Текст книги "Хозяин Пророчества [трилогия]"

Автор книги: Николай Бородин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 50 страниц)

Дева-воительница между тем не теряла времени даром. Перехватив меч обеими руками и воздев его к небу, она наполнила лезвие солнечным светом, словно заправский паладин, и нанесла резкий рубящий удар сверху вниз. Точно в зверя устремилась сверкающая волна яростной, смертельной Силы, на пути у которой не хотелось бы оказаться никому. Зверь не стал исключением, вцепившись когтями в камень для лучшего сцепления и резко оттолкнувшись в попытке увернуться. Атака охотницы, однако, метнулась следом, точно охотящаяся гончая. Зверь изумленно захрипел, резко вдохнул и издал очень странный рев. Он был почти неслышен даже вблизи, но зато образовал вокруг твари нечто вроде защитной полусферы, оказавшись еще одним видом магической брони. Волна света, врезавшись в поверхность купола, потрясла его до основания и заставила пошатнуться самого зверя, но цели не достигла, развеявшись впустую.

Охотница, не обескураженная первой неудачей, снова воздела меч к небесам, но враг решил не принимать вызов и подпрыгнул. Одновременно монстр гортанно крикнул что-то второму зверю, а сам устремился к братьям Цепи. Другая тварь хлестнула по орку-охотнику обеими лапами сразу, разрывая дистанцию, и тоже большими скачками помчалась к чернокнижникам. Сами же братья, перестав атаковать, создали вокруг себя что-то вроде магического барьера, который с ходу не смог преодолеть никто. Все приостановились буквально на мгновение, которого с лихвой хватило обоим зверям, чтобы оказаться внутри барьера. И из круга тут же рванулись вверх магические стены, заключая всех внутри него в непрозрачную, иссиня-черную полусферу. Эта защита без особых проблем выдержала не только атаки магов, но и удары охотников, не желающих терять ни мгновения. Битва внезапно остановилась, словно врезавшись в стену на полном ходу.

И в наступившей тишине всем заинтересованным людям и гномам хватило несколько мгновений, чтобы оглядеться и понять: к двум прибывшим охотникам прилагаются первосвященник и гномий Король.

Хешель, прямой как палка, стоял на спине зависшего в воздухе феникса и с непроницаемым лицом изучал силы союзников. Присутствие среди них Альтемира он, разумеется, заметил и сейчас срочно соображал, как реагировать, а пока замаскировал сильнейшее замешательство под привычной холодностью.

А вот сам паладин, гораздо более молодой и неопытный, не собирался скрывать своих чувств. При виде первосвященника ноги сами понесли его вперед, и плевать, что враг и убийца отца был в воздухе. Альтемира сейчас мало заботили такие мелочи. Он медленно оскалился, как дикий зверь, и точно так же припал к земле, словно готовясь прыгнуть. Хешель, разумеется, не мог не ощутить столь неприкрытой ненависти к себе и прикипел взглядом к паладину.

Радимир как по волшебству оказался между ними и рыкнул:

– Не сейчас!

Эти слова звучали так, словно их исторгло не человеческое горло, да и любой взглянувший сейчас на Оцелота усомнился бы в происхождении мага. В битве ему пришлось раскрыть немало резервов, что неминуемо отразилось на облике, и теперь маг снова щеголял вертикальными зрачками, как у лесного кота, от которого получил свое прозвище. Воздух вокруг чародея шел волнами и зримо колебался, искажаясь и образуя ауру едва ли не столь же устрашающую, как ауры зверей.

Оба человека тут же, сами того еще не осознав, опустили взгляды, решив пока взять пример со стоящих рядом гномов. Снор и Кьяр делали вид, что не заметили прибытия своего правителя, а гномий Король в свою очередь ни жестом, ни словом не показал, как он удивлен появлением своих «погибших» подданных живыми и здоровыми, да к тому же и в компании демонессы. Однако не стоило питать иллюзий, что он этого не заметил или, пуще того, хоть что-нибудь забыл: веками хранить обиды и лелеять планы мести было именно в духе истинных гномов. А нынешний Король слыл самым ярым приверженцем древних традиций во всем Армон-Дароне.

Пожалуй, никто не был рад этой нежданной встрече, и каждый хотел бы, чтобы она не случалась вовсе. Или случилась, но потом, когда все успели бы разобраться в себе. Война за Пророчество неслась вперед столь стремительно, что времени на личные мысли просто не оставалось. И именно поэтому сейчас все с радостью решились оттянуть решающий момент еще ненадолго, благо в их внимании нуждалось множество забытых на время вещей и событий.

Черный купол, скрывший уцелевших братьев Цепи и зверей, был не единственным, о чем не следовало забывать. К тому же пока он играл роль двусторонней защиты – укрывшиеся внутри чернокнижники не проявляли особого интереса к происходящему снаружи. Три охотника, что беспрерывно штурмовали черные стены, также не преуспели в прорыве внутрь, но это не заставило их прекратить попытки. Похоже, они были уверены, что рано или поздно смогут пробить любую преграду, и маги, имеющие возможность оценить мощь их атак, держались того же мнения.

Наконец-то закончил свою волшбу эльф. Посох, по-прежнему без каких-либо подпорок стоящий вертикально на голом камне, оставался таким лишь в обычном зрении. Чародеи же видели его как туго сплетенное и уже бьющееся сердце сложнейшей системы заклинаний, сетью опутавшей всю округу. По кругу, как ленты на майском дереве, шарили тонкие, но явно очень прочные щупы, чувствительные к силе зверей. Мастерство остроухого пришельца потрясало. На взгляд Радимира, эти чары и впрямь могли поймать и удержать зверя. А то и не одного.

Но важнее всего было другое. Светлана, уложившись в затребованные две минуты, завершила ритуал. Уже явно устав, чуть опустив плечи, она вытянула руку, взялась пальцами за головку невидимой булавки и резко выдернула ее. Воздух перед ней пошел рябью и обернулся фасеточной полусферой, напоминающей гигантский глаз какого-то насекомого. По сложносоставной поверхности магического барьера неторопливо текли радужные разводы, меняя цвета и формы, – и в один миг все закончилось. С самого верха шестигранные фасетки начали отрываться одна за одной и, взлетая, медленно истаивать в воздухе. Вся защитная полусфера рассыпалась вихрем сияющих пластинок, словно цветущая вишня в солнечных лучах. Все невольно залюбовались этим зрелищем, столь неожиданным посреди битвы.

Воздух очистился, и взорам союзников предстал каменный круг места Силы. Сейчас он выглядел точно так же, как и до начала сражения, но теперь на нем не было защиты. Впрочем, это не было опасно, поскольку все враги были надежно отгорожены стенами собственного купола, а также соединенными силами охотников и магов.

Тем не менее Ленса шагнула вперед сразу же, не желая, чтобы битва продлилась хотя бы одну лишнюю секунду. Светлана стояла чуть поодаль, стараясь как можно небрежней опираться на трость – так, чтобы никто не заметил, что ей это необходимо. Чародейство порядком вымотало некромантку, но она все равно оставалась грозным противником. Во многом дело было в инстинктах бывалой боевой чародейки. Даже сейчас Светлана превосходила на голову свою сестру, пусть и сильную волшебницу, но все же теоретика. Именно поэтому Ленса не успела понять, почему ее сестра внезапно бросилась к ней, сбила с ног и броском оттащила от круга подальше.

Из места Силы ударил фонтан Пустоты. Не какой-то простой темноты, а настоящего злого мрака, звериной сути, как все немедленно ощутили. Светлана, без сомнения, была поражена не меньше остальных, но спасти свою сестру, дитя Пророчества, она успела.

«Что вообще происходит?!» – Этот вопрос задали себе все, кому, казалось, еще мгновение назад все было понятно. Однако же сейчас события, внезапно выйдя из-под контроля, помчались галопом.

Братство Цепи, удивительно удачно выбрав момент, контратаковало. Купол раскрылся с той стороны, которая выходила к месту Силы, и оттуда выхлестнула атака, сотканная воедино из магии самих колдунов и силы зверей. Орка-охотника, оказавшегося на пути, попросту отшвырнуло в сторону, словно сухой лист, и к месту Силы устремилась черная грохочущая волна, состоящая из множества оживших цепей. Светлана с исказившимся лицом сделала какой-то очень странный пасс и пробила в накатывающем валу внушительную брешь, которая, правда, немедленно затянулась. Цепи же рванулись вперед еще быстрее.

Эльф, одним прыжком преодолев несколько саженей, очутился прямо между черной волной и местом Силы и замер в странной стойке: ноги чуть согнуты, ладони выставлены перед собой, словно упираются в невидимую стену. Заклинание чернокнижников словно того и ждало, немедленно вздыбившись и загнувшись гребнем. Но остроухий чародей не собирался плести защиту, он атаковал невидимой, но не уступающей по силе волной распада. Черные звенья рассыпались даже не на куски – на истаивающие в воздухе ошметки. Угрожающий и оглушительный грохот и лязг сменился не менее оглушительным вкрадчивым шорохом. Черный вал истончался, словно горка сухого песка под сильным ветром. Цепи нарвались на противника, которого им было не одолеть, по крайней мере пока. Конечно, за спиной у эльфа находилось место Силы, с которым произошло нечто непонятное и оттого еще более пугающее, но пока это была хоть и маленькая, но победа.

Могучий напор братства прекратился, не иссякнув, а скорее отступив. Цепи немного отдалились, свернувшись клубком и многоголосо, с металлическими отзвуками взрыкивая. Внезапно этот ком черной магии раскрылся посередине, выстрелив прямо в эльфа туго свитым щупальцем; однако особой силы в этой атаке не чувствовалось. Если уж остроухий чародей смог отразить напор громадного вала, то с несколькими цепями у него точно не возникло бы проблем.

Эльф сплел пальцы в жесте, предшествующем одной из печатей активной защиты… А затем вдруг лукаво улыбнулся и, бросив плетение заклинания на полдороге, развеял его. После чего резко выбросил руку вперед, ухватился за самую ближайшую, алчно извивающуюся цепь и рывком намотал ее себе на руку.

Черный вал, словно обретя второе дыхание, ликующе взревел и одним мощным броском обрушился сверху на остроухого пришельца, мгновенно погребя его под собой, и на этом остановился. Все, включая даже вечно невозмутимого дервиша, замерли в глубочайшем замешательстве. Чародеи, впрочем, ощущали какую-то неправильность, дело не заладилось в последние секунды. Они привыкли хотя бы инстинктивно понимать суть хода событий, но то, что происходило сейчас, ломало все каноны и обманывало все ожидания.

Что-то было не так.

И когда волна цепей внезапно раздалась на две половины, явив свету Мастера Цепи, все почувствовали даже некоторое облегчение.

Правда, сейчас Мастер решил не накидывать капюшон, подставив лучам восходящего солнца шикарную копну длинных волос и острые уши.

Король эльфов, учитель древних магов, союзник всех народов в войне против братства Цепи словно парил в воздухе. Но это была иллюзия, которую создавали цепи, во множестве роившиеся вокруг него и попросту упиравшиеся в землю, служа подпорками.

И, судя по легкой суховатой улыбке и деловому прищуру, уж эльф-то отлично знал и что происходит, и что делать, и что будет дальше.

Резкое движение пальцев – и все древние маги упали на камень в жутких корчах, не в силах не то что творить заклинания, но даже мало-мальски разумно мыслить. В конце концов, именно их бывший учитель даровал им саму суть их силы, их отличие от прочих магов, и посему сейчас они находились в полной его власти.

Кьяр, стоило ему только замахнуться наугом, внезапно ощутил, как под его ногами раздается камень, который, казалось, всегда был ему покорен. Против наугера Мастер выпустил целую свору младших элементалей, отлично понимая, что убить гнома они не смогут. Зато выиграют пару минут, пока гном будет сражаться за свою жизнь и не сможет участвовать в бою.

Мурен с присущим всем призракам хладнокровием отметил, что созданная им печать призыва духов-защитников вся пронизана невесть когда успевшими это сделать цепями и потому совершенно непригодна к работе, да еще и опасна для самого создателя. Конечно, сбрасывать шамана со счетов в конечном итоге не стоило, но пока что его ждало несколько незабываемых минут, в течение которых ему предстояло снова захватить контроль над собственными чарами.

В сторону эльфа, метя прямо в лицо, устремилось сияющее солнечное копье – Альтемир, несмотря на то что с момента появления Мастера прошло немногим больше мгновения, успел сориентироваться и атаковал без раздумий. Остроухий, с легкой улыбкой подняв руку, заставил несколько десятков цепей сплестись щитом на пути смертоносного снаряда, но силы паладина отличались по своей сути от обычной магии. С таким звуком, словно арбалетный болт врезался в шкаф с посудой, его стрела разорвала щит на звенья, с жалобным звоном разлетевшиеся в разные стороны, и продолжила свой путь, ничуть не потеряв скорости. Эльф позволил себе поднять бровь, после чего одним движением руки отшвырнул полосу света в сторону, направив к себе за спину, где она и взорвалась, врезавшись в камень. После второго же небрежного жеста улетел сам паладин, согнувшись так, словно ему в живот угодил полновесный крепостной таран. Впрочем, силы в атаку остроухий снова вложил намеренно немного, так что парню грозил лишь перелом ребер.

Сетэль, глухо зарычав при виде того, что сделали с ее избранником, окуталась огнем с головы до ног, как никогда напоминая обликом ужасного кровожадного огненного демона, как раз такого, каким положено пугать непослушных детей. На эльфа, впрочем, это не произвело ровным счетом никакого впечатления. Он, по-прежнему сохраняя на лице легкую улыбку, просто дунул в сторону демонессы. С нее мигом сорвало всю огненную броню и отправило в недолгий полет – туда же, где приземлился паладин.

Харад-аль, уже и так измотанный противостоянием со зверем, обнаружил близ границ своей внутренней сферы несколько змеящихся цепей и тут же закрылся. И поступил совершенно верно, потому что по его броне немедленно последовал удар такой мощи, словно бил сам зверь. Сотворенное Мастером заклинание, конечно, не имело силы великой и древней твари, но вполне отвечало своей задаче – задержать старого орка и выиграть для самого эльфа немного времени.

Целая стая цепей внезапно метнулась магу за спину, закрывая того от клинков незаметно подобравшегося Снора. Гном, чертыхнувшись, ушел в глухую оборону, крестя и полосуя воздух перед собой и стремительно атакующие цепи, но в его глазах таился злорадный огонек. Потому что сбоку на эльфа напал Ширш, занося верное костяное копье, уже не единожды выручавшее кирсса в схватках с братством.

Остроухий встретил костяной клинок голой ладонью, другой рукой ухватил вождя за лапу и сбил ему удар. После чего одним толчком, усиленным магией, отбросил кирсса на несколько саженей, метнув ему вслед целый клубок ловчих цепей. Такой же подарок достался и Снору; обоих спеленало черными жгутами, как младенцев, давая лишь дышать и двигать глазами.

Однако же развивать нападение эльф не спешил. Покорные его воле чернокнижники, очевидно, получили приказ не вмешиваться и не трогать поверженных врагов. Хотя сейчас, когда половина союзников была крепко скована, а другая сражалась за свою жизнь, был самый удобный момент, чтобы расправиться со всеми ними. И это было еще одной тайной – вдобавок к той, какова же конечная цель остроухого. Пока было ясно, что ему нужно лишь время, и он предусмотрел все, чтобы это время получить.

Три охотника, рванувшись к новой цели, преуспели не больше остальных: два зверя, перестав таиться внутри купола братьев, вылетели наружу и закрыли собой Мастера от атак. Долго им при количественном превосходстве врага было не продержаться, но этого и не требовалось. Потому что эльф уже с неприкрытым вожделением смотрел на затопленное Тьмой место Силы.

Оно за эти краткие мгновения уже успело раскрыться, превратившись в глубокий, дымящийся какими-то смрадными испарениями провал. И оттуда медленно, торжественно, словно давая всем почувствовать важность момента, поднимался третий зверь. Не хватало только какой-нибудь мрачной музыки, но все очевидцы и так с трудом удерживались на границе пучины черного отчаяния. Они сделали, казалось, все возможное, чтобы провести решающую схватку на своих условиях, и все равно потерпели поражение. Теперь им предстояло узреть сражение охотников и зверей на равных – сражение, которое могло привести к тому, чего они все так хотели избежать: гибели всего мира, разорванного на части ужасной мощью, которая может быть пущена в ход. Такое могло случиться, но могло и не случиться. Так говорило Пророчество.

А эльфу, судя по всему, было на все это плевать. Потому что несколькими скупыми жестами он пробудил и пустил в ход свое заклинание, способное сковать и удержать даже зверя.

Сотни тонких щупов, видимых лишь магическим зрением, прекратили наугад шарить по окрестностям и поднялись ввысь, застыв гротескным бутоном на тонком стебельке магического посоха. Пока что они не спешили набрасываться на свои жертвы, и звери, связанные боем с охотниками, не ощущали непосредственной опасности. Третий же зверь только-только поднялся над краями провала и теперь замер в воздухе, словно осматриваясь.

Понять, чем же он занят, было невозможно. Тварь выглядела как громадный, сажени три в поперечнике, блестящий на солнце стальной шар. Так как все его стороны были идеально зеркальными, трудно было сказать даже, вращается ли он или нет. Столь странный облик древнего зла поразил всех, кроме, ясное дело, эльфа.

Остроухий чародей довольно улыбнулся – очевидно, все шло по его плану, – и широко развел руки в стороны, готовясь сотворить какое-то новое чародейство. Цепи вокруг него начали подниматься и завиваться громадной спиралью, как танцующие змеи, а затем, повинуясь резкому пассу Мастера, разом отхлынули в стороны, сбиваясь в три стремительных охотничьих стаи.

И каждая нашла свою цель. Но что это были за цели!

Эльф ударил по первосвященнику Хешелю, Королю гномов Армон-Дарона и Наран-зуну, вождю всех пустынных племен. Орк-охотник, ощутив опасность, оставил зверей двум своим товарищам, а сам рванулся к вождю, пытаясь обогнать стремительные черные извивы. И пусть он не успел принять защитную стойку или ударить в ответ, но у него получилось закрыть Нарана хотя бы собственным телом. Цепи, как-то истончившись, став словно менее материальными, прошили охотника во множестве мест, потеряв и в количестве, и в убойной силе, но возложенную на них задачу они все-таки выполнили. Черные змеи врезались в орочьего вождя, пробивая насквозь даже не столько его тело (хотя смотрелось все именно так и выглядело жутко), сколько саму душу. Высвобождая скованную и затаившуюся там сущность.

И сущность эта по источаемой ею Силе была более всего похожа на зверя. Харад-аль немедленно узнал в твари громадного пустынного снорта – орки любили этих животных за их мирный нрав, силу и выносливость. Правда, в глазах этого «снорта» светилась чистая, незамутненная, снимающая все барьеры и целиком отбирающая разум ярость. То, что зверь безумен, было ясно с первого взгляда.

Сам же Наран-зун, лишь только цепи выбили зверя из его тела, обмяк и осел на камень, закатив глаза до тонких белых полосок между веками. Впрочем, он был жив, и, хотя его тело и душу все еще терзал шок от полученного магического удара, ему очень повезло.

Потому что два других охотника и не думали бросаться на помощь Хешелю и гномьему Королю, так что на их примере союзники смогли увидеть воплощение изначального замысла эльфа.

Удар черными цепями обратил обоих в свистящие вихри черного пепла, мгновенно развоплотив тело и разорвав на части душу, чтобы выпустить на волю еще двоих зверей. На месте первосвященника, сухо лязгая зазубренными костяными лезвиями, в полный рост встала уродливая тварь, больше всего похожая на кузнечика, зверски переломленного в районе пояса, – что, впрочем, не мешало бестии отлично себя чувствовать. В первые мгновения своего появления зверь склонил голову, подняв к ней передние лапы, и стал уродливой пародией на молитвенно склонившегося человека.

Там же, где стоял Король Армон-Дарона, теперь упирался в землю матерый косматый баран с глубоко посаженными глазами, в которых застыло дикое звериное упрямство. Он почти сразу же уперся взглядом в Кьяра и наклонил голову, словно собираясь врезаться в наугера с разбега, – видимо, злопамятность Короля передалась и таившемуся в его душе зверю.

Шесть зверей предстали союзникам, сражавшимся ради того, чтобы эта мощь никогда не явилась под небесами их мира. Даже охотники отступили, словно в нерешительности, вдвое уступая врагу в численности. Но прежде чем кто-либо успел подумать, что же делать теперь, или просто осознать весь ужас своего нынешнего положения, эльф наконец-то спустил свое заклинание с поводка.

Магические щупальца рванулись к каждому зверю, не обвиваясь вокруг и не стремясь ухватить свои цели. Они впивались прямо в туши бестий и словно прирастали, становясь с ними единым целым. Радимир, который, несмотря на боль от сковывающего заклинания, сумел приподнять голову и вглядеться, был, безусловно, впечатлен мастерством эльфа, сотворившего совершенно уникальное заклятие. Пусть он был врагом, но умение чародея соседствовало в нем с любопытством и смелостью экспериментатора, что и давало на выходе превосходного мага.

Невесть откуда он узнал, что ему придется удерживать шестерых зверей, однако уровень их силы абсолютно точно оставался для него тайной. И несмотря на это, исходя лишь из таких скудных условий, остроухий чародей смог создать заклинание, которое работало – и как работало!

Пожалуй, еще одну вещь эльф или знал, или предполагал: сила столь разных зверей, захороненных так далеко друг от друга, вряд ли была совершенно одинакова. Именно на этом он и построил свое заклинание. Магические щупальца оказались мощными каналами, по которым сила зверя уходила в сердце плетения, там перемешивалась с мощью других его собратьев, а потом этот дикий коктейль возвращался к своему хозяину. Отдельного упоминания заслуживала поразительная крепость самого заклинания, способного вместить и переработать такое чудовищное количество энергии. Впрочем, эльфийская магия всегда была особой, и никому из древних магов не удалось овладеть ею не то что во всей полноте, но даже в сколько-нибудь значительной части.

В результате звери, стремясь вырваться и наказать наглого чародея, получали в свое распоряжение массу энергии, но уже самого разного рода, что не могло не сказаться на их способностях, да и на самочувствии тоже. А поскольку каждая тварь вознамерилась расправиться с эльфом как можно быстрее, то свою мощь они попытались использовать сразу же, не глядя на ее суть.

А остроухий успел перемешать ее раньше и теперь сдержанно, но радостно улыбался, наблюдая за тем, как шестерых могучих бестий корчит от ужасной боли. Все маги, хоть раз в жизни да сталкивавшиеся с подобным, не могли не ощутить к зверям немного сочувствия – использовать чужую магию без вреда для своих способностей еще никому не удавалось.

Разумеется, подобный фокус не мог бы удержать зверей слишком долго, рано или поздно они бы разобрались с собственной силой, и тогда эльфу никто бы не позавидовал, но сам остроухий был прекрасно об этом осведомлен. Не теряя ни секунды драгоценного времени, он принялся сооружать вокруг тварей барьер сродни тому, что сотни лет удерживал их в гробницах.

В воздухе, начиная с самых нижних слоев, строка за строкой начали вспыхивать символы, составленные из больших светящихся клиньев. Понять, что это какая-то печать, могли все, видевшие письмена на местах Силы. Но лишь одна Ленса, разобравшаяся в древнем языке, могла сказать точно, что же делал эльф.

Увиденное впечатляло. Эльф творил барьер сродни тому, который веками удерживал охотников и зверей в запертых гробницах, и делал это с непревзойденным мастерством и скоростью. Мало того, у Ленсы захватило дух, стоило ей вспомнить, кто же создавал сами места Силы. Эльф воистину был чародеем, которого всем бы хотелось видеть в рядах своих друзей. Союзникам же, оказавшимся с ним по разные стороны баррикад, оставалось только надеяться, что остроухий, не убив их прежде, не сделает этого и в дальнейшем.

Мало-помалу над разоренным местом Силы начал образовываться шар, сотканный из светящейся клинописи. Громадная конструкция имела в поперечнике не меньше сотни саженей, чем и были продиктованы внушительные размеры символов. Эльф, раньше стоявший почти в центре барьера-шара, уже давно выбрался за его пределы и сейчас спокойно колдовал, с легкой усмешкой наблюдая за тем, как звери начали понемногу приходить в себя после первого шока. Они поднимались на ноги или лапы, восстанавливали контроль над собственными энергиями и уже готовились контратаковать. Разумеется, заклинание остроухого по-прежнему действовало, перемешивая силы тварей и давая им пользоваться лишь шестой частью своей истинной мощи, но даже с учетом этого они были страшными противниками.

Но оболочка шара уже была завершена больше чем на две трети и теперь неуклонно стремилась сомкнуться далеко вверху. Попытки зверей протаранить преграду собственными весом не дали результата, но сверху еще оставалось небольшое окошко, и именно туда ринулся единственный крылатый зверь. Эльф, впрочем, предусмотрел и это; по щупальцам-каналам прошла волна, и бестия начала стремительно терять даже часть своей собственной силы, которую целиком замещала чужая. Зверь забился в воздухе, рыча и пытаясь разорвать скрепы заклинания, но это остроухого уже не интересовало, за несколько оставшихся мгновений он завершил плетение шара.

С довольной улыбкой потирая руки, он глянул на надежно запертых внутри барьера зверей и перевел взгляд на охотников. Те потеряли к эльфу всякий интерес, как только он сковал тварей своим заклинанием, поэтому они не собирались на него нападать. Видимо, рассудили, что, пока чародей противостоит их собственным врагам, он их друг или, по меньшей мере, союзник.

Удостоверившись, что ему и дальше никто не собирается мешать, ушастый маг удовлетворенно кивнул и снова обратился к своему заклинанию. Загадка, что же он собирается делать с громадным барьером, разрешилась очень скоро. Эльф развел руки в стороны, прикрыл глаза и, словно ощутив под пальцами поверхность невидимого шара, напрягся, сдвигая ладони. Барьер, повинуясь жестам чародея, начал уменьшаться на глазах, все более тесно сталкивая яростно бросающихся на преграду зверей. Символы клинописи уменьшались соразмерно съеживающимся стенкам магического пузыря, сохраняя все ту же странную, не принадлежащую этому миру гармонию.

Зверям не оставалось ничего иного, как уменьшаться вслед за сокращением жизненного пространства. Это не могло им повредить, поскольку тело каждого было создано магией и подчинялось воле владельца; но, безусловно, ни одна из бестий не была в восторге. Барьер тем временем сделался в рост человека, чуть приостановил свое сжатие, пока эльф переводил дух, и принялся уменьшаться дальше. Его нижний край оторвался от земли.

Теперь шар сжимался вокруг оголовья посоха, принесенного эльфом в самом начале этой поразительной битвы. Внезапная догадка молнией пронеслась в головах всех союзников, и через несколько мгновений они убедились в ее правоте: барьер сжался до размеров каменного шара в оголовье посоха, наполнив его сиянием скрытой Силы, и остановился.

Эльф, явно осознавая, что сейчас все внимание сосредоточено на нем, двинулся вперед нарочито медленно, явно наслаждаясь каждым движением после нелегко давшегося даже ему невероятного чародейства. Но он мог по праву гордиться собой – не только его чернокнижники из братства Цепи, но даже союзники глядели на него почти как на живого бога.

По крайней мере, он получил оружие, наделенное чудовищной, непредставимой мощью всех шести зверей, и союзникам было страшно даже представить участь тех, против кого это оружие будет обращено.

Но первый удар эльф, не переставая удивлять окружающих, нанес по собственным приспешникам. Перехватив посох обеими руками, он резко развернулся на месте и махнул шестом в сторону уцелевших братьев. Трудно было сказать, что с ними произошло на самом деле, но колдуны без следа исчезли в тот же миг. Радимир вроде бы уловил отзвуки заклятия мгновенного переноса, но не поручился бы за собственные ощущения.

Проверив свой посох в деле, эльф вгляделся в буйство огней внутри набалдашника, счастливо улыбнулся чему-то увиденному, щелкнул по камню пальцем и перевел взгляд на союзников. Неторопливо оглядел распростертых на земле древних магов. Одобрительно кивнул, наблюдая за тем, как Кьяр уверенно теснит порядком уменьшившуюся орду младших элементалей. Едва ли не отечески улыбнулся, взглянув на лежащих рядом Альтемира и Сетэль. С неожиданным участием присмотрелся к недвижному, но, безусловно, живому Наран-зуну. Скользнул взглядом по Ширшу и Снору, кипевшим от бессильной ярости. С некоторой озабоченностью отметил, что Мурен и Харад-аль почти разобрались с вцепившимися в них цепями. Скупым жестом отсалютовал безмолвно застывшим охотникам. Затем внезапно глубоко поклонился:

– Благодарю за прекрасную игру, господа.

И, воздев посох к небу, с невероятным облегчением расхохотался, радуясь своей безусловной победе. А затем, все еще смеясь, вскинул руку к лицу, оборотился сперва языком бледного пламени, а потом небольшой искрой, которая поднялась ввысь и, рванувшись с места, стремительно унеслась на восток, в сторону восходящего солнца.

Битва за последнее место Силы окончилась.

Стоило эльфу скрыться, как с древних магов спало его заклятие. Цепи, составлявшие компанию всем остальным, тоже рассыпались прахом.

Медленно вставало солнце.

Снор, смачно лязгнув доспехами, прыжком вскочил на ноги. Ярла сейчас интересовала строго определенная вещь, и он двинулся к ней с целеустремленностью… пожалуй, гнома, который стремится хлебнуть черного подгорного. Но божественный напиток сейчас, как это ни странно, интересовал Эрдессона лишь во вторую очередь. Хотя потом хлебнуть было бы недурственно.

А пока…

Гном плюнул на пепел, оставшийся от Короля Армон-Дарона, и взял его молот.

Кьяр смотрел на это, улыбаясь краем рта. Снор, любовно оглаживая древко реликвии и не сводя с нее глаз, поинтересовался:

– Ты понимаешь, брат?

– Да. – Наугер ухмылялся теперь уже открыто. – Гном достойного рода, что примет ношу Молота из рук павшего в битве Короля и поведет своих братьев в бой, да станет следующим Королем сам.

– Похоже, мы все-таки победили, брат.

– Да и свидетелей у нас предостаточно, – заметил наугер.

Последнее было жизненно важно. Эрдессоны отлично понимали, что им еще придется доказывать старейшинам всех кланов свое право на обладание реликвией. И множество свидетелей, особенно известных своими достойными деяниями, помогли бы им разобраться в хитросплетениях гномьих обычаев в свою пользу. Потому что передача власти и титула Короля в боевых условиях сопровождалась, разумеется, огромным количеством условий.