Текст книги "Время бусово (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 50 страниц)

БОЯН

С небольшим отрядом конников, возглавляемым Сколотом, держа путь на Курск, Рыльск, а оттуда и на Словенск, скакал княжич Боян. Скакал чуть ли не той же самой дорогой, которой когда-то прошел по этим землям и градам его отец Бус. Почему выбор князя пал на сына Бояна и на сотника Сколота? А потому, что оба были ближе по крови к северянам и ильменским словенам. Сколот, как никак, а сын бывшего курского воеводы. Боян же – сын курянки Радославы. Кроме того, в Словенске в настоящее время княжил князь Словен, сын Боревоя, кото-рый, как помнил Бус, в свои юные годы был неравнодушен к красоте Радославы, и в память о ней, мог быть более сговорчивым с ее сыном Бояном.

– Поспешайте! – Напутствовал их Бус, отправляя в путь. – Время не ждет. И помните: от того, как вы поведете посольство, будет зависеть многое, в том числе и победа над готами. Больше действуйте уговорами и убеждением. А если, где какой князь или старшина упрется, требуйте сбора веча, и действуйте через вече. Понапористей!.. Да слова находите такие, чтобы сердца огнем жгли, чтобы сна и спокойствия лишили, что-бы даже женщины, и те к рукоятям мечей потянулись. Помните, что для русича слово – сила, которой нет сильней!

А волхв Злат, во всем поддерживая Буса, еще посоветовал действо-вать через жрецов местных.

– Жрецы – это шея княжеской головы. Куда они повернут, туда и князь, туда и народ пойдет! – напутствовал он посланцев. Впрочем, Злат не только советовал и напутствовал, он еще и несколько пергаментных свитков, испещренных резами – ведическими письменами, понятными волхвам и жрецам, дал с наказом: – Пусть прочтут сами, а также народу на торжищах и вече…

Боян, как и его наставник Сколот, не был женат, поэтому в дорогу его собирала Эвлисия, которая хоть и доводилась ему мачехой, но лю-била его, помня клятву, данную старой княгине Ладуне, по-матерински опекать Бояна и ее дочь Лебедь. Он повзрослел, возмужал, заматерел, но проведший детство с любящей его бабкой, оставался тихим и мечта-тельным, бесконечно добрым не только к отцу и родственникам, но и просто людям, даже незнакомым. Боян добросовестно обучался у дядь-ки Сколота воинским премудростям, не ленился в то, однако, как другие юноши, душой к ратному делу не прикипел. Каждую свободную минуту старался провести то в обществе Златогора, когда тот был еще жив, то в обществе родного дяди и волхва Злата, слушая их рассказы из истории славянских родов, или же в одиночестве за каким-нибудь древним свит-ком или книгой. Подражая Златогору и Злату, начал слагать песни и гимны, прославляя деяния русичей и их вождей.

«Уж не болен ли он, – видя такое поведение сына, качал головой князь Бус, делясь своими сомнениями с супругой, – в его-то годы за книгами корпеть… В пору за девицами ухлестывать, а не затворником быть». Головой качал, однако не мешал сыну заниматься любимым де-лом. Да и Эвлисия на то говорила мужу: «Кто знает, может это второй Гомер или Овидий растет? Может еще не только себя, но и нас в веках прославит? Пути Господни неисповедимы», – и мелко крестилась: Бус хоть и не преследовал христиан, но не любил, когда открыто исполня-лись каноны христианской веры. Даже если это совершала собственная супруга. «Не к чему смущать соплеменников, – повторял он вновь и вновь. – Пусть живут в своей вере и не ведают сомнений. Ведь Бог един. Еще до Христа время не пришло, а придет время, тогда…».

