом кузове. Но зачем? Надо купить другую машину, и я тебе столько раз предлагал. Предлагал?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю