Текст книги "Хозяин Пророчества [трилогия]"

Автор книги: Николай Бородин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 50 страниц)

Сам же священник выбрался на свежий воздух лишь через час, отирая честный трудовой пот. Солдат, оставшийся в палатке, отсыпался с полностью заращенным плечом, так что Диомир вдохнул полной грудью ночной воздух, прислушался к перекличке часовых и, сам не зная почему, повернулся лицом к северу.

Одной звезды, что несколько последних лет висела над самым горизонтом, не было.

Святой отец протер глаза, словно не веря им, и поглядел снова. Затем хлопнул себя по левому плечу.

– Светлый Боже! Неужто началось?!

Уже за полночь императорский гонец осадил лошадь перед сторожевыми пикетами, предъявил блеснувший золотом перстень-печатку с летящей стрелой и привязанным к ней свитком и, не отвечая на дальнейшие расспросы, проскакал прямо к палатке командира. И лишь выйдя оттуда несколько минут спустя и направившись к вестовой станции (такие на всякий случай устраивались у каждой стоянки), чтобы взять новую лошадь, он поделился новостями с любопытным смотрителем:

– Война в пределах Империи. С бестиями.

Через полчаса, когда весь лагерь гудел, как разворошенный улей, и можно было не надеяться спокойно провести остаток ночи, Альтемир сам вышел к солдатам в полном боевом облачении, с рукоятью меча, торчащей из-за спины. Бойцы сразу примолкли. Паладин, как бывало с ним в минуты серьезных размышлений, изредка пощипывал двумя пальцами кончик носа:

– Воины, в пределы нашей Империи вторглись враги, о которых уже много лет не было ничего, кроме слухов, – степные бестии. Нашему полку приказано как можно скорее прибыть в Мирбург. Всем приготовиться к завтрашнему форсированному маршу, сон – в ваших интересах. Разойтись по палаткам.

Вести о прорыве Северной Стены достигли, разумеется, и Совета Гильдии. Маги узнали о нем от своих собратьев, забаррикадировавшихся в недрах Форнберга и готовых держать оборону столько, сколько потребуется. Наибольшей полнотой информации обладали сотрудники аналитического отдела, ну и, конечно, все семеро советников.

Гильдия как организация всех магов Империи управлялась Советом в отсутствие Радимира Оцелота. Вся деятельность организации распределялась по отделам, каждый из которых возглавлялся одним советником. Управленческая часть Гильдии находилась с Мирбурге, занимая отведенное волшебникам крыло императорского дворца. Основные же силы чародеев располагались в Аленоре, землю которого они приводили в порядок с помощью блуждающих башен. Определенное, но не слишком большое количество магов находилось в южных землях, в городах и на линиях укреплений, защищающих от зверей Глорнского леса. Империя считала это необходимым злом, Гильдия не спорила.

Фактически объединение магов в единую организацию стало для них единственным шансом не оказаться вне закона после того прискорбного случая, произошедшего полвека назад и стоившего жизни многим тысячам мирных жителей Империи. Именно тогда случилась магическая война, развязанная колдунами против собственного народа.

Как это ни удивительно, но то, что магия нуждается в контроле, не всем было очевидно с самого начала. Если точнее, никто даже не представлял, что может произойти, если магическое искусство не будет ограничено жесткими рамками. До магической войны заниматься волшбой мог кто угодно, имеющий к тому способности, и в каких угодно условиях. Народ не видел в этом никакой угрозы; в конце концов, от чародеев простым крестьянам и горожанам была одна лишь польза. Радимир и его ученики следили лишь за тем, чтобы никто, опираясь на магическую мощь, не пытался захватить власть в какой-нибудь области Империи.

Однако не все чародеи обладали достаточно сильной волей, чтобы противостоять оборотной стороне магии – Пустоте. Сначала никто не предполагал, что она вообще существует, и тем более не считал нужным как-то ее называть. Тем более с большой буквы. Поначалу все считали это просто помехами при сотворении чар – мол, волшебство иногда выходит из-под контроля. Вот только чародеи в такие моменты словно ощущали некое присутствие. Каждый, разумеется, думал, что ему просто померещилось, но однажды выяснилось, что нечто подобное испытывал каждый. Но Пустотой это «присутствие» стали называть гораздо позже.

Эта сущность, существующая, как показали дальнейшие исследования, вне мира, но имеющая доступ в его пределы, поначалу даже не считалась опасностью. Любой волшебник рано или поздно начинал представлять для Пустоты интерес. Чем больше он использовал магию и чем сильнее становились подвластные ему заклинания, тем большее внимание обращала на него Пустота, наделенная своим сознанием и волей, необъятной, обольстительной и коварной. Простые смертные были ей неинтересны, нет, она одаривала своим взглядом лишь причастных чародейскому искусству.

Сама же Пустота представляла для волшебника интерес всегда. Она давала ему огромную мощь, не зависящую от природных способностей и приходящую без долгого и тяжкого обучения. Фактически она была сладким плодом даровой силы, за которую не надо было платить ничем. Ну или почти ничем – кроме, как позже выяснилось, своей души. Рано или поздно все помыслы носителя устремлялись к одному – уничтожению мира; при этом ему казалось, что он пришел к этому в результате собственных измышлений, и это полностью соответствует его личной воле.

Кроме того, был у Пустоты и еще один эффект, гораздо более опасный и более незаметный одновременно. Следы иномировой энергии необратимо меняли ауру, что было почти невозможно скрыть, так что распознать и обезвредить чародея-ренегата было не так уж сложно. Куда опасней было то, что любой последователь Пустоты становился живыми вратами для своей повелительницы, которая врывалась в мир настоящим потоком, искажая и разрушая саму ткань бытия вокруг себя.

Но все это магам стало известно лишь послемагической войны. Магов, принявших Пустоту, в определенный момент стало до странного много – человек всегда склонен выбирать легкий путь. А считать их врагами тогда еще никто и не думал.

В одну ночь сотни колдунов, словно получив сигнал от своей госпожи, обратили свое искусство против тех, с кем они жили в одних селениях или городах. Ответный удар не заставил себя долго ждать, и, как бы Радимиру ни было жалко казнить своих же собственных сотоварищей, он не колебался. Война закончилась в ту же ночь, в какую и началась, – маги, умеющие мгновенно перемещаться на огромные расстояния, провели несколько масштабных схваток, занявших по четверти часа каждая, и множество более мелких дуэлей. Мятеж был утоплен в крови.

Несмотря на это, народ Империи утратил доверие к чародеям – возможно, навсегда. Оцелот, не видя другого выхода, создал Гильдию – всеобщее объединение магов. Отныне каждый имеющий способности к чародейству и желающий их развивать должен был стать ее членом. В зависимости от мастерства магу присваивался ранг, для простых смертных обозначаемый простым стальным кольцом с камнем разной ценности, – сами волшебники узнавали друг друга по аурам. Оцелот носил единственное в своем роде кольцо с бриллиантом, советники получили семь колец с сапфирами, магистры рангом пониже довольствовались рубинами и изумрудами, а простые маги иногда вообще обходились полудрагоценными камешками.

Но это была лишь внешняя сторона реформ. Куда важнее, как обычно, оказались изменения, не замеченные широкой публикой. Чародеи начали пользоваться магией по-другому. Волшебство отныне разрешалось творить лишь посредством печатей. Каждому заклинанию была придана соответствующая форма, выражавшаяся в определенной магической фигуре, скрепленной рунами. Все это было сделано для того, чтобы оградить начинающих чародеев от воздействия Пустоты.

Чем опытнее становился маг, тем успешнее у него получалось использовать свою волю вместо печатей. Поэтому волшебники высоких рангов спокойно творили слабые чары просто так, не используя магические фигуры, но для колдовства посильнее все равно прибегали к печатям. Всем остальным же приходилось оберегать себя и ежедневно совершенствоваться в магическом искусстве.

Однако и этих изменений оказалось недостаточно, чтобы после магической войны все вернулось на круги своя. Возможно, прежнее мирное сосуществование простых людей и магов было уже не вернуть никогда. Так или иначе, Оцелот согласился на то, чтобы вывести основные силы Гильдии в Аленор – туда, где и людей было поменьше, и реальной пользы от чародеев побольше. В южной, коренной части Империи остались лишь Совет Гильдии и немногие чародеи, следящие за порядком в городах и на границах Глорнского леса.

Радимир, закончив свои реформы, исчез, сказав на прощание, что явится, когда в этом будет необходимость. Слухи ходили разные – от разговоров о том, что он навсегда покинул пределы Империи, до опасливых перешептываний, мол, Радимир-то не дремлет и за всем наблюдает, сам оставаясь невидимым. Поведать об этом истину могла одна только Гильдия, но она упорно хранила молчание. Управление ею в отсутствие Оцелота взял на себя Совет Гильдии. Никто из советников не обладал в народе такой известностью, как сам великий маг, коего люди почитали спасителем, несмотря на общую нелюбовь к чародеям. Во многом поэтому, а еще и потому, что Совет не особо заботился о снискании всенародной любви, недоверие к магам вообще и к Гильдии в частности только укреплялось.

Масла в огонь подливала все усиливающаяся Церковь, тоже прошедшая через множество реформ. Когда Гильдия потеряла своего лидера, Церковь его приобрела. Новым первосвященником стал Отто фон Остер, семья которого была убита в магической войне предавшимися Пустоте колдунами. Самого Отто, тогда еще подростка, успели спасти верные Радимиру чародеи, но память о пережитом осталась у него навсегда. Хронистам, писавшим впоследствии житие святого фон Остера, не удалось проследить отрезок его жизни в течение примерно полугода после магической войны. Зато каждый ребенок в Империи смог бы рассказать, как фон Остер явился с запада верхом на Солнечной птице.

Он был первым, кто встретил посланников Бога-Солнца во плоти и заслужил их доверие. При поддержке Солнечных птиц Церковь обрела невиданную доселе мощь, распространив свое влияние на всю Империю, а ее служители смогли не только исцелять и молиться, но и сражаться во имя Бога-Солнца. Простой народ не остался без чудотворцев – вместо утративших доверие магов насущные нужды людей Империи стали решать церковники.

Адус, советник и глава аналитического отдела Гильдии, впервые за долгие годы наслаждался длинным, полным не всегда приятных событий днем. Впервые ему не хотелось возвращаться в рабочий кабинет, к бумажкам. Потому что сейчас на его столе лежали многочисленные отчеты о событиях на севере. Объединенные силы армии, магов и Церкви совершенно неожиданно потерпели сокрушительное, истребительное поражение от показавших свои рыла степных бестий.

Конечно, негоже истинному магу бежать от каких-то дурных вестей, но Адус уже и так знал все детали происшедшего и по въевшейся за долгие годы привычке обдумывал стратегию действий Гильдии, попутно занимаясь повседневными делами. Но отчеты читать придется все равно, выискивая среди данных о потерях какие-то мелочи, которые, возможно, окажутся полезны… Адус всю жизнь питал склонность к теоретической магии, связанной с относительно тихим и спокойным времяпрепровождением, а потому не любил сталкиваться с боевыми сводками, особенно повествующими о неудачах и гибели людей.

Однако перевалить аналитические обязанности на кого бы то ни было еще не удастся, ни один из магов в Совете не занимался синекурой. Именно эти семеро лучших чародеев несли на своих плечах бремя повседневного управления делами Гильдии. Выше них, был, разумеется, Оцелот, основатель самой Гильдии. Но его не видели уже многие годы.

Легендарный маг, далеко превосходящий весь свой Совет вместе взятый, он стремительно появлялся, действовал и исчезал только там, где без его вмешательства было не обойтись, что наводило на обоснованные подозрения: очевидно, Оцелот все время находился в самой гуще событий, просто прячась под маской. Но вычислить архимага не удалось еще никому. Воистину великий волшебник своей любовью к пряткам оправдывал кошачье прозвище.

Так или иначе, но день неизбежно закончился, и Адус обрел уединение, пусть и не слишком желанное. Потратив минут десять на расслабляющую медитацию, маг устало вздохнул, потер глаза и уселся за документы. Похоже, снова наступало не слишком приятное время, когда сон был недопустимой роскошью, и отдыхать приходилось в трансе.

После пятого по счету доклада чародей прервался, отсортировал листочки со своими черновыми заметками, которые он набрасывал в процессе чтения, поправил кристалл магического светильника. Словно бы в задумчивости сунул руку в ящик письменного стола, на ощупь нашел там нечто вроде кулона – безделушки на тонкой цепочке – и поднял амулет перед глазами, поворачивая его на свету. После чего вздохнул и заявил прямо в воздух:

– Ну что ж, заходите, негоже мне, как хозяину, держать гостей на пороге.

С мгновение ничего не происходило, затем раздался легкий смешок, сменившийся мягкими звуками шагов и почему-то негромким металлическим позвякиванием.

Как будто нежданный гость нес при себе большую, тяжелую цепь.

– Адус, почему так официально? На «вы» к старым друзьям…

Как пришелец сумел пробраться в отведенную Гильдии треть императорского дворца, было неясно, но кое-какие догадки могли родиться при взгляде на его наряд. Ширш, окажись он здесь, бросился бы на черного колдуна без промедления. Адус же замер, и не только из-за того, что ощутил до поры до времени скрываемую гостем мощь. Капюшон черного балахона был откинут, и советник прекрасно видел лицо своего посетителя, некогда бывшего его собратом по изучению магических наук, хорошим другом, а затем ставшего ренегатом, беглецом из рядов Гильдии.

– Надо же, Синд, давно тебя не видел. – Чародей, не рискнув разыгрывать беспечность, развернулся к старому знакомому всем телом, пока что напоказ держась расслабленно. На деле же он стремительно проверял готовность всех уровней защиты, мысленно прощупал многочисленные амулеты в комнате и обрел некую толику уверенности. – Явился наконец с повинной?

– Нет, – Синд широко, открыто улыбнулся, – я пришел с предложением, от которого ты не сможешь отказаться. И зря ты проверяешь свои охранные амулеты, они тебе не понадобятся. Впрочем… – Колдун заглянул советнику в глаза и вкрадчиво произнес: – Ты верно догадался и о второй возможности. Они тебе попросту не помогут. А не захочешь договориться – заставим.

Магов любили обвинять в излишней практичности, но это скорее было необходимой профессиональной чертой. Вот и сейчас Адус не стал терзаться пустыми рассуждениями на тему, этично ли сражаться с бывшим другом и не удастся ли вернуть его на путь истинный. Советник трезво рассудил, что разговор зашел в тупик, и ударил первым, пусть не слишком сложной и сильной, но весьма коварной, глубоко прощупывающей оборону атакой. Одновременно с этим он щелкнул пальцами, импульсом отбрасывая себя к дальней стене и разрывая дистанцию.

Синд, потратив на отражение первого удара не больше двух секунд, снова улыбался, но теперь несколько более хищно:

– Увы тебе, где твои хорошие манеры… Неужели нельзя выслушать дорогого гостя, быть может, его слова окажутся не столь ужасны для слуха?

– Ваша братия начинает все предложения с одного, – Адус, прикрываясь разговором, не забывал приводить амулет за амулетом в боевую готовность, – присоединись к нам и прими Пустоту. А поскольку уже первый пункт обсуждения меня не устраивает, не вижу смысла тратить время.

– Однако же ты его тратишь на разговоры, чтобы успеть привести в действие свою защиту. – Синд осклабился, сложив пальцы рук для какого-то пасса. – Что ж, проверим ее на прочность.

Неизвестно, о чем думал пришелец, начиная дуэль, но свою козырную карту он решил на всякий случай придержать, устроив поначалу поединок чистого мастерства. И если он рассчитывал одолеть таким образом главу аналитического отдела, бумажного червя, то он жестоко просчитался. Адус, разумеется, уже давно не бывал в пустошах Аленора или в чаще Глорнского леса, дабы всласть пострелять молниями в различных тварей, но уж собственный кабинет он укрепил прекрасно, пустив в ход весь свой талант. Система охранных амулетов была выстроена таким образом, чтобы свести к минимуму потери от вражеских атак. Артефакты не служили живыми щитами, рассыпаясь от полученного урона, но вся структура работала как единое целое. Аккумуляторы давали Адусу запас энергии, накопители поглощали весьма впечатляющий объем неприятельских чар, а боевые амулеты усиливали способности мага.

Синд, столкнувшись со столь внушительной мощью, сам был вынужден отступить к стене, где и привел в действие собственную защиту, полусферой прикрывшую колдуна с фронта. Адус, увидев, что его атака в лоб остановлена, решил не тратить силу попусту и развеял заклинание.

Его противник, тряхнув головой, скривился в не слишком радостной усмешке:

– Не ожидал от тебя подобного.

– У нас в Гильдии нет место слабым, мы крепки и телом, и духом. – Надо отметить справедливость слов мага, Адус был сухощав и подтянут, являя контраст с многочисленным племенем бумажных работников, которые почти все без исключений были толстячками с той или иной мерой добродушия.

Колдун, будучи предателем, пропустил шпильку насчет «сильных духом» мимо ушей, хотя советник вряд ли стремился уколоть его словами. Куда важнее было достать магией, но вот именно с этим, похоже, намечались проблемы. Потому что пришелец принялся играть всерьез. В конце концов, устраивать магические дуэли такого уровня в резиденции Совета Гильдии и тем более затягивать их, чтобы к противнику успела подойти помощь… Синд не был самоубийцей. Он был чернокнижником, наделенным неподвластной обычным смертным и даже магам мощью, и сейчас пустил ее в ход.

Из-за спины колдуна черным кругом начали расползаться цепи. Разумеется, это было не оживленное магией железо, а сотканные из чистого чародейства формы. Или сущности, как подумалось Адусу, стоило ему только взглянуть на действия этих цепей – каждая из них существовала вполне самостоятельно, больше походя на лязгающую звеньями змею. Советник невольно восхитился мастерством противника:

– Да уж, ты продал душу не за просто так… Хотя можно было бы научиться сносно колдовать и самому, бывший друг.

Синд с усмешкой качнул головой:

– Можно, но не так. Или ты хочешь сказать, что до этого я был бездарем? Впрочем, мне безразлично. Конечно, не хотелось бы прибегать к крайним мерам, поскольку это сильно сократит мое пребывание здесь. Уж тут-то, в столице, силу Пустоты засекут сразу. Но выбора нет. – Чернокнижник вытянул вперед руки, прижав запястья друг к другу, а ладони, напротив, разведя – словно рыбак, показывающий рыбу с «вот такими глазами». Но колдун и не думал шутить. Изогнув пальцы наподобие когтей какого-нибудь хищника, он сделал ими хватательный жест в сторону Адуса. Цепи, на мгновение застыв в позе готовых к броску кобр, выстрелили вперед целым пучком.

Советник мгновенно взмок, но не от эмоций, а от побочных эффектов собственной волшбы. Воздух небольшой комнаты, в котором столкнулись энергии таких порядков, мгновенно раскалился, черные цепи бились в щиты и неуклонно прорывались. Амулеты один за другим перегревались, выходя из строя – во многом потому, что искусство Синда не подчинялось привычным законами плетения заклинаний. Его чары разъедали саму ткань бытия, неотъемлемой частью которой была и магия, поэтому никто, даже член Совета Гильдии, не мог сражаться с чернокнижником на равных.

Разумеется, здесь очень многое зависело от уровня личной силы, и Адус сумел бы одолеть колдуна послабее, но Синду едва ли не с начала обучения прочили место в Совете. В его случае заемная сила Пустоты очень неудачно наложилась на подлинный талант чародея. Прочие маги, разумеется, сбежались бы на эманации схватки двух волшебников, но Адусу уже было бы все равно, он катастрофически не успевал спастись в данный конкретный момент.

Цепи наконец прорвали его защиту и ринулись вперед. Спрятанные в стенах амулеты вспыхивали и рассыпались уже десятками, тщетно пытаясь поглотить урон от вражеских чар. Советник, скрежетнув зубами, активировал несколько личных оберегов, припасенных на самый крайний случай, машинально отметил, что при такой интенсивности атаки они не продержатся и пяти секунд, ощутил, как вдоль позвоночника пронеслась целая орава мурашек…

И уперся взглядом в разгородивший комнату щит молний. Цепи, угодившие в ловчую паутину разрядов, беспомощно затрепыхались, пытаясь сохранить целостность, а потом развалились грудой отдельных звеньев, засыпав весь пол.

– Так-так, кто это у нас тут хулиганит? Синд, а я уж надеялся, что хотя бы новые хозяева вправят тебе мозги. Впрочем, нет, я и забыл, Пустота же дает силу и не требует никакой ответственности за нее…

Адус, подняв глаза на противника, увидел, как глаза колдуна широко раскрылись, зрачки тоже наверняка расширились, но этого не позволял углядеть слабый настольный светильник. Впрочем, советник сильно сомневался, что он сам выглядит лучше или умнее. Уж слишком неожиданно было услышать этот голос здесь, в таких обстоятельствах.

Про него говорили, что он никогда не появится до минуты крайней нужды. Но уж в мгновения, когда судьба висит на волоске, Радимир Оцелот был тут как тут.

Но Адус никогда бы не подумал, что архимаг, занятый решением каких-то своих невероятно сложных проблем, заинтересуется его скромной персоной.

Синд, не теряя времени даром, уже открывал портал, чтобы спешно удрать – при всей его мощи он прекрасно понимал, что самому главе Гильдии он не соперник. Но Оцелот не привык выпускать из когтей то, на что упал его взгляд. Повинуясь легкому мановению пальцев чародея, его верные молнии вцепились в чернокнижника, целыми пластами отдирая защиту, истребляя рвущиеся охранять своего хозяина цепи, и вцепились в колдуна, выгнув назад, буквально заломив все его тело.

Радимир, легко и тихо ступая, обошел скрюченного противника и приблизился к советнику, одновременно поводя носом, словно принюхиваясь к отзвукам использованного чародейства:

– Ты прекрасно сражался, Адус. Тебя хотели обратить, наделить силой Пустоты, чтобы заиметь своего человека в Совете – так или иначе, ты либо начал бы обращать других, либо вредил Гильдии и Империи иным образом. Выбор пал на тебя именно по той причине, что ты человек вроде бы комнатный, привычный более к бумажной работе. Но, – архимаг лукаво улыбнулся, – они просчитались, как ты верно сказал, в Гильдии слабаков нет. – Адус вроде бы отмер и, судорожно сглотнув, попытался что-либо сказать в свое оправдание, но Оцелот быстро поднял руку в предупредительном жесте. – Нет, что ты, ты действительно бился превосходно, в моих словах не было ни грана сарказма. Конечно, главы боевых отделов показали бы себя эффектней, правда, не уверен, что и они бы победили, но, – архимаг обезоруживающе улыбнулся, – кто-то же должен и думать, а не только швыряться молниями, верно?

Советник, почти не веря в то, что все обошлось, быстро кивнул и бочком пополз в сторону кресла, стараясь чувствовать стену за спиной. Нащупал подлокотник, собрался с духом и резким рывком перебросил себя на сиденье, где наконец-то расслабился.

Оцелот же снова обратил внимание на временно забытого Синда:

– Что ж, был рад увидеть тебя снова живым и здоровым и значительно продвинувшимся в магическом искусстве. Жаль, – взгляд Радимира оставался равнодушным, – что наша встреча не затянулась. – Архимаг, щелкнув пальцами, набросил на чернокнижника сеть хищных молний, которые стремительно скользнули тому под балахон и принялись с методичностью трупных червей вгрызаться в тело. Синд, однако, не проронил ни звука, лишь побелел как полотно. Оцелот оставил ему какую-то толику магии, и колдун использовал ее, чтобы обрести на краткие мгновения оставшейся ему жизни нечувствительность к боли, прошептав:

– Ты выиграл, старик… пока… Уже идет наш Мастер, перед которым и ты – червь…

Оцелот резко нагнулся и заглянул умирающему магу прямо в глаза:

– Какие мы наглые… Именно потому, что вы так обнаглели, я и знаю, что он идет. – Архимаг выпрямился и словно отрешился от реальности, глядя куда-то в беспредельность, и повторил в глубокой задумчивости: – Я знаю…

В мирных южных землях война, как капля чернил в ковше воды, была заметна везде. И так же, как капля в целой бочке, не особо влияла на ход событий – жизнь шла своим устоявшимся чередом. Только старушки на завалинках обзавелись платками и, глядя на проходящих по дороге солдат, касались левого плеча молитвенным жестом, вспоминая тех, кого сами когда-то не дождались. Прочие словно находились в каком-то мутном, нехорошем трансе – у женщин не все ладилось по хозяйству, и мужики, чтобы не подвернуться под горячую руку, сбегали из дому. Некоторые наиболее спокойные – на речку, с удочками, но большинство собиралось к избе сельского головы или старосты – поговорить за жизнь и за грядущую напасть. Все разговоры и споры рано или поздно скатывались к войне, особенно в тех селениях, что стояли на трактах и глядели на марширующих мимо солдат.

Так же было и в пригородной деревеньке на самом юру, откуда можно и столичные шпили разглядеть, и колонну походного полка издалека заметить. Едва стальная змея показала спину на гребне одного из холмов, как собравшиеся на площадь люди примолкли, думая каждый о чем-то своем. Потом послышались первые мнения:

– Что ж это они идут-то на юг, а не на север? Там, в Аленоре, небось каждый солдат на счету, а здесь походные полки черт-те чем занимаются.

– Да ты подумай мозгой, голова, что они, сами, что ль, решают, куда им идти и что делать? У их императорского величества плант на все заведен особый – когда и что делать. Наверное, ума-то поболе у них, знают что и как. И первосвященник ему помогает, и гильдейские тоже в стороне не стоят.

При упоминании о магах сразу же подала голос молодежь, наслушавшаяся проповедей в храмах:

– А и пусть бы их там, на севере, чаровников проклятых, потрепали. Правильно их вытурили всех туда, в пустоши, чтобы здешнюю землицу духом своим не пропитывали.

Сказали – и словно опомнились. Разговор снова затих, будто нечто невидимое могло услышать крамольные речи. А и впрямь, кто этих чародейников знает, придумают еще соглядатаев каких. Мало их Церковь гоняет, ой мало…

Многозначительный кашель, раздавшийся посреди подобных размышлений, мало кого не заставил вздрогнуть. Все обернулись к седому деду, неторопливо скручивающему цигарку. Старик облизнул край, загладил и только потом поднял взгляд, безошибочно выловив в настороженной толпе молодого нахала.

– Ты, парень, языком мели поменьше. – Дед огляделся, дабы удостовериться, что рядом нет местного отца-настоятеля. Скоро всяко Богу душу отдавать, и не хотелось бы под конец со священниками ссориться. – Я тебе вот что скажу: для служивого нету лучше места, чем рядом с магом. Всякая шваль – она чует, кто для нее опасней, и прямиком на волшебников нацеливается, о других и не особо думая. Да и даже в молодом чаровнике сила страшенная. Пусть он только огнем бросаться умеет или молоньей полыхать – уже толку, как от десятка лучников. – Дед прервался, пару раз тяжко кашлянул в кулак, отдышался и продолжил: – Да и в миру маги, они на север не просто так ушли. Аленор-то после войны почему выжженный стоял? Да и Глорнская чаща, отец рассказывал, мирным была лесом, светлым. А сейчас – гнездилище змеиное от края до края, и добро бы только змеиное! Магия там осела, как бестий выколачивали, ну и потом… А дикое волшебство – это, я тебе скажу, не туесок меду. Поди нерадостно тебе будет, коль начнешь дерево на дрова рубить, а оно тебя ветками цоп – и нету. Или репу копать, а глянь – у желтенькой уже пасть, что твой кулак, по лопате прыг-прыг да пальцы-от тебе и обкусает. – Старик собрал морщины в улыбку, загоготали и мужики, даже не догадываясь, насколько невинными были шутки дедка по сравнению с настоящими порождениями дикой магии.

– А маги, они там башню строят свою, и та всю эту дрянь, по землям разлитую, в себя вбирает. У меня брат туда ушел, давно от него вестей нету. А пока писал, говорит – житье, конечно, непростое. Но тому, кто работы не боится, вполне потянуть можно. Зато и земля там родит на зависть, да и Церковь туда не особо дотягивается. Магам-то десятину платить не надо, да и за ересь они никого не дергают. Мрачные – да, довелось мне на них насмотреться. Но глянь кто в ихний кодекс гильдейский – это ж страсть! Чародейник-то сам для себя страшен, как печка самоходная: чуть шажок в сторону и нету! Все на силе разума держится. Ни брагой душу развеять, мысли горькие разогнать, ни еще как отвлечься. Да тут обычный-то человек, скажу, озвереет!

Над площадью снова грянул хохот, быстро, впрочем, оборвавшийся – из храма выбрался-таки настоятель, чтобы узнать, чего это так глотки дерут. Прознай священник, про кого тут говорили, – и не видать деду царствия небесного. Так что дедок только многозначительно подмигнул собравшимся и запалил самокрутку.

Да к тому же у мужиков появилась иная тема для обсуждения. Колонна солдат подтянулась ближе, стал виден волк на знаменах, застывший в вечном броске, – символ Империи. И над колышущимися полотнищами сияли в солнечных лучах ярко начищенные бляхи с номером полка. Дед, по-стариковски дальнозоркий, аж дымом поперхнулся, разглядев цифры самым первым:

– Мать честная, это же тринадцатый полк!

Прочие только уважительно качнули головами – полк под началом Альтемира воистину знали все от мала до велика. Даже отец-настоятель, одаренный от Бога не самым легким характером, примолк в невольном почтении. Тринадцатый полк выделялся среди прочих, прослыв лучшим с тех самых пор, когда не дрогнул и не побежал в битве у Хардагана, останавливая прорыв бестий, страшнейший за полвека. Альтемир, получив полк за полгода до сражения, сам сражался впереди всех, и с тех пор солдаты, бывшие со своим командиром в те дни, на него чуть ли не молились.

Молва шла и среди простого люда, посему селяне завопили что-то приветственное, едва солдаты приблизились к деревне на сотню саженей. Ехавший впереди командир сначала глянул сумрачно, потом ущипнул себя за нос, встряхнул головой и улыбнулся в ответ – пусть устало, но открыто и дружелюбно. И сами солдаты приветственно бухнули ножнами в щиты, перешли на парадный шаг, будто и не было перехода, да и грянули песню.

Последние лучи солнца, уходящего за Армон-Дарон, превращали Мирбург в столицу сказочной страны. Впрочем, Церковь перестраивала город именно так, чтобы дары Бога-Солнца делали его лишь краше. Даже огромные черные тучи, стремительным фронтом идущие с севера, не могли бросить тень на это великолепие.