А еще Бояна в поход провожала его тетка, сестра отца, Лебедь. Она была моложе Бояна на несколько лет, но по родству, а родство никуда не выбросишь, доводилась теткой, а значит старшей в роду. Лебедь дав-но выпорхнула из отроческой поры, превратилась в красавицу, на кото-рую заглядывались многие молодцы града Кияра, возможно, мечтая взять в жены. Да и сама Лебедь уже пришла к той поре, когда любой девице тревожно спится по ночам, особенно, когда приходит весна, ко-гда кровь бродит, как в березах сок, когда Ярило, Купало и Лада благо-словляют молодых людей на любовь и счастье супружеской жизни. Она не прочь была найти себе молодца, но брат, князь Бус, и его супруга Эвлисия хотели найти ей суженого в Римской империи. Отчасти пото-му, что желали родством укрепить связи с могущественным соседом, отчасти и потому, особенно это считала Эвлисия, что жизнь ромейских женщин из знатных родов куда приятней и легче, чем ее товарок в Рус-колани. Видать, поэтому Эвлисия проявляла такое участие к судьбе Ле-беди, обучая ее не только женским премудростям, но и греческому язы-ку и греческой культуре, рассказывая ей легенды и мифы из жизни ее народа, приводя на память песни и стихи. Возможно, этим самым Эвли-сия не только помогала сестре мужа, но и себе, заполняя этим тоску по родному дому и родителям. Как бы там ни было, но Лебедь оставалась девицей, хотя ее сверстницы давно уже обзавелись не только мужьями, но и детишками.

Детские годы, проведенные Бояном и Лебедью вместе, их сдружи-ли, а схожесть судеб: оба в ранние годы лишились матушек (Боян – при рождении, а Лебедь – когда только начала невеститься) – послужила тому, что они по отношению друг к другу испытывали братскую лю-бовь и привязанность, всегда старались помочь друг другу, делясь своими мыслями и соображениями.

Вот и в момент отъезда Бояна с посольской миссией в земли севе-рян, радимичей, кривичей и словен ильменских – такова была уж честь отца, выпавшая на долю Бояна – она, в одном светлом, расшитом крас-ными нитями сарафане, с толстой косой, переброшенной на грудь, в легких сандалиях, придерживая коня за уздцы, как делали это многие славянские женщины, отправляя в поход своих мужей, отцов и братьев, после наказа князя пожелала доброго пути, не преминув съязвить при этом.

– Удачи тебе, племянничек! Ровной, как скатерка, дороги и пони-мания собеседников. Пусть Сварог бережет тебя от всех невзгод и на-пастей! А еще между делом невесту себе приищи, какую-нибудь княж-ну, – посоветовала она, лукаво поведя глазами. – Сколько же можно в бобылях ходить. Так бирюк бирюком и век свой окончить недолго. А теперь, – уже серьезно, как-то очень уж по-взрослому, сказала она, – наклонись, поцелую на счастье. Говорят, что девичий поцелуй лучше любого оберега действует. Потому, что он чистый.

Сказала и зарделась, как маков цвет. Ведь вокруг люди. Хоть и родные. Не пристало девушке такое мужчине говорить, не пристало целоваться при всех. Люди всякое подумать могут… Знала, но все равно сказала и поцеловала. Истая славянка. Видать, в мать, в княгиню Ладу-ню не только ликом и станом, но и душой пошла. Та в девичестве отча-янной была: на коне скакала, из лука стреляла, мечом не хуже парня владела. Умеет и Лебедь на коня борза вскочить и, словно ветер, про-нестись по степи. И лук со стрелами ей не в диковинку: стреляет не ху-же любого отрока. Знает, как с мечом или с сулицей обращаться. Ведь с братьями возрастала, у них училась, от них набиралась. А еще и от сво-его племянника Бояна. Те за лук, и она за лук, те за меч и щит, и она за меч и щит, те на коня, и она на коня вскочить спешит. А к тому же дядьки, что братьев обучали воинскому искусству, и ей внимание уде-ляли, ибо исстари повелось, что славянская женщина должна знать во-инскую премудрость, должна при нужде плечо о плечо рядом с братья-ми и мужьями встать, свой род защитить.

Боян наклонился, и Лебедь своими нежными устами запечатлела на его щеке хоть и короткий, но горячий поцелуй.

– И ты береги себя, тетушка, – улыбнулся ей ласково Боян, трогая уздечкой коня, и сам стал как маков цвет от теткиного поцелуя.

Отец и дядя Злат, сказав напутственные слова, ушли – некогда бы-ло заниматься длинными проводами, дела ждали. И только Лебедь все еще стояла возле крепостных ворот, провожая его взглядом и легким помахиванием руки.

Отряд Бояна двигался вдоль берега Северского Донца, с ходу пре-одолевая мелкие речонки, проскакивая по наведенным, благодаря ста-раниям отца, мостам более крупные, останавливаясь на краткий отдых в придорожных селениях и огнищах. При этом использовали краткую передышку не только для смены заводных коней, но и для оповещения местных огнищан о надвигающейся беде и о необходимости собираться в общеславянскую рать.

– Где сбор-то? – Мрачнели мужи, вглядываясь в одетых в брони всадников. – Под чьи стяги становиться?

– Общий сбор в Кияре Антском, – указывали место сбора ратников Боян или Сколот. – Однако в дружины можно сбиваться и ранее, на-пример, в Белой Веже: князь Бус все равно через этот град будет рати вести. Можно и до Голуни двигаться, там также сборный пункт будет…

– Понятно, – коротко отвечали мужи, угрюмо поглядывая на свои незамысловатые избенки, где хранились бесхитростные воинские при-пасы: меч ли, топор ли, тяжелое копье или тугой лук с парой дюжин стрел – и где кучами по земляному полу ползали голозадые ребятишки, отбиваясь пухлыми ручонками от назойливых мух, русоволосые, глаза-стые и прожорливые, как галчата. Теперь все тяготы и заботы по их поднятию на ноги возлягут на плечи женщин и стариков.

Конники Бояна скакали далее по чуть приметной среди трав и кус-тарников дороге-тропинке, а вслед им несся протяжный и по-волчьи тоскливый женский вой. Русь поднималась на борьбу.

Было лето, и несколько раз конников во время их пути прихваты-вал дождь. Небо моментально заволакивало тяжелыми тучами, отчего становилось темно и сумрачно, как в душах самих русичей. Если это случалось в лесу, то останавливались под раскидистыми деревьями, чтобы передохнуть и зря не мокнуть, и при этом молили Перуна не за-шибить их ненароком огненной стрелой-молнией… Если же случалось в чистой степи, то продолжали скакать далее, не обращая внимания ни на струи дождя, ни на ветер. Дождь не град, ни людей, ни коней не посе-чет. Но тучи уходили, дождь оканчивался, и небо становилось таким же чистым, как и прежде. Вновь щебетали птицы, радуясь солнышку и теп-лу; жужжали пчелы и шмели, перелетая с цветка на цветок, беспечно стрекотали в траве кузнечики. Жизнь, несмотря ни на что, продолжа-лась.

– Смотри, княжич, – указал батожком плети в небо Сколот, – Свар-га, небесная гладь прояснилась, солнышко вновь сияет. Хороший знак: сам Сварог говорит, что все беды пройдут, и над Русью вновь будет чистое и солнечное небо.

– Возможно, оно и так, – соглашался Боян. – Однако смотрю, ты, сотник, никак песенником-сказителем на склоне лет становишься. Вон как заворачиваешь словами! У меня кусок хлеба желаешь отобрать?!!

– А это, княжич, с кем поведешься, от того и наберешься, – отшу-тился Сколот, не переставая думать, как его встретит родной город. Шутка ли – столько лет не бывал в родных краях…

«Теперь, поди, – вкрадывались мысли, – и в живых не то что кров-ных родственников, но и просто знакомых давно уже нет. Вот, разве что Ярун, курский сотник, еще жив…»

Сколот, как мы знаем, был единственным сыном в семье, не имел ни братьев, ни сестер, ни дядек, ни теток и теперь переживал за резуль-тат порученной им князем Русколани Бусом миссии, но делиться свои-ми подозрениями ни с кем не желал: «Зачем раньше сроку тревожить людей…» И откуда ему было знать, что Ярун уже не сотник, а курский воевода, правая и грозная рука князя Севко. В сотниках и десятниках ходили уже младшие братья Яруна, сыновья старого охотника Бродича и его супруги Купалы, изрядно постаревших, поседевших, но все еще радующихся на белый свет.

В Курске, куда Боян прискакал со своими конниками, уже знали о нашествии готов на Киев и даже о том, что готов вел король Германа-рех.

– Быть сечам лютым, – сокрушался курский князь Севко, угощая посланцев Буса, действуя по поговорке: война – войной, а обед по рас-порядку.

– В прошлую осень, на праздник Световида посвященный ему, Световиду, белый конь споткнулся при ритуальном перешагивании че-рез одно из копий, сбил шаг, сменил ногу, – рассказывал, сетуя, он. – Тогда наш главный жрец Свир чуть духу не лишился. И народ заволно-вался… Но время шло – ничего не случалось. Воспрянули немного, за-бывать то предзнаменование стали. Думали, что обойдется. Даже объ-яснение тому факту подвели: мол, сами в поход не идем, значит, все и обойдется… Ан, нет! Не обошлось. Хоть и в следующее лето, но случи-лось. Да вы не стесняйтесь, – не забывал он угощать русколанцев, – ешьте, ешьте. Словами сыт не будешь…

– Это верно, – солидно согласился с курским князем Сколот, пере-став уминать за обе щеки кусок мяса. – Хотя нашего княжича, – скосил он лукаво глаза на Бояна, – хлебом не корми, водой не пои – дай слова-ми позабавиться. Любит, грешным делом, сказки сказывать, песни сла-гать. Книжник! – Протянул он уважительно, а Боян между тем от по-хвалы зарумянился, как девица.

– Книжник – это хорошо, – отозвался на слова сотника Сколота князь Севко. У нас, беда, книг нет… Есть немного отдельных свитков, по которым грамоте жрец Свир детишек наших обучает. А книг, чего греха таить, нет… Зато песенников, дудочников разных, гусляров име-ем, – усмехнулся он. – Можно было и пригласить их, да считаю, не ко времени сия забава. Верно, княжич?

Курский князь не красовался и не привирал: в его граде и окрест-ностях града было достаточно людей, умевших песни петь и былины с небылицами сказывать, на гусельках звончатых струны перебирать, в рожки, сопелки дудеть.

– Верно, князь, – со смущенной улыбкой на лице от похвалы Ско-лота ответил Боян.

На этом разговор о песенниках-сказителях оборвался и перешел, как и должно было быть, в русло ратных забот и переговоров.

В княжеской горнице за столом кроме русколанских посланцев и самого князя еще находились его сыновья Доброгнев и Яромысл, воево-да Ярун, живший с князем по соседству, в таком же двухъярусном дворце, построенным еще прежним воеводой, покойным Хватом, отцом Сколота, и еще несколько ближних родственников и бояр. Новый вое-вода Ярун был приглашен князем Севко не случайно. Во-первых, он воевода, а, значит, должен быть в курсе всех вопросов, связанных с во-инской тугой. Во-вторых, Ярун побывал два десятка лет тому назад в Русколани, видел князя Буса и его ратников – поэтому сам Сварог тре-бует его участия в переговорах. В-третьих, Ярун и прибывший с княжи-чем Бояном его дядька и сотник Сколот-Сокол лично знакомы – им не-обходимо не только повидаться друг с другом, но и просто поговорить, вспомнив былое. Княгини не было. То ли не пожелала сама присутство-вать при мужском разговоре, то ли князь Севко о том ее попросил.

– Мы, по правде сказать, – продолжал он рассказывать, – как ус-лышали весть о походе готов, так с воеводой Яруном – услышав свое имя, Ярун кивнул головой – и кликнули клич вече собирать. Вече же приговорило: быть ополчению.

О том, что так оно и было на самом деле, Боян и его спутники за-метили сами, когда подъезжали к Курску. Еще на дальних подступах к граду им стали встречаться, а то и обгонять их, как отдельные воору-женные всадники, так и целые отряды, состоящие из двух-трех десятков воев. Были и пешцы. Но все вооруженные, даже если из всего вооруже-ния при них были топоры, дубины, вилы или просто рогатина, а вместо кольчуг и прочих доспехов кожаная куртка или волчанка мехом наружу. Ратники спешили в Курск на зов князя Севко. И в самом Курске, начи-ная с его предместий, шагу нельзя было шагнуть, чтобы не встретить вооруженных людей. Крепость же была полностью забита гриднями из княжеской дружины и прибывшими воями.

– А чтобы вои праздно не шатались, я с сынами, воевода с сотни-ками, тут же разбиваем их на десятки, назначаем из них же десятских, и начинаем проводить обучение и тренировки, – пояснял Севко, – а то за несколько последних мирных лет, они, почитай, разучились меч в руках держать, не помнят уже с какой стороны за копье взяться, – пошутил он.

В шутке князя была и доля правды: мирное время наложило свой отпечаток и на воинском мастерстве. Люди больше имели навыков мир-ной трудовой деятельности, чем воинской, в которой так долго не было надобности.

– Караульную службу в крепости усилили, караульные разъезды в поле направили. Пусть обвыкают…

И это видели Боян и Сколот. Разумные действия курского князя вызывали чувство умиления и радости: «Если так пойдет дело и дальше, то не гулять готским ордам по славянской земле».

– А еще своих нарочных в ближайшие городища направили, пусть готовятся, – продолжил Севко. – В Ярильск, Липовец, Ратск… в горо-дище Римов, что на Псёле приютилось… Кстати, братья, должен вам заметить, что Псел, на мой взгляд, то место, где сподручно было бы ра-ти собирать. Во-первых, степные просторы вокруг, и, соответственно, корм для коней. Во-вторых, место куда как близкое к Голуни и Белой веже, а, значит, и к Кияру, и к Киеву, чем Курск, Ярильск или иные го-рода Десны и Семи. В-третьих, там есть, где конным ратям развернуть-ся… и где до поры до времени скрытыми быть от чужого взгляда, от недобрых очей. В тех краях еще издревле наши предки проживали. О чем говорят сотни, если не тысячи курганов погребальных. В-четвертых, думаю, будет много пеших ратников, так по Псёлу до Голу-ни можно на ладьях, стругах, а то и просто на плотах спуститься.

Курский князь Севко был не просто князем, он был любознатель-ным князем. Не раз с малой дружиной все Посемье исходил и на бере-гах более южного Псела побывал. Лично многие курганы, о которых только что говорил, видал. Хаживал он и в Воронежец, и в Смоленск, и в Чернигов – дружбу с князьями тамошними водить. И Киев Днепров-ский ему был знаком не понаслышке. Не раз по Семи, Десне и Днепру до него спускался. Град нравился, а князь Кий не очень. Был заносчив и недружелюбен.

Но что было, то сплыло, быльем поросло. Теперь в Киев беда при-шла, и надо от той беды избавляться. И тут старые обиды не в счет. К тому же, каким бы ни был Кий, но он славянин, русич. Славяне же меж-ду собой всегда как-нибудь договорятся. Готы же – чужаки, враги. И с ними никакого уговора не может быть.

– А ведь князь Севко резонно говорит, – обрадовался Сколот, – ум-но придумал: пеших воев по реке сплавить. Мы до такого не додума-лись. Верно, княжич?

– Верно, – согласился с доводами курского князя Боян, так же удивляясь, как самим такое на ум не пришло. Видно, тут помешало мнение того, что все вои будут комонны, как это происходило ранее в Русколани, где больше было степей и, соответственно, коней. Северные же земли славянских племен были не так богаты конями, зато желаю-щих сразиться с врагом в этих землях всегда было достаточно.

– А еще я думаю, – развивал свою мысль князь Севко, – что не только пешцы могут сплавляться по Псёлу, но и по другим рекам тоже. К примеру, ильменским словены, кривичи, полочане и дреговичи – по Днепру, радимичи и северяне – по Десне. Таким образом, они смогут приплыть хоть до самого Киева. Только надо связь между собой посто-янно поддерживать, чтобы ударить на ворога не в разнобой, не расто-пыренными пальцами, а разом, единым кулаком.

– Правильно, – вновь согласился с курским князем Боян, а как не согласиться, если князь говорил разумные мысли. – Знаешь, князь, буду в иных градах и весях, о таком способе движения обязательно скажу, если самим местным володарям такое на ум не придет.

– Рад, что мои слова к делу пришлись, – хитровато прищурил левое око курский князь.

– А далеко-то до реки Псел? – возвращая беседу в конкретное рус-ло, поинтересовался Боян.

– Да четверть дня скоку, если с заводными, да напрямки, – тут же с готовностью отозвался Севко, и было видно, что он давно и все проду-мал.

– Что скажешь, дядька Сколот, – обернулся Боян к своему сотнику, – один день ведь ничего не изменит…

Боян хоть и был старшим по своему положению в посольстве, но, тем не менее, решил заручиться мнением своего более опытного в жи-тейских делах товарища, которому привык доверять еще с детства, ко-гда Сколот был у него дядькой-пестуном.

– Да то и скажу, – уклончиво ответил на сей раз Сколот, – что по осени один день год кормит. Хотя, если хорошенько подумать, то где-то же надо нам подыскивать место общего сбора, так почему не на Пселе, как советует князь Севко… и его воевода Ярун, – сделав небольшую паузу, и взглянув на Яруна, словно призывая его к подтверждению слов князя, закончил речь он. – Думаю, что плохого не присоветуют.

– Верно сказано, – молвил Ярун, до этого момента почти не вме-шивавшийся в беседу. – Наш князь плохого не посоветует. К примеру, в граде Курске всем собираться и далековато и тесно. На Пселе – так в самый раз. Если место приглянется тебе, княжич Боян, – взглянул он открыто в глаза Бояна, а потом перевел взгляд и на своего князя, – то с вашего общего дозволения могу там воев принимать и обучать, пока ты, княжич, свое посольство не окончишь.

– Ну, как? – поинтересовался мнением русколанских послов Севко. – Подходит вам сие?

– А посмотрим! – решительней отозвался Боян.

– Тогда с утречка и поскачем, – подвел итог обсуждения этого во-проса князь Севко. – А пока, братья, ешьте, пейте, отдыхайте. Весь Курск к вашим услугам.

Остаток дня русколанские посланцы провели в беседах с курскими нарочитыми людьми и князем, обговаривая вопросы помощи и объемы этой помощи, как воями, так и продовольствием, вооружением.

– При любом раскладе, – заверили куряне Бояна, – мы Русколань в беде не оставим. Даже если иные земли не дадут своих воев в общую рать, чего и быть не может, о чем даже и думать не хочется, но на вся-кий случай так скажем, то мы на бой с врагом выйдем поголовно! Куря-не – знатные вои, с детства к копью и мечу приучены, вида крови не боятся.

Не успела еще Мерцана врата небесные пред Световидом раство-рить, чтобы он на золотой колеснице выехал на небесный путь, не успе-ла еще она росы-слезы с трав убрать, как из ворот курской крепости выметнулось дюжины две всадников, облаченных в доспехи и при всем вооружении. Каждый из всадников имел при себе по два запасных коня. Это князь Севко вместе со своим воеводой Яруном, русколанскими по-слами и частью дружины поскакал в сторону реки Псёл, чтобы подыс-кать место в районе городка Римова, пригодного для скрытого сбора славянской рати. Облачение в бронь и вооруженность говорили о том, что время тревожное, что отряд спешит не ради прогулки, а по воинской необходимости, а, значит, встреча с недругом не исключена.

– Поторопимся, други, пока прохлада и гнуса степного нет, – пото-рапливал Севко спутников, заставляя уздой и плеткой ходко рысить своего вороного жеребца.

И други торопились.

К полудню отряд вынесся на крутой берег Псла, поросший степной травой и густым кустарником. Слева от всадников за небольшим ручьем угадывался лес и девственные болота. Справа, в поприще от них, а то и более, также темнели заросли то ли дубовой дубравы, то ли березовой рощи, возможно, и соснового бора. Спереди была речная гладь самой реки и пойменный луг, переходящий далее, ближе к окоему, в беско-нечную степь. Псел, плавно огибая мысок, был тих, тихоструен, неши-рок и, по всему видать, неглубок. Его легко можно было преодолеть вброд, особенно конникам, однако, несмотря на это, он был вполне при-годен для плавания по нему на ладьях и стругах, что, в конце концов, удовлетворяло и устраивало не только местных жителей, но и послан-цев русколанского князя.

– Ну, что? Ближе к Римову двинемся или тут пристальней при-смотримся? – Поинтересовался князь Севко, обращаясь к Бояну.

– А до Римова еще далеко? – спросил Боян, прежде чем ответить на вопрос князя, во все глаза рассматривая окрестность. Местность ему нравилась.

– Ну, не так, чтобы далеко, однако прилично… – неопределенно ответил Севко. – Поболе поприща еще будет.

– А по мне, княжич, – вмешался Сколот, – место отличное. Батюш-ка твой подобные выбирал, когда наши дружины по пути следования сарматской орды выставлял. И сухое, и травное, и высокое – далеко ви-дать… до самого окоема. И с водой – самим попить, коней попоить – хлопот нет.

– Так, что, княжич? – напомнил Севко.

– Что иное искать – коней только морить, – молвил Боян. – И это, как нельзя лучше, сгодится.

– Тогда вопрос решен, – подхватил Ярун. – Небольшое городище заложим тут, чтобы прибывающим ратникам было где некоторое время коротать – и вся недолга.

А князь Севко, поразмыслив, добавил веско:

– В честь княжича Бояна Бояновым его наречем. Не быть же ему безымянным… Каждое место должно свое имя иметь… Так уж исстари заведено!

– Не стоит сие, – смутился Боян и вновь, как девица, покраснел. – Кто я такой, чтобы в мою честь городище называть?..

– Княжич и друг, – тут же нашелся курский князь Севко. – К тому же городище, как я уже говорил ранее и как опять повторю, должно свое название иметь. Не может оно быть безымянным. Не должно. Так чем имя Бояна хуже иных?!! Ничем! Вот и назовем…

– И чтобы воям, сюда направляющимся для сбора, проще было ориентироваться, – добавил практичный Ярун. – Будем всех извещать, что сбор у Боянова городища. О Бояновом городище люди скорее за-помнят, чем о чем-то безымянном, не имеющем определения.

– Верно, – охотно подтвердил слова своего воеводы князь Севко. Впрочем, не только подтвердил, но и самого воеводу похвалил. – Моло-дец, воевода, разумно глаголешь… Саму суть чувствуешь!

– Пожалуй, верно, – согласился с курским князем и воеводой рус-коланский сотник Сколот при молчании княжича Бояна, впрочем, глу-боко внутри радующегося выпавшей на его долю чести. Не каждому князю, даже знаменитому, удается вот так дать свое имя граду или се-лению. Такого только избранные богами удостаиваются.

«Но ведь я же обыкновенный смертный, – вновь и вновь удивлялся и радовался Боян. – И вот тебе на… городище моим именем названо»!

Утром следующего дня Боян и его спутники торопились уже в Ярильск, а курский воевода Ярун уже оповещал курян и прибывающих в Курск ратников о новом месте сбора – Бояновом городище вблизи реки Псёл.

– Туда идите, – напутствовал он ратников, – туда идите. Да всех встречных о Бояновом городище предупреждайте. Я и сам вскорости туда прибуду…

Много ли надо русичам, особенно воям? Вот была голая степь, но прибыли туда люди, наполнили ее голосами, ржанием коней, стуком топоров. Шалаши соорудили, землянки выкопали, где-то частокол сра-ботали – и уже городище стоит. И уже жизнь в нем кипит. Кашевары кашу варят, конюхи коней пасут, ратники тренируются, мечами тяже-лыми без устали машут, копья в цель мечут. Ибо лучше при тренировке бадью пота пролить, чем чару малую крови во время боя. Волхвы-кудесники, а то и ведуньи-травницы, знающие травы и заговоры от раз-личных хворей, умеющие людей лечить, по стану ходят, интересуются, нет ли среди ратников немощных, болезнями страдающих. Конские ве-дуны за конями присматривают, чтобы, не приведи Сварог, лошадиным сапом не заболели – тогда прощай конница, все лошади падут.

Ставили временно, на первую пору, лишь бы людям было где ук-рыться в непогоду. О далеком будущем не загадывали. А что из того получится – только Сварогу да иным светлым славянским богам знать…

… Откуда было ведать им, простым славянским ратникам, что на том месте или рядом с ним, много веков спустя, будет расти вширь и ввысь город Обоянь, как память предков о граде Бояна и о самом Бояне, прозванном Вещим, патриоте Руси, воине, певце, сказителе, тмя которо-го станет сакральным и будет передаваться из рода в род, из колена в колено вплоть до образования на просторах Руси Черниговского княже-ства, в котором также будет свой Боян-сказитель. Они так далеко вперед не заглядывали. Им бы врага лютого в свой урок разбить, да беду из-жить… А с остальным потомки, как-нибудь, сами разберутся…