355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Петр Лебеденко » Красный ветер » Текст книги (страница 2)
Красный ветер
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 15:49

Текст книги "Красный ветер"


Автор книги: Петр Лебеденко


Жанр:

   

Военная проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 54 страниц)

Они встречались тайно от всех: или у Шарвена на улице Мулен-Вер, или в кафе мадам Лонгвиль. У Шарвена Жанни чувствовала себя спокойнее: здесь, в небольшом стареньком особнячке, ее вряд ли могли увидеть знакомые или бывшие друзья, от которых она все больше отдалялась. Арно всегда держал про запас бутылочку-другую шабли – любимого им белого вина из Бургундии. Жанни, надев фартук, начинала что-нибудь стряпать и уже через полчаса звала Шарвена к столу. Но он возражал:

– К черту цивилизацию! Давай все вот сюда!

И сам, бросив на марокканский ковер скатерку, перетаскивал со стола незатейливую снедь, шабли и бокалы. Начиналось не бог весть какое пиршество, а Жанни, смеясь, говорила:

– Мы – римские патриции. Те тоже пили и ели, возлежа на мягких, источающих запахи знойных пустынь, коврах.

Это были счастливые для них минуты. Им казалось, что весь мир заключен лишь в этой комнате и, кроме маленького особнячка на Мулен-Вер, нигде ничего не существует. Крохотный островок в необъятной, недоступной пониманию вселенной, в которой каждый миг гибнут другие миры. Другие, но не их неприкасаемый мир: здесь все вечно и незыблемо.

Было похоже, что они никогда не испытывают усталости от ласк и любви. Если бы им сказали, что придет время и они вдруг почувствуют пресыщение, и Жанни, и Шарвен ни за что в это не поверили бы. Пресыщение? Какая нелепость! Если бы у них было по сто, по тысяче жизней – и этого им не хватило бы, чтобы все друг другу отдать и все друг от друга взять…

Но однажды Шарвен спросил:

– Жанни, что нас ждет впереди? Ты когда-нибудь задумывалась над этим?

– Когда-нибудь, – ответила она, – мы с тобой умрем, Арно! Но ты не бойся: такая же участь ожидает каждого смертного. А бессмертных, к счастью или несчастью, не существует.

– Я серьезно, Жанни. Мы ведь с тобой люди, а не птицы.

– Как жаль, что мы не птицы, дорогой мой человек, – все тем же тоном проговорила Жанни. – Птицы по-настоящему свободны…

И вдруг он увидел, как в ее глазах промелькнула тень не то тревоги, не то страха.

Он коснулся ее лица ладонью, спросил:

– Что, Жанни?

– Ты о чем? – Жанни закрыла глаза и даже немного отвернулась, чтобы он не смотрел на нее. – О чем ты спрашиваешь?

– Ты знаешь: И должна обо всем рассказать.

– Так будет хуже, Арно. Пусть все, что там, – она глазами указала за окно, – проходит мимо нас. Разве нам того, что здесь, мало?

– Ты должна обо всем рассказать, – упрямо повторил Шарвен.

И Жанни рассказала.

Отец узнал об их встречах. Возможно, ее частые и долгие отлучки из дому вызвали его подозрения. Возможно, он воспользовался услугами частного шпика. Так или иначе, он все узнал. И респектабельность его, и выдержка, которой мог позавидовать любой дипломат, – все полетело к черту! Отец, выйдя из себя, топал ногами, кричал, метался по своему кабинету, с яростью отшвыривая все, что попадалось ему на пути.

– Ты… ты… – Он наступал на Жанни, припирая ее к стене, и ей казалось, что спазмы в горле не дают ему сил докончить какую-то страшную фразу.

Но, как ни странно, Жанни не испытывала ни страха перед ним, ни сочувствия к нему. Отец это видел и приходил в еще большее бешенство. А потом он вдруг как-то обмяк, тяжело опустился в кресло и рукой указал Жанни на стоявший рядом стул.

– Сядь, – глухо проговорил он. – Я скажу тебе, кто он есть, твой рыцарь без страха и упрека.

Жанни послушно села и, как бывало в детстве, когда отец отчитывал ее в этом самом кабинете за провинность, покорно сложила руки на коленях.

– Я слушаю тебя, отец.

Он начал не сразу. Собираясь с мыслями, закурил сигару и, точно рассуждая сам с собой, начал:

– Шарвены… У каждого дерева есть свои корни. И чем могучее его крона, тем глубже корни залегают… Таков закон естества. Ты меня слышишь?

– Да, папа. Я тебя слушаю.

– Род де Шантомов, – продолжал он, – это одна из нитей истории Франции. Одна из самых прочных нитей. Нет ни одного из наших далеких предков, который бы не сражался под знаменем Людовика…

– Я хорошо знаю свою родословную, папа, – заметила Жанни.

Он снова чуть было не вспыхнул, но усилием воли заставил себя сдержаться. И все же спросил, довольно жестко: – А родословную Шарвенов? Знаешь ли ты родословную Шарвенов? Ты ее и не можешь знать, потому что никакой родословной у Шарвенов нет и не могло быть. Как у бродячих, бездомных собак. И если я когда-нибудь увижу в своем доме твоего возлюбленного, я вышвырну его, как бродячую собаку. – Помолчал, исподлобья глядя на Жанни, и угрюмо добавил: – А заодно и тебя вместе с ним. Прошу этого не забывать. Не за-бы-вать никогда!

Выбирать им было особенно не из чего: или они должны были прекратить свои тайные встречи, или – полный разрыв Жанни с прошлым, с отцом, с надеждой продолжать жить безбедной жизнью, с тем миром, к которому она привыкла с детства.

И Жанни твердо решила: она уйдет к Шарвену. Будет трудно? Пусть. Что с того, что она двадцать три года прожила в роскоши, не зная нужды? Душа ее была пуста, жизнь всегда казалась тусклой и бессмысленной. И только вот теперь, встретив Арно Шарвена, она вдруг поняла, что на этой, как говорит Арно, трижды грешной земле есть счастье. Она его нашла и теперь никому не отдаст. Никому и ни за что!

4

И она ушла к Шарвену.

А через три месяца командир истребительного полка полковник Леверье вызвал к себе Шарвена и весьма любезно, даже смущаясь, заявил ему, что лейтенант Шарвен увольняется из ВВС… По какой причине? Высшим командованием было предложено аттестовать каждого летчика на предмет дальнейшего прохождения службы… Вот лежит аттестация на лейтенанта Шарвена, подписанная его командиром эскадрильи Эмилем де Тенардье: «Ввиду слабых летных качеств лейтенанта Шарвена считать его дальнейшее прохождение службы в истребительной авиации нецелесообразным…»

Не сразу поверивший в реальность происходившего, Шарвен тупо смотрел на аттестацию, поверх которой размашистым почерком полковника Леверье было написано: «Согласен».

Как могло случиться, что полковник согласился с выводами командира эскадрильи? И как могло случиться, что командир эскадрильи сделал подобный вывод? Ведь совсем недавно, после тренировочного полета, в котором летчики отрабатывали один из элементов атаки, капитан де Тенардье сказал:

– Блестящий бой, лейтенант Шарвен! Помимо всего прочего, вы прекрасно чувствуете машину и своевременно распознаете замысел противника!

Полковник Леверье, наблюдавший этот полет с земли, заметил:

– Да, лейтенант Шарвен – летчик с большим будущим. Вам можно позавидовать, господин капитан: далеко не каждый командир эскадрильи имеет возможность похвастать такими подчиненными, как лейтенант Шарвен.

И вот… «Ввиду слабых летных качеств…» Что-то совершенно неправдоподобное и невероятное. Как дурной сон.

– Это правда, господин полковник? Правда, что вы согласны с выводами капитана де Тенардье?

Командир полка пожал плечами.

– Капитан де Тенардье, мой дорогой Шарвен, значительно лучше меня знает своих подчиненных. И я не могу не верить такому опытному летчику, как ваш командир эскадрильи. – Он встал, два-три раза медленно прошелся по кабинету, потом остановился напротив Шарвена и, пряча глаза, добавил: – Я очень сожалею, господин лейтенант, но помочь вам не в моих силах. Приказы сверху даются для того, чтобы их неукоснительно исполняли.

– Вы получили приказ о моем увольнении? – спросил Шарвен.

Кажется, он начал кое о чем догадываться. «Приказы сверху» – это генерал Франсуа де Тенардье, а за спиной генерала стоит зловещая фигура Вивьена де Шантома, отца Жанни… Машина заработала, жернова закрутились. И будут крутиться до тех пор, пока в труху не перемелют и самого Шарвена, и его Жанни.

– Вы получили приказ о моем увольнении от генерала Франсуа де Тенардье? – все же спросил Шарвен. – Вы знаете о причине, побудившей генерала отдать такой приказ?

– Я попросил бы вас не задавать мне неуместных вопросов, господин лейтенант! – сердито бросил Леверье. – Приказ о вашем увольнении подписан мной и, надеюсь, будет утвержден. Больше сказать мне нечего. Вы можете быть свободны.

Ошеломленный, подавленный, растерянный, Шарвен пришел домой и, швырнув планшет, устало опустился на кушетку.

Жанни куда-то ушла – наверное, бродит по Парижу в поисках работы. Ищет давно, но пока безуспешно. У нее нет никакой специальности, а идти работать в магазин готового платья (такое предложение ей однажды сделали) Жанни не хочет: слишком на виду, слишком велика возможность частых встреч со знакомыми людьми, чего она до сих пор боится. Еще недавно Шарвен говорил:

– Что за идея-фикс засела в твоей голове – работать, работать! Разве на те деньги, что я получаю, мы не проживем?

– Ведь это так просто, – смеялась Жанни. – Я наконец вырвалась на волю и хочу попытаться быть во всем независимой.

Да, недавно все было по-другому. Все было по-другому только вчера, только час назад. И вдруг – такой поворот. Кто он есть теперь, бывший летчик, лейтенант французских военно-воздушных сил? Кто? И сможет ли он смириться со своей судьбой, хватит ли у него сил переломить себя и, как Жанни, бродить по Парижу в поисках работы? У него ведь тоже, кроме специальности летчика, ничего другого за душой нет.

Шарвен встал, надел штатский костюм и, чтобы хоть на время заглушить в себе мрачные мысли, решил пойти посидеть часок-другой в кафе мадам Лонгвиль.

* * *

– Да, я сейчас исчезну, – снова повторила мадам Лонгвиль, и оставлю вас… Пьер вот так же, как и вы, мсье Шарвен, иногда просил: «Оставь меня одного». И я уходила. Хотя никогда не могла понять: зачем человеку оставаться одному, если у него на душе скребут кошки? Не лучше ли поделиться со своим ближним всем, что тебя мучает и от чего ты страдаешь?

С трудом выдавливая слова, Шарвен сказал:

– А знаете, мадам Лонгвиль, я ведь больше не летчик.

Хозяйка кафе всплеснула руками:

– Вы больше не летчик? Вы больше не летчик? А кто же вы теперь, мсье Шарвен?

– Вот этого я вам сказать не могу, – горько усмехнулся Шарвен. – Пока я никто…

– Простите глупую женщину, мсье Шарвен, но я ничего не понимаю. Случилось что-нибудь особенное? Вы больше не захотели летать?

– Меня выгнали из авиации. Совсем. За крайне слабые летные качества.

– Господи боже ты мой! – воскликнула женщина. – Зачем это вы на себя наговариваете, мсье Шарвен! Можно ли поверить, чтобы у вас были крайне слабые летные качества? Я скорее поверю тому, что Пьер Лонгвиль воскреснет из мертвых, чем вашим словам. Нет и нет!

Она хотела сказать что-то, по увидела, как в приоткрывшуюся дверь вошла женщина.

– Мадемуазель Жанни де Шантом! – шепотом проговорила мадам Лонгвиль и поспешила навстречу Жанни.

Шарвен продолжал сидеть, думая о том, как смягчить удар, который он нанесет сейчас Жанни. Она, конечно, постарается сделать вид, будто ничего страшного не произошло. А между тем денег на черный день у них не было отложено, и вопрос, как и чем жить, встанет перед ними уже сегодня.

Отдав мадам Лонгвиль шляпку, Жанни мимоходом остановилась у зеркала и привычным жестом поправила прическу. Шарвен сказал:

– Может быть, ты поприветствуешь меня, Жанни?

Она подошла к камину и села на ту самую скамейку, где до этого сидела мадам Лонгвиль. Положив руки на колени Шарвена, Жанни смеющимися глазами показала на пустую рюмку:

– Кутишь? Кутишь в одиночестве?

– Две рюмки «камю», мадам Лонгвиль! – крикнул Шарвен. – Знаешь, Жанни, за что мы сейчас выпьем? За новую жизнь!

– За это стоит выпить, – согласилась Жанни. – Три рюмки «камю», мадам Лонгвиль. Мы приглашаем вас выпить с нами за нашу новую жизнь.

– А почему ты не спрашиваешь, какая она, эта новая жизнь?

Шарвен хотел придать своим словам и своему тону полушутливый оттенок, но ничего из этого не получилось: голос его дрогнул, и он опустил глаза.

Дождавшись, когда подошла мадам Лонгвиль с наполненными рюмками, Жанни сказала:

– Я все знаю, Арно. Знаю, может быть, даже больше, чем ты… Помнишь полковника Бертье? Того самого доблестного летчика, который с воздуха поджигал африканские хижины и расстреливал «вооруженных до зубов дикарей»? Я случайно встретилась с ним два часа назад. И он все мне выболтал. Они вышвырнули тебя из авиации, преследуя одну-единственную цель: оставшись без сантима в кармане, Жанни де Шантом приползет к своему папаше на коленях и со слезами на глазах взмолится: «Прости заблудшую дочь, отец, открой двери отчего дома, и я стану послушнее, чем самая кроткая овечка…»

– Я догадывался об этом, – сказал Шарвен.

– Какая несправедливость! – воскликнула мадам Лонгвиль.

– Несправедливость? – Жанни зло рассмеялась и до дна выпила свой коньяк. – Вы очень добры, дорогая, называя несправедливостью то, что является грязью и подлостью… Если бы ты видел, Арно, как смотрел на меня Бертье, когда говорил со мной! Будто перед ним падшая женщина, нищенка, которой бертье, шантомы и тенардье протягивают руку помощи… В конце он сказал: «Милая Жанни, если вы не станете возражать, я, как ваш давний друг, готов взять на себя обязанности посредника между вами и вашим отцом. Поверьте мне: я сумею уладить все быстро и без особого шума».

– А-ты? – спросил Шарвен.

– Я? Я у него спросила: «Скажите, мсье Бертье, вам никогда не приходилось играть роль посредника между палачом и его жертвой? Мне кажется, в этой роли вам удавалось бы улаживать дела еще быстрее… В пользу палача, конечно». Он смерил меня вот таким взглядом и бросил: «Придет время, мадемуазель де Шантом, когда вы пожалеете о только что сказанном».

5

Весь июнь и большую часть июля Шарвен тщетно пытался найти работу в какой-нибудь частной компании, где были свои самолеты. Однажды, правда, ему как будто повезло. Наткнувшись на объявление, что некий владелец парфюмерных заведений ищет лично для себя шеф-пилота, Арно сел на поезд и помчался в Марсель. Разыскав нужный адрес, он явился в богато обставленную приемную конторы парфюмерного короля. Тщедушный человечек с мордочкой хорька, к которому Шарвен обратился, сказал:

– Да, моему хозяину нужен пилот. При вас есть какие-нибудь документы? Оставьте их мне, через пару дней я сообщу вам результат.

Два дня Арно бродил по набережным Марселя, с интересом наблюдая за работой докеров. Чтобы не тратить лишних денег, обедал он в портовых харчевнях, где было намного дешевле, чем в кафе и ресторанах. Никто здесь не обращал на него особенного внимания, хотя все эти люди – докеры, матросы, веселые женщины с ярко накрашенными губами, капитаны многочисленных буксиров и лоцманы – хорошо знали друг друга, и было похоже, что тут обитает какой-то большой клан со своими укладами, привычками и никем не писанными законами. Здесь много пили дешевого кислого вина, шумели, азартно спорили, но Шарвен никогда не видел, чтобы дело хоть раз дошло до драки.

Здесь же, в одной из портовых харчевен, он узнал о событии, которое сыграло в его жизни большую роль. Он сидел за столом в шумной компании докеров, когда в харчевню ворвался оборванный мальчишка с пачкой газет в, потрепанной сумке и, размахивая развернутой газетой над головой, закричал:

– Фашистский мятеж в Испании! Республика в опасности! Бои на улицах Мадрида, Севильи, Гренады! Покупайте «Юманите»! Покупайте «Юманите»!

Шум за столом стих. И в этой напряженной тишине раздался слегка хрипловатый голос:

– Ты не врешь, Луи? Ты ничего не выдумал? Ну-ка давай сюда газету.

Мальчишка заартачился:

– Это неправильно, дядя Гаскар. Неправильно, когда один человек берет газету и читает вслух. А кто возьмет остальные?

– Ладно, малыш. Давай клади на стол всю пачку, пусть каждый возьмет по газете и заплатит деньги.

На первой полосе под крупным заголовком «Фашистский мятеж в Испании» газета французских коммунистов писала о начавшейся гражданской войне за Пиренеями. Бои между поднявшими мятеж фашистами и оставшимися верными республике войсками шли во многих районах Испании. Рабочий класс Мадрида строил на улицах баррикады, кровь уже лилась в Севилье, Гренаде, Ла Корунье, в Кадисе, в Овьедо…

Долго в харчевне никто не произносил ни слова. Слышалось лишь какое-то бормотание да кое-где глухой, подавленный вздох… А потом тишина будто сразу взорвалась, будто все, что люди с трудом в себе сдерживали, прорвалось наружу. Кто-то кричал:

– Палачи! Они залили кровью Абиссинию, теперь – Испания!

Моряк, сорвав с головы форменную фуражку и зажав ее в руке, густым басом бросил отрывистые, точно обрубленные, фразы:

– Фашисты зальют кровью весь мир… Если их не поставить на колени… Если их не уничтожить, как чумных крыс!.. Скажи, Гаскар, что ты об этом думаешь? По-твоему, они, когда придет время, не проглотят Францию? Проглотят, как устрицу!

Шарвен привстал и взглянул на человека, которого все, звали Гаскар. Наверное, он занимал здесь особое положение – Шарвен почувствовал это по тому, как люди смотрели на докера, ожидая его ответа.

– Ты спрашиваешь, что я об этом думаю, Виктор? – раздумчиво заговорил Гаскар. – Я скажу. Ставлю сто против одного, что «добрый друг» рабочих социалист Леон Блюм размышляет сейчас не о том, как бы надеть намордник на фашистов. У него другая забота: под любым соусом все дело представить так, будто ничего особенного не произошло. Ну подерутся там за Пиренеями темпераментные испанцы, наставят друг другу фонарей и что? Нас это не касается: когда двое дерутся, третьему вмешиваться не резон…

– А Гитлер и Муссолини? – спросили у Гаскара. – Они тоже закроют глаза или…

– Тут могу ставить уже тысячу против одного: не пройдет и недели, как чернорубашечники и нацисты появятся в Испании. И появятся не с пустыми руками.

– Леон Блюм на это не пойдет! – К столику, за которым сидел Гаскар, подошел коренастый, с круглой, точно шар, головой, докер и повторил: – Леон Блюм на это не пойдет! И не думай, Гаскар, будто только коммунисты ненавидят фашизм. А социалисты кто? Враги своему народу? Или им охота стоять на коленях перед чернорубашечниками? Посмотришь, завтра же наше правительство предложит Испании военную помощь. Завтра же, ни днем позже. Или я сам плюну в глаза Леону Блюму.

Гаскар покачал головой:

– Когда ты поумнеешь, Картье?.. Леон Блюм! Нашел защитника демократии. Если завтра кто-то предложит помощь Испании, так это будет Россия. Советский Союз! – твердо добавил он.

Гаскар и Картье продолжали спорить, и вокруг стола теперь образовался плотный круг людей, жадно прислушивающихся к этому спору. Сам того, не замечая, втиснулся в круг и Арно Шарвен. Как ни странно, но ему, выходцу из простонародья, редко приходилось сталкиваться с людьми, своими руками зарабатывающими на кусок хлеба. Не потому, конечно, что Шарвен чуждался простолюдинов или считал себя выше их. Нет, у него, как у офицера французской армии, просто не было возможности хотя бы изредка соприкасаться с теми, кого он в душе всегда глубоко уважал уже за то, что они несут тяжкое бремя: когда царит мир – они кормят, поят и одевают страну; а когда начинается война – они первыми отправляются в окопы и погибают.

Позже он не переставал удивляться, что в первые минуты его поразил не столько сам факт поднятого фашистами мятежа в Испании, сколько вот эта необыкновенная реакция рабочего люда на мятеж: можно было подумать, будто фашисты чуть ли не стучатся в ворота Парижа, смертельная опасность нависла над каждым из этих людей.

…Выбравшись из харчевни, Шарвен не спеша побрел в резиденцию парфюмерного короля. Чтобы немного оттянуть время и кое о чем подумать, он пошел окольными путями, рискуя заблудиться в незнакомых лабиринтах улиц и переулков Марселя.

Черт подери, ему действительно было о чем поразмыслить! Не такой Арно Шарвен был простак, чтобы не понять: фашизм берет за глотку всякого, кто или сразу же поднимает перед ним лапки кверху, или, не имея друзей, не может в одиночку сопротивляться. Но Испания! Там ведь люди уже почувствовали долгожданный дух свободы! Разве они смирятся с тем, чтобы на, их шею снова надели ярмо.

«Нет, – думал Шарвен, – там фашисты наверняка обломают себе зубы! И уж, конечно, такие, как Марк Гаскар и его друзья, не оставят испанцев один на один с Франко… Правда, есть и другие. Есть де шантомы, есть де тенардье, есть полковники бертье, поднаторевшие на поджогах деревенских хижин и расстрелах стариков и детей. Эти сейчас наверняка потирают руки: как сосед, их больше устраивает Франко, чем республика, с ним-то они всегда найдут общий язык…».

Шарвен вдруг остановился. Де тенардье, де шантомы, полковники бертье, гаскары и варры… Ну а ты сам, летчик Арно Шарвен? Будешь издали за всем наблюдать? Разве не так уж не прав тот моряк, который сказал: «Фашисты зальют кровью весь мир… Когда придет время, не проглотят Францию? Проглотят, как устрицу…»

«А что может сделать бывший летчик Шарвен? – горько усмехнулся он. – Безработный, почти нищий Арно Шарвен, который, если эта парфюмерная жаба сегодня не возьмет его к себе в услужение, будет вынужден взяться за самую грязную работу, лишь бы не подохнуть с голоду…»

Подгоняемый невеселыми мыслями, он заторопился в парфюмерную контору.

Его встретил все тот же «хорек», что и накануне. Усадив Шарвена в кресло, он сел напротив и предложил:

– Сигару, мсье Шарвен? Или храбрые летчики курят лишь сигареты?

«Хорек» обворожительно улыбнулся и испытующе посмотрел на Шарвена.

– У некоторых храбрых летчиков, – тоже улыбаясь, ответил Шарвен, – в данную минуту нет возможности покупать ни того, ни другого. Благодарю вас, мсье…

– Лежен, – подсказал «хорек».

– Мсье Лежен… Мне хотелось бы узнать…

– Да, да, я понимаю. Скажите, мсье Шарвен, у вас никогда не было осложнений с господином Вивьеном де Шантомом? Конечно, это не имеет связи с вашей будущей работой – просто праздное любопытство, не больше. Вы мне верите, мсье Шарвен?

Лежен продолжал улыбаться и как бы в знак полного расположения к Шарвену дотронулся до его колена.

– Я не могу вам верить, мсье Лежен, – после паузы ответил Шарвен. – У Вивьена де Шантома длинные руки, и они, кажется, уже дотянулись и сюда. Прошу вас сказать прямо: мне отказано?

– Ну, ну, ну… – губы Лежена растянулись в еще более широкой улыбке. – Зачем же делать такие поспешные выводы, мсье Шарвен! Никто и ни в чем вам пока не отказывал. Но… Скажите, мсье Шарвен, вы уже успели узаконить брак с мадемуазель Жанни де Шантом?

– Это очень важно для вашего шефа? – усмехнулся Арно. – Он принимает на службу только холостяков? Или только женатых?

Лежен вдруг встал, подошел к двери и старательно прикрыл ее. Когда он возвратился на свое место и взглянул на Шарвена, вид у него был, как у крупного заговорщика перед государственным переворотом. Арно с нескрываемым любопытством ожидал, что же произойдет дальше.

– Поговорим, как мужчина с мужчиной, мсье Шарвен. Все начистоту. Вы не возражаете? Но заранее обращаюсь к вам с просьбой: то, о чем я скажу, должно остаться только между нами. Не знаю почему, но я проникся к вам симпатией. Да, да, мсье Шарвен, бывает ведь, что проникаешься симпатией к человеку, которого почти совсем не знаешь… Так вот, я, если хотите, иду на риск. Узнай мой шеф, о чем я с вами говорю, он…

– Вы еще ничего не сказали, мсье Лежен, – бросил Шарвен. – Может быть, вам не стоит рисковать?

– Не надо смеяться, мой друг, дело очень серьезное. Кто-то лишь два часа назад звонил моему шефу по поводу вашей работы. Я очень подозреваю, что это было сделано по поручению господина де Шантома. Не стану вам выкладывать подробности – суть не в них. Главное, что мне удалось уловить, заключается в следующем: господин де Шантом был бы очень благодарен моему шефу, если бы он отказал вам в вакантном месте. Наверное, вы лучше меня знаете почему. В то же время доверенное лицо де Шантома дало понять: если мсье Шарвен оставит мадемуазель де Шантом в покое, то его не только следует принять на работу, но и значительно повысить ему оклад, и господин де Шантом обязуется компенсировать дополнительные расходы. Со своей стороны я…

Лежен умолк, наверное, увидел в глазах Шарвена нечто такое, отчего у него засосало под ложечкой. Он даже поднял руки к лицу, точно защищаясь от удара, но Шарвен внешне спокойно встал с кресла и, ни разу не взглянув на Лежена, вышел из конторы парфюмерного короля.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю