355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Петр Лебеденко » Красный ветер » Текст книги (страница 21)
Красный ветер
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 15:49

Текст книги "Красный ветер"


Автор книги: Петр Лебеденко


Жанр:

   

Военная проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 54 страниц)

– Он прекрасно тебя понимает, – улыбнулся Денисио. И обратился к Кервуду: – Я правильно говорю, Артур?

Кервуд смущенно ответил, перемежая английские и французские слова:

– Понимаю совсем много. Павлито увеличивает сильно слишком… Фашист был очень летчик хороший, ас. Он до конца уверенный дрался…

– А разве я сказал, что фашист был плохим летчиком?! – воскликнул Павлито. – У них здесь плохих нет! В свою банду они собрали самых лучших. Самых лучших, слышишь, Кервуд? А мы их бьем! Лупим!

– Да, лупим! – засмеялся Кервуд. – Хорошее слово – лупим! Ты умный есть очень человек, Павлито.

– Я? – Павлито пожал плечами. – Как может быть иначе?

Денисио перевел его слова на испанский, и все грохнули, захлопав в ладоши. Риос Амайа сказал по-испански:

– Павлито замечательный парень.

– Что? – спросил Павлито у Денисио. – Что он обо мне сказал?

– Сказал, что очень любит таких скромных людей, как ты.

– Правильно делает, – согласился Павлито. – Но речь не обо мне. Я предлагаю всем выпить за Кервуда. Это настоящий летчик и настоящий товарищ… Слушай, Артур Кервуд, расскажи, как ты там жил в своей Америке? И как попал сюда, в Испанию? Что тебя сюда привело? Говорят, что у вас таких, как ты, не слишком густо? Это правда?

– Это совсем не есть правда! – вспыхнул Кервуд. – Совсем, совсем не есть правда! Большая Америка фашизм навидеть не будет.

– Что такое большая Америка? – спросил Денисио.

– Народ, – твердо ответил Кервуд. – Рабочий, фермер, все, кто порядочный человек. Таких есть много очень. Таких есть очень много, – повторил он.

– И Артур Кервуд – один из представителей этого большинства, – сказал Риос Амайа. – Он прибыл к нам в Испанию уже через две недели после того, как фалангисты подняли мятеж. Ему было нелегко, Павлито, можешь мне поверить…

* * *

Ему действительно было нелегко. Риос Амайа говорил правду.

Он жил в штате Оклахома: он, его брат Фрэнк Кервуд, отец и мать. Небольшая мастерская по мелкому ремонту автомобилей, заправочная, три комнатушки на втором этаже для короткого отдыха проезжавших мимо туристов – все это называлось «Мотель „Солнечная Оклахома“».

– Трудилась вся семья. Отец, Фрэнк и Артур не покидали мастерскую от рассвета до темна, мать возилась на кухне, помогала батраку-негру по двору: две коровы, лошадь, десятка три кур и полдюжины свиней были подспорьем для хозяйства.

Со стороны казалось, что трудно найти такую дружную семью, в которой все – мир и согласие. Но это – со стороны. На самом деле – бесконечные ссоры, непримиримая вражда между родными братьями, растерянность и страдания отца и матери: на чью сторону стать, как притушить эту вражду, вечная боязнь, как бы она не привела к трагическому концу.

Дело в том, что Фрэнк Кервуд – отъявленный расист, человек с нравом дикого мустанга. Кервуд же младший, Артур, – полная противоположность брату. По натуре своей мягкий, превыше всего чтивший справедливость и честность, он в то же время обладал такими качествами, как мужество, бескомпромиссность; он люто ненавидел расизм, называя куклуксклановцев выродками.

Знал он куклуксклановцев довольно хорошо. Желая привлечь в свою банду побольше молодых людей, они организовали что-то похожее на аэроклуб, приобрели несколько учебных и спортивных самолетов, пригласили опытных инструкторов и в местных газетах поместили объявление: бесплатное обучение летному мастерству, высший пилотаж, штурманские полеты, парашютные прыжки, имитация воздушных боев…

Фрэнк – в ту пору Артур еще не знал, что брат стал куклуксклановцем, – предложил:

– Почему бы нам не получить специальность пилотов? Там твердо обещают, что после окончания учебной программы специальная комиссия будет устраивать проверку и особо отличившимся выдадут соответствующие документы.

– А как отец? – спросил Артур. – Ему без нас придется не очень легко.

– Ерунда! – заверил Фрэнк. – Занятия там не каждый день, отца я уговорю.

Артур согласился. Отличный шофер, он уже давно не без зависти провожал глазами пролетающие над Оклахомой самолеты.

В первые недели обучения в этом авиационном клубе. Артур, увлекшись занятиями в аудиториях и учебными полетами, ничего особенного вокруг себя не замечал, люди как люди, веселые парни, любящие и кутнуть, и компанией побродить по улицам маленького городишка, ну, немного задиристые, немного неуравновешенные – черт побери, люди не ангелы, тем более молодость, горячая оклахомская кровь…

Но мало-помалу он стал прозревать: а ведь здесь что-то не так, здесь происходят не совсем нормальные вещи, которые до поры до времени от него скрывали, а теперь уже скрывать не хотят, так как уверовали в него как в своего единомышленника, хотя никакого повода для этого он им не давал.

Однажды, собравшись на ужин в честь дня рождения командира отряда Джеймса Адамса, они всей компанией ввалились в маленький второразрядный ресторанчик и, первым делом вытолкали оттуда всех негров. Артур заметил было:

– Зря мы так с ними… Мест ведь хватает.

– От них дурной запах, – усмехнулся Фрэнк. – Джеймс Адамс этого не переносит…

Джеймс Адамс, летчик-профессионал, по-приятельски похлопал Артура Кервуда по плечу:

– У нас, дружище, с ними должен быть один разговор: на три шага к белому человеку не подходи, иначе – в зубы. Только так мы сохраним свое достоинство.

– А если и они нам – в зубы? – невесело усмехнулся Артур. – У них ведь тоже есть кулаки.

– Они? – Командир отряда искренне удивился. – Они? Нам? В зубы? Ха-ха-ха, ты, оказывается, большой шутник, приятель! Если бы кто-нибудь из них, хоть один, поднял на меня руку, я перестрелял бы их за такую наглость полсотни, не меньше… Ну ладно, друзья, мы пришли сюда не для того, чтобы говорить о неграх, давайте-ка лучше выпьем за будущих асов авиации, которым, я уверен, скоро найдется настоящее дело.

– Нет, за Джеймса Адамса! – воскликнул Фрэнк, сидящий рядом с Артуром. – За нашего вождя!.. Поднимай бокал, Артур, ты никогда не пожалеешь, что я свел тебя с настоящими людьми!

Уже когда все были изрядно навеселе, Артур вспомнил:

– А почему нашего командира ты назвал вождем? Вождь – это ведь что-то совсем другое…

– Знаю, – с готовностью ответил Фрэнк. Вождь – это человек, который умеет повести за собой других. Пастух командует баранами, вождь – людьми. И те и другие подчиняются своему повелителю беспрекословно.

Потом они пошли бродить по улицам, горланя песни. Вместе со всеми горланил изрядно опьяневший Артур. Где-то они остановили машину, вышвырнули из нее троих молодых людей и, набившись в нее, как сельди в бочке, на сумасшедшей скорости начали петлять по узким, едва освещенным переулкам, А когда это им надоело, кто-то предложил:

– Давайте утопим эту колымагу.

Они подъехали к обрывистому берегу реки, вылезли из машины и, включив скорость, пустили ее с обрыва. Сделав двойной кульбит, машина булькнула в воду и медленно погрузилась на дно.

Что было за этим спектаклем, Артур не помнил. Проснувшись с тяжелой, точно налитой свинцом головой, он спустился во двор и направился в мастерскую. Фрэнк уже был там. Попойка на нем совсем не отразилась – свежевыбритый, в прекрасном расположении духа, он весело встретил брата:

– Ну как, старина? Вчера ты был настоящим парнем.

Джеймс Адамс про тебя сказал: «Это наш человек!» А Джеймс Адамс так говорит не часто.

– Я рад, – без энтузиазма заметил Артур.

– Особенно ему понравилось, как ты совал мордой в грязь того негра, который осмелился сказать, что мы ведем себя не как джентльмены. Ну и потеха была! Мы потом сняли с него штаны и подштанники, врезали ему по черной заднице, и надо было видеть, как он улепетывал…

– Этого я не помню, – мрачно сказал Артур. – Ты что-то сочиняешь.

– Сочиняю? Убей меня бог, если я треплюсь! Джеймс да и все остальные хлопаем в ладоши и кричим: «Поглубже его заталкивай в грязь, Артур, по самые уши!» А ты распалился – не узнать. Так отделал черномазого, что тот долго будет помнить.

Нет, этого Артур не помнил. Неужели он был способен на такую подлость? Неужели поддался на дешевое подыгрывание? Джеймс Адамс – вождь! Наверняка это самая настоящая банда куклуксклановцев – у них там есть свои вожди. И наверняка они хотят втянуть в свою банду и его, Артура Кервуда, хотят, чтобы он стал таким же подонком, как и они сами…

А когда молодые пилоты уже заканчивали программу обучения, Артур стал свидетелем трагедии, которая потрясла его до глубины души.

Среди младшего персонала аэроклуба были и негры – мотористы, механики, мойщики машин. К полетам их, конечно, не допускали, но Джеймс Адамс, для чего-то маскируя свое истинное лицо куклуксклановца, разрешил нескольким неграм сделать по паре парашютных прыжков. Он даже выделил для этой цели инструктора-парашютиста, который научил их укладывать парашюты и подготовил к прыжкам.

Прыжки должны были состояться в воскресенье, а в субботу Фрэнк в присутствии Артура сказал Адамсу:

– Ты знаешь младшего моториста Франклина Мойдела?

– Черномазого?

– Да. Так вот я сейчас услышал интересную штуку. Полчаса назад залез в кабину своей машины, копаюсь там: что-то неладно с трубкой Пито. Вдруг подходят два негра, меня они не видят, и начинают вполголоса разговаривать. Этот самый Мойдел говорит своему приятелю: «Слушай, эти бандиты притащили в третий ангар, который всегда на замке, два креста. Наверное, готовят над кем-нибудь из нас расправу. Как ты думаешь, стоит предупредить полицию?» Тот ему отвечает: «Дурак ты, Франклин. Кому не известно, что в оклахомской полиции десять из десяти полицейских такие же куклуксклановцы, как и наши авиаторы!» – «А что же делать? – спрашивает Мойдел. – Если есть кресты, значит, будут и покойники…» – «Не знаю, но надо предупредить всех своих и следить за адамсовской бандой не спуская глаз. Нас много, надо только не быть баранами. Кто запретит нам встать на защиту собственных жизней и жизней наших товарищей?»

– А дальше? – Спросил Джеймс Адамс.

– Больше я ничего не слышал. Они отошли в сторону, пошептались о чем-то, потом разошлись… Слушай, Джеймс, этого Мойдела надо немедленно вышвырнуть вон, чтобы он тут не вонял. А я уж позабочусь о дальнейшем…

Артур видел, как сузились и без того маленькие глазки Джеймса Адамса и как его лицо пошло красноватыми, с синим отливом, пятнами. Он побарабанил пальцами по столу, встал, прошелся по комнате, затем, взглянув на Артура, необыкновенно мягко ответил Фрэнку:

– Не горячись, Фрэнк, Мойдел – это несерьезно. Ты же знаешь, негры бывают как дети. Фантазеры и хвастуны страшные. Кое-что им надо прощать.

– Ты даже разрешишь Мойделу прыжок?! – воскликнул Фрэнк.

– А почему бы и нет? – улыбнулся Адамс. – Пусть прыгает…

– Правильно, – сказал молчавший до этого Кервуд-младший. – Стоит ли придавать значение болтовне этого Мойдела?

– Вот именно, – согласился Джеймс Адамс.

…В воскресенье чуть ли ни с самого рассвета на аэродром толпами потянулись люди. В основном это были негры, собравшиеся почти со всего городка. Нарядные, оживленные, они устраивались за аэродромной чертой, вытаскивали из сумок незатейливую снедь, пиво, лимонад, – раскладывали все это на зеленой траве и принимались за трапезу – со стороны посмотреть, будто какой-то большой праздник.

Время от времени слышались выкрики:

– Дядюшка Ганнибал, твой сынок тоже там? Он будет прыгать?

Дядюшка Ганнибал, седой негр, с густо перечерченным морщинами лицом, смущенно улыбаясь, отвечал:

– Да. Мой младший. Он – авиатор.

– Эй, Кэт, тебя не узнать. Ты принарядилась, как английская королева. Признайся: дрожишь, наверное, за своего Франклина? Прыгнуть с самолета – это не то что соскочить с табуретки…

Кэт, девушка лет семнадцати, возбужденная общим вниманием, расположилась рядом с матерью и младшей сестренкой Мойдела, тоже принаряженными и немного растерянными: столько по-доброму завидующих глаз обращены на них.

А люди все прибывали и прибывали, вокруг аэродрома – пестрота от цветастых сарафанов и платьев, шляп, зонтиков. И все напряженно прислушивались: когда загудят моторы самолетов, когда начнется то необыкновенное, ради чего они все здесь собрались…

И вот наконец мощный репродуктор возвестил:

– На старт выруливает самолет ноль три. Во второй кабине заправщик Хилл Робертсон!

Это был сын дядюшки Ганнибала. Старик встал, снова сел и опять встал. И все поднялись со своих мест, наблюдая, как выруливает и взлетает небольшой спортивный моноплан желтого цвета. Вот он с набором высоты сделал широкий круг над аэродромом, потом еще один и еще.

Почти над самым центром летного поля самолет на несколько мгновений завис в воздухе, и от него отделилась темная точка. Отделилась и стремительно понеслась вниз. И вдруг огромный голубой купол парашюта вспыхнул на фоне такого-же голубого утреннего неба, и сотни людей облегченно и радостно вздохнули. А когда Хилл Робертсон, сын дядюшки Ганнибала, приземлился, в воздух полетели шляпы, косынки, платки, люди кричали «ура». Дядюшка Ганнибал плакал и смеялся одновременно.

– Это мой младший. Он – авиатор… – с готовностью повторял он.

А на старт уже выруливала следующая машина, и в репродукторе гудело:

– В самолете – младший моторист Франклин Мойдел. Через несколько минут он совершит прыжок.

* * *

Артур в это время входил в длинную, похожую на коридор комнату, в которой обычно укладывали парашюты. В комнате было полутемно – лишь в дальнем углу тускло горела лампочка, бросающая мутный круг света на сваленные в кучу парашютные мешки и полки с уложенными парашютами. Артур уже шагнул к одной из полок, чтобы взять свой, как вдруг услышал чей-то приглушённый голос:

– Он хотел проверить, правильно ли я уложил, но я ему сказал: «Если ты мне не доверяешь, тебе лучше не прыгать. Наши пилоты никогда после меня не проверяют…»

Другой человек, в котором Артур по голосу узнал своего брата, спросил:

– Ты уверен, что все будет в порядке?

– Ха! Сам Адамс смотрел. Парашют не раскроется до самой земли, чтоб я пропал.

Несколько секунд Артур стоял неподвижно, словно оцепенев. Он сразу нее понял, хотя и не мог поверить в ту чудовищную подлость, которую здесь замыслили. И тут же подумал: «Звери!.. Они ничего не боятся: у них всюду есть покровители, всюду единомышленники…»

Он сорвался с места и побежал. Плечом зацепив за упакованный в сумку парашют, услышал за собой грохот обрушившейся полки и вслед за этим окрик Фрэнка: «Кто там?» Артур не остановился. Не остановился он и тогда, когда, уже выбежав из комнаты, услышал: «Артур! Стой, Артур!»

«Только бы успеть! – больше сейчас он ни о чем не думал. – Только бы успеть, пока не взлетели».

А они уже взлетели – пилот и младший моторист Франклин Мойдел. Они взлетели в тот самый миг, когда Артур, задыхаясь, подбежал к утоптанному пятачку, на котором находились свободные от полетов летчики и командир эскадрильи Джеймс Адамс.

– Остановите! – закричал Артур. – Дайте красную рэкету, чтоб они сели! Там….

Джеймс Адамс засмеялся:

– Ты, наверное, с утра хватил лишку? Это бывает, старина… Эй, Бригс, у тебя, кажется, не совсем пустая фляжка, поделись с Кервудом глотком-другим – он сразу придет в себя…

Артур одним прыжком подскочил к Адамсу, горячо задышал ему прямо в лицо:

– Слушай, Адамс, я знаю, что вы задумали. И я всем об этом расскажу. Вам придется за все ответить. По закону! Немедленно дайте сигнал, чтобы Франклин Мойдел не прыгал. Иначе…

Он видел, как исказилось лицо Адамса, Не от страха, нет. От гнева. Кто это тут вздумал ему мешать! Кто осмелился встать на его дороге!

– Эй, Бригс, разыщи Фрэнка Кервуда и скажи ему, чтоб он оттащил своего братца подальше. Видно, он немного того… спятил…

Но Фрэнк уже был тут. Он подбежал к Артуру сзади и с бешенством выпалил;

– Если ты не замолчишь, я сверну тебе шею. Слышишь ты, псих? Я говорю, что сверну тебе шею.

И тогда Артур сорвался с места и бросился к центру аэродрома. Он, пожалуй, понимал, что ничего теперь сделать не сможет, что катастрофа неизбежна, но, словно утратив рассудок, бежал, спотыкаясь, по полю, отчаянно размахивая руками и что-то крича неистовым голосом. А потом, услышав, как летчик сбросил газ, застыл на месте…

А на краю аэродрома стояли мать младшего моториста Франклина Мойдела, его подружка Кэт и маленькая сестренка. Стояли и ждали, когда Франклин под куполом парашюта мягко опустится на землю, чтобы вместе с ним отправиться домой и устроить настоящий пир для друзей и близких.

…Франклин Мойдел упал метрах в ста от Артура. Кервуду показалось, будто он всем своим телом ощутил, как вздрогнула земля. В тот же миг к месту катастрофы устремились сотни людей – с одинаковым ужасом в душе, с одной болью в глазах. Медленно, еле волоча ноги от внезапно навалившейся на него усталости, Артур побрел прочь…

* * *

Потом был суд, где показания Артура Кервуда сочли бредом не совсем нормального человека и не приняли их во внимание.

После всего происшедшего Артур не мог оставаться дома. Он нанялся матросом на какую-то ветхую посудину и больше года плавал по морям и океанам Старого и Нового Света, привык к своему тесному кубрику и со стороны могло показаться, что он со всем смирился и научился принимать жизнь такой, какая она есть.

Но это только казалось. На самом же деле все было не так. Душа Артура Кервуда мужала. Мир перед ним светлел. Научившись ненавидеть, он познал истинную любовь. И понял главное: чтобы жить, надо драться. Насмерть драться с такими чудовищными существами, как Фрэнк Кервуд, Адамс, Бригс. В этом заключалась вся суть существования, без этого на трижды грешной земле делать было нечего.

Весть о мятеже Франко застала его во Франции, в Марселе. Послав ко всем чертям капитана посудины, который стал уговаривать его не покидать корабль, Артур через Пиренеи пробрался в Испанию и, пройдя скоропалительную подготовку на истребителе, отправился в первый боевой вылет.

А потом день за днем, день за днем изнуряющие бои, нелегкие победы, утраты, которые болью отдавались в сердце, и сознание своей нужности, и глубокая вера в то, что адамсы, бригсы, фрэнки кервуды и им подобные рано или поздно будут уничтожены. И он, Артур Кервуд, останется в строю до конца…

Глава одиннадцатая
1

– Клянусь всеми своими предками, я вгоню его в землю! – сказал Морено Прадос. – Я еще ни к кому не испытывал такой ненависти, как к этому негодяю. Даже во сне вижу, как горит его машина и в ней вопит, задыхается, прежде чем подохнуть, мой брат…

Морено был изрядно пьян, бледен, на его нервном красивом лице, в слегка затуманенных от возбуждения глазах отражалось неистребимое желание во что бы то ни стало исполнить эту клятву, очистить душу от позора, нанесенного не только ему самому, но и его предкам.

– Каждый раз, когда ты возвращаешься ни с чем, мы слышим от тебя одно и то же: «Клянусь, что я его вгоню в землю!» Что же тебе мешает это сделать?

Рамон Франко улыбался незлобно, вроде по-приятельски, но Морено видел, сколько яда было в улыбке. И это показное спокойствие, обычно не свойственное младшему брату диктатора, теряющему самообладание по любому пустяку, просто бесило Прадоса. Уж кто-кто, а Морено отлично знал заносчивость и неистовый характер Района Франко. Недаром в узком кругу офицеров его прозвали «Эль хабали»– кабан.

Рамон был первоклассным летчиком. Он доказал это перелетом через Атлантический океан вместе с Руисом де Альда, но слава, пришедшая к нему благодаря этому перелету, вконец испортила его характер: он стал невероятно самонадеянным и еще более неистовым.

Даже Пако [17]17
  Уменьшительное от Франсиско.


[Закрыть]
, узнав о том, что его братец с помощью, молодых офицеров попытался устроить путч на аэродроме вблизи Севильи, сказал в «Ла Пенья» – мадридском клубе для элиты: «Да ведь это настоящий сукин сын!» На что Рамон, как потом рассказывали, ответил: «Пако не должен забывать о том, кто: я есть… А если ему изменит память, я помогу ему это вспомнить, есть верное средство…» Он многозначительно прервал фразу и не менее многозначительно похлопал ладонью по кобуре, из которой выглядывала рукоять пистолета.

Таким был Рамон Франко, прославленный летчик Испании, настоящий дикий «Эль хабали». Молодые авиаторы боготворили его, ровесники воздавали ему должное за храбрость и широкую натуру. Любил его и Морено Прадос, хотя между ними довольно часто пробегала черная кошка…

Сейчас, бешено взглянув на Района, он крикнул:

– Я попросил бы присутствующих не иронизировать и выбирать выражения!

– Разве я сказал что-нибудь обидное? – продолжая улыбаться, спокойно спросил Рамон. – Или оскорбительное? Слушай, Морено, ты становишься невыносимым. Надо успокоиться и всегда помнить: здесь тебя окружают друзья, а не враги, не ублюдки типа твоего родного братца Эмилио.

– Проглотил? – громко и не совсем естествен по засмеялся капитан Травьесо, летчик-истребитель со шрамом на лбу. – Давай-ка лучше выпьем еще по бокальчику, Морено. За твою удачу в следующем бою.

А Рамон Франко сказал:

– Ненавидеть одного человека, каким бы негодяем он ни был, слишком мало в этой войне. И слишком мелко. Это ведь не война с абиссинцами или маврами. Мы должны проникнуться глубокой ненавистью к самой идее наших врагов. Должны понять, что на карту поставлено все. Все, слышишь? Или мы, или они!

– Ты до сих пор этого не понял? – зло усмехнулся Морено. – А они – это кто? Они – это и есть такие подонки, как Эмилио! И пока я не вгоню его в землю…

– Вгонишь, – примиряюще заметил капитан Травьесо. Мы поможем тебе. Поможем, Рамон? И пусть тогда душа нашего храброго друга обретет покой.

– К черту! – крикнул, все более распаляясь, Морено. – К черту вашу помощь. Я сам. Вот этими руками. – Он протянул вздрагивающие ладони, с каким-то особым вниманием посмотрел на них и повторил: – Вот этими руками… Я завидую маврам, которые вот так – от уха до уха! Чтобы все чувствовать. Чтобы все ощущать.

Он налил в бокал красного вина и залпом выпил. Потом прошел в угол комнаты и сел в кресло, закрыв лицо руками.

– Его можно понять, – тихо проговорил капитан Травьесо.

И в это время адъютант, приоткрыв дверь, приглушенным, испуганным шепотом доложил:

– Генерал Франко!

– Черт принес! – бросил Рамон.

Однако спор сразу утих, а Морено даже поспешил убрать бутылку с вином.

Франко пошел не торопясь, поднял руку в знак приветствия и устало опустился в кресло, в котором только что сидел. Морено.

И по характеру, и внешне Рамон и Франсиско Франко даже отдаленно не были похожи друг на друга. «Неистовый» Рамон – высокого роста, крепкого телосложения, широк в плечах, с живыми глазами, в которых без труда можно было прочитать все бушевавшие в нем чувства. Франсиско тучен, низок (его называли «Эль пекеньо» – коротышка), со стороны посмотреть – почти бесстрастен, и только в глазах что-то всегда затаенное, готовое вот-вот прорваться наружу, но почти никогда не прорывающееся: «Эль пекеньо» давно уже научился держать, себя в руках и чувства свои прикрывать улыбкой.

Казалось, улыбка не сходит с его лица ни днем ни ночью… Что скрывалось за этой улыбкой, знал, пожалуй, лишь ее обладатель. У нее были десятки оттенков, и в то же время она почти всегда казалась одинаковой, словно Франсиско Франко, позируя перед объективом фотоаппарата, хотел показать всему миру: смотрите, как я постоянен в своих чувствах, как прямо и открыто я взираю на все проявления жизни.

Однако прямо и открыто на жизнь он не смотрел никогда. То затаенное и загадочное, что скрывалось в его улыбке и в его глазах, можно было назвать двумя словами: властолюбие и коварство. Тщательно завуалированное, спрятанное за внешней открытостью чувств интриганство. В этом «Эль пекеньо» был великим мастером.

В тридцать два года он уже стал генералом – самым молодым генералом Испании. Это звание ему присвоили в то время, когда вождь риффов Абд-эль-Керим стал весьма серьезной угрозой для французских и испанских властей в Марокко. Там же Пако познакомился с испанским диктатором Примо де Ривера и генерал-инспектором французской армии в Марокко маршалом Петэном, который в будущем сыграл в жизни Франко немаловажную роль.

В тысяча девятьсот двадцать седьмом году Абд-эль-Керим был разгромлен, война с риффами прекратилась, и Франко вместе со своей черноволосой красавицей женой Кармен Поло вернулся в Испанию. Молодой галисиец становится частым гостем королевского двора, его принимают с почестями, которым завидуют даже дворяне, с древними фамилиями.

А спустя несколько лет Франсиско Франко – уже начальник штаба республиканской армии. Он окружает себя друзьями-африканцами, у которых на уме только одно: мятеж против Республики. И после того как в феврале тысяча девятьсот тридцать шестого года к власти пришел Народный фронт, заговор готовится усиленными темпами, и главные фигуры в нем – четыре генерала: упрямый и тупой Санхурхо, Годед, Мола и маленький Пако – «Эль пекеньо».

Мятеж должен был возглавить Санхурхо. Однако самолет, в котором он летел из Лиссабона в Испанию, потерпел катастрофу. Даже близкие друзья Франко впоследствии спрашивали друг у друга: «Случайно ли? Не была ли гибель Санхурхо кем-то запланирована?»

А потом вдруг стало известно о неожиданной смерти генерала Годеда в Барселоне, куда он прилетел с Балеарских островов. И опять тот же самый вопрос: «Случайно ли?»

Теперь из четырех генералов, главных заговорщиков, остались двое: Мола и Франсиско Франко. Все ожидали, что своим вождем хунта выберет генерала Молу – именно Мола составлял стратегический план мятежа, именно он был «мозговым центром» всего реакционного движения в Испании. И каково же было удивление и друзей, и недругов Франко, когда они вдруг узнали, что выбор хунты пал на него! Не удивлялся, пожалуй, только сам Мола. И не поразил этот выбор, как впоследствии писал американский журналист и ученый Абель Пленн, ни Пако, ни Серрано Суньера, молодого адвоката, женатого на свояченице Франко, ни Хуана Марча, «пирата Средиземного моря», ни Бенито Муссолини, ни его зятя и министра иностранных дел Италии графа Чиано – все эти люди создали внутри заговора свой особый заговор, преследуя далеко идущую цель: сделать Франко не только вождем мятежа, а впоследствии – и главой государства по типу салазаровской Португалии, но еще более милитаристского и вполне угодного державам фашистской оси.

Таким был генерал Франсиско Франко, на лице которого сейчас словно бы застыла загадочная улыбка, а в глубоко сидящих глазах даже самый тонкий психолог вряд ли мог бы прочесть, о чем в эту минуту думает «Эль пекеньо».

Долгое время никто не произносил ни слова: ждали, что скажет генерал. Может быть, объяснит, каким ветром его занесло на аэродром и что он хочет здесь увидеть?

Наконец Рамон спросил:

– Мы, летчики, плохо разбираемся в стратегии войны – у нас слишком ограниченные цели. А хотелось бы знать, что думает главное командование по поводу, например, того, почему до сих пор по улицам Мадрида ходят не уважаемые люди, а вшивая чернь?

Франко пожал плечами:

– Разве сверху так уж плохо видно?

– Да, плохо, – сдерживая нахлынувшую на него ярость, ответил Рамон. И повторил: – Да, плохо. Мы видим дым, взлетающую к небу землю от сброшенных нами бомб, но никак не можем различить колонны наступающих солдат. Я говорю о наших солдатах. Создается впечатление, будто Мадрид заговорен…

Словно и не слыша своего брата, Франко, взглянув на Морено, спросил:

– Если мне не изменяет память, ваша фамилия Прадос? Я не ошибаюсь?

– Нет, мой генерал, вы не ошибаетесь, – с готовностью ответил Морено. И добавил: – Морено Прадос.

– Да-да, я так и думал: Морено Прадос. Потому что есть еще Эмилио Прадос. Тоже летчик. Великолепный, говорят, летчик…

Морено передернуло, но он промолчал. А Франко, устало откинувшись на спинку кресла, продолжал, почти нежно улыбаясь:

– Мне рассказывали, будто вы, Морено, охотитесь за ним, задавшись целью встретиться в воздухе с глазу на глаз. Это правда?

– Да, мой генерал.

– И вам ни разу не представилась такая возможность?

– Я встречался с ним с глазу на глаз только час назад.

– Вот как? И что же?

– Эмилио Прадос благополучно вернулся на свою базу. – Это сказал Рамон. Сказал как будто даже весело, точно радуясь тому, что Эмилио Прадос остался цел и невредим. – Но наш друг Морено дал клятву…

– Рамон Франко… – перебил его Морено. – Рамон Франко, прославленный летчик Испании, также дал клятву, что уничтожит некоего родовитого дворянина, чей дед в прошлом веке был вице-королем Аргентины. Еще в начале войны Рамон торжественно объявил: «Я найду этого предателя или в воздухе, или на земле, или под землей – он от меня не уйдет…» Однако…

– Однако Игнасио Сиснерос по-прежнему командует красной авиацией, командует вполне успешно, хотя у него самолетов в десять раз меньше, чем у нас. – Франко опять улыбнулся, но Рамон успел увидеть в его глазах гневный огонек.

– Кое-кто торжественно объявлял, что седьмого ноября тысяча девятьсот тридцать шестого от рождества Христова года наши доблестные воины парадом пройдут по улицам священной столицы Испании. – Рамон метнул взгляд на брата и коротко докончил: – Однако…

Можно было ожидать, что «Эль пекеньо» вот-вот взорвется – он не терпел насмешек, даже если они исходили от самых близких людей.

Он порывисто поднялся, прошелся по комнате и остановился у окна, заложив правую руку за борт пиджака. «Бонапарт! – усмехнулся про себя Морено! – Недурно было бы, если бы он сейчас как следует отчитал своего братца… А гроза, кажется, подошла вплотную…»

Наступившая тишина, кажется, физически придавила каждого, кто здесь находился. И даже «неистовый» Рамон изрядно струсил и подумал, что вряд ли стоило задевать больные струны до крайности самолюбивого диктатора. Но вот на лице «Эль пекеньо» мелькнула его загадочная улыбка, и он совершенно спокойно, по-отечески мягко и рассудительно сказал:

– Мои враги на каждом перекрестке трезвонят, будто я не жалею своих солдат. И посылаю их на смерть даже тогда, когда в этом нет никакой необходимости. Какая чушь! Если бы это было так, Мадрид давно принадлежал бы мне. Я бросил бы в эту мясорубку всю свою армию, и дело было бы сделано в два-три дня. Но мне не нужна пиррова победа… Мадрид, Мадрид… Что такое Мадрид в сравнении с жизнью пусть даже лишь одной тысячи солдат?!

И опять Морено про себя усмехнулся: «Вот поистине великий мастер лицемерия! Лжет не только другим, но и самому себе, и, пожалуй, сам начинает верить своей лжи…»

А «Эль пекеньо» теперь уже громче продолжал:

– Я возьму Мадрид малой кровью. Малой! – подчеркнул он. – В этом будет заключаться главная моя стратегия… Дай мне карту, Рамон… Смотрите, господа авиаторы, и потом не сетуйте, будто у вас ограниченные цели. Мы прорвем фронт к югу от Посуэло, вот здесь, в районе от Аларкона до Вальде-морильо, вблизи склонов Сьерра-де-Гвадаррамы. Мы захватим Боадильо дель Монте и выйдем на шоссе Мадрид – Эскориал. Вы понимаете грандиозность этого замысла? Выходя на шоссе Мадрид – Эскориал, мы тем самым перерезаем связь между мадридским и гвадаррамским фронтами. Рассекаем их надвое мечом возмездия! Да, мечом возмездия! Потом мы обогнем мадридские укрепления, ворвемся в столицу с северо-запада и…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю