Текст книги "Хозяин Пророчества [трилогия]"

Автор книги: Николай Бородин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 50 страниц)

Все взгляды вновь обратились на невинно висящий в воздухе макет крепости. Харад-аль, огладив бороду, принялся рассуждать вслух:

– Судя по архитектуре и нашим сведениям, на бои эта цитадель не рассчитана. Это вообще фиговые укрепления, даже дети из грязи лучше строят. Таким образом, нам встретятся маги, с которыми не справиться обычным оружием. Кроме того, проходы и лестницы не настолько широки, чтобы постоянно держать в готовности целую армию. Кому это нужно?

В выжидательном молчании он обвел присутствующих взглядом, встретившись глазами с Оцелотом. Оба старика постояли с мгновение и синхронно кивнули, словно придя к какому-то решению.

Разумеется, оставшиеся за бортом команды всемерно выражали свое возмущение, желание идти и вообще всяческую полезность. Но после краткого разъяснения они, хотя и без особой радости, признали правоту чародея и дервиша и теперь старались внести свой вклад, придумывая наиболее витиеватые пожелания удачи тем, кто все-таки отправлялся.

В числе избранных был Альтемир, носитель чистого света, для которого ворваться с очищающим пламенем в цитадель тьмы было делом чести; и кроме того, он мог постоять за себя, что уже не раз доказал. В их числе был Кьяр, в то время как Снор оставался у врат пустыни. Сетэль уже засучивала рукава, намереваясь расквитаться за развеянный прах Цейтора и начисто спаленную шевелюру Яссольфа, хотя последний уже считал, что бритая черепушка ему очень даже идет. Ширш спокойней всех воспринял свою временную отставку, понимая, что он будет только мешаться под ногами, хотя помочь уходящему Мурену ему, конечно, хотелось.

Присутствие Харад-аля и Радимира воспринималось как нечто само собой разумеющееся – архимаг открывал и держал портал, а дервиш исполнял роль тяжелой ударной группы. Ну а в центре команды поставили Наран-зуна – привычно молчаливого, высокомерно-неприступного, но с огнем в глазах. И еще с одним огоньком, порхающим по орбите вокруг головы вождя орков. Именно на охотника и был основной расчет: никто не воспринимал всерьез свои шансы в поединке со зверем, и это было на редкость разумно. Но до зверя еще предстояло добраться, именно поэтому орка собирались опекать все и сразу, никому не хотелось рисковать, оставляя воина во вражеской крепости совсем уж без защиты. Или под защитой одного лишь охотника – все союзники относились к этим древним существам примерно так же, как имперские крестьяне – к магам Гильдии. Проще говоря, черт их знает, что у них на уме.

Оцелот, справедливо рассудив, что весь славный поход может занять всего минут десять, не дал никому времени на прощание и тут же отправил всю боевую группу в пасть портала, от души надеясь, что им повезет.

Часть вторая

Иногда правота – лишь вопрос точки зрения на предмет. А правота порой означает право на жизнь. Не слишком-то приятное знание для тех, кто мнит себя центром мироздания.

«Цитатник веселого мизантропа», авторство приписывается кому-то из древних магов.

– Ну теперь-то нас точно должны встречать с фанфарами, – несколько ворчливо отметил Харад-аль.

Прорыв через внешние защитные слои вышел и впрямь на загляденье, но в учебники по скрытому проникновению эта атака могла бы попасть только с пометкой «никогда так не делайте». Сфера, заключавшая в себе отряд, громадной кометой рассекла небеса, с грохотом и оглушительным звоном врезалась во внешний экран, истошно взвыла, прорываясь, и с мощным взрывом, сотрясшим, казалось, саму землю, оказалась-таки внутри. Пустынные пространства, расстилающиеся вокруг, крайне удивляли и, если уж на то пошло, вызывали подозрения.

Группа, с позволения сказать, вторжения из целых семи союзников очутилась где-то посередине одной из четырех громадных лестниц – тех самых, что вели на вершину пирамиды. Внезапно раздался хоть какой-то звук. Скрежеща всеми каменными деталями, гигантские горгульи слезали с колонн, стоящих по бокам ступеней, и потягивались на ходу, как кошки. А направлялись они поприветствовать гостей.

Кьяр покосился на дервиша с поразившей того благодарностью и выдрал из петли науг, рявкнув:

– Ну наконец-то!

Оживляющие заклятия на статуях, как не без удовольствия отметил гном, были весьма сложными и наложенными явно с учетом того, что кто-то будет пытаться их сломать. Но даже изощренного разума некромантов не хватило предположить, что кто-то будет пытаться разговаривать с самими камнями.

Горгульи, остановившись, неуверенно скрипнули, затем свели глаза в кучку и взорвались разом, от пяток до кончиков крыльев. Сетэль, чихая и выковыривая каменную крошку из волос, проворчала:

– Поаккуратней нельзя было?!

Гном открыл было рот, чтобы отбрехаться, сообразил, что перед ним дама, повернулся к Мурену и обрушился на него:

– Так и будем тут стоять?!

Шаман, будучи мертвым, не страдал от эмоциональных припадков, а потому спокойно поплыл вперед, туда, где и находилась ближайшая стела – обсидиановый шар размером в человеческий рост, целиком вмурованный в камень пирамиды. Собственно, заметить это место можно было только с помощью внутреннего взора. Воздух над опорой магического щита едва ощутимо изменялся, складываясь в дрожащие и неуловимые тени древних рун и магических узоров. В общем и целом смотреть на это не хотелось, как и тянуть туда руки.

А вот шаман просто взял и нырнул туда с головой, оставив всех остальных мучиться ожиданием. Взору же самого Мурена открылось примерно то, что он и подозревал.

Любая структура, особенно магическая, острее всего нуждается в стабильности, иначе ни о какой долговременности и автономности ее существования и речи не идет. Не был исключением и этот щит, пусть даже и построенный на, простите духи, пирамиде. С основанием в виде креста, все стороны которого, что совершенно не портит дела, равны. Все маги Гильдии бороды бы свои съели, увидев столь мощную основу для заклинания, причем даже не на плоскости, как обычная печать, а в пространстве.

Кирсс пренебрежительно фыркнул – какая, по сути, разница? Смещения во времени должны уравновешиваться.

Шаман примерно представлял, как он сам сделал бы подобный щит. Братство Цепи, кстати, тоже пошло по похожему пути, добровольно или насильно используя труд нескольких степных говорящих с духами для создания своего колпака – все надежней, чем пытаться играть со временем самим. Опасные колебания создавались призванными мелкими духами, которые просто тягали временные пласты туда-сюда, словно двуручную пилу. Возможно, на самом делевсе было куда сложнее, но шаман видел ситуацию именно так, и, что важнее всего, его картина мира работала. А значит, можно было не утруждать себя излишними умствованиями.

Конечно, все остальные, даже причастные тонким искусствам, решат, что имело место тяжелое и жестокое сражение, и шаман не собирался их разочаровывать, раскрывая реальное положение вещей. Нужно умереть, чтобы взглянуть на некоторые вещи по-новому и чтобы понять несколько новых, весьма важных истин. К примеру, духи не чувствуют ничего. Ни боли, ни эмоций. Зато они страшно тоскуют по общению и именно поэтому идут на контакт с любыми собратьями, которые появятся рядом.

Именно это шаман и планировал устроить. Говорящие с духами для сотворения щита использовали духов собственных племен. Ну а Мурену, следуя этой же логике, требовалось обратиться к предкам Обретенных и попросить у них помощи.

Но поскольку живым подобные методы казались уж слишком похожими на фарс, о них следовало молчать.

Шаман вышел вперед, окинул взглядом толпу духов, с приятным шуршанием перетягивающих нить времени, и, прокашлявшись, заявил:

– Привет вам!

Наступила мертвая тишина. Кирсс почувствовал, как внимание сотен глаз концентрируется на его шкуре, а затем весь зал взорвался целым каскадом разнообразных воплей, и волна призраков качнулась к гостю, так и норовя погрести его под собой. Но если посмотреть на ситуацию с другой стороны, эти крики были приветственными, а призраки – дружелюбными. В конце концов, они безумно устали сидеть вне времени и пространства и постоянно видеть лица только своих сотоварищей по несчастью.

А тут их взорам предстали такие славные и разговорчивые пушистые посетители – следом за шаманом все-таки появлялись его предки. Духи, заключенные в щите, были безмерно счастливы новым лицам и даже не собирались узнавать, кто они, откуда и зачем пришли, – в общем, представляли собой настоящую находку для диверсанта.

Мурен, проследив за интеграцией двух групп духов, убедился, что работа по смещению временных пластов встала намертво, и подал Харад-алю знак к прорыву.

Дервиш, потерев ладони, плашмя положил их на воздух и сосредоточился – даже со снятым временным барьером щит представлял собой непростую задачку, отнявшую несколько секунд. А затем на глазах удивленных спутников дервиш развел ладони в стороны. Раздался мелодичный звук, словно лопнуло тонкое стекло, и защитный экран проступил из воздуха весь целиком, негодующе гудя и подергиваясь. Он был выстроен, что неудивительно, в форме громадной пирамиды, но сейчас в самом ее основании возникла прореха. Харад-аль, разведя границы прохода на две сажени одну от другой, прикрикнул:

– Быстрее, долго это не продержится!

Союзники бросились через отверстие в щите, которое почти тут же, несмотря на усилия дервиша, принялось сужаться. Пирамида восстанавливалась сама, без посторонней помощи, но и некроманты-охранники, без сомнения, уже спешили к месту вторжения.

А затем, как обычно и бывает в магических схватках, события начали происходить гораздо быстрее, чем об этом мог бы поведать самый искушенный рассказчик. Буквально в последний момент, оставив в пирамиде клочок плаща, под щит влетел Радимир. Мурен, оставив за спиной орду постепенно возвращающихся к работе духов, выбрался из опорного камня пирамиды как ни в чем не бывало. А дервиш уже нацелился на передовой отряд некромантов.

Черные маги вряд ли ожидали, что на их цитадель кто-то осмелится напасть. Ну а то, что атакующие окажутся достаточно искусны и смогут прорвать все заслоны, казалось еще менее вероятным. Тем не менее защитники были бдительны и готовы к неожиданностям. Ударные группы выпрыгивали прямо из воздуха, но до своего физического появления, как настоящие профессионалы, они уже успевали создать минимум одно-два атакующих заклятия. С боковых ярусов на центральную лестницу выметнулись волны демонических псов, тут же устремившиеся вниз, к тесно сбившейся группке союзников.

И вся эта мощь наткнулась на препятствие, которое невозможно было проигнорировать. Харад-аль, невесть как и когда оказавшийся среди явно озадаченных этим фактом некромантов, нацепил совершенно безумную улыбку и, откуда только силы взялись, энергично рявкнул:

– Вы внутри моих сфер!

Затем последовали три очень насыщенных событиями, грохотом и ослепительным светом секунды. Радимир, не пропустивший ни терции захватывающего представления, не дал воцариться изумленной тишине, пару раз звучно хлопнув в ладоши:

– Впечатляет.

Харад-аль погасил кружащуюся вокруг него корону из солнечных молний, с явным сожалением огляделся и просто кивнул в ответ. Альтемир, не выходя из оцепенения, на ощупь отыскал рукав Оцелота и дернул за него:

– Что это бы…

– О, не волнуйся, мой мальчик. – Радимир успокаивающе похлопал паладина по плечу. – Он дервиш, и его сила может принимать любые формы. Вернее, те формы, которые он захочет. Ни больше ни меньше – таков его дар. Все эти облака, напоенные светом, сверкающие молнии, кольца огня – выглядело ведь эффектно, правда? – Альтемир завороженно кивнул. – Ну вот, этого он и добивался. На деле он хотел только того, чтобы его враги умерли, а все остальное – игра на публику. Форма, а не суть, если угодно.

– Ха? – отозвался паладин, все еще смотря на дервиша. – Ну что ж, ладно. Будем только надеяться, что за показухой он не забудет про нашу основную задачу. Идем?

Цитадель некромантов снова казалась вымершей – только легкий ветерок разносил пепел, оставшийся от целой толпы защитников. Харад-аль, сейчас ничем не отличающийся от согбенного годами седобородого старикашки, ковылял вперед, покряхтывая на ступеньках и что-то бормоча себе под нос. Правда, теперь этой пантомиме никто не верил – трудно было забыть, как только что этот же ехидный дедок скакал по лестнице как блоха и испепелял врагов десятками.

Но разумеется, про группу вторжения никто и не думал забывать, просто защитники делегировали полномочия по их уничтожению выше. Фактически на самый верх, и это оказалось правильным решением.

Лестница заканчивалась площадкой, на которой высился черный куб весьма странного вида. Даже самый непроглядный камень отражает свет и сверкает гранями на солнце, а солнца в степи было вдоволь. Это же сооружение было словно создано из абсолютной темноты; свет, единожды упавший на огромные грани, разом проглатывался и уже не мог оттуда вырваться. Радимир и Харад-аль приостановились, не дойдя до вершины полусотни шагов, следом за ними замерли и все остальные.

– Это ведь не камень, и ребенку ясно.

– Больше похоже на щит.

«Да позволят мне вмешаться: от этого щита за лигу несет магией зверя».

И, будто услышав эти слова, стены черного куба рухнули. Таившийся внутри зверь вырвался на волю, подпрыгнув и зависнув в воздухе мордой к отряду.

Пожалуй, это существо было не лишено даже некоторого, хотя и явно безумного, изящества – при своих внушительных размерах зверь умудрялся буквально порхать, как мотылек-переросток. Разумеется, все дело было в магии: сочленения всех частей звериного тела были столь тонки, что могли разорваться, казалось, от малейшего дуновения. Нижние лапы, дважды изогнутые в суставах, были оснащены внушительными когтями, словно у какой-нибудь гарпии. Верхние больше походили на человеческие, но изобиловали торчащими костяными шипами. Тяжелые кожистые крылья, широко распахнувшиеся в самый момент появления зверя, с тех пор не сделали больше ни одного движения, но выглядели и впрямь устрашающе. Почти самым неприятным местом твари была голова: по-жабьи сплющенная, с широким безгубым и беззубым ртом, она была оснащена двумя совершенно поразительными глазами, до жути похожими на человеческие, которые словно выдрали живьем и перенесли в это кошмарное тело. Но радужка была сплошная, без зрачков и словно затянутая сплошными бельмами ровного серого цвета.

Но меньше всего хотелось смотреть на довесок к этому пусть и чудовищному, но все-таки представимому телу. К спине зверя лепилось нечто вроде переливающегося перламутром спрута, беспрестанно шевелящего своими полупрозрачными щупальцами. Более подробно сие творение неведомого, но явно пораженного безумием разума никому не удалось рассмотреть по нескольким причинам. Во-первых, никто особо и не рвался. Во-вторых, разглядывать эти цветовые переливы в упор почему-то очень не хотелось – из соображений безопасности, чтобы они, не дай бог, не глянули в ответ. И в-третьих, на это просто не было времени.

Потому что самым страшным в твари оказался не ее внешний вид и даже не запредельная мощь, хотя с последним можно было бы и поспорить. Страшнее всего был ее разум. Хотя бы потому, что он был.

И действовал зверь не как обычное сторожевое заклятие. Он мгновенно оценил всю группу и нанес удар – достаточно мощный, чтобы задеть всех, но нацеленный в самого слабого. Любой маг, размышляя отвлеченно, признал бы безусловную правоту этого метода – убивать врагов поодиночке, а то мало ли что они смогут сделать вместе.

Радимир же, размышляя очень быстро и очевидно предвзято, мгновенно взопрел и всеми силами налег на траекторию вражеского удара, чтобы попытаться изменить ее и отвести от Альтемира неизбежную смерть. Харад-аль и все остальные попытались помочь по мере сил, не забывая, впрочем, про себя.

И у них получилось. Однако, увидев взмывшего в воздух паладина, которому под дых словно угодил таран, все поняли, что получилось почти.

Наран-зун, окутавшись серебристым коконом, побежал вверх по ступеням, словно и не заметив ни атаки зверя, ни потенциальной опасности. Впрочем, вот как раз ему-то, защищенному лучше всех, и не стоило волноваться – его вел в бой сам охотник. И своим порывом, пусть и не понимая этого, вождь орков спас положение: тварь полностью переключила весь свой интерес на него, полностью забыв про мельтешение остальных. Поединщики скрылись за краем лестницы, и только вырывающиеся оттуда черно-белые сполохи говорили о том, что два врага наконец-то нашли друг друга.

Паладин, пусть и без видимых повреждений, в нелепой позе недвижно распростерся на лестнице, и сомнений в его состоянии не было ни у кого. За долю секунды для него сделали нормальное воздушное ложе и еще за секунду провели осмотр, показавший, что парню крепко не повезло. Безо всяких видимых причин он умирал. Умирал не корчась от боли, не старясь, не истекая кровью, просто тихо лишаясь жизни. Зверь знал свое дело.

Сетэль, частью своей души чувствуя абсолютно все, что происходит со связанным с ней человеком, почти неслышно пробормотала:

– Он жив.

«Не знаю, не знаю, по мне, так он присоединится к нам».

Демонесса мгновенно метнула на шамана красноречивый взгляд. Мурен, прочувствовав всю пронзительность этого луча внимания, немедленно поправился:

«Впрочем, у нас, духов, всегда плохо с чувством времени. Может быть, это произойдет и не сейчас».

– Вы бы не трепались, – рассек оазис тяжелой тишины усталый голос Харад-аля.

Все глаза устремились на дервиша, который присел рядом с паладином на ступеньку и приложился ухом к его груди. Через мгновение орк кивнул и, не пожелав успокоить или огорчить своих соратников ни единым словом, замер, даже перестав дышать.

Оцелот, неожиданно положив Сетэли руку на плечо, повернулся к ней и красноречиво приложил палец к губам. Демонесса, естественно, тут же перешла на мыслеречь.

«Что он делает?!»

«Вытаскивает твоего ненаглядного».

«Как?!»

«Смотри и учись».

Через мгновение Радимир все-таки сжалился над девушкой, до этого ни разу не имевшей дела с дервишами, и начал отвлеченно комментировать происходящее, поскольку Сетэль хотя и видела без посторонней помощи активность в тонких пластах, но смысла действий Харад-аля не понимала.

«Вообще силы дервишей похожи на силы магов лишь отчасти, в основном тем, что личная мощь пропорциональна разуму и внутреннему балансу. Дервиши вообще помешаны на гармонии, так что эти практики у нас схожи. Но поиск равновесия у орков сложнее, ведь даже обычный маг, как ты отлично знаешь, представляет собой потенциальный очаг нестабильности в нашем мире. Гильдия решает это сотворением заклинаний через печати. А дервиш, который вдобавок ограничен только рамками собственной фантазии, – это вообще нечто запредельное. Особенно если принять во внимание, какие забористые травки пустынный народ иногда забивает в свои кальяны. Поэтому самоконтроль у Харад-аля такой, какой не снился даже мне. Пожалуй, и хорошо, что не снился, не приведи случай мне так жить. Но это также означает, что его контроль над собственными силами близок к идеалу, что и является основной причиной никогда с ним не связываться. И на этой жизнеутверждающей ноте все сходство заканчивается».

Сетэль уже и сама это видела: дервиш явно что-то делал, но выглядело это так, словно он, вполне легко и непринужденно, менял реальность.

Радимир счел нужным продолжить:

«Ты ведь наверняка читала знаки Пророчества, хотя оно весьма обширно. Ну хоть что-то из тех текстов, которые доступны любому его хранителю. Среди многих таинственных фраз там содержится и такая: „Пространство, время, вера – каждому свое“. Честно говоря, только познакомившись с орками, я перестал считать ее очередной туманной бессмыслицей. Пространством, как тебе известно, управляем мы, маги. Временем свободно орудуют шаманы – по нашему призрачному другу это отчетливо видно. А вера досталась дервишам. Они просто изменяют мир так, как этого хотят».

Архимаг дал новым впечатлениям пустить корни в ошеломленном мозгу девушки и подумал:

«Конечно, их возможности не беспредельны. Во многом они ограничены пространством, недаром Харад-аль вопил что-то про сферы, когда бросился испепелять некромантов. Вокруг каждого дервиша существует две области. Одна, обычно радиусом до полусотни саженей, – та, где их силы действуют хоть как-то. Вторая, как правило, ближе к телу и куда меньше, до двух саженей, – здесь они работают весьма уверенно. Сама понимаешь, я доискивался этих знаний долго и с большим трудом, но оно, согласись, того стоило – в случае чего, мы знаем, насколько далеко от дервиша надо отойти, чтобы быть в безопасности. Так или иначе, размеры сферы зависят от мощи ее обладателя, вернее, его внутреннего равновесия. Но Харад-аль умудрился выделиться даже здесь. У него три сферы. При этом малая у него равна большой у других, а большая простирается вообще черт знает куда – этого я так и не выяснил. Еще одна причина с ним не связываться, кстати. А вот третья сфера, где он просто исключительно могуществен, почти всемогущ, почти совпадает с его телом, и сейчас он, как видишь, использует именно ее. Вытягивает Альтемира буквально с того света – и, видимо, у него получается. Если бы парень умер сразу, даже Харад-аль был бы бессилен, но за еще живого поборется, и не без успеха. Помочь мы ему ничем не можем, из-за разницы в техниках, так что остается только смотреть. Ну и надеяться конечно же».

Альтемир в этот момент дернулся всем телом, решив не ограничиваться обычным в таких случаях легким дрожанием ресниц. Радимир, а затем и Харад-аль внезапно и совершенно неожиданно для себя оказались отброшены в стороны, как кегли, – Сетэль постаралась, чтобы ее лицо было первым, что увидел бы «ее зайчик», придя в себя.

И эти старания оправдались сторицей. Паладин, открыв глаза, разумеется, увидел нечто расплывчатое и туманное, но это нечто над ним было дружелюбным. Поэтому демонессе досталась дурацкая слабая улыбка человека, которому только что съездили по голове тяжелым предметом, и благостное: «Спасибо…»

После чего Альтемир начал с неимоверной скоростью возвращаться в реальную жизнь. Воспоминания шарахнули его, как еще один тяжелый предмет, и особой радости он не испытал.

Двигаясь, словно деревянный солдатик, человек сел, попросту перегнувшись пополам (многие дервиши годами тренировали свое тело, дабы добиться таких же успехов – Харад-аль был впечатлен), и по счастливой случайности уперся взглядом в вершину цитадели некромантов.

Чехарда теней и белых отсветов над ней пока и не думала стихать, вырываясь вверх целыми снопами. Паладин в силу молодости и полного отсутствия чувства опасности рассматривал ситуацию только как широкий и многообещающий простор для действия:

– Они умрут.

Альтемир встал, даже не заставляя остальных расступаться, просто никому не хотелось оказаться между ним и его целью. Затем его руки слегка засветились, словно наливаясь изнутри огнем, и он сделал шаг на лестницу, повторив:

– Точно умрут.

И рванул вверх по ступеням. Его ладони окутались пламенем столь ярким, что оставляли в воздухе светящиеся следы. Чародеи за его спиной мгновенно обменялись несколькими стремительными мыслями и решили оставить все как есть. Конечно, по-хорошему, парня следовало бы успокоить добрым словом и остановить. Но во-первых, всем тоже хотелось узнать, что происходит наверху. А во-вторых, каждый вполне логично предположил, что если рядом снова будет находиться живой громоотвод по имени Альтемир, то зверь, вероятней всего, обратит свое внимание именно на него, а не на остальных. Один раз уже сработало.

Подобными мыслями, разумеется, обменялись все, кроме Сетэли. Демонесса же просто как ребенок радовалась успехам своего подопечного и не собиралась ему ни в чем препятствовать.

Радимир попутно отметил, что его бывший воспитанник сильно прибавил во внутреннем росте. Сетэль, сияя восхищенными глазами, протянула:

– Ну разве он не душка?

Кьяр басом грянул:

– Да не то слово! – и тихо добавил: – Совершенно не то слово…

Демонесса, бросив на них уничижительный взгляд под названием «эй, я это слышала!», устремилась следом за паладином, прущим наверх с целеустремленностью учуявшего валериану кота. Все остальные устремились следом, отчасти не желая, чтобы парень снова угодил в какую-нибудь передрягу, но больше всего стремясь узнать, чем же все закончилось.

Альтемир, одним прыжком преодолев последние десять ступенек, взлетел на край лестницы и, запалив над собой сияющую арку из солнечного света, громогласным, пробирающим до костей голосом возвестил:

– Пришла ваша смерть!

Словно в ответ из вершины пирамиды в небо ударила черная молния, взорвав воздух вокруг себя, и с постепенно затихающим воем унеслась на восток. Альтемир, выдержавший это удивительное явление с поистине каменной невозмутимостью, обратил взгляд вниз и застыл в некоторой нерешительности. Сетэль, вскочившая на ступеньку рядом с ним спустя мгновение, быстрее сориентировалась в обстановке и, нежно взяв человека за запястье, заметила:

– Из тебя получается чудесный специалист по связям с общественностью, милый.

Кьяр согласно кивнул:

– А вот это уже то самое слово! Прямо в точку!

На этом взрыв остроумия и закончился. Вершина пирамиды выглядела ровной, белой и какой-то нездешней. Этабелизна была такой, что никто, даже горящий жаждой деятельности паладин, не рискнул бы ступить на нее. Здесь не существовало теней, отблесков, всего того, что присуще привычным живым поверхностям, зато блазнилось какое-то ожидающее, едва ли не засасывающее ощущение в воздухе. Словно что-то должно было случиться. Воцарилась тишина, битва была окончена – вот только с каким результатом?

Затем совершенно беззвучно, что только подчеркивало необычность происходящего, внутрибелой поверхности пролегли волосяные черные линии, обрисовывая контуры ступенями уходящей вниз опрокинутой пирамиды и одинокой фигуры, в которой можно было узнать Наран-зуна. Сразу же появилась перспектива, но жизнью все еще и не пахло, даже когда совершилась вторая беззвучная метаморфоза и все плоскости обрели оттенки серого. Появились тени, словно только сейчас солнечный свет достиг своей цели. И лишь в третью очередь проступили цвета, а вместе с ними родилось и движение.

Вождь орков стоял посередине лестницы, задумчиво поглаживая мирно дремлющий в его ладонях огонек охотника, и очень внимательно смотрел на дно ямы. Совершенно пустое, как можно было убедиться. Но было в его взгляде нечто такое, что заставило Харад-аля предупредительно поднять руку, гася возможные победные настроения. На краткое мгновение воцарилась тишина, а затем дно ямы пропало, просто истаяв в воздухе, и открыло вертикально уходящую вниз четырехгранную шахту. И из нее доносились звуки, свидетельствующие о чьих-то попытках оттуда выбраться. Судя по всему, кто-то цеплялся за стенки шахты, отталкивался и прыгал вверх, снова и снова повторяя эти движения, и сии мощные удары приближались. Заглядывать в дыру по очевидным причинам никому не хотелось, да и не нужно было, ибо Оцелот уже создал следящее заклятие, мысленно усмехнулся увиденному и поделился своим знанием с остальными.

Добравшись почти до самого верха, грохот затих на мгновение, а затем, подобно заряду из огнестрела, из шахты вырвалось нечто. Маги, привычные к восприятию явлений на сверхвысоких скоростях, успели отлично разглядеть диковину, но тем не менее опешили. Только Радимир сохранил каменную невозмутимость и пошевелил своих спутников:

«Спокойно спускаемся. Опасности нет… по крайней мере, пока».

Шахта тем временем закрылась. Вырвавшееся из нее нечто оказалось неожиданно шустрым и обитаемым куском скалы с торчащими в разные стороны конечностями. Еще в воздухе диковина подобрала их под себя и бухнулась на поверхность, приняв вид совершенно обычного и вполне невинного камня.

На скале возвышалось кресло, в котором изящно умещалась девчушка лет тринадцати, со спадающими до плеч светлыми, почти белыми волосами, в длинном черном платье, отстраненно поигрывающая белоснежным черепом. Человеческим, было ясно с первого взгляда.

Альтемир обратил недоумевающее лицо к демонессе, и та, внутренне порадовавшись этому (она читала, что тому, к кому инстинктивно обращаются за помощью, действительно доверяют), спокойно проговорила:

– Видишь, дорогой, все в порядке. Тут не с кем воевать.

Паладин тем не менее независимо хмыкнул, уверенно, но не жестко вынул руку из пальцев Сетэли и решил пока не гасить полыхающее на его ладонях солнечное пламя.

Семеро двинулись вниз по лестнице, сохраняя подчеркнутое спокойствие. Девочка, сидящая на скале, пару секунд смотрела на них в упор, потом рассмеялась и, переложив череп в левую руку, слегка крутанула правой кистью в воздухе. Из небытия явилась простая черная трость, украшенная набалдашником в виде еще одного черепа, искусно выполненного из серебра. Затем волшебница встала во весь рост, только подтвердив первое впечатление о себе: выглядела она именно как подросток, едва вышедший из периода физической угловатости.

Она дважды стукнула концом трости в скалу, и та принялась разворачиваться, как еж, свернувшийся клубком. Сама же девочка спокойно двинулась вперед, при этом не шевеля ногами, и вскоре оказалась у вставшей в полный рост «скалы» на макушке, после чего шикарным жестом отставила трость, оперлась на левую ногу и с почти незаметной улыбкой воззрилась на спускающуюся делегацию. При этом в ней поражало разительное несоответствие между внешним обликом подростка и глазами, в которых словно плескалась многовековая история.

И только Радимир знал, что именно так оно и было. Собственно, он и начал разговор:

– Лерна!

– Блохастик!

Архимаг, закинув голову, рассмеялся и исправился:

– Светлана!

– Радимир! – Девочка иронично перенесла вес тела на правую ногу. – Сколько лет, сколько зим. Все-таки решил присоединиться к нам?

– С чего ты взяла? – Маг нахмурился.

– Ну не просто же так ты притащил с собой всю эту биомассу. Наверное, в качестве вступительного взноса? Мне интересен разве что призрак – эктоплазменные сущности, когда их приносишь в жертву, иногда дают интересные побочные эффекты. Ну а остальной ансамбль пенсии и пляски мне даже особо и неинтересен, отдала бы другим. Хотя, – девочка, склонив голову набок, внимательно вгляделась в паладина и демонессу, – вы двое тоже не так просты. Вы, надеюсь, еще не успели? – Она приподняла трость в руке, выразительно подвигав вперед-назад.

Альтемира спасло только то, что он в подобных ситуациях от природы туго соображал. А вот Сетэль, мигом сравнявшаяся по цвету со своей шевелюрой, уже открыла было рот для гневной отповеди, но внезапно осознала, что не может вымолвить ни слова. На набалдашнике трости угасала магическая печать странного плетения. Светлана снисходительно поморщилась